Станюкович Константин Михайлович
Господин с "Настроением"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Константин Михайлович Станюкович

Господин с "настроением"

  
  
   -----------------------------------------------------------------------------------------
   Станюкович К.М. Собр.соч. в 10 томах. Том 10. -- М.: Правда, 1977.
   OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 7 апреля 2003 года
   -----------------------------------------------------------------------------------------
  
  

I

  
   Пожилая эстонка Христина, перевирающая фамилии с таким же апломбом "горничной за лакея", с каким истинно бесшабашный журналист наших дней перевирает географию, историю и даже арифметику, однажды утром вошла в мою комнату, сделала книксен и торжественно доложила:
   -- Господин Шивости! -- и подала карточку, на которой значилось: "Иван Иванович Шилохвостов".
   Фамилия ничего не говорила ни уму ни сердцу.
   -- Очень желает видеть вас...
   -- Ведь я просил не принимать по утрам. Меня нет дома!
   -- О, извините! Я сказала, что вы дома. Он такой хороший господин и так благородно одеты!..
   И, вероятно, от удовольствия принять такого хорошего господина и получить двугривенный лицо Христины вспыхнуло, и она не без таинственности прибавила:
   -- Он сказал: "Одна минута по важному делу!"
   -- Ну, просите!
   Через минуту я увидал безбородое красивое лицо плотного брюнета лет за тридцать в безукоризненном рединготе.
   Слегка выкаченные темные глаза не лишены были кокетливой наглости татарина-проводника в Ялте. Пушистая щетка усов, поднятых кверху, придавала физиономии решительный вид. Из-под толстых сочных губ сверкали ослепительно-белые зубы.
   -- Великодушно простите, что отнимаю драгоценное время у писателя, который творит... Я прошу пять минут... Только пять... Надеюсь, позволите?
   Я знал эти "пять минут" незнакомых посетителей и особенно посетительниц, когда они, при малейшей оплошности, начинают знакомить с избранными местами своих рукописей.
   Но, по-видимому, гость не походил на начинающего писателя, -- карман сюртука не оттопыривался от рукописи. И был загадочен. Сразу отгадать его профессию было трудно.
   Он мог быть и железнодорожным деятелем, и благотворителем, и профессиональным шулером, и директором увеселительного заведения.
   И я хотел было "позволить" и просить садиться, как господин Шилохвостов уже протянул большую руку с крупным брильянтом на мизинце, крепко пожал мою, плотно уселся в кресле около стола, поставил на него новый цилиндр, и мягкий баритон гостя звучал еще нежнее, когда он, слегка наклоняя коротко остриженную черноволосую голову, проговорил:
   -- Приехал бить челом, глубокочтимый... С большою просьбой.
   Признаюсь, я недоумевал. С какою просьбой мог обратиться к старому писателю загадочный господин?
   А он после паузы, во время которой бросил мечтательный взгляд на скромную обстановку кабинета, не без убедительности в тоне прибавил:
   -- Ведь вы, господа писатели, сила и большая сила. Вы только не понимаете своей силы...
   Я пристально взглянул в глаза гостя, и в голове моей мелькнула мысль: "Не сбежал ли он из больницы для сумасшедших?"
   Но, казалось, он был в здравом уме и в твердой памяти.
   В его глазах стояла снисходительно-любезная улыбка умного человека, встретившего не совсем понятливого слушателя.
   И Шилохвостов сказал:
   -- Во всяком случае, и у нас пресса может быть значительным коэффициентом благожелательного влияния... Несомненно... Разумеется, если уметь пользоваться им умно, в известных пределах и... Позволите курить?
   -- Пожалуйста!
   Шилохвостов пыхнул дымком и продолжал:
   -- И, конечно, имея в виду le gros public*, а не ограниченный круг читателей, которые по старой привычке еще слушают тихие вздохи о шестидесятых годах и робкие надежды на жареных рябчиков, которые вдруг упадут в каком-то неизвестном государстве. Эти немногие либеральные старые дятлы выдохлись... Их "тук-тук" стары, бесцельны и глупы... Не те времена, чтобы большая публика слушала монотонную сказку о белом бычке. Старые песни и старые боги основательно забыты. Теперь новые настроения... Надо воспользоваться ими, и тогда, поверьте, господам литераторам будет и почетно и спокойно. Они станут получать такие гонорары, о коих и не снилось.
   ______________
   * Широкую публику (франц.).
  
   Я, разумеется, не прерывал господина, обещающего литераторам и почет и Голконду, и не без любопытства ждал, что будет дальше.
   -- И теперь есть газеты с настроением. Есть! И какие доходы! -- восклицал Шилохвостов, и в его голосе звучала нотка завистливого восторга. -- Но можно создать газету вчетверо доходнее... Подписчиков будет сто тысяч... Не угодно ли помножить на семь рублей?.. За пересылку я исключаю... Прибавьте доход с объявлений... скажем -- двести тысяч... И мы получим девятьсот тысяч. Какова цифра! Цифра-то какова!?? -- захлебываясь от восторга, спрашивал Шилохвостов.
   И, не дожидаясь ответа, возбужденно говорил:
   -- Есть и теперь умные журналисты, получающие министерские оклады... Но могут загребать деньжищи... Настроят виллы... Будут ездить на своих рысаках... Авансы a discretion*... Пожалуйста... Могут надеяться при честолюбии, как в Англии и во Франции, попасть в государственные люди... И можно интервьюировать кого угодно. Двери для журналистов будут открыты. Сделайте одолжение... "Пожалуйста, господин писатель. Садитесь... Спрашивайте, о чем хотите... Не угодно ли сигару, господин представитель печати?.." Вы понимаете, как будет хорошо?
   ______________
   * Сколько угодно (франц.).
  
   -- Как не понять! -- подал я реплику.
   -- Это новые настроения... Не то что прежние, когда даже председатель какого-нибудь железнодорожного правления вместо сигары вдруг предложит журналисту даровой билет до Архангельска...
   Шилохвостов весело рассмеялся и прибавил:
   -- А ведь были такие любители отдаленных экскурсий... Вот подите... Вместо того, чтобы жить порядочно, они изучают в какой-нибудь трущобе ягоду морошку... А между тем теперь только не зарывайте таланта. Не погашайте духа. Пишите и пишите...
   -- Как же следует, по вашему мнению, писать?
   -- Очень просто. С настроением.
   -- Именно?
   -- Старые образцы по боку.
   -- Неужели?
   -- Обязательно. Ну, кто поинтересуется Шекспиром и прочтет его? Устарел. Скука... И ни одного забытого слова... Неинтересно и старо.
   -- Какие же слова интересны? -- осведомился я.
   -- Красота... мировая гармония... индивидуальная мечта о душе. Главное -- душа и, разумеется, русская. В отвлечении от пошлости в область мечты, а главное -- счастье, и только тогда наша самобытность становится ясной, понятной и закономерной. Все несовершенства общежития -- войны, недороды, бедность, классовая рознь, все эти подчас не вполне самоотверженные банкиры, чиновники, урядники и городовые, -- собственно говоря, тлен перед душой... Не правда ли, оригинальная точка зрения?
   -- Вполне.
   -- И, главное, отвечает нашему национальному характеру. Ведь мы, русские, по преимуществу -- мечтатели, особенно наш народ! -- решительно воскликнул господин Шилохвостов.
   -- Откуда такое заключение?
   -- Плод моих дум еще с университета... и затем наблюдений бывшего земского начальника. Нельзя утверждать, что все пользуются у нас полным благосостоянием. Но тем не менее нельзя не сказать, что мы идем гигантскими шагами к нему, именно в виду нашей выносливости и воистину мудрой умеренности в пище и тогда, когда урожай хорош и недоимки взысканы. А отчего эта умеренность? Оттого, что наш народ более заботится о душе, чем о теле. Была бы душа, а остальное приложится.
   -- А интеллигенция?
   -- И она начинает входить во вкус нового настроения и понимать возвышенность мечты... Она уже пропагандируется и в некоторых газетах, и в литературе, и в искусстве, но еще недостаточно проникновенно и убедительно. А между тем, как просто объяснять читателям прелесть такого настроения в передовых грациозных статьях и в фельетонах!..
   -- Например!?
   -- Предположим, что я не обедал... Стоит только заморить червячка, призвать мечту, и я в мечтах съел превосходный обед у Донона и вполне сыт... Предположим, что по недоразумению за макао мне переломали ребра, так при новейшем настроении это, собственно говоря, пустяки... В мечтах я могу быть с целыми ребрами и, следовательно, счастлив... Я нарочно привел исключительно редкие примеры. Продолжить более обычные факты жизни до бесконечности, -- и какое возвышенное и в то же время умиряющее настроение!
   Господин Шилохвостов примолк и смотрел на меня с торжествующим видом продувной шельмы, внезапно открывшей Америку.
   Прошла минута.
  
  

II

  
   -- Вы, конечно, догадались, что я буду издавать газету с настроением. Еще минута-другая, и я разовью перед вами мой план... Это будет нечто грандиозное... Надеюсь, вы заинтересовались им.
   -- Очень...
   -- Ну, еще бы... Вы меня понимаете? От моей газеты публика придет в такое же восторженное ошаление, в какое она приходит нынче от новых идолов -- от певцов и певичек... Подписчик повалит как в театр Станиславского или на Вяльцеву... Придется к конторе газеты командировать целый отряд городовых, чтобы сдерживать толпу, как только появится объявление... Понимаете? Помятые... истерики... Так уж на другой день подписчик окончательно сойдет с ума и с ночи займет улицу, чтобы поскорее достать билет на получение газеты с настроением... Ведь одно название чего стоит... Думал, думал... И меня словно бы осенило... Русская Душа... Не правда ли, прекрасное название?..
   -- Чего же лучше!
   -- Газета с новейшими настроениями... Коротко и заманчиво... С небывалыми бесплатными прибавлениями для годовых подписчиков...
   -- С повестями и романами с настроением?
   -- Это в газете... Да и что тут небывалого? А я дам небывалое прибавление. Я знаю, чем в настоящий момент ошарашить публику...
   И, после паузы для вящего эффекта, победоносно прибавил:
   -- Я объявлю, что исключительно для годовых подписчиков во всех городах России, где не менее ста абонентов Русской Души, будут петь божественная Вяльцева и божественные Шаляпин и Собинов. А знаменитый писатель Мережковский будет читать конференции об антихристе, знакомстве с ним, его похождениях и намерениях. Таким образом каждый годовой подписчик получит триста шестьдесят пять нумеров газеты с настроением и будет видеть и слушать по разу четырех знаменитостей... Сколько экономии! Не надо ехать в Петербург и Москву, чтобы послушать их. Да и то еще заплати барышникам сто рублей за билет или продежурь ночь и рискуй боками в давке. А подпишись -- и даровой билет без хлопот... Ведь ловко придумано? Какова идея? Разве не гениальная?
   Я должен был признаться, что по нынешним временам идея гениальная, но заикнулся о расходах... Певцы в большой цене.
   -- Расходы, хоть десять тысяч каждому "прибавлению", с лихвой покроются лишней сотней тысяч подписчиков единственно из-за прибавлений. Ведь за восемь рублей кого я даю!? Публика мне сделает овацию и даст круглый доход... Только надо ковать железо, пока горячо...
   -- Уж вы получили разрешение?
   -- Нет еще... Но не сомневаюсь.
   -- А если главное управление сошлется на вашу же программу...
   -- То есть как же?
   -- Предложить вам издавать газету и собирать доходы в мечтах.
   -- Зачем такой пессимизм... Такая газета вызывается потребностями... Моя Русская Душа одних утешит, других обрадует и всех поразит оригинальностью... И, благожелательная, моя газета нисколько не противоречит устоям... Напротив... Она только будет объединять... настроения... И кроме того Русская Душа возьмет на себя небывалую задачу, имеющую весьма серьезное значение.
   -- Какую?
   -- С циническою откровенностью знакомить публику с нашими общественными людьми... Какие таланты и добродетели до сих пор неизвестны читателям!.. В самом деле, разве мы много знаем правды о своих хороших людях?.. Скажите по совести...
   Я согласился, что мало.
   -- Необходимо знать. А то что происходит? Мы судим о многих достойных только по слухам и, конечно, часто недостоверным. Считаем, положим, какого-нибудь статского советника самым обыкновенным начальником отделения, даже повторяем про него ходячие сплетни, будто он, извините за выражение, врет как сивый мерин директору департамента... Газета командирует достойного корреспондента для интервьюирования... И вдруг оказывается, что статский советник именно необыкновенный. Ради блага отечества почти не ест, не пьет и не спит, а скрепляет бумаги. Сам кроме правды не говорит и требует от столоначальников только правды, одной правды. По совести говоря, на таких людей необходимо указывать... Это имеет громадное воспитательное значение для публики и для тех, по счастью, редких чиновников, которые действительно на службе только спят и даже во сне бредят как сивые мерины... Кроме того и лестно для человека, хоть будь он скромен, как полевая гвоздика... По крайней мере о нем знает публика... Таким образом благодаря моей газете невероятные слухи и злонамеренные сплетни сами собой исчезнут... Как видите, газета будет иметь громадный успех... Для начала сто тысяч рублей дает одна умная старушка... Кажется, я все изложил?..
   -- Кажется, все...
   -- И следовательно, вы не откажете в позволении считать вас своим сотрудником... Знакомить публику с выдающимися людьми... пятьсот рублей в месяц, триста на представительство и по сорока копеек за строчку... Сколько угодно аванса?
   Когда я отказался от этой чести, Шилохвостов вытаращил на меня глаза.
   И наконец проговорил:
   -- Но ведь вы, сколько знаю, пишете с настроением.
   -- Вы, верно, ошиблись...
   -- Да вы, глубокоуважаемый...
   Шилохвостов назвал фамилию.
   -- У меня другая! -- отвечал я и назвал свою. -- А тот господин этажом выше...
   -- Извините... Горничная переврала! -- сердито проговорил издатель с настроением и, кивнув головой, торопливо вышел.
  
  

ПРИМЕЧАНИЯ

ГОСПОДИН С "НАСТРОЕНИЕМ"

  
   Впервые -- в газете "Русские ведомости". 1902, N 112.
  

П.Еремин

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru