Столяров Михаил Николаевич
Dr. А. Brückner. Geschichte der rassischen Litteratur. Liepzig. 1905

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал Современный Міръ", No 4, 1908.

   Dr. А. Brückner. Geschichte der rassischen Litteratur. Liepzig. 1905. Стр 505. Проф. Брюкнеръ. Исторія русской литературы. Переводъ съ нѣмецкаго А. Г. Саввинскаго, подъ ред. В. В. Битнера. 2 части. Спб. 1906. 141 + 180. Изд. "Вѣстника Знанія". Берлинскій профессоръ Брюкнеръ, полякъ по національности, славистъ по спеціальности, въ своей книгѣ далъ, безспорно, наиболѣе цѣнную изъ всѣхъ до нынѣ написанныхъ исторій русской литературы на иностранныхъ языкахъ. Да и на русскомъ языкѣ мы не имѣемъ сочиненія, соотвѣтствующаго книгѣ проф. Брюкнера по объему, плану и изложенію. Конечно, на 500 страницахъ невозможно было дать не только подробное, но даже полное изложеніе всего фактическаго содержанія русской литературы отъ принятія христіанства до нашихъ дней. И авторъ сознательно уклонился отъ этой задачи, давши въ первыхъ двухъ главахъ своей книги на полсотнѣ страницъ самый бѣглый и далеко неполный обзоръ исторіи русской литературы до Петра Великаго. Немного подробнѣе, но же же очень кратко, въ двухъ слѣдующихъ главахъ говорится о русской литературѣ XVIII в. Дальнѣйшія главы посвящены эпохѣ Александра I, Пушкину, "романтическимъ поэтамъ" съ Лермонтовымъ во главѣ, Гоголю, Бѣлинскому, Герцену. Съ XI главы излагается исторія новѣйшей русской литературы, причемъ дается краткій обзоръ русской политической жизни за послѣднее полстолѣтіе. Сдѣлавши затѣмъ крайне бѣглый обзоръ русской критики послѣ Бѣлинскаго, проф. Брюкнеръ, въ отдѣльныхъ главахъ разсматриваетъ литературную дѣятельность Тургенева и Гончарова, Достоевскаго, Льва Толстого, Салтыкова, наконець, всѣхъ "беллетристовъ второго ранга", изъ которыхъ не всѣ даже упомянуты. Три послѣднія главы посвящены драмѣ, лирикѣ и "новеллистамъ" послѣдняго времени, начиная съ Гаршина и кончая г. Леонидомъ Андреевымъ.
   Таковъ планъ книги, отличающейся при небольшомъ объемѣ очень богатымъ содержаніемъ. Передъ нами проходить политическая и культурная исторія Россіи, характеристика отдѣльныхъ представителей власти, біографическія свѣдѣнія о писателяхъ, обзоры ихъ литературной дѣятельности, пересказы отдѣльныхъ произведеній русской литературы, характерныя цитаты изъ русскихъ прозаиковъ и постовъ, наконецъ, общіе отзывы о русскомъ народѣ, русской исторіи, русской литературѣ, русскихъ писателяхъ, отдѣльныхъ романахъ и повѣстяхъ. Обо всемъ говорится кратко, но содержательно и въ большинствѣ случаевъ вѣрно, а главное вполнѣ откровенно. Авторъ книги нисколько не стѣсняется въ своихъ отзывахъ о русской исторіи, о русскихъ правителяхъ, о русскомъ режимѣ; зато тѣмъ выше цѣнитъ онъ развившуюся при самыхъ неблагопріятныхъ условіяхъ русскую литературу, безъ которой міръ уже "не можетъ обойтись".
   Встрѣчается въ книгѣ проф. Брюкнера не мало мелкихъ ошибокъ, которые можетъ замѣтить даже гимназистъ. Напримѣръ, составленіе Домостроя связано съ именемъ Адашева, содержаніе мистеріи о Юдиѳи и Олофернѣ передано такъ: "царица Алаферра отрубила царю голову", Пушкинъ ссылается подъ начальство Индова въ Одессу и т. п. Можно отмѣтить также длинный рядъ мнѣній и взглядовъ, съ которыми нельзя согласиться или можно спорить. Напримѣръ, по мнѣнію автора книги, въ русской литературѣ XV*III вѣка "не было ничего національнаго кромѣ языка и имени"; Пушкинъ могъ мѣнять убѣжденія, какъ перчатки, и послѣ 1825 года сдѣлался "почти прославителемъ жандармовъ"; трагическая личность" Гоголя "почти интереснѣе, чѣмъ его собственныя произведенія"; Чернышевскій, Добролюбовъ и Писаревъ "не дали ни одного вѣрнаго анализа" въ области критики; Достоевскій и Левъ Толстой не могутъ желать "лучшаго истолкователя", чѣмъ г. Мережковскій; "Взбаламученное море" -- лучшій романъ Писемскаго и т. д. и т. д. Но, въ общемъ, книга проф. Брюкнера поражаетъ здравыми и справедливыми мнѣніями и оцѣнками, обнаруживающими основательное знакомство автора съ русской литературой.
   Нѣкоторые отзывы берлинскаго профессора до того лестны для русской литературы, что автора можно было бы заподозрить въ національномъ пристрастіи, если бы онъ не былъ иностранецъ. Напримѣръ, онъ заявляетъ, что каждый народъ можетъ позавидовать русскимъ лѣтописямъ. По поводу пушкинской Татьяны говорится, что этотъ женскій образъ "долженъ возбуждать зависть" всѣхъ литературъ, что одного этого образа достаточно, чтобы поставить Пушкина выше всѣхъ его предшественниковъ и большей части преемниковъ. "Записки изъ мертваго дома" названы грандіознымъ откровеніемъ, котораго не имѣла ни одна литература". О самомъ Достоевскомъ говорится, что "болѣе теплаго, чувствительнаго сердца" не знаетъ исторія всемірной литературы. "Назовите,-- говоритъ проф. Брюкнеръ въ одномъ мѣстѣ своей книги,-- произведеніе, которое можно было бы сравнить съ "Войной и Миромъ", съ "Преступленіемъ и Наказаніемъ". Русская литература XIX вѣка, не смотря на "безпримѣрный успѣхъ" въ Западной Европѣ, по мнѣнію автора, "еще не вполнѣ оцѣнена", такъ какъ извѣстна только по плохимъ переводамъ, въ которыхъ теряются всѣ тонкости необыкновенно конкретнаго и нагляднаго русскаго слога.
   Прекрасная книга проф. Брюкнера вполнѣ заслуживаетъ хорошаго перевода на русскій языкъ; къ сожалѣнію, переводъ г. Саввинскаго слѣдуетъ признать болѣе, чѣмъ неудовлетворительнымъ. Переводчикъ недостаточно владѣетъ нѣмецкимъ языкомъ и на каждой почти страницѣ допускаетъ неточности, пропуски трудныхъ для перевода словъ и предложеній, наконецъ, грубыя ошибки. Когда переводчикъ старается держаться, какъ можно ближе, подлинника и беретъ изъ словаря ближайшее значеніе незнакомаго слова, получаются такія выраженія: "высоколетающіе планы", "скомканная образованность", "знатный умъ", "скудный писатель", "бравый" Раскольниковъ, "блаженный" Кукольникъ. Когда встрѣчается трудное для перевода мѣсто, оно подвергается вольной передачѣ, сокращенію, искаженію. Отсюда многочисленныя ошибки и извращенія текста, иногда крайне курьезныя. Такъ, напримѣръ, у автора книги первая четверть XVIII вѣка названа "переходной эпохой", у переводчика она превратилась въ "періодъ переводовъ". У автора Третьяковскій и Сумароковъ названы "придворными поэтами", переводчикъ превратилъ ихъ въ "сверхъпоэтовъ" своего времени. Проф. Брюкнеръ приводитъ извѣстныя слова Карамзина: "главное дѣло быть людьми, а не славянами", у переводчика вмѣсто славянъ поставлены "рабы". Полученная Державинымъ за "Фелицу" табакерка съ червонцами въ переводѣ превратилась въ "дозу табака съ дукатами". Авторъ говоритъ о русскихъ масонахъ, что изъ раціоналистовъ и деистовъ они превратились въ лицемѣровъ. Переводчикъ смѣшалъ слова Mücke и Mucker и превратилъ русскихъ масоновъ въ "комаровъ"! (I, 95). Пушкинъ во время перваго свиданія съ ими. Николаемъ I объяснялся съ нимъ "откровенно" (offen), у переводчика "публично". У проф. Брюкнера объ извѣстномъ обскурантѣ Бутурлинѣ сказано: "только холера могла освободить Россію въ 1849 г. отъ этого террориста обскурантизма". Переводчикъ передаетъ эту фразу такъ: "только холера могла бы освободить Россію 1849 года отъ этихъ террористовъ обскурантизма". У проф. Брюкнера сказано, что Герценъ былъ перемѣщенъ на гражданскую службу въ отдаленный губернскій городъ Пермь, потомъ въ Вятку. У переводчика какимъ-то чудомъ вмѣсто отдаленнаго города явился Архангельскъ (II, 42). Проф. Брюкнеръ невѣрно сообщаетъ про г. Амфитеатрова, что "въ одно прекрасное утро онъ былъ арестованъ и съ тѣхъ поръ пропалъ безъ вѣсти". Переводчикъ вмѣсто подчеркнутыхъ словъ поставилъ: "пошелъ въ гору". Имѣя въ виду извѣстный отзывъ Добролюбова о диссертаціи Ор. Миллера, проф. Брюкнеръ говоритъ, что тенденціозная либеральная критика осудила того, кто самъ впослѣдствіи долженъ былъ сдѣлаться жертвой жандармовъ. У переводчика получилось что-то непонятное, но по общему смыслу совершенно иное: ..."Орестъ Миллеръ, тенденціозная, либеральная критика котораго имѣетъ, на своей совѣсти того, кто самъ долженъ былъ сдѣлаться жертвой жандармеріи (II, 60). "Таинственный незнакомець изъ романа Радклифъ" у переводчика превратился въ "неизвѣстнаго странника изъ радищевскаго (!) романа" (II, 71). Проф. Брюкнеръ называетъ Тушина ("Обрывъ" Гончарова) "русской разновидностью Штольца" ("eine russische Abart des Stolz"), у переводчика получился "русскій выродокъ гордости" (II, 79). Бракъ Писемскаго у проф. Брюкнера названъ "счастливѣйшимъ", а у переводчика "весьма песчатнымъ". "Тузы (Tusy) Александра I" у переводчика превратились въ какихъ-то загадочныхъ "Туси" (II, 116). Подобными ошибками и курьезами можно было бы заполнить цѣлыя страницы.
   Кромѣ плохого знанія нѣмецкаго языка много повредило переводу и поразительное невѣжество переводчика въ области русской литературы. Городничій Гоголя превращенъ въ полицейместера, Угрюмъ-Бурчеевъ Салтыкова названъ "городскимъ головой", ревизскія сказки превратились въ "ревизіонные листы", "хищные" типы Ап. Григорьева -- въ "разбойничьи", "дворянскія гнѣзда" -- въ "дворянскіе дворы", "куроцапы" въ "куриныхъ воровъ", Салтыковскій "мальчикъ безъ штановъ" -- въ "юношу безъ брюкъ" (II, 141). Приводимыя въ книгъ цитаты очень часто даются не въ русскомъ подлинникѣ, а въ обратномъ переводѣ съ нѣмецкаго. Легко представить, что произошло при такомъ двойномъ переводѣ, особенно у такого переводчика, какъ г. Саввинскій. Онъ ухитрился исковеркать даже самыя общеизвѣстныя выраженія. У Грибоѣдова Репетиловъ говоритъ: "да, водевиль есть вещь, а прочее все -- голь!" Въ переводѣ: "да, водевиль это дѣло, все другое -- пустяки! (II, 7). Вызвавшій недовольство московскаго митрополита пушкинскій стихъ "и стая галокъ на крестахъ" у переводчика переданъ такъ: "вороны опустились на церковный крестъ" (II, 10). У Островскаго купчиха говоритъ мужу: "Никто, батюшка Китъ Китычъ, не смѣетъ васъ обидѣть. Вы сами всякаго обидите". У переводчика "самодуръ успокаиваетъ свою дрожащую жену: матушка, тебя, милая, никто не осмѣлится обидѣть, ты обидишь всякаго" (II, 118).
   Еще поразительнѣе и характернѣе для разсматриваемаго перевода искаженіе именъ, лицъ и заглавій отдѣльныхъ литературныхъ произведеній. Слово Chrysostomus вездѣ передается русскими буквами, въ одномъ мѣстѣ оно напечатано даже съ маленькой буквы. Очевидно, переводчикъ даже не подозрѣваетъ, что рѣчь идетъ объ Іоаннѣ Златоустѣ. Купецъ Басарга -- въ переводѣ Бассара, греки Лихуды -- грекъ Лихуда, Савва Грудцынъ -- Савва Грузинъ, Липсіусъ -- Липскій, Фирсовъ -- Фурзовъ, Манкіевъ -- Маннѣевъ, Сентъ-Мартенъ -- св. Мартинъ, Кольцовъ названъ "русскимъ Берне" вмѣсто Бернса. А вотъ извращеніе заглавій: "Ядро" Манкіева превращено въ "Зерно", древне-русскій сборникъ "Златоструй" -- въ "Золотой источникъ", журналъ Новикова "Утренній Свѣтъ" -- въ "Разсвѣтъ". Романъ Хераскова "Нума или процвѣтающій Римъ" получилъ заглавіе: "Нума или пылающій Римъ". "Громвалъ" Каменева -- въ переводѣ "Кромвель", "Апологія сумасшедшаго" Чаадаева -- "Защита дурака" (II, 36), "Некуда" Лѣскова -- "Нѣтъ выхода", "За рубежомъ" Салтыкова -- "По ту сторону границы", "Сквозь строй" г. Скитальца -- "Шпицрутены". А сколько въ переводѣ такихъ опечатокъ, какъ "политика" вмѣсто "полемика", "фраза" вмѣсто "проза", "писатель для дома" вмѣсто "для дамъ" (кн. Шаликовъ), "рамы" вмѣсто "романы", "Желюзина" вмѣсто "Мелюзина", "Шиссо" вмѣсто "Тассо" и мн. др. Даже знаки препинанія въ нѣкоторыхъ мѣстахъ разставлены такъ неудачно, что трудно добраться до смысла. Вотъ одинъ изъ многихъ примѣровъ: "Воскресныя школы, читальни и шахматные клубы были закрыты, "Современникъ" прекращенъ, выдающіяся радикалы посажены въ тюрьму. Михайловъ, за котораго еще осмѣлились ходатайствовать Чернышевскій, Писаревъ, Добролюбовъ, уже умеръ" (II, 53). Къ переводу приложены портреты и снимки съ картинъ, но иллюстраціи исполнены довольно неважно. Безъ курьеза не обошлось и здѣсь: портреть Лермонтова выданъ за изображеніе императора Александра I. Вообще, трудно указать болѣе неудовлетворительный и болѣе небрежно изданный переводъ иностранной книги. С. Ашевскій.

"Современный Міръ", No 4, 1908

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru