Стриндберг Август
Фрёкен Юлия

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 6.64*25  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Fröken Julie
    Перевод М. С-вой (1908).

Август Стриндберг

Полное собрание сочинений
Том I

Фрёкен Юлия

(пер. М. С-вой)

ЛИЦА:

   Фрёкен Юлия, 25 лет.
   Жан, лакей, 30 лет.
   Кристина, кухарка, 35 лет.
  

Действие происходит в графской кухне, в Иванову ночь.

   Большая кухня, боковые стены и потолок которой закрыты занавесками и кулисами. Задняя стена тянется наискось по сцене слева; на левой же стороне две полки, уставленные медной, железной и цинковой посудой; полки обклеены по краям узорами из бумаги; несколько дальше, направо, часть большого сводчатого выхода с двумя стеклянными дверями, через которые виден фонтан с амуром, цветущие кусты сирени и молодые пирамидальные тополя.
   Налево, на сцене, угол большой кафельной плиты и часть навеса.
   Направо -- виден конец кухонного стола из белого соснового дерева с несколькими стульями.
   Плита убрана березовыми ветвями; пол -- ветками можжевельника.
   На конце стола большой японский горшок с цветущей сиренью.
   Комнатный ледник, стол для мытья посуды, умывальник.
   Большие старомодные часы с боем над дверью и комнатный телефон с левой стороны двери.
   Кристина стоит налево у плиты и что-то жарит на сковороде; на ней светлое ситцевое платье и фартук.
   Жан входит через стеклянную дверь; он одет в ливрею, в руках держит пару сапог со шпорами для верховой езды; он ставит их на видном месте, на пол, в задней части сцены.
  
   Жан. Фрёкен Юлия нынче опять с ума сошла; совсем с ума сошла.
   Кристина. А, ты уж вернулся?
   Жан. Я проводил графа на станцию и, возвращаясь назад мимо амбара, заглянул туда и хотел потанцевать. Смотрю, Фрёкен начинает танцевать с лесничим. Но, заметив меня, она сейчас же подбежала ко мне и пригласила меня на вальс. И вот тут-то она плясала так, что я ничего подобного в жизни не видал. Сумасшедшая!
   Кристина. Ведь она всегда была такая, хотя и не в такой степени, как последние две недели, с тех пор, как свадьба расстроилась.
   Жан. Да, что это за история? Он же был славный малый, хотя и не богат. Да что говорить, ведь у них бывают такие странные фантазии! Садится у конца стола. Но согласись, ведь очень странно, что Фрёкен предпочла остаться дома с прислугой, а не поехала с отцом к родным?
   Кристина. Она, вероятно, немножко стесняется после этой истории со своим женихом.
   Жан. Возможно! А все-таки он был отличный парень. Знаешь, Кристина, как это у них вышло? Я всё видел, хотя они меня и не заметили.
   Кристина. Как, ты всё видел?
   Жан. Да. Как-то вечером они были в конюшне, и Фрёкен "тренировала" его, как она выражается, -- знаешь, что она делала? Она заставляла его прыгать через хлыст, как собачонку. Два раза он перескочил и оба раза получил по удару, но в третий раз он уже не захотел прыгать, а вырвал хлыст у неё из рук, разломал его на тысячу кусков и ушел.
   Кристина. Так вот как это было! Скажите, пожалуйста!
   Жан. Да, это было так! -- Но чем же ты угостишь меня, Кристина?
   Кристина снимает жаркое со сковороды и подает Жану. У меня есть только немного почек, которые я вырезала из жареной телятины.
   Жан нюхает еду. Великолепно! Это мое любимое кушанье! Трогает тарелку. Однако не мешало бы погреть тарелку!
   Кристина. Ну, уж ты разборчивее, чем сам граф. Любовно гладит его но волосам.
   Жан сердито. Ай, не тяни меня так за волосы; ты знаешь, как я чувствителен.
   Кристина. Ну, ну, ведь я же любя.
   Жан ест.
   Кристина откупоривает бутылку пива.
   Жан. Пиво, в Иванову-то ночь! Нет, благодарю покорно. У меня есть кое-что получше. Открывает ящик стола и достает бутылку красного вина с желтой головкой. Видишь, желтая головка! Дай-ка мне стакан! На высокой ножке, -- когда пьют настоящее вино.
   Кристина возвращается опять к плите и ставит на нее маленькую кастрюлю.
   Ну, пошли Бог терпения той, кому ты достанешься в мужья! Этакий ворчун!
   Жан. Эх, полно толковать! Ты сама была бы очень рада подцепить такого молодца, как я; и я не думаю, чтобы тебе был большой ущерб оттого, что меня называют твоим женихом! Пробует вино. Великолепное вино, только холодное немножко. Греет стакан в руках. Мы его купили в Дижоне; оно обошлось по четыре франка за литр без посуды; да еще пошлина! Что ты там такое варишь? Адская вонь!
   Кристина. Ах, всякая дрянь, которую Фрёкен Юлия велела приготовить для Дианы.
   Жан. Ты должна выражаться немножко поделикатнее, Кристина. Но почему ты должна в сочельник стоять и готовить для скотины? Больна она, что ли!
   Кристина. Да, больна. Она прокралась к дворовой собаке, -- и там они беспутничали, -- а Фрёкен, видишь ли, ничего и знать не хочет.
   Жан. Да, в ином случае Фрёкен слишком горда, а в другом слишком мало горда, совсем как покойная графиня. Та лучше всего чувствовала себя на кухне и в конюшне, а ездила непременно на паре лошадей, ходила в грязных манжетах, но на запонках были графские короны. А Фрёкен, если уж речь зашла об ней, слишком мало обращает на себя внимания. Я сказал бы, что она недостаточно изящна. Вот сейчас, когда она танцевала в амбаре, она оттащила лесничего от Анны и заставила его танцевать с собою. Наш брат никогда бы так не поступил; но так-то всегда бывает; когда господа захотят быть "простыми", тогда они уж чересчур просты. Но как она стройна! Замечательно! Такие плечи! и -- прочее!
   Кристина. Ну, громко сказано! Я знаю, что рассказывает Клара... она же помогает ей одеваться.
   Жан. Хе, Клара! Вы всегда завидуете друг другу. Я же с нею ездил верхом... А потом, как она танцует!
   Кристина. Послушай, Жан, а со мной ты хочешь потанцевать, когда я буду готова?
   Жан. Конечно, хочу.
   Кристина. Ты мне обещаешь?
   Жан. Обещаю? Если я говорю, что я что-нибудь сделаю, то я и делаю. Ну, а теперь очень тебе благодарен за ужин. Превосходный.
   Затыкает бутылку пробкой.
   Юлия в дверях, говорит, обращаясь наружу. Я сейчас вернусь! Потерпите!

Жан прячет бутылку в ящик стола и почтительно встает.

   Юлия подходит к Кристине, стоящей у плиты. Ну что, готово?

Кристина дает ей понять знаками о присутствии Жана.

   Жан галантно. У дам, вероятно, есть тайны?
   Юлия. Ударяет его платком по лицу. Вы очень любопытны!
   Жан. Ах, как хорошо пахнет фиалками!
   Юлия кокетливо. бессовестный! Он понимает толк в духах! И танцевать умеет. Не сметь смотреть сюда! Проваливайте! Подходит к столу.
   Жан бойко, но вежливо. Уж не волшебный ли напиток варят дамы в Иванову ночь? Может быть, с его помощью можно читать свое будущее по звездам или увидать своего суженого?
   Юлия резко. Да, если вы хотите увидать свою суженую, то вы должны иметь очень хорошие глаза. Кристине. Вылей это в бутылку и хорошенько закупорки. А теперь пожалуйте танцевать со мной экосез, Жан.
   Жан медля. Я не хотел бы быть невежливым, но этот танец я уже обещал Кристине...
   Юлия. Ну, она найдет другого. Или нет, Кристина? Хочешь ты уступить мне Жана?
   Кристина. Это зависит не от меня. Если Фрёкен так снисходительна, то тебе не годится отказывать. Иди уж и благодари за честь.
   Жан. Говоря откровенно и не желая вас оскорбить, Фрёкен, я думаю, что с вашей стороны неосмотрительно танцевать два раза подряд с одним и тем же кавалером, особенно потому, что люди здесь очень склонны делать всякие намеки...
   Юлия вспыльчиво. Что это значит? Какие намеки? Что вы хотите сказать?
   Жан, смягчая тон. Если Фрёкен не хочет меня понять, то я должен говорить яснее. Это производит не совсем хорошее впечатление, если вы отличаете одного из ваших слуг перед другими, которые ожидают такой же честь.
   Юлия. Отличаю! Что вам в голову пришло! Я просто поражена! Если я, хозяйка дома, удостаиваю своим присутствием танцы моей прислуги, когда я сама хочу танцевать, то понятно, что я выбираю того, кто знает это дело и не подвергнет меня опасности быть осмеянной.
   Жан. Как прикажет Фрёкен. Я к вашим услугам.
   Юлия кротко. Не говорите о приказании! Сегодня вечером мы все должны веселиться без чинов, как равные! Дайте мне вашу руку. Будь спокойна, Кристина, я не отниму у тебя жениха!

Жан подает Фрёкен руку и уводит ее.

   Немая сцена должна быть исполнена так, как если бы актриса была действительно одна; в случае надобности она поворачивается к зрителям спиной; отнюдь не смотрит в зрительный зал; она не должна также спешить, из боязни, что публика потеряет терпение.
   В отдалении слабые звуки скрипки, играющей экосез.
   Кристина одна, подпевает музыке, убирает со стола, за которым ел Жан, моет тарелки на столе для мытья посуды, вытирает их и ставит в шкаф. Потом она снимает фартук, вынимает зеркальце из ящика в столе, прислоняет его к кувшину с сиренью, стоящему на столе, зажигает свечу и греет на ней шпильку, которой завивает себе волосы на лбу. Потом подходит к стеклянной двери и прислушивается; затем снова подходит к столу, находит на нём платок, забытый Фрёкен Юлией, берет его и нюхает; потом погружается в свои мысли и рассеянно развертывает его, разглаживает и складывает вчетверо и т. д.
  
   Жан возвращается один. Нет, она -- помешанная. Танцевать таким образом! А люди стоят в дверях и подымают ее на смех! Что ты скажешь на это, Кристина?
   Кристина. Ах, теперь её времянка приспело, да она и всегда была такая же странная. Ну, а теперь хочешь пойти потанцевать со мной?
   Жан. А ты не сердишься, что я тебя покинул?
   Кристина. Нет! Ни капельки, тебе это известно, я ведь знаю свое место.
   Жан обнимает ее за талию. Ты -- толковая девушка, Кристина, и будешь дельной хозяйкой...
  
   Юлия входит через стеклянную дверь; она неприятно поражена, с натянутой веселостью. Вы -- очаровательный кавалер -- который вдруг бросает свою даму.
   Жан. Наоборот, Фрёкен, как видите, я поспешил отыскать покинутую.
   Юлия меняет тон. Знаете ли вы, что вы танцуете, как никто другой. Но зачем вы носите под праздник ливрею? Снимите сейчас же!
   Жан. Тогда я должен попросить Фрёкен на минутку удалиться, потому что мой черный сюртук висит здесь. Он идет направо, делая соответствующие жесты.
   Юлия. Вы стесняетесь при мне переменить сюртук! Ну, так идите в вашу комнату и возвращайтесь назад. Впрочем, вы можете оставаться здесь, я отвернусь!
   Жан. С вашего позволения, Фрёкен. Он идет налево и меняет сюртук.
   Юлия Кристине. Послушай, Кристина, Жан верно -- твой жених, раз он так близок с тобой?
   Кристина. Жених? Пожалуй, если хотите! Мы это так называем.
   Юлия. Называете?
   Кристина. У Фрёкен ведь тоже был жених...
   Юлия. Да, но ведь мы были помолвлены по-настоящему.
   Кристина. И все-таки из этого ничего не вышло...
  
   Жан в черном сюртуке и в черной шляпе.
  
   Юлия. Tris gentil, monsieur Jean! Tris gentil!
   Жан. Vous voulez plaisanter, madame!
   Юлия. Et vous voulez parler franГais! Где вы научились?
   Жан. В Швейцарии, когда я служил кельнером в одном из лучших отелей в Люцерне!
   Юлия. Но в сюртуке вы -- настоящий джентльмен! Прелестно! Садится к столу.
   Жан. Ах, вы льстите мне.
   Юлия, оскорбленная. Я льщу? Вам?
   Жан. Моя прирожденная скромность не дозволяет мне верить, что вы говорите подлинные любезности такому человеку, как я, а потому я и позволил себе предположить, что вы преувеличиваете, или, как принято выражаться, льстите!
   Юлия. Где вы научились так складно говорить? Вы, должно быть, часто посещали театр?
   Жан. Разумеется! Я посещал много разных мест!
   Юлия. Но вы же здесь родились?
   Жан. Мой отец был рассыльным при прокуроре здешнего округа, и я видал Фрёкен еще девочкой, хотя Фрёкен и не обращала на меня внимания.
   Юлия. В самом деле?
   Жан. Да, у меня в памяти остался один случай, но об этом я не могу говорить.
   Юлия. Ах, нет! расскажите, ну! В виде исключения.
   Жан. Нет, теперь я, право, не могу. Как-нибудь в другой раз.
   Юлия. А мне именно хочется теперь. Разве это уж так опасно?
   Жан. Это не опасно, но во всяком случае будет лучше, если мы это оставим. Посмотрите-ка сами вон на нее! Показывает на Кристину, которая дремлет на стуле около плиты.
   Юлия. Вот будет веселая жена! Пожалуй, она еще храпит?
   Жан. Храпеть-то она не храпит, но разговаривает во сне.
   Юлия цинично. А почем вы знаете, что она разговаривает во сне.
   Жан бесстыдно. Слышал. Пауза, во время которой они наблюдают друг друга.
   Юлия. Отчего вы не сядете?
   Жан. Я не могу позволить себе этого в вашем присутствии.
   Юлия. А если я прикажу?
   Жан. Тогда я должен буду повиноваться.
   Юлия. Садитесь! -- Но, впрочем, постойте! Не можете ли вы дать мне чего-нибудь попить?
   Жан. Я не знаю, найдется ли здесь что-нибудь в леднике. Кажется, ничего нет, кроме пива.
   Юлия. Это тоже очень недурно! У меня лично такие простые вкусы, что я пиво предпочитаю вину.
   Жан вынимает из ледника бутылку пива и откупоривает ее; потом достает из шкафа стакан и поднос и подает. Милости просим!
   Юлия. Благодарю. А вы не хотите?
   Жан. Я не большой охотник до пива, но если Фрёкен прикажет...
   Юлия. Прикажет? Мне кажется, что вы должны, как вежливый кавалер, составить компанию вашей даме.
   Жан. Это правильно. Он откупоривает еще бутылку и достает стакан.
   Юлия. Выпейте за мое здоровье!
   Жан медлит.
   Юлия. Что это значит? Мы робеем?
   Жан шутливо опускается на колени и поднимает стакан. За здоровье моей повелительницы!
   Юлия. Браво! Теперь вы должны поцеловать мой башмак, и тогда всё будет в порядке.
   Жан сначала медлит, потом смело схватывает её ногу и поспешно целует.
   Юлия. Великолепно! Вам бы следовало быть актером.
   Жан подымается. Фрёкен, продолжаться так более не может! Кто-нибудь вдруг войдет и увидит нас!
   Юлия. Ну так что же?
   Жан. Пойдут болтать, очень просто! А если бы Фрёкен знала, какие сплетни они уже распускают, то...
   Юлия. Что они говорят? Расскажите мне! Сядьте!
   Жан садится. Я бы не хотел сказать ничего обидного для вас, но они так выражаются и допускают возможность таких предположений, что... ну да вы, вероятно сами понимаете! Вы уж не дитя, -- а когда дама ночью пьет наедине -- с мужчиной -- хотя бы он был только слугой -- то тогда...
   Юлия. Что тогда? А к тому же мы и не одни. Кристина тут.
   Жан. Да, но она спит.
   Юлия. Так я ее разбужу. Встает. Кристина, ты спишь?
   Кристина во сне. Бла-бла-бла-бла!
   Юлия. Кристина! Вот мастерица спать.
   Кристина во сне. Сапоги графа вычищены -- кофе заварен -- сейчас, сейчас. О, о!.. Пх.
   Юлия берет ее за нос. Проснешься ли ты, наконец?..
   Жан строго. Нельзя тревожить спящего!
   Юлия резко. Что?!
   Жан. Тот, кто целый день простоял у плиты, имеет право устать, когда придет ночь. А сон нужно уважать...
   Юлия другим тоном. Это вы хорошо придумали и это делает вам честь -- благодарю! Протягивает Жану руку. Подите в сад и нарвите мне немного сирени!
   Кристина, которая проснулась во время предыдущего разговора, встает и полусонная идет направо, чтобы лечь в постель.
   Жан. Вместе с вами?
   Юлия. Со мной!
   Жан. Это невозможно! Никоим образом!
   Юлия. Я не понимаю, что вам в голову приходит? С какой стати вы что-то воображаете?
   Жан. Я-то нет, -- но люди.
   Юлия. Что? Я, мол, влюблена в лакея?
   Жан. Я не самонадеян, но бывали примеры... и для людей ведь нет ничего святого!
   Юлия. Вы, кажется, считаете себя аристократом!
   Жан. Да, оно так и есть!
   Юлия. Ну, а я предпочитаю спуститься в более низменные сферы.
   Жан. Не спускайтесь, Фрёкен, послушайте моего совета! Никто не подумает, что вы спустились добровольно, а всякий скажет, что вы пали!
   Юлия. Я лучшего мнения о людях, чем вы! Пойдемте и попробуем!.. Ну, пойдемте же! Она зовет его глазами.
   Жан. Знаете ли, что вы удивительно странная!
   Юлия. Может быть! Но и вы тоже! Впрочем, всё на свете странно! Жизнь, люди, всё это -- грязь, которая плавает на воде до тех пор, пока не потонет. Я несколько раз видела один и тот же сон, о котором я теперь часто думаю. Как будто я сижу на высокой колонне и не вижу никакой возможности спуститься; от одного взгляда вниз у меня кружится голова, а между тем я должна сойти, но не имею мужества броситься вниз; я не могу крепко держаться и хочу упасть; но не падаю. И в то же время я чувствую, что не найду себе покоя до тех пор, пока не спущусь на землю! А как только я достигла земли, то мне уже хочется еще дальше -- в землю... Испытали ли вы когда-нибудь что-нибудь подобное?
   Жан. Нет. Мне обыкновенно снится, что я лежу под высоким деревом в темном лесу. Мне хочется подняться вверх, на верхушку и смотреть на освещенные солнцем дали, разорить птичье гнездо, в котором лежат золотые яйца. И вот я карабкаюсь и карабкаюсь, но ствол так толст, так гладок и так высоко до первой ветки! Но я знаю, что стоит мне только достигнуть первой ветки, и я доберусь и до верхушки, как по лестнице. Я еще не добрался до неё, но я доберусь, хотя бы только во сне!
   Юлия. А я-то стою тут с вами и болтаю. Ну, пойдемте же! Пойдемте в парк!

Она берет его под руку. Уходят.

   Жан. Для того чтобы сбылись наши сны, Фрёкен, нужно спать сегодня на девяти травах, собранных в Иванову ночь.

В дверях они оборачивается.

   Жан трет рукой глаз.
   Юлия. Дайте-ка я посмотрю, что вам попало в глаз.
   Жан. Ничего! Просто пыль -- сейчас всё пройдет.
   Юлия. Это верно мой рукав вас задел; сядьте-ка, Я вам помогу. Она берет его за руку и усаживает; берет его за голову и запрокидывает ее назад; потом кончиком платка старается вынуть ему из глаза соринку. Сидите теперь смирно, совсем смирно! Ударяет его по руке. Так! Прошу слушаться! Что это! Мне кажется, что мой большой и сильный человек дрожит! Трогает его за верхнюю часть руки. С такими-то руками!
   Жан предостерегающе. Фрёкен Юлия!
   Юлия. Что скажете, monsieur Jean?
   Жан. Attention, je ne suis qu'un homme!
   Юлия. Сидите смирно!.. Вот так!.. Ну, вот теперь я вынула соринку! Можете поцеловать мою руку и поблагодарить меня.
   Жан встает. Фрёкен! Выслушайте меня! Теперь Кристина уже легла в постель. Хотите выслушать меня?
   Юлия. Прежде поцелуйте у меня руку.
   Жан. Выслушайте меня!
   Юлия. Прежде поцелуйте руку.
   Жан. Хорошо, но вы пеняйте на себя!
   Юлия. За что?
   Жан. За что? Неужели же вы в 25 лет -- такой ребенок? Неужели вы не понимаете, что играть с огнем опасно?
   Юлия. Мне нет; я застрахована!
   Жан дерзко. Нет, вы не застрахованы! А будь даже так, то по соседству есть легко воспламеняемые сооружения!
   Юлия. Уж не вы ли?
   Жан. Да! Не потому, что это -- я, а потому, что я -- молодой человек...
   Юлия. Привлекательной наружности. Какое невероятное тщеславие! Может быть -- Дон-Жуан? Или Иосиф? Клянусь честью, что вы считаете себя Иосифом!
   Жан. Вы думаете?
   Юлия. Боюсь, что так!
   Жан смело идет к ней и хочет ее обнять и поцеловать.
   Юлия дает ему пощечину. Прочь!
   Жан. Что это -- шутка или серьезно?
   Юлия. Совершенно серьезно!
   Жан. Значит то, что было раньше, тоже серьезно! Вы играете чересчур серьезно, и это опасно! Но мне надоела эта игра и прошу извинить, что я возвращусь опять к моей работе. Идет вглубь сцены за сапогами. Сапоги понадобятся графу рано, а полночь уже давно прошла. Берет сапоги.
   Юлия. Поставьте сапоги на место!
   Жан. Нет? Это -- моя служба, которую я обязан исполнить. Да я никогда и не претендовал на роль вашего товарища в играх и никогда им не буду, -- для этого я слишком хорош.
   Юлия. Вы горды!
   Жан. В известных случаях; в других -- нет.
   Юлия. Вы когда-нибудь любили?
   Жан. Мы иначе выражаемся -- но я сближался со многими девушками, один раз я даже заболел от невозможности обладать тою, с которой я хотел... понимаете, заболел, как принцы из "Тысячи и одной ночи", которые от великой любви не могли ни пить ни есть. Ставит сапоги на пол.
   Юлия. Кто была эта девушка?
   Жан молчит.
   Юлия. Кто была она?
   Жан. Вы не можете принудить меня сказать вам это.
   Юлия. Но, если я прошу вас, как равного, как друга? Кто была она?
   Жан. Это были вы!
   Юлия садится. Бесподобно!..
   Жан. Да, если вам угодно! Это было смешно!
   Видите ли, это та самая история, которой я раньше не хотел рассказывать; но теперь я ее расскажу! Знаете ли вы, каким представляется свет, когда смотришь на него снизу -- вы этого не знаете! Он подобен соколам и ястребам, спины которых редко можно рассмотреть, так как они парят слишком высоко над землей! Я жил в писарском доме, вместе с семью сестрами и одною свиньей, среди серых полей, где не росло ни одного деревца! Но из окошка я видел стены графского парка, с растущими за ними яблонями. Это был райский сад; там стояло много злых ангелов с огненными мечами и охраняли его. Но тем не менее я и другие мальчики нашли дорогу к древу жизни -- вы теперь меня презираете?
   Юлия. Ах, воровать яблоки; это делают все мальчишки!
   Жан. Это вы только так говорите теперь, но вы все-таки меня презираете! Ну, всё равно. Однажды я пришел в райский сад вместе со своею матерью полоть гряды лука. Как раз около садовой стены, в тени жасминов, стоял турецкий павильон, окруженный каприфолиями. Я не знал, для какой цели он предназначался, но такого красивого здания я не видал никогда в моей жизни. Люди входили в него и выходили -- и вот, в один прекрасный день дверь его оказалась отворенной. Я прокрался внутрь и увидал стены, увешанные портретами королей и императоров, а на окнах висели красные гардины с бахромой -- ну, вы знаете, о чём я говорю. Я -- он берет ветку сирени и подносит ее к носу Фрёкен Юлии -- я никогда не был в замке, не видал никогда ничего, кроме церкви -- но там было гораздо красивее; и где бы ни витали мои мысли, они постоянно возвращались назад -- туда. И вот мало-помалу охватило меня стремление увидать хоть раз всё это великолепие -- entin -- я прокрался внутрь, смотрел и удивлялся. Вдруг кто-то вошел! Конечно для господ в данном случае был бы только один выход, я же нашел другой, да у меня и не было выбора!
   Юлия, которая в продолжение этого разговора взяла ветку сирени, бросает ее на стол.
   Жан. Я выскочил и бросился через изгородь из малины, перекатился через гряду клубники и очутился на террасе, усаженной розами. Тут я заметил светлое платье и пару белых чулок -- это были вы. Я лег под кучу сорной травы, -- под нее -- можете себе представить, между репейником, который меня колол и сырой землей, которая воняла. Я смотрел на вас, как вы ходили между розами, и думал: если правда, что разбойник может войти в царствие Божие и остаться с ангелами, то почему же мальчишка писаря, здесь на земле, не может войти в графский парк и поиграть с его дочерью?
   Юлия элегично. Полагаете ли вы, что все бедные дети думали бы в данном случае то же самое?
   Жан сначала медленным, потом убежденным тоном. Все ли бедные -- ну, да -- разумеется! Разумеется!
   Юлия. Должно быть ужасное несчастье быть бедным!
   Жан с глубокой горечью, преувеличенно. Ах, Фрёкен Юлия! Собака может лежать на графском диване, лошадь может дождаться того, что дамская ручка похлопает ее по морде, но мальчишка -- меняет тон. Да, да, конечно, может найтись такой, у которого окажется достаточно энергии, чтобы выплыть на поверхность, но часто ли это встречается? А покамест, знаете ли, что я сделал? -- Я прыгнул, одетый, в ручей; меня оттуда вытащили и выдрали. В следующее воскресенье, когда отец и все домашние должны были ехать к бабушке, я сумел устроить так, что меня оставили дома. И вот я вымылся теплой водой с мылом, надел мое лучшее платье и пошел в церковь, где надеялся увидать вас. Я увидал вас и пошел домой, решив умереть. Но я хотел умереть красиво и приятно, без страданий. Тогда я вспомнил, что очень опасно спать под кустами сирени. У нас был один большой куст, весь в цвету. Я оборвал с него все цветы и улегся с ними спать в ящик с овсом. Заметили ли вы, как гладок и мягок на ощупь овес? Совсем как человеческая кожа!.. Потом я захлопнул крышку, начал дремать и, наконец, заснул крепким сном и проснулся действительно очень больным, но, как видите, я все-таки не умер. Чего я хотел -- и сам не знаю. Достигнуть вас -- не было никакой возможности, но вы были для меня доказательством того, как безнадежно было мое стремление выбиться из того круга, в котором я родился.
   Юлия. Знаете ли, что вы очаровательно рассказываете. Вы были в школе?
   Жан. Недолго; но я прочел много романов и часто ходил в театр. Кроме того я слышал, как говорят образованные люди и от них многому научился.
   Юлия. Так вы стоите и слушаете, что мы говорим.
   Жан. О, конечно! Я много слышал, сидя на козлах экипажа или за веслами в лодке. Однажды я слышал как Фрёкен Юлия и её подруга...
   Юлия. Вот как? -- Что же вы слышали?
   Жан. Этого я не могу сказать; но я был несколько поражен и не мог понять, откуда вы могли слышать такие слова. Может быть, если взглянуть поглубже, между людьми и людьми уже вовсе не такая большая разница.
   Юлия. Ах, стыдитесь! Мы никогда не живем так, как вы, когда мы помолвлены.
   Жан пристально смотрит на нее. Верно ли это? Да, по-моему, Фрёкен, вам совсем не к чему представляться такой невинной...
   Юлия. Тот, кому я отдала свою любовь, был негодяй.
   Жан. Это вы всегда говорите -- потом.
   Юлия. Всегда?
   Жан. Я думаю, что всегда, потому что это выражение я слышал много раз в моей жизни в подобных случаях.
   Юлия. В каких случаях?
   Жан. Как только что упомянутый! В последний раз...
   Юлия встает. Довольно! Я больше не хочу слушать!
   Жан. "Она" тоже не хотела слушать -- это удивительно! Ну, теперь прошу позволения отправиться спать.
   Юлия. Спать в Иванову ночь!
   Жан. Да! Мне ничуть не интересно танцевать там с разным сбродом.
   Юлия. Возьмите ключ от лодки и покатайте меня по озеру; я хочу видеть восход солнца!
   Жан. Благоразумно ли это?
   Юлия. Похоже на то, что вы боитесь за вашу репутацию!
   Жан. А почему бы и не так? Я не хотел бы быть смешным, я не хотел бы быть выгнанным без хорошей рекомендации, на случай, если я захочу пристроиться. И кроме того, мне кажется, у меня известные обязанности по отношению к Кристине.
   Юлия. Ну вот, опять Кристина...
   Жан. Но так же и из-за вас. Послушайте моего совета, подите наверх и лягте в постель.
   Юлия. Уж не должна ли я вас слушаться?
   Жан. Только на этот раз; для вашей же пользы! Я прошу вас! Уж очень поздно, сон опьяняет и голова горит! Идите спать! К тому же -- если я не ошибаюсь -- сюда идут люди, вероятно за мной. А если нас тут застанут, то вы пропали!

Хор, сначала далеко, а потом всё ближе и ближе.

   Две женщины из лесу вышли
  
   Траляля-траляли-траляля
   У одной были мокрые ноги
   Траляля -- траляля.
   Им золота чудились груды
   Траляля -- траляли -- траляля.
   А было всего две полушки
   Траляля -- траляля.
   Тебе я венок приготовил
   Траляля -- тралили -- траляля.
   О прочем же дай мне подумать
   Траляля -- траляля.
  
   Юлия. Я знаю наших людей и люблю их, и они меня любят. Пусть они придут сюда, и мы посмотрим!
   Жан. Нет, Фрёкен, они не любят вас. Они едят ваш хлеб, но они насмехаются над вами! Поверьте мне, послушайте только, что они поют! Или нет, лучше не слушайте!
   Юлия прислушивается. Что же они поют?
   Жан. Это -- песня, в которой они насмехаются над вами и надо мной.
   Юлия. Отвратительно! Пфуй! И так скрытно!
   Жан. Эта сволочь всегда труслива! А в битве ничего больше не остается, как бежать!
   Юлия. Бежать? Но куда? В сад невозможно. К Кристине мы тоже не можем!
   Жан. Ну, так в мою комнату! В нужде нечего разбирать; а мне вы можете вполне довериться, -- я ваш истинный, почтительный и искренний друг!
   Юлия. Но, подумайте! Если и туда пойдут вас отыскивать?
   Жан. Я запру дверь на задвижку; а если они вздумают ломаться, то я буду стрелять. Пойдемте! Становясь на колени. Пойдемте!
   Юлия многозначительно. Вы даете мне обещание...
   Жан. Клянусь вам!
   Юлия поспешно идет налево.
   Жан быстро следует за ней.
  
   Крестьяне в праздничных платьях, с цветами на шляпах; во главе шествия -- скрипач. На стол, справа, втаскивают бочку с пивом и бочонок с водкой и все пьют. Затем, все становятся в круг, поют и танцуют.
   Две женщины из лесу вышли.
   После этого, продолжая петь, все уходят.
  
   Юлия входит слева одна, видит беспорядок в кухне; всплескивает руками; потом вынимает коробочку с пудрой и пудрит себе лицо.
   Жан входит вслед за Юлией, возбужденно. Ну, вот видите! Вы сами слышали! Считаете ли вы возможным оставаться здесь?
   Юлия. Нет, я здесь не останусь! Но что же мы должны делать?
   Жан. Бежать, уехать подальше отсюда!
   Юлия. Уехать? Но куда?
   Жан. В Швейцарию, на итальянские озера; вы еще там никогда не были?
   Юлия. Нет! Хорошо там?
   Жан. О, вечное лето, апельсины, лавры! Ах!
   Юлия. Но что же мы там будем делать дальше?
   Жан. Там я устрою отель первого разряда с посетителями первого разряда.
   Юлия. Отель?
   Жан. Вот это будет жизнь, вы можете мне поверить; постоянно новые виды, новые языки; ни одной свободной минуты для грез и для нервов; никакой погони за работой, так как работа является сама собой: день и ночь звонит колокольчик, свистит поезд, приходит и отходит омнибус, а тем временем золотые так и сыплются в конторку. Вот это жизнь!
   Юлия. Да, это жизнь! Ну, а я?
   Жан. Хозяйка дома; украшение фирмы. С вашей наружностью... вашими манерами -- о, успех обеспечен! Колоссальный! Вы сидите, как королева, в конторе и одним нажатием электрического звонка приводите в движение толпы рабов: посетители проходят мимо вашего трона и смиренно кладут свои сокровища вам на стол -- вы не можете себе представить, как дрожат люди, когда им вручают счет -- я буду подсыпать в эти счета перцу, а вы будете подслащать их вашими улыбками. Ах, только бы нам уехать отсюда! Вынимает из кармана расписание. Сейчас же, с первым поездом, мы будем в Мальме в 6 часов 30 минут; в Гамбурге -- в 8 часов 40 минут утра; Франкфурт -- Базель -- один день, и в Комо по Готтардской железной дороге, -- ну, скажем, через три дня. Три дня!
   Юлия. Всё это прекрасно! Но, Жан, ты должен придать мне мужества -- скажи мне, что ты меня любишь! Подойди ко мне и обними меня.
   Жан. Я бы охотно -- но я не смею. Не здесь в доме. Я люблю вас -- несомненно -- можете ли вы в этом сомневаться?
   Юлия застенчиво, совсем по-женски. Вы -- скажи "ты". Между нами нет более преград. Говори "ты"!
   Жан с мучительным напряжением. Не могу! Пока мы находимся в этом доме, между нами есть еще преграды. Есть -- прошлое, есть -- господин граф -- я еще никогда не встречал человека, к которому я питал бы столько уважения -- стоит мне увидать, например, на стуле его перчатки, я уже чувствую себя совершенным ничтожеством -- стоит прозвучать наверху колокольчику, я уже вздрагиваю, как пугливая лошадь, -- а когда я смотрю на его сапоги, которые так прямо и гордо стоят вон там, то меня дрожь пробирает по спине! Толкает ногой сапоги подальше. Суеверие, предрассудки, которые нам прививают с детства -- но которые легко позабыть. Поедемте только в другую страну, в республику -- и там будут ползать перед моим ливрейным швейцаром -- будут ползать, видите ли! -- Но только не я! Я не рожден для того, чтобы ползать; для этого у меня слишком много характера и энергии, и если я уже ухвачусь за первую ветку, то увидите, как я вскарабкаюсь наверх! Сегодня я -- слуга, а в будущем году я уже -- собственник, а через десять лет -- капиталист; тогда я еду в Румынию, обзаведусь каким-нибудь орденом и могу -- заметьте хорошенько -- могу кончить графом.
   Юлия. Хорошо, хорошо!
   Жан. В Румынии можно купить графский титул, и тогда вы будете графиней! Моей графиней!
   Юлия. К чему же мне то, что я теперь отбрасываю! Скажи, что ты меня любить, а иначе... да, что будет со мной иначе?
   Жан. Тысячу раз скажу, но лишь -- потом! Только не здесь! И прежде всего без чувствительности, иначе все пропало! Мы должны обсудить дело хладнокровно, как умные люди. Вынимает сигару, обрезывает кончик и закуривает. Сядьте вон там! а я тут сяду и мы потолкуем, как будто ничего не произошло.
   Юлия в отчаянии. О, Господи! Значит у вас ни капли чувства?
   Жан. У меня-то? Да я -- самый чувствительный человек на свете; но я умею сдерживать себя.
   Юлия. Только что вы целовали мой башмак -- а теперь!
   Жан жестко. То было раньше! А теперь нам нужно подумать о другом.
   Юлия. Не говорите со мной так резко.
   Жан. Нет, это только разумно! Одну глупость мы уже сделали, не будем же делать других! Граф может вернуться каждую минуту, а наша судьба должна быть решена до его приезда. Что вы думаете о моих планах на будущее? Одобряете?
   Юлия. Они кажутся мне вполне подходящими, но только один вопрос: для такого большого предприятия нужен большой капитал; у вас он есть?
   Жан, кусая сигару. У меня-то? Конечно! Я обладаю специальным знанием дела, имею большой опыт и владею языками. Это составляет капитал, который чего-нибудь да стоит, думается мне!
   Юлия. Но на этот капитал мы не можем купить даже железнодорожного билета.
   Жан. Совершенно верно; и поэтому-то я и подыскиваю предпринимателя, который мог бы ссудить меня деньгами.
   Юлия. Где же вы так быстро найдете его?
   Жан. Найти его должны вы, если вы будете моим компаньоном.
   Юлия. Этого я не могу, а у самой у меня ничего нет. Молчание.
   Жан. Тогда все планы рушатся...
   Юлия. И...
   Жан. Всё остается по-старому!
   Юлия. Вы думаете, что я останусь под этой крышей в качестве вашей любовницы? Что я позволю людям показывать на меня пальцами? Вы полагаете, что я осмелюсь взглянуть в глаза моему отцу? Нет! Увезите меня отсюда, от унижения и бесчестия! О, Господи, что я сделала! Боже, Боже мой! Плачет.
   Жан. Ага, уже пошли жалобы! Что вы сделали? То же, что тысячи до вас!
   Юлия судорожно вскрикивает. Теперь вы меня презираете! Я падаю, я падаю!
   Жан. Падайте в мою сторону, тогда я вас потом подниму!
   Юлия. Какая пагубная сила привлекла меня к вам? Влечение слабого к сильному? Падающего к поднимающемуся! Или эта была любовь? Это -- любовь? Вы знаете, что такое любовь?
   Жан. Я-то? Смею думать, что знаю. Или вы полагаете, что у меня еще не было связи?
   Юлия. Каким языком вы говорите! И какие мысли приходят вам в голову!
   Жан. Так меня учили, и таков я есть! Не нервничайте, пожалуйста, и не разыгрывайте из себя знатную даму; мы с вами -- одного поля ягода! Ну, поди-ка сюда, моя милая, я угощу тебя стаканчиком винца! Он открывает ящик стола, вынимает бутылку с вином и наполняет два уже бывшие в употреблении стакана.
   Юлия. Откуда у вас это вино?
   Жан. Из погреба!
   Юлия. Бургундское моего отца!
   Жан. Вы находите, что оно слишком хорошо для его зятя?
   Юлия. А я-то всегда пью пиво!
   Жан. Это доказывает только, что вкус у вас хуже моего.
   Юлия. Вор!
   Жан. Вы хотите опорочить меня?
   Юлия. О! о! Сообщница домашнего вора! Уж не была ли я пьяна и не сделала ли я всё это во сне? Иванова ночь! Праздник невинных игр...
   Жан. Невинных -- гм!..
   Юлия ходит взад и вперед. Существует ли в эту минуту на земле человек несчастнее меня?
   Жан. Почему же вы несчастны? После такой-то победы? Подумайте только о Кристине! Вы не думаете, что у неё тоже есть чувства?
   Юлия. Да, раньте я думала, а теперь я больше не думаю! Нет, холоп всегда останется холопом.
   Жан. А девка -- девкой!
   Юлия падает на колени со сложенными руками. О, милосердый Боже, возьми мою жалкую жизнь! Возьми меня из этой грязи, в которую я погружаюсь! Спаси меня! Спаси меня!
   Жан. Сказать по правде, мне вас жаль! В то время, когда я лежал на гряде лука и смотрел, как вы гуляли в саду из роз, тогда... признаюсь вам... у меня были такие же грязные мысли, как у всех молодых людей.
   Юлия. И все-таки вы хотели умереть из-за меня.
   Жан. В ящике с овсом? То была пустая болтовня.
   Юлия. Стало быть, ложь!
   Жан вяло. Пожалуй! Я прочитал в газете подобную же историю про одного трубочиста, который лег в ящик с сиренью, потому что его приговорили к уплате денег на содержание ребенка.
   Юлия. Так вот вы каковы!
   Жан. Что ж мне было еще придумывать; женщин всегда нужно ловить лестью.
   Юлия. Негодяй!
   Жан. Потаскушка!
   Юлия. И вы теперь видели спину ястреба...
   Жан. Не совсем спину...
   Юлия. И я должна быть первой веткою!..
   Жан. Но ветка оказалась гнилой...
   Юлия. Я должна быть отельной вывеской...
   Жан. А я отелем...
   Юлия. Сидеть за вашим прилавком, прельщать ваших посетителей, писать фальшивые счета.
   Жан. Это мое дело...
   Юлия. Может же человеческая душа быть так насквозь пропитана грязью!
   Жан. Постарайтесь отмыть ее!
   Юлия. Лакей, слуга, встать, когда я с тобой разговариваю!
   Жан. Лакейская любовница, потаскуха, заткни глотку и убирайся вон! Недостает еще, чтобы ты стала упрекать меня в грубости! Вести себя так низко, как ты сегодня вечером, не решился бы никто из нас. Ты думаешь, что какая-нибудь простая девушка станет приставать к мужчинам, как ты? Видала ли ты когда-нибудь, чтобы девушка моего круга навязывалась так, как ты? Подобное я наблюдал у одних животных, да падших женщин!
   Юлия уничтоженная. Это правда; бей меня, топчи в грязь; я не заслужила ничего лучшего. Я несчастна, помоги мне! Помоги мне, если есть еще хоть какая-нибудь возможность помочь!
   Жан мягче. Я не хочу отказываться от честь быть вашим соблазнителем; но допускаете ли вы, что человек в моем положении дерзнул поднять на вас глаза, если бы вы сами не вызвали его на это. Я до сих пор еще совершенно смущен...
   Юлия. И горды...
   Жан. А почему бы и нет? Хотя я должен признаться, что победа была слишком легка, чтобы в достаточной мере опьянить.
   Юлия. Добивайте меня до конца!
   Жан встает. Нет! Прошу простить всё, что я уже сказал! Я никогда не бью безоружного, а тем менее женщину. Признаться, с одной стороны мне даже приятно убедиться, что то, что ослепляло нас, стоящих внизу, оказалось поддельным золотом; что спина ястреба оказалась обыкновенного серого цвета, что на нежной щечке была пудра, а под полированными ногтями черная кайма, платок же был грязен, хотя и пахло духами!.. С другой же стороны меня огорчает, что то, к чему я стремился, было не выше и не прочнее; меня огорчает, что вы пали так низко, что стали гораздо хуже вашей кухарки; меня огорчает, что осенние цветы измяты дождем и превратились в грязь!
   Юлия. Вы говорите так, точно вы стояли выше меня?
   Жан. Оно так и есть: я мог бы превратить вас в графиню; вы же никогда не могли бы сделать меня графом.
   Юлия. Но я рождена графом, а этого вам никогда не достигнуть!
   Жан. Правда, но от меня могли бы родиться графы -- если бы...
   Юлия. Но вы вор, а я никогда не была воровкой.
   Жан. Быть вором еще не самое худшее! Бывают вещи похуже! Да и вообще, когда я служу в каком-нибудь доме, то считаю себя в некотором роде членом семьи, одним из детей её; и разве можно считать воровством, если ребенок сорвет одну ягодку с целого куста. Страсть его вновь пробуждается. Фрёкен Юлия, вы -- роскошная женщина, слишком хорошая для такого человека, как я! Вы сделались жертвой опьянения и хотите скрыть вашу ошибку, воображая, что любите меня! Но вы меня не любите, хотя вас, может быть, привлекла моя наружность -- и стало быть ваша любовь ничем не лучше моей, но я никогда не примирюсь с мыслью быть для вас только животным, а вашей любви я не могу достигнуть.
   Юлия. Вы в этом уверены?
   Жан. Вы хотите сказать, что это могло бы случиться! Я мог бы вас любить, о, да, несомненно: вы прекрасны, изящны, он приближается к ней и хватает её руки, образованы, любезны, когда вы этого хотите, и раз вы возбудили желание в мужчине, то оно, очевидно, уже не угаснет никогда. Он обнимает ее. Вы -- как горячее вино с душистыми пряностями и один ваш поцелуй... Старается увлечь ее налево, но она вырывается.
   Юлия. Пустите меня! Таким путем вы ничего не достигнете!
   Жан. А каким же? -- Не таким путем! Не красивыми словами и любезностями; не планами на будущее, спасением от позора? Чем же тогда?
   Юлия. Чем? Чем? Я не знаю. Совершенно не знаю. Вы отвратительны мне, как крыса, но я не могу бежать от вас.
   Жан. Бегите со мной!
   Юлия, приводя в порядок свое платье... Бежать? Да, нам нужно бежать! Но я так устала! Дайте мне стакан вина.
   Жан наливает.
   Юлия смотрит на часы. Но прежде нам нужно поговорить; у нас еще есть немного времени. Выпивает вино и протягивает стакан, чтобы он налил ей еще.
   Жан. Не пейте так много; вы опьянеете!
   Юлия. Что ж из этого?
   Жан. Как -- что? Пошло быть пьяной! -- Ну, что же вы хотите мне сказать?
   Юлия. Нам нужно бежать! Но сначала поговорим; то есть, я буду говорить, потому что до сих пор говорили только вы. Вы рассказали мне вашу жизнь, теперь я хочу рассказать вам свою, чтобы мы узнали друг друга вполне, прежде чем пускаться в совместное странствование.
   Жан. Один миг! Извините меня! Подумайте, как бы вам не раскаяться впоследствии, что вы открыли мне тайны вашей жизни!
   Юлия. Разве вы не друг мне?
   Жан. Да, иногда! Но не доверяйтесь мне!
   Юлия. Это вы только так говорите -- к тому же мои тайны знает каждый. -- Видите ли: моя мать была не дворянского, а совсем простого происхождения. Она была воспитана в духе равенства, свободы женщины и прочего в этом роде; и имела решительное отвращение к браку. И когда мой отец посватался к ней, она сказала, что никогда не будет его женой, но... все-таки стала ею. Я родилась -- против желания моей матери, насколько я могла понять. И вот моя мать принялась воспитывать меня, как дитя природы, и в придачу я должна была учиться всему, чему учатся мальчики, чтобы быть наглядным примером того, что женщина нисколько не хуже мужчины. Меня одевали по-мужски, учили ходить за лошадьми, но не пускали на скотный двор; я должна была чистить и даже запрягать лошадей, ездить на охоту, знакомиться с полевыми работами! И в нашем доме все женские работы поручались мужчинам, а мужские -- женщинам, вследствие чего наше имение стало разоряться, а мы сделались посмешищем всего округа. Наконец, мой отец очнулся от очарования и возмутился, и всё кругом переменилось согласно его желанию. Моя мать захворала -- какой болезнью, не знаю, -- но у неё бывали частые судороги, она пряталась на чердаке и в саду и оставалась там целые ночи. Потом случился большой пожар, о котором вы, вероятно, слышали. Дом, скотный двор, конюшни сгорели, при обстоятельствах, которые заставляли думать о поджоге, так как несчастье случилось на следующий день после того, как истек срок страховки и деньги, посланные моим отцом для уплаты новой премии, благодаря небрежности слуги, оказались не доставленными к сроку. Наливает вновь стакан и пьет.
   Жан. Не пейте больше!
   Юлия. Ах, не всё ли равно! -- Мы остались без крова и должны были ночевать в карете. Отец не знал, откуда добыть денег для постройки нового дома. Тогда мать дала ему совет попросить денег взаймы у одного друга её молодости, владельца соседнего кирпичного завода. Отец занял, но без всяких процентов, что очень удивило отца. И вот отстроили наш дом! Пьет опять. Знаете, кто поджег дом?
   Жан. Ваша мать!
   Юлия. Знаете, кто был кирпичный фабрикант?
   Жан. Любовник вашей матери?
   Юлия. Знаете, чьи были деньги?
   Жан. Подождите немного -- нет, не знаю.
   Юлия. Моей матери!
   Жан. Значит и графа, потому что у них было общее имущество.
   Юлия. Нет, у моей матери было собственное небольшое состояние, которого она не доверяла отцу, но отдала другу.
   Жан. А тот прикарманил деньги?
   Юлия. Совершенно верно! Удержал! Всё это дошло до сведения моего отца; но он не мог начать процесса, не мог заплатить любовнику своей жены, доказать, что это -- женины деньги. Это была месть моей матери за то, что он захватил власть в свои руки. -- В то время он хотел застрелиться! -- Прошел слух, что он покушался на свою жизнь, но неудачно! Он остался жив, а моя мать должна была искупить свои деяния. Это мне стоило пяти лет! Я симпатизировала моему отцу, но держала сторону моей матери, так как я тогда еще не знала их отношений. От неё то я научилась недоверию и ненависти к мужчинам, потому что, как вам известно, она ненавидела их -- и я поклялась ей никогда не быть рабой мужчины.
   Жан. И после этого вы обручились с акцизным чиновником!
   Юлия. Чтобы сделать его своим рабом.
   Жан. А он не захотел?
   Юлия. Он был очень не прочь, -- но до этого дело не. дошло! Он надоел мне!
   Жан. Я видел, как это было -- в конюшне.
   Юлия. Что вы видели?
   Жан. Я видел, как он отказался от помолвки с вами.
   Юлия. Ложь! Это я отказалась. Неужели негодяй осмелился сказать, что это сделал он?
   Жан. Он совсем не негодяй! Вы ненавидите мужчин, Фрёкен?
   Юлия. Да! -- Большей частью! Но иногда -- в минуту слабость -- тьфу!
   Жан. Значит, вы и меня ненавидите?
   Юлия. Безгранично! Я велела бы убить вас, как животное...
   Жан. Как спешат застрелить бешеную собаку. Не так ли?
   Юлия. Совершенно верно!
   Жан. Но здесь нечего пристреливать -- и собаки нет! Что же нам делать?
   Юлия. Уехать!
   Жан. Чтобы замучить друг друга до смерти?
   Юлия. Нет, -- чтобы два, три года, сколько возможно, наслаждаться жизнью, а потом -- умереть.
   Жан. Умереть? Как глупо! В таком случае уж лучше устроить отель!
   Юлия, не слушая Жана. У озера Комо, где вечно светит солнце, где на Рождестве цветут лавровые деревья и зреют апельсины.
   Жан. На озере Комо идет вечный дождь, и апельсины я видел там только в фруктовых лавках; но это хорошее место для иностранцев, потому что там сдается много вилл влюбленным парочкам, а это очень выгодная промышленность; знаете, почему? -- Они заключают контракт на полгода, а уезжают через три недели.
   Юлия наивно. Почему же через три недели?
   Жан. Перестают ладить! А платить всё равно приходится! Вилла же снова сдается. И так без конца, потому что любви-то хватает -- хотя она и не тянется так долго!
   Юлия. Вы не хотите умереть со мной?
   Жан. Я вообще еще не хочу умирать! Во-первых, я люблю жизнь, а во-вторых, я считаю самоубийство преступлением против Провидения, давшего нам жизнь.
   Юлия. Вы верите в Бога?
   Жан. Да, конечно, верю! И хожу каждое воскресенье в церковь. -- Откровенно говоря, мне всё это надоело и уже пора спать.
   Юлия. Так, так. И вы полагаете, что я удовлетворюсь этим? Знаете ли вы, какой долг возлагается на мужчину, когда он обесчестил женщину?
   Жан вынимает портмоне и бросает на стол несколько серебряных монет. Возьмите пожалуйста! Я не хочу оставаться в долгу!
   Юлия делает вид, что не заметила оскорбления. Знаете ли вы, чем карает закон...
   Жан. К сожалению, закон не карает женщины, соблазнившей мужчину!
   Юлия делает вид, что не заметила оскорбления. Видите ли вы иной выход, кроме того, что нам нужно уехать, обвенчаться и развестись?
   Жан. А если я воспротивлюсь такому неравному браку?
   Юлия. Неравному браку...
   Жан. Для меня! Мои предки были почище ваших, так как у нас в роду не было поджигателей!
   Юлия. Почем вы знаете?
   Жан. Вы, во всяком случае, не можете доказать противного, потому что нашу родословную можно найти только -- в полиции! А о происхождении вашего рода я читал в одной книге, которую нашел на столе в гостиной. Знаете ли, кто был основатель вашего рода? Мельник, с женой которого король провел одну ночь во время датской войны. Подобных предков у меня не было! Вообще, у меня не было никаких предков, но я сам могу быть предком.
   Юлия. Это мне за то, что я открыла мое сердце недостойному, что я отдала на поругание мою фамильную честь...
   Жан. Скажите лучше -- фамильный стыд! Я же говорил вам! Нельзя так много пить, а то начнешь болтать! А болтать нельзя!
   Юлия. О, как я раскаиваюсь! Как раскаиваюсь! И если бы вы еще хоть любили меня!
   Жан. В последний раз -- чего вы хотите? Что же мне плакать, прыгать через хлыст; целовать вас и увезти на три недели на Комское озеро, а потом -- ну что же мне делать? Чего вы хотите? Это начинает тяготить меня. А всё оттого, что суешь свой нос в бабьи дела. Фрёкен Юлия, я вижу, что вы несчастливы, знаю, что вы страдаете, но я не могу вас понять. В нашем кругу дело проще; мы не ненавидим друг друга. Мы смотрим на любовь, как на игру, когда есть свободное время, но мы же не свободны целые дни и ночи. На мой взгляд, вы больны; положительно больны.
   Юлия. Вы должны быть добры со мной; наконец-то вы говорите, как человек.
   Жан. Да, но будьте и вы человеком? А то вы плюете на меня и не позволяете мне утереться -- о вас!
   Юлия. Помогите, помогите мне! Скажите мне, наконец, что я должна делать, какой путь избрать?
   Жан. Клянусь Богом, я и сам не знаю!
   Юлия. Я была сумасшедшая, бешенная, -- но неужели же нет никакого спасения?
   Жан. Оставаться здесь и быть спокойным. Никто ничего не знает.
   Юлия. Невозможно. Люди знают и Кристина знает.
   Жан. Они ничего не знают, и никогда бы и не поверили ничему подобному.
   Юлия медленно. Но -- это лишь до поры до времени!
   Жан. Правда!
   Юлия. А последствия?
   Жан испуганно. Последствия! И где была моя голова, что я об этом не подумал? Да, тогда остается только одно -- вон отсюда! Сию же минуту! Я не поеду с вами, так как тогда всё пропало; вы должны ехать одна, подальше -- куда бы то ни было.
   Юлия. Одна? Куда? -- Нет, не могу!
   Жан. Вы должны! И именно, пока не вернулся граф. Если вы останетесь, то вы знаете, что из этого выйдет! Кто раз согрешил, тот будет продолжать, потому что зло уже свершилось... Станет всё смелее и смелее -- а там и -- накрыли! Итак, уезжайте! А потом напишите графу и признайтесь во всём, не называя меня. А сам он никогда не догадается! Я думаю даже, что он и стараться об этом не будет.
   Юлия. Я уеду, если вы поедете со мной!
   Жан. Да вы с ума сошли? Фрёкен Юлия бежит со своим лакеем! Послезавтра об этом будут трубить во всех газетах, а граф этого никогда не переживет!
   Юлия. Я не могу уехать! Я не могу оставаться! Помогите мне! Я так устала, так бесконечно устала! -- Прикажите мне! Вдохните в меня жизнь, потому что я не могу больше ни думать ни действовать...
   Жан. Вот видите, какая вы слабая. Так к чему же вы так важничаете и задираете нос, точно вы царица всей вселенной! Ну, в таком случае я вам приказываю! Подите и оденьтесь; захватите денег на дорогу и возвращайтесь сюда!
   Юлия, вполголоса. Пойдемте со мной наверх!
   Жан. В вашу комнату? -- Вот вы опять с ума сходите. -- Медлит минуту. -- Нет! Идите, сейчас же!
   Он берет ее за руку и выводит через стеклянную дверь.
   Юлия уходя. Говори со мной помягче, Жан.
   Жан. Приказание всегда звучит грубо! Почувствуйте это разочек сами, почувствуйте!
   Оба выходят.
   Жан возвращается назад, облегченно вздыхает; садится за стол; вынимает свою записную книжку и начинает громко сводить счеты; немая мимическая сцена. Кристина выходит справа, одетая, чтобы идти в церковь; в руках у неё приставной перед рубашки и белый галстук.
   Кристина. Господи Иисусе! Что у тебя за вид! Что здесь случилось?
   Жан. Ах, тут Фрёкен приводила народ. Да разве ты так крепко спала, что ничего не слыхала?
   Кристина. Я спала, как убитая!
   Жан. И уже одета, чтобы идти в церковь?
   Кристина. Да! Ты же обещал пойти сегодня со мной к исповеди.
   Жан. Да, правда! И ты, я вижу, уже принесла мне парадное платье. Ну, иди сюда. Садится направо.
   Кристина подает ему перед рубашки, галстук и помогает одеваться. Молчание.
   Жан сонно. Какое евангелие сегодня читают?
   Кристина. Об усекновении главы Иоанна Крестителя, думается мне.
   Жан. Это будет очень долго продолжаться! Ай, ты царапаешь меня! А мне так хочется спать!
   Кристина. Что же ты делал целую ночь? Ты совсем зеленый.
   Жан. Я сидел здесь и болтал с Фрёкен Юлией.
   Кристина. Она, ей Богу, не понимает, что это совсем неприлично.
   Молчание.
   Жан. Послушай, Кристина!
   Кристина. Ну?
   Жан. Очень странно, когда об этом подумаешь! -- Это она-то!
   Кристина. Что же в ней странного?
   Жан. Да всё.
   Молчание.
   Кристина замечает на столе до половины наполненный стакан. Вы тут вместе пили?
   Жан. Да!
   Кристина. Пфуй! -- Посмотри-ка мне в глаза!
   Жан. Да!!
   Кристина. Возможно ли? Возможно ли это?
   Жан после короткого размышления. Да, это так!
   Кристина. Вот у ж никогда бы не поверила! Нет, пфуй, пфуй!
   Жан. Но ты не ревнуешь же меня к ней?
   Кристина. К ней, нисколько! Будь тут Клара или Софи; тогда бы я тебе глаза выцарапала! -- Да, так-то вот кончилось; почему, и не знаю. -- Нет, это отвратительно!
   Жан. Ты сердишься на нее!
   Кристина. Нет, на тебя! Дурной поступок, очень дурной! Бедная девушка! Нет, знаешь что? Я не могу больше жить здесь, в доме, где не уважают своих слуг.
   Жан. За что же их уважать?
   Кристина. Да, скажи, благо, ты больно хитер. Да! Разве ты сам захочешь служить людям, которые себя так неприлично ведут? Ну что? Ведь самих себя становится стыдно!
   Жан. Да, но все-таки утешительно, что другие-то не лучше нас!
   Кристина. А я этого не нахожу; раз они не лучше нас, то нечего стремиться стать лучше. И подумай о графе. Подумай о том, сколько у него было горя в жизни. Нет, я не хочу больше оставаться в этом доме! Да еще с таким, как ты. Будь это акцизный чиновник; будь кто-нибудь получше тебя...
   Жан. Это что еще значит?
   Кристина. Да, да! Ты, конечно, тоже славный малый, но ест же разница между людьми и людьми. -- Нет, этого я никогда не забуду. -- Фрёкен, которая была так горда, так резка с мужчинами, ведь никогда нельзя было бы подумать, что она отдастся когда-нибудь мужчине -- да еще такому-то вот! Она, что хотела убить бедную Диану за то, что та связалась с дворовой собакой! Ну, уж можно сказать! Но здесь я не хочу больше оставаться и к 24-му октября ухожу своей дорогой.
   Жан. А потом?
   Кристина. Да, раз уж об этом речь, то тебе пора бы. присмотреть себе что-нибудь, потому что мы же должны повенчаться.
   Жан. Что же я себе подыщу? Когда я буду женат, то мне не найти другого такого места.
   Кристина. Разумеется тебе придется взять место швейцара или же поступить слугой в какое-нибудь общественное учреждение. Казенная служба оплачивается хоть плохо, но зато вернее, а жена и дети получают пенсию.
   Жан с гримасой. Это, конечно, очень мило, но это не совсем подходит к моим взглядам, с самого начала думать о том, чтобы умереть для жены и детей. Должен признаться, что у меня более широкие планы.
   Кристина. Ну, уж твои планы! У тебя ведь есть и обязанности! Подумай о них тоже.
   Жан. Не серди меня своими разговорами об обязанностях! Я знаю сам, что мне нужно делать. Выглядывает в дверь наружу. У нас будет много времени подумать об этом. А пока иди и приготовься, а потом мы пойдем в церковь.
   Кристина. Кто там бродит наверху?
   Жан. Не знаю, может быть -- Клара.
   Кристина. Ведь не может же это быть граф; неужели он вернулся и никто не слыхал?
   Жан испуганно. Граф? Нет, не думаю; он бы уж давно позвонил.
   Кристина. Да, видит Бог! Никогда в жизни я не испытывала ничего подобного!
   Уходит направо.
   Солнце в это время уже взошло и мало-помалу начинает освещать верхушки деревьев в парке; свет всё более распространяется, и наконец косой луч солнца падает на окна.
   Жан подходит к стеклянной двери и делает знак.
   Юлия входит в дорожном костюме, в руках держит клетку, покрытую носовым платком, которую ставит на стул. Я готова.
   Жан. Тише! Кристина встала!
   Юлия сильно возбужденная во время последующей сцены. Догадалась она о чем-нибудь?
   Жан. Она ничего не знает! Но, Боже мой, что у вас за вид!
   Юлия. А что такое?
   Жан. Вы смертельно бледны, а кроме того -- простите меня, у вас запачкано лицо.
   Юлия. Ну, так дайте мне умыться! -- Так! -- Идет к умывальнику, моет себе лицо и руки. -- Дайте мне полотенце! Ах! -- Солнце уже взошло!
   Жан. И все чары исчезли!
   Юлия. Да, я готова думать, что сегодня ночью действительно тут хозяйничал чародей. -- Но, Жан, послушай меня! Поедем со мной; у меня есть деньги.
   Жан медленно. Достаточно?
   Юлия. Достаточно для начала! Поезжай со мной, потому что я сегодня не могу ехать одна. Подумай только, в Иванов день, в душном вагоне, переполненном людьми, которые будут таращить на меня глаза; ждать на станциях, когда хочется бежать! Нет, я не могу, не могу! А потом пойдут воспоминания; детские воспоминания об Ивановом дне с церковью, украшенной -- березовыми ветвями и сиренью; об обеде на богато накрытом столе, с родственниками и друзьями; вечерние прогулки в парке, танцы, музыка, цветы и игры! Да, можно бежать, бежать от всего этого, но в багажном вагоне последуют за тобой воспоминания, и раскаяние, и мучения совести!
   Жан. Я поеду с вами -- но сейчас же, пока еще не поздно. Сию же минуту!
   Юлия. Так собирайтесь же скорее! Она берет клетку.
   Жан. Только без багажа! Иначе мы пропали!
   Юлия. У меня ничего нет! Только то, что можно взять с собой в купе.
   Жан берет шляпу. Что вы там держите? Что это такое?
   Юлия. Это -- мой маленький чижик. Я не хочу оставлять его здесь!
   Жан. Вот тебе на! Брать с собой клетку с птицей! Вы совсем с ума сошли! Оставьте клетку!
   Юлия. Единственное, что я беру с собой из дома; единственное живое существо, преданное мне, после того как Диана изменила мне. Не будь жесток! Позволь мне взять ее с собой!
   Жан. Оставьте клетку повторяю я вам, -- и не говорите так громко -- Кристина может нас услышать!
   Юлия. Нет, я не оставлю его в чужих руках; лучше убей его!
   Жан. Ну, так давайте мне его сюда, я ему сейчас сверну шею!
   Юлия. Да, но только не делай ему больно! Нет... нет, я не могу!
   Жан. Ну, а я могу!
   Юлия берет птичку из клетки и целует. Бедная Серина, ты должна умереть от руки своей собственной хозяйки.
   Жан. Прошу вас не устраивать сцен; тут дело идет о вашей жизни, о вашем благополучии! Ну, живо!
   Вырывает у неё из рук птицу, относит ее к доске для рубки мяса и вынимает кухонный нож.
   Юлия отворачивается.
   Жан. Вы бы должны были учиться резать цыплят вместо того, чтобы стрелять из револьвера -- рубит -- тогда бы вы не падали в обморок при виде капли крови!
   Юлия вскрикивает. Убейте меня тоже! Убейте меня! Если вы можете убить невинное животное, и у вас рука не дрогнет! О, я ненавижу вас, вы мне противны; между нами -- кровь! Я проклинаю час, когда увидала вас, я проклинаю час моего рождения!
   Жан. Ну, чему помогут ваши проклятия! Идемте!
   Юлия приближается к рубильной доске, влекомая против воли. Нет, я еще не хочу уходить; не могу -- я должна видеть -- тише! Слышишь, едет карета. -- Она прислушивается в то время, как глаза её прикованы к рубильной доске и к ножу. -- Так вы думаете, что я не могу видеть крови! Думаете, что я так слаба -- ах -- я хотела бы видеть твою кровь и твой мозг на этой доске -- я хотела бы утопить весь твой род в этом море... я думаю, что могла бы пить из твоего черепа, мыть мои ноги в твоей грудной клетке и целиком съесть твое сердце! -- Ты думаешь, я слаба; ты думаешь, я люблю тебя; ты думаешь, что я захочу носить под сердцем твое отродье и кормить его моею кровью -- родить твое дитя и принять твое имя! Ну, так слушай, как тебя там зовут? Я никогда не слыхала твоей фамилии; да я думаю, у тебя и нет её -- чтоб я стала носить твое подлое холопье имя -- ты, собака, носящая мой ошейник, ты раб, носящий на пуговицах мой герб, -- мне-то делиться с моей кухаркой, соперничать с моей служанкой? Ах! Ах! Ах! Ты думаешь, что я трушу и хочу бежать! Нет, я останусь -- и пускай разразится гроза! Мой отец вернется -- и найдет свой стол взломанным, золото украденным! Тогда он позвонит в звонок два раза, чтобы пришла прислуга -- потом он пошлет за полицией -- и тогда я расскажу ему всё! Всё! О, это будет прекрасно, положить всему конец -- лишь бы положить конец! -- А потом с ним сделается удар и он умрет! -- И тогда будет всему конец -- и наступят мир... покой... вечный покой! -- Над гробом отца разломают наш герб -- угаснет графский род -- а лакейское отродье вырастет в приюте... будет пожинать лавры во рву и кончит тюрьмой!
   Жан. Ишь, царская кровь заговорила! Браво, Фрёкен Юлия! Но вам бы убавить прыти.
   Кристина в праздничном платье, с молитвенником в руках.
   Юлия бежит к ней и падает ей на грудь, как бы ища у ней защиты. Помоги мне, Кристина! Защити меня от этого человека!
   Кристина неподвижно и холодно. Что это за возня в праздничное утро. Смотрит на рубильную доску. И что это вы тут напакостили! -- Что это всё значит? Да еще кричите и скандалите!
   Юлия. Кристина, ты женщина и друг мне! Берегись этого негодяя!
   Жан немного смущенно и робко. Если дамы хотят что-нибудь обсудить между собой, то я пойду бриться.
   Ускользает направо.
   Юлия. Ты меня поймешь; и ты должна меня выслушать!
   Кристина. Нет, я ничего не понимаю в подобном распутстве!.. Куда вы собираетесь в этом дорожном костюме? А он тоже надел шляпу?... Что всё это значит?
   Юлия. Выслушай меня, Кристина; выслушай меня; я тебе всё расскажу!
   Кристина. Я ничего не хочу знать...
   Юлия. Ты должна меня выслушать...
   Кристина. Да про что слушать-то? Про ваши-то глупости с Жаном! Ну, так видите ли, я об этом нисколько не беспокоюсь и не хочу вмешиваться в это. Но если вы думаете сманить его с собой, то я уже позабочусь загородить вам дорожку!
   Юлия сильно возбужденная. Постарайся быть спокойной, Кристина, и выслушай меня! Я не могу здесь остаться, и Жан не может здесь остаться -- следовательно, мы должны уехать...
   Кристина. Гм, гм!..
   Юлия с внезапно пришедшей ей мыслью. Послушай, что пришло мне в голову -- если мы уедем все трое -- за границу -- в Швейцарию -- и вместе устроим там отель. -- У меня есть деньги видишь ли -- Жан и я, мы будем управлять отелем, а ты примешь на себя кухню... Ну, разве это не будет великолепно! -- Скажи только да! Поезжай с нами, тогда всё будет в порядке. -- Скажи только, да! Ну!
   Она обнимает Кристину и нежно похлопывает ее по плечу.
   Кристина холодно и с сомнением. Гм, гм!..
   Юлия всё быстрее и быстрее. Ты никогда не выезжала и не путешествовала, Кристина, -- ты должна поехать и посмотреть свет. Ты и не поверишь, как интересно ехать по железной дороге -- постоянно новые люди, новые страны -- а там мы приедем в Гамбург, -- осмотрим Зоологический сад -- ты же любишь. -- Потом пойдем в театр, послушаем оперу -- а когда приедем в Мюнхен, то будем осматривать музеи с картинами Рубенса и Рафаэля, двух величайших художников. Ведь ты, верно, слышала об Мюнхене, где жил король Людвиг, -- король, который потом сошел с ума. -- Мы осмотрим его замки, -- у него были замки, устроенные, как в сказках -- а оттуда уж недалеко до Швейцарии, где Альпы, -- подумай только, Альпы, покрытые снегом среди лета -- и где растут апельсины и лавровые деревья, зеленые круглый год...
   Жан показывается справа; он точит свою бритву на ремне, который держит зубами и левой рукой; он с удовольствием прислушивается к разговору и время от времени одобрительно кивает головой.
   Юлия еще быстрее. -- Там-то мы снимем отель -- я буду сидеть за кассой, а Жан будет стоять и встречать приезжих -- выходить и делать закупки... писать письма. Вот это будет жизнь, ты можешь мне поверить -- то свистит поезд, то приходит омнибус, звонят то в отеле, то в ресторане -- потом я буду писать счета -- и не буду щадить карманы наших посетителей. -- Ты не можешь себе представить, как дрожат путешественники когда приходится платить по счетам! А ты, ты сидишь хозяйкой в кухне. Конечно, тебе не нужно будет стоять самой у плиты -- ты будешь красиво и нарядно одета, когда тебе придется показываться людям -- а с твоею наружностью -- да, я не хочу тебе льстить -- но в один прекрасный день ты можешь выйти за муж! за какого-нибудь богатого англичанина; видишь ли, мужчин так легко говорит медленнее поймать -- и тогда мы будем богаты -- и выстроим себе виллу на Комовом озере -- там, конечно, иногда идет дождь, -- но всё более пониженным тоном по временам светит и солнце -- хотя довольно туманно -- и, затем, затем -- мы можем опять уехать обратно и вернуться домой -- пауза, -- сюда, -- или куда-нибудь в другое место.
   Кристина. Послушайте! Сами вы верите в то, что говорите?
   Юлия уничтоженная. Верю ли я сама?
   Кристина. Да!
   Юлия устало. Не знаю; я больше ни во что не верю. Падает на скамью и кладет голову на руки на столе. Ни во что! Решительно ни во что!
   Кристина поворачивается налево, где стоит Жан. Отлично! Так ты в самом деле думал бежать!
   Жан смущенно, кладя на стол бритву. Бежать! Слишком сильно сказано! Ты ведь слышала план графини, и хотя она очень устала после бессонной ночи, тем не менее план этот очень легко привести в исполнение.
   Кристина. Послушай-ка, любезный! Так ты действительно был такого мнения, что я должна быть кухаркой у этой...
   Жан резко. Будь так добра и употребляй более приличные выражения, когда ты говоришь пред твоей госпожой! Понимаешь?
   Кристина. Госпоже?
   Жан. Да!
   Кристина. Нет, вы послушайте, вы только, послушайте!
   Жан. Нет, послушай ты! Это будет тебе очень полезно, и придержи язык за зубами! Фрёкен Юлия -- твоя госпожа, и ты ее теперь презираешь, ты должна, презирать значит, и самое себя!
   Кристина. Я всегда настолько уважала себя...
   Жан. Что считаешь себя вправе презирать других!
   Кристина. -- что я никогда не опускалась ниже моего положения. Попробуй кто-нибудь сказать, что у графской кухарки было что-нибудь со скотником или с пастухом. Ну-ка, пусть кто попробует!
   Жан. Да, на твое счастье, ты имела дело с более приличным человеком!
   Кристина. Более приличным... который продавал, из конюшни графский овес.
   Жан. А что же ты молчишь про то, как получала проценты из овощной лавки и брала взятки от мясника!
   Кристина. Что?!
   Жан. И ты не считаешь более нужным уважать свою госпожу! Ты, ты, ты!
   Кристина. Пойдем-ка теперь в церковь! После твоих деяний хорошая проповедь будет тебе очень полезна!
   Жан. Нет, я сегодня не пойду в церковь; ты можешь идти одна и каяться в своих грехах.
   Кристина. Да, я так и сделаю, и надеюсь получить прощение не только для себя, но и для тебя! Спаситель страдал и умер на кресте за все наши грехи, и когда мы с верой и раскаянием идем к нему, то он принимает все наши вины на себя.
   Юлия, Веришь ты в это, Кристина?
   Кристина. Это -- моя живая вера; это моя детская вера, которую я сохранила с ранней юности, Фрёкен. А где грех велик, там и милость Господня беспредельна.
   Юлия. Ах, если бы у меня была твоя вера! Если бы я...
   Кристина. Ну, видите ли, взаймы её не возьмешь, без особой милости Божьей, и не всем дано снискать ее...
   Юлия. Кому же она дается?
   Кристина. Это великая тайна Божьей милости; и Господь не разбирает людей, а только первые должны быть последними.
   Юлия. Ну, так значит, он разбирает, кто должен быть последними...
   Кристина продолжает. ...и легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в Царствие Божие. Так-то, Фрёкен! Ну, а я пока пойду -- одна, и по дороге скажу конюху, чтобы он не отпускал лошадей в случае, если кто захочет уехать до возвращения графа. До свиданья! Уходит.
   Жан. Чёрт побери! -- И всё это из-за чижика!
   Юлия устало. Оставьте чижика в покое! -- Видите вы какой-нибудь выход, какой-нибудь конец всему этому?
   Жан сердито. Нет!
   Юлия. Что бы вы сделали на моем месте?
   Жан. На вашем? Подождите? Как аристократка, как женщина, как -- согрешившая! Не знаю -- да! Я знаю что!
   Юлия берет бритву и делает движение. Вот так?
   Жан. Да! Но я, я бы этого не сделал -- заметьте! И в этом разница между нами!
   Юлия. Потому что вы -- мужчина, а я -- женщина? Так в чём же тут разница?
   Жан. Да та -- что -- бывает между мужчиной и женщиной!
   Юлия берет бритву в руки. Я хочу, сделать это! Но не могу! Мой отец тоже не мог, когда он должен был это сделать.
   Жан. Нет, он этого не должен был делать; он должен был сначала отомстить за себя!
   Юлия. А теперь мстит опять моя мать, через меня!
   Жан. Разве вы не любили вашего отца, Фрёкен Юлия?
   Юлия. Да, безгранично, но я и ненавидела его в то же время! Должна была ненавидеть, сама того не замечая! Но он сам воспитал меня в презрении к моему полу, к полуженщине и к полумужчине. Кто виноват в том, что случилось? Мой отец, мать, я сама, я сама? Разве у меня нет ничего своего? У меня нет ни одной мысли, которая исходила бы не от моего отца, ни одной страсть, которая была бы заимствована от моей матери -- а самое последнее открытие, -- что все люди равны -- получила я от моего жениха, которого за это считаю негодяем! Как же это может быть моей собственной виной? Сваливать вину на Иисуса Христа, как это делает Кристина -- нет, для этого я слитком горда и слишком умна -- благодаря наставлениям моего отца. -- И что богатый не может войти в Царствие Божие -- это ложь, и сама Кристина, кладущая деньги в сберегательную кассу, наверное туда не попадет! Чья же вина? Какое нам дело, чья вина! Я одна должна отвечать и за поступок и за последствия...
   Жан. Да, но...

Звонят громко два раза.

   Юлия вздрагивает.
   Жан переменяет быстро сюртук. Граф дома! Подумайте только, если Кристина -- Идет в глубь сцены к разговорной трубе, стучит и прислушивается.
   Юлия. Теперь уж он, наверное, побывал около письменного стола?
   Жан. Это -- Жан, ваше сиятельство! Слушает; слов графа не слышно. Так точно, ваше сиятельство. Слушает опять. Слушаюсь, ваше сиятельство. Сию минуту! Слушает. Слушаю, ваше сиятельство! Слушает. Да! Через полчаса.
   Юлия боязливо. Что он сказал? Господи, что он сказал?
   Жан. Он требует через полчаса свои сапоги и кофе.
   Юлия. Итак, через полчаса! Ах, я так устала; я ничего не могу ни раскаиваться, ни бежать, ни оставаться, ни жить, ни -- умереть! Помогите мне! Приказывайте мне, и я буду послушна, как собака! Окажите мне последнюю услугу, спасите мою честь, спасите его имя! Вы знаете, чего я должна хотеть, но не хочу... Захотите этого и прикажите мне исполнить это!
   Жан. Я не знаю -- теперь я тоже не могу -- я сам не пойму. -- Точно благодаря этой ливрее, -- я не могу вам ничего приказывать -- а после того, как граф говорил со мной -- я не могу вам точно объяснить -- но -- ах, это прирожденное лакейство, сидит во мне! Я думаю, что если бы граф теперь пришел и приказал мне перерезать себе горло, я бы тотчас же сделал это.
   Юлия. Вообразите тогда, что вы -- он, а я -- вы -- Ведь еще недавно вы так хорошо играли вашу роль -- когда вы стояли предо мной на коленях -- тогда вы были рыцарем -- или -- вы никогда не были в театре и не видали магнетизера?
   Жан делает утвердительное движение.
   Юлия. -- Он говорит медиуму: возьми метлу -- и тот берет; он говорит: подметай -- и тот подметает...
   Жан. Но тогда медиум должен спать!
   Юлия в экстазе. Я уже сплю -- вся комната как дым, передо мною, а вы как железная печь... похожая на дутого в черное господина в цилиндре -- и ваши глаза горят, как уголья, когда пламя гаснет, -- а ваше лицо кажется белым пятном из золы -- солнечный луч достигает до полу и освещает Жана, -- так тепло и хорошо, -- она потирает руки, как будто грея их перед огнем, -- так светло -- и так тихо!
   Жан берет бритву и кладет ей в руку. Вот метла! Иди, пока тут светло -- в амбар -- и... Шепчет ей на ухо.
   Юлия приходя в себя. Благодарю! Теперь я иду на покой! Но скажите мне еще раз -- что первые будут тоже участниками в милости Божьей. Скажите мне, хотя бы вы и не верили в это.
   Жан. Первые? Нет, я не могу! Но подождите -- Фрёкен Юлия -- теперь я знаю! Вы не принадлежите более к первым, потому что вы среди -- последних.
   Юлия. Правда! Я -- среди самых последних; я -- последняя! Ах! -- но я не могу идти -- скажите еще раз, что я должна идти!
   Жан. Нет, теперь я тоже не могу! Не могу!
   Юлия. А первые должны быть последними!
   Жан. Не думайте, не думайте об этом! Вы отнимаете и у меня всю силу; и я становлюсь трусом! -- Что? Мне показалось, что звонок шевельнулся! Нет! -- Мы сейчас заткнем его бумагой! -- Так ужасно бояться звонка! -- Да, но это не просто звонок -- кто-то сидит за ним -- чья-то рука приводит его в движение -- и что-то другое водит этой рукой -- да заткните же себе уши -- заткните уши! Он звонит еще сильнее! и будет звонить, пока не ответят -- и тогда уже слишком поздно -- тогда придет полиция -- и тогда то...
   Два раза сильно звонят.
   Жан вздрагивает; затем выпрямляется. Это ужасно! Но нет другого выхода!.. Идите!
   Юлия твердыми шагами идет в дверь.

Занавес.

  

-----------------------------------------------------------

   Текст издания: А. Стринберг. Полное собрание сочинений. Том I. Повести. Театр. Драмы. Издание В. М. Саблина, Москва - 1908.
   OCR, приведение к современной орфографии: Phlegethon, февраль 2014 г.
  
  
  
  
Оценка: 6.64*25  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru