Талвио Майла
Лесной пожар

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Майла Талвио.
Лесной пожар

Перевод Г. И. Тюнни

   Лишь два дня тому назад владелец усадьбы Харсиа привез в свой дом молодую жену. Приезд новой хозяйки не праздновали, так как старая хозяйка дома была очень больна. Выпили кофе в кругу своих людей и принялись за обычные работы по хозяйству.
   Разумеется, отношения хозяина к молодой хозяйке дали прислуге обильную пищу для шуток; особенно шутили по поводу того, что руки хозяина как-то уж слишком часто обнимали талию хозяйки, и, конечно, ни одно движение молодой женщины не оставалось без критики. Заметили, что она молчалива, но признали возможным оправдать эту молчаливость тоской по родному дому. В общем молодуха показалась очень пригожей женщиной, этого нельзя было отрицать.
   Разница в летах жены и мужа была значительна, однако, годы еще не легли тяжелым бременем на хозяина: с виду он был молодцеват и румян не по летам. Женою он, видимо, гордился и был вполне счастлив. Многое в доме было заново отделано для хозяйки. Комнату за кухней оклеили обоями, поставили в ней новую двуспальную кровать, а в гостиной появилась плюшевая мебель.
   Прежде порядком в доме заведовала с должною строгостью сестра хозяина, а теперь она переселилась на половину старой хозяйки и -- померкла. Понятно, что для нее, больной женщины, было крайне важно всегда иметь около себя близкое лицо. Она то и советовала хозяину жениться, жалуясь на усталость; она была на двадцать лет старше брата и полагала, что молодая здоровая женщина внесет в дом новую жизнь. И, действительно, ожидания ее сбывались, -- брат после женитьбы пребывал в самом хорошем настроении духа, да и жена его со временем станет веселее -- ей нужно было только привыкнуть к порядкам дома.
   Так вот -- два дня прошло с того часа, когда в доме появилась новая хозяйка. Сидели за завтраком. Разговор вращался около темы, которая вое еще не переставала интересовать жителей дома -- вспоминали о свадьбе. Свадьба была пышная: двести человек званых гостей и большая толпа незваных. Одной только свадебной каши было приготовлено несколько котлов, а кофе подавалось целыми ведрами.
   По временам в течение разговора у мужчин вырывались возгласы удивления, девушки на дальнем конце хранили завистливое молчание, жадно внимая каждому слову. Хозяйка все время молча подавала чашки, наполняя их по мере надобности. Каждый раз, когда говорили о доме ее отца и о свадьбе, ее спокойное лицо жарко вспыхивало. Напрасно старалась она подавить свое волнение, напрасно опускала ресницы, когда, приближаясь к столу, садилась возле мужа. Пылающие щеки и влажность глаз все время выдавали ее.
   Вдруг старший работник, уже несколько раз выглядывавший во время еды в окно, перестал есть и уставился глазами на облако дыма вдали над лесом. За ним стали смотреть и другие.
   -- Ты что же думаешь, Анти, что это дым не спроста? -- осведомился хозяин.
   -- То-то что не спроста, -- ответил Анти.
   -- И мы так полагаем, -- сказали остальные работники.
   По знойному небу едва заметно плыло серое дымное облако. Если бы оно не двигалось, то, наверно, на него никто не обратил бы внимания, но его движение и рост явно указывали, что делю было неладно.
   Столкнувшись головами, как овцы, работники некоторое время следили за облаком, не спуская с него глаз, девушки тоже перестали есть.
   -- Пожар, по всей вероятности, в "Новой Пустоши", -- сказал хозяин.
   -- Кто бы это мог подпустить там красного петуха, ведь туда никто не ходил? -- промолвил конюх.
   -- Кто-нибудь уронил искру из трубки.
   -- А что ж, в такую засуху и этого достаточно!..
   Глаза всех опять уставились в окно. Настала глубокая тишина. Слышно было лишь, как трещат еловые дрова в очаге и бьется муха о стекло окна.
   -- Или поджог, -- вдруг проговорила молодая хозяйка. Все разом повернулись к ней. Ее глаза были широко открыты, и люди заметили в их блеске страшный испуг, точно она видела что-то не видимое никому.
   -- Дыма, как будто, меньше, -- послышался голос старшего работника, и хозяин, ласково коснувшись плеча жены, успокоил ее. Угрожающее облако на горизонте действительно таяло, смешавшись с влагой воздуха.
   Люди продолжали завтракать, хозяин с женою ушли в свою комнату, их провожали усмешками, подмигиванием...
   Какие нежности!
   Хозяин притянул жену к себе на край кровати, еще неубранной, -- со сбитыми в кучу новенькими простынями и одеялом. Ресницы хозяйки опустились; отмахиваясь от назойливых мух, она смущенно усмехалась.
   -- Ну, разве можно так пугаться?! -- уговаривал ее муж, точно ребенка, чувствуя волнение от близости красивого женского тела...
   -- Ведь ты не боишься больше, нет? Рауха... Рауха, ну, разве можно так?!. Не болит ли у тебя голова?
   Хозяйка смотрела на свои здоровые руки, перебиравшие угол передника.
   -- Я не могу понять, что со мной случилось. Ах, как много мух!.. Я не понимаю... Как будто предчувствие какое-то.
   Мухи, действительно, носились тучами. Хозяйка размахивала передником.
   -- Никаких предчувствий не должно быть, дорогая, -- говорил ей на ухо хозяин, вдыхая запах ее волос. -- Не будешь больше путаться? Скажи, что не будешь!
   В эту минуту послышался за дверью голос работника.
   -- Хозяин, а хозяин! А ведь это пожар, лес горит!
   Они быстро отскочили друг от друга. Муж вышел в кухню, жена осталась, и снова на лице ее ярко вспыхнуло волнение. Она начала ощипывать пожелтевшие листья цветов на окнах, потом, прибирая постель, слышала, как голоса в кухне звучат все громче, слышала быстрые шаги в кухне, в сенях. Хозяин громко отдавал приказание конюху.
   -- Запрягай скорей!
   Дверь в комнату порывисто отворилась, вошел хозяин.
   -- Горит "Новая Пустошь", -- объяснял он, садясь и натягивая высокие сапоги. -- К счастью, нет ветра. Там по близости два наших торпа, из ник пожар, вероятно, уже заметили. Во всяком случае, мы идем туда. К обеду, надо думать, вернемся. Однако, ты не должна тревожиться, если мы несколько замешкаемся. Теперь ужасно сухо везде!
   Он дотронулся до плеча хозяйки и почти бегом выскочил из комнаты.
   А хозяйка, проводив его за ворота, остановилась точно пригвожденная около угла дома, подле шиповника, наблюдая за дымом. -- Из незначительного облачка он скоро превратился в громадную тучу. Поднимаясь от опушки леса, дым то шел густыми султанами, то разрывался исполинскими хлопьями, то вставал над землею, как парус, раздуваемый ветром. Знойное; солнце пекло немилосердно, даже птички приумолкли от жары. В листве шиповника закопошился майский жук и вдруг улетел. Со двора доносились стоны и оханье больной старухи. От нее надо было скрывать все, что могло ее взволновать, но она уже заразилась общей тревогой и почувствовала себя хуже обыкновенного.
   Молодая хозяйка прижала рукою свое тревожное сердце. Она не могла освободиться от гнетущего чувства страха, от предчувствия какой-то беды.
   Да и брачное сожительство старой хозяйки было ведь несчастливо!..
   Хозяин с работниками гнал во всю мочь на пожар. Железные лопаты и ломы на рабочей телеге тряслись и гремели, мешая разговаривать. Надо было кричать, чтобы слышать друг друга. Впрочем, и говорить было не о чем. Каждый, перебирал в памяти все случаи лесных пожаров, свидетелем которых ему пришлось быть на своем веку. В то же время все следили глазами за тучей. Поднимаясь на пригорок, ехавшие почувствовали запах гари, а с пригорка можно было видеть уже все пожарище.
   Стройный сосновый лес, гордость и краса усадьбы Харсиа, пылал ярким огнем. Красные языки пламени, извиваясь по суходолу, подобно змеям, быстро поднимались вверх по стволам деревьев, перебирались на верхушки и перебрасывались с дерева на дерево, шипя и взвизгивая на пути. Огонь, по-видимому, начался у сарая и от него по кратчайшему направлению перекинулся по вереску в лес.
   "От сарая, от сарая!" -- думал хозяин. -- "Конечно, иначе быть не могло. И как это я не мог сразу сообразить! Сарай необходимо снести. Давно следовало снести, давно".
   Размышляя об этом, он видел всю запоздалость, и ненужность своих мыслей и бил вожжами лошадь, которая и без того с раздутыми ноздрями, вся в мыле напрягала последние силы, возбужденная шумом пожара.
   Прежде всех к месту пожара прибежали торпари, жилищам которых угрожала опасность. Потом стал прибывать народ из села, и к вечеру дружной работой людей сила огня была сломлена. Люди Харсиа поблагодарили посторонних за помощь и остались на месте еще некоторое время, затаптывая там и сям вспыхивающие огоньки. Выгорело на версту самого хорошего леса.
   Усталые и черные от дыма и копоти люди медленно двигались по пепелищу пожара обуглившихся деревьев, от времена до времени высказываясь вслух о размерах несчастья, догадываясь о причине его. Как мог начаться пожар? Очевидно, кем-тои был разведен костер у сарая. Хозяин крепко выругался, что с ним случалось очень редко.
   -- Сломать надо! -- сказал он, бросив черной головней в дверь сарая.
   Усталые люда сели на телегу и поехали домой, оборачиваясь по временам назад и окидывая глазами место пожара.
   -- Я думаю, что жители торпов примут меры к тому, чтобы огонь снова не пошел гулять по лесу, -- проговорил хозяин, стараясь спокойною речью поправить впечатление, произведенное недавним раздражением.
   После этого никто не говорил уже ни слова до самого дома. Голодные и усталые, они не замечали даже тряски телеги по каменистой дороге. К вечеру становилось несколько прохладнее. Солнце горело над церковкой села огненным кружком без дневного сияния. Цвет его был такой же, как в холодные месяцы зимы.
   С пригорка был виден дом Харсиа. И хозяин, и работники тотчас же заметили' у куста шиповника на углу дома молодую хозяйку в белом платье. Досаду хозяина как рукой сняло. Он забыл даже свою усталость. Что значили, все материальные потери в сравнении с тем, что у него была молодая красивая жена и могли быть дети! Его душу вдруг наполнило чувство умиления, и ему хотелось чем-нибудь особенным выразить свою благодарность людям, которые работали для него до самозабвения.
   -- Баня топится! -- крикнул радостно конюх.
   -- Ну, уж, конечно, это хозяйка... -- начал было хозяин, но от нахлынувших чувств не мог докончить своей мысли.
   Хозяйка, действительно, велела истопить баню, между тем как сама готовила горячую похлебку. Ей казалось, что она за этот один день состарилась на несколько лет.
   Не раз в течение ближайших дней обитатели усадьбы Харсиа с тревогой посматривали в сторону сгоревшего леса. Но там уже ничего нельзя было заметить, -- и они успокоились.
   Знойные дни тянулись один за другим без малейшей надежды на дождь. Даже вода из колодцев, и та угрожала исчезнуть. Но вот не прошло и недели со дня пожара, как старший работник Анти опять заметил дым над "Новой Пустошью". На этот раз все разом соскочили со своих мест и прижались к окну. Вид дыма вызвал общее раздражение.
   -- Они плохо следили за пепелищем!
   -- Удивительная вещь! Что они делают? Ведь огонь грозит их собственным жилищам!
   -- Никак опять придется запрягать?!
   -- Подождем немного!
   -- А ведь и теперь горит у сарая.
   -- Да что может гореть у сарая? Покос? Овес?
   -- А быть может, горит сарай?
   -- Нет, это дым от можжевельника.
   -- Какая беда! Вдобавок сегодня ветрено, не то что намедни.
   -- Калле, иди запрягать! -- сказал, наконец, хозяин конюху.
   Все вышли на двор.
   Когда хозяин натягивал сапоги, жена, спросила у него с тревогой:
   -- А ты уверен, что у тебя нет врагов?
   -- Да что ты, Рауха? Ты все продолжаешь думать, что это дело недоброжелателей.
   -- Я в этом убеждена. Ты, наверное, с кем-нибудь в ссоре.
   -- Нет, Рауха. А, впрочем, кто знает, быть может, в этом сказывается тайная месть? -- Нет, нет. Скорее всего тут небрежность. Пожалуйста, Рауха, не бойся, это главное. Пожар потушат, прежде чем мы успеем туда приехать. Будь же спокойна!
   Хозяин улыбнулся ободряюще и обнял жену за талию. Однако, у него на сердце кипела досада, и он решил не пощадить виновника, кто бы он ни был.
   На пожар ехали так же, как и в первый раз. Впрочем, теперь не чувствовалось запуганности, как тогда, -- вместо нее царили, раздражение и досада, особенно, когда ехавшие на пожар заметили, что огонь идет на убыль. Видно было, что с ним боролись успешно, и хозяин отпустил работников домой с полдороги, а дальше поехал один. С пригорка он увидел, что перед злополучным сараем стояла толпа мужчин и женщин. На вересковой поляне между возделанным полем и сгоревшим лесом дымилось нечто похожее на костер. Хозяин подъехал к толпе в крайнем раздражении. Ему не надо было просить людей рассказывать: они рассказывали и кричали все вместе, перебивая друг друга. Оказалось, что кто-то преднамеренно натаскал хворосту и можжевельника к сараю и, развел огонь. Искры от костра достигли было леса, и лес принимался кое-где гореть, но пожар, к счастью, успели предотвратить. Будь ветер с другой стороны, сарай непременно сгорел бы. Хворост был приготовлен за ночь, поджог же совершен уже утром, после того как высохла роса. И сколько дерзости обнаружил злоумышленник! Ведь торпари еще перед тем, как уйти, спать, осматривали все пожарище. Жены их выходили даже ночью, боясь поджога, -- все было напрасно. Огонь заметили только, когда пламя поднималось вверх выше сарая. Один из торпарей только что взялся было отбивать косу, а другой вставлял зубья в грабли, -- оба тотчас же побежали к сараю и потушили огонь.
   Потом пошли догадай. Кто был виновником злодейства? Пастухи? -- Но нельзя было винить пастухов, потому что они не пригоняли сюда своих стад. Перебрав всех почему-либо подозреваемых лиц, назвав некоторых даже по имени, рассказчики, однако, не решались настаивать на ком-либо определенно. Одно было ясно -- злоумышленник был крайне дерзкий и ловкий человек. Кончили тем, что решили, зорко следить все последующие ночи, особенно за сараем и прилегающей к нему местностью. Хозяин приехал домой в мрачном настроении.
   -- У тебя есть тайные недоброжелатели, -- сказала ему жена тихим голосом, когда он рассказал ей о вторичном покушении.
   На следующее утро все село было разбужено тревожным набатом с церковной колокольни. Вскочив со сна и подбежав к окнам, поселяне увидели, что вся восточная часть неба заволакивалась огромными клубами, дыма. Едкий запах гари проникал даже в избы. Теперь дело не ограничивалось лесом Харсиа и его арендными угодьями, огонь угрожал всему селу. С места пожара летели искры тысячами; подхватываемые сильным ветром, они неслись на село, огненным дождем падая на землю и на колокольню, откуда раздавались тревожные звуки набата.
   Все село зашевелилось, даже женщины и подростки побежали кто с чем к месту пожара, а оставшиеся дома, старые да малые, собирались кучами на околицах, облепили изгороди и плетни, следя за страшным зрелищем. По дворам завыли собаки.
   В доме Харсиа стенала больная старуха-хозяйка.
   С помощью пожарных парусов огонь удалось остановить за службами приходской богадельни. Люди страшно утомились, и вызванное дерзким поджигателем общее негодование достигло крайних пределов.
   Харсиа приехал домой на взмыленной лошади, платье его было изодрано, лицо в копоти, но он не думал об отдыхе и не пошел в баню. Он хлебнул две-три ложки варева и положил в карман кусок хлеба.
   -- Я хочу знать, кто мой тайный недруг и что ему надо от меня -- сказал он. -- Неужели же я не увижу его ночью?
   Говоря это, он не заметил, что жена его была ужасно бледна. Он не увел ее с собою в комнату и не утешал ее. Глаза его горели, а движения пугали жену. Она, однако, не заметила, как хозяин подошел к комоду, вынул оттуда револьвер и засунул его в боковой карман пиджака, -- и хорошо, что не видела, а то перепугалась бы еще сильнее. .
   Харсиа отправился на пожарище не на лошади и не по дороге. Перейдя паровые поля, он перескочил изгородь и исчез в лесу.
   Воздух был полон гарью, которая медленно расползалась по лесу, Ветра почти не было. Царила полная тишина, нарушаемая только хриплым криком дергача и треском валежника под ногами идущего. На землю садилась обильная роса.
   Харсиа шел лесом, прислушиваясь к треску хвороста под ногами, и думал все об одном. Он не мог уяснить себе, -- кто это осмелился на подобное злодеяние? Был да он несправедлив к кому-нибудь? Нет. Н-да, положим, что совесть его не была совсем чиста, но здесь в этих краях никто не мог обижаться на него, Он вспомнил о револьвере. Конечно, он не собирается стрелять -- Боже упаси! -- но предосторожность -- дело не лишнее. Кто знает, -- и может быть, злоумышленников было несколько человек? Приближаясь к роковому месту, он пошел осторожнее. А под конец стал красться, притаив. дыхание и прислушиваясь к малейшему шороху. Временами ему казалось, что сердце его останавливается, а голова готова разлететься на части от напряжения.
   Он дошел до лесочка у поляны и осмотрел, таясь за деревьями, местность. Белый, как серебро, стоял овес в полумраке летней ночи', дам и роса покрывали поле толстой мокрой вуалью.
   "Ни шагу дальше!" -- подумал Харсиа и впился глазами в злополучный сарай, который на фоне мертвого леса казался исполинским гробом, вызывая своим видом безотчетный страх.
   Недалеко от Харсиа болотный багун распространял свой сильный запах, в овсе хрипло кричал дергач, издали доносились крики сторожей, обходивших пепелище. Их было несколько человек, так как выгоревшая площадь была довольно значительна. Вдруг Харсиа показалось ужасно глупым его пребывание здесь.
   "Зачем я пришел? Разве может поджигатель, кто бы он ни был, рисковать собою в таком опасном деле? Не лучше ли прийти когда-нибудь в другой раз. Рауха, должно быть, очень беспокоится и не спит. А, может, и плачет. Да и я хорош -- пошел и даже не простился. Лучше всего пойти домой. -- Но, впрочем, почему бы не остаться на некоторое время, коли уж пришел?" -- Так думал Харсиа и, решившись остаться, нащупал в кармане револьвер. Потом он опустился на колени в овес и стал выжидать.
   Дергач не переставал оглашать воздух своим неприятным криком. Сторожа отошли дальше. По земле, подобно легкой ткани, которую тянут за края, расстилался дым.
   Вдруг в овсе послышался шум, и вслед за тем в дыму появилось что-то плотное и быстро задвигалось. Существо, которое передвигалось по полю, было слишком нежное и призрачное, чтобы быть человеком. Будь Харсиа суеверен, он подумал бы, что это была русалка. Тем не менее его охватила жуть. Скоро существо вышло из овса, обогнуло сарай и остановилось недалеко от него. Потом Харсиа видел, как человеческая фигура нагнулась к земле и стала что-то делать. По телу Харсиа пробежала дрожь, а глаза, казалось, были прикованы к одному месту. Он встал было, но потом нагнулся и начал подкрадываться. Овес прикрывал его. Вдруг загадочное существо выпрямилось и пошло прямо на него.
   -- Боже мой! Девочка!
   Под мышкой у нее была береста и сухой хворост. Она утиралась подолом рубашки, которая хлестала ее на ходу по тощим ножкам. Девочка плакала и шла точно во сне или с завязанными- глазами. Подойдя к груде хвороста, который был, по-видимому, заранее собран, она нагнулась, достала спички и принялась разводить огонь.
   "Неужели эта девочка и есть поджигательница? -- Ну, была не была, а все-таки мне удалось поймать ее. Уж теперь не уйдешь, хотя бы мне пришлось стрелять".
   Эти мысли мелькнули в голове Харсиа, когда он встал и вышел из прикрытия. Девочка взвизгнула, уронила горящую бересту и бросилась бежать со всех ног.
   -- Стой! -- грозно крикнул Харсиа.
   Крик его раздался в лесу звонким эхом. "Стой!" -- повторили Харсиа и лес.
   -- Если не остановишься, буду стрелять.
   Девочка скользнула между обуглившимися деревьями, как быстроногий зверек, не обращая внимания на крики.
   Грянул выстрел. Девочка упала ничком. До этого момента Харсиа действовал точно в бреду. Теперь его сознание прояснилось, и он понял случившееся.
   "Ведь я убил человека, -- пронеслось у него в голове. -- Господи, спаси и помилуй!"
   Он должен был бежать к девочке на помощь, но не мог сдвинуться с места. Наконец, он пересилил себя и подбежал к девочке. Он обхватал руками худенькое тельце, покрытое мокрым платьем.
   -- Тебе больно, малютка, скажи, не бойся, больно?
   Он поставил девочку на ноги.
   Из темноты на него смотрели два испуганных глаза, как у птички, попавшей в руки человека. Харсиа быстро ощупал руки, ноги, тело. -- Слава Богу! Девочка была невредима. Все тело ее содрогалось от испуга и холода.
   -- Скажи, милая, что это ты только что делала? Скажи!
   Девочка чуть слышно, сквозь слезы пропищала:
   -- Поджигала.
   -- Поджигала? Что же ты поджигала?
   -- Лес.
   -- Так это ты подожгла и вчера?
   -- Я.
   -- А кто тебе велел это сделать?
   -- Мама.
   Харсиа остановился, чтобы перевести дух.
   -- А кто твоя мама?
   Девочка всхлипнула.
   -- Скажи, малютка, скажи, не бойся, я тебе зла не сделано.
   -- Мама...
   -- Разве ты не знаешь, кто твоя имама?
   -- Мама... -- беспомощно повторяла девочка, как будто не понимая, что у нее спрашивали.
   -- Да ты же знаешь, как зовут твою маму! -- чуть не прокричал Харсиа, с трудом сдерживая возбуждение, и сжал крепко руку девочки.
   Девочка вскрикнула от боли и сделала попытку вырваться, но Харсиа удержал ее. Он решил взять девочку на руки и нести домой. "На следующий день выяснится, -- думал он, -- кто мать этой девочки". Однако, он не успел сделать и несколько шагав со своей ношей, как из-за сарая вышла какая-то женщина. "Ага! Должно быть виноватая мать." -- пронеслось в голове Харсиа. Он направился к ней бегом, боясь, как бы она не убежала. Но страх его был напрасен: женщина шла прямо на него и остановилась посреди почерневшей от копоти поляны. На руке у нее был красный платок. Остановившись, она сухо рассмеялась. Харсиа выпустил девочку, и та боязливо подошла к матери.
   -- Что, тебе больно где-нибудь? -- спросила, женщина у девочки звучным голосом, который показался Харсиа знакомым. -- Поди, садись вон там на пороге сарая! Тебе не надо больше поджигать. Не плачь, я приду скоро и тогда пойдем домой.
   Харсиа все время зорко следил за женщиной, готовый каждую минуту схватить ее за руку, если бы она вздумала бежать. Удалив девочку, женщина посмотрела в упор на Харсиа. За алыми губами ее выделялись белые, как мрамор, зубы.
   -- Разве забыли?
   Харсиа узнал ее в ту же минуту. Уже тогда, когда он заметил у нее на руке красный платок, у него пробудились неясные воспоминания. Впрочем, он и так должен был догадаться, кто у этого сарая потребовал его к ответу.
   -- Я служила когда-то в вашем доме. Давно то было. Иногда меня присылали сюда на покос с обедом. Помните, сюда, к сараю?
   Харсиа провел машинально рукой по голове.
   -- Я припоминаю, -- прервал он ее слова. -- Когда вы появились здесь?
   -- Я приехала несколько дней тому назад. Говорят, видите ли, что человека тянет на родину желание умереть там.
   Однако, по виду, она вовсе не собиралась умирать. Ее смех звучал жизнью и силой.
   -- И теперь вы пришли сюда, чтобы жечь мой лес?
   -- Что поделаешь. Идя на медведя, охотник разводит огонь у входа в берлогу, чтобы вызвать его оттуда.
   -- Неужели меня нельзя было вызвать на разговор иными средствами?
   Женщина снова рассмеялась.
   -- Да, я сперва подумала было, что могла бы встретить вас на дороге. У вас, говорят, в доме молодая жена? Хороша она?
   -- Вам какое дело до этого! -- окрикнул Харсиа точно ужаленный. -- Если вы хотите мне что-либо сказать, то говорите скорее, не то эта игра кончится для вас плохо. Я донесу, и вы угодите в пожизненную.
   -- Пожалуйста, сделайте милость, донесите! -- она угрожающе выпрямилась и рассмеялась. Лес ответил эхом.
   -- Говорите, что же вам от меня надо?
   -- Я нуждаюсь в денежной помощи.
   -- Сколько вы хотите при условии, что вы уедете отсюда навсегда?
   -- Вы, вероятно, не слышали, что я только что сказала. Ведь я собралась на родину, чтобы умереть здесь. Для этого я купила недалеко отсюда избушку и прошу у вас денег именно на это.
   Харсиа провел рукой по голове.
   -- Вы должны уехать отсюда!
   -- Ни за что!
   -- Так, по-вашему, лесу выгорело еще недостаточно?
   -- Не беспокойтесь, я до леса уже не дотронусь.
   Харсиа взялся за револьвер. Смеющееся лицо женщины было ему до того ненавистно, что он готов был стрелять в нее. Но потом он вспомнил, что уже стрелял, и что револьвер не был снова заряжен. Женщина, однако, напугалась, пошла к сараю и стала звать девочку.
   -- Пойдем домой, дочка! Этот... Этот дядя очень не в духе нынче.
   Видя, что руки Харсиа беспомощно опустились, она остановилась и сказала:
   -- Когда же мне прийти? Завтра, пожалуй, рановато! А послезавтра! Конечно, у вас всегда найдется сотенка-другая лишних. Так вот -- послезавтра... вечером, перед заходом солнца...
   Она схватила девочку за руку и, увлекая ее за собою, пошла от сарая к лесу.
   В полумраке летней ночи со всех сторон виднелись следы недавнего пожара. Харсиа стоял точно, в забытье и смотрел перед собою в темное пространство. Мысли его беспокойно метались, но о чем бы он ни думал, везде и повсюду он видел лишь одно разорение.

-----------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Сборник финляндской литературы / Под ред. В. Брюсова и М. Горького. -- Петроград: Парус, 1917. -- 490 с.; 21 см. -- С. 382--394.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru