Петя Тузин, гимназист первого класса, вскочил на стул и крикнул:
-- Господа! Объявляю заседание открытым!
Но гул не прекращался. Кого-то выводили, кого-то стукали линейкой по голове, кто-то собирался кому-то жаловаться.
-- Господа! -- закричал Тузин еще громче.-- Объявляю заседание открытым. Семенов-второй! Навались на дверь, чтобы приготовишки не пролезли. Эй, помогите ему! Мы будем говорить о таких делах, которые им слышать еще рано. Ораторы, выходи! Кто записывается в ораторы, подними руку. Раз, два, три, пять. Всем нельзя, господа; у нас времени не хватит. У нас всего двадцать пять минут осталось. Иванов-четвертый! Зачем жуешь! Сказано -- сегодня не завтракать! Не слышал приказа?
-- Он не завтракает, он клячку жует.
-- То-то, клячку! Открой-ка рот! Федька, сунь ему палец в рот, посмотри, что у него. А? Ну то-то! Теперь прежде всего решим, о чем будем рассуждать. Прежде всего, я думаю... ты что, Иванов-третий?
-- Плежде всего надо лассуждать пло молань,-- выступил вперед очень толстый мальчик с круглыми щеками и надутыми губами.-- Молань важнее всего.
-- Какая молань? что ты мелешь? -- удивился Петя Тузин.
-- Не молань, а молаль! -- поправил председателя тоненький голосок из толпы.
-- Я и сказал молань! -- надулся еще больше Иванов-третий.
-- Мораль? Ну хорошо, пусть будет мораль. Так, значит, мораль... А как это мораль... это про что?
-- Чтобы они не лезли со всякой ерундой,-- волнуясь, заговорил черненький мальчик с хохлом на голове.-- То нехорошо, другое нехорошо. И этого нельзя делать, и того не смей. А почему нельзя -- никто не говорит. И почему мы должны учиться? Почему гимназист непременно обязан учиться? Ни в каких правилах об этом не говорится. Пусть мне покажут такой закон, я, может быть, тогда и послушался бы.
-- А почему тоже говорят, что нельзя класть локти на стол? Все это вздор и ерунда,-- подхватил кто-то из напиравших на дверь.-- Почему нельзя? Всегда буду класть...
-- И стоб позволили зениться,-- пискнул тоненький голосок.
-- Кричат "не смей воровать!",-- продолжал мальчик с хохлом.-- Пусть докажут. Раз мне полезно воровать...
-- А почему вдруг говорят, чтоб я муху не мучил? -- забасил Петров-второй.-- Если мне доставляет удовольствие...
-- А мама говорит, что я должен свою собаку кормить. А с какой стати мне о ней заботиться? Она для меня никогда ничего не сделала!..
-- Стоб не месали вступать в блак,-- пискнул тоненький голосок.
-- А кроме того, мы требуем полного и тайного женского равноправия. Мы возмущаемся и протестуем. Иван Семеныч нам всё колы лепит, а в женской гимназии девчонкам ни за что пятерки ставит. Мне Манька рассказывала...
-- Подожди, не перебивай! Дай сказать! Почему же мне нельзя воровать? Раз это мне доставляет удовольствие.
-- Тише! Тише! Петька Тузин! Председатель! Звони ключом об чернильницу -- чего они галдят!
-- Тише, господа! -- надрывался председатель.-- Объявляю, что заседание продолжается.
Иванов-третий продвинулся вперед.
-- Я настаиваю, чтоб лассуждали пло молань! Я хочу пло молань говолить, а Сенька мне в ухо дует! Я хочу, чтоб не было никакой молани. Нам должны всё позволить. Я не хочу увазать лодителей, это унизительно. Сенька! Не смей мне в ухо дуть! И не буду слушаться сталших, и у меня самого могут лодиться дети... Сенька! Блось! Я тебе в молду!
-- Мы все требуем свободной любви. И для женских гимназий тоже.
-- Пусть не заплещают нам зениться! -- пискнул голосок.
-- Они говорят, что обижать и мучить другого нехорошо. А почему нехорошо? Нет, вот пусть объяснят, почему нехорошо, тогда я согласен. А то эдак все можно выдумать: есть нехорошо, спать нехорошо, нос нехорошо, рот нехорошо. Нет, мы требуем, чтобы они сначала доказали. Скажите пожалуйста -- "нехорошо". Если не учишься -- нехорошо. А почему же, позвольте спросить,-- нехорошо? Они говорят -- "дураком вырастешь". Почему дурак нехорошо? Может быть, очень даже хорошо.
-- Дулак -- это холосо!
-- И по-моему хорошо. Пусть они делают по-своему, я им не мешаю. Пусть и они мне не мешают. Я ведь отца по утрам на службу не гоняю. Хочет -- идет, не хочет -- мне наплевать. Он третьего дня в клубе шестьдесят рублей проиграл. Ведь я же ему ни слова не сказал. Хотя, может быть, мне эти деньги и самому пригодились бы. Однако смолчал. А почему? Потому что я умею уважать свободу каждого ин-ди...юн-ди...ви-ди-ума. А он меня по носу тетрадью хлопает за каждую единицу. Это гнусно. Мы протестуем.
-- Позвольте, господа, я должен все это занести в протокол. Нужно записать. Вот так: "Пратакол засе..." "Засе" или "заси"? "Засидания". Что у нас там первое?
-- Я говорил, чтоб не приставали локти на стол...
-- Ага! как же записать?.. Нехорошо -- "локти". Я напишу "оконечности". "Протест против запрещения класть на стол свои оконечности". Ну, дальше.
-- Стоб зениться...
-- Нет, врешь, тайное равноправие!
-- Ну ладно, я соединю. "Требуем свободной любви, чтоб каждый мог жениться, и тайное равноправие полового вопроса для дам, женщин и детей". Ладно?
-- Тепель пло молань.
-- Ну ладно. "Требуем переменить мораль, чтоб ее совсем не было. Дурак -- это хорошо".
-- И воровать можно.
-- "И требуем полной свободы и равноправия для воровства и кражи, и пусть все, что нехорошо, считается хорошо". Ладно?
-- А кто украл, напиши, тот совсем не вор, а просто так себе человек.
-- Да ты чего хлопочешь? Ты не слимонил ли чего-нибудь?
-- Караул! Это он мою булку слопал. Вот у меня здесь сдобная булка лежала: а он все около нее боком... Отдавай мне мою булку!.. Сенька! Держи его, подлеца! Вали его на скамейку! Где линейка?.. Вот тебе!.. Вот тебе!..
-- А-а-а! Не буду! Ей-богу, не буду!..
-- А, он еще щипаться!..
-- Дай ему в молду! Мелзавец! Он делется!..
-- Загни ему салазки! Петька, заходи сбоку!.. Помогай!..
Председатель вздохнул, слез со стула и пошел на подмогу.