Lib.ru/Классика: Тэффи. Брошечка

Н. А. Тэффи

Брошечка

Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 1: "И стало так..."

М., "Лаком", 1997.

Супруги Шариковы поссорились из-за актрисы Крутомирской, которая была так глупа, что даже не умела отличать женского голоса от мужского и однажды, позвонив к Шарикову по телефону, закричала прямо в ухо подошедшей на звонок супруге его:

-- Дорогой Гамлет! Ваши ласки горят в моем организме бесконечным числом огней!

Шарикову в тот же вечер приготовили постель в кабинете, а утром жена прислала ему, вместе с кофе записку:

"Ни в какие объяснения вступать не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Анастасия Шарикова".

Так как самому Шарикову, собственно говоря, тоже ни в какие объяснения вступать не хотелось, то он и не настаивал, а только старался несколько дней не показываться жене на глаза. Уходил рано на службу, обедал в ресторане, а вечера проводил с актрисой Крутомирской, часто интригуя ее загадочной фразой:

-- Мы с вами, все равно, прокляты и можем искать спасения только друг в друге.

Крутомирская восклицала:

-- Гамлет! В вас много искренности! Отчего вы не пошли на сцену?

Так мирно протекло несколько дней, и вот однажды, утром, а именно в пятницу десятого числа, одеваясь,

Шариков увидал на полу, около дивана, на котором он спал, маленькую брошечку с красноватым камешком. Шариков поднял брошечку, рассматривал и думал:

-- У жены такой вещицы нет. Это я знаю наверное. Следовательно, я сам вытряхнул ее из своего платья. Нет ли там еще чего?

Он старательно вытряс сюртук, вывернул все карманы.

Откуда она взялась?

И вдруг он лукаво усмехнулся и подмигнул себе левым глазом.

Дело было ясное: брошечку сунула ему в карман сама Крутомирская, желая подшутить. Остроумные люди часто так шутят, -- подсунут кому-нибудь свою вещь, а потом говорят: "А ну-ка, где мой портсигар или часы? А ну-ка, обыщем-ка Ивана Семеныча".

Найдут и хохочут. Это очень смешно.

Вечером Шариков вошел в уборную Крутомирской и, лукаво улыбаясь, подал ей брошечку, завернутую в бумагу.

-- Позвольте вам преподнести, хе-хе!

-- Ну к чему это! Зачем вы беспокоитесь! -- деликатничала актриса развертывая подарок. Но, когда развернула и рассмотрела, вдруг бросила его на стол и надула губы:

-- Я вас не понимаю! Это, очевидно, шутка! Подарите эту дрянь вашей горничной. Я не ношу серебряной дряни с фальшивым стеклом.

-- С фальшивым стекло-ом? -- удивился Шариков. -- Да, ведь, это же ваша брошка! И разве бывает фальшивое стекло?

Крутомирская заплакала и одновременно затопала ногами -- из двух ролей зараз.

-- Я всегда знала, что я для вас ничтожество! Но я не позволю играть честью женщины!.. Берите эту гадость! берите! Я не хочу до нее дотрагиваться: она, может быть, ядовитая!

Сколько ни убеждал ее Шариков в благородстве своих намерений, Крутомирская выгнала его вон.

Уходя, Шариков еще надеялся, что все это уладится, но услышал пущенное вдогонку: "Туда же! Нашелся Гамлет! Чинуш несчастный!"

Тут он потерял надежду.

На другой день надежда воскресла без всякой причины, сама собой, и он снова поехал к Крутомирской. Но та не приняла его. Он сам слышал, как сказали:

-- Шариков? Не принимать!

И сказал это -- что хуже всего -- мужской голос. На третий день Шариков пришел к обеду домой и сказал жене:

-- Милая! Я знаю, что ты святая, а я подлец. Но нужно же понимать человеческую душу!

-- Ладно! -- сказала жена. -- Я уже четыре раза понимала человеческую душу! Да-с! В сентябре понимала, когда с бонной снюхались, и у Поповых на даче понимала, и в прошлом году, когда Маруськино письмо нашли. Нечего, нечего! И из-за Анны Петровны тоже понимала. Ну, а теперь баста!

Шариков сложил руки, точно шел к причастию, и сказал кротко:

-- Только на этот раз прости! Наточка! За прошлые раза не прошу! За прошлые не прощай. Бог с тобой! Я, действительно, был подлецом, но теперь клянусь тебе, что все кончено.

-- Все кончено? А это что?

И, вынув из кармана загадочную брошечку, она поднесла ее к самому носу Шарикова. И, с достоинством повернувшись, прибавила:

-- Я попросила бы вас не приносить, по крайней мере, домой вещественных доказательств вашей невинности -- ха-ха!.. Я нашла это в вашем сюртуке. Возьмите эту дрянь, она жжет мне руки!

Шариков покорно спрятал брошечку в жилетный карман и целую ночь думал о ней. А утром решительными шагами пошел к жене.

-- Я все понимаю, -- сказал он. -- Вы хотите развода. Я согласен.

-- Я тоже согласна! -- неожиданно обрадовалась жена. Шариков удивился.

-- Вы любите другого?

-- Может быть.

Шариков засопел носом.

-- Он на вас никогда не женится.

-- Нет, женится!

-- Хотел бы я видеть... Ха-ха!

-- Во всяком случае, вас это не касается.

Шариков вспылил:

-- По-озвольте! Муж моей жены меня не касается. Нет, каково? А.

Помолчали.

-- Во всяком случае, я согласен. Но перед тем, как мы расстанемся окончательно, мне хотелось бы выяснить один вопрос. Скажите, кто у вас был в пятницу вечером?

Шарикова чуть-чуть покраснела и ответила неестественно честным тоном:

-- Очень просто: заходил Чибисов на одну минутку. Только спросил, -- где ты, и сейчас же ушел. Даже не раздевался ничуть.

-- А не в кабинете ли, на диване, сидел Чибисов? -- медленно проскандировал Шариков, проницательно щуря глаза.

-- А что?

-- Тогда все ясно. Брошка, которую вы мне тыкали в нос, принадлежит Чибисову. Он ее здесь потерял.

-- Что за вздор? Он брошек не носит! Он мужчина!

-- На себе не носит, а кому-нибудь носит и дарит. Какой-нибудь актрисе, которая никогда и Гамлета-то в глаза не видала. Ха-ха! Он ей брошки носит, а она его чинушом ругает. Дело очень известное! Ха-ха! Можете передать ему это сокровище.

Он швырнул брошку на стол и вышел.

Шарикова долго плакала. От одиннадцати до без четверти два. Затем запаковала брошечку в коробку из-под духов и написала письмо.

"Объяснений никаких не желаю. Все слишком ясно и слишком гнусно. Взглянув на посылаемый вам предмет, вы поймете, что мне все известно.

Я с горечью вспоминаю слова поэта:

Так вот где таилась погибель моя:

Мне смертию кость угрожала.

В данном случае кость -- это вы. Хотя, конечно, ни о какой смерти не может быть и речи. Я испытываю стыд за свою ошибку, но смерти я не испытываю. Прощайте. Кланяйтесь от меня той, которая едет на "Гамлета", зашпиливаясь брошкой в полтинник. Вы поняли намек?

Забудь, если можешь!

А".

Ответ на письмо пришел в тот же вечер. Шарикова читала его круглыми от бешенства глазами.

"Милостивая государыня! Ваше истерическое послание я прочел и пользуюсь случаем, чтобы откланяться. Вы облегчили мне тяжелую развязку. Присланную вами, очевидно, чтобы оскорбить меня, штуку я отдал швейцарихе.

Sic transit Catilina. Евгений Чибисов".

Шарикова горько усмехнулась и спросила сама себя, указывая на письмо:

-- И это они называют любовью?

Хотя никто этого письма любовью не называл. Потом позвала горничную:

-- Где барин?

Горничная была чем-то расстроена и даже заплакана.

-- Уехадчи! -- отвечала она. -- Уложили чемодан и дворнику велели отметить.

-- А-а! Хорошо! Пусть! А ты чего плачешь?

Горничная сморщилась, закрыла рот рукой и запричитала. Сначала слышно было только "вяу-вяу", потом и слова:

-- ...Из-за дряни, прости Господи, из-за полтинниной человека истребил... ил...

-- Кто?

-- Да жених мой -- Митрий, приказчик. Он, барыня-голубушка, подарил мне брошечку, а она и пропади. Уж я искала, искала, с ног сбилась, да, видно, лихой человек скрал. А Митрий кричит: "Растеряха! Я думал, у тебя капитал скоплен, а разве у растерях капитал бывает". На деньги мои зарился... вяу-вяу!

-- Какую брошечку? -- похолодев, спросила Шарикова.

-- Обнаковенную, с красненьким, быдто, с леденцом, чтоб ей лопнуть!

-- Что же это?

Шарикова так долго стояла, выпучив глаза на горничную, что та даже испугалась и притихла. Шарикова думала:

-- Так хорошо жили, все было шито-крыто, и жизнь была полна. И вот, свалилась нам на голову эта окаянная брошка и точно ключом все открыла. Теперь ни мужа, ни Чибисова. И Феньку жених бросил. И зачем это все? Как все это опять закрыть? Как быть?

И так как совершенно не знала, как быть, то топнула ногой и крикнула на горничную:

-- Пошла вон, дура!

А, впрочем, больше ведь ничего и не оставалось!

КОММЕНТАРИИ

Брошечка. "Так вот где таилась погибель моя..." -- строки из стихотворения А. С. Пушкина "Песнь о Вещем Олеге" (1822).

Катилина Луций Сергий (108--62 до н. э.) -- римский патриций, организатор заговора с целью свержения республиканской власти; был изобличен Цицероном.

Оставить комментарий Тэффи (bmn@lib.ru) Год: 1911 Обновлено: 17/08/2013. 10k. Статистика. Рассказ: Проза, Юмор и сатира Юмористические рассказы. Книга вторая (1911)	Скачать FB2 Ваша оценка: