Теккерей Уильям Мейкпис
История Пенденниса. Часть вторая

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    его успехов и неудач, его друзей и злейшего врага.
    (The history of Pendennis).
    Перевод Ю. А. Говсеева (1894).


СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ТЕККЕРЕЯ

ТОМЪ ВОСЬМОЙ.

ИСТОРІЯ ПЕНДЕННИСА.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, No 16.
94--95.

ИСТОРІЯ ПЕНДЕННИСА, ЕГО УСПѢХОВЪ И НЕУДАЧЪ, ЕГО ДРУЗЕЙ И ЗЛѢЙШАГО ВРАГА.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

Переводъ Ю. А. Говсѣева.

   

ГЛАВА I,
въ которой полковникъ Альтамонтъ показывается и вновь исчезаетъ.

   Въ назначенный день маіоръ Пенденнисъ, не получившій лучшаго приглашенія, и Артуръ, не желавшій никакого, явились вмѣстѣ къ сэру Фрэнсису Клеврингу на обѣдъ. Въ гостиной они застали только сэра Фрэнсиса, его жену и капитана Стронга. Артуръ былъ очень радъ встрѣчѣ съ капитаномъ, но маіоръ на него взиралъ весьма сурово, крайне недовольный тѣмъ, что ему приходится сидѣть за однимъ столомъ съ этимъ проклятымъ управляющимъ Клевринга, какъ онъ непочтительно называлъ капитана. Но такъ какъ очень скоро явился и м-ръ Уэльборъ, сосѣдъ Клевринга по имѣнію и его парламентскій собратъ, то Пенденнисъ-старшій почувствовалъ себя до нѣкоторой степени удовлетвореннымъ, потому что, хотя Уэльборъ былъ непроходимо глупъ и принималъ въ разговорѣ не больше участія, чѣмъ лакей, стоявшій за его стуломъ, но все же это былъ почтенный помѣщикъ стариннаго рода и съ семью тысячами годового дохода, а маіоръ всегда любилъ подобное общество. Вскорѣ въ гостиную явилось еще нѣсколько знатныхъ гостей: вдовствующая леди Рокминстеръ, у которой были свои причины находиться въ дружбѣ съ семействомъ Клевринговъ, и леди Агнеса Фокеръ съ своимъ сыномъ, м-ромъ Гарри, нашимъ старымъ знакомымъ. Мистеръ Пинсентъ не могъ явиться, его задержали въ палатѣ парламентскія обязанности, которыя для двухъ другихъ законодателей были значительно легче. Позже всѣхъ явилась миссъ Бланшъ Эмори, въ восхитительномъ бѣломъ шелковомъ платьѣ, которое выказывало въ полномъ блескѣ ея жемчужныя плечи. Пенъ глядѣлъ на нее съ очевиднымъ восхищеніемъ, а Фокеръ прошепталъ ему на ухо, что она "объяденіе". Сегодня она была съ Пеномъ необыкновенно любезна, радушно протянула ему руку, заговорила о миломъ Фэроксѣ, спросила о милой Лаурѣ и о матери, сказала, что она очень скучаетъ по деревнѣ, и вообще была замѣчательно мила, проста и ласкова.
   Гарри Фокеръ пришелъ къ заключенію. что она -- самое любезное и очаровательное существо, какое ему приходилось видѣть. Гарри Фокеръ очень рѣдко бывалъ въ обществѣ дамъ и обыкновенно въ ихъ присутствіи не рѣшался рта разинуть, но тутъ онъ почувствовалъ, что у него развязался языкъ, -- и не успѣли еще подать обѣдъ и пригласить общество въ столовую, какъ онъ уже болталъ съ миссъ Эмори самымъ непринужденнымъ образомъ. Онъ охотно предложилъ бы прелестной Бланшъ руку и повелъ бы ее внизъ, въ столовую, по устланной ковромъ лѣстницѣ, но это счастье выпало на долю Пена, а м-ру Фокеру, въ виду его высокаго званія, какъ графскаго внука, было назначено сопровождать м-ссъ Уэльборъ-Уэльборъ. Такимъ образомъ, на время перехода по лѣстницѣ, очарованный Фокеръ былъ разлученъ съ предметомъ своего желанія, но за обѣдомъ онъ вновь очутился рядомъ съ миссъ Эмори и льстилъ себя мыслью, что этимъ счастливымъ мѣстечкомъ обязанъ своему собственному ловкому маневру. Очень можетъ быть, впрочемъ, что ловкій маневръ принадлежалъ вовсе не ему, а другому лицу, но во всякомъ случаѣ по обѣимъ сторонамъ Бланшъ оказалось по молодому человѣку, при чемъ каждый изъ нихъ старался быть любезнымъ и пріятнымъ кавалеромъ.
   Маменька Фокера, наблюдавшая съ своего мѣста за ненагляднымъ сынкомъ, была удивлена его живостью. Гарри не переставалъ занимать свою прелестную сосѣдку разговоромъ о событіяхъ дня.
   -- Видѣли Тальони въ "Сильфидѣ", миссъ Эмори? Дайте-ка мнѣ еще этого каплуна! (Это относилось къ лакею). Очень вкусно. Не могу понять, откуда они берутъ такихъ каплуновъ. Интересно было бы знать, куда дѣваются ножки! Она великолѣпна въ "Сильфидѣ", не правда-ли?
   И онъ сталъ напѣвать красивую арію, повторяющуюся въ этомъ красивомъ балетѣ, который теперь уже канулъ въ прошедшее вмѣстѣ съ своей прелестной и граціозной танцовщицей. Придется-ли молодежи когда-нибудь увидѣть балерину, сколько-нибудь похожую на прелестную, классическую Тальони?
   -- Миссъ Эмори сама сильфида, -- сказалъ Пенъ.
   -- Какой прекрасный у васъ теноръ, м-ръ Фокеръ!-- воскликнула молодая дѣвушка.-- Видно, что вы много учились. Я сама пою и съ удовольствіемъ пропѣла бы съ вами дуэтъ.
   Пенъ вспомнилъ, что почти тѣ же слова были сказаны нѣкогда и ему, и что съ нимъ она также, бывало, любила пѣть. Онъ подавилъ въ себѣ улыбку и внутренно спросилъ себя, сколько было послѣ него другихъ молодыхъ людей, съ которыми она распѣвала дуэты? Но онъ, конечно, не произнесъ этого вопроса вслухъ, а наоборотъ, съ самымъ невиннымъ видомъ сказалъ:
   -- Я хотѣлъ бы снова послушать васъ, миссъ Бланшъ. Я не знаю голоса, который бы мнѣ такъ нравился, какъ вашъ.
   -- Мнѣ казалось, что вамъ нравится голосъ Лауры,-- отвѣтила она.
   -- У Лауры контральто, а такія пѣвицы, какъ вы знаете, часто бываютъ не въ голосѣ, -- сердито отвѣтилъ Пенъ.-- Я слышалъ много музыки въ Лондонѣ,-- продолжалъ онъ.-- Но мнѣ надоѣли всѣ эти профессіональные пѣвцы, они поютъ слишкомъ громко, или, можетъ быть, я уже слишкомъ старъ и blasé. Въ Лондонѣ очень быстро старѣешься, миссъ Эмори. И подобно всѣмъ старикамъ, я люблю только тѣ пѣсни, которыя слышалъ въ молодости.
   -- Я больше всего люблю англійскую музыку. Иностранныя пѣсни не въ моемъ вкусѣ. Подайте-ка мнѣ баранины,-- сказалъ м-ръ Фокеръ.
   -- Я больше всего люблю англійскія баллады,-- заявила миссъ Эмори.
   -- Спойте мнѣ послѣ обѣда одну изъ старыхъ пѣсенъ, миссъ Бланшъ, -- сказалъ Пенъ умоляющимъ тономъ.
   -- Спѣть вамъ послѣ обѣда англійскую пѣсню?-- повторила Сильфида, обращаясь къ Фокеру.-- Я спою, если вы дадите мнѣ слово поскорѣе придти на верхъ.
   При этомъ она выстрѣлила въ него своими глазами.
   -- О, я здѣсь долго не засижусь, -- отвѣтилъ онъ.-- Я не люблю пить послѣ обѣда, предпочитаю дрызнуть за обѣдомъ... т. е пить, хотѣлъ я сказать,-- и когда чувствую, что нагрузился достаточно, ползу къ чаю. Я большой домосѣдъ, миссъ Эмори, привычки мои просты, и когда я доволенъ, то я обыкновенно бываю въ хорошемъ расположеніи духа. Неправда-ли, Пенъ? Дайте-ка мнѣ желе, пожалуйста. Нѣтъ, не этого, а другого, что съ вишнями внутри. Какъ это, чортъ! ихъ возьми, они умудряются класть вишни внутрь?
   Такъ болталъ простодушный юноша, а миссъ Эмори слушала его съ неистощимымъ удовольствіемъ. Когда настало для дамъ время уходить изъ за стола, она взяла съ обоихъ молодыхъ людей торжественное обѣщаніе придти поскорѣе наверхъ и уходя наградила каждаго ласковымъ взглядомъ. Она уронила перчатки на сторонѣ Фокера и платокъ на сторонѣ Пена. Каждый получилъ свою долю вниманія; ея вѣжливость къ Фокеру была, можетъ статься, поощрительнѣе ея любезности къ Артуру, но добрая душа сдѣлала все, что могла, для того, чтобы осчастливить обоихъ джентльменовъ. У дверей она сдѣлала послѣдній выстрѣлъ изъ своихъ глазъ. Свѣтлый взглядъ скользнулъ мимо широкаго бѣлаго жилета м-ра Стронга и попалъ прямо въ жилетъ Гарри Фокера. Дверь за нею закрылась, Гарри со вздохомъ снова опустился на стулъ и проглотилъ залпомъ стаканъ кларета.
   Такъ какъ обѣдъ, въ которомъ Пенъ и его дядя принимали участіе, не принадлежалъ къ числу большихъ банкетовъ, то онъ былъ поданъ гораздо раньше тѣхъ торжественныхъ званыхъ обѣдовъ лондонскаго сезона, которые обычай запрещаетъ начинать ранѣе девяти часовъ. Такъ какъ, съ другой стороны, число гостей было не велико, а Бланшъ, нетерпѣливо стремившаяся въ гостиную къ своему фортепіано, безпрестанно подавала своей матери знаки, то леди Клеврингъ встала изъ-за стола еще совершенію засвѣтло. Когда дамы оставили мужчинъ допивать свое вино и вернулись въ верхніе аппартаменты, солнце еще не скрылось за деревьями Кенсингтонскаго сада и позлащало статую, воздвигнутую дамами Англіи въ честь его свѣтлости герцога Веллингтона, такъ что леди Клеврингъ и ея гости могли еще любоваться видомъ обоихъ парковъ, ребятишекъ и бѣдныхъ парочекъ, бродившихъ въ одномъ изъ нихъ, свѣтскихъ дамъ и франтовъ, катавшихся по тѣнистымъ аллеямъ другого.
   Окна столовой были открыты для того, чтобы впустить свѣжій воздухъ, такъ что прохожіе могли съ любопытствомъ останавливаться на улицѣ и испытывать муки Тантала при видѣ шести джентльменовъ въ бѣлыхъ жилетахъ за бокалами и фруктами. Уличные мальчишки вскакивали на чугунную рѣшетку и, заглядывая въ окна, говорили другъ другу:-- "А хотѣлось бы тебѣ, Джимъ, попасть туда и получить кусочекъ этого ананаса"?-- Лошади и экипажи знатныхъ и богатыхъ людей проѣзжали мимо; полисменъ, стуча каблуками, расхаживалъ взадъ и впередъ около дома; вечернія тѣни сгущались; пришелъ фонарщикъ и зажегъ у подъѣзда фонари; въ столовую явился лакей и зажегъ старинный, готическій канделябръ на старинномъ обѣденномъ столѣ рѣзного дуба. Такимъ образомъ, находясь снаружи, вы могли видѣть сцену вечерняго пиршества, озаренную восковыми свѣчами, а сидя внутри, вы созерцали картину спокойнаго лѣтняго вечера, стѣну Сентъ-Джемскаго парка и разстилавшееся надъ нимъ небо, на которомъ уже загорались звѣзды.
   Слуга сэра Френсиса, Джимсъ, скрестивъ ноги и прислонившись къ косяку, задумчиво стоялъ у подъѣзда, глядя на эту спокойную картину, между тѣмъ, какъ одинъ изъ прохожихъ, уцѣпившись за рѣшетку, наблюдалъ за первою сценой. Полисменъ X, проходя мимо, не обратилъ вниманія ни на ту, ни на другую, а сосредоточилъ его исключительно на томъ субъектѣ, который стоялъ у рѣшетки и глядѣлъ въ столовую сэра Френсиса Клевринга, гдѣ Стронгъ болталъ и смѣялся за всѣхъ.
   Человѣкъ, стоявшій у рѣшетки, былъ пышно одѣтъ. Его жилетъ, цѣпочки и брилліанты ярко сверкали при свѣтѣ, падавшемъ изъ оконъ столовой; сапоги блестѣли, какъ зеркало, фракъ былъ снабженъ бронзовыми пуговицами, а на рукахъ красовались большія бѣлыя манжеты. Онъ имѣлъ такой важный видъ, что полисменъ X ни на минуту не усумнился, что видитъ передъ собою члена парламента или какую-нибудь другую личность съ вѣсомъ. Но каковъ бы ни былъ его рангъ, т. е. былъ-ли онъ членомъ парламента или личностью съ вѣсомъ, онъ, очевидно, находился подъ вліяніемъ винныхъ паровъ, потому что шатался, едва держался на ногахъ и такъ нахлобучилъ шляпу на свои дикіе, налитые кровью глаза, какъ никогда, ея не нахлобучитъ трезвый человѣкъ. Его густые черные волосы были, очевидно, поддѣльны, а бакенбарды носили явные слѣды краски.
   Когда въ открытое окно, вслѣдъ, за однимъ изъ gros mots капитана Стронга, послышался его собственный хохотъ, человѣкъ, стоявшій снаружи, также разсмѣялся, хлопнулъ себя по ляшкѣ и подмигнулъ Джимсу, словно говоря:
   -- А что, голубчикъ, какова исторія?
   Вниманіе Джимса постепенно перешло отъ луны на небѣ къ тому, что дѣлалось подъ луной и, при видѣ человѣка въ блестящихъ сапогахъ, онъ почувствовалъ смущеніе и даже страхъ.-- "Поднимать скандалъ,-- говорилъ онъ впослѣдствіи въ людской,-- поднимать скандалъ съ прохожимъ на улицѣ, никогда не приведетъ къ добру, да и не для того же я нанятъ"!-- Поэтому, поглядѣвъ нѣкоторое время на этого человѣка, который продолжалъ смѣяться, шататься на ногахъ и съ пьянымъ увлеченіемъ кивать головой, Джимсъ тихо позвалъ:
   -- Плисменъ!
   X., засунувъ перчатку за перевязь, съ рѣшительнымъ видомъ зашагалъ къ Джимсу, но послѣдній ограничился тѣмъ, что направилъ свой указательный палецъ на человѣка, смѣявшагося подлѣ ограды. Ни одного слова онъ не промолвилъ, кромѣ "Плисменъ", и спокойно стоялъ въ этотъ тихій лѣтній вечеръ, указывая пальцемъ: -- полюбуйся!
   X. подошелъ къ незнакомцу и сказалъ:
   -- Послушайте, сэръ! Будьте любезны пройти дальше!
   Незнакомецъ, находившійся въ превосходномъ расположеніи духа, повидимому, не разслышалъ того, что ему сказалъ полисменъ. Онъ продолжалъ смѣяться и мотать головой до тѣхъ поръ, пока его шляпа не свалилась за рѣшетку двора.
   -- Проходите, сэръ, говорю я вамъ!-- закричалъ X. гораздо болѣе категорическимъ тономъ и слегка дотронулся до незнакомца своимъ пальцемъ.
   Человѣкъ съ множествомъ перстней сразу отскочилъ назадъ и, поплевавъ на свои кулаки, сталъ въ оборонительную позу, выказавъ себя, такимъ образомъ, если и не очень устойчивымъ, то зато храбрымъ и воинственнымъ.
   -- Прочь руки отъ джентльмена!-- воскликнулъ онъ съ ругательствомъ, котораго нѣтъ нужды здѣсь повторять.
   -- Ступайте отсюда, -- отвѣтилъ X.-- Что вы тутъ встали на дорогѣ и заглядываете въ чужія окна?
   -- Заглядываю... хо-хо... заглядываю! Это мнѣ нравится!-- сказалъ тотъ, съ сатирическимъ смѣхомъ.-- Кто мнѣ запретитъ смотрѣть на моихъ друзей, если я этого хочу, старая селедка!
   -- Друзей! Знаемъ васъ! Проходите,-- отвѣчалъ X.
   -- Осмѣльтесь тронуть меня, я вамъ кости переломаю!-- заревѣлъ незнакомецъ.-- Говорю я вамъ, что я всѣхъ ихъ знаю. Вотъ это сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, баронетъ и членъ парламента! Я знаю его, и онъ меня знаетъ. Вотъ это Стронгъ, а это тотъ молодчикъ, что затѣялъ драку на балу. Стронгъ, Стронгъ!
   -- Чортъ возьми, да это Альтамонтъ!-- воскликнулъ сэръ Фрэнсисъ, вскакивая съ испуганнымъ видомъ. Стронгъ, на лицѣ котораго явно отразилась досада, также вскочилъ изъ-за стола и побѣжалъ къ незванному гостю.
   Джентльменъ въ бѣломъ жилетѣ, выбѣжавшій на улицу безъ шапки, полисменъ и прилично одѣтый субъектъ, приготовившійся къ боксу, должны были въ такое время даже въ этомъ тихомъ кварталѣ привлечь вниманіе, и дѣйствительно у дверей сэра Фрэнсиса Клевринга начала собираться кучка людей.
   -- Ради Бога, зайдите въ домъ,-- сказалъ Стронгъ, хватая своего пріятеля за руку.-- Джимсъ, пошлите, пожалуйста, за извозчикомъ,-- прибавилъ онъ вполголоса, обращаясь къ слугѣ.
   Такимъ образомъ, разгнѣванный джентльменъ былъ уведенъ въ домъ, наружная дверь за нимъ захлопнулась, и толпа начала расходиться. Первоначально Стронгъ хотѣлъ увести незнакомца въ пріемную сэра Фрэнсиса, гдѣ были сложены шляпы гостей, и, кое-какъ успокоивъ своего пріятеля, отправить его на извозчикѣ домой. Но незнакомецъ былъ крайне раздраженъ нанесеннымъ ему оскорбленіемъ и заплетающимся языкомъ заявилъ:
   -- Не въ эту дверь! Тамъ должна была другая дверь... изъ столовой... гдѣ пьютъ. Я тоже пойду, чортъ побери, и выпью. Пойду и выпью!
   Лакей пришелъ въ ужасъ отъ такой дерзости и даже поспѣшилъ загородить собою дверь. Но послѣдняя въ эту минуту отворилась за его спиной, и въ переднюю вышелъ встревоженный хозяинъ.
   -- Я хочу выпить, чортъ возьми!-- оралъ непрошенный гость.-- Ба! Клеврингъ! Выпьемъ, старичина! Выпьемъ, старая бочка! Эй, ты, плутъ, тащи сюда бутылочку съ желтой маркой... самаго лучшаго, сто рупій за дюжину. Только безъ обмана!
   Хозяинъ былъ въ нерѣшимости, пустить его въ столовую, или нѣтъ. Тамъ были Уэльборъ, Пенденнисъ и двое молодыхъ людей. Но что же дѣлать? Въ концѣ концовъ хозяинъ принужденно разсмѣялся и жалобно сказалъ:
   -- Ну, что же, Альтамонтъ, войдите. Очень радъ васъ видѣть.
   Полковникъ Альтамонтъ,-- догадливый читатель уже давно, безъ сомнѣнія, смекнулъ, что этотъ незнакомецъ былъ никто иной, какъ его превосходительство посланникъ набоба Лукновскаго,-- побрелъ, шатаясь, въ столовую, бросивъ на слугу Джимса торжествующій взглядъ, который, казалось, говорилъ: "Ага, сэръ, что вы думаете объ этомъ? Какъ теперь по вашему, джентльменъ я или нѣтъ?" -- и опустился на первый свободный стулъ. Сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ робко пролепеталъ м-ру Уэльбору-Уэльбору имя полковника, а его превосходительство тотчасъ принялся за вино, поглядывая на окружающее общество то съ необыкновенно мрачнымъ видомъ, то вдругъ съ самой кроткой улыбкой.
   -- Большой чудакъ. Долго состоялъ при одномъ изъ туземныхъ дворовъ въ Индіи,-- съ величайшею важностью заявилъ Стронгъ, котораго никогда не покидало присутствіе духа.-- При этихъ индійскихъ дворахъ, знаете, усваиваются очень странныя привычки.
   -- Очень,-- сухо отвѣтилъ маіоръ Пенденнисъ, недоумѣвая, въ какую компанію онъ попалъ.
   Но зато м-ру Фокеру новый гость очень понравился.
   -- Вотъ кто могъ бы, вѣроятно, пропѣть въ Людской малайскую пѣсню!-- шепнулъ онъ Пену на ухо.-- Попробуйте этотъ ананасъ, сэръ,-- обратился онъ къ полковнику Альтамонту,-- замѣчательно вкусенъ.
   -- Ананасы? Я видѣлъ, какъ свиней кормили ананасами,-- отвѣтилъ полковникъ.
   -- У набоба Лукновскаго свиней всегда кормятъ ананасами, -- прошепталъ Стронгъ маіору Пенденнису.
   -- О, конечно,-- отвѣтилъ маіоръ.
   Сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ между тѣмъ старался оправдать передъ остальными странное поведеніе новаго гостя и бормоталъ что-то относительно необыкновеннаго характера Альтамонта, объ его эксцентричности, его... индійскихъ привычкахъ и незнакомствѣ съ англійскими обычаями,-- на что старый Уэльборъ, хитрый старикъ, методично пившій свое вино, отвѣтилъ:
   -- Да это сразу видно.
   Тутъ полковникъ вдругъ замѣтилъ Пена. Онъ устремилъ на него пристальный взоръ, насколько это было для него возможно при его состояніи, и сказалъ:
   -- Я знаю и васъ, молодой человѣкъ. Я помню васъ. Баймутскій балъ! Вамъ хотѣлось прибить француза? Да, я помню васъ!
   При этомъ словѣ онъ захохоталъ и сжалъ кулаки, ощущая, казалось, невыразимое удовольствіе при этихъ воспоминаніяхъ, которыя проходили, или вѣрнѣе, ковыляли въ пьяной глубинѣ его души.
   -- М-ръ Пенденнисъ, вы помните полковника Альтамонта?-- спросилъ Стронгъ, на что Пенъ холодно отвѣтилъ, что имѣетъ удовольствіе отлично его помнить.
   -- Какъ вы его называете?-- воскликнулъ полковникъ.
   Стронгъ еще разъ назвалъ м-ра Пенденниса.
   -- Пенденнисъ! Чортъ побери этого Пенденниса!-- ко всеобщему удивленію вдругъ заоралъ Альтамонтъ, стуча кулакомъ по столу.
   -- Моя фамилія также Пенденнисъ, сэръ, -- сказалъ маіоръ, достоинство котораго было крайне; уязвлено событіями этого вечера: какъ могли его, маіора Пенденниса, пригласить въ такое общество, куда нашелъ доступъ пьяный человѣкъ?-- Моя фамилія также Пенденнисъ, и я покорнѣйше попрошу васъ не проклинать его такъ громко.
   Пьяный повернулся, чтобы посмотрѣть на говорившаго, но, когда увидѣлъ маіора, то, казалось, сразу протрезвился. Онъ потеръ своей рукой лобъ и при этомъ немного сдвинулъ свой черный парикъ; его глаза яростно впились въ маіора, который, въ свою очередь, смотрѣлъ на своего противника такъ смѣло и пристально, какъ подобало неустрашимому старому воину. Послѣ этой нѣмой сцены Альтамонтъ началъ застегивать свой фракъ, и неожиданно, ко всеобщему удивленію, поднялся со стула, побрелъ къ двери и вышелъ изъ комнаты. Стронгъ побѣжалъ за нимъ, по все, что услышалъ отъ него, было: "Капитанъ Бикъ! Ей-Богу, капитанъ Бикъ!"
   Вся эта сцена, начиная отъ страннаго появленія полковника Альтамонта и кончая его не менѣе неожиданнымъ уходомъ, продолжалась не болѣе четверти часа. Оба молодыхъ человѣка и м-ръ Уэльборъ были въ крайнемъ недоумѣніи и ничего не понимали. Клеврингъ былъ чрезвычайно блѣденъ и почти съ ужасомъ поглядывалъ на маіора Пенденниса.
   -- Вы знаете его?-- спросилъ онъ, наконецъ, у маіора.
   -- Я увѣренъ, что я когда-то видѣлъ его,-- отвѣтилъ маіоръ, принимая также удивленный видъ.-- Да, положительно, видѣлъ. Онъ дезертировалъ отъ насъ и перешелъ на службу къ набобу. Я отлично помню его лицо.
   -- Вотъ какъ!-- сказалъ Клеврингъ, со вздохомъ необыкновеннаго облегченія, а маіоръ пристально посмотрѣлъ на него, прищуривъ свои проницательные старые глаза.
   Извозчикъ, приведенный Джимсомъ, увезъ полковника Альтамонта и кавалера. Мужчинамъ было подано кофе и, когда они присоединились къ дамамъ, Фокеръ по секрету объявилъ Пену, что это "престранная исторія", на что Пенъ, смѣясь, отвѣтилъ, что это замѣчаніе дѣлаетъ большую честь проницательности м-ра Фокера.
   Затѣмъ, согласно своему обѣщанію, миссъ Эмори угостила молодыхъ людей музыкой. Фокеръ пришелъ въ восхищеніе и въ знакомыхъ аріяхъ подтягивалъ ей. Пенъ сначала сдѣлалъ видъ, что занятъ разговоромъ съ другими гостями, но Бланшъ тотчасъ же привлекла его къ фортепіано, запѣвъ нѣкоторыя изъ его собственныхъ пѣсенъ, которыя она сама, но ея словамъ, положила на музыку. Я не знаю, дѣйствительно-ли мелодія была ею сочинена, или пѣсня была аранжирована синьоромъ Туанкидильо, у котораго она брала уроки; но какъ бы то ни было, это привело Пена въ восторгъ, и онъ уже не отходилъ отъ нея, усерднѣйшимъ образомъ переворачивая для нея ноты.
   -- Боже, какъ бы я хотѣлъ научиться строчить стихи, какъ вы,-- вздыхая, говорилъ потомъ Фокеръ своему товарищу.-- Но я никогда не былъ мастеромъ писать и теперь жалѣю, что такъ лѣнился въ школѣ.
   При дамахъ, разумѣется, не было ни однимъ словомъ упомянуто о курьезной маленькой сценѣ, разыгравшейся внизу. Впрочемъ, когда миссъ Эмори освѣдомилась о капитанѣ Стронгѣ, съ которымъ предполагала пропѣть дуэтъ, Пенъ уже хотѣлъ разсказать ей, что произошло въ столовой, но, случайно взглянувъ на сэра Френсиса Клевринга, замѣтилъ на его обыкновенно ничего не выражающемъ лицѣ слѣды странной тревоги и поспѣшилъ прикусить языкъ. Въ общемъ вечеръ прошелъ довольно скучно. Уэльборъ скоро заснулъ, что онъ всегда дѣлалъ во время музыки и послѣ обѣда, и даже маіоръ Пенденнисъ, противъ своего обыкновенія, не занималъ дамъ различными анекдотами и сплетнями, а большую часть вечера просидѣлъ молча, дѣлая видъ, что слушаетъ музыку, и созерцая прелестную молодую пѣвицу.
   Когда настало время расходиться, маіоръ всталъ, выразилъ сожалѣніе, что восхитительный вечеръ такъ быстро пролетѣлъ, и сдѣлалъ тонкій комплиментъ блестящему таланту миссъ Эмори.
   -- Ваша дочь, леди Клеврингъ,-- сказалъ онъ,-- настоящій соловей, настоящій соловей, клянусь честью! Я не слышалъ ничего подобнаго! Притомъ же у нея превосходное произношеніе на всѣхъ языкахъ,-- клянусь честью, на всѣхъ языкахъ. Лучшіе дома Лондона должны открыться передъ молодой леди, которая обладаетъ такими талантами и -- позвольте старику быть откровеннымъ, миссъ Эмори,-- такимъ личикомъ.
   Бланшъ была удивлена этими комплиментами не менѣе Пена, которому еще недавно дядя говорилъ о Сильфидѣ въ очень нелестныхъ выраженіяхъ. Маіоръ и его племянникъ отправились вмѣстѣ домой, но Фокеръ, усадивъ свою мать въ карету и закуривъ громадную сигару, также присоединился къ нимъ.
   Присутствіе юнаго джентльмена или его дыма, повидимому, не было особенно пріятно маіору Пенденнису, потому что послѣдній всю дорогу поглядывалъ на него съ такимъ видомъ, который ясно говорилъ о его желаніи отдѣлаться отъ Фокера. Но Фокеръ упорно увязался за ними и проводилъ маіора вплоть до его квартиры въ Бюри-Стритѣ. Пожелавъ своимъ спутникамъ спокойной ночи, старикъ отвелъ своего племянника въ сторону и конфиденціально прошепталъ ему:
   -- Послушай, Пенъ. Не забудь завтра зайти на Гросвенорскую площадь. Они были сегодня поразительно вѣжливы и любезны.
   Пенъ удивился, но обѣщалъ. Когда Морганъ заперъ за маіоромъ дверь, Фокеръ взялъ Пена подъ руку и пошелъ съ нимъ, молча, куря свою сигару. Но когда они, по доротѣ къ Темплю, гдѣ квартировалъ Артуръ, достигли Чарингъ-Кросса, Гарри Фокеръ разразился тѣми похвалами поэзіи и тѣми сожалѣніями о безплодно проведенной молодости, которыя упомянуты выше, и всю дорогу, до самыхъ дверей Пена, не переставалъ говорить о пѣніи и о Бланшъ Эмори.
   

ГЛАВА II
пов
ѣствуетъ о дѣлахъ м-ра Гарри Фокера.

   Съ этого рокового, но восхитительнаго вечера сердце м-ра Гарри Фокера не знало покоя и находилось въ состояніи такого возбужденія, на которое вы никакъ не сочли бы способнымъ этого великаго философа. Если мы припомнимъ, какой разумный совѣтъ онъ подалъ нѣкогда Пену, насколько онъ уже въ юности отличался равной мудростью и знаніемъ свѣта, насколько склонность потакать самому себѣ, весьма естественная въ человѣкѣ съ его средствами и ожиданіями, должна была пріучать его съ каждымъ днемъ все менѣе заботиться о комъ бы то ни было, за единственнымъ исключеніемъ м-ра Гарри Фокера,-- то намъ останется только подивиться, какъ могъ онъ попасть въ такую бѣду, которой большинство насъ бываетъ подвержено разъ или два въ жизни, и позволить женщинѣ возмутить покой его великой души. Но хотя Фокеръ и рано достигъ мудрости, все же онъ не пересталъ быть человѣкомъ. Онъ такъ же мало могъ избѣжать общей участи, какъ Ахиллесъ, или Аяксъ, или лордъ Нельсонъ, или нашъ прадѣдушка Адамъ, и вотъ почему, когда настало его время, юный Гарри сдѣлался жертвой Любви, этой великой завоевательницы.
   Разставшись съ Артуромъ Пенденнисомъ у дверей его квартиры, Гарри Фокеръ, по обыкновенію, направился въ Людскую, но "странное" дѣло: и джинъ, и индѣйка, приправленная перцомъ, утратили для него свое прежнее обаяніе, шутки товарищей казались ему плоскими! Когда м-ръ Годженъ, знаменитый авторъ пѣсни "Похититель труповъ", пропѣлъ новую пѣсню, еще болѣе ужасную и болѣе смѣшную, носившую названіе "Кошка въ шкафу" и стяжавшую впослѣдствіи автору неувядаемую славу. Фокеръ, хотя и былъ ему другомъ и апплодировалъ, какъ того требовали общепринятая вѣжливость и ею положеніе, какъ одного изъ меценатовъ Людской, но на самомъ дѣлѣ пропустилъ всю пѣсню мимо ушей. Поздно ночью, смертельно усталый, проскользнулъ онъ въ свою комнату и бросился на мягкую подушку, но его сонъ тревожили лихорадка его души и образъ миссъ Эмори.
   Боже, какими пошлыми и отвратительными казались ему прежняя жизнь и прежнія знакомства! До, настоящаго времени онъ рѣдко бывалъ въ обществѣ женщинъ своего круга, или "скромныхъ женщинъ", какъ онъ ихъ называлъ. Тѣ добродѣтели, которыми онѣ -- будемъ надѣяться -- обладали, казались до сихъ поръ м-ру Фокеру недостаточной замѣной болѣе живыхъ качествъ, чуждыхъ большинству его родственницъ, но присущихъ театральнымъ дѣвицамъ. Его мать, при всей своей добротѣ и нѣжности, не могла: развлечь сына; его кузины, дочери достопочтеннаго графа Рошервилля, его дяди съ материнской стороны, казались ему невообразимо скучными. Одна была синимъ чулкомъ и занималась геологіей; другая ѣздила верхомъ и курила сигары; третья была ярой сторонницей "Нижней церкви" {Такъ называется либеральная религіозная партія въ Англіи, придающая мало значенія обрядовой сторонѣ религіи. Противоположность ей составляетъ "Верхняя церковь", которая ставитъ очень высоко священническую іерархію и религіозныя обрядности. Третья партія, называемая "Широкой церковью", стремится сдѣлать изъ религіи совокупность нравственныхъ предписаній.} и держалась самыхъ либеральныхъ взглядовъ по религіознымъ вопросамъ; такъ, по крайней мѣрѣ, утверждала четвертая, которая принадлежала къ самой что ни на есть "Верхней церкви", обращала шкафъ своей комнаты въ молельню и постилась каждую пятницу. Ихъ домъ въ Друммингтонѣ Фокеръ посѣщалъ очень рѣдко. Онъ клялся, что скорѣе согласится вертѣть колесо на фабрикѣ, нежели гостить у нихъ. Но зато и обитатели этого дома не жаловали его.
   Лордъ Эритъ, сынъ и наслѣдникъ лорда Рошервилля, считалъ своего кузена низменною личностью, съ отчаянію вульгарными привычками и манерами; съ своей стороны, Фокеръ, съ такимъ же основаніемъ, обзывалъ Эрита фатомъ, олухомъ, колпакомъ Палаты общинъ, пугаломъ Спикера, самымъ невыносимымъ изъ филантропическихъ декламаторовъ. Самъ Джорджъ Робертъ, графъ Гревзендъ и Рошервилль, тоже терпѣть не могъ Фокера съ того самого вечера, когда онъ удостоилъ племянника сыграть съ нимъ на билліардѣ, и этотъ юный джентльменъ ткнулъ господина лорда кіемъ въ бокъ и сказалъ:-- "Ну, старый пѣтухъ, много видѣлъ я въ жизни плохихъ ударовъ, но такого видѣть не случалось!" -- Лордъ съ ангельскою кротостью доигралъ партію, потому что Гарри былъ не только его племянникъ, но и гость, но за то ночью съ нимъ чуть не сдѣлался апоплексическій ударъ; послѣ этого онъ оставался въ своей комнатѣ все время, пока Гарри не уѣхалъ опять въ Оксбриджъ, гдѣ этотъ интересный юноша тогда заканчивалъ свое образованіе. Почтенный графъ не могъ забыть этого оскорбленія. Съ тѣхъ поръ въ семьѣ никогда не упоминалось объ этомъ эпизодѣ, и когда Фокеръ навѣщалъ ихъ въ Лондонѣ или деревнѣ, старикъ всячески избѣгалъ его и съ большимъ усиліемъ говорилъ молодому богохульнику "здравствуйте". Но онъ все же не хотѣлъ разбить сердце своей сестры Агнесы, окончательно отказавъ Гарри отъ дома, а еще менѣе желалъ порывать связи съ мистеромъ Фокеромъ старшимъ, съ которымъ у него были частыя дѣловыя отношенія касательно обмѣна денежныхъ знаковъ со стороны мистера Фокера на автографы самого лорда, гдѣ передъ его знаменитою подписью красовались слова: "повиненъ заплатить".
   Кромѣ четырехъ дочерей, разнообразныя качества которыхъ исчислены въ предыдущихъ строкахъ, судьба благословила лорда Гревзенда еще одною дочерью, леди Анной Мильтонъ, которой съ самыхъ раннихъ лѣтъ предназначено было занять особенное положеніе въ жизни. Между ея родителями и теткой было условлено, что когда м-ръ Гарри Фокеръ достигнетъ надлежащаго возраста, леди Анна сдѣлается его женой. Этотъ уговоръ былъ ей извѣстенъ, когда она еще носила дѣтскій передникъ, и когда Гарри, грязнѣйшій изъ черноглазыхъ мальчугановъ, возвращался изъ школы въ Друммингтонъ или къ родителямъ въ Логвудъ, гдѣ леди Анна часто гостила у тетки. Съ планомъ, придуманнымъ старшими, юная парочка примирилась безъ всякихъ протестовъ или затрудненій. Леди Аннѣ такъ же мало приходило въ голову сопротивляться распоряженіямъ отца, какъ Эсѳири -- ослушаться приказанія Агасвера. Столь же покоренъ былъ и законный наслѣдникъ дома Фокеровъ. Старикъ сказалъ ему:-- "Гарри, мы съ твоимъ дядей рѣшили, чтобы ты, по достиженіи надлежащаго возраста, женился на леди Аннѣ. У нея нѣтъ денегъ, но она изъ хорошаго рода, хороша собой и будетъ для тебя подходящей женой. Если ты откажешься, то будешь лишенъ наслѣдства". И Гарри, который зналъ, что его повелитель больше дѣлаетъ, нежели говоритъ, немедленно подчинился отцовскому рѣшенію и отвѣтилъ:
   -- Хорошо, сэръ, если Анна ничего не имѣетъ противъ этого, то и я согласенъ. Она недурна собой.
   -- А въ ея жилахъ течетъ лучшая кровь во всей Англіи. Кровь твоей матери, твоя собственная кровь, -- сказалъ пивоваръ.-- Что можетъ быть лучше?
   -- Хорошо, сэръ, какъ вамъ угодно,-- отвѣтилъ Гарри.-- Если я вамъ буду нуженъ, потрудитесь позвонить. Я думаю, что можно не спѣшить, и вы намъ дадите большую отсрочку. Я бы хотѣлъ еще повеселиться до женитьбы.
   -- Веселись, Гарри!-- отвѣтилъ доброжелательный отецъ.-- Веселись! Я тебѣ этого не запрещаю!
   Съ того времени объ этомъ предметѣ говорили очень мало, и м-ръ Гарри предавался тѣмъ удовольствіямъ жизни, которыя были ему наиболѣе по вкусу. Онъ повѣсилъ маленькій портретъ кузины въ своей гостиной, среди изображеній его любимыхъ актрисъ, танцовщицъ и наѣздницъ, среди французскихъ гравюръ и т. п. произведеній искусства, соотвѣтствовавшихъ его вкусу и представлявшихъ его картинную галлерею. На этомъ маленькомъ неважномъ портретѣ было нарисовано простенькое, круглое, обрамленное локонами личико, которое, надо сознаться, производило весьма жалкое впечатлѣніе рядомъ съ мадемуазель Нтито, танцовавіней на радугѣ, или мадемуазель Редова, улыбавшейся во весь ротъ въ красныхъ сапожкахъ и военной фуражкѣ.
   Будучи уже заранѣе сговорена, леди Анна не такъ много выѣзжала въ свѣтъ, какъ ея сестры, и по большей части сидѣла дома. Ея сестры болтали и танцовали со множествомъ мужчинъ, мужчины пріѣзжали и уѣзжали, и объ этихъ дѣвицахъ ходило много разговоровъ. Но объ Аннѣ былъ только одинъ разговоръ: она обручена съ Гарри Фокеромъ и не должна думать ни о комъ другомъ. Это былъ не очень веселый разговоръ.
   И вотъ, когда Фокеръ проснулся, на слѣдующее утро послѣ обѣда у леди Клеврингъ, образъ Бланшъ глядѣлъ на него своими ясными, сѣрыми глазами и обворожительно улыбался. Въ его ушахъ еще звучала ея пѣсня: "Но все же тамъ порой брожу я, порой брожу я", и онъ, приподнявшись на своей кровати подъ нунсовымъ шелковымъ одѣяломъ, началъ жалобно напѣвать ее. Противъ него висѣла гравюра, изображавшая турецкую даму и ея любовника-грека, захваченныхъ почтеннымъ туркомъ, мужемъ этой дамы; на другой стѣнѣ находилась гравюра, изображавшая джентльмена и леди, ѣдущихъ верхомъ и цѣлующихся на всемъ скаку; вся его скромная спальня была увѣшана французскими гравюрами, портретами полуодѣтыхъ оперныхъ нимфъ или картинами изъ романовъ; въ числѣ ихъ было и два-три англійскихъ шедевра, на которыхъ была изображена миссъ Пинкни, артистка Королевской Оперы, въ тугихъ панталонахъ въ своей любимой роли пажа, или миссъ Ружемонъ въ костюмѣ Венеры. Ихъ цѣнность еще увеличивалась собственноручными подписями этихъ дамъ, Маріи Пинкни и Фредерики Ружемонъ, сдѣланными внизу изысканнымъ почеркомъ. Таковы были картины, восхищавшія честнаго Гарри. Онъ былъ не хуже многихъ изъ своихъ ближнихъ. Онъ велъ праздную, веселую, кипучую жизнь горожанина, и если его комнаты въ изобиліи были украшены произведеніями французскаго искусства, которымъ не могла надивиться леди Агнеса, когда ей случалось заходить къ своему птенчику, утопавшему въ ароматныхъ клубахъ табачнаго дыма,-- то надо помнить, что онъ былъ богаче другихъ молодыхъ людей и болѣе ихъ могъ потворствовать своему вкусу.
   На ночномъ столикѣ подлѣ кровати, среди ключей, монетъ, сигарныхъ коробокъ и нѣсколькихъ цвѣточковъ вербены, которые ему дала Бланшъ, валялось письмо миссъ Пинкни, отличавшееся очень непринужденнымъ почеркомъ, орѳографіей и стилемъ. Это письмо напоминало "милому Гоки-Поки-Фоки", что онъ обѣщалъ сегодня "закатить въ Ричмондѣ обѣдъ для всей честной компаніи". Тутъ же лежалъ билетъ въ ложу на предстоящій бенефисъ миссъ Ружемонъ, цѣлая кипа билетовъ на "вечеринку у бенъ-Беджона, куда боксеры Копки Самъ, Дикъ-Гваздаръ и Мертвый Человѣкъ (онъ же Ворчестерскій Молодецъ) приглашали любителей стариннаго британскаго спорта". Вотъ какіе свидѣтели привычекъ и удовольствій м-ра Фокера лежали на его ночномъ столикѣ.
   Боже! Какимъ гадкимъ ему теперь казалось все это! Что онъ находилъ хорошаго въ этомъ Копки Самъ или Ворчестерскомъ Молодцѣ? Во французскихъ гравюрахъ, глядѣвшихъ на него со всѣхъ стѣнъ? Въ этихъ "ошеломительныхъ" боксахъ и боксерахъ? Въ этой безстыдной Пинкни, не умѣющей писать и называющей его Гоки-Фоки? Мысль о томъ, что онъ долженъ сегодня обѣдать въ Ричмондѣ съ этой старухой (днемъ ей было тридцать семь лѣтъ) наполняла его душу отвращеніемъ.
   Отъ преданной маменьки не укрылись блѣдность и мрачный видъ сына.
   -- Зачѣмъ ты ходишь играть на билліардѣ къ этому негодному Спратту?-- сказала она.-- Бѣдняжка, этотъ билліардъ сведетъ тебя въ могилу, я увѣрена въ этомъ.
   -- Это не отъ билліарда,-- мрачно отвѣтилъ Фокеръ.
   -- Ну, значитъ, отъ этой Людской, -- сказала леди Агнеса.-- Сколько разъ я уже собиралась написать ея хозяйкѣ письмо и попросить, чтобы она наливала поменьше вина въ твой глинтвейнъ, и слѣдила, чтобы ты не садился въ карету безъ шарфа.
   -- Напишите, мамъ. М-ссъ Кетсъ очень сердобольная женщина,-- отвѣтилъ Гарри.-- Но только Людская здѣсь также ни при чемъ,-- прибавилъ онъ съ отчаяннымъ вздохомъ.
   Такъ какъ леди Агнеса ни въ чемъ не отказывала своему сыну и охотно исполняла всѣ его прихоти, то онъ ей платилъ за это полною откровенностью и никогда даже не думалъ о томъ, чтобы скрыть отъ нея свои похожденія; наоборотъ, онъ приносилъ ей изъ клубовъ и билліардныхъ цѣлый занасъ анекдотовъ, которые забавляли простодушную леди, если и не всегда были ей понятны.
   -- Мой сынъ бываетъ у Спратта,-- говорила она своимъ близкимъ пріятельницамъ.-- Всѣ молодые люди идутъ послѣ бала къ Спратту. Это -- de rigueur, моя милая. Они тамъ играютъ на билліардѣ, какъ, бывало, играли въ макао и другія азартныя игры во времена м-ра Фокса. Да, мой папенька часто разсказывалъ мнѣ, что они съ м-ромъ Фоксомъ всегда засиживались у Брукса до девяти часовъ утра. М-ра Фокса я отлично помню, онъ бывалъ въ Друммингтонѣ. Я тогда была еще маленькой дѣвочкой. Мой братъ Эритъ въ молодости никогда не игралъ и не засиживался поздно, онъ всегда отличался слабымъ здоровьемъ. Но сынъ мой, конечно, не можетъ отставать отъ другихъ. Кромѣ того, онъ часто посѣщаетъ мѣсто, которое у нихъ называется "Людской". Здѣсь собираются всѣ остряки и писатели, которыхъ, знаете, никогда не встрѣтишь въ обществѣ. Гарри очень любитъ бесѣдовать съ ними и слушать, какъ они обсуждаютъ вопросы дня. Мой папенька часто говорилъ, что нашъ долгъ поощрять литературу, и даже надѣялся увидѣть у себя въ Друммингтонѣ покойнаго доктора Джонсона, но докторъ Джонсонъ, къ сожалѣнію, умеръ. Вотъ м-ръ Шериданъ, -- тотъ бывалъ у насъ и выпивалъ ужасно много вина,-- въ то время всѣ пили много вина, и папа тратилъ на него въ десять разъ больше, чѣмъ Эритъ, который беретъ все, что ему нужно, у Фортнэма и Мезона и совсѣмъ не держитъ собственнаго запаса.
   -- Хорошій былъ обѣдъ вчера,-- выпалилъ хитрый Гарри.-- Супъ замѣчателенъ, куда лучше нашего. Я думаю, что нашъ Муфле кладетъ въ супъ слишкомъ много эстрагона. Этотъ suprême de volaille былъ также очень хорошъ -- необыкновенно, и сладкія блюда куда лучше, чѣмъ у Муфле. Вы пробовали пломбиръ, мамъ, и мараскиновоежеле? Ошеломительно вкусно!
   Леди Агнеса, по обыкновенію, вполнѣ согласилась съ Гарри, и тотъ продолжалъ свой дипломатическій разговоръ.
   -- Красивый домъ у этихъ Клевринговъ. На мебель, какъ видно, денегъ не пожалѣли. Великолѣпная сервировка, мамъ!
   Леди опять согласилась со всѣми этими замѣчаніями.
   -- Прекрасные люди эти Клевринги.
   -- Гмъ!-- сказала леди Агнеса.
   -- Я знаю, что вы думаете. Леди Клеврингъ не очень дистенге, но она очень добрая женщина.
   -- О, да!-- отвѣтила маменька, которая сама была одною изъ добродушнѣйшихъ женщинъ въ мірѣ.
   -- А сэръ Фрэнсисъ? Онъ мало говоритъ съ дамами, по замѣчательно крѣпокъ -- его не перепьешь; очень пріятный, образованный человѣкъ... Когда вы пригласите ихъ на обѣдъ? Не откладывайте этого въ долгій ящикъ, мамъ.
   И, заглянувши въ записную книжку матери, онъ выбралъ ближайшій свободный день. Этотъ день пришелся черезъ двѣ недѣли, но и этотъ срокъ казался ему цѣлой вѣчностью.
   Послушная леди Агнеса написала требуемое приглашеніе. Въ этихъ дѣлахъ она никогда не совѣтовалась съ мужемъ, у котораго былъ свой особый кругъ и свои особые интересы. Гарри посмотрѣлъ на пригласительную записку и нашелъ въ ней пропускъ, который ему не понравился...
   -- А вы не пригласили этой... какъ ее?.. Миссъ Имори, что-ли,-- дочери леди Клеврингъ?
   -- Этой дѣвочки?-- воскликнула леди Агнеса.-- Нѣтъ, это, я думаю, лишнее.
   -- Ее необходимо пригласить,-- сказалъ Фокеръ.-- Я... я думаю пригласить Пенденниса, а онъ... не равнодушенъ къ ней... Вы замѣтили, какъ она хорошо поетъ, мамъ?
   -- Я замѣтила, что она черезчуръ бойка, а какъ она поетъ, этого я не слышала. Она, кажется, пѣла только для тебя и м-ра Пенденниса. Но все равно, если хочешь, я могу и ее пригласить.
   Такимъ образомъ имя миссъ Эмори было помѣщено на пригласительной запискѣ. Добившись успѣха, при помощи своего дипломатическаго маневра, Гарри съ необычайною нѣжностью поцѣловалъ свою преданную маменьку и, удалившись въ свою комнату, разлегся на оттоманкѣ, предаваясь безмолвнымъ мечтамъ, съ нетерпѣніемъ ожидая дня, который приведетъ прелестную миссъ Эмори подъ его родимый кровъ, и придумывая сотни дикихъ плановъ, чтобы увидѣть ее раньше.
   Когда м-ръ Фокеръ-младшій возвращался изъ своего заграничнаго путешествія, онъ привезъ съ собою камердинера-полиглота, который занялъ мѣсто Ступида и былъ настолько снисходителенъ, что, несмотря на свою вышитую муслиновую манишку и множество золотыхъ запонокъ и цѣпочекъ, прислуживалъ за обѣдомъ. Этотъ субъектъ, который не принадлежалъ ни къ какой странѣ въ отдѣльности и говорилъ на всѣхъ языкахъ одинаково плохо, оказывалъ м-ру Гарри всевозможныя услуги, читалъ его корреспонденцію, зналъ адресы его знакомыхъ и излюбленныя мѣста, посѣщаемыя имъ, и распоряжался во время обѣдовъ, даваемыхъ юнымъ джентльменомъ. Уже изъ гого, что Гарри, послѣ своего разговора съ мамашей, разлегся въ своемъ замѣчательномъ халатѣ на софѣ и сталъ въ мрачномъ молчаніи курить свою сигару, Анатолій долженъ былъ замѣтить тревожное состояніе его духа, но, какъ благовоспитанный слуга, онъ не счелъ возможнымъ выразить ему свое участіе. Намечтавшись вволю, Гарри началъ наконецъ, облачаться въ свой выходной утренній костюмъ, но при этомъ выказалъ такую строгость и раздражительность, что ему невозможно было угодить. Онъ пробовалъ и проклиналъ брюки всевозможныхъ цвѣтовъ, узоровъ и фасоновъ; сапоги казались ему отвратительно почищенными, рубашки слишкомъ яркими. Онъ надушился сегодня съ особенною тщательностью и затѣмъ, какъ бы для того, чтобы окончательно изумить своего слугу, краснѣя и запинаясь, сказалъ:
   -- Анатолій! Когда я нанималъ васъ, вы, кажется, говорили.. гмъ... что умѣете завивать... гмъ... завивать волосы?
   Камердинеръ отвѣтилъ утвердительно.
   -- Cherchy alors une paire detonqs... et curly moi un pew, -- развязно сказалъ Фокеръ, и слуга, недоумѣвая, влюбленъ-ли его господинъ, или собирается на маскарадъ, отправился на поиски необходимаго инструмента,-- сначала къ лакею, ухаживавшему за м-ромъ Фокеромъ старшимъ, на лысой головѣ котораго для шипцовъ не нашлось и ста волосъ, а затѣмъ -- къ дамѣ, на обязанности которой лежалъ уходъ за каштановыми волосами леди Агнесы. Доставши, наконецъ, щипцы, Анатолій принялся завивать кудри своего молодого господина, пока не сдѣлалъ его похожимъ на негра, послѣ чего влюбленный юноша кончилъ свой пышный и великолѣпный туалетъ и направился изъ дома.
   -- Въ которомъ часу прислать экипажъ къ миссъ Пинкни, сэръ?-- прошепталъ слуга, когда господинъ выходилъ изъ дверей.
   -- Къ чорту ее! Отмѣнить обѣдъ, я не могу быть!-- сказалъ Фокеръ.-- Или нѣтъ, будь онъ проклятъ, ничего не подѣлаешь. Вѣдь тамъ будутъ Пойнтцъ, Ружемонъ и еще кое-кто. Пришли экипажъ къ шести часамъ, Анатолій.
   Экипажъ не былъ изъ числа собственныхъ экипажей м-ра Фокера, а былъ нанятъ спеціально для торжественныхъ случаевъ. Но Фокеръ воспользовался въ это утро и собственной каретой, и для чего-вы думаете, любезный читатель? Разумѣется, для того чтобы съѣздить въ Лемъ-Коргъ, захвативъ по дорогѣ Гросвенорскую Площадь (которая, какъ извѣстно, лежитъ какъ разъ на противоположной сторонѣ Темпля). Здѣсь онъ имѣлъ удовольствіе поглядѣть вверхъ, на розовыя окопныя занавѣски миссъ Эмори и, совершивъ это пріятное дѣло, поѣхалъ въ квартиру Пена. Почему ему такъ захотѣлось увидѣть своего дорогого друга Пена? Почему его такъ тянуло къ нему? Отчего онъ вздумалъ навѣстить Пена въ это утро, когда еще вчера ночью видѣлъ его въ добромъ здоровьѣ? За два года, что Пенъ жилъ въ Лондонѣ, Фокеръ не былъ у него и пяти разъ. Почему же онъ теперь вдругъ поспѣшилъ къ нему?
   Почему? Если эту страницу будетъ читать какая-нибудь молодая леди, то я только укажу ей, что, когда ее постигнетъ та же бѣда, въ которой уже болѣе двѣнадцати часовъ находился Фокеръ, то для нея сдѣлаются интересными такіе люди, на которыхъ еще наканунѣ она не обращала никакого вниманія, съ другой стороны, люди, которыхъ она, повидимому, любила, покажутся ей несносными и непріятными. Та самая дорогая Элиза или Марія, которой вы еще на-дняхъ писали письма и дарили локоны длиною въ цѣлый аршинъ, внезапно сдѣлается для васъ не болѣе интересной, чѣмъ самая глупая изъ вашихъ родственницъ, -- и наоборотъ, какой теплый интересъ вы почувствуете къ его родственникамъ! Какъ вамъ захочется понравиться его мамашѣ! Какое дружелюбное чувство возникнетъ у васъ къ этому милому, славному старичку, его отцу! Если онъ часто бываетъ въ какомъ-нибудь домѣ, сколько усилій вы сдѣлаете, чтобы гоже попасть туда? Если у него есть замужняя сестра, то съ какимъ удовольствіемъ вы будете просиживать съ нею цѣлое утро! Вы загоняете вашу служанку, два или три раза въ день посылая къ ней записки по дѣламъ, не требующимъ ни малѣйшаго отлагательства. Вы будете плакать, если мамаша запретитъ вамъ слишкомъ часто ходить къ его роднымъ. Единственнымъ ненавистнымъ для васъ человѣкомъ будетъ, пожалуй, его младшій братъ, который пріѣдетъ домой на каникулы и вѣчно будетъ торчать въ комнатѣ, когда бы вы ни навѣстили вашего дорогого, ново-обрѣтеннаго друга, его милую младшую сестру. Нѣчто подобное непремѣнно случится съ вами, молодая леди; во всякомъ случаѣ позвольте намъ надѣяться на это. Да, вы должны пройти черезъ жаръ и ознобъ этой пріятной лихорадки. Ваша мать -- разспросите-ка ее хорошенько -- также перенесла эту лихорадку, когда васъ еще не было на свѣтѣ, и причиной этой болѣзни былъ вашъ папенька; кто же другой, какъ не онъ? И подобно вамъ, будутъ болѣть и ваши братья, но, разумѣется, на свой манеръ, по своему способу. Будучи эгоистичнѣе васъ, будучи болѣе страстны и упрямы, нежели вы, они съ боя возьмутъ свою судьбу, когда явится предназначенная имъ чародѣйка. Если же они этого не сдѣлаютъ, если съ вами этого не случится, то да поможетъ вамъ небо! Какъ сказалъ одинъ игрокъ, самая лучшая вещь -- любить и выиграть, за нею слѣдуетъ -- любить и проиграть.
   Итакъ, если вы спросите, почему Генри Фокеръ, эсквайръ, такъ спѣшилъ увидѣться съ Артуромъ Пенденнисомъ и вдругъ почувствовалъ къ нему такую дружбу и уваженіе, то на это можно отвѣтить, что Пенъ дѣйствительно сдѣлался цѣннымъ въ глазахъ мистера Фокера: если онъ и не былъ розой, то все же онъ находился недалеко отъ благоухающаго цвѣтка любви. Развѣ онъ не бывалъ у нихъ въ домѣ, на Гросвенорской площади? Развѣ онъ не жилъ около нихъ въ деревнѣ? Не зналъ много подробностей объ этой чародѣйкѣ? Что сказала бы леди Анна Мильтонъ, кузина и невѣста мистера Фокера, если бы она знала, что совершается въ груди этого забавнаго маленькаго джентльмена?
   Но, увы! Когда Фокеръ достигъ Лемъ-Корта, онъ засталъ дома только Баррингтона. Пена не было, онъ ушелъ въ типографію читать свою корректуру. Баррингтонъ, пріятно пораженный блестящимъ туалетомъ этого надушеннаго молодого аристократа, предложилъ ему трубку и хотѣлъ даже послать прачку за пивомъ, но Фокеръ не имѣлъ ни малѣйшаго желанія пить пиво или курить табакъ. У него было очень важное дѣло, и онъ помчался въ контору Пелль-Мелльской газеты, все еще надѣясь найти Пена, съ тѣмъ, чтобы вмѣстѣ съ нимъ отправиться съ визитомъ къ леди Клеврингъ, Но и въ конторѣ онъ его не засталъ. Фокеръ былъ безутѣшенъ и, чтобы какъ-нибудь убить время, поѣхалъ въ клубъ. Промаявшись здѣсь часъ или два, пока не настала пора для визитовъ, онъ рѣшилъ поѣхать на Гросвенорскую площадь и оставить леди Клеврингъ карточку. Когда дверь передъ нимъ открылась, онъ не имѣлъ духа спросить, дома-ли леди. Въ безмолвной мукѣ онъ отдалъ Джимсу двѣ карточки, съ налитографированнымъ именемъ мистера Генри Фокера. Джимсъ взялъ карточки и кивнулъ своей напудренной головой. Полированная дверь снова захлопнулась передъ м-ромъ Фокеромъ. Обожаемый предметъ былъ снова далеко отъ него и въ то же время такъ близко. Ему почудились звуки фортепіано и пѣніе сирены, доносившіеся изъ гостиной, изъ-за кустовъ геранія, которыми былъ уставленъ балконъ. Онъ съ радостью остановился бы и прислушался, но не посмѣлъ этого сдѣлать.
   -- Ступай въ Таттерсаль,-- сказалъ онъ груму дрожащимъ отъ волненія голосомъ,-- и приведи мнѣ моего пони.
   По счастливой случайности, великолѣпная коляска леди Клеврингъ, въ блѣдныхъ краскахъ уже описанная въ одной изъ предыдущихъ главъ, подъѣхала къ дверямъ дома Клевринговъ въ ту самую минуту, когда Фокеръ садился на своего пони. Онъ вскочилъ на сѣдло и скрылся за ворота Гринъ-Парка, не выпуская коляски изъ вида, пока не замѣтилъ, что въ нее сѣла леди Клеврингъ, а съ нею... Кто же могъ быть этотъ ангелъ, въ паутинѣ, розовой шляпкѣ и съ свѣтло-голубымъ зонтикомъ, какъ не очаровательная миссъ Эмори?
   Коляска повезла своихъ прекрасныхъ хозяекъ въ шляпный и кружевной магазинъ мадамъ Ригодонъ, въ магазинъ берлинской шерсти м-ссъ Вольси,-- и кто знаетъ, въ какія еще убѣжища дамскихъ модъ? Затѣмъ она повезла ихъ ѣсть мороженое у Гентера, потому что леди Клеврингъ не только любила разъѣзжать въ пышной каретѣ, но хотѣла, чтобы и публика ее видѣла въ ней. Она усѣлась подъ открытымъ небомъ у двери Гентера, приказала подать себѣ большую порцію мороженаго, и ѣла ее до тѣхъ поръ, пока Фокеръ и его грумъ въ конецъ не измучились, прячась и наблюдая за нею.
   Въ концѣ концовъ, мороженое было съѣдено, и леди Клеврингъ поѣхала въ паркъ. Фокеръ тотчасъ пришпорилъ коня и помчался впередъ. Зачѣмъ? Чтобы добиться кивка миссъ Эмори и ея матери; чтобы пять разъ встрѣтиться съ ними на дорогѣ; чтобы смотрѣть на нихъ съ другой стороны канавы, оттуда, гдѣ собираются катающіеся верхомъ мужчины, когда въ Кенсингтонскомъ саду играетъ оркестръ. Что за польза смотрѣть изъ-за канавы на женщину въ розовой шляпкѣ? Что за счастье удостоиться кивка головы? Какъ странно, что люди довольствуются такими вещами, или если не довольствуются, то, по крайней мѣрѣ, такъ жадно ищутъ ихъ. Гарри, столь разговорчивый обыкновенно, ни однимъ словомъ не обмѣнялся сегодня съ своей богиней. Безмолвно глядѣлъ онъ, какъ она вернулась въ свою коляску и уѣхала изъ парка, сопровождаемая насмѣшливыми замѣчаніями молодыхъ людей. Одинъ сказалъ, что индійская вдовушка усердію мотаетъ отцовскія рупіи; другой замѣтилъ, что ей слѣдовало сжечь себя заживо и оставить деньги дочери. Третій спросилъ, кто такой Клеврингъ, и старый Томъ Ильзъ, который зналъ всѣхъ и не пропускалъ ни одного дня, чтобы не явиться въ паркъ на своемъ сѣромъ жеребцѣ, любезно объяснилъ ему, что Клеврингъ промотавшійся помѣщикъ, что о немъ въ молодости ходили чертовски темные слухи, утверждали даже, что онъ состоялъ пайщикомъ какого-то игорнаго дома, а въ полку слылъ за труса.
   -- Онъ играетъ до сихъ поръ и почти каждую ночь проводитъ точно въ аду,-- добавилъ м-ръ Ильзъ.
   -- Еще бы, когда онъ женился, вставилъ какой-то шутникъ.
   -- Онъ даетъ чертовски хорошіе обѣды,-- сказалъ Фокеръ, заступаясь за своего вчерашняго хозяина.
   -- Надо полагать,-- и надо полагать, что онъ не приглашаетъ Ильза, сказалъ острякъ.-- Ильзъ, скажите, вы обѣдаете когда-нибудь у Клевринговъ, у этой бегумы?
   -- Стану я тамъ обѣдать?-- воскликнулъ м-ръ Ильзъ, который готовъ былъ обѣдать у самого Вельзевула, если бы зналъ, что у него хорошій поваръ,-- и послѣ того расписалъ бы своего хозяина чернѣе, чѣмъ его сдѣлала судьба.
   -- Конечно, стали бы, хотя вы и ругаете его на чемъ свѣтъ стоить,-- продолжалъ острякъ.-- Говорятъ, тамъ очень весело. Клеврингъ уходитъ послѣ обѣда спать, бегума напивается до-пьяна, а молодая леди распѣваетъ молодымъ джентльменамъ пѣсни. Хорошо она поетъ, Фо, а?
   -- Пальчики оближете,-- отвѣтилъ Фо. Знаете, что я вамъ скажу, Пойнтцъ? Она поетъ, какъ... какъ бишь ее... ну, вы знаете, что: я думаю... эта морская дѣва, только она какъ-то иначе называется.
   -- Я никогда не слышалъ, какъ поетъ морская дѣва, -- отвѣтилъ шутникъ Пойнтцъ.-- Кто слышалъ, господа, какъ поетъ морская дѣва? Ильзъ, вы старше всѣхъ насъ, вы слышали, какъ поетъ морская дѣва?
   -- Да вы не смѣйтесь надо мной, чортъ возьми!-- сказалъ Фокеръ, краснѣя и почти со слезами на глазахъ.-- Вы отлично знаете, о чемъ я говорю... это есть у Гомера. Я никогда не выдавалъ себя за ученаго.
   -- Да никто васъ и не считалъ имъ, голубчикъ,-- отвѣтилъ Пойнтцъ, но Фокеръ вонзилъ шпоры въ бока своего пони и помчался вдоль Роттенъ-Роу. Онъ былъ сильно взвол нованъ и огорченъ. Онъ упрекалъ себя въ томъ, что лѣпился въ свои ранніе годы и поэтому теперь не можетъ перещеголять всѣхъ этихъ господъ, которые увиваются вокругъ нея, болтаютъ на разныхъ языкахъ, пишутъ стихи и рисуютъ картины въ ея альбомъ, и т. д. и т. д.
   -- Что такое я, въ сравненіи съ нею?-- думалъ маленькій Фокеръ.-- Она -- это душа, она пишетъ стихи, сочиняетъ музыку съ такою же легкостью, какъ я выпиваю стаканъ пива. Пива? Боже, вѣдь это единственное, на что я способенъ. Я жалкій невѣжда, никуда не годный нищій, даромъ, что я наслѣдникъ большого состоянія. Я безплодно провелъ свою молодость, заставлялъ товарищей приготовлять за меня уроки. И вотъ послѣдствія! О, Гарри Фокеръ, какой ты былъ жалкій глупецъ!
   Онъ былъ до того погруженъ въ эти мрачныя мысли, что совершенно не замѣтилъ, какъ выѣхалъ изъ Роттенъ-Роу снова въ паркъ и тутъ чуть было не наскочилъ на старинную, помѣстительную фамильную коляску, изъ которой вдругъ послышался веселый голосъ:
   -- Гарри! Гарри!
   Поднявъ глаза, онъ увидѣлъ свою тетку леди Рошервилль и двухъ ея дочерей, изъ которыхъ одна -- та, которая его окликнула,-- была его невѣста, леди Анна.
   Онъ поблѣднѣлъ и съ испугомъ отскочилъ назадъ. Истина, которая весь день не приходила ему въ голову, сразу предстала передъ нимъ. Вотъ гдѣ его судьба, вотъ, на задней скамейкѣ экипажа!
   -- Что съ вами, Гарри? Отчего вы такой блѣдный? Ахъ, вы, кутила-кутила! сказала леди Анна.
   Фокеръ въ смущеніи поздоровался съ ними, пролепеталъ что-то о неотложномъ дѣлѣ -- часы въ паркѣ напомнили ему, что приглашенная имъ компанія уже давно ожидаетъ его,-- и поспѣшилъ откланяться. Черезъ мгновеніе маленькій человѣчекъ и маленькая лошадка скрылись изъ вида, а громоздкій экипажъ поѣхалъ дальше. Никто изъ сидѣвшихъ въ экипажѣ особенно не интересовался Фокеромъ: графиня была занята своею болонкой, мысли и взоры леди Люси были устремлены на новый сборникъ проповѣдей, а мысли и взоры леди Анны -- на новый романъ.
   

ГЛАВА II
переноситъ читателя въ Ричмондъ и Гриничъ.

   Ричмондскій обѣдъ показался бѣдному Фокеру однимъ изъ самыхъ тоскливыхъ времяпровожденій, на которыя смертный когда-либо тратилъ свои гинеи.
   -- Не могу понять, какого дьявола могли мнѣ нравиться эти люди?-- думалъ онъ.-- Развѣ я не видѣлъ этихъ морщинъ у Ружемонъ подъ глазами, или этихъ румянъ, которыя намазаны на ея щекахъ, какъ у клоуна въ пантомимѣ? Жаргонъ этой Пинкни просто вызываетъ у меня тошноту. Терпѣть не могу такихъ болтливыхъ трещотокъ. И этотъ старый Кольчикумъ лѣзетъ туда же! Пріѣхалъ въ каретѣ съ короной виконта на дверцахъ, и сидитъ, какъ пришитый, между мадемуазель Корали и ея матерью! Это безобразіе. Англійскій пэръ и наѣздница изъ цирка Франкони! Ей Богу, это безобразіе. Я не очень щепетиленъ, но это ужь, но моему, безобразіе!
   -- Два съ половиной пенса за ваши мысли, Фоки!-- воскликнула миссъ Ружемонъ, вынимая сигару изъ своихъ румяныхъ, или вѣрнѣе, нарумяненныхъ губокъ, и, глядя. на юношу, который погрузился въ раздумье въ концѣ своего стола, среди тающаго мороженаго и ломтиковъ ананаса, пустыхъ и полныхъ бутылокъ, сигарнаго пепла, разсыпаннаго на фруктахъ, и остатковъ дессерта, не доставившаго ему никакого удовольствія.
   -- Развѣ Фокеръ когда-нибудь въ разрядку -- протянулъ мистеръ Пойнтцъ.-- Фокеръ, прелестная каши алистка на этомъ концѣ стола предлагаетъ значительную сумму денегъ за свѣжіе продукты вашего цѣннаго и остраго ума.
   -- Что за чепуху несетъ тамъ Пойнтцъ?-- спросила миссъ Пинкни у своего сосѣда.-- Терпѣть его не могу. Вѣчно цѣдитъ сквозь зубы, насмѣшливое отродье.
   -- Какой забавный этотъ маленькій Фокаръ, милордъ,-- сказала мадемуазель Корали съ сильнымъ гнусливымъ акцентомъ знойной Гаскони, откуда заимствовали свой огонь ея смуглыя щеки и блестящіе черные глаза.-- Какой забавный. Ему на видъ нельзя дать и двадцати лѣтъ.
   -- Желалъ бы я имѣть его возрастъ, -- со вздохомъ сказалъ почтенный Кольчикумъ и наклонилъ свое багровое лицо къ большому стакану кларета.
   -- C'te jeunesse. Pcuh! je m'en fiche, -- сказала мадамъ Браккъ, мамаша Корали, беря большую понюшку табаку изъ золотой табакерки лорда Кольчикума.-- Je n'aime que les hommes faits, moi. Comme milor. Coralie! n'est-ce pas que tu n'aimes que les hommes faits, ma bichette?
   -- Это очень лестно, мадамъ Браккъ,-- сказалъ милордъ, скаля зубы.
   -- Taisez-vous, maman; vous n'êtes qu'une bête!-- воскликнула Корали, пожимая своими могучими плечами, послѣ чего милордъ заявилъ, что она во всякомъ случаѣ ему не льститъ, и спряталъ въ карманъ свою табакерку, не желая, чтобы пальцы сомнительной чистоты слишкомъ часто погружались въ его заграничный табакъ.
   Болѣе нѣтъ надобности передавать оживленный разговоръ, который шелъ за этимъ обѣдомъ,-- разговоръ, который не представитъ для читателя ничего поучительнаго. И конечно, нѣтъ, надобности прибавлять, что не всѣ дамы балетной труппы похожи на миссъ Пинкни, равно какъ не всѣ пэры походятъ на знаменитаго представителя ихъ сословія, незабвеннаго покойнаго виконта Кольчикума.
   Вечеромъ Фокеръ самъ отвезъ своихъ веселыхъ гостей домой, но всю дорогу былъ очень задумчивъ и мраченъ; онъ не слушалъ шутокъ своихъ друзей,-- всѣ кое-какъ размѣстились въ одномъ экипажѣ,-- и самъ не оживлялъ ихъ, какъ бывало, своей болтовней. И когда леди, которыхъ онъ везъ, вышли у дверей своего дома и спросили своего любезнаго кучера, не зайдетъ-ли онъ къ нимъ отдохнуть и чего-нибудь выпить, онъ отклонилъ ихъ предложеніе съ такимъ меланхолическимъ видомъ, что они окончательно стали въ тупикъ и спросили, что такое съ нимъ приключилось и ужь не поссорился-ли онъ съ своимъ "губернаторомъ". Но онъ не сказалъ имъ, что было причиной его грусти, а поспѣшилъ распрощаться съ ними, не обращая вниманія на крики миссъ Пинкни, которая свѣсилась, точно Іезавель, черезъ балконъ, и просила его поскорѣе устроить новый пикникъ.
   Онъ отослалъ экипажъ домой, а самъ пошелъ пѣшкомъ, заложивъ руки въ карманы и погруженный въ раздумье. На небѣ спокойно сіяли звѣзды и луна и взирали на м-ра Фокера, въ то время, какъ и онъ, въ свою очередь, сантиментально смотрѣлъ на нихъ. Онъ пошелъ на Гросвенорскую площадь и поглядѣлъ на тѣ окна, за которыми, по его предположенію, скрывался обожаемый предметъ, при этомъ онъ такъ стоналъ и вздыхалъ, что пробудилъ въ полисменѣ X. состраданіе, и когда люди сэра Фрэнсиса Клевринга, доставивши свою барыню изъ французскаго спектакля домой, освѣжались на козлахъ пивомъ, принесеннымъ изъ ближайшаго кабачка, полисменъ разсказалъ имъ, что сегодня ночью около дома слонялся еще одинъ человѣкъ маленькаго роста и тоже роскошно одѣтый.
   Съ этихъ поръ, съ проницательностью, искуствомъ и настойчивостью, на которыя способна только страсть, м-ръ Фокеръ началъ выслѣживать миссъ Эмори по всему Лондону и являться всюду, гдѣ могъ встрѣтить ее. Если леди Клеврингъ отправлялась во французскій театръ, гдѣ у нея была постоянная ложа, Фокеръ, который, какъ мы имѣли случай убѣдиться, владѣлъ этимъ языкомъ далеко не въ совершенствѣ, являлся въ креслахъ. Онъ всегда зналъ, куда она приглашена (весьма возможно, что Анатолій былъ знакомъ съ человѣкомъ сэра Фрэнсиса Клевринга и при его помощи ухитрялся заглядывать въ записную книжку леди) и очень часто самъ являлся туда же, хотя еще такъ недавно выказывалъ ко всѣмъ этимъ собраніямъ полное равнодушіе. Знакомые не могли надивиться этой перемѣнѣ, а больше всѣхъ удивлялась его мать, которую онъ заставлялъ добывать для него приглашенія. Онъ говорилъ простодушной женщинѣ, что ему уже пора видѣть свѣтъ, что онъ ходитъ во французскій театръ съ цѣлью усовершенствоваться въ языкѣ, -- вѣдь нѣтъ лучшей практики, какъ комедія или водевиль,-- а когда на одномъ изъ баловъ удивленная леди Агнеса увидѣла, что онъ танцуетъ, и похвалила его за изящество и ловкость, этотъ плутъ увѣрилъ ее, что научился танцовать еще въ Парижѣ. Но Анатолію было отлично извѣстно, что его молодой господинъ посѣщаетъ одно учебное заведеніе въ Бруеръ-Стритѣ и занимается тамъ по нѣсколько часовъ ежедневно. Современное казино еще не было изобрѣтено, или находилось въ младенчествѣ, и джентльмены того времени не пользовались такими удобствами для изученія танцовальнаго искусства, какъ наша нынѣшняя молодежь.
   Старый Пенденнисъ рѣдко пропускалъ церковную службу. Онъ считалъ долгомъ всякаго джентльмена поддерживать въ народѣ религіозныя вѣрованія, и аккуратно показываться въ церкви каждое воскресенье. Однажды случилось, что онъ и Артуръ пошли туда вмѣстѣ. Послѣдній, который былъ теперь у своего дяди въ большой милости, позавтракалъ съ нимъ, а затѣмъ они направились черезъ паркъ въ церковь св. Бенедикта, находившуюся недалеко отъ Бельгревскаго сквера. Изъ объявленій, вывѣшенныхъ на колоннахъ Сентъ-Джемской церкви, обыкновенно посѣщаемой маіоромъ, послѣдній узналъ, что здѣсь на сегодня назначена проповѣдь съ благотворительной цѣлью, и это обстоятельство, вѣроятно, побудило бережливаго маіора пойти въ этотъ день въ другую церковь. Кромѣ того, у него были особые планы.
   -- Мы пойдемъ въ церковь черезъ паркъ, а оттуда завернемъ къ Клеврингамъ и безъ церемоній попросимъ ихъ дать намъ закусить. Леди Клеврингъ это очень любитъ, она чрезвычайно любезна и гостепріимна.
   -- На прошлой недѣлѣ я видѣлся съ ними за обѣдомъ у леди Агнесы Фокеръ, -- сказалъ Пенъ.-- Бегума дѣйствительно была очень любезна. Такова она была и въ деревнѣ, такова она вездѣ. Относительно же миссъ Эмори я раздѣляю ваше мнѣніе, дядя, т. е. одно изъ вашихъ мнѣній, потому что вы ихъ мѣняете.
   -- А именно?
   -- Я думаю, что она одна изъ самыхъ отчаянныхъ кокетокъ въ Лондонѣ,-- отвѣтилъ Пенъ со смѣхомъ.-- Она вела все время ужасную осаду противъ Гарри Фокера, ни съ кѣмъ другимъ не говорила, хотя я былъ ея кавалеромъ.
   -- Пхе! Генри Фокеръ помолвленъ съ своею кузиной, это всѣмъ извѣстно. Это не дурно подстроено со стороны леди Рошервилль. Вѣдь послѣ смерти стараго м-ра Фокера,-- а его здоровье чертовски плохо! Знаешь, въ прошломъ году у него былъ ударъ!-- вѣдь послѣ его смерти молодой Фокеръ будетъ имѣть не менѣе четырнадцати тысячъ въ годъ отъ одной пивоварни, не считая Логвуда и имѣнія въ Норфолькѣ. Я человѣкъ не высокомѣрный, Пенъ. Мнѣ, конечно, нравятся родовитые люди, по мнѣ нравится, чортъ возьми, и пивоварня, приносящая четырнадцать тысячъ въ годъ. Не правда-ли, Пенъ? Ха-ха! Такіе люди мнѣ по душѣ. И такъ какъ ты теперь пустился въ свѣтъ, то я тебѣ совѣтую, держись людей этого сорта: эти люди -- опора страны.
   -- Да самъ Фокеръ меня держится,-- отвѣтилъ Артуръ.-- Въ послѣднее врямя онъ что-то зачастилъ ко мнѣ и даже пригласилъ меня на обѣдъ. Мы теперь опять такіе же друзья, какъ были въ юности. И онъ съ утра до ночи твердитъ мнѣ о Бланшъ Эмори. Я убѣжденъ, что онъ къ ней неравнодушенъ.
   -- А я убѣжденъ, что онъ помолвленъ съ своею кузиной, и что его заставятъ сдержать слово,-- сказалъ маіоръ.-- Въ этихъ семьяхъ браки -- дѣло первостепенной важности. Леди Агнеса должна была выйти замужъ за стараго Фокера, потому что таково было желаніе покойнаго лорда. Между тѣмъ всѣ знали, что она влюблена въ своего кузена, -- того самаго, который спасъ ее на Друммингтонскомъ озерѣ, а впослѣдствіи былъ убитъ при Альбуэрѣ. Я помню леди Агнесу, прелестная была женщина. А что она сдѣлала? Разумѣется, вышла за того, за кого ей приказалъ отецъ. Еще бы! М-ръ Фокеръ тогда былъ депутатомъ отъ Друммингтона и чертовски хорошо платилъ за свое мѣсто. И ты повѣрь моему слову, этотъ самый Фокеръ, который ничто иное, какъ выскочка, благоговѣетъ, какъ и всѣ выскочки, передъ знатью и питаетъ честолюбивые планы и для себя и для своего сына. Поэтому твой пріятель Гарри долженъ будетъ поступить такъ, какъ ему прикажетъ отецъ. Господи, Боже мой! Да я видѣлъ сотни влюбленныхъ мужчинъ и женщинъ! Они становятся на дыбы, сопротивляются, поднимаютъ чертовскій переполохъ и тому подобное, а въ концѣ концовъ подчиняются голосу разсудка.
   -- Бланшъ -- опасная дѣвушка, дядя,-- сказалъ Пенъ -- Одно время и я сильно увлекался ей и даже зашелъ очень далеко. Но это было ужь давно.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? И далеко это зашло? Она тебѣ платила взаимностью?-- спросилъ маіоръ, пристально глядя на Пена.
   Пенъ смѣясь отвѣтилъ, что одно время имѣлъ у миссъ Эмори большой успѣхъ, но она не понравиллась его матери, и дѣло разстроилось. Пенъ не считалъ, конечно, возможнымъ посвятить дядю во всѣ подробности отношеній, которыя существовали между нимъ и молодой дѣвушкой.
   -- Мужчина можетъ зайти дальше, и дѣло можетъ принять гораздо болѣе серьезный оборотъ, Артуръ,-- сказалъ маіоръ, все еще странно глядя на своего племянника.
   -- Но ея происхожденіе, дядя,-- съ важностью отвѣтилъ Пень.-- Вѣдь ея отецъ, говорятъ, былъ простымъ штурманомъ. Да и денегъ маловато. Что значатъ какихъ-нибудь десять тысячъ фунтовъ при женѣ, получившей подобное воспитаніе?
   -- Ты повторяешь мои же слова, и это очень хорошо. Но я скажу тебѣ по секрету, Пенъ: я твердо убѣжденъ, что у нея гораздо больше десяти тысячъ. Судя же по тому, какъ она вела себя недавно на моихъ глазахъ, и по тому, что я слышалъ о ней,-- я долженъ сознаться, что она чертовски образованная, способная дѣвушка и будетъ хорошей женой для умнаго мужа.
   -- Откуда вы знаете про ея деньги?-- спросилъ Пенъ улыбаясь.-- Отъ васъ, кажется, никто и ничто въ городѣ не можетъ укрыться. Вы знаете рѣшительно все!
   -- Я знаю очень мало и не все говорю, что знаю,-- возразилъ дядя.-- Имѣй это въ виду. А что касается очаровательной миссъ Эмори, клянусь честью, она очаровательна,-- но если бы она сдѣлалась м-ссъ Артуръ Пенденнисъ, я бы не удивился и нисколько бы, ей Богу, не жалѣлъ. Если тебѣ мало десяти тысячъ фунтовъ, то что вы скажите, сударь, о тридцати, или сорока, или пятидесяти?-- И маіоръ еще болѣе испытующе и пристально посмотрѣлъ на Пена.
   -- Въ такомъ случаѣ зачѣмъ же дѣло стало?-- сказалъ Пенъ своему крестному отцу и тезкѣ.-- Вы можете превратить ее въ м-ссъ Артуръ Пенденнисъ такъ же легко, какъ и я.
   -- Фи! Ты смѣешься надо мной,, -- сердито отвѣтилъ маіоръ.-- А тебѣ не слѣдовало бы смѣяться такъ близко отъ церкви. Мы ужь пришли. Говорятъ, м-ръ Оріэль прекрасный проповѣдникъ.
   Дѣйствительно, колокола звонили, въ красивую церковь св. Бенедикта стекался народъ, аристократическія кареты подвозили богомольныхъ дамъ. Пенъ и его дядя, окончивъ свой поучительный разговоръ, вошли въ храмъ. Я не знаю, приносятъ-ли- съ собой другіе люди свои мірскія дѣла къ дверямъ церкви. Артуръ, который всегда отличался прочнымъ религіознымъ чувствомъ и относился къ храму съ чрезвычайнымъ благоговѣніемъ, подумалъ, быть можетъ, о неумѣстности такого разговора, но старый джентльменъ, стоявшій рядомъ съ нимъ, былъ далекъ отъ сознанія этого. Его шляпа была вычищена, парикъ былъ приглаженъ, галстухъ отлично завязанъ. Онъ озирался, правда, на всѣхъ прихожанъ, на всѣ лысыя головы и разноцвѣтныя шляпки, но онъ дѣлалъ это необыкновенно скромно, едва отрывая свои глаза отъ молитвенника, котораго онъ не могъ читать безъ очковъ. Что касается Пена, то его серьезность лишь однажды подверглась испытанію, а именно, когда случайно взглянувъ на скамьи, гдѣ помѣщалась прислуга, узналъ, рядомъ съ однимъ скромнымъ джентльменомъ въ ливреѣ, ни болѣе ни менѣе, какъ Гарри Фокера, эсквайра. Слѣдуя по направленію глазъ Гарри, который не очень прилежно читалъ свой молитвенникъ, Пенъ; увидѣлъ, что они устремлены на желтую и розовую шляпки, а эти шляпки находятся на головахъ леди Клеврингъ и Бланшъ Эмори.
   Если дядя Пена не былъ единственнымъ человѣкомъ, который прекращаетъ разговоръ о мірскихъ дѣлахъ лишь у порога церкви, то за то и не одинъ Гарри Фокеръ, вѣроятно, приноситъ свою мірскую любовь въ самый храмъ.
   Когда прихожане стали, по окончаніи службы, выходить изъ церкви Пенъ присоединился къ Фокеру который вышелъ однимъ изъ первыхъ, но блуждалъ около входа дожидаясь, пока коляска миледи не увезетъ домой своей госпожи и ея дочери.
   Когда обѣ дамы вышли изъ церкви, онѣ увидѣли дядю и племянника Пенденнисовъ и Гарри Фокера, эсквайра, который стоялъ на солнцепекѣ и сосалъ рукоятку своей палки. Увидѣть ихъ и не пригласить закусить -- было для добродушной бегумы рѣшительно невозможно, и она дѣйствительно тотчасъ попросила ихъ къ себѣ.
   Бланшъ также была чрезвычайно любезна.
   -- Ахъ, идемте къ намъ,-- сказала она Артуру,-- если вы не слишкомъ теперь загордились! Я хочу съ вами о многомъ поговорить, но здѣсь нельзя сказать, о чемъ. Что подумаетъ м-ръ Оріэль?
   И набожная дѣвушка вспорхнула въ экипажъ вслѣдъ за своей мамашей.
   -- Я прочитала отъ слова до слова,-- добавила она, обращаясь къ Пену.-- Онъ -- adorable.
   -- Я знаю, кто это,-- развязно отвѣтилъ м-ръ Артуръ.
   -- Въ чемъ дѣло?-- спросилъ Фокеръ, ничего не понимая.
   -- Миссъ Клеврингъ, вѣроятно, говоритъ о "Вальтерѣ Лорренѣ",-- сказалъ маіоръ, желая показать, что онъ догадался, и кивая на Пена.
   -- Вы правы, дядя. Знаете, сегодня помѣщенъ въ "Пелль-Меллѣ" прелестный разборъ. Впрочемъ, его писалъ Баррингтонъ, и мнѣ нечего гордиться.
   -- Обзоръ въ "Пелль-Меллѣ?" Вальтеръ Лорренъ? Что это значитъ, чортъ возьми?-- спрашивать Фокеръ.-- Вѣдь бѣдняжка Вальтеръ Лорренъ умеръ отъ кори, когда мы еще были въ школѣ. Я отлично помню, какъ пріѣзжала его мать.
   -- Вы не слѣдите за литературой, Фокеръ,-- сказалъ Пенъ, смѣясь и беря своего друга подъ руку.-- Вы не знаете, что я написалъ романъ и что нѣкоторыя изъ газетъ отозвались о немъ очень хорошо. Вѣроятно, вы не читаете воскресныхъ газетъ?
   -- Я читаю только "Жизнь Белля", дружище,-- отвѣчалъ м-ръ Фокеръ, послѣ чего Пенъ опять засмѣялся и всѣ трое мужчинъ въ самомъ лучшемъ расположеніи духа направились къ дому леди Клеврингъ.
   Послѣ закуски Бланшъ снова по шяла разговоръ о романѣ. Она дѣйствительно была по своей натурѣ аристократкой и, если любила что-нибудь, то именно поэтовъ и литераторовъ.
   -- Надъ нѣкоторыми мѣстами вашей книги я плакала, положительно плакала.
   Пенъ довольно неудачно съострилъ:
   -- Я очень радъ, что вы мнѣ посвятили часть вашихъ "Lärmes", миссъ Бланшъ.
   А маіоръ (который одолѣлъ изъ книги Пена не болѣе шести страницъ) принялъ авторитетный видъ и сказалъ:
   -- Да, есть мѣста очень трогатальныя, изумительно трогательныя, и притомъ...
   -- О, если она заставляетъ тебя плакать,-- прервала его леди Клеврингъ, то я не стану читать ея, ни за что не стану!
   -- Это ваше дѣло, мама,-- отвѣтила Бланшъ, вздернувъ плечами, и затѣмъ восторженно заговорила о книгѣ, о поэтическихъ красотахъ, разсѣянныхъ въ ней, обѣихъ героиняхъ, Леонорѣ и Неэрѣ, и обоихъ герояхъ, Вальтерѣ Лорренѣ и его соперникѣ, молодомъ герцогѣ.
   -- Въ какое прекрасное общество вы насъ вводите!-- насмѣшливо сказала она.-- Quel ton! Вѣроятно, вы очень долго были при дворѣ? Быть можетъ даже, вы сынъ перваго министра, м-ръ Артуръ?
   Пенъ началъ смѣяться.
   -- Романисту ничего не стоитъ создавать и герцоговъ и баронетовъ. Знаете, что я вамъ скажу по секрету, миссъ Эмори? Я повысилъ званія всѣхъ моихъ героевъ по требованію издателя. Молодой герцогъ былъ первоначально молодымъ барономъ; его невѣрный другъ, виконтъ, только членомъ палаты общинъ, и т. д.
   -- Какимъ злымъ, насмѣшливымъ и дерзкимъ молодымъ человѣкомъ вы сдѣлались!-- сказала Бланшъ.-- Comme vous voila formé. Какъ мало вы похожи теперь на того Артура Пенденниса, котораго я знала въ деревнѣ: Ахъ, тотъ Артуръ Пенденнисъ мнѣ больше нравится.
   При этомъ она пустила въ дѣло всѣ способности своихъ глазъ, сначала посмотрѣла на него страстнымъ, умоляющимъ взглядомъ, а затѣмъ скромно опустила ихъ на коверъ, такъ что онъ ясно могъ видѣть ея темныя вѣки и длинныя пушистыя рѣсницы.
   Пенъ, разумѣется, возразилъ, что онъ нисколько не измѣнился, на что молодая леди отвѣтила нѣжнымъ вздохомъ и, полагая теперь, что этого совершенно достаточно, чтобы сдѣлать Артура счастливымъ или несчастнымъ какъ придется, начала ухаживать за Фокеромъ, который во время этого литературнаго разговора безмолвно сидѣлъ, впивая въ себя набалдашникъ своей палки и жалѣя, что онъ не такой умный малый, какъ Пенъ.
   Если маіоръ думалъ, что, сообщивъ миссъ Эмори о помолвкѣ Фокера съ его кузиной леди Анной Мильтонъ (онъ сдѣлалъ это очень искусно, въ то время, когда сидѣлъ подлѣ нея въ столовой),-- если, повторяемъ, маіоръ думалъ этимъ удержать Бланшъ отъ всякаго дальнѣйшаго ухаживанія за наслѣдникомъ всего движимаго и недвижимаго имущества стараго Фокера, то онъ жестоко ошибся. Онъ достигъ этимъ только того, что она сдѣлалась еще любезнѣе къ Фокеру; она стала восторгаться имъ и всѣмъ, что имѣло къ нему какое-нибудь отношеніе; восторгалась его мамашей; восторгалась его лошадкой, на которой онъ катался въ Паркѣ; восторгалась восхитительными брелоками и бездѣлушками, которыя онъ носилъ на своей часовой цѣпочкѣ, и восхитительной, прелестной тросточкой и восхитительными обезьяньими головками съ рубиновыми глазками, которыя украшали рубаху Фокера и служили пуговками для его жилета. Доведя, такимъ образомъ, слабохарактернаго юношу до того, что онъ весь зардѣлся и захлебывался отъ восторга, а Пенъ думалъ, что она зашла уже черезчуръ далеко, она ухватилась за другую тему.
   -- Я боюсь, что м-ръ Фокеръ очень дурной человѣкъ, -- сказала она, обращаясь къ Пену.
   -- Ну, этого не видно,-- съ улыбкой отвѣчалъ Пенъ.
   -- Я хочу сказать, что мы слышали про него дурныя вещи. Помнишь, мама? М-ръ Пойнтцъ разсказывалъ намъ на-дняхъ, какъ вы кутили въ Ричмондѣ. Какой вы испорченный человѣкъ!
   Увидѣвъ, что лицо Гарри приняло выраженіе крайняго смущенія, между тѣмъ какъ Пенъ не могъ удержаться отъ улыбки, она обратилась къ послѣднему и продолжала:
   -- Да и вы, вѣроятно, не далеко отъ него ушли. Вѣдь вамъ тоже хотѣлось бы тамъ быть? Сознайтесь! Я увѣрена, что да... Да что же, и я сама не прочь.
   -- Ахъ, Бланшъ!-- воскликнула маменька.
   -- Ничуть не прочь. Вѣдь я ни разу не видѣла актрисы. Я бы все отдала, чтобы познакомиться съ какой-нибудь изъ нихъ, потому что я преклоняюсь передъ талантомъ. И мнѣ нравится Ричмондъ, очень. И Гриничъ, и повторяю, я съ удовольствіемъ побывала бы тамъ.
   -- Почему бы, въ самомъ дѣлѣ, намъ, тремъ холостякамъ,-- галантно вмѣшался тутъ маіоръ, къ особенному удивленію своего племянника,-- не пригласить дамъ въ Гриничъ? Неужели мы ничѣмъ не отплатимъ леди Клеврингъ за ея постоянное гостепріимство? Говорите же за себя, молодые люди! Вотъ народъ, ей-Богу! И племянникъ мои, у котораго карманы набиты деньгами, -- ей-Богу, набиты!-- и м-ръ Гарри Фокеръ, у котораго, какъ я слышалъ, тоже денегъ куры не клюютъ, -- кстати, какъ поживаетъ ваша милая кузина, леди Анна, м-ръ Фокеръ?-- оба, понимаете-ли, сидятъ здѣсь и позволяютъ такому старику говорить за нихъ! Леди Клеврингъ, вы окажете мнѣ честь быть моей гостьей? А миссъ Бланшъ, надѣюсь, не откажется быть гостьей Артура?
   -- О, прелестно!-- воскликнула Бланшъ.
   -- Я сама люблю такія развлеченія,-- сказала леди Клеврингъ. Мы выберемъ день, когда сэръ Фрэнсисъ...
   -- Когда сэръ Фрэнсисъ будетъ куда-нибудь приглашенъ на обѣдъ? Отлично, мама!-- воскликнула Бланшъ.-- Это будетъ великолѣпно.
   Дѣйствительно, это былъ великолѣнный день. Обѣдъ состоялся въ Гриничѣ, и хотя миссъ Эмори была приглашена не м-ромъ Фокеромъ, тѣмъ не менѣе онъ провелъ нѣсколько восхитительныхъ минутъ, бесѣдуя съ нею за столомъ, а затѣмъ -- на балконѣ Гриничскаго отеля и по дорогѣ домой, въ коляскѣ леди Клеврингъ. Пенъ пріѣхалъ съ дядей въ каретѣ сэра Гью Трумпингтона, которую маіоръ занялъ для этой цѣли.
   -- Я старый солдатъ, -- сказалъ онъ,-- и съ давнихъ поръ научился устраиваться удобно.
   Въ качествѣ стараго же солдата, онъ позволилъ обоимъ молодымъ людямъ заплатить за обѣдъ, а всю дорогу домой, сидя въ каретѣ, подшучивалъ надъ Пеномъ по поводу того, что миссъ Эмори, очевидно, неравнодушна къ нему, хвалилъ ея наружность, характеръ и умъ и еще разъ, подъ строжайшимъ секретомъ, сообщилъ Пену, что она будетъ чертовски богаче, чѣмъ нѣкоторые думаютъ.
   

ГЛАВА IV
содержитъ въ себ
ѣ исторію одного романа.

   Въ первой части этой исторіи уже было какъ-то упомянуто, что Пенъ, проживая дома послѣ своего пораженія въ Оксбриджѣ, занимался нѣкоторыми литературными опытами и, между прочимъ, написалъ большую часть романа. Эта книга, написанная подъ вліяніемъ его юношескихъ бѣдъ, любовныхъ и денежныхъ, принадлежала къ числу очень пылкихъ, страстныхъ и мрачныхъ произведеній. Отчаяніе Байрона, уныніе Вертера, язвительная горечь Мефистофеля,-- все это было подробно изображено въ характерѣ героя, потому что нашъ юноша въ это время изучалъ нѣмецкій языкъ и, подобно всѣмъ способнымъ юношамъ, подражалъ своимъ любимымъ поэтамъ и писателямъ.
   Страницы книгъ, которыя онъ нѣкогда такъ любилъ, а теперь читаетъ такъ рѣдко, еще сохранили съ того времени его отмѣтки карандашемъ. Быть можетъ, слезы струились на листы книги, или страницы его рукописи, когда пылкій юноша изливалъ свои мысли. Когда ему впослѣдствіи случалось брать ту же книгу, у него не было уже ни способности, ни желанія окроплять ея листы ранней росой былыхъ дней. Его карандашъ ужь не чертилъ на поляхъ слова одобренія. Глядя на страницы своей рукописи, онъ могъ только вспоминать о томъ избыткѣ чувствъ, который заставилъ его написать это, о той душевной мукѣ, которая вдохновляла каждую строчку. Если бы могла быть записана тайная исторія книгъ и рядомъ съ произведеніемъ автора были отмѣчены его сокровенныя мысли и чувства, какъ много скучныхъ книгъ сдѣлались бы интересными и безжизненныхъ разсказовъ волновали бы читателя! Не разъ горькая улыбка пробѣгала по лицу Пена, когда онъ перечитывалъ свой романъ и припоминалъ то время и тѣ чувства, которыя дали этому роману жизнь. Какими напыщенными казались ему нѣкоторыя изъ наиболѣе серьезныхъ мѣстъ, а какъ слабы другія, въ которыхъ онъ хотѣлъ излить свое переполненное сердце! Теперь онъ ясно видѣлъ, что такая-то страница представляетъ подражаніе его любимому писателю, между тѣмъ, какъ въ то время онъ считалъ ее оригинальной. Останавливаясь на нѣкоторыхъ страницахъ, онъприпоминалъ мѣсто и часъ, когда онѣ были написаны, и призракъ умершаго чувства являлся передъ нимъ и заставлялъ его краснѣть за это блѣдное изображеніе. И къ чему теперь всяэта пачкотня? Когда вы приходите въ пустыню къ какому-нибудь мѣсту и видите на пескѣ слѣды верблюжьихъ копытъ и остатки засохшей травы, вы знаете, что здѣсь нѣкогда была вода, такъ и въ душѣ Пена все завяло, и источникъ слезъ ужь изсякъ.
   Однажды утромъ, сильно жестикулируя, какъ онъ всегда дѣлалъ въ минуты волненія, Пенъ высказалъ эти мысли Баррингтону, сидѣвшему за своей книгой съ трубкой въ зубахъ, и съ горькимъ смѣхомъ швырнулъ свою рукопись на столъ, такъ что чайная посуда задребезжала и синее молоко расплескалось изъ кружки. Вчера вечеромъ онъ вынулъ эту рукопись изъ давно забытаго ящика, гдѣ были свалены въ одну кучу старыя охотничьи куртки, университетскія тетрадки, старая студенческая мантія и шапка и другіе памятники молодости, университета и дома. Онъ легъ въ постель и началъ читать свою рукопись, но скоро заснулъ, потому что начало разсказа было немного скучно, а онъ вернулся усталый отъ гостей.
   -- Чортъ возьми!-- воскликнулъ онъ, швыряя свои бумаги,-- когда я подумаю, что это написано лишь нѣсколько лѣтъ тому назадъ, мнѣ становится стыдно. Я писалъ это, когда считалъ себя на вѣки влюбленнымъ въ эту маленькую кокетку, миссъ Эмори. Я сочинялъ тогда въ честь ея стихи, посвящалъ "Амуру" и клалъ ихъ въ дупло дерева;
   -- Недурная игра словъ, -- отвѣчалъ Баррингтонъ, пуская клубы дыма.-- "Эмори -- Амуру". Это показываетъ большую ученость. А ну-ка, почитаемъ этотъ вздоръ.
   Съ этими словами онъ развалился въ креслѣ, придвинувъ къ себѣ рукопись Пена каминными щипцами, которыми только что доставалъ уголекъ дли своей трубки, и началъ читать "Листки изъ біографіи Вальтера Лоррена".
   -- Ты столь же прекрасна, какъ и лжива!-- вскричалъ Вальтеръ, обращаясь къ Леонорѣ. О, бездушная красавица, насмѣшка надъ истинной страстью, какой злой духъ послалъ тебя, чтобы меня мучить? О, Леонора...
   -- Пропусти эту часть!-- воскликнулъ Пенъ, хватая тетрадь, которой, однако, его товарищъ не выпустилъ изъ рукъ.-- Или, по крайней мѣрѣ, не читай ея вслухъ. Здѣсь говорится о другой моей страсти, первой, ее теперь зовутъ леди Мирабель. Я вчера встрѣтился съ нею у леди Уистонъ, и она была со мною необыкновенно любезна; пригласила меня къ себѣ на вечеръ и сказала, что мы, какъ старые друзья, должны видѣться чаще. За эти два года мы встрѣчались съ нею не разъ, однако, она и не думала приглашать меня къ себѣ. Теперь же ее, очевидно, поразило, что со мною говорятъ и Уэнгемъ и мосье Дюбуа -- знаешь, тотъ французъ-литераторъ, у котораго грудь увѣшана орденами, такъ что онъ имѣетъ видъ какого-то маршала,-- и вотъ она удостоила меня приглашенія. Клевринги также приглашены туда на этотъ вечеръ. Интересно будетъ увидѣть двѣ свои страсти за однимъ столомъ.
   -- Страсть потухла, теперь остались двѣ кучи холоднаго пепла,-- сказалъ Баррингтонъ.-- Обѣ красавицы изображены здѣсь?
   -- Обѣ, или по крайней мѣрѣ, что-то на нихъ похожее,-- сказалъ Пенъ.-- Леонора, которая выходитъ замужъ за герцога, это Фотрингэй. Герцога я списалъ съ Магнуса Чартерса, съ которымъ мы были вмѣстѣ въ Оксфордѣ. Онъ вышелъ у меня довольно похожъ. А миссъ Эмори -- это Неэра... Знаешь, Баррингтонъ, ту, первую, я дѣйствительно любилъ. Я возвращался вчера отъ леди Уистонъ, была лунная ночь,-- и я задумался о Фотрингэй. Всѣ былыя сцены ожили передо мною, словно это было наканунѣ. Придя домой, я вытащилъ этотъ романъ, который написалъ три года тому назадъ. Это отвратительный романъ, но въ немъ есть хорошія мѣста. Если Бенгей не захочетъ издать его, то я думаю уговорить Бекона.
   -- Таковы всѣ поэты,-- молвилъ Баррингтонъ.-- Они влюбляются, затемъ измѣняютъ, или имъ измѣняютъ; они страдаютъ и кричатъ, что страдаютъ больше всѣхъ другихъ смертныхъ, а когда они достаточно перечувствовали, описываютъ все это въ книгѣ и несутъ ее продавать. Всѣ поэты плуты, всѣ литераторы плуты. Какъ только человѣкъ началъ продавать свои чувства за деньги, онъ -- плутъ. Стоитъ поэту почувствовать послѣ хорошаго обѣда колотье въ боку, онъ вопитъ "ай -- ай" громче Прометея.
   -- А по моему, поэтъ отличается большей чувствительностью, чѣмъ другой человѣкъ,-- отвѣтилъ нѣсколько задѣтый Пенъ.-- Такая чувствительность и превращаетъ его въ поэта. По моему, онъ все подмѣчаетъ и чувствуетъ гораздо острѣе, и это именно заставляетъ его говорить о томъ, что онъ видитъ, или чувствуетъ. Вѣдь ты тоже распинаешься въ своихъ статьяхъ, когда тебѣ случается подцѣпить ложный аргументъ у своего противника, или открыть какого-нибудь шарлатана въ Палатѣ. Пэли, которому ни до чего въ мірѣ дѣла нѣтъ, будетъ толковать съ тобой цѣлый часъ о какомъ-нибудь юридическомъ вопросѣ. Предоставьте же и другимъ то право, которымъ вы пользуетесь сами, позвольте имъ пускать въ дѣло ихъ способности, быть тѣмъ, чѣмъ природа ихъ сдѣлала. Почему человѣку не продавать своихъ чувствъ, какъ ты продаешь свои политическія идеи, или Пэли -- свои юридическія познанія? У всѣхъ это одинаково представляетъ результатъ опыта и практики. Вѣдь не деньги же заставляютъ тебя замѣчать лживость аргументаціи, или Пэли -- защищать свою точку зрѣнія. Васъ принуждаетъ къ этому природное или пріобрѣтенное стремленіе къ извѣстнаго рода истинѣ. Поэтъ записываетъ на бумагѣ свои мысли и испытанія, какъ художникъ рисуетъ на полотнѣ ландшафтъ или портретъ, подчиняясь побужденію своей натуры, сообразно съ своими личными дарованіями. Если я когда нибудь почувствую себя въ силахъ написать эпическую поэму, клянусь честью, я попытаюсь сдѣлать это. Если я буду чувствовать, что я способенъ только откалывать шутки или разсказывать анекдоты, я буду откалывать шутки и разсказывать анекдоты.
   -- Недурная рѣчь, молодой человѣкъ,-- сказалъ Баррингтонъ,-- но это не мѣшаетъ всѣмъ поэтамъ быть плутами.
   -- Какъ? И Гомеръ, и Эсхилъ, и Шекспиръ, и всѣ?
   -- Ихъ имена не должны быть произносимы рядомъ съ вашими, пигмеи,-- сказалъ Баррингтонъ.-- То были люди, сэръ!
   -- Ну, и что же? Шекспиръ тоже писалъ ради денегъ, какъ и мы съ тобой,-- воскликнулъ Пенъ, но Баррингтонъ въ отвѣтъ проклялъ его безстыдство и снова взялся за трубку и рукопись.
   Весьма понятно, что этотъ документъ заключалъ въ себѣ, главнымъ образомъ, изображеніе личныхъ испытаніи Пена, и что "Листки изъ біографіи Вальтера Лоррена" никогда не увидѣли бы свѣта, если бы Артуръ Пенденнисъ не испыталъ въ своей собственной жизни различныхъ бѣдъ, страданій и увлеченій. Такъ какъ всѣ эти испытанія намъ уже извѣстны изъ начальныхъ главъ его біографіи, то нѣтъ никакой надобности приводить длинныя выдержки изъ повѣствованія о "Вальтерѣ Лорренѣ", куда юный авторъ включилъ то, что считалъ наиболѣе интереснымъ для читателей или пригоднымъ для цѣлей своего романа.
   Хотя Пенъ продержалъ этотъ романъ въ своемъ ящикѣ почти половину того времени, въ теченіе котораго, по правилу Горація, должно вызрѣвать художественное произведеніе (въ справедливости этого правила, кстати сказать, можно еще усумниться), но онъ похоронилъ его вовсе не съ цѣлью его улучшить, а просто потому, что не зналъ, куда пристроить его, и не имѣлъ особеннаго желанія его видѣть. Человѣкъ, который откладываетъ свое сочиненіе въ сторону на десять лѣтъ, передъ тѣмъ какъ издать его въ свѣтъ или высказать по поводу него окончательное сужденіе, долженъ быть твердо увѣренъ въ оригинальности и живучести своего дѣтища; иначе, извлекая его изъ заточенія, онъ можетъ найти, что оно, подобно легкому вину, утратило тотъ букетъ, который раньше имѣло, и оказывается совершенно безвкуснымъ. Произведенія бываютъ разнаго вкуса и крѣпости, есть крѣпкія, сильныя, которыя съ годами улучшаются, и есть слабыя, которыя вообще не переносятъ храненія и вкусны только въ свѣжемъ видѣ, когда они играютъ и искрятся.
   Конечно, даже въ пору своей юношеской неопытности и пылкости, Пенъ былъ далекъ отъ мысли, что онъ написалъ образцовое произведеніе, или что онъ стоитъ на одномъ уровнѣ съ великими писателями, которыми привыкъ восхищаться. Когда онъ теперь вновь просмотрѣлъ свое маленькое дѣтище, онъ также довольно сильно почувствовалъ его недостатки и остался довольно скромнаго мнѣнія насчетъ его достоинствъ. Онъ зналъ, что его романъ не очень хорошъ, но и не хуже большинства книгъ того же рода, которыя циркулировали въ библіотекахъ и имѣли временный успѣхъ. Ему приходилось подвергать критическому разбору много модныхъ романовъ, принадлежавшихъ популярнымъ авторамъ того времени, и ему всегда казалось, что его способности не хуже ихъ способностей, и что онъ можетъ такъ же писать по англійски, какъ всѣ эти леди и джентльмены. Пробѣгая теперь свое юношеское произведеніе, онъ, къ своему удовольствію, находилъ въ немъ мѣста, дышавшія фантазіей и силой, и черты, если не таланта, то все же неподдѣльнаго чувства и страсти. Таковъ былъ и приговоръ Баррингтона, когда этотъ суровый критикъ, послѣ получасового чтенія рукописи и куренія трубки, положилъ книгу Пена, зловѣще зѣвая.
   -- Не могу больше читать этой ерунды,-- сказалъ онъ, -- но мнѣ сдается, что здѣсь есть недурныя вещи, дружище. Здѣсь чувствуется вѣяніе молодости и свѣжести, а это мнѣ всегда нравится. Лицо поэзіи утрачиваетъ свой молодой пушокъ, какъ только ты началъ бриться. Впослѣдствіи ты уже не можешь вернуть этой непосредственности и неподдѣльнаго розоваго цвѣта. Твои щеки блѣднѣютъ и вянутъ отъ частаго хожденія въ гости, тебѣ приходится употреблять для своей бороды завивальныя щипцы, макассарское масло и еще чортъ знаетъ что. Она вьется, благоухаетъ, ты имѣешь очень важный и изящный видъ, но -- увы, Пенъ!-- весенняя пора все же была лучше!
   -- На кой-чортъ ты приплелъ сюда мою бороду?-- спросилъ Пенъ, повидимому, немного задѣтый упоминаніемъ Баррингтона объ этомъ украшеніи, которое, надо сознаться, онъ холилъ, завивалъ, помадилъ, душилъ и расчесывалъ съ самымъ нелѣпымъ усердіемъ.-- Ты лучше скажи, можно-ли что-нибудь сдѣлать съ "Вальтеромъ Лорреномъ" Снести его издателю, или предать ауто-да-фе?
   -- Я не вижу никакой надобности предавать его сожженію,-- отвѣтилъ Баррингтонъ,-- хотя и слѣдовало бы сдѣлать это, чтобы наказать тебя за твое гнусное мошенничество и лицемѣріе. Ты въ самомъ дѣлѣ готовъ сжечь его? Да ты такъ имъ дорожишь, что волоска не позволишь тронуть на его головѣ.
   -- Ты думаешь? Такъ смотри же -- сказалъ Пенъ, и "Вальтеръ Лорренъ" полетѣлъ въ печку. Но огонь, исполнивъ свою обязанность, т. е. вскипятивъ котелокъ для завтрака молодыхъ людей, окончилъ свою дневную работу и погасъ, и Пенъ это отлично зналъ. Баррингтонъ, съ презрительной улыбкой, вытащилъ рукопись щипцами изъ безвреднаго пепла.
   -- О, Пенъ, какой ты плутъ,-- воскликнулъ Баррингтонъ.-- И что хуже всего, неловкій плутъ! Ты, думаешь. я не видѣлъ, что прежде чѣмъ бросить "Вальтера Лоррена" въ печку, ты посмотрѣлъ, не горитъ-ли еще огонь? Нѣтъ, мы не будемъ сжигать его, мы продадимъ его этимъ эѳіопамъ. Мы обмѣняемъ его на деньги,-- да, на серебро и золото, на мясо и напитки, на табакъ и платье. За этого юношу кое-что дадутъ на рынкѣ, потому что онъ недуренъ собой, хотя и не очень крѣпокъ; но мы его подкормимъ, почистимъ, завьемъ ему волосы и продадимъ его Бекону или Бенгею за тысячу піастровъ. Этотъ хламъ можно продать, сэръ, и мой совѣтъ тебѣ таковъ: въ слѣдующій разъ, когда поѣдешь домой на праздники, возьми "Вальтера Лоррена" въ свой саквояжъ, дай ему болѣе современный видъ, подрѣжь, но не слишкомъ сильно, кое-какія зеленыя вѣточки, прибавь немного комедіи, веселости, сатиры и тому подобныхъ вещей, и тогда мы его отправимъ на продажу. Книга эта -- не чудо изъ чудесъ, по она будетъ имѣть успѣхъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, Баррингтонъ?-- съ восхищеніемъ воскликнулъ Пенъ, потому что это была очень большая похвала въ устахъ его насмѣшливаго друга.
   -- Ахъ, ты, простачекъ! Да она. необыкновенно хороша, -- ласково подтвердилъ Баррингтонъ.-- И ты самъ это отлично знаешь,-- прибавилъ онъ и шутя ударилъ рукописью по щекѣ Пена, которая при этомъ покраснѣла такъ, какъ ей еще никогда не случалось краснѣть.
   -- Благодарю, Баррингтонъ.-- сказалъ онъ съ чувствомъ, а затѣмъ удалился съ рукописью въ свою комнату и провелъ большую часть дня, перечитывая на кровати свое произведеніе. Онъ сдѣлалъ такъ, какъ ему совѣтовалъ Баррингтонъ, внесъ туда не мало измѣненій, очень многое прибавилъ, пока, наконецъ, не придалъ ему такую форму, въ которой "Вальтеръ Лорренъ", какъ уважаемый читатель романовъ уже знаетъ, впослѣдствіи и появился.
   Пока онъ работалъ надъ своимъ произведеніемъ, добродушный Баррингтонъ съумѣлъ внушить обоимъ джентльменамъ, которые "читали" для гг. Бекона и Бенгея, живѣйшій интересъ къ "Вальтеру Лоррену" и указалъ имъ на особенныя преимущества аристократическаго автора этого романа. Это было какъ разъ въ то время, когда у насъ были въ большомъ ходу романы изъ великосвѣтской жизни, и Баррингтонъ, какъ и раньше, не преминулъ указать имъ, что Пенъ самъ принадлежитъ къ отборнѣйшему великосвѣтскому обществу и принять въ домахъ знатнѣйшихъ личностей страны. Простодушнаго и добросердечнаго Перси Попджоя онъ уговорилъ оказать вліяніе на м-ссъ Бенгей, которой Попджой заявилъ, что его другъ Пенденнисъ работаетъ надъ замѣчательной книгой, полной остроумія, таланта, сатиры, чувства и всѣхъ прочихъ хорошихъ качествъ, какія только можно себѣ представить,-- книгой, за которой будетъ бѣгать весь городъ. Мы уже указывали, что Бенгей понималъ въ романахъ столько же, сколько въ китайской грамотѣ, и никогда не читалъ ни одной изъ тѣхъ книгъ, которыя издавалъ и за которыя платилъ деньги, онъ совершенно полагался на мнѣнія своихъ профессіональныхъ редакторовъ и м-ссъ Бенгей и въ виду этого опять пригласилъ Пенденниса и Баррингтона на обѣдъ.
   Беконъ, узнавъ о томъ, что Бенгей собирается начать переговоры, понятно, былъ заинтригованъ и встревоженъ и захотѣлъ перебить книгу у своего соперника. Но вопросъ заключался въ томъ, не состоялось-ли уже по поводу ея какое-нибудь соглашеніе между м-ромъ Пенденнисомъ и ненавистной фирмой "насупротивъ". М-ру Гекку, довѣренному чтецу изданіи Бекона, было предписано навести соотвѣтствующія справки и удостовѣриться, нельзя-ли еще чего-нибудь сдѣлать. Результатомъ справокъ этого дипломата явилось то, что въ одно прекрасное утро Беконъ самолично втащился по лѣстницѣ Лемъ-Корта и остановился у дверей, на которыхъ красовались фамиліи м-ра Баррингтона и м-ра Пенденвиса.
   Для джентльмена высшаго круга, какимъ былъ представленъ въ его глазахъ бѣдный Ленъ, квартира, которую занималъ онъ и его другъ, надо сознаться, была не совсѣмъ подходящей. Истрепанный коверъ сдѣлался еще болѣе истрепаннымъ послѣ двухлѣтняго совмѣстнаго пользованія имъ; постоянный запахъ табаку наполнялъ пріемную; въ корридорѣ, черезъ который Бекону пришлось пройти, онъ споткнулся о ведра прачки; охотничья куртка Баррингтона была, какъ всегда, съ продранными локтями; стулъ, предложенный Бекону, подломился, какъ только издатель сѣлъ на него. Баррингтонъ расхохотался и, сказавъ, что Бекону попался игрушечный стулъ, крикнулъ Пену, находившемуся въ своей спальнѣ, чтобы тотъ принесъ цѣлый стулъ. Видя, что издатель оглядываетъ мрачную комнату съ видомъ глубочайшаго удивленія и жалости, Баррингтонъ спросилъ его, не находитъ-ли онъ эту квартиру очень грязной и не желаетъ-ли онъ пріобрѣсти какой-нибудь изъ предметовъ мебели для гостиной м-ссъ Беконъ. М-ръ Беконъ давно зналъ Баррингтона за большого шутника и часто говаривалъ:
   -- Я никогда не могу взять въ толкъ, говоритъ-ли онъ въ серьезъ, или шутитъ.
   Очень возможно, что м-ръ Беконъ призналъ бы обоихъ джентльменовъ за обманщиковъ, но на столѣ случайно оказалось нѣсколько пригласительныхъ карточекъ, принесенныхъ Пену утренней почтой и исходившихъ отъ нѣкоторыхъ очень выдающихся личностей бомонда, куда молодой человѣкъ былъ вхожъ. Взглянувъ на нихъ, Беконъ увидѣлъ, что маркиза Стейнъ будетъ дома для м-ра Артура Пенденниса въ такой-то день, что другая дама аристократическаго круга назначаетъ у себя въ домѣ на опредѣленное число танцовальный вечеръ. Баррингтонъ замѣтилъ, что издатель съ удивленіемъ смотритъ на эти документы, и сказалъ съ самымъ невиннымъ видомъ:
   -- М-ръ Пенденнисъ одинъ изъ самыхъ обходительныхъ молодыхъ людей, какихъ я знаю, м-ръ Беконъ. Представьте себѣ, онъ обѣдаетъ въ самыхъ аристократическихъ домахъ и съ такимъ же удовольствіемъ скушаетъ съ вами и со мной простую баранью котлету. Ничто не можетъ сравниться съ обходительностью стариннаго англійскаго джентльмена.
   -- О, конечно, ничего,-- подтвердилъ м-ръ Беконъ.
   -- И васъ, навѣрное, удивляетъ, что онъ живетъ со мною на третьемъ этажѣ. Это, дѣйствительно, смѣшно. Но мы очень любимъ другъ друга, и такъ какъ у меня нѣтъ средствъ жить на широкую ногу, то онъ остается со мной въ этой ветхой квартирѣ. Онъ-то но своимъ средствамъ можетъ жить гдѣ угодно.
   -- Ну, здѣсь жить -- немного нужно средствъ, -- подумалъ про себя м-ръ Беконъ.
   Когда въ комнату вошелъ изъ своей спальной предметъ этихъ похвалъ, м-ръ Беконъ завелъ рѣчь о цѣли своего визита. Онъ сказалъ, что слышалъ, будто у м-ра Пенденниса есть рукопись романа; заявилъ, что ему бы очень хотѣлось взглянуть на это произведеніе. Затѣмъ, онъ спросилъ объ условіяхъ. Какую цѣну хотѣлъ бы м-ръ Пенденнисъ назначить за этотъ романъ? Неужели онъ откажетъ Бекону? Вѣдь это фирма щедрая, и пр. и пр. Пенъ, у котораго сердце чуть не прыгало отъ радости, принялъ равнодушный видъ и сказалъ, что онъ уже ведетъ переговоры съ Бенгеемъ и пока не можетъ дать окончательнаго отвѣта. Это побудило издателя къ такимъ щедрымъ, хотя и неопредѣленнымъ предложеніямъ, что Пену показалось, будто передъ нимъ открывается цѣлое Эльдорадо.
   Я не приведу здѣсь точной цифры гонорара, который, въ концѣ концовъ, м-ръ Артуръ Пенденнисъ получилъ за первое изданіе своего романа, для того, чтобы другіе литературные новички не чаяли для себя такой же удачи, а люди, не занимающіеся литературой, не отказались отъ самыхъ прибыльныхъ профессій, и не принялись снабжать міръ романами, въ которыхъ уже и безъ того нѣтъ недостатка. Я не хочу сбивать съ толка молодыхъ людей и заставлять ихъ безразсудно предаваться писанію романовъ; пусть они помнятъ, что на одну книгу, которая имѣетъ успѣхъ, приходится много такихъ, которыя проваливаются (я не вдаюсь въ объясненіе причинъ); если же они рѣшаются на это, то я снимаю съ себя всякую отвѣтственность и предоставляю имъ дѣлать это на собственный страхъ.
   Что же касается тѣхъ, которые уже писали романы, то къ нимъ это предостереженіе не относится. Пусть они отправляютъ свой товаръ на рынокъ, пусть они обращаются къ Бекону, и Бенгею, и всѣмъ книгопродавцамъ той улицы или даже всего Лондона, и я желаю имъ полнаго успѣха. Міръ, слава Богу, настолько великъ, вкусы человѣчества настолько разнообразны, что для всякаго есть шансъ на успѣхъ и всякій можетъ разсчитывать на награду. Но каковъ этотъ шансъ на успѣхъ или неудачу, на достиженіе популярности или поддержаніе ея? Одинъ человѣкъ проходитъ по льду благополучно, а толпа, слѣдующая за нимъ, проваливается. Въ концѣ концовъ, м-ръ Пенденнисъ принадлежитъ къ исключеніямъ, и его примѣръ не можетъ быть обобщаемъ, а я торжественно заявляю и не перестану отстаивать свое мнѣніе, что одно дѣло -- написать романъ, а другое -- получить за него деньги.
   Итакъ, по заслугамъ-ли Пена, или по прихоти судьбы, или, наконецъ, благодаря соревнованію Бенгея и Бекона, которое ловко устроилъ Баррингтонъ (я приглашаю начинающаго романиста испробовать это на любыхъ двухъ книгопродавцахъ), но романъ Пена дѣйствительно былъ проданъ за извѣстную сумму денегъ одному изъ двухъ выдающихся патроновъ литературы. Эта сумма была настолько значительна, что Пенъ не зналъ, что ему дѣлать, открыть-ли себѣ счетъ у банкира, или завести экипажъ и лошадей, или переселиться въ заново отдѣланныя комнаты въ первомъ этажѣ Лемъ-Корга, или, наконецъ, переѣхать въ аристократическій кварталъ города.
   Маіоръ Пенденнисъ настойчиво совѣтовалъ послѣднее. Онъ былъ несказанно удивленъ, когда Пенъ сообщилъ ему о своей удачѣ. Маіору было даже досадно, что Пенъ заработалъ такую кучу денегъ.
   -- Кой-чортъ станетъ читать подобныя книги?-- подумалъ онъ, услышавъ о сдѣлкѣ Пена съ издателемъ.-- Я, по крайней мѣрѣ, никогда не читаю этихъ вздорныхъ романовъ. За исключеніемъ Поль-де-Кока, который дѣйствительно меня смѣшитъ, я за послѣднія тридцать лѣтъ не заглядывалъ, кажется, въ такого рода книги. Счастливый малый этотъ Пенъ, ей Богу!! Вѣдь онъ можетъ писать по такому роману... ну, скажемъ, каждый мѣсяцъ -- вѣдь это составитъ двѣнадцать въ годъ. Чортъ возьми, пускай онъ занимается этой дребеденью еще годиковъ пять, пока не составитъ себѣ состоянія! А пока я желалъ бы, ч гобы онъ устроился, какъ слѣдуетъ, нанялъ себѣ порядочную квартиру и завелъ экипажъ.
   Артуръ смѣясь сообщилъ Баррингтону о совѣтѣ, который ему далъ дядя. Къ счастью, его другъ и его собственная совѣсть были для него болѣе благоразумными совѣтниками. Они сказали ему:
   -- Будь благодаренъ за этотъ успѣхъ. Не предавайся расточительности. Возврати долгъ Лаурѣ!
   Онъ написалъ Лаурѣ письмо, въ которомъ выразилъ ей свою благодарность и уваженіе, и приложилъ такую сумму, которая почти погасила весь долгъ. Вдова, да и сама Лаура были очень тронуты этимъ нѣжнымъ и скромнымъ письмомъ. Когда старый докторъ Портманъ, читая его, дошелъ до того мѣста, гдѣ Пенъ смиренно благодарилъ небо за свою удачу и за то, что оно послало ему милыхъ и добрыхъ друзей, готовыхъ поддержать его въ трудную минуту,-- когда онъ дошелъ до этой части письма, его голосъ дрогнулъ и глаза заблистали за его очками. А когда онъ прочиталъ письмо до конца, снялъ съ своего носа очки, сложилъ письмо и отдалъ его назадъ вдовѣ, то -- я долженъ откровенно сказать,-- задержавъ на минуту ея руку въ своей, онъ притянулъ ее къ себѣ и поцѣловалъ. При этомъ Елена, вмѣсто всякаго отвѣта, разумѣется, расплакалась отъ избытка чувствъ на плечѣ у доктора, а послѣдній, сильно покраснѣвши послѣ своего подвига, почтительно отвелъ ее къ софѣ и, усѣвшись рядомъ съ ней, тихо пробормоталъ нѣсколько словъ Великаго Поэта, котораго онъ такъ любилъ и который описываетъ, какъ въ дни своего благополучія онъ заставилъ "сердце вдовы взыграть отъ радости".
   -- Это дѣлаетъ мальчику большую честь, очень большую честь, моя дорогая,-- сказалъ онъ, указывая на лежавшее у нея на колѣняхъ письмо,-- и мы должны быть, конечно, за это благодарны, очень благодарны. Но я не стану вамъ объ этомъ говорить, потому что вы святая женщина. Да, Лаура, ваша мать святая женщина. М-ссъ Пенденнисъ, я выпишу одинъ экземпляръ книги для себя, а другой -- для библіотеки нашего клуба.
   Нечего, конечно, говорить о томъ, что вдова и Лаура вышли навстрѣчу почтѣ, которая должна была имъ привезти ихъ экземпляръ драгоцѣннаго романа Пена, какъ только онъ былъ отпечатанъ. Нечего также говорить о томъ, что онѣ читали его другъ другу вслухъ, а затѣмъ читали каждая отдѣльно; по крайней мѣрѣ, когда въ первомъ часу утра вдова вышла изъ своей комнаты въ пеньюарѣ со вторымъ томомъ, который только что кончила, она застала Лауру еще въ кровати, поглощенную чтеніемъ третьяго тома, Лаура мало говорила о книгѣ, но Елена видѣла въ ней счастливую смѣсь Шекспира, Байрона и Вальтеръ Скотта, а въ своемъ мальчикѣ -- величайшаго генія и вмѣстѣ съ тѣмъ лучшаго сына во всемъ мірѣ.
   Неужели Лаура не думала о книгѣ и объ ея авторѣ, что такъ мало говорила о нихъ? О, нѣтъ, она не мало думала объ Артурѣ Пенденнисѣ. Какъ ни ласковъ былъ тонъ его письма, онъ мучилъ ее. Ей было не по сердцу такое желаніе поскорѣе уплатить эти деньги. Она была бы болѣе довольна, если бы ея братъ принялъ отъ нея подарокъ, который она предполагала сдѣлать ему, и ей было непріятно, что между ними завелись денежные счеты. Читая его письма, въ которыхъ онъ, съ похвальною цѣлью доставить удовольствіе матери, сообщалъ о знаменитыхъ личностяхъ, развлеченіяхъ и великолѣпіи большого города, она приходила къ заключенію, что лондонское общество кружитъ ему голову и портитъ его. Не началъ-ли онъ замышлять о какомъ-нибудь выгодномъ бракѣ, подчиняясь внушеніямъ этого хитраго дяди (между нимъ и Лаурой существовала постоянная антипатія), этого закоренѣлаго паркетнаго шаркуна, всѣ мысли котораго были направлены на удовольствія, почести и богатство? Говоря о Лаурѣ, Пенъ никогда не упоминалъ о... былыхъ дняхъ. Быть можетъ, онъ забылъ ихъ и ее. Не забылъ-ли онъ, вмѣстѣ съ тѣмъ и другихъ вещей и другихъ людей?
   Всѣхъ этихъ мыслей, волновавшихъ ее, Лаура, конечно, не повѣряла, да и не могла повѣрять Еленѣ. У нея была еще одна тайна, которой она также не открывала ей, чтобы не дать ей неосновательнаго повода для радости. Эта тайна касалась событія, происшедшаго на прошлое Рождество, во время пребыванія Лауры у леди Рокмистеръ, когда Пенъ былъ дома съ своею матерью, а м-ръ Пинсентъ, котораго считали такимъ холоднымъ честолюбцемъ, сдѣлалъ миссъ Белль формальное предложеніе. Никто, кромѣ нея и ея поклонника, не зналъ объ этомъ предложеніи; никто не зналъ и о томъ, что она отклонила его. Что касается причинъ, приведенныхъ ею огорченному молодому человѣку, то онѣ, надо полагать, были не изъ тѣхъ, которыя дѣйствительно могли объяснить этотъ отказъ, или въ которыхъ она рѣшалась признаваться самой себѣ.
   -- Я никогда,-- сказала она Пинсенту,-- не приму такого предложенія, которое, по вашимъ же словамъ, вы дѣлаете безъ вѣдома вашихъ родныхъ, такъ какъ я увѣрена, что они отнесутся къ этому враждебно. Различіе въ общественномъ положеніи между нами слишкомъ велико. Вы очень любезны ко мнѣ,-- даже слишкомъ добры и любезны, милый м-ръ Пинсентъ,-- но вѣдь я мало чѣмъ отличаюсь отъ простой служанки.
   -- Служанки? Да кто смѣетъ такъ думать о васъ? Вы стоите наравнѣ со всѣми!-- воскликнулъ Пинсентъ.
   -- Я дома почти что въ услуженіи,-- мягко отвѣтила Лаура, -- и въ сущности совершенно довольна этимъ. Я рано осталась бѣдной сиротой и нашла самую нѣжную и добрую изъ матерей, а потому дала обѣтъ никогда не оставлять ея. Прошу васъ, не говорите мнѣ больше объ этомъ здѣсь, подъ кровлей вашей родственницы,-- да и гдѣ бы то ни было. Это невозможно.
   -- А если леди Рокммистеръ сама васъ попроситъ, согласитесь-ли вы?-- съ живостью вскричалъ Пипсентъ.
   -- Нѣтъ, -- отвѣтила Лаура.-- Прошу васъ никогда не возобновлять этого разговора. Я уѣду, если вы будете продолжать.
   И съ этими словами она вышла изъ комнаты.
   Пинсентъ не обращался къ леди Рокминстеръ за содѣйствіемъ -- онъ знала, что оно будетъ совершенно безплодно,-- да и вообще онъ никогда болѣе не заговаривалъ объ этомъ ни съ Лаурой, ни съ другими.
   Когда пресловутый романъ вышелъ въ свѣтъ, онъ не только былъ встрѣченъ одобреніемъ со стороны болѣе безпристрастныхъ критиковъ, чѣмъ м-ссъ Пенденнисъ, но, къ счастью Пена, пришелся по вкусу публикѣ и быстро достигъ значительной популярности. Не прошло и двухъ мѣсяцевъ, какъ Пенъ, къ своему радостному удивленію, увидѣлъ въ газетахъ объявленіе о второмъ изданіи "Вальтера Лоррена" и имѣлъ удовольствіе читать и отсылать домой критическіе отзывы различныхъ литературныхъ журналовъ и обозрѣвателей о его книгѣ. Неодобрительные отзывы мало огорчали его, потому что добродушный юноша съ необыкновеннымъ смиреніемъ готовъ былъ принимать порицанія. Равнымъ образомъ и похвалы не опьяняли его, потому что, подобно большинству честныхъ людей, у него было собственное мнѣніе о своемъ произведеніи, и неосновательная похвала какого-нибудь критика скорѣе оскорбляла его, чѣмъ доставляла удовольствіе. Но когда ему попадался очень хвалебный отзывъ объ его книгѣ, для него не было лучшаго удовольствія, какъ отослать его къ матери въ Фэроксъ и думать о той радости, какую это ей доставитъ. Есть натуры, и какъ мы говорили, Пенденнисъ, можетъ статься, принадлежалъ къ ихъ числу, которыя подъ вліяніемъ успѣха становятся лучше и мягче, какъ есть люди другого характера, которые въ благополучіи пріобрѣтаютъ высокомѣріе и жестокость. Счастливъ тотъ, кто можетъ переносить всякую судьбу съ одинаковымъ смиреніемъ и добродушіемъ! Счастливъ тотъ, кто способенъ переносить свою долю, какова бы она ни была, укрѣпленный съ дѣтства примѣромъ прямодушія и привычкой къ честности!
   

ГЛАВА V.
Сос
ѣди.

   Выросшее, подобно судебному приставу или стряпчему, подъ сѣнью суда, "Пастушье подворье" ютится въ ближайшемъ сосѣдствѣ съ Темпломъ и юридическимъ лицеемъ Линкольна. Оно представляетъ собою четыреугольникъ, отрѣзанный отъ внѣшняго міра черными крышами и закоптѣлыми трубами Уичъ-Стрита, Голивель-Стрита и Ченсери-Лена. Къ нему можно пробраться только черезъ запутанные переулки и странные дымные проходы, куда никогда не заглядываетъ солнце. Тѣмъ не менѣе въ этихъ переулкахъ и проходахъ жизнь бьетъ ключемъ. Продавцы готоваго платья, съѣстныхъ припасовъ, дѣтскихъ картинокъ, убогой мебели и постелей, рождающихъ мысль о чемъ угодно, только не о снѣ, загромождаютъ окна и даже узкія улицы своими товарами. Группы грязныхъ мальчишекъ толпятся вокругъ лотковъ, разставленныхъ на мокрой мостовой, гдѣ слышится стукъ деревянныхъ галошъ и грязь никогда не высыхаетъ. Пѣвцы хриплымъ голосомъ поютъ сатирическія пѣсни о вигахъ, объ епископахъ и высшемъ духовенствѣ, о германской роднѣ королевскаго дома; полишинель даетъ свои представленія къ большому удовольствію окружающихъ, а иногда и не безъ пользы для себя; женщины кричатъ на дѣтей, играющихъ подлѣ канавы, или, еще хуже, на пьяныхъ мужей, бредущихъ изъ кабака. Рѣзкій контрастъ съ этими шумными и людными переулками представляетъ спокойный, чинный четыреугольникъ "Пастушьяго подворья". Въ центрѣ этого четыреугольника, на маленькомъ чахломъ газонѣ, огражденномъ отъ набѣговъ мальчишекъ желѣзной рѣшеткой, высится статуя основателя подворья. Парадный залъ, украшенный гербомъ основателя, занимаетъ одну сторону квадрата, высокія и старинныя жилыя комнаты расположены по двумъ другимъ сторонамъ и надъ центральными сводчатыми воротами, которыя выходятъ въ Ольдкесль-Стритъ и соединяютъ, такимъ образомъ, внутренній четыреугольникъ съ Лондономъ.
   Подворье нѣкогда, можетъ быть, и занимали юристы, но уже давно простые смертные допущены въ его предѣлы; теперь, насколько мнѣ извѣстно, здѣсь не имѣетъ своей конторы ни одна изъ главнѣйшихъ адвокатскихъ фирмъ города. Одну квартиру бель-этажа занимаютъ конторы какихъ-то мѣдныхъ рудниковъ, другую -- бюро патентованныхъ изобрѣтеній и правленіе общества "Союзъ таланта и капитала"; единственный же человѣкъ, чье имя фигурируетъ и здѣсь и въ "Спискѣ адвокатовъ", это м-ръ Кемпіонъ, который носитъ усы и пріѣзжаетъ сюда два или три раза въ недѣлю; но онъ имѣетъ также контору и въ аристократическомъ Вестъ-Эндѣ, гдѣ м-ссъ Кемпіонъ принимаетъ знать и помѣщиковъ, которымъ ея мужа, занимаетъ деньги. Здѣсь, равно какъ и на своихъ глазированныхъ карточкахъ, онъ именуется "Мистеръ Сомерсетъ Кемпіонъ", тогда какъ въ подворьѣ онъ называется "Кемпіонъ и Ко", и та самая растительность, которая украшаетъ его подбородокъ, виднѣется и на нижней губѣ его компаньона. Блестящее зрѣлище представляетъ его кэбъ и лошадь, когда онъ подъѣзжаетъ къ дверямъ своей конторы. Пѣна брызжетъ изъ ноздрей лошади, которая нетерпѣливо бьетъ копытами и кусаетъ блестящія удила. Экипажъ и упряжь сверкаютъ геральдическими украшеніями; возжи и брюки грума ослѣпительной бѣлизны, -- однимъ словомъ, при появленіи его экипажа это темное мѣсто точно озаряется лучемъ солнца.
   Нашъ пріятель, капитанъ Костиганъ уже не разъ наблюдалъ экипажъ и лошадь Кемпіона, бродя по двору въ своихъ ковровыхъ туфляхъ и халатѣ и нахлобучивъ на глаза свою старую шляпу. Въ хорошую и ясную погоду онъ всегда гуляетъ здѣсь послѣ, завтрака, заходитъ въ каморку привратника, гладитъ дѣтей по головкамъ и разговариваетъ съ м-ссъ Болтъ о театрѣ и о своей дочери леди Мирабель. М-ссъ Болтъ сама нѣкогда подвизалась на этомъ поприщѣ и танцовала въ Уэлльсѣ въ качествѣ тринадцатой изъ сорока воспитанницъ м-ра Сэрля.
   Капитанъ живетъ на третьемъ этажѣ, въ квартирѣ No 4, принадлежащей м-ру Подмору, имя котораго еще красуется на дверяхъ (впрочемъ, здѣсь почти на всѣхъ дверяхъ стоятъ чужія имена). Когда Чарли Подморъ (пріятный теноръ Королевскаго Дрюри-Ленскаго театра и концертнаго зала "Людской") женился и переѣхалъ въ другую часть города, онъ уступилъ свою квартиру м-ру Боусу и капитану Костигану, которые и занимаютъ ее сообща. Въ хорошую погоду, когда окна открыты, вы часто можете слышать звуки фортепьяно м-ра Боуса, который упражняется для собственнаго удовольствія или для пользы кого-нибудь изъ своихъ двухъ-трехъ театральныхъ учениковъ. Къ числу этихъ учениковъ принадлежитъ и дочь привратницы, Фанни Болтъ, которая наслышалась о театральныхъ успѣхахъ своей матери и жаждетъ пойти по той же дорогѣ. У нея для сцены не дурной голосокъ и хорошенькія личико и фигура. Она убираетъ комнаты, стелетъ постели и готовитъ завтраки для господъ Костиганъ и Боуса, а послѣдній за это обучаетъ ее музыкѣ и пѣнію. Несмотря на несчастную склонность капитана къ напиткамъ, она считаетъ его утонченнѣйшимъ джентльменомъ въ мірѣ (впрочемъ, по ея мнѣнію, это излишество присуще всѣмъ людямъ высшаго круга) и вѣритъ всѣмъ версіямъ его разсказовъ. Она, конечно, очень любитъ м-ра Боуса и чувствуетъ къ нему благодарность, а этотъ застѣнчивый смѣшной старикъ питаетъ къ ней отеческую привязанность, потому что его сердце всегда полно доброты, и онъ только тогда бываетъ доволенъ, когда имѣетъ кого любить.
   Передъ скромною дверью квартиры Костигана также, случается, останавливаются экипажи знатныхъ посѣтителей. Послушать его утромъ (вечеромъ онъ затягиваетъ гораздо болѣе меланхолическую пѣсню), такъ сэръ Чарльзъ и леди Мирабель вмѣстѣ съ отборною знатью то и дѣло пріѣзжаютъ къ нему на квартиру, чтобы нанести визитъ "честному отставному капитану, бѣдному старикашкѣ Джеку Костигану", какъ называетъ самого себя Косъ.
   Нужно сознаться, что леди Мирабель дѣйствительно однажды завезла ему карточку своего мужа (которая послѣ того въ продолженіи многихъ мѣсяцевъ красовалась за каминнымъ зеркаломъ нумера 4) и лично навѣстила своего отца, но это было ужь давно. Эта добрая женщина, готовая серьезно относиться къ своимъ обязанностямъ, по выходѣ замужъ за сэра Чарльза, назначила отцу маленькую пенсію и даже иногда допускала его къ своему столу. Въ началѣ поведеніе бѣднаго Коса въ "шикарномъ обществѣ", какъ онъ называть кругъ леди Мирабель, было если и не очень тактично, то во всякомъ случаѣ довольно безобидно. Онъ являлся въ лучшемъ изъ своихъ костюмовъ, уснащалъ свою рѣчь самыми длинными и пышными оборотами и велъ себя съ такою торжественною важностью, что приводилъ въ изумленіе всѣхъ присутствующихъ.
   -- Вы изволили сегодня быть въ паркѣ?-- спрашивалъ онъ у дочери.-- Я тщетно искалъ глазами вашъ экипажъ: на долю бѣднаго старика не выпало сегодня удовольствіе видѣть коляску своей дочери. Сэръ Чарльзъ, я видѣлъ ваше имя въ отчетѣ объ утреннемъ пріемѣ. Не разъ въ прежнее время и бѣдный старый Джекъ Костиганъ присутствовалъ при утреннихъ пріемахъ въ Дублинскомъ дворцѣ. Какъ поживаетъ герцогъ? Я непремѣнно заѣду и оставлю ему свою карточку. Благодарю васъ, Джемсъ, еще чуточку шампанскаго.
   И съ такою изысканною вѣжливостью онъ обращался не только къ хозяину или гостямъ, но также и къ слугамъ, такъ что они съ трудомъ могли сохранять подобающую ихъ обязанностямъ серьезность.
   Первое время Костиганъ соблюдалъ за обѣдомъ у зятя чрезвычайную осторожность и тщательно воздерживался отъ чрезмѣрныхъ возліяній, вознаграждая себя послѣ того въ "Людской", гдѣ онъ хвастался кларетомъ и бургонскимъ своего зятя вплоть до шестого стакана пунша, когда ему уже начиналъ измѣнять языкъ, и старикашка пилъ молча. Но по мѣрѣ того, какъ онъ знакомился ближе съ своимъ зятемъ, бѣдный Косъ утрачивалъ свою осторожность и, въ концѣ концовъ, самымъ плачевнымъ образомъ опозорилъ себя за столомъ сэра Чарльза Мирабель, нарѣзавшись, какъ сапожникъ. Его поспѣшили отослать на извозчикѣ, и съ тѣхъ поръ гостепріимная дверь для него закрылась. Часто онъ съ грустью говаривалъ своимъ друзьямъ въ "Людской", что въ своей судьбѣ имѣетъ много общаго съ королемъ Лиромъ: у него также есть неблагодарная дочь, у него, бѣднаго, дряхлаго, одинокою старикашки, которому теперь ничего не остается, какъ топить свое горе въ пуншѣ.
   Справедливость требуетъ еще сказать, что когда средства и кредитъ Костигана истощались, онъ нерѣдко обращался къ помощи дочери, причемъ давалъ объясненія не совсѣмъ согласныя съ строгой истиной. Одинъ разъ онъ написалъ, что приставъ грозитъ засадить его въ тюрьму, "если только ничтожная для васъ сумма въ три фунта не освободитъ сѣдые волосы бѣдняги отъ тюрьмы". Добродушная леди Мирабель тотчасъ прислала деньги, необходимыя для освобожденія ея отца, предостерегая его, чтобы онъ впредь былъ экономнѣе. Въ слѣдующій разъ съ капитаномъ стряслась ужасная бѣда: онъ разбилъ въ Стрендѣ зеркальное окно магазина, и лавочникъ потребовалъ съ него денегъ. И на этотъ разъ леди Мирабель не отказалась избавить папашу отъ бѣды и выслала деньги оборванному гонцу и адъютанту капитана, явившемуся съ этимъ печальнымъ извѣстіемъ. Если бы слуга, вынесшій деньги, послѣдовалъ за адъютантомъ, то онъ увидѣлъ бы, что этотъ джентльменъ, компатріотъ Костигана (развѣ мы не говорили, что, какъ бы ни былъ бѣденъ ирландскій джентльменъ, всегда найдется другой ирландскій джентльменъ еще бѣднѣе, который будетъ бѣгать по его порученіямъ и улаживать его денежныя дѣла?), кликнулъ ближайшаго извозчика и помчался къ "Головѣ Росція", гдѣ капитанъ дѣйствительно былъ заарестованъ за выпитые имъ и его штабомъ спиртные напитки. Въ третій разъ онъ написалъ, что боленъ и нуждается въ деньгахъ для уплаты доктору, котораго былъ принужденъ пригласить. Леди Мирабель, встревоженная этимъ извѣстіемъ и, быть можетъ, упрекая себя за то, что въ послѣднее время совершенно потеряла его изъ вида, приказала заложить карету и поѣхала въ "Пастушье подворье". Впрочемъ, она велѣла кучеру остановиться у воротъ и отсюда уже сама отыскала дорогу въ квартиру отца. "Нумеръ 4, третій этажъ, съ фамиліей Подмора на дверяхъ", сказала привратница, безпрерывно кланяясь важной дамѣ. Нѣжная дочь вошла въ домъ и поднялась по темной лѣстницѣ, но -- увы!-- дверь съ фамиліей Подмора была открыта самимъ бѣднымъ Косомъ, который вышелъ съ сковородкой на встрѣчу, думая, что это возвращается м-ссъ Болтъ, посланная имъ за бараньими котлетками.
   Не менѣе непріятно было и сэру Чарльзу Мирабелю получать въ клубѣ отъ Костигана письма, при чемъ лакей добавлялъ, что капитанъ ожидаетъ въ передней отвѣта. Точно такъ же, отправляясь на робберъ виста въ клубъ "Путешественниковъ", онъ долженъ былъ стремглавъ выскакивать изъ экипажа и взбѣгать по лѣстницѣ, для того, чтобы тесть не настигъ его сзади. Но даже если ему удавалось ускользнуть отъ него, его мучила мысль, что пока онъ читаетъ свою газету, или играетъ въ вистъ, капитанъ Костиганъ расхаживаетъ на противоположной сторонѣ Пелль-Мелля, самымъ ужаснымъ образомъ нахлобучивъ свою шляпу и устремивъ изъ подъ нея упорный взглядъ на окна клуба. Сэръ Чарльзъ былъ человѣкъ слабый; онъ былъ старъ и имѣлъ много недуговъ, онъ плакался на капитана своей женѣ, которую обожалъ съ старческимъ безразсудствомъ; онъ говорилъ, что уѣдетъ за-границу, или въ деревню, онъ умретъ, или получитъ второй апоплексическій ударъ, если еще разъ увидитъ этого человѣка; онъ былъ твердо увѣренъ въ этомъ. Леди Мирабель пришлось вторично посѣтить капитана и заявить ему, что если онъ по прежнему будетъ докучать сэру Чарльзу своими письмами, приставать къ нему на улицѣ, или требовать новыхъ займовъ, то назначенная ему пенсія будетъ отмѣнена, и только такимъ образомъ ей удалось обуздать своего папеньку и избавить сэра Чарльза отъ безпокойства. При этомъ она упрекала Боуса за то, что онъ такъ плохо смотритъ за капитаномъ, просила удерживать его отъ такого постыднаго пьянства и сообщить содержателямъ тѣхъ кабаковъ, которые онъ посѣщаетъ, чтобы они ни подъ какимъ видомъ не открывали ему кредита.
   -- Поведеніе папаши сведетъ меня въ могилу,-- сказала она (хотя имѣла самый цвѣтущій видъ),-- и вамъ, м-ръ Боусъ, должно быть стыдно, что вы потакаете ему въ этомъ. Вѣдь вы уже старикъ! Гдѣ же ваше хваленое участіе къ намъ?
   Такова была благодарность, которую получилъ честный Боусъ за свою дружбу и вѣчную преданность. Но я не думаю, чтобы судьба стараго философа была въ этомъ отношеніи хуже судьбы многихъ другихъ людей, или чтобы онъ имѣлъ больше основаній роптать.
   Во второмъ этажѣ сосѣдняго флигеля, въ томъ же "Пастушьемъ подворьѣ", въ квартирѣ нумеръ 3, живутъ двое другихъ нашихъ знакомыхъ, полковники Альтамонтъ, посланникъ набоба Лукновскаго, и шевалье Эдуардъ Стронгъ. На ихъ двери не означено никакой фамиліи. Капитанъ не хочетъ, чтобы всѣ знали, гдѣ онъ живетъ, и на своихъ визитныхъ карточкахъ означилъ адресъ одного изъ отелей Джерминъ-Стрита; что касается полномочнаго посланника индійскаго владыки, то онъ отнюдь не аккредитованъ къ двору, а прибылъ сюда съ секретнымъ порученіемъ, совершенно независящимъ отъ Остъ-Индской компаніи или Контрольной Палаты. "Прибытіе полковника Альтамонта,-- говоритъ Стронгъ,-- преслѣдуетъ чисто финансовую цѣль: ему поручено продать нѣсколько главнѣйшихъ брилліантовъ и рубиновъ Лукновской короны, и потому онъ отнюдь не хочетъ обращаться къ индійскому управленію или въ Каннонъ-Роу, а предполагаетъ вступить въ переговоры съ частными капиталистами, съ которыми онъ уже имѣлъ большія дѣла и на родинѣ и на континентѣ".
   Мы уже говорили, что со времени прибытія сэра Фрэнсиса Клевринга въ Лондонъ, анонимная квартира Стронга была меблирована очень удобно, и шевалье имѣлъ полное основаніе хвалиться передъ своими знакомыми, что немногіе отставные капитаны имѣютъ такую уютную квартирку, какъ онъ въ этомъ подворьѣ. Внизу находились три комнаты: кабинетъ, гдѣ Стронгъ обдѣлывалъ всевозможныя свои дѣла, и гдѣ еще уцѣлѣли конторка и рѣшетка, оставленныя предыдущими жильцами,-- спальная и гостиная самаго шевалье; изъ кабинета особая лѣстница вела въ двѣ верхнихъ комнаты, изъ которыхъ одна была занята полковникомъ Альтамонтомъ, а другая служила кухней для всей квартиры и въ то же время спальной для слуги, по фамиліи Греди. Эти комнаты были на одномъ уровнѣ съ помѣщеніемъ нашихъ друзей, Боуса и Костигана, такъ что Бреди могъ любоваться ящикомъ съ резедой, которая цвѣла на окнѣ у м-ра Боуса, и наслаждаться ея благоуханіемъ. Но еще болѣе ароматный запахъ вырывался часто изъ кухоннаго окна самого Греди. Трое старыхъ солдатъ, составлявшихъ гарнизонъ нумера 3, были хорошо знакомы съ кулинарнымъ искусствомъ. Греди не имѣлъ себѣ равнаго въ приготовленіи ирландской тушеной говядины; полковникъ славился своими пилавами и соями, а что касается Стронга, то онъ былъ мастеръ на все. Онъ съ одинаковымъ совершенством приготовлялъ французскія блюда, испанскія блюда, тушеную говядину, фрикасе и яичницу. Къ тому же, во всей Англіи не было человѣка, болѣе гостепріимнаго, нежели онъ, когда кошелекъ его былъ полонъ или кредитъ стоялъ высоко. Въ періоды такого благополучія онъ, по его словамъ, всегда радъ быль угостить пріятеля хорошимъ обѣдомъ, хорошимъ стаканомъ вина и хорошей пѣсней напослѣдокъ. Бѣдный Косъ часто съ завистью прислущивался къ грому застольной пѣсни Стронга и къ музыкальному звону стакановъ, въ то время, какъ самъ сидѣлъ въ своей комнатѣ, такъ далеко и въ то же время такъ близко отъ этого пиршества. Но Стронгъ рѣдко приглашалъ м-ра Костигана, такъ какъ послѣдній всегда безобразно напивался. Да и вообще онъ былъ непріятенъ гостямъ Стронга: въ трезвомъ гидѣ -- своими разсказами, въ пьяномъ -- своими слезами.
   Странный и пестрый народъ были друзья Стронга, и хотя маіору Пенденнису ихъ общество не очень нравилось, Артуръ и Баррингтонъ съ большимъ удовольствіемъ бывали здѣсь. Каждый изъ нихъ могъ разсказать о себѣ цѣлую исторію, всѣмъ имъ приходилось въ своей жизни испытать приливы и отливы счастья. Почти всѣ носились съ чудесными планами и спекуляціями для быстраго и необыкновеннаго обогащенія. Джекъ Гольтъ служилъ въ арміи королевы Христины, когда Недъ Стронгъ сражался на противоположной сторонѣ; въ настоящее время онъ организовалъ маленькій планъ для контрабанднаго привоза табаку въ Лондонъ: нужно было только потратить полторы тысячи на подкупъ одного мелкаго, но упорнаго акцизнаго чиновника, пронюхавшаго объ этомъ планѣ, и тогда шутя можно было заработать тридцать тысячъ въ годъ. Томъ Нырокъ, служившій нѣкогда въ мексиканскомъ флотѣ, доподлинно зналъ объ одномъ кораблѣ, который въ самомъ началѣ войны затонулъ съ грузомъ слитковъ и дублоновъ на сумму триста восемьдесятъ тысячъ долларовъ.
   -- Дайте мнѣ тысячу восемьсотъ фунтовъ,-- говорилъ Томъ,-- и я завтра же ѣду. Я беру съ собой четырехъ людей и водолазный колоколъ и черезъ десять мѣсяцевъ возвращаюсь, чтобы выкупить свое родовое помѣстье и -- чортъ побери!-- занять мѣсто въ парламентѣ.
   Китли, директоръ мѣдныхъ рудниковъ (которые пока находились подъ водой), мало того, что управлялъ этими рудниками и пѣлъ второй голосъ не хуже профессіональнаго пѣвчаго, но еще затѣвалъ общество для торговли смирнскими губками и небольшія операціи съ ртутью, что должно было его сразу выдвинуть въ люди. Фильби перебывалъ рѣшительно всѣмъ: капраломъ, странствующимъ проповѣдникомъ, миссіонеромъ для обращенія ирландцевъ, актеромъ въ Гриничскомъ ярмарочномъ балаганѣ, гдѣ и разыскалъ его душеприказчикъ его отца, когда этотъ старый джентльменъ умеръ и завѣщалъ ему свое пресловутое имущество, съ котораго онъ теперь не получалъ никакихъ доходовъ и которое неизвѣстно гдѣ обрѣталось. Въ числѣ этихъ гостей былъ и сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, баронетъ, который очень любилъ это общество, но самъ весьма мало способствовалъ его оживленію. Тѣмъ не менѣе все общество очень высоко его цѣнило за его богатство и положеніе въ свѣтѣ. Онъ тоже имѣлъ кое-что разсказать и кое-что пропѣть. Онъ тоже кое-что испыталъ, прежде чѣмъ достигъ богатства, онъ познакомился не съ одною тюрьмою и не разъ писалъ свое имя на гербовой бумагѣ.
   Когда Альтамонтъ, но возвращеніи изъ Парижа, далъ знать о своемъ пріѣздѣ сэру Фрэнсису Клеврингу изъ гостинницы, (гдѣ его положеніе было довольно бѣдственно, но сравненію съ цѣнностью алмазовъ и рубиновъ, ввѣренныхъ этому честному малому), баронетъ тотчасъ же послалъ къ нему Стронга, который уплатилъ по его небольшому счету и помѣстилъ его на день-два въ своей собственной квартирѣ; по отсюда полковникъ впослѣдствіи ужъ не выбирался. Шевалье мирился съ необходимостью поддерживать съ нимъ дѣловыя сношенія, по имѣть такого господина у себя въ квартирѣ и быть. постоянно обреченнымъ на его общество -- было ему не совсѣмъ по вкусу, такъ что онъ не разъ жаловался на это своему принципалу.
   -- Сдѣлайте милость, посадите этого медвѣдя куда-нибудь въ клѣтку,-- говорилъ онъ Клеврингу.-- Этотъ человѣкъ совсѣмъ не джентльменъ. Я не могу никуда показаться съ нимъ, онъ одѣвается, какъ негръ по праздникамъ. Недавно мы были съ нимъ въ театрѣ, и можете себѣ представить, сэръ, онъ принялся ругать актера, игравшаго роль злодѣя,-- да какъ! онъ такъ оралъ, что его хотѣли вывести. Вторая пьеса была "Разбойникъ", гдѣ герой, знаете, является раненнымъ и умираетъ. Какъ увидѣлъ Альтамонтъ, что тотъ умираетъ, такъ онъ давай плакать, точно ребенокъ, а потомъ опять началъ ругаться, такъ что поднялся новый шумъ, и вся публика умирала со смѣха. Въ концѣ концовъ, пришлось увести его, потому что онъ засучилъ рукава и полѣзъ въ драку съ тѣми, кто смѣялся надъ нимъ. Скажите мнѣ, Френкъ, кто онъ такой? Кой чортъ принесъ его сюда? Совѣтую вамъ лучше разсказать мнѣ всю эту исторію. Все равно когда нибудь придется сдѣлать это. Навѣрное, вы съ нимъ обокрали церковь. Облегчите свою душу теперь же, Клеврингъ, разскажите, кто такой этотъ Альтамонтъ и что за власть онъ надъ вами имѣетъ.
   -- Будь онъ проклятъ! Я былъ бы радъ, если бы онъ отправился на тотъ свѣтъ!-- было единственнымъ отвѣтомъ сэра Фрэнсиса.
   При этомъ онъ становился такъ мраченъ, что Стронгъ не считалъ возможнымъ настаивать. Онъ рѣшилъ, если нужно, самому попытаться открыть, что за тайна связывала Альтамонта и Клевринга.
   

ГЛАВА VI,
въ которой полковникъ разсказываетъ н
ѣкоторыя изъ своихъ приключеній.

   На другой день послѣ обѣда на Гросвенорской площади, который почтилъ своимъ присутствіемъ полковникъ Альтамонтъ, онъ довольно рано вынырнулъ изъ своей комнаты на третьемъ этажѣ и вошелъ въ гостиную Стронга, гдѣ шевалье сидѣлъ въ креслѣ, покуривая сигару и читая газету. Шевалье былъ изъ тѣхъ людей, которые умѣютъ устраиваться удобно, гдѣ бы они ни раскинули своего шатра. Уже задолго до появленія Альтамонта, онъ успѣлъ оказать должное вниманіе солидному завтраку, состоявшему изъ яичницы съ поджареннымъ саломъ, которую м-ръ Греди приготовилъ secundum artеm (по всѣмъ правиламъ искусства). Добродушный и разговорчивый капитанъ держался того мнѣнія, что всякое общество предпочтительнѣе одиночества, и хотя онъ, по просту говоря, терпѣть не могъ своего сожителя и нисколько не опечалился бы, если бы съ нимъ случилось то, чего такъ страстно желалъ сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, тѣмъ не менѣе, онъ жилъ съ нимъ въ полномъ согласіи. Въ прошлую ночь онъ съ большимъ дружелюбіемъ помогъ Альтамонту улечься въ постель и для предосторожности унесъ изъ его комнаты свѣчу. Увидѣвъ, что бутылка съ водкой, которой онъ думалъ освѣжиться передъ сномъ, пуста, онъ, не теряя хорошаго расположенія духа, удовлетворился стаканомъ воды и пошелъ въ свою каморку спать. Это хорошее расположеніе духа никогда не покидало его; онъ всегда былъ доволенъ, всегда имѣлъ безукоризненное пищевареніе и розовыя щеки; предстояло-ли ему на слѣдующее утро отправиться въ сраженіе или въ тюрьму (и то и другое бывало), въ поле или въ долговую яму, достойный капитанъ преисправно храпѣлъ всю ночь и просыпался съ легкимъ сердцемъ и большимъ аппетитомъ, готовый ко всѣмъ битвамъ, затрудненіямъ и удовольствіямъ, какія пошлетъ ему день.
   Первымъ дѣломъ полковника Альтамонта было гаркнуть слугѣ, чтобы тотъ подалъ ему бутылку свѣтлаго эля, который онъ сначала вылилъ въ оловянную кружку, а затѣмъ уже поднесъ къ своему рту. Опорожнивъ кружку, онъ перевелъ духъ, вытеръ ротъ полой своего шлафрока (Стронгъ уже давно замѣтилъ неравномѣрный цвѣтъ его крашеной бороды, равно какъ и свѣтлые волосы подъ его чернымъ парикомъ, но не заговаривалъ по этому поводу),-- продѣлавъ все это, полковникъ выразилъ свое удовольствіе.
   -- Самая благодатная штука -- пиво во время жажды, -- сказалъ онъ.-- Сколько разъ, бывало, я выпивалъ по цѣлой дюжинѣ въ Калькуттѣ и... и...
   -- И въ Лукновѣ, конечно,-- докончилъ Стронгъ со смѣхомъ.-- Я нарочно велѣлъ приготовить пиво, -- зналъ, что вамъ захочется послѣ вчерашняго.
   Тутъ полковникъ началъ распространяться о своихъ вчерашнихъ похожденіяхъ.
   -- Вотъ никакъ не могу удержаться, -- сказалъ онъ, хлопнувъ себя по головѣ своей дюжей рукой.-- Стоитъ мнѣ нагрузиться, и я уже совсѣмъ съ ума спятилъ. Меня нельзя допускать къ бутылкѣ. Стоитъ мнѣ только начать -- и я пошелъ, ужь я не могу остановиться, пока не выпью всего, а выпью все,-- то уже одинъ Господь Богъ знаетъ, что такое я говорю и чего я не говорю. Вотъ и вчера: пообѣдалъ я дома и ни-ни,-- выпилъ свои двѣ рюмки, какъ обыкновенно даетъ мнѣ Греди. Вечеръ тоже думалъ провести за рулеткой трезвѣе проповѣдника. И угораздило же васъ оставить эту проклятую бутылку, Стронгъ! Греди тоже ушелъ, а я сталъ себѣ заваривать чай. Но не удалось мнѣ напиться чая,-- и все черезъ эту бутылку. Вылакалъ ее всю, сэръ, клянусь вамъ. Да еще, кажется, хватилъ малость послѣ, у этихъ мошенниковъ въ берлогѣ.
   -- Какъ, вы и тамъ успѣли побывать?-- воскликнулъ Стронгъ.-- И все это прежде, чѣмъ придти на Гросвенорскую площадь? Вотъ что значитъ спозаранка начать!
   -- Т. е. что я напился и къ девяти часамъ успѣлъ протрезвиться? Да, взаправду рано. Ну, и дернуло же меня, этакого стараго дурачину, пойти туда. Ребята какъ разъ обѣдали: Блеклендъ, молодой Моссъ, да еще двое или трое плутовъ. Ну, будь рулетка, я бы выигралъ. Но въ томъ-то и штука, что рулетки они не дали мнѣ и понюхать, знали, провалъ ихъ возьми, что я вздулъ бы ихъ, -- и непремѣнно вздулъ бы ихъ, увѣряю васъ. Но имъ тоже пальца въ ротъ не клади. Блеклендъ досталъ кости, и мы давай метать ихъ тутъ же на столѣ. И я просадилъ всѣ деньги, что получилъ утромъ отъ васъ, прахъ меня побери! Это, собственно, меня и разъярило, да должно быть, и въ головѣ у меня порядкомъ шумѣло, потому, помнится, я пошелъ и все думалъ, какъ бы достать еще денегъ отъ Клевринга. А затѣмъ... затѣмъ я ничего-то и не помню, что со мною было, пока я не проснулся въ своей кровати и не услышалъ, какъ старый Боусъ въ No 4 жаритъ на своихъ фортопіанахъ.
   Стронгъ помолчалъ нѣкоторое время, раскуривая уголькомъ свою сигару, а затѣмъ сказалъ:
   -- Хотѣлъ бы я знать, какъ это вы вѣчно вытягиваете денежки у Клевринга, полковникъ?
   Полковникъ разразился смѣхомъ.
   -- Ха-ха! Онъ долженъ мнѣ!
   -- Ну, этимъ не заставишь Френка платить,-- отвѣтилъ Стронгъ.-- Мало-ли. кому онъ долженъ.
   -- Ну, такъ онъ просто очень любитъ меня,-- сказалъ полковникъ, снова скаля зубы.-- Онъ любитъ меня, какъ брата. Не правда-ли, капитанъ? Нѣтъ? Не любитъ? Ну, пускай не любитъ. И если вы не хотите, чтобы я вамъ лгалъ, такъ лучше не задавайте такихъ вопросовъ. Намотайте это себѣ на усъ, капитанъ... Нѣтъ, надо таки отстать отъ этой проклятой водки, -- продолжалъ полковникъ послѣ нѣкотораго молчанія.-- Надо отстать, иначе она меня погубитъ.
   -- Странныя вещи она заставляетъ васъ говорить,-- сказалъ капитанъ, пристально гляди на Альтамонта -- Помните, что вы сказали вчера вечеромъ у Клевринга за столомъ?
   -- Сказалъ? Что такое я сказалъ?-- съ живостью спросилъ тотъ.-- Неужели я что-нибудь наболталъ? Чортъ возьми, Стронгъ, неужели я что-нибудь наболталъ?
   -- Если не хотите, чтобы я вамъ лгалъ, не задавайте мнѣ такихъ вопросовъ, -- повторилъ въ свою очередь шевалье.
   Стронгъ имѣлъ здѣсь въ виду тѣ слова, которыя произнесъ м-ръ Альтамонтъ, когда поспѣшно отретировался, узнавъ маіора Пенденниса, или капитина Бика, какъ онъ его назвалъ. Но въ ту же минуту шевалье подумалъ, что будетъ удобнѣе поискать объясненія этихъ словъ у кого-нибудь другого, а не у полковника Альтамонта, и потому онъ поспѣшилъ замять разговоръ.
   -- Нѣтъ, -- отвѣчалъ онъ, -- вы ничего не наболтали, какъ вы выражаетесь, полковникъ. Это была, съ моей стороны, только ловушка, чтобы заставить васъ проговориться. Вы не сказали ни одного слова, которое можно было бы понять. Для этого вы слишкомъ много выпили.
   "Тѣмъ лучше", подумалъ про себя Альтамонтъ и съ облегченіемъ вздохнулъ. Стронгъ замѣтилъ его волненіе, но не подалъ и вида о томъ, а полковникъ, находясь въ разговорчивомъ настроеніи, продолжалъ:
   -- Да, я сознаю свои недостатки. Есть вещи, противъ которыхъ никогда не могу устоять, это: водка, кости и красивая женщина. Но и ни одинъ порядочный мужчина, ни одинъ смѣлый и умный человѣкъ не можетъ устоять, насколько я знаю. Нѣтъ положительно на свѣтѣ страны, гдѣ бы эти три вещи не надѣлали мнѣ хлопотъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Положительно. Съ пятнадцати лѣтъ, когда я удралъ изъ дома и поступилъ юнгой на индійскій корабль, до сей поры, когда мнѣ уже вотъ-вотъ стукнетъ пятьдесятъ, женщины всегда приносятъ мнѣ несчастье. Эхъ! Была между ними одна, съ такими, понимаете, черными глазами, что чудо, съ брилліантами на шеѣ, вся въ шелку и горностаяхъ, настоящая герцогиня,-- вотъ она накрыла меня безъ малаго почти на всю тысячу фунтовъ, съ которой я уѣхалъ. Я вамъ никогда не разсказывалъ объ этомъ? Ну, такъ слушайте! Спервоначала я держалъ ухо востро. Заполучивъ такія денежки, я ужь тщательно берегъ ихъ. Жилъ я въ полномъ смыслѣ слова, какъ джентльменъ: полковникъ Альтамонтъ, отель Мориса и тому подобное; игралъ, знаете, только по клубамъ и по большей части выигрывалъ. Хорошо. Познакомился я какъ-то съ однимъ паренькомъ, франтъ-франтомъ, въ бѣлыхъ перчаткахъ. съ маленькой бородкой. Имя его было Блонделль-Блонделль. Познакомился съ нимъ, онъ давай приглашать меня на обѣды, а потомъ повезъ меня къ графинѣ Фольжамбъ. Вотъ женщина, Стронгъ! Вотъ глаза! Какія руки, когда она, бывало, играетъ на фортепіанахъ! Господи, Боже мой! Когда она этакъ сядетъ, да начнетъ пѣть, да смотрѣть на васъ -- вы такъ и чувствуете, что у васъ духъ замираетъ. Каждый вторникъ она приглашала меня къ себѣ на суаре. Ну, какъ же послѣ всего этого не взять ложи въ оперу или не закатить ей обѣда у ресторатора? Но мнѣ везло въ игрѣ, и не на эти обѣды и оперы я истратилъ деньги бѣдняги Клевринга. Нѣтъ, провалъ ихъ возьми, онѣ ушли совсѣмъ иною дорогой. Разъ какъ-то ужинали мы у графини; насъ было нѣсколько: м-ръ Блонделль-Блонделль, сіятельный Діабле, марки Туръ-де-Форсъ,-- все ребята теплые, самый великосвѣтскій народъ. Ужинали мы, и понятно, шампанское лилось рѣкой, не мало было и этой проклятой водки. Я какъ присталъ къ ней, просто удержа нѣтъ; графиня сама приготовляла для меня грогъ. И вотъ послѣ ужина мы давай тянуть грогъ и рѣзаться въ карты, и я пилъ и игралъ до тѣхъ поръ, пока уже совсѣмъ съ панталыка не сбился: самъ не понимаю, что я дѣлаю. Въ родѣ, какъ вчера. Ужь не знаю, кто меня увелъ домой и уложилъ спать. Я захрапѣлъ, какъ убитый. Просыпаюсь на слѣдующее утроголова трещитъ. Слуга говоритъ, что сіятельный Діабле желаетъ меня видѣть и ожидаетъ въ пріемной,-- "Здравствуйте, полковникъ", -- говоритъ онъ, входя ко мнѣ въ спальную:-- "Вы еще долго оставались вчера, послѣ того какъ я ушелъ? Игра поднялась слишкомъ высоко для меня, и я уже достаточно проигралъ вамъ для одного вечера".-- Мнѣ? говорю я.-- Какъ же это, голубчикъ? (хотя онъ былъ графскій сынъ, но мы были съ нимъ за панибрата, вотъ какъ теперь съ вами). Какъ же это, голубчикъ?-- говорю я, и онъ мнѣ разсказываетъ, что въ прошлый вечеръ задолжалъ мнѣ за игрой тридцать луи и выдалъ росписку, которую я передъ его уходомъ и положилъ себѣ въ карманъ. Вынимаю свой бумажникъ -- графиня собственными ручками сдѣлала его для меня,-- глядь, тамъ дѣйствительно долговая росписка. Сіятельный Діабле тутъ же отвалилъ мнѣ тридцать золотыхъ луи. Я говорю ему, что онъ истинный джентльменъ, и предлагаю ему чего-нибудь выпить. Но сіятельный Діабле утромъ не пьетъ ничего. Сказалъ, что еще какое-то у него дѣло есть и ушелъ. Черезъ минуту у парадной двери яопять звонокъ, входятъ Блонделль-Блонделль и марки.-- "Бонъ журъ, марки,-- говорю я.-- "Добраго утра! Какъ голова?" -- говоритъ онъ. Я говорю, что плохо, и что, вѣроятно, я порядкомъ начудилъ прошлую ночь, но они въ одинъ голосъ отвѣчаютъ, что, наоборотъ, хмѣля у меня не было и въ поминѣ.-- "У васъ только что былъ Діабле",-- говоритъ марки. "Мы встрѣтили его въ Пале-Рояли. Что онъ покончилъ съ вами? Берите съ него, пока можно.Онъ человѣкъ ненадежный. Вчера онъ выигралъ три четвертныхъ у Блонделля, и потому совѣтую вамъ; получить съ него, пока у него есть".
   -- "Да онъ уже заплатилъ мнѣ",-- говорю я.-- "Но представьте: мнѣ было совершенно невдомекъ, что онъ мнѣ долженъ. Эти тридцать; луидоровъ у меня совсѣмъ изъ головы вонъ".-- Марки и Блонделль смотрятъ другъ на друга и улыбаются.-- "Полковникъ, вы -- чудакъ",-- говоритъ Блонделль.-- "Глядя вчера на васъ, никому бы въ голову не пришло, что вы пили что-нибудь кромѣ чая, а утромъ вы все забываете. Полноте, разсказывайте это кому-нибудь другому, дружище, а не намъ, мы этому не повѣримъ.-- "En effet",-- говоритъ марки, крутя передъ зеркаломъ черные усики и играя рапирой, какъ онъ привыкъ дѣлать въ фехтовальной школѣ. (Онъ дѣлалъ чудеса въ фехтовальной школѣ, я самъ видѣлъ, какъ онъ четырнадцать разъ подрядъ сбивалъ чучело). "Давайте лучше говорить о дѣлахъ, полковникъ. Вы понимаете, что дѣла чести надо кончать поскорѣе. Вы не откажитесь, конечно, покончить наше вчерашнее дѣльце?" -- "Какое дѣльце?" -- говорю я.-- "Развѣ вы тоже должны мнѣ, марки?" -- "Да ну,"-- говоритъ онъ, -- оставьте ваши шутки. У меня есть ваша росписка на триста сорокъ луи. La voici!" -- говоритъ онъ и вынимаетъ изъ кармана бумагу.-- "А у меня на двѣсти десять", -- говоритъ Блонделль-Блонделль и вынимаетъ свою бумагу. Я пришелъ въ такую ярость, что выскочилъ изъ кровати и запахнулся въ свой халатъ.-- "Что, вы пришли сюда морочить меня?" -- говорю я.-- "Я не долженъ вамъ ни двѣсти, ни двѣ тысячи, ни два луи. Вы не получите отъ меня ни фарсинга. Вы думаете меня поддѣть вашими росписками? Да я плевать хочу на нихъ, да и на васъ. Я считаю васъ обоихъ"...-- "чѣмъ? чѣмъ?" -- говоритъ Блонделль.-- "О, да, вы считаете насъ честными людьми, полковникъ Альтамонтъ, мы не сомнѣваемся въ этомъ. Такъ знайте же, что мы пришли сюда не для того, чтобы шутить здѣсь, или слушать оскорбленія. Вы намъ заплатите, или же мы объявимъ васъ мошенникомъ и расправимся съ вами, какъ съ мошенникомъ",-- говоритъ Блонделль.-- "Оui, parbleu," -- говоритъ марки, но на него-то мнѣ было наплевать, потому что мнѣ ничего не стоило бы выбросить этого малюка за окно. Другое дѣло -- Блонделль, онъ былъ парень здоровый, пуда на полтора тяжелѣе меня и дюймовъ на шесть выше, онъ бы, пожалуй, мнѣ не поддался.-- "Мосье заплатитъ, или же мосье объяснитъ почему. Я знаю, что вы не какой-нибудь polisson, полковникъ Альтамонтъ",-- ей Богу, такъ и сказалъ (прибавилъ Альтамонтъ съ усмѣшкой). Ну, да немало вообще они наговорили мнѣ въ томъ же духѣ, какъ вдругъ, въ самомъ разгарѣ нашей передряги является еще одинъ изъ нашей компаніи. Это былъ уже мой пріятель, джентльменъ, съ которымъ я познакомился въ Булони; я же и ввелъ его въ домъ графини. Такъ какъ онъ самъ-то вовсе не игралъ въ тотъ вечеръ и даже все предостерегалъ меня насчетъ Блонделля и другихъ, то я разсказалъ ему всю исторію. Они тоже разсказали, съ своей стороны.-- "Очень мнѣ жаль," -- говоритъ онъ.-- "Вы ни за что не хотѣли прекратить игры. Графиня сама умоляла васъ перестать. Эти джентльмены тоже не разъ предлагали остановиться. Вы сами настаивали на большихъ ставкахъ".-- Однимъ словомъ, онъ просто зарѣзалъ меня. А когда тѣ двое ушли, онъ мнѣ говоритъ, что марки подстрѣлитъ меня такъ же вѣрно, какъ меня зовутъ... Ну, словомъ, какъ пить дать.-- "Я сейчасъ,-- говоритъ, -- отъ графини; она -- въ слезахъ, ненавидитъ этихъ людей, она не разъ предостерегала васъ противъ нихъ (что правда, то правда, она часто говорила мнѣ, чтобы я не игралъ съ ними). Я оставилъ,-- говоритъ,-- ее положительно въ истерикѣ, она боится, что между вами выйдетъ ссора, и этотъ проклятый марки всадитъ вамъ пули въ лобъ. Голову прозакладываю, говоритъ, -- что она втюрилась въ васъ",-- "Не можетъ быть" -- говорю, но онъ мнѣ разсказываетъ, что она стала передъ нимъ на колѣни и сказала: "Спасите полковника Альтамонта". Я одѣлся и направился къ этой чудной женщинѣ. Какъ увидѣла она меня, вскрикнула и -- хлопъ! на полъ. Она назвала меня Фердинандомъ,-- будь я проклятъ, если это неправда.
   -- Мнѣ казалось, что васъ зовутъ Джекъ,-- сказалъ Стронгъ со смѣхомъ.
   -- У человѣка можетъ быть нѣсколько именъ. Развѣ нѣтъ, Стронгъ?-- отвѣтилъ Альтамонтъ краснѣя.-- Когда имѣю дѣло съ леди, я всегда выбираю хорошее имя. Словомъ, она назвала меня по имени и такъ плакала, что сердце бы у васъ лопнуло, если бы вы слышали. Я не могу видѣть бабы въ слезахъ,-- никогда не могъ,-- хоть бы даже не любилъ ея. А тутъ она еще говоритъ, что не можетъ перенести мысли, что я проигралъ столько денегъ у нея въ домѣ, предлагаетъ взять ея брилліанты и ожерелья, чтобы уплатить. Но я поклялся, что не возьму ни одного фарсинта изъ ея драгоцѣнностей,-- впрочемъ, онѣ стоили не Богъ вѣсть сколько, но во всякомъ случаѣ что еще можетъ сдѣлать женщина, какъ не отдать то, что у нея есть? Вотъ этихъ именно женщинъ я люблю, и знаю много такихъ.-- "Можете быть спокойны, говорю, они не понюхаютъ у меня ни фарсинга." -- "Да они убьютъ васъ," -- говорить она,-- "они убьютъ моего Фердинанда".
   -- Сказать: "моего Джека" звучало бы не очень хорошо по французски,-- сказалъ Стронгъ, смѣясь.
   -- Не придаю никакого значенія именамъ,-- нахмурившись отвѣтилъ Альтамонтъ.-- Порядочный человѣкъ, я думаю, можетъ назваться какъ ему угодно.
   -- Ну, продолжайте вашу исторію,-- сказалъ Стронгъ.-- И такъ, она сказала, что они убьютъ васъ.
   -- Нѣтъ, -- говорю -- не убьютъ. Я не позволю этому бездѣльнику отправить меня на тотъ свѣтъ. Пусть онъ только дотронется до меня, я не посмотрю на то, что онъ маркизъ, и вышибу изъ него духъ!Только я это сказалъ, какъ графиня -- шасть! отъ меня, будто не вѣсть, что услышала.
   -- Такъ-ли я поняла полковника Альтамонта,-- говоритъ она.-- Британскій офицеръ отказывается встрѣтить человѣка, который вызываетъ его на поле чести?
   -- А ну его къ лѣшему, это поле чести, графиня,-- говорю я.-- Неужели вы хотите, чтобы я подставилъ свой лобъ этому негодяю?
   -- Полковникъ Альтамонтъ,-- говоритъ графиня,-- я считала васъ за человѣка чести,-- считала,-- но все равно. Прощайте, сэръ!
   И съ этими словами она уходитъ изъ комнаты, закрывъ, понятно, лицо платкомъ.
   -- Графиня!-- говорю я и хватаю ее за руку.
   -- Оставьте меня, mоnsеure Colonel,-- говоритъ она, отталкивая меня.-- Мой отецъ былъ генераломъ Великой Арміи. Солдатъ долженъ платить и е ѣ свои долги чести!
   Что мнѣ было послѣ этого дѣлать? Все было противъ меня. Каролина -- и та подтвердила, что я проигралъ деньги, хотя я не помнилъ ни одной іоты изъ этого. Я, положимъ, принялъ деньги отъ Діабле, но вѣдь онъ самъ предложилъ ихъ, а согласитесь, это большая разница. Всѣ эти ребята были знатные люди; марки и графиня принадлежали даже къ лучшимъ фамиліямъ Франціи. И вотъ, клянусь вамъ честью, сэръ, не желая обидѣть ее, я уплатилъ деньги: пятьсотъ шестьдесятъ золотыхъ наполеондоровъ, клянусь честью, не считая трехсотъ, которые спустилъ, когда хотѣлъ отыграться.
   -- И до сихъ поръ я не могу сказать вамъ, надули меня или нѣтъ,-- сказалъ полковникъ въ раздумьи.-- Иногда мнѣ кажется, что да. Но вѣдь Каролина такъ любила меня. Эта женщина никогда не рѣшилась бы меня обмануть,-- никогда, я увѣренъ въ этомъ. Ну, а если да, то значитъ, я ошибся въ женщинѣ.
   Всякія дальнѣйшія разоблаченія о своей прошлой жизни, какія Альтамонтъ, можетъ быть, вздумалъ бы сдѣлать своему честному собрату, шевалье, были прерваны стукомъ въ наружную дверь. Бреди поспѣшилъ открыть ее и въ комнату вошелъ никто иной, какъ сэръ Фрэнсисъ Клеврнигъ.
   -- Хозяинъ!-- воскликнулъ Стронгъ, съ удивленіемъ глядя на своего патрона.
   -- Что привело васъ сюда?-- проворчалъ Альтамонтъ, сурово глядя на баронета изъ подъ своихъ нависшихъ бровей.-- Ручаюсь, что не добро.
   Дѣйствительно, добро очень рѣдко приводило сэра Фрэнсиса Клевринга и сюда, и куда бы то ни было. Всякій разъ, какъ несчастный баронетъ являлся въ подворье, какой-нибудь денежный тузъ уже поджидалъ его въ квартирѣ Стронга или ниже, у Кемпіона, -- и по большей части дѣло шло о выдачѣ или возобновленіи векселя. Клеврингъ былъ изъ тѣхъ людей, которые никогда не глядятъ своимъ долгамъ прямо въ лицо, хотя онъ и могъ, кажется, къ нимъ попривыкнуть въ теченіе своей жизни. Пока онъ имѣлъ возможность переписать вексель на новый срокъ, онъ нисколько о немъ не заботился; онъ готовъ былъ что угодно подписать на завтрашній день, лишь бы на сегодня его оставили въ покоѣ. Онъ былъ изъ тѣхъ людей, которымъ никакое богатство не идетъ въ прокъ, потому что онъ привыкъ раззоряться, обманывать мелкихъ промышленниковъ и быть жертвой болѣе хитрыхъ плутовъ; онъ привыкъ быть скупымъ и безпечнымъ; честность была ему такъ же чужда, какъ и тѣмъ людямъ, которые обманывали его, и если онъ всегда попадался въ просакъ, то лишь потому, что былъ слишкомъ мелкимъ плутомъ. Для того, чтобы отдѣлаться отъ какого-нибудь ничтожнаго долга, или надуть маленькаго кредитора, онъ прибѣгалъ къ такой лжи, къ такимъ низкимъ уловкамъ, при помощи которыхъ другой мошенникъ составилъ бы себѣ состояніе. Онъ не осмѣливался поднимать головы и мелко плутовалъ даже на вершинѣ своего благополучія. Онъ бы не могъ быть болѣе слабымъ, безполезнымъ, распущеннымъ и неблагодарнымъ, если бы даже судьба избрала его своимъ баловнемъ и создала принцемъ. Всю жизнь онъ опирался на чью-нибудь руку и въ то же время никому не довѣрялъ; дѣйствуя исподтишка противъ тѣхъ же людей, къ которымъ онъ прибѣгалъ, онъ разрушалъ всѣ планы, создаваемые для его же пользы. Стронгъ его прекрасно зналъ и судилъ о немъ совершенно правильно. Но за то и не дружба связывала ихъ между собою. Шевалье работалъ на своего принципала, какъ онъ бы работалъ въ арміи, или переносилъ свою долю опасностей и лишеній во время осады, т. е. потому что это былъ его долгъ, и онъ принялъ этотъ долгъ на себя.
   -- Зачѣмъ онъ пришелъ?-- подумали при видѣ баронета оба офицера "пастушьяго" гарнизона.
   Блѣдное лицо Клевринга свидѣтельствовало о крайнемъ раздраженіи и гнѣвѣ.
   -- Итакъ, сэръ, -- сказалъ онъ, обращаясь къ Альтамонту,-- вы принялись за свои старыя штуки?
   -- То есть?-- спросилъ Альтамонтъ. ухмыляясь.
   -- Вы играли въ рулетку, вы были тамъ вчера вечеромъ!-- воскликнулъ баронетъ.
   -- Откуда вы знаете? Развѣ вы тоже были тамъ?-- спросилъ другой.-- Я дѣйствительно былъ въ клубѣ, но не игралъ въ рулетку -- спросите у капитана, я ему разсказывалъ. Я игралъ въ кости, сэръ Фрэнсисъ, даю вамъ честное слово, въ кости,-- и онъ посмотрѣлъ на баронета съ такимъ лукавымъ и насмѣшливымъ смиреніемъ, что тотъ, кажется, еще болѣе разозлился.
   -- Да какое мнѣ дѣло до того, сэръ, какимъ образомъ вы проигрываете деньги, въ рулетку или въ кости?-- пронзительно взвизгнулъ онъ, обильно пересыпая свои слова проклятіями.-- Я желаю только, чтобы вы не употребляли моего имени, ни отдѣльно, ни въ соединеніи съ вашимъ. Будь онъ проклятъ, Стронгъ, отчего вы не держите его построже? Представьте себѣ, онъ опять воспользовался моимъ именемъ, сэръ, выдалъ на меня вексель и проигралъ всѣ деньги. Я не могу, я не стану терпѣть этого. Плоть и кровь моя не перенесутъ этого! Да знаете-ли вы, сколько я заплатилъ за васъ, сэръ?
   -- Пустяки, сэръ Фрэнсисъ, сущіе пустяки. Какихъ-нибудь пятнадцать фунтовъ. Слышите, капитанъ Стронгъ? Стоитъ изъ-за этого изъ себя выходить, хозяинъ? Вѣдь это такіе пустяки, что я даже не говорилъ объ этомъ Стронгу. Скажите сами, капитанъ, говорилъ я? Увѣряю васъ, это совершенно выскользнуло у меня изъ головы, и все черезъ эту водку, которую я пилъ. Будь она проклята.
   -- Водка или не водка -- это, сэръ, не мое дѣло. Я не желаю знать, что вы тамъ пьете, или гдѣ вы тамъ пьете, лишь бы не въ моемъ ломѣ. И я не желаю также, чтобы такой человѣкъ, какъ вы, врывался по ночамъ ко мнѣ въ домъ и втирался въ мою компанію. Какъ вы смѣли вчера явиться ко мнѣ? Что должны были подумать мои друзья, видя, что такой человѣкъ, какъ вы, пьяный и неприглашенный, является ко мнѣ въ столовую и требуетъ водки, какъ будто онъ тутъ хозяинъ?
   -- Что же, они должны были подумать, что вы знакомы съ очень странными людьми,-- съ непоколебимымъ добродушіемъ отвѣтилъ Альтамонтъ.-- Ну, слушайте, баронетъ, я прошу извиненія. Честное слово, прошу извиненія. Надѣюсь, что этого достаточно между двумя джентльменами? Я немного хватилъ черезъ край, сознаюсь; не слѣдовало забираться въ вашу каютъ-кампанію и требовать водки, точно я капитанъ. Но я выпилъ черезчуръ много, и потому мнѣ захотѣлось еще. Это очень просто. И, наконецъ, меня разсердило, что они больше не хотѣли дать денегъ подъ вашъ вексель; вотъ я и пошелъ къ вамъ переговорить объ этомъ. Отказать мнѣ -- это я еще понимаю. Но не принять векселя, выданнаго на васъ, на человѣка хорошо имъ извѣстнаго, на баронета, члена Парламента, истаго джентльмена,-- это, чортъ бы ихъ дралъ, прямо ужь неблагодарно!
   -- Послушайте-ка, если вы еще разъ... если вы еще разъ посмѣете показаться въ моемъ домѣ, или воспользоваться моимъ именемъ въ игорномъ домѣ, или гдѣ бы то ни было, чортъ возьми,-- гдѣ бы то ни было, говорю я... или вообще сослаться на меня, или даже первымъ заговорить со мною на улицѣ,-- то я откажусь отъ васъ совершенно, и вы больше не получите отъ меня ни шиллинга.
   -- Хозяинъ, не сердите меня!-- огрызнулся Альтамонтъ.-- Не говорите мнѣ, что я того-то и того-то не смѣю. Вы знаете, что стоитъ мнѣ разсердиться -- и я закушу удила. Я не хорошо поступилъ, что пришелъ къ вамъ вчера, я это знаю. Но повторяю вамъ, я былъ пьянъ, и этого оправданія должно быть достаточно между двумя джентльменами.
   -- Вы джентльменъ? Какъ смѣетъ человѣкъ, подобный вамъ, называть себя джентльменомъ?
   -- Я не баронетъ, это правда. И я ужь почти забылъ, что значитъ быть джентльменомъ, но прежде я былъ имъ, и мой отецъ былъ. Я не желаю слышать подобныхъ рѣчей отъ васъ, сэръ Френсисъ Клеврингъ, и баста! Я хочу опять уѣхать за-границу. Почему вы не даете мнѣ денегъ и держите меня здѣсь? Какого дьявола вы катаетесь, какъ сыръ въ маслѣ, а меня оставляете безъ средствъ? Почему у васъ долженъ быть и домъ и богатый столъ, а я долженъ валяться на чердакѣ въ этой трущобѣ? Развѣ мы не товарищи, что-ли? Я имѣю такое же право на богатство, какъ и вы. Разскажите нашу исторію Стронгу, и пусть онъ будетъ между нами судьей. Я готовъ открыть свой секретъ человѣку, который его не выболтаетъ. Послушайте, Стронгъ, вы, можетъ быть, и сами догадались, въ чемъ дѣло: я и хозяинъ...
   -- Удержите свой проклятый языкъ!-- съ яростью закричалъ баронетъ.-- Вы получите деньги, какъ только я достану ихъ. Я не изъ золота сдѣланъ. Меня такъ тѣснятъ и жмутъ, я не знаю, какъ вывернуться. Я съ ума сойду, ей Богу, сойду. Я бы желалъ умереть, потому что я самое несчастное созданіе на землѣ. М-ръ Альтамонтъ! Вы не должны сердиться на меня. Когда мое здоровье разстраивается -- а сегодня у меня дьявольски разлилась желчь,-- я ругаю, будь я проклятъ, всѣхъ и каждаго и самъ не знаю, что говорю. Извините меня, если я оскорбилъ васъ. Я... я постараюсь уладить это маленькое дѣло. Стронгъ постарается. Честное слово, постарается. Стронгъ, голубчикъ, мнѣ надо съ вами поговорить. Зайдемте на минутку въ вашъ кабинетъ.
   Почти всѣ атаки Клевринга оканчивались такимъ безславнымъ отступленіемъ. Альтамонтъ усмѣхнулся вслѣдъ баронету, который удалился въ кабинетъ, чтобы переговорить наединѣ съ своимъ фактотумомъ.
   -- Что опять?-- спросилъ послѣдній.-- Вѣроятно, старая исторія?
   -- Да,-- сказалъ баронетъ.-- Вчера вечеромъ я просадилъ въ "Маленькомъ Ковентри" двѣ сотни наличными, да еще выдалъ чекъ на триста. Опять на ея банкировъ, на завтрашній день, и я долженъ непремѣнно уплатить, потому что иначе мнѣ придется платить цѣлую гибель. Въ прошлый разъ она заплатила мои долги, и я поклялся, что больше ни прикоснусь къ игральнымъ костямъ. А она сдержитъ свое слово, Стронгъ, и расторгнетъ нашъ союзъ, если я не перестану. Ахъ, я хотѣлъ бы имѣть триста фунтовъ въ годъ и уѣхать отсюда. На водахъ въ Германіи можно чертовски хорошо прожить на эти деньги. Но мои привычки губятъ меня. Ахъ, я желалъ бы умереть, ей Богу, желалъ бы. Я желалъ бы никогда не касаться этихъ проклятыхъ костей. Мнѣ такъ везло вчера, пока эти разбойники не вздумали заплатить мнѣ векселемъ Альтамонта. Съ этой минуты счастье отъ меня отвернулось. Ни разу не было удачи, и подъ конецъ я все спустилъ, да еще чекъ выдалъ. Какъ я теперь уплачу? Блеклендъ не захочетъ ждать, а банкиры сейчасъ же напишутъ ей. Ей Богу, Недъ, я самое несчастное твореніе во всей Англіи.
   Недъ опять долженъ былъ придумать какой-нибудь планъ для утѣшенія баронета въ этомъ тяжкомъ горѣ, и, безъ сомнѣнія, ему удалось устроить новый заемъ, потому что въ тотъ же день онъ провелъ нѣсколько времени въ конторѣ м-ра Кемпіона. Альтамонтъ опять получилъ гинею или двѣ, вмѣстѣ съ надеждою получить скоро больше, а баронету уже не нужно было желать себѣ смерти, по крайней мѣрѣ, въ теченіе слѣдующихъ двухъ или трехъ мѣсяцевъ. Стронгъ сопоставилъ все, что узналъ отъ полковника и сэра Френсиса; и началъ понемного догадываться о тѣхъ отношеніяхъ, которыя существовали между ними обоими.
   

ГЛАВА VII.
Глава съ разговорами.

   Послѣ угощеній на Гросвенорской площади и въ Гриничѣ, гдѣ, какъ мы видѣли, принималъ участіе маіоръ Пенденнисъ, дружба и сердечность почтеннаго джентльмена къ семейству Клевринговъ, повидимому, съ каждымъ днемъ возрастала. Онъ сталъ часто навѣщать ихъ и проявлялъ къ хозяйкѣ дома самую изысканную любезность. Какъ лондонскій старожилъ, онъ имѣлъ счастье бывать во многихъ домахъ, гдѣ леди Клеврингъ также слѣдовало показываться. Не угодно-ли будетъ леди присутствовать на большомъ пріемѣ въ Гантъ-Гаузѣ? Скоро состоится прекрасный утренній балъ у виконта Фасоля. Тамъ всѣ будутъ (не исключая и августѣйшихъ особъ), тамъ состоится и кадриль-монстръ, гдѣ миссъ Эмори произведетъ фуроръ. На всѣ эти увеселенія услужливый старый джентльменъ любезно предлагалъ сопровождать леди Клеврингъ. Съ такимъ же усердіемъ онъ искалъ случая быть чѣмъ-нибудь пріятнымъ или полезнымъ и баронету.
   Несмотря на выдающееся положеніе и богатство Клевринга, свѣтъ продолжалъ довольно холодно относиться къ нему, и странные, подозрительные слухи ходили о немъ. Въ двухъ клубахъ его забаллотировали. Въ Палатѣ Общинъ онъ знался только съ немногими наиболѣе безславными членами этой почтенной корпораціи. У него былъ счастливый даръ отыскивать дурное общество и легко приспособляться къ нему, какъ другіе умѣютъ приноравливаться къ хорошему. Перечислить всѣхъ законодателей, съ которыми Клеврингъ находился въ сношеніяхъ,-- возбудило бы неудовольствіе, и потому мы укажемъ немногихъ. Въ числѣ ихъ были: капитанъ Шушера, который сложилъ съ себя депутатскія полномочія послѣ прошлогоднихъ скачекъ, принявъ, какъ выразился коноводь партіи м-ръ Порохъ, миссію на востокъ {Авторъ хочетъ сказать, что депутатъ проигрался на скачкахъ. Здѣсь -- непереводимая игра словъ: levant -- значитъ "востокъ" и вмѣстѣ съ тѣмъ "убѣгать, не заплативъ проиграннаго".}; ярый патріотъ Гестингсонъ, который пересталъ громить взятки, съ тѣхъ поръ, какъ его назначили губернаторомъ острова Ковентри; Бобъ Фрини, котораго теперь застрѣлили, такъ что мы должны говорить о немъ только хорошее. И изъ всѣхъ этихъ господъ, съ которыми м-ру Пороху приходилось по обязанностямъ своего положенія имѣть дѣло, ни къ кому онъ не питалъ такого презрѣнія и отвращенія, какъ къ сэру Фрэнсису Клеврингу, представителю древней расы, засѣдавшей съ незапамятныхъ временъ въ парламентѣ отъ своего собственнаго мѣстечка Клеврингъ.
   -- Если его нѣтъ при подачѣ голосовъ,-- говорилъ Порохъ,-- держу десять противъ одного, что онъ въ игорномъ домѣ. Онъ получилъ воспитаніе въ долговой тюрьмѣ и, помните мое слово, ему суждено побывать и въ уголовной. Онъ прокутитъ деньги Бегумы, станетъ воровать изъ кармановъ и кончитъ свои дни на каторгѣ.
   И если, несмотря на все это, членъ парламента м-ръ Порохъ по профессіональнымъ причинамъ остается съ нимъ вѣжливъ, то почему же маіору Пенденнису нельзя имѣть своихъ причинъ быть внимательнымъ къ злополучному баронету?
   -- У него очень хорошій погребъ и очень хорошій поваръ, -- говорилъ маіоръ.-- Пока онъ молчитъ, онъ совершенно безобиденъ, а говорить онъ очень рѣдко. Если онъ бываетъ въ игорныхъ домахъ и проигрываетъ всевозможнымъ плугамъ деньги, то какое мнѣ до этого дѣло? Не будь слишкомъ любопытенъ, Пенъ; повѣрь, голубчикъ, что у каждаго въ домѣ есть шкафъ, куда онъ не позволитъ намъ съ тобой заглянуть. Да и зачѣмъ намъ это, когда для насъ открыта остальная часть дома,-- и чертовски-хорошаго дома, какъ мы съ тобою знаемъ. Если самъ хозяинъ оставляетъ желать многаго, то за то женщины превосходны. Бегума, правда, не очень образованна, но добрѣйшая женщина въ мірѣ, и далеко не глупа. Что же касается маленькой Бланшъ, то ты, плутъ, уже знаешь мое мнѣніе о ней: по моему, она влюблена въ тебя и только и ждетъ, чтобы ты сдѣлалъ ей предложеніе. Но ты сталъ уже такимъ великимъ человѣкомъ, что тебѣ, пожалуй, подавай графскую дочь. А ну-ка, дружище, попробуй, сунься.
   Быть можетъ, Пенъ дѣйствительно былъ немного опьяненъ своими успѣхами; быть можетъ также, онъ быль увѣренъ (этому не мало должны были способствовать постоянные намеки дяди), что миссъ Эмори теперь не прочь возобновить тѣ отношенія, которыя завязались между ними на берегу деревенской рѣчки. Тѣмъ не менѣе, онъ отвѣтилъ, что пока не думаетъ жениться. Подражая свѣтскимъ замашкамъ дяди, онъ выразился презрительно о бракѣ и сталъ на сторону холостой жизни.
   -- Вы очень счастливы, дядя,-- сказалъ онъ,-- вы чувствуете себя хорошо, несмотря на свое одиночество. То же ощущаю и я. Стоитъ мнѣ жениться -- и я тотчасъ потеряю свое положеніе въ обществѣ; мнѣ не очень-то улыбается мысль поселиться съ мистриссъ Пенденнисъ въ деревнѣ или жить въ меблированныхъ комнатахъ безъ прислуги. Пора моихъ юношескихъ иллюзій миновала. Вы вылечили меня отъ моей первой любви. Женщина, которой я увлекался, дѣйствительно была глупой бабой, а если бы она вышла за меня замужъ, то имѣла бы глупаго, и притомъ -- угрюмаго и недовольнаго мужа. Нашъ братъ -- молодые люди -- живутъ быстро, дядя, и я въ свои двадцать пять лѣтъ чувствую себя такимъ же старымъ, какъ и многіе изъ старыхъ хр... холостяковъ, которые глядятъ изъ оконъ клуба... Я не хотѣлъ васъ обидѣть, дядя, я просто хотѣлъ сказать, что я уже blasé по части всѣхъ этихъ любовныхъ исторій, и теперь для меня такъ же трудно воспылать страстью къ миссъ Эмори, какъ еще разъ влюбиться въ леди Мирабель. А я охотно сдѣлалъ бы это, если бы могъ; мнѣ даже нравится сэръ Мирабель именно за это безразсудное обожаніе ея, эта любовь, по моему, составляетъ самую благородную черту въ его жизни.
   Рѣзкій отзывъ племянника о такомъ важномъ и знатномъ лицѣ, какъ сэръ Чарльзъ, разсердилъ маіора, и онъ тотчасъ накинулся на него.
   -- Сэръ Чарльзъ Мирабель всегда былъ театраломъ. Онъ еще въ молодости питалъ влеченіе къ театру и, будучи пажемъ у принца, участвовалъ въ спектакляхъ и вѣчно возился съ такого рода вещами. Но онъ настолько богатъ, что могъ жениться на комъ ему было угодно. А что касается леди Мирабель, то я тебѣ долженъ сказать, что она очень почтенная женщина. повсюду принята,-- повсюду, замѣть. Герцогиня Коннотъ принимаетъ ее, леди Рокминстеръ принимаетъ ее. Молодежи не слѣдуетъ легко отзываться о такихъ людяхъ. Въ Англіи нѣтъ болѣе почтенной женщины, чѣмъ леди Мирабель, а тѣ, кого ты назвалъ старыми хрычами, принадлежатъ къ числу первыхъ джентльменовъ Англіи, и такимъ молокососамъ, какъ ты, не мѣшало бы у нихъ поучиться и манерамъ, и благопристойности, и скромности.
   Маіоръ начиналъ приходить къ заключенію, что Пенъ становится невозможно дерзокъ и самоувѣренъ, и что свѣтъ черезчуръ вскружилх ему голову.
   Гнѣвъ маіора забавлялъ Пена. Онъ съ неизмѣннымъ наслажденіемъ изучалъ особенности своего дяди и никогда не сердился на этого стараго свѣтскаго ментора.
   -- Я состою молокососомъ уже пятнадцать лѣтъ, дядя,-- нашелся отвѣтить онъ,-- и если наше поколѣніе вы считаете непочтительнымъ, то вамъ слѣдовало бы взглянуть на молодежь болѣе современную. На-дняхъ у меня завтракалъ одинъ изъ вашихъ протеже. Вы мнѣ совѣтовали пригласить его, и я сдѣлалъ это въ угоду вамъ. Мы посѣтили съ нимъ различныя дневныя зрѣлища, пообѣдали въ клубѣ, а вечеромъ я повелъ его въ театръ. Онъ сказалъ, что вино въ клубѣ не такъ хорошо, какъ въ Ричмондѣ, курилъ послѣ завтрака табакъ Баррингтона, а когда я на прощанье далъ ему соверенъ, онъ сказалъ, что у него ихъ много, но онъ возьметъ его, для того, чтобы не выказать себя гордымъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Ты пригласилъ молодого Клевринга?-- воскликнулъ маіоръ, сразу удовлетворенный.-- Славный мальчикъ, немного избалованъ, но славный мальчикъ. Родители всегда любятъ подобные знаки вниманія, и ты хорошо сдѣлалъ, что выказалъ это нашимъ достойнымъ друзьямъ. Ты повелъ его, говоришь, въ театръ и далъ ему денегъ? Это хорошо, это очень хорошо.
   Съ этими словами Менторъ оставилъ своего Телемака, думая про себя, что молодые люди не такъ ужь плохи, и что ему все-таки удастся что-нибудь сдѣлать изъ этого юноши.
   Когда молодой Клеврингъ подросъ и возмужалъ, она. пересталъ признавать авторитетъ своихъ родителей и гувернантки и скорѣе управлялъ ими, чѣмъ слушался ихъ приказаній. При папашѣ онъ былъ молчаливъ и угрюмъ, но, впрочемъ, рѣдко появлялся на глаза этому джентльмену; съ мамашей онъ воевалъ и дрался, коль скоро возникало у нихъ какое-нибудь разногласіе относительно удовлетворенія его прихотей; что же касается гувернантки, то въ случаѣ пререканій съ нею во время занятій онъ такъ неистово колотилъ молчаливое созданіе по ногамъ, что, въ концѣ концовъ, гувернантка сдалась и совершенно подчинилась ему. Съ большимъ удовольствіемъ онъ по слѣдовалъ бы такой же тактикѣ и по отношенію къ своей сестрѣ Бланшъ и раза два даже пробовалъ показать надъ ней свою силу, но она проявила необычайную рѣшительность и присутствіе духа и надавала ему такихъ пощечинъ, что онъ съ тѣхъ поръ оставилъ ее въ покоѣ.
   Когда, наконецъ, семья переѣхала въ Лондонъ, сэръ Френсисъ высказалъ мнѣніе, что, маленькаго шалопая лучше всего было бы отослать въ школу. Согласно съ этимъ, молодой сынъ и наслѣдникъ дома Клевринговъ былъ отправленъ въ учебное заведеніе достопочтеннаго Отто Розе въ Туикенгемѣ, гдѣ молодые дворяне и джентльмены приготовлялись къ поступленію въ крупнѣйшія общественныя школы Англіи.
   Мы не намѣрены слѣдовать за мастеромъ Клеврингомъ въ его школьной карьерѣ. Дорога къ храму науки была для него гораздо легче, чѣмъ для многихъ изъ насъ, людей старшихъ поколѣніи. Онъ мчался по ней, такъ сказать, въ каретѣ съ четверкой лошадей и могъ останавливаться и отдыхать, гдѣ ему было угодно. Съ самаго ранняго періода своей юности у него были лакированные сапоги, батистовые носовые платки и лимонно-желтыя перчатки, самой маленькой величины, какія только можно было достать у лондонскаго перчаточника. Воспитанники м-ра Розе обыкновенно переодѣвались къ обѣду; имъ предоставлялись шалевые шлафроки, масло для волосъ, а иногда экипажъ и лошади для прогулокъ. Тѣлесное наказаніе было совершенно отмѣнено начальникомъ заведенія, который считалъ нравственную дисциплину совершенно достаточной для воспитанія юношества, и, дѣйствительно, дѣти такъ скоро подвигались на многихъ поприщахъ знанія, что научились пить водку и курить сигары задолго до выхода изъ этой приготовительной школы. Молодой Клеврингъ чуть-ли не съ пеленокъ кралъ у своего отца гаванскія сигары и увозилъ ихъ съ собою въ школу, или выкуривалъ въ конюшнѣ, а десяти лѣтъ отъ роду тянулъ шампанское не хуже любого усастаго драгуна.
   Когда этотъ интересный юноша пріѣхалъ домой на вакаціи, маіоръ Пенденнисъ былъ съ нимъ такъ же изысканно вѣжливъ и любезенъ, какъ и съ остальными членами его семьи; мальчикъ, однако, питалъ къ старому Уигсби, какъ прозвали маіора {Отъ слова wig -- парикъ.}, довольно сильное презрѣніе, передразнивалъ его за спиной, когда вѣжливый маіоръ кланялся и улыбался леди Клеврингъ или миссъ Эмори, и съ свойственною шалунамъ изобрѣтательностью, рисовалъ на него грубыя каррикатуры, на которыхъ парикъ маіора, носъ, галстухъ и пр. изображались съ самымъ беззастѣнчивымъ преувеличеніемъ. Неутомимый въ своихъ стараніяхъ быть пріятнымъ, маіоръ просилъ и Пена обратить особливое вниманіе на этого мальчика и уговорилъ его пригласить мальчика къ себѣ, угостить его обѣдомъ въ клубѣ, свести его въ коидитерскую, въ Государственную башню, въ театръ и пр., а подъ конецъ подсунуть ему денегъ. Артуръ, вообще отличавшійся добротой и любовью къ дѣтямъ, однажды дѣйствительно продѣлалъ все это и пригласилъ мальчика на завтракъ къ себѣ въ Темпль, гдѣ тотъ дѣлалъ самыя презрительныя замѣчанія касательно мебели, посуды и печальнаго состоянія Баррингтонова халата, курилъ трубку и въ поученіе гостепріимнымъ хозяевамъ разсказалъ про драку между Теффи и долговязымъ Виггинсомъ въ пансіонѣ Розе.
   Маіоръ былъ совершенію правъ, предсказывая, что леди Клеврингъ будетъ очень признательна Артуру за его вниманіе къ мальчику. Она была даже болѣе признательна, чѣмъ самъ юный Клеврингъ, который принималъ всякіе знаки вниманія, какъ нѣчто должное, и имѣлъ въ карманѣ, вѣроятно, больше совереновъ, чѣмъ бѣдный Пенъ, великодушно удѣлившій ему одинъ изъ своего скуднаго запаса.
   Маіоръ, глаза котораго, зоркіе отъ природы, были притомъ вооружены очками его возраста и опытности, слѣдилъ за этимъ мальчикомъ и исподтишка наблюдалъ за его положеніемъ въ семьѣ, какъ деревенскій сосѣдъ Клевринговъ, близко знакомый съ ними, и какъ опытный свѣтскій человѣкъ, онъ безъ особеннаго труда могъ узнать, какими средствами обладала леди Клеврингъ, гдѣ былъ помѣщенъ ея капиталъ, и какое наслѣдство ожидало сына. Принявшись за дѣло -- съ какою цѣлью, это, конечно, обнаружится впослѣдствіи, -- онъ скоро получилъ довольно точное представленіе о дѣлахъ и объ имуществѣ леди Клеврингъ, а равно и о будущихъ видахъ ея дочери и сына. Дочери предстояло получить довольное скудное приданое; большая часть имущества, какъ уже было сказано, должна была достаться сыну; отцу вообще ни до кого не было дѣла, не исключая и сына, мать безумно любила его, какъ своего послѣдняго ребенка, сестра ненавидѣла его. Таковы были въ общихъ чертахъ результаты изслѣдованій, произведенныхъ маіоромъ IIенденнисомъ.
   -- Да, сударыня,-- говорилъ онъ, гладя голову ея сына, -- во время слѣдующей коронаціи на головѣ этого мальчика будетъ красоваться корона баронета, нужно только, чтобы дѣла шли, какъ слѣдуетъ, и сэру Фрэнсису везло въ картахъ.
   Изъ груди вдовы вылетѣлъ глубокій вздохъ.
   -- Въ томъ-то и дѣло, что онъ, кажется, слишкомъ много играетъ въ карты, маіоръ, -- сказала она.
   Маіоръ признался, что и онъ это слышалъ; онъ не скрылъ, что до него дошелъ слухъ о несчастномъ пристрастіи сэра Фрэнсиса къ игрѣ; онъ выразилъ свое искреннее сожалѣніе, но при этомъ говорилъ съ необыкновеннымъ чувствомъ и тактомъ. Леди Клеврингъ обрадовалась, что нашла опытнаго человѣка, которому можетъ повѣрить свое горе и свои дѣла, и стала говорить о нихъ съ маіоромъ Пенденнисомъ довольно откровенно, разсчитывая на совѣтъ и утѣшеніе. Такимъ образомъ, маіоръ Пенденнисъ сдѣлался довѣреннымъ лицомъ и домашнимъ другомъ бегумы, которая совѣщалась съ нимъ, какъ мать, какъ жена и какъ капиталистка.
   Онъ далъ ей понять (въ тонѣ самаго почтительнаго сожалѣнія), что знакомъ съ нѣкоторыми обстоятельствами ея перваго несчастнаго замужества и даже лично зналъ въ Калькуттѣ ея покойнаго супруга въ то время, когда она еще жила въ уединеніи съ своимъ отцомъ. При этихъ словахъ у бѣдной женщины, скорѣе отъ стыда, чѣмъ отъ горя, выступили на глазахъ слезы, и она разсказала ему свою исторію. Пробывъ два года въ одномъ изъ европейскихъ пансіоновъ, она еще дѣвочкой возвратилась въ Индію, встрѣтила здѣсь Эмори и имѣла глупость выйти за него замужъ.
   -- О, вы не знаете, какъ я была несчастна съ этимъ человѣкомъ! Что за жизнь я вела между нимъ и моимъ отцомъ! До него я не знала мужчинъ, кромѣ слугъ и клерковъ моего отца. Вы знаете, что въ Индіи мы никогда не бывали въ обществѣ, такъ какъ...
   -- Я знаю,-- отвѣтилъ маіоръ Пенденнисъ, кивая головой.
   -- Я была дикой, романтической дѣвушкой, моя голова была полна романовъ, которыми я зачитывалась въ пансіонѣ. Я заслушивалась его разсказовъ о всевозможныхъ дикихъ приключеніяхъ, потому что онъ, дѣйствительно, былъ смѣльчакъ. Мнѣ казалось, что онъ такъ красиво разсказываетъ объ этихъ тихихъ ночахъ, когда онъ... Однимъ словомъ, я вышла за него замужъ и съ этого дня началось мое несчастье. Много горя причинялъ мнѣ отецъ; вы знаете его характеръ, маіоръ Пенденнисъ, такъ что я не буду говорить объ этомъ; онъ не отличался добротой, сэръ, ни къ моей бѣдной матери, ни ко мнѣ, -- развѣ только, что онъ оставилъ мнѣ свои деньги,-- ни вообще къ кому бы то ни было. Не много хорошихъ дѣлъ, вѣроятно, совершилъ онъ за свою жизнь. Что касается Эмори, то онъ былъ, кажется, еще хуже; онъ былъ расточителенъ, между тѣмъ какъ отецъ былъ скупъ; онъ страшно пилъ и въ пьяномъ видѣ былъ хуже звѣря. Онъ далеко не былъ добрымъ или вѣрнымъ мужемъ, маіоръ Пенденнисъ, и если бы онъ умеръ въ тюрьмѣ до суда, а не послѣ, то онъ только избавилъ бы меня отъ позора и несчастій, сэръ...
   -- Да! Потому что я не вышла бы во второй разъ замужъ, если бы не хотѣла перемѣнить это ужасное имя,-- продолжала она.-- Мои второй бракъ вѣдь также нельзя назвать счастливымъ,-- какъ вы, вѣроятно, знаете, сэръ. Ахъ, маіоръ Пенденнисъ! У меня, конечно, много денегъ, я -- леди, всѣ считаютъ меня счастливой, но я несчастна. У всѣхъ есть свои заботы, и горести, и тревоги. какъ часто я сижу за большимъ званымъ обѣдомъ, а сердце у меня ноетъ; какъ часто я провожу цѣлыя ночи безъ сна на своей мягкой постели и чувствую себя гораздо болѣе несчастной, чѣмъ служанка, которая стелетъ ее. Я несчастная женщина, маіоръ, что бы ни говорилъ свѣтъ; я несчастна, хотя всѣ завидуютъ бегумѣ, потому что у нея есть брилліанты и кареты, и въ ея домѣ бываетъ много гостей. Я несчастна съ своимъ мужемъ; я несчастна съ своею дочерью. Ей далеко до милой Лауры Белль. Она часто заставляетъ меня плакать, хотя вы и не видите моихъ слезъ; она смѣется надо мною, потому что я не ученая и тому подобное. но какъ же я могла учиться? До двѣнадцати лѣтъ я воспитывалась среди туземцевъ, и когда мнѣ было четырнадцать, я опять вернулась туда. Ахъ, маіоръ, я была бы хорошей женщиной, будь у меня хорошій мужъ. Но вотъ подъѣхала леди Рокминстеръ, мы сейчасъ поѣдемъ кататься въ паркъ. Я должна идти наверхъ и вымыть свои глаза, потому что они раскраснѣлись отъ слезъ.
   И когда въ комнату вошла леди Рокминстеръ, на лицѣ леди Клеврингъ уже не было никакихъ слѣдовъ слезъ или огорченія; она была весела, оживленно болтала, перепрыгивая черезъ всѣ грамматическія ошибки и убійственно коверкая англійскій языкъ.
   -- Ей Богу, она недурная женщина,-- думалъ маіоръ про себя.-- Она, конечно, не очень образованна и называетъ Аполлона "Аполлеромъ", но у нея есть сердце, и мнѣ это нравится. Притомъ же она чертовски богата. Три звѣздочки въ индійскихъ акціяхъ противъ ея имени -- неужели все это достанетсѣ этому щенку?
   И онъ подумалъ о томъ, какъ было бы хорошо, если бы часть этихъ денегъ перешла къ миссъ Бланшъ, или еще лучше, если бы одна изъ этихъ звѣздочекъ засіяла противъ имени м-ра Артура Пенденниса.
   Занятый осуществленіемъ своихъ таинственныхъ плановъ, старый дѣлецъ, на правахъ близкаго знакомаго и стараго человѣка, пользовался всякимъ случаемъ, чтобы ласково, отечески поговорить съ м-ссъ Бланшъ наединѣ. Въ послѣднее время онъ такъ часто бывалъ у нихъ и сдѣлался настолько своимъ человѣкомъ, что мать и дочь не стѣснялись ссориться при немъ, и леди Клеврингъ, которая не умѣла сдерживать своего языка и гнѣва, имѣла много стычекъ съ Сильфидой въ присутствіи друга дома. Бланшъ, которая никогда не лазила за словомъ въ карманъ, почти всегда оставалась побѣдительницей, и подъ градомъ ея острыхъ стрѣлъ противникъ отступалъ съ большимъ урономъ.
   -- Я старикъ,-- говорилъ маіоръ.-- Мнѣ нечего дѣлать на свѣтѣ. Мои глаза открыты. Мнѣ можно довѣриться. Я вамъ обѣимъ другъ, и если вамъ угодно ссориться при мнѣ, то почему мнѣ не вмѣшаться. Я вамъ обѣимъ симпатизирую и хотѣлъ бы примирить васъ. Мнѣ не разъ приходилось мирить людей между собой, мужей съ женами, отцовъ съ сыновьями, дочерей съ матерями. Я люблю это. Что мнѣ больше дѣлать?
   И вотъ однажды старый дипломатъ вошелъ въ гостиную леди Клеврингъ какъ разъ въ ту минуту, когда маменька въ сильнѣйшемъ гнѣвѣ выбѣжала оттуда и скрылась въ свои комнаты.
   -- Извините, я не могу теперь говорить съ вами,-- сказала она.-- Я слишкомъ сердита на эту... эту... эту злую...
   Конецъ фразы, если онъ вообще былъ произнесенъ, затерялся въ отдаленіи.
   -- Милая миссъ Эмори,-- сказалъ маіоръ, входя въ гостиную.-- Я вижу, что произошло. У васъ съ маменькой вышло разногласіе. Это бываетъ въ лучшихъ домахъ. Только на прошлой недѣлѣ я помирилъ леди Клаппертонъ съ ея дочерью, леди Клавдіей. Леди Лиръ и ея старшая дочь не говорили другъ съ другомъ двѣ недѣли. А болѣе добрыхъ и вообще достойныхъ людей я никогда не встрѣчалъ. Что же дѣ.тать! Онѣ хороши только отдѣльно, а вмѣстѣ не уживаются. Онѣ не должны вмѣстѣ жить. Отъ всей души я желалъ бы, моя дорогая, увидѣть васъ въ вашемъ собственномъ домѣ,-- и знаю, что ни одна женщина не съумѣетъ такъ хорошо поставить своего дома, какъ вы. Да, я желалъ бы васъ видѣть въ вашемъ собственномъ домѣ, у собственнаго счастливаго очага.
   -- Я далеко не счастлива въ этомъ домѣ,-- сказала Сильфида.-- Глупость мамы даже ангела можетъ вывести изъ терпѣнія.
   -- Совершенно вѣрно. Вы не подходите другъ къ другу. Ваша мать сдѣлала ошибку, что дала вамъ хорошее воспитаніе. Благодаря этому, вы сдѣлались образованной и развитой дѣвушкой, а окружены -- я откровенно вамъ скажу -- людьми, у которыхъ нѣтъ ни вашихъ дарованій, ни вашего образованія. Ваше мѣсто гдѣ? Ваше мѣсто въ центрѣ самыхъ блестящихъ круговъ, а не гдѣ-нибудь позади. Я слѣдилъ за вами, миссъ Эмори. Вы честолюбивы, ваша стихія -- повелѣвать. Вы должны блистать. Но вы не можете блистать, пока остаетесь здѣсь. Я увѣренъ въ этомъ. Я надѣюсь, скоро увидѣть васъ въ другомъ, болѣе счастливомъ домѣ, гдѣ вы сами будете госпожей.
   Сильфида презрительно пожала своими лилейными плечиками.
   -- Гдѣ же принцъ, и гдѣ же этотъ дворецъ, маіоръ Пенденнисъ?-- сказала она.-- Я готова. Но на свѣтѣ теперь не бываетъ любви, не бываетъ истиннаго чувства.
   -- Совершенно вѣрно,-- подтвердилъ маіоръ съ самымъ сантиментальнымъ и простодушнымъ видомъ.
   -- Я, конечно, не знаю ничего объ этомъ, но сужу по тому, что мнѣ приходилось читать въ романахъ,-- прибавила Сильфида, опуская глаза.
   -- Конечно, нѣтъ,-- воскликнулъ маіоръ Пенденнисъ.-- Откуда же вы можете знать, дорогая? Романы дѣйствительно говорятъ неправду, какъ вы удачно замѣтили, и въ жизни не бываетъ романовъ. Чортъ возьми, желалъ бы я быть такимъ молодымъ, какъ мой племянникъ!
   -- И что такое,-- задумчиво продолжала миссъ Эмори, -- всѣ эти мужчины, которыхъ мы видимъ каждый вечеръ на балахъ? Жалкіе офицеришки, голыши-чиновники, тупицы! Будь у меня состояніе моего брата, я могла бы, конечно, устроить себѣ такой домъ, какъ вы говорите. Но съ моимъ именемъ и съ моими ничтожными средствами -- на что я могу разсчитывать? На сельскаго проповѣдника, или захудалаго адвоката, или, наконецъ, драгунскаго капитана, который помѣститъ меня въ меблированныхъ комнатахъ и будетъ возвращаться изъ офицерскаго клуба пьяный и насквозь пропитанный табакомъ, какъ сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ. Вотъ на что обречены мы, дѣвушки. Ахъ, маіоръ Пенденнисъ, мнѣ надоѣлъ Лондонъ, надоѣли всѣ эти балы, молодые люди съ ихъ подстриженными бородками, нахальныя важныя барыни, которыя сегодня знакомы съ вами, а завтра не кланяются вамъ, -- и вообще все. Если бы я могла оставить это и уйти въ монастырь,-- вотъ что я бы хотѣла. Мнѣ не суждено найти человѣка, который бы могъ понять меня, и я живу въ этомъ домѣ и въ этомъ мірѣ столь же одинокая, какъ въ монастырской кельѣ. Я бы хотѣла, чтобы здѣсь была какая-нибудь община сестеръ милосердія. Я бы поступила туда, заразилась бы какой-нибудь болѣзнью и съ радостью умерла бы. Я бы хотѣла умереть. Я еще молода, но я устала, я такъ много страдала, вынесла столько разочарованій, мнѣ все опротивѣло, все опротивѣло! Ахъ, если бы ангелъ смерти явился и велѣлъ мнѣ слѣдовать за нимъ!
   Эта рѣчь можетъ быть истолкована слѣдующимъ образомъ -- нѣсколько дней тому назадъ, важная дама, леди Фламинго, не отвѣтила на поклонъ миссъ Эмори и леди Клеврингъ. Во-вторыхъ, Бланшъ была внѣ себя отъ того, что ей не удалось получить приглашенія на балъ леди Друмъ. Въ третьихъ, приближался уже конецъ сезона, а ей никто не сдѣлалъ предложенія; она совсѣмъ не произвела фурора, хотя была настолько умнѣе всѣхъ другихъ молодыхъ дамъ и дѣвицъ, собиравшихъ вокругъ себя въ этотъ сезонъ цѣлый рой поклонниковъ. Дора, у которой только пять тысячъ фунтовъ, выходитъ замужъ; Флора, у которой нѣтъ ни гроша, Леонора, у которой рыжіе волосы, выходятъ замужъ, а Бланшъ Эмори остается ни съ чѣмъ!
   -- Вы совершенно здраво разсуждаете о свѣтѣ и о своемъ положеніи, милая барышня,-- сказалъ маіоръ.-- Въ наше время принцъ не женится, если принцесса не имѣетъ чертовски много денегъ, или не принадлежитъ къ его собственному кругу. Молодые люди изъ знатныхъ фамилій женятся на дѣвушкахъ изъ знатныхъ фамилій; если у нихъ нѣтъ состоянія, они выносятъ другъ друга на своихъ плечахъ и такимъ образомъ все-таки дѣлаютъ себѣ карьеру. Съ вашимъ состояніемъ трудно, конечно, разсчитывать на видную партію, но при вашемъ умѣ, вашемъ тактѣ и манерахъ, рука объ руку съ умнымъ мужемъ, дѣвушка можетъ сама завоевать себѣ мѣсто въ свѣтѣ. Вѣдь у насъ теперь чертовски-республиканскіе взгляды. Талантъ теперь ставится наравнѣ съ происхожденіемъ и богатствомъ. И умный человѣкъ съ умной женой могутъ занять какое угодно мѣсто.
   Миссъ Эмори, разумѣется, не могла понять, къ чему велъ свою рѣчь маіоръ Пенденнисъ. Можетъ быть, она и задавала себѣ вопросъ, не является-ли онъ ходатаемъ за ея прежняго поклонника, и не имѣетъ-ли онъ въ виду Пена. Но нѣтъ, это было невозможно. Пенъ былъ съ нею вѣжливъ, но не болѣе.
   Она засмѣялась и сказала:
   -- Кто же этотъ умница, и когда вы приведете его ко мнѣ, маіоръ Пенденнисъ? Я сгораю желаніемъ видѣть его.
   Въ этотъ моментъ слуга раскрылъ двери и доложилъ о приходѣ Гарри Фокера. Бланшъ и маіоръ Пенденнисъ разразились хохотомъ.
   -- Не этотъ, -- сказалъ маіоръ Пенденнисъ.-- Этотъ уже помолвленъ съ своей кузиной, дочерью лорда Гревзенда. Прощайте, моя милая барышня.
   Дѣйствительно-ли Пенъ становился свѣтскимъ человѣкомъ, или онъ только для того знакомился съ свѣтомъ, чтобы увеличивать запасъ своихъ наблюденій и опыта? Онъ лично чувствовалъ, какъ онъ самъ говорилъ, что очень быстро и сильно старѣетъ.
   -- Какъ этотъ городъ преображаетъ и измѣняетъ насъ!-- сказалъ онъ однажды Баррингтону.
   Оба возвратились поздно ночью домой, и Пенъ, закуривъ трубку, по обыкновенію, сообщалъ своему другу о томъ, какъ провелъ истекшій вечеръ.
   -- Удивительно, какъ я перемѣнился,-- сказалъ онъ.-- Какъ я теперь мало похожъ на того простодушнаго мальчика, которому его первая любовь чуть не разбила сердца. Я былъ сегодня у леди Мирабель. Она держала себя такъ важно и невозмутимо, словно родилась герцогиней и ни разу въ жизни не видѣла суфлерской будки. Она удостоила меня разговоромъ и очень покровительственно отозвалась о "Вальтерѣ Лорренѣ".
   -- Какое снисхожденіе!-- ввернулъ Баррингтонъ.
   -- Не правда-ли?-- простодушно воскликнулъ Пень, послѣ чего Баррингтонъ, по своей всегдашней манерѣ, разразился хохотомъ.
   -- Это дѣйствительно неслыханно,-- сказалъ онъ.-- Осмѣлиться покровительствовать выдающемуся автору "Вальтера Лоррена"!
   -- Ты смѣешься надъ нами обоими, -- отвѣтилъ Пенъ, немного краснѣя.-- Но я самъ къ тому же велъ рѣчь. Она сказала мнѣ, что не читала моей книги (я думаю, что она вообще въ своей жизни не читала ничего), но слышала о ней отъ леди Рокминстеръ; герцогиня Коннотъ тоже отозвалась о ней хорошо. Я отвѣтилъ, что теперь умру счастливымъ, потому что заслужить одобреніе этихъ двухъ барынь было величайшей мечтой моей жизни, и болѣе я не нуждаюсь ни въ чьихъ похвалахъ. Она торжественно посмотрѣла на меня своими чудными глазами и отвѣтила:-- "О, да!" -- какъ будто поняла меня. Затѣмъ она спросила, бываю-ли я у герцогини по четвергамъ, и когда я отвѣтилъ отрицательно, выразила надежду увидѣть меня тамъ и посовѣтовала бывать у герцогини, у которой всѣ бываютъ,-- т. е. всѣ, принадлежащіе къ обществу. Послѣ этого мы заговорили о новомъ посланникѣ Тимбукту, о томъ, насколько онъ лучше прежняго; о томъ, что леди Мери Биллингтонъ выходитъ замужъ за священника, гораздо ниже ея стоящаго въ обществѣ; о томъ, что лордъ и леди Рингдовъ, черезъ три мѣсяца послѣ свадьбы, поссорились изъ-за Тома Паутера, кузена леди Рингдовъ, и такъ далѣе. Повторяю, глядя на эту важную барыню, ты бы подумалъ, что она родилась во дворцѣ и всю жизнь прожила въ Бельгревіи.
   -- А ты, конечно, превосходно подавалъ надлежащія реплики въ качествѣ потомка графа, твоего отца, и наслѣдника Фэрокскаго замка?-- сказалъ Баррингтонъ.-- Да, я, помню, читалъ о празднествахъ по случаю твоего совершеннолѣтія. Графиня пригласила всю мѣстную знать, арендаторовъ угостили на кухнѣ бараньей ногой и кружкой эля. Остатки были розданы бѣднымъ, а входъ въ паркъ былъ иллюминованъ, пока старый Джонъ не потушилъ свѣчу, когда ему захотѣлось спать.
   -- Моя мать не графиня,-- отвѣтилъ Пенъ,-- хотя въ ея жилахъ течетъ хорошая кровь. А что касается воспитанія, м-ръ Джорджъ, то я не встрѣчалъ леди, которая могла бы сравниться съ нею. Пріѣзжай когда-нибудь въ Фэрокскій замокъ, и ты будешь самъ судить о ней и о моей кузинѣ. Онѣ не такъ бойки, какъ лондонскія женщины, но воспитаны не хуже ихъ. Въ деревнѣ женщины думаютъ не о тѣхъ предметахъ, которые занимаютъ вашихъ лондонскихъ дамъ. Въ деревнѣ женщина имѣетъ свое хозяйство, своихъ бѣдныхъ, свои длинные спокойные дни и длинные спокойные вечера.
   -- Чертовски длинные, -- замѣтилъ Баррингтонъ,-- и черезчуръ таки спокойные. Я ихъ знаю.
   -- Однообразіе такого существованія, конечно, немного тоскливо -- на подобіе мотива длинной баллады,-- но и оно не лишено гармоніи, серьезной и кроткой, грустной и нѣжной,-- иначе оно было бы невыносимо. Подъ вліяніемъ одиночества деревенскія женщины неизбѣжно становятся нѣжными и сантиментальными. Ихъ жизнь посвящена исполненію долга, это спокойная, неизмѣнная рутина, исполненная какой-то мистической мечтательности точно въ женскомъ монастырѣ. Чрезмѣрное веселье или смѣхъ спугнули бы эту почти священную тишину и были бы такъ же неумѣстны, какъ въ церкви.
   -- Гдѣ сладко спишь во время проповѣди, -- добавилъ Баррингтонъ.
   -- Ты же отъявленный ненавистникъ женщинъ. Но мнѣ кажется, что ты просто очень мало ихъ знаешь,-- самодовольно продолжалъ м-ръ Пенъ.-- Если ты не любишь деревенскихъ женщинъ за ихъ вялость, то тебѣ должны, конечно, нравиться городскія дамы. Лондонская жизнь мчится съ головокружительной быстротой. Меня положительно удивляетъ, какъ люди-мужчины и женщины -- въ концѣ концовъ выдерживаютъ это. Возьми, напримѣръ, свѣтскую женщину, посмотри, какую жизнь она ведетъ въ теченіе одного сезона, и ты удивишься, какъ она остается въ живыхъ. Или, можетъ быть, въ концѣ августа она погружается въ спячку и лежитъ неподвижно до весны? Каждый вечеръ она выѣзжаетъ въ свѣтъ и сидитъ до утра, глядя, какъ танцуютъ ея дочки, которымъ пора замужъ, а дома ей, вѣроятно, приходится заботиться о маленькихъ дѣтяхъ, которыхъ она любитъ и воспитываетъ; тутъ надо присмотрѣть и за молокомъ, и за катехизисомъ, и за музыкой, и французскимъ языкомъ, и за жареной бараниной къ часу дня; она должна посѣщать дамъ своего круга ради поддержанія знакомствъ или въ силу своихъ общественныхъ обязанностей, потому что она засѣдаетъ и въ благотворительныхъ комитетахъ, и въ бальныхъ комитетахъ, и въ переселенческихъ комитетахъ, и въ учебныхъ комитетахъ, и я не знаю, еще въ какихъ учрежденіяхъ, гдѣ несутъ обязанности британскія матроны. Весьма вѣроятно, что ей приходится лично посѣщать бѣдныхъ, вести съ священникомъ переговоры по поводу супа, или фланели, или религіознаго просвѣщенія прихода; весьма вѣроятно (если она живетъ въ извѣстныхъ округахъ), ей приходится рано посѣщать церковь. Она должна читать газеты, или, по крайней мѣрѣ, знать, чѣмъ занята партія ея мужа, для того, чтобы поддерживать за обѣдомъ разговоръ съ своимъ сосѣдомъ. Само собою разумѣется, что она читаетъ каждую новую книгу, которая выходить въ свѣтъ, потому что очень ловко и умѣло ведетъ о нихъ рѣчь, и ты во всякомъ случаѣ увидишь ихъ у нея въ гостиной. Но этимъ еще не исчерпываются ея заботы о хозяйствѣ: надо сводить концы съ концами, заботиться о томъ, чтобы модные счеты ея дочери не приводили въ ужасъ отца и казначея семейства; тайкомъ урѣзывать тамъ и сямъ какой-нибудь добавочный расходъ и, превративъ его въ банковый билетъ, посылать сыновьямъ; ссориться съ торговцами и противиться плутнямъ управляющаго; мирить высшую и низшую прислугу между собою и держать все хозяйство въ порядкѣ. Прибавь къ этому, что она питаетъ въ душѣ влеченіе къ какому-нибудь искусству или наукѣ, лѣпитъ изъ глины, дѣлаетъ химическіе опыты, или тайкомъ играетъ на віолончели,-- я вовсе не преувеличиваю, многія лондонскія дамы занимаются этимъ, -- и вотъ передъ тобой типъ, о которомъ наши предки никогда не слыхали, и который всецѣло принадлежитъ нашей эпохѣ цивилизаціи. Боже мой! Какъ быстро мы живемъ и ростемъ! М-ръ Некстонъ въ девять мѣсяцевъ выроститъ тебѣ ананасъ величиною съ чемоданъ, тогда какъ въ старину, чтобы достигнуть величины тарелки, ананасу нужно было три года. Ту же перемѣну испытали и люди. Hoiaper -- какъ называли греки ананасъ, Баррингтонъ?..
   -- Остановись, ради Бога, остановись и на англійскомъ и не переходи на греческій!-- со смѣхомъ вскричалъ Баррингтонъ.-- Въ первый разъ слышу отъ тебя такую длинную рѣчь. Я рѣшительно не подозрѣвалъ, что ты такъ глубоко проникъ въ женскія тайны. Кто научилъ тебя всему этому? Въ чьи будуары и дѣтскія ты заглядывалъ, пока я курилъ трубку и читалъ книгу, лежа на своемъ соломенномъ тюфякѣ?
   -- Ты стоишь на берегу, голубчикъ, и довольствуешься созерцаніемъ волнъ, вздымаемыхъ вѣтромъ, и борьбой другихъ,-- сказалъ Пенъ.-- А я нахожусь въ самомъ потокѣ и, клянусь честью, мнѣ нравится это. Какъ быстро мы мчимся, не правда-ли? Сильные и слабые, старые и молодые, желѣзные и глиняные горшки! Вотъ красивая фарфоровая лодочка весело плыветъ, пока большой мѣдный броненосецъ не столкнется съ нею и не пуститъ ее на дно. Vogue la galère! {Была не была!} Гляди, вонъ человѣкъ потонулъ въ водоворотѣ, ты шлешь ему прощальный привѣтъ, но нѣтъ, онъ только нырнулъ подъ ноги товарищей и снова выходитъ на поверхность, и, отряхнувъ съ головы воду, снова стремится впередъ. Vogue la galère! Это хорошее развлеченіе, Баррингтонъ, и пріятенъ не только выигрышъ, но и самый процессъ игры!
   -- Ну, ступай и выигрывай, голубчикъ, а я буду сидѣть и записывать игру, -- сказалъ Баррингтонъ, глядя на своего пылкаго товарища почти съ отеческимъ удовольствіемъ.-- Благородный человѣкъ играетъ только ради игры, корыстолюбивый -- ради ставки, а старый хрычъ сидитъ подлѣ и спокойно куритъ трубку, пока Джекъ и Томъ колотятъ другъ друга.
   -- Отчего бы тебѣ не пойти туда, Джорджъ, и не присоединиться къ игрѣ?-- сказалъ Пенъ.-- Ты довольно крѣпокъ и довольно силенъ. Дружище, вѣдь ты стоишь такихъ десятка, какъ я.
   -- Тебѣ дѣйствительно далеко до Голіаѳа,-- отвѣтилъ тотъ со смѣхомъ, который въ одно и то же время звучалъ рѣзко и нѣжно.-- Но я ужь потерялъ всякую силу. Меня искалѣчили въ молодости. Когда-нибудь я разскажу тебѣ объ этомъ. Ты тоже можешь наскочить на силача. Не будь слишкомъ пылкимъ, слишкомъ довѣрчивымъ и слишкомъ свѣтскимъ, мой мальчикъ.
   Дѣйствительно-ли Пенъ становился свѣтскимъ человѣкомъ, или онъ только знакомился со свѣтомъ? И дѣйствительно-ли человѣкъ поступаетъ очень нехорошо, если онъ, въ концѣ концовъ, остается человѣкомъ? Кто болѣе благоразуменъ и лучше исполняетъ свой долгъ:, тотъ-ли, кто стоитъ вдали отъ битвы жизни, спокойно созерцая ее, или тотъ, кто самъ выходитъ на арену и принимаетъ участіе въ спорѣ.
   -- Тотъ философъ,-- сказалъ Пенъ, -- который занималъ великое мѣсто среди владыкъ міра и вполнѣ насладился всѣмъ, что только могутъ дать почести, богатства, слава, удовольствія, съ усталымъ сердцемъ покинулъ этотъ міръ и сказалъ, что все это суета суетъ и смятеніе духа. Не одинъ изъ тѣхъ наставниковъ, которыхъ мы почитаемъ, и которые переходятъ изъ своей кареты на рѣзную церковную каѳедру, потрясаетъ своими батистовыми рукавчиками надъ бархатной подушкой и восклицаетъ, что вся борьба должна быть предана проклятію и что мірскія дѣла суть дѣла діавола. Не одинъ терзаемый совѣстью мистикъ бѣжитъ изъ міра и ограждаетъ себя монастырской стѣной (въ собственномъ или переносномъ смыслѣ), откуда онъ можетъ созерцать только небо, внѣ котораго нѣтъ ни добра, ни покоя. Но земля, на которую опираются наши ноги, создана тою же силой, какъ и разстилающаяся надъ нашими головами синяя даль, въ которой лежитъ наше будущее. Кто повелѣлъ борьбѣ быть условіемъ жизни, кто повелѣлъ явиться на свѣтъ усталости, болѣзни, бѣдности, неудачѣ, успѣху? Кто одному предназначилъ первое мѣсто, а другому неисходную борьбу съ толпой; одному -- позорное паденіе, другому -- болѣзнь, третьему -- неожиданное несчастье? Кто повелѣлъ каждому работать на той землѣ, на которой онъ стоитъ, пока онъ не ляжетъ подъ нею?
   Между тѣмъ какъ они говорили такимъ образомъ, въ окно заблистала заря, и Пенъ раскрылъ его, чтобы впустить въ комнату свѣжій утренній воздухъ.
   -- Посмотри, Джорджъ, -- воскликнулъ онъ,-- посмотри, какъ восходитъ солнце. Оно видитъ и пахаря на полѣ, и бѣдную дѣвушку, склонизшуюся надъ своею иголкой; быть можетъ, и адвоката за своимъ письменнымъ столомъ; красавицу, улыбающуюся во снѣ на своей пуховой подушкѣ; или утомленнаго кутилу, пробирающагося къ постели или горячечнаго больного, безпокойно ворочающагося на ней; или доктора, присутствующаго при мукахъ матери, переносимыхъ ею для ребенка, который долженъ родиться на свѣтъ,-- долженъ родиться и принять участіе въ борьбѣ и страданіяхъ, плачѣ и смѣхѣ, преступленіи, карѣ, любви, безуміи, горѣ, покоѣ!
   

ГЛАВА VIII.
Поклонники миссъ Эмори.

   Благородный Гарри Фокеръ, котораго мы на предыдущихъ страницахъ потеряли изъ вида, былъ между тѣмъ, со свойственнымъ ему постоянствомъ, занятъ своею всепоглощающею любовью.
   Онъ тосковалъ по Бланшъ и проклиналъ судьбу, разлучившую его съ нею. Когда семья лорда Гревзенда уѣхала въ деревню (г. лордъ передалъ свои парламентскія полномочія достопочтенному лорду Бегвигу), Гарри все же остался въ Лондонѣ, не къ особенному, конечно, огорченію леди Анны, которая нисколько по немъ не скучала. Куда бы ни являлась миссъ Эмори, безумно влюбленный юноша неотступно слѣдовалъ за нею. Понимая, однако, что его обрученіе съ кузиной всѣмъ извѣстно, онъ долженъ былъ постоянно таить свою страсть въ собственной груди, такъ что только чудомъ можно объяснить, какъ это бурная тайна не разорвала его.
   Въ одинъ прекрасный іюньскій вечеръ въ Гантъ-Гаузѣ былъ большой балъ, и на слѣдующій день въ газетахъ почти цѣлыхъ два столбца самаго мелкаго шрифта были наполнены перечисленіемъ знати, удостоенной приглашенія. Въ числѣ гостей были и сэръ Фрэнсисъ, леди Клеврингъ и миссъ Эмори, для которыхъ неутомимый маіоръ Пенденнисъ добылъ приглашеніе. Наши молодые друзья Артуръ и Гарри также были здѣсь и усерднѣйшимъ образомъ ухаживали за миссъ Эмори. Достойный же маіоръ принялъ на свое попеченіе леди Клеврингъ и провелъ ее въ тѣ комнаты, гдѣ она могла наилучше провести время, а именно, въ буфетъ. Здѣсь, среди картинъ Тиціана и Джорджоне, среди королевскихъ портретовъ Вандика и Рейнольдса, громадныхъ серебряныхъ и золотыхъ подносовъ, пирамидъ огромныхъ цвѣтовъ и созвѣздія восковыхъ свѣчей,-- однимъ словомъ, при самой пышной обстановкѣ, -- всю ночь продолжалось пиршество. Сколько за это время леди Клеврингъ поглотила кремовъ, желе, салатовъ, персиковъ, соусовъ, винограда, паштетовъ, чая, шампанскаго и т. п, мы считаемъ неудобнымъ говорить. Сколько выстрадалъ маіоръ, ухаживая за почтенной женщиной, подзывая мрачныхъ лакеевъ и веселыхъ служанокъ и съ удивительнымъ терпѣніемъ исполняя разнообразныя желанія леди Клеврингъ, никто этого не знаетъ, онъ никогда объ этомъ не говорилъ; онъ ни разу не позволилъ своимъ страданіямъ отразиться на его лицѣ и съ неустанной любезностью подавалъ бегумѣ блюдо за блюдомъ.
   М-ръ Ваггъ считалъ, пока могъ, всѣ яства, поглощаемыя леди Клеврингъ (къ сожалѣнію, обильныя возліянія шампанскаго, подъ конецъ, отразились на его ариѳметическихъ способностяхъ) и совѣтовалъ м-ру Гониману, домашнему врачу леди Стейнъ, не спускать съ нея глазъ и на слѣдующій день непремѣнно заѣхать освѣдомиться о ея здоровьѣ.
   Сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ слонялся нѣкоторое время по великолѣпнымъ комнатамъ, но общество и пышность, которыя окружали здѣсь баронета, было не по его вкусу. Опрокинувъ за галстухъ стаканчикъ-другой вина за буфетомъ, онъ промѣнялъ Гантъ-Гаузъ на болѣе скромный домъ въ окрестностяхъ Джерминъ-Стрита, гдѣ его друзья Лодэръ, Понтеръ, маленькій Моссъ Абрамсъ и капитанъ Скьюболлъ собрались за обычнымъ зеленымъ столомъ. Подъ вліяніемъ стука костей и пріятной бесѣды съ друзьями настроеніе сэра Фрэнсиса прояснилось и даже обнаружило слабые признаки веселья.
   М-ръ Пинсентъ, пригласившій заранѣе миссъ Эмори на танецъ, въ надлежащее время подошелъ къ ней, но Артуръ Пенденнисъ, который уже до того успѣлъ обмѣняться съ нимъ свирѣпымъ взглядомъ, быстро вскочилъ и заявилъ, что миссъ Эмори приглашена имъ раньше. М-ръ Пинсентъ, кусая губы и глядя на него еще болѣе свирѣпо, отвѣсилъ глубокій поклонъ и отретировался, заявивъ, что отказывается отъ своего притязанія. Бываютъ люди, которые всегда становятся другимъ поперекъ дороги. Пинсентъ и Пенъ относили другъ друга къ такой категоріи людей и потому ненавидѣли одинъ другого.
   -- Отвратительный, напыщенный, глупый провинціалъ!-- подумалъ одинъ.-- Написавши грошевый романъ, онъ ужь совсѣмъ потерялъ свою глупую голову. Пинкомъ слѣдовало бы сбить ему спѣсь.
   -- Какой глупый нахалъ!-- сказалъ другой своей дамѣ.-- Его душа -- въ департаментѣ; его галстухъ -- промокательная бумага; его волосы -- писчія перья, его ноги линейки; онъ весь сдѣланъ изъ тесемокъ и сургуча; онъ былъ фатомъ еще въ колыбели, за всю свою жизнь смѣялся три раза -- и всегда при одной и той же остротѣ своего начальника. Этотъ человѣкъ, миссъ Эмори, мнѣ всегда напоминаетъ холодную разваренную телятину.
   Бланшъ на это, разумѣется, отвѣтила, что м-ръ Пенденнисъ -- злой, méchant, отвратительный человѣкъ, и спросила, что онъ скажетъ за ея спиной.
   -- Что я скажу? Я скажу, что у васъ прелестнѣйшая фигура и тончайшая талія на свѣтѣ, Бланшъ... Извините, я хотѣлъ сказать "миссъ Эмори". Еще туръ; эта музыка заставитъ танцовать самого Альдермена.
   -- Теперь вы уже не падаете, когда танцуете вальсъ?-- спросила Бланшъ, лукаво глядя въ лицо своему кавалеру.
   -- Въ жизни падаютъ и снова подымаются, Бланшъ,-- я ужь привыкъ въ старину называть васъ этимъ прелестнымъ именемъ... Притомъ же я не мало съ тѣхъ поръ упражнялся.
   -- И кажется, съ многими дамами,-- сказала Бланшъ, вздергивая плечами и притворно вздыхая.
   Въ противоположность Пену, бойко разговаривавшему съ своей дамой, Фокеръ, обыкновенно столь живой и сообщительный, былъ нѣмъ и грустенъ, когда танцовалъ съ миссъ Эмори. Обнять ея тонкую талію было для него верхомъ блаженства, закружиться съ нею по комнатѣ -- сновидѣніемъ, но какъ онъ могъ говорить съ нею? Что онъ могъ сказать достойнаго ея? Какіе перлы краснорѣчія онъ могъ разсыпать передъ такой царицей любви и ума, какъ Бланшъ? Такимъ образомъ, находясь въ обществѣ этого влюбленнаго юноши, она должна была сама поддерживать разговоръ, и дѣлала это довольно искусно. Она начала съ того, что спросила, какъ поживаетъ его прелестный маленькій пони, а когда онъ предложилъ ей покататься на немъ, наградила его нѣжнымъ взглядомъ и, вздыхая, поблагодарила за любезное предложеніе.
   -- Мнѣ не съ кѣмъ кататься,-- отвѣтила она.-- Мама боится, и притомъ имѣетъ некрасивую фигуру на лошади. Сэръ Френсисъ никогда не выѣзжаетъ со мной. Онъ любитъ, меня, какъ... какъ падчерицу. О, какъ, должно быть, пріятно имѣть отца, м-ръ Фокеръ!
   -- О, необыкновенно!-- воскликнулъ м-ръ Гарри, наслаждавшійся, однако, этимъ небеснымъ даромъ весьма спокойно.
   Въ ту же минуту, забывъ о сантиментальномъ видѣ, который она только что приняла, Бланшъ такъ лукаво посмотрѣла на Фокера своими блестящими сѣрыми глазками, что оба расхохотались. Гарри сразу почувствовалъ себя въ своей тарелкѣ и началъ занимать свою даму самой разнообразной, невинной, чисто Фокеровой болтовней. Онъ сообщилъ ей всевозможныя подробности изъ своей жизни, разсказалъ исторію всѣхъ своихъ лошадей и другихъ близкихъ и дорогихъ его сердцу предметовъ, сыпалъ замѣчанія о наружности и характерѣ проходившихъ мимо бальныхъ гостей, проявляя при этомъ довольно значительную дозу юмора и украшая свою рѣчь выраженіями, какихъ не сыскать ни въ одномъ словарѣ.
   Когда разговоръ изсякъ и юношей вновь овладѣла робость, Бланшъ вновь съумѣла его оживить: она спросила его, хорошее-ли мѣсто Логвудъ, любитъ-ли онъ охоту, и нравится-ли ему, если женщины охотятся (въ случаѣ утвердительнаго отвѣта она намѣревалась сказать, что обожаетъ охоту). Но м-ръ Фокеръ высказался противъ женскаго спорта и указалъ для примѣра на проходившую мимо "лошадницу" леди Дроздъ, которую встрѣчалъ на охотѣ съ сигарой въ зубахъ. Бланшъ тотчасъ же заявила, что питаетъ къ спорту непреодолимое отвращеніе и что она не могла бы видѣть, какъ убиваютъ бѣдную, маленькую, славную лисичку. Фокеръ разсмѣялся и принялся вальсировать съ новой граціей и силой.
   А въ концѣ этого вальса -- это былъ послѣдній вальсъ, который они танцовали въ тотъ вечеръ -- Бланшъ спросила его, нравится-ли ему Друммингтонъ. Лорда Эрита она сама знаетъ, а его сестры, говорятъ, очень образованныя дѣвушки. Которую изъ своихъ кузинъ онъ больше любитъ? Леди Анну? О, она увѣрена, что угадала; она это видитъ по его глазамъ и по его смущенію. Уже поздно, она чувствуетъ себя усталой и должна идти къ маменькѣ.
   И безъ дальнѣйшихъ разговоровъ она оставила своего кавалера и подала руку Пену, прогуливавшемуся по залу.
   -- Къ мамѣ, къ мамѣ!-- воскликнула она.-- Любезный м-ръ Пенденнисъ, проведите меня къ мамѣ.
   Милордъ Стейнъ, въ орденахъ и лентахъ, съ плѣшивой головой, блестящими глазами и цѣлой гирляндой рыжихъ бакенбардъ вокругъ своего лица, держался съ необычайною важностью при всѣхъ торжественныхъ случаяхъ. Онъ представился леди Клеврингъ по просьбѣ услужливаго маіора Пенденниса и произвелъ на нее сильное впечатлѣніе. Своей собственной бѣлой, царственной рукой онъ поднесъ леди бокалъ вина, сказалъ, что слышалъ объ ея очаровательной дочери и просилъ познакомить его съ нею. Въ этотъ самый моментъ къ нимъ подошелъ Артуръ Пенденнисъ съ молодой дѣвушкой подъ руку. Пэръ отвѣсилъ низкій поклонъ, а Бланшъ сдѣлала глубочайшій реверансъ, какого смертнымъ до до тѣхъ поръ еще не приходилось видѣть. Затѣмъ господинъ лордъ позволилъ Артуру Пенденнису пожать его руку, сказалъ, что онъ читалъ его книгу и нашелъ ее очень ѣдкой и умной, спросилъ миссъ Бланшъ, читала-ли она ее,-- при чемъ Пенъ покраснѣлъ и потупился. Вѣдь, Бланшъ была одной изъ героинь романа. Бланшъ, въ черныхъ локонахъ и съ незначительными измѣненіями, была Неэрой "Вальтера Лоррена".
   Бланшъ читала ее. Восхищенный блескъ ея глазъ показалъ, какъ ей нравится этотъ романъ. По окончаніи этой маленькой комедіи, маркизъ Стейнъ опять отвѣсилъ по глубокому поклону леди Клеврингъ и ея дочери и перешелъ къ другимъ гостямъ этого блестящаго бала.
   Какъ только широкая спина благороднаго маркиза повернулась къ нимъ, маменька и дочка не могли долѣе сдерживать своего восторга.
   -- Онъ сказалъ, что они составятъ прелестную парочку,-- прошепталъ маіоръ Пенденнисъ на ухо леди Клеврингъ.
   Неужели онъ это сказалъ? Маменька была совершенно согласна съ нимъ. Маменька была на седьмомъ небѣ отъ оказанной ей чести и другихъ упоеній вечера. Она смѣялась, подмигивала, лукаво кивала на Пена, ударила его по рукѣ своимъ вѣеромъ, ударила Бланшъ, ударила маіора; ея удовольствіе было безгранично, а способы, которыми она выказывала свою радость, были не менѣе необузданны.
   Когда компанія покинула танцовальные залы и направилась внизъ по широкой лѣстницѣ Гантъ-Гауза, утро уже ярко заблестѣло надъ черными деревьями сквера; небеса подернулись розовымъ цвѣтомъ, но за то какой ужасный видъ имѣли при этомъ освѣщеніи щеки нѣкоторыхъ изъ гостей! Особенно жалко было смотрѣть на маіора Пенденниса, который съ удивительнымъ самоотверженіемъ трудился столько часовъ, ухаживая за леди Клеврингъ и угощая ея тѣло всѣмъ, что было вкуснаго, а слухъ -- всѣмъ, что было пріятнаго и лестнаго. Глаза его точно были окаймлены черной краской, морщины на его старомъ лицѣ превратились въ глубокія борозды, крашенные бакенбарды развились и повисли, какъ тряпка, а на подбородкѣ, точно утренняя роса, блестѣло серебряное жниво.
   Но онъ терпѣливо стоялъ, молча перенося свои страданія; онъ зналъ, что окружающіе видятъ перемѣну въ его лицѣ (развѣ онъ самъ не замѣчалъ того же на лицахъ другихъ пожилыхъ гостей-мужчинъ и дамъ?) и жаждалъ покоя и отдыха; онъ чувствовалъ, что ужинъ повредилъ ему, хотя онъ ѣлъ очень мало, только за компанію съ своимъ другомъ, леди Клеврингъ; онъ уже чувствовалъ ревматическую боль въ спинѣ и колѣняхъ; его усталыя ноги горѣли въ лакированныхъ сапогахъ; онъ такъ усталъ, ахъ, такъ усталъ и нуждался въ постели! Если человѣкъ, стойко преодолѣвающій трудности, заслуживаетъ одобренія боговъ, то та Сила, въ храмахъ которой молился старый маіоръ, должна была съ одобреніемъ взирать на постоянное подвижничество Пенденниса. Мученики бываютъ повсюду: негры, поклоняющіеся своему Мумбо-Джумбо, храбро татуируютъ себя раскаленными спицами, мы знаемъ также, что и жрецы Ваала уродовали себя и истекали кровью. Если вы можете ниспровергать идолы, дѣлайте это рѣшительно и смѣло, но не будьте слишкомъ жестоки съ идолопоклонниками: они поклоняются тому, что считаютъ наилучшимъ.
   Оба Пенденниса сопровождали леди Клеврингъ и ея дочь, пока дамамъ не была подана карета, и тутъ муки маіора, можно сказать, кончились, потому что добродушная бегума во что бы то ни стало хотѣла подвезти его до дома. Рѣшившись до конца быть вѣжливымъ и исполнить свой долгъ, онъ отвѣсилъ одинъ или два поклона, слабо протестовалъ, но затѣмъ, поблагодаривши въ самыхъ изысканныхъ выраженіяхъ, занялъ переднее сидѣнье кареты. Бегума махнула на прощаніе Артуру и Фокеру своей толстенькой ручкой, а Бланшъ томно имъ улыбнулась, занятая мыслью, не кажется-ли она слишкомъ блѣдной и зеленой подъ своимъ розовымъ капоромъ, или же зеркала Гантъ-Гауза даютъ при утрепнемъ свѣтѣ обманчивое изображеніе.
   Артуръ, можетъ быть, очень хорошо видѣлъ, какъ пожелтѣли щеки Бланшъ, и отнюдь не приписывалъ это дѣйствію зеркалъ или обману зрѣнія. Нашъ свѣтскій юноша обладалъ весьма зоркими глазами, и лицо Бланшъ рисовалось ему почти въ такомъ видѣ, какой оно въ дѣйствительности имѣло. Но для бѣднаго Фокера оно было окружено сіяніемъ, которое слѣпило ему глаза; ему такъ же трудно было замѣтить на немъ недостатки, какъ и на солнцѣ, которое теперь ярко горѣло надъ крышами домовъ.
   Среди прочихъ дурныхъ привычекъ лондонской жизни Артуръ, какъ, вѣроятно, замѣтитъ моралистъ, пріобрѣлъ привычку поздно возвращаться домой; очень часто онъ ложился въ постель въ такой часъ, когда степенные деревенскіе люди уже собираются покинуть ее. Ко всякому распредѣленію дня легко привыкнуть. Редакторы газетъ, рыночные торговцы, ночные извозчики и продавцы кофе, трубочисты и великосвѣтскіе люди зачастую бываютъ заняты кипучею дѣятельностью въ три или четыре часа утра, когда обыкновенные смертные храпятъ напропалую. Въ предыдущей главѣ мы уже показали, какую свѣжесть ума проявлялъ въ этотъ часъ Пенъ, любившій выкурить на свободѣ сигару и поговорить по душѣ.
   Итакъ, Фокеръ и Пенъ возвращались изъ Гантъ-Гауза, предаваясь обоимъ только что упомянутымъ занятіямъ. Впрочемъ, говорилъ одинъ Пенъ, а Фокеръ лишь имѣлъ такой видъ, словно хочетъ что-то сказать. Воображеніе Пена отличалось такою живостью, что всякій разъ какъ онъ попадалъ въ: аристократическое общество, онъ разыгрывалъ изъ себя важное лицо и невольно впадалъ въ сатирическій тонъ и небрежно-свѣтскія: манеры. Такъ и теперь онъ безъ умолка болталъ, нападая рѣшительно на всѣхъ. Онъ смѣялся надъ французскимъ языкомъ леди Джонъ Тернбуллъ, которая при всякомъ случаѣ прибѣгала къ нему, невзирая на постоянныя насмѣшки; надъ оригинальнымъ костюмомъ и фальшивыми брилліантами м-съ Олекъ Роперъ; надъ старыми и молодыми денди, -- однимъ словомъ, онъ никого не оставлялъ въ покоѣ.
   -- Ужасный ты сдѣлался человѣкъ, Пенъ,-- сказалъ Фокеръ.-- Ты никого не щадишь! Но если тебя такъ смѣшитъ желтый парикъ Блонделля и черный парикъ Кольчикума, то почему бы тебѣ не пройтись и насчетъ каштановаго? Ты знаешь, о какомъ я говорю? Мы сейчасъ видѣли его въ каретѣ леди Клеврингъ.
   -- Насчетъ шевелюры моего дядюшки? Мой дядя -- мученикъ, дружище Фокеръ. Мой дядя весь вечеръ терпѣлъ пытку. Онъ привыкъ рано ложиться спать. У него бываетъ ужасная мигрень, если онъ засиживается поздно и ужинаетъ. Онъ всегда страдаетъ подагрой, если ему приходится много стоять или ходить на балу. А сегодня онъ и черезчуръ много стоялъ, и черезчуръ поздно сидѣлъ, и ужиналъ. Завтра у него будетъ припадокъ подагры и головной боли -- и все это ради меня. Могу-ли послѣ этого я смѣяться надъ добрымъ старикомъ? Нѣтъ, ни за что!
   -- Почему это ради тебя?-- съ безпокойствомъ спросилъ Фокеръ.
   -- Товарищъ! Сохранишь-ли ты, мою тайну, если я тебѣ открою ее?-- воскликнулъ Пенъ, въ очень игривомъ настроеніи духа.-- Умѣешь-ли ты молчать? Поклянись! Будешь-ли ты нѣмъ, какъ могила, или же болтливъ, какъ сорока? Что ты предпочитаешь, выслушать и молчать, или же разгласить и умереть?
   Произнося эти слова, онъ сталъ въ такую нелѣпую театральную позу, что кучера на извозчичьей стоянкѣ въ Пиккадилли разсмѣялись, глядя на кривляніе двухъ молодыхъ франтовъ.
   -- Что за чепуху ты плетешь?-- спросилъ Фокеръ, еще болѣе взволнованный.
   Но Пенъ не обратилъ вниманія на его волненіе и продолжалъ тѣмъ же тономъ:
   -- Гарри, другъ моей юности и свидѣтель моихъ раннихъ безумій! Хотя ты былъ довольно тупъ въ наукахъ, но ты все же не лишенъ здраваго смысла. Ну, не краснѣй, Энрико, у тебя онъ дѣйствительно есть, равно какъ есть храбрость и доброта къ услугамъ твоихъ друзей. Будь я въ крайней нуждѣ, я прибѣгнулъ бы къ кошельку моего Фокера. Будь я въ горѣ, я излилъ бы его въ эту сострадательную грудь...
   -- Перестань дурачиться, Пенъ, говори толкомъ,-- сказалъ Фокеръ.
   -- Я излилъ бы, Энрико, на твои запонки и на твою батистовую манишку, которую вышили ручки красавицы, дабы украсить доблестную грудь! И такъ, знай, другъ моихъ юныхъ дней, что Артуръ Пенденнисъ изъ верхняго Темпля, будущее свѣтило юриспруденціи, начинаетъ чувствовать себя одинокимъ, старуха-Забота бороздитъ его впеки, и лысина пробирается на его макушку... Стой, не выпить-ли намъ за этимъ прилавкомъ по чашечкѣ горячаго кофе? Гляди, какъ оно аппетитно дымится. Вонъ видишь, извозчикъ дуетъ на свое блюдечко! Не хочешь? Аристократъ!.. И такъ, я продолжаю свою повѣсть. Я имѣю успѣхъ въ жизни. Но у меня чертовски мало денегъ. Мнѣ нужны онѣ. Я подумываю о томъ, чтобы раздобыть ихъ и пристроиться. Я думаю пристроиться. Я думаю жениться, дружище, сдѣлаться нравственнымъ человѣкомъ, солиднымъ и основательнымъ, человѣкомъ, съ хорошей репутаціей въ околоткѣ и скромнымъ хозяйствомъ: двѣ прислуги и человѣкъ, иногда -- экипажъ, въ которомъ могла бы разъѣзжать м-ссъ Пенденнисъ, маленькій домикъ подлѣ парка, гдѣ могли бы гулять дѣти. Что ты скажешь на это? Отвѣчай, достойное дѣтище пива. Говори, заклинаю тебя всѣми твоими чанами!
   -- Но у тебя еще нѣтъ денегъ, Пенъ,-- отвѣтилъ тотъ, все еще встревоженный.
   -- У меня нѣтъ, но у нея есть! О, для меня тамъ достаточно презрѣннаго металла. Тамъ нѣтъ, конечно, того, что называете деньгами вы, воспитанные въ лонѣ роскоши, вскормленные солодомъ, вспоенные изъ тысячи пивоварныхъ чановъ. Что знаете вы о деньгахъ? То, что для васъ бѣдность является ослѣпительной роскошью въ глазахъ закаленнаго сына скромнаго аптекаря. Вамъ жизнь не въ жизнь безъ роскошной обстановки и собственныхъ лошадей. А для меня, дружище Фокеръ, совершенно достаточно уютнаго маленькаго домика, гдѣ-нибудь вдали отъ Бельгревіи, экипажа для моей жены, приличной кухарки и по временамъ бутылки добраго вина для моихъ друзей.
   Тутъ Пенденнисъ продолжалъ болѣе серьезно:
   -- Шутки въ сторону, Фокеръ. Я дѣйствительно думаю жениться и пристроиться. Безъ денегъ далеко не уѣдешь въ этомъ мірѣ. Нужно имѣть деньги хоть для первой ставки, а затѣмъ, если посчастливится, можешь поднять игру. Отчего въ такомъ случаѣ и мнѣ не попытаться, товарищъ? Выигрывали люди похуже меня. И такъ какъ я не получилъ достаточно капитала отъ своихъ предковъ, я долженъ достать его черезъ жену. Это ясно!
   -- Вѣдь мы уже не дѣти съ тобой, Гарри,-- съ увлеченіемъ продолжалъ Пенъ свой монологъ, шагая съ товарищамъ по Гросвенорской улицѣ и совершенно не замѣчая волненія своего молчаливаго спутника.-- Пора нашихъ романтическихъ мечтаній миновала. Мы должны жениться не по страсти, а по разсчету и ради карьеры. Почему ты женишься на своей кузинѣ? Потому что она милая дѣвушка и графская дочь,-- потому что ваши старики желаютъ этого, и т. п.
   -- А ты, Пенденнисъ,-- спросилъ Фокеръ,-- ты не очень любишь ту дѣвушку, на которой собираешься жениться?
   Пенъ пожалъ плечами.
   -- Comme èa. (Такъ себѣ). Она мнѣ, конечно, нравится. Она недурна собой и неглупа. Я считаю ее очень подходящей дѣвушкой. А главное -- у нея есть деньги. Да вѣдь ты самъ знаешь ее! Одно время мнѣ даже казалось, что ты неравнодушенъ къ ней; это было въ тотъ вечерь, когда мы обѣдали у ея матери. Ну, словомъ, это-маленькая Эмори.
   -- Я... я такъ и думалъ,-- отвѣтилъ Фокеръ.-- А она согласна?
   -- Не совсѣмъ, -- отвѣтилъ Артуръ съ самоувѣренной улыбкой, которая, казалось, говорила: "мнѣ стоитъ сказать слово, -- и она будетъ моя".
   -- Ахъ, не совсѣмъ!-- повторилъ Фокеръ и разразился такимъ ужаснымъ смѣхомъ, что Пенъ, въ первый разъ за все время, обратилъ на своего спутника вниманіе и былъ пораженъ его необыкновенною блѣдностью.
   -- Дружище! Фо! Что съ тобой? Ты боленъ?-- съ искреннимъ безпокойствомъ спросилъ Пенъ.
   -- Ты думаешь, что я слишкомъ много выпилъ шампанскаго въ Гантъ-Гаузѣ? Ты ошибаешься. Зайди, пожалуйста, ко мнѣ. Мнѣ необходимо съ тобой поговорить. Я тебѣ скажу, въ чемъ дѣло. Будь я проклятъ, я долженъ кому-нибудь сказать!
   Въ эту минуту они какъ разъ подошли къ дверямъ дома, гдѣ жилъ Фокеръ. Комнаты Гарри находились въ задней части дома, за столовой, гдѣ Фокеръ-старшій обыкновенно принималъ своихъ гостей, и гдѣ стѣны были украшены картинами, изображавшими его самого, его жену, его маленькаго сына верхомъ на ослѣ и покойнаго лорда Гревзенда въ одѣяніи пэра.
   Но теперь ставни еще были закрыты, и въ столовой царилъ мракъ. Фокеръ и Пенъ ощупью пробрались черезъ нее и вступили въ аппартаменты молодого человѣка. Пыльные лучи солнца играли въ комнатѣ, освѣщая мелькающимъ свѣтомъ танцующихъ дѣвь и оперныхъ нимфъ бѣднаго Гаори
   -- Слушай, Пень. Я долженъ разсказать тебѣ,-- сказалъ Фокеръ.-- Съ того самаго вечера, какъ мы обѣдали тамъ, я такъ люблю эту дѣвушку, что умру, если она не будетъ моей женой. Временами я положительно схожу съ ума. Я не перенесу этого, Пенъ. Я не могу слышать, какъ ты говоришь... именно теперь говоришь.. что женишься на ней изъ-за денегъ Ахъ, Пенъ! Не это важно въ женитьбѣ. Ручаюсь, чѣмъ угодно, что не это. Говорить о такой дѣвушкѣ и о деньгахъ, это... это... какъ бишь его... ты знаешь, что я хочу сказать... вѣдь я не ораторъ... ахъ, да, это -- святотатство! О, если бы она согласилась выйти за меня, я готовъ мести улицы, вотъ на что я готовъ!
   -- Бѣдный Фо! Не думаю, чтобы это пришлось ей по душѣ, -- сказалъ Пенъ, въ порывѣ искренней доброты и состраданія.-- Она не изъ тѣхъ дѣвушекъ, которыя довольствуются любовью въ шалашѣ.
   -- О, я знаю, что ей бы слѣдовало быть герцогиней; я знаю, что она не пойдетъ за меня, если я не доставлю ей положенія въ свѣтѣ, вѣдь самъ я никуда не гожусь, я не уменъ, и такъ далѣе,-- съ грустью продолжалъ Фокеръ.-- Если бы у меня были всѣ брилліанты, которые блестѣли сегодня на всѣхъ герцогиняхъ и маркизахъ, я бы положилъ ихъ къ ней на колѣни! Но что пользы говорить объ этомъ? Я записанъ на другую скачку. Вотъ это и убиваетъ меня, Пенъ. Я не могу найти исхода. Моя кузина очень милая дѣвушка, она мнѣ очень нравится, и все такое... но вѣдь я этой не видѣлъ, когда наши родители ударили по рукамъ. Эхъ, братъ, когда ты говорилъ мнѣ, что она недурна собой, и что у нея денегъ хватитъ про васъ обоихъ, я подумалъ, что денегъ и красоты недостаточно для того, чтобы жениться. Вѣдь человѣкъ можетъ жениться и потомъ увидѣть, что другая ему больше нравится. Всѣ деньги въ мірѣ не сдѣлаютъ тогда тебя счастливымъ. Посмотри на меня: у меня есть, или будетъ, много денегъ, -- изъ пивоварныхъ чановъ, какъ ты выражаешься. Но что мнѣ изъ того, когда мой хозяинъ вздумалъ женить меня на кузинѣ?.. Но этого не будетъ, а если будетъ,-- то къ несчастью для насъ обоихъ, потому что леди Анна выйдетъ замужъ за самаго несчастнаго шалопая въ городѣ.
   -- Бѣдный Гарри!-- сказалъ Пенъ въ приливѣ дешеваго великодушія.-- Отъ души желалъ бы я помочь тебѣ. Я совершенно не подозрѣвалъ, что ты такъ врѣзался, но какъ ты можешь думать, что она выйдетъ за тебя замужъ, если у тебя не будетъ денегъ? Отецъ же твой никогда не согласится разорвать твою помолвку съ кузиной. Ты самъ знаешь его хорошо, онъ скорѣе прогонитъ тебя, чѣмъ сдѣлаетъ это.
   Несчастный Фокеръ только простоналъ въ отвѣтъ и бросился ничкомъ на кушетку, схвативъ себя за голову руками.
   -- Что касается моего плана, голубчикъ,-- продолжалъ Пенъ,-- то знай я твое критическое положеніе, я бы, по крайней мѣрѣ, не мучилъ тебя своей откровенностью. Имѣй все же въ виду, что этотъ планъ еще не серьезно задуманъ мною, по крайней мѣрѣ, пока я еще ни однимъ словомъ не заикнулся о немъ миссъ Эмори. Можетъ быть, она еще и откажетъ мнѣ. Я до сихъ поръ говорилъ объ этомъ только съ дядей, который считаетъ ее подходящей партіей для меня. Я честолюбивъ и бѣденъ. Леди Клеврингъ, по всей вѣроятности, дастъ ей недурное приданое, а сэра Фрэнсиса можно будетъ... Ну, да что теперь толковать! Еще ничего не рѣшено, Гарри. Они скоро уѣзжаютъ изъ города. Обѣщаю тебѣ не дѣлать ей предложенія до отъѣзда. Мнѣ нечего спѣшить. Времени для насъ достаточно. Теперь важенъ иной вопросъ. Предположимъ, что тебѣ удастся жениться на ней, Фокеръ. Вспомни, что ты только что говорилъ о бракѣ и о несчастной судьбѣ человѣка, который не любитъ своей жены. Что же можно сказать о женѣ, которая не любитъ своего мужа?
   -- Но она будетъ любить меня,-- сказалъ Фокеръ, продолжая лежать на кушеткѣ.-- То есть, я надѣюсь, что она полюбитъ меня. Еще сегодня вечеромъ во время танцевъ она сказала мнѣ...
   -- Что такое?-- воскликнулъ Пенъ, нахмуривъ брови и вскакивая съ мѣста.
   Но такъ какъ его никогда не покидало критическое отношеніе къ самому себѣ, то онъ тотчасъ же самъ разсмѣялся.
   -- Ну, да все равно, что она сказала. Гарри, Миссъ Эмори хитрая дѣвушка и наговоритъ множество лестныхъ вещей и тебѣ, и мнѣ, и еще чортъ знаетъ кому. Повторяю тебѣ, еще ничего не рѣшено навѣрное, дружище. По крайней мѣрѣ, мое сердце не разобьется, если она не выйдетъ за меня замужъ. Попытай самъ счастья, лишь бы только ты впослѣдствіи не жалѣлъ. Прощай! Забудь о томъ, что я тебѣ сказалъ. Я просто разгорячился, -- въ этихъ комнатахъ было слишкомъ жарко, а я, вѣроятно, недостаточно лилъ сельтерской воды въ свое шампанское. Спокойной ночи! Твоя тайна также останется при мнѣ. Мы оба будемъ нѣмы. Начнемъ честный бой, и пусть побѣдитъ болѣе достойный, какъ говорятъ паши боксеры.
   Съ этими словами Артуръ Пенденнисъ бросилъ на своего товарища весьма странный и внушительный взглядъ и протянулъ ему руку съ такимъ же дружелюбіемъ, съ какимъ пожимаютъ другъ другу руки боксеры, собираясь сразиться изъ-за почетной перевязи и призъ въ двѣсти фунтовъ. Гарри, грустно отвѣтивъ на его рукопожатіе, снова уткнулся головою въ подушки, а Пенъ надѣлъ шляпу и, удачно перескочивъ черезъ служанку, мывшую ступеньки у дверей, вышелъ на улицу.
   -- А, такъ и онъ мѣтитъ туда же?-- повторялъ про себя Пенъ, съ какимъ-то чудовищнымъ злорадствомъ, думая о тѣхъ мукахъ, которыя терзали сердце бѣднаго Фокера. Онъ ясно чувствовалъ, что это еще подливаетъ масла въ огонь и придаетъ особенную прелесть его собственному домогательству,-- если только можно было назвать домогательствомъ то, что пока оставалось пустою забавой.
   -- Такъ она что-то сказала ему? Быть можетъ, она дала ему такой же цвѣтокъ?
   И онъ вынулъ изъ кармана жалкій, маленькій, сморщенный и помятый цвѣточекъ, который завялъ и почернѣлъ въ жаркой атмосферѣ бала.
   -- Желалъ бы я знать, кому еще она надавала этихъ безъискусственныхъ знаковъ вниманія!-- воскликнулъ Пенъ и швырнулъ цвѣтокъ въ канаву, гдѣ вода, быть можетъ, освѣжила его, а какой-нибудь любитель цвѣтовъ впослѣдствіи его вновь подобралъ.
   На дворѣ между тѣмъ уже совершенно разсвѣло, и потому, чтобы не привлекать на себя вниманія прохожихъ, нашъ скромный юноша взялъ извозчика и поѣхалъ домой.
   Ахъ! Тотъ-ли это мальчикъ, который всего лишь нѣсколько лѣтъ тому назадъ молился на колѣняхъ у матери, и за котораго, можетъ быть, она молится теперь, въ этотъ утренній часъ? Неужели въ этого пресыщеннаго и себялюбиваго свѣтскаго франта превратился тотъ самый юноша, который такъ недавно готовъ былъ ради любимой женщины отдать все, что онъ имѣлъ въ мірѣ, всѣ свои надежды, все честолюбіе, все свое будущее? Такъ вотъ какимъ человѣкомъ гордитесь вы, старый Пенденнисъ! Вы хвалитесь, что вы воспитали его, что вы излечили его отъ безразсудной любви. Морщась въ своей кровати отъ ревматической боли въ ногахъ и спинѣ, вы утѣшаете себя мыслью, что этотъ юноша добьется успѣха въ жизни, и Пенденнисы займутъ видное мѣсто въ свѣтѣ. Но въ самомъ дѣлѣ, развѣ онъ одинъ, идя ощупью по своему жизненному пути, умышленно или невольно уклоняется въ сторону, такъ что истина и любовь, которыя должны быть его путеводителями, тускнѣютъ и меркнутъ для него въ отравленной атмосферѣ?
   По уходѣ Пена, бѣдный Гарри Фокеръ поднялся съ софы и, вынувъ изъ своего роскошнаго жилета (вышитаго матерью) маленькій бѣлый цвѣточекъ, взялъ изъ туалетнаго прибора (тоже подареннаго матерью) ножницы, тщательно подрѣзалъ стебелекъ и поставилъ цвѣтокъ въ стаканъ съ водой подлѣ кровати, на которой онъ тщетно искалъ убѣжища отъ заботъ и горькихъ воспоминаній.
   Надо полагать, что въ букетѣ миссъ Бланшъ Эмори была не одна роза, и почему, въ самомъ дѣлѣ, доброму созданію не отдать отъ своего изобилія и не осчастливить всѣхъ своихъ поклонниковъ?
   

ГЛАВА IX.
Monseigneur s'amuse *).

*) Его высочество забавляется.

   Утомленіе прошлой ночи въ Гантъ-Гаузѣ дѣйствительно отразилось на здоровьѣ маіора Пенденниса. Поэтому, какъ только онъ получилъ возможность снова двигаться своимъ разбитымъ старымъ тѣломъ, онъ, кряхтя и охая, перевезъ его въ Бекстонъ, ища облегченія въ цѣлительныхъ водахъ этой мѣстности. Парламентская сессія закончилась. Сэръ Френсисъ Клеврингъ съ семьею оставилъ городъ, и всѣ дѣла, о которыхъ мы выше сообщили читателю, нисколько не подвинулись впередъ за короткій промежутокъ времени, отдѣляющій эту главу отъ предыдущей. Городъ, впрочемъ, за это время успѣлъ опустѣть.
   Сезонъ приближался къ концу. Сосѣди Пена, юристы, разъѣхались по провинціальнымъ сессіямъ, а его аристократическіе знакомые взяли паспорта на Континентъ, или поѣхали искать здоровья и сильныхъ ощущеній въ шотландскихъ болотахъ. Въ венеціанскихъ окнахъ клубовъ и на пустынныхъ тротуарахъ Пелль-Мелля нельзя было замѣтить ни души. У воротъ дворца: ужь не видно было грумовъ; сентъ-джемскіе торговцы уѣхали за-границу искать развлеченій, портные отростили себѣ усы и поѣхали на. Рейнъ; сапожники проводили время въ Эмсѣ или Баденѣ, краснѣя при встрѣчѣ въ этихъ увеселительныхъ мѣстахъ съ своими заказчиками, или понтируя за одними столами съ своими кредиторами; на проповѣдяхъ сентъ-джемскихъ священниковъ не бывало и половины обычнаго числа прихожанъ и въ томъ числѣ ни одного великосвѣтскаго грѣшника; оркестръ Кенсингтонскаго сада спряталъ подъ замокъ свои мѣдныя литавры и серебрянныя трубы; только двѣ-три старомодныхъ брички и коляски тащились по берегамъ Серпентайна. Кларенсъ Бульбуль, котораго удерживали въ городѣ его тяжелыя обязанности чиновника министерства финансовъ, катаясь ежедневно верхомъ по Роттенъ-Роу, сравнивалъ эту часть города съ аравійской пустыней, а себя -- съ бедуиномъ, пробирающимся по необитаемымъ пескамъ. Баррингтонъ набилъ табакомъ свой чемоданъ и отправился, согласно своему каникулярному обыкновенію, къ брату въ Норфолькъ, а Пенъ остался на время одинъ въ своей квартирѣ. Онъ не могъ покинуть столицы вслѣдъ за другими великосвѣтскими людьми, потому что главный редакторъ Пелль-Мелльской газеты, капитанъ Шандонъ, уѣхалъ съ своимъ семействомъ на цѣлебныя купанья Булони, а на время его отсутствія завѣдываніе газетой было возложено всецѣло на Пена.
   Хотя, какъ мы видѣли, м-ръ Пенъ объявилъ себя blasé, человѣкомъ совершенно пресыщеннымъ жизнью, но справедливость требуетъ сказать, что онъ еще отличался превосходнымъ здоровьемъ и имѣлъ прекрасный аппетитъ, которому съ большимъ удовольствіемъ удовлетворялъ по крайней мѣрѣ разъ въ день, и всегда любилъ общество,-- качества, отнюдь не свойственныя мизантропамъ. Если ему не удавалось имѣть хорошій обѣдъ, онъ съ большимъ удовольствіемъ садился за плохой; если ему было недоступно общество умныхъ, великихъ или пріятныхъ людей, онъ удовлетворялся обществомъ, которое попадалось подъ руку; онъ чувствовалъ себя въ превосходномъ настроеніи и въ общей залѣ таверны, и на палубѣ Гриничскаго парохода, и на прогулкѣ съ м-ромъ Финуканомъ, своимъ товарищемъ по газетѣ, въ Гемпстедъ, и въ какомъ-нибудь изъ лѣтнихъ театровъ по ту сторону рѣки, и въ Королевскомъ Саду Вокзала, гдѣ онъ былъ въ дружескихъ отношеніяхъ съ великимъ Самсономъ и пожималъ руки главнымъ комическимъ пѣвцамъ и обворожительнымъ наѣздницамъ. Слѣдя за ихъ гримасами или граціей съ какимъ-то насмѣшливымъ, но не чуждымъ сочувствія, юморомъ, онъ съ интересомъ и участіемъ взиралъ и на зрителей: на самоувѣренную молодежь, беззаботно предающуюся развлеченіямъ, на честныхъ родителей и ихъ восхищенныхъ дѣтей, смѣющихся и хлопающихъ въ ладоши, на несчастныхъ отверженницъ, которыя смѣются скорѣе громко, чѣмъ искренно, и приносятъ сюда свою молодость на поруганіе, съ тѣмъ чтобы танцовать и веселиться до самой зари, добыть себѣ кусокъ хлѣба и утопить въ винѣ свои заботы. Артуръ не разъ хвалился этимъ участіемъ ко всѣмъ разрядамъ людей; онъ гордился этимъ свойствомъ и говорилъ, что надѣется сохранить его навсегда. Какъ иные люди, по его словамъ, питаютъ влеченіе къ живописи, или музыкѣ, или естественнымъ наукамъ, такъ и Пенъ любилъ заниматься антропологіей, всегда съ интересомъ слѣдилъ за безконечнымъ разнообразіемъ и красотой человѣческаго рода и съ неизмѣннымъ восхищеніемъ созерцалъ его разновидности, всюду, гдѣ онъ бывалъ, будь это кокетливая старая вдова въ бальномъ залѣ, или скромная молодая красавица, блистающая въ первомъ цвѣтѣ своей красоты; нахальный солдатъ, увивающійся за служанкою въ паркѣ, или невинный маленькій Томми, который въ это время кормитъ лебедей. Дѣйствительно, человѣкъ, обладающій чистымъ сердцемъ, находитъ въ такого рода наблюденіяхъ неисчерпаемый источникъ удовольствій, тѣмъ болѣе сильныхъ, что они таятся въ душѣ и подернуты легкимъ оттѣнкомъ грусти. Какъ бы ни былъ человѣкъ одинокъ, онъ чувствуетъ близость людей.
   Пенъ не разъ, съ обычной своей горячностью, говорилъ объ этомъ Баррингтону.
   -- Я такъ сильно любилъ въ юности, что истратилъ запасъ любви навсегда. Если я когда-нибудь женюсь, то не иначе, вѣроятно, какъ по разсудку, на какой-нибудь благовоспитанной, доброй, миловидной дѣвушкѣ, у которой есть немного денегъ, для того, чтобы намъ удобнѣе было сидѣть въ нашей жизненной колесницѣ. Романтическая пора уже миновала. Я растратилъ все и преждевременно состарился,-- и я горжусь этимъ
   -- Чепуха!-- проворчалъ Баррингтонъ.-- На-дняхъ ты вообразилъ, что начинаешь лысѣть, и конечно, еще хвастался этимъ. Все же по совѣту парикмахера ты сталъ употреблять медвѣжій жиръ и пахнешь съ тѣхъ поръ, какъ цирюльникъ.
   -- Ну, да ты -- Діогенъ, -- отвѣтилъ Артуръ, -- и хотѣлъ бы, что бы всякій, подобно тебѣ, жилъ въ бочкѣ. А все-таки фіалки пахнутъ лучше, чѣмъ гнилой табакъ, старый ворчунъ и циникъ.
   Давая такой отвѣтъ своему неромантическому другу, Пенъ все же покраснѣлъ, потому что онъ, дѣйствительно занимался своею наружностью гораздо больше, чѣмъ подобало такому философу. Считая себя равнодушнымъ ко всему мірскому, онъ, однако, съ немалымъ стараніемъ украшалъ свою особу, для того, чтобы она понравилась міру, а сапоги, которые онъ носилъ, были, надо сознаться, слишкомъ узки и щеголеваты для такого усталаго пилигрима.
   Въ одну изъ пятницъ этого мертваго сезона, въ свѣтлый осенній вечеръ, окончивъ въ редакціи передовую статью -- (какую могъ бы написать развѣ самъ капитанъ Шандонъ, будь онъ въ хорошемъ расположеніи духа и имѣй охоту къ труду,-- чего съ нимъ никогда не было), -- написавъ свою статью и съ удовольствіемъ просмотрѣвъ ее въ сырыхъ корректурныхъ гранкахъ, м-ръ Пенденнисъ рѣшилъ пойти сегодня на ту сторону рѣки и насладиться фейерверкомъ и другими увеселеніями Вокзала. Сунувъ въ карманъ редакторскую контрмарку для безплатнаго входа "двухъ лицъ", онъ отправился въ путь и уплатилъ королевской монетой за переходъ по Ватерлооскому мосту. Прогулка изъ редакціи до сада была чрезвычайно пріятна; на небѣ ярко сіяли звѣзды, глядя на королевскую собственность, гдѣ еще не зажигали ракетъ и римскихъ свѣчей, долженствовавшихъ вскорѣ затмить ихъ.
   Прежде чѣмъ вступить въ это очарованное мѣсто, гдѣ каждый вечеръ горятъ двадцать тысячъ добавочныхъ фонарей, посѣтителямъ приходится пройти черезъ темный и мрачный корридоръ и множество калитокъ, скрывающихъ чудеса Вокзала отъ непосвященныхъ. Въ этомъ темномъ корридорѣ находятся два ярко освѣщенныхъ отверстія, въ которыхъ вы видите двухъ джентльменовъ, сидящихъ за конторками и отбирающихъ деньги отъ частныхъ посѣтителей и контрмарки отъ лицъ, имѣющихъ право безплатнаго входа въ садъ. Къ одному изъ этихъ отверстій направился Пенъ, чтобы предъявить свой билетъ, и увидѣлъ, что здѣсь ведутъ какіе-то переговоры джентльменъ и двѣ дамы.
   Джентльменъ, въ шляпѣ, сидѣвшей очень сильно набекрень, и въ короткомъ, потертомъ плащѣ, накинутомъ необычайно изящнымъ манеромъ, кричалъ очень хорошо знакомымъ Пену голосомъ:
   -- Чортъ возьми, сэръ, если вы сомнѣваетесь въ моемъ словѣ, то будьте любезны выйти изъ кассы..
   -- Боже! Капитанъ!-- воскликнула пожилая дама.
   -- Не мѣшайте мнѣ,-- отвѣтилъ кассиръ.
   -- Выйти изъ кассы и попросить м-ра Годжена, который теперь въ саду, впустить этихъ леди. Не безпокойтесь, сударыня, я не стану ссориться съ этимъ джентльменомъ, -- по крайней мѣрѣ, въ вашемъ присутствіи. Не угодно-ли вамъ, сэръ, пойти и попросить м-ра Годжена (я пришелъ сюда по его контрмаркѣ, онъ мой близкій другъ и будетъ сегодня пѣть здѣсь "Похитителя труповъ"),-- попросить отъ имени капитана Костигана выйти сюда и пропустить дамъ. Я лично ужь видѣлъ Вокзалъ, сэръ, и не склоненъ затѣвать объ этомъ пререканія. Но одна изъ этихъ леди еще ни разу не была здѣсь. Надѣюсь, вы не захотите воспользоваться моею оплошностью, что я потерялъ билетъ, и не лишите ея этого удовольствія.
   -- Напрасно вы убѣждаете меня, капитанъ. Я не могу ходить по вашимъ порученіямъ,-- сказалъ кассиръ. Капитанъ отвѣтилъ на это проклятіемъ, а старшая дама воскликнула:
   -- Боже! Это ужасно!
   Молоденькая дѣвушка подняла на капитана свои глаза и сказала:
   -- Не безпокойтесь, капитанъ. Я вовсе не хочу идти въ садъ. Идемъ отсюда, мама.
   Но тутъ, несмотря на такое нежеланіе идти въ садъ, она не вы держала и заплакала.
   -- Бѣдное дитя!-- сказалъ капитанъ.-- Да взгляните же на нее, сэръ! Неужели вы не впустите это невинное созданіе?
   -- Это не мое дѣло,-- раздраженно отвѣтилъ кассиръ изъ своего освѣщеннаго окошечка.
   Какъ разъ въ эту минуту подошелъ Артуръ и, узнавъ Костигана, сказалъ:
   -- Вы меня узнаете, капитанъ? Я -- Пенденнисъ.
   Онъ снялъ шляпу и поклонился обѣимъ дамамъ.
   -- Голубчикъ! Мой дорогой другъ!, -- воскликнулъ капитанъ, дружески протягивая Пенденнису обѣ руки.
   И онъ поспѣшно разсказалъ ему про свою "незадачу". М-ръ Годженъ, который сегодня поетъ въ саду (какъ онъ пѣлъ въ "Людской" и на концертахъ у знатныхъ особъ) свои знаменитыя пѣсни: "Похититель труповъ", "Смерть генерала Вольфа", "Кровавое знамя" и др., далъ ему контрамарку для входа на сегодняшнее гулянье. Контрамарка, правда, была только для двухъ лицъ, но онъ надѣялся провести при помощи ея трехъ и пригласилъ сюда знакомыхъ дамъ. Дорогою капитанъ потерялъ билетъ, такъ что теперь никто изъ нихъ не можетъ попасть въ садъ, и дамамъ приходится вернуться назадъ, -- къ большому огорченію одной изъ нихъ, какъ это видѣлъ Пенденнисъ.
   Артуръ, который вообще отличался большимъ запасомъ доброты, ужь навѣрное не могъ отказать въ своемъ сочувствіи въ данномъ случаѣ. Вѣдь онъ замѣтилъ это наивное личико, глядѣвшее на капитана, этотъ умоляющій взоръ, жалостное дрожаніе губъ и, наконецъ, потокъ слезъ. Если бы у него въ карманѣ была послѣдняя гинея, онъ бы отдалъ ее, лишь бы доставить удовольствіе этому бѣдному созданію. Ея умоляющій взоръ на мгновеніе засіялъ на незнакомаго джентльмена, но тотчасъ же она отвернулась въ сторону, вытирая платкомъ свои глаза.
   -- Кто онѣ такія?-- спрашивалъ себя Пенъ. Ему казалось, что старшую даму онъ уже гдѣ-то видѣлъ.
   -- Не могу-ли я быть вамъ полезнымъ, капитанъ Костиганъ?-- сказалъ онъ вслухъ.-- Прошу васъ, располагайте мною. Вы не можете провести этихъ дамъ въ садъ? Сдѣлайте одолженіе, воспользуйтесь моимъ кошелькомъ. У меня есть контрамарка для двухъ. Надѣюсь, вы позволите мнѣ, мамъ?
   Первымъ побужденіемъ принца Ферокскаго было заплатить за всѣхъ четырехъ, а съ редакціонной контрмаркой сдѣлать то же, что бѣдный Костиганъ сдѣлалъ съ своей. Но манеры обѣихъ женщинъ и его собственное чутье подсказали ему, что имъ будетъ гораздо пріятнѣе, если онъ не станетъ разыгрывать изъ себя важнаго барина. Поэтому, вручивъ Костигану свой кошелекъ, онъ досталъ изъ кармана контрамарку и предложилъ свою руку старшей леди. Впрочемъ, ихъ даже нельзя быле назвать леди: онѣ были въ шаляхъ, воротничкахъ и шляпкахъ съ пестрыми лентами, а у младшей красивая ножка и маленькій башмачекъ выглядывали изъ подъ самаго простенькаго сѣраго платья. Но его высочество принцъ Ферокскій былъ вѣжливъ со всѣми, кто носилъ юбку, какой бы то ни было матеріи, и чѣмъ обладательница была скромнѣе, тѣмъ болѣе церемонно и любезно обращался онъ съ ней.
   -- Фанни, возьми джентльмена подъ руку,-- сказала старшая,-- если вы, сэръ, ужь такъ любезны. Я часто видѣла васъ у нашихъ дверей, когда вы ходили къ капитану Стронгу въ No 3.
   Фанни слегка присѣла и пошла подъ руку съ Артуромъ. Ея перчатка была потерта и изодрана, но: зато самая ручка была очень красива и мала. Фанни была уже не ребенокъ, но и женщиной ее еще трудно было назвать. Ея слезы обсохли, щеки покрылись свѣжимъ румянцемъ, а глаза блестѣли отъ удовольствія и благодарности, когда она взглядывала на доброе лицо Артура.
   Артуръ, принявъ на себя роль покровителя положилъ свою другую руку на ея маленькіе пальчики.
   -- Фанни -- очень хорошенькое имя,-- сказалъ онъ.-- Значитъ, вы знаете меня?
   -- Мы живемъ, сэръ, въ привратницкой "Пастушьяго подворья", -- отвѣтила Фанни, опять присѣдая.-- Я еще ни разу не была въ этомъ саду, сэръ, папаша не позволяли мнѣ сюда ходить и... ахъ, какъ это прелестно!
   Отъ удивленія и радости она даже вздрогнула, когда увидѣла Королевскій садъ, блестѣвшій передъ нею своими сотнями и тысячами фонарей; такой пышности и великолѣпія ей не приходилось видѣть ни на одной фееріи, ни на одной пантомимѣ. Пенъ былъ тронутъ ея радостью и прижалъ къ небѣ ея ручку, которая такъ досѣрчиво лежала въ его рукѣ.
   -- Сколько бы я отдалъ, чтобы хоть иногда ощущать такое удовольствіе!-- сказалъ молодой blasé!
   -- Получите вашъ кошелекъ, Пенденнисъ, голубчикъ!-- раздался позади него голосъ капитана.-- Не угодно-ли провѣрить? Все въ цѣлости. Не хотите? Вы довѣряете старикашкѣ Джеку Костигану? Слышите, онъ довѣряетъ мнѣ, мадамъ! Вы мой спаситель, Пенъ. Я знаю его съ дѣтства, м-ссъ Болтъ. Это -- собственникъ Ферокскаго замка, гдѣ не мало стакановъ кларета я выпилъ съ знатнѣйшими лицами графства. М-ръ Пенденнисъ, вы -- мой спаситель, позвольте поблагодарить васъ. Моя дочь поблагодаритъ васъ. М-ръ Самсонъ, вашъ покорный слуга, сэръ.
   Пенъ былъ, конечно, вѣжливъ съ дамами, но что значила его вѣжливость въ сравненіи съ великолѣпіемъ капитана Костигана, раскланивавшагося во всѣ стороны и провозглашавшаго пѣвцамъ "браво"!
   Человѣкъ, происходящій, подобно Костигану, отъ длиннаго ряда Гибернійскихъ {Ирландскихъ.} королей, полководцевъ и всякихъ магнатовъ, долженъ, конечно, обладать слишкомъ большимъ сознаніемъ собственнаго достоинства и уваженіемъ къ себѣ, чтобы гулять подъ руку съ дамой, которой иногда приходится подметать его комнату и жарить ему баранью котлетку. Даже по дорогѣ въ садъ Костиганъ ограничивался тѣмъ, что шелъ рядомъ съ дамами, любезно и покровительственно указывая имъ достопримѣчательныя зданія и распространяясь о другихъ городахъ и странахъ, гдѣ онъ бывалъ, о вельможахъ и великихъ людяхъ, съ которыми онъ имѣлъ честь быть знакомъ. Понятное дѣло, что и но прибытіи въ Королевскій садъ, ярко освѣщенный двадцатью тысячами добавочныхъ лампъ, капитанъ не могъ убавить своей важности и предложить руку дамѣ, которая, въ сущности, немногимъ отличалась отъ служанки или поденщицы.
   Но Пенъ былъ чуждъ такихъ предразсудковъ. Миссъ Фанни Болтъ не убирала его постели и не мела его комнатъ. При томъ же у нея было прехорошенькое личико. Она раскраснѣлась, ея блестящіе глаза заблестѣли еще больше, когда она пошла по саду подъ руку съ такимъ прекраснымъ джентльменомъ. Она глядѣла на другихъ дамъ, бывшихъ въ саду, и на другихъ джентльменовъ, съ которыми эти дамы гуляли подъ руку, и приходила къ заключенію, что ея кавалеръ красивѣе и величественнѣе всѣхъ. Въ саду, разумѣется, были всевозможные искатели удовольствій: подвыпившіе молодые врачи, вертлявые молодые клерки и купчики, гвардейскіе офицерики и т. п. Старый лордъ Кольчикумъ также былъ здѣсь. Онъ гулялъ подъ руку съ наѣздницей цирка, мадемуазель Караколинъ, которая громко трещала на своемъ родномъ языкѣ, употребляя самые выразительные французскіе идіотизмы.
   Если Кольчикумъ ухаживалъ за мадемуазель Караколинъ, то маленькій Томъ Подлипало (Tufthunt) ухаживалъ за лордомъ Кольчикумомъ и чувствовалъ себя не хуже его. Когда Донъ-Жуанъ взбирается на стѣну, всегда найдется Лепорелло, который будетъ держать для него лѣстницу. Такъ и Томъ Подлипало былъ безгранично счастливъ, играя роль друга пожилого виконта и распоряжаясь за ужиномъ. Встрѣтивъ нашу парочку, благородный пэръ удостоилъ Артура лишь мимолетнаго кивка головы и поспѣшилъ заглянуть подъ шляпку его спутницы. Зато Томъ Подлипало самымъ равнодушнымъ образомъ замоталъ головой.
   -- Здравствуйте, здравствуйте, дружище!-- воскликнулъ онъ и при этомъ прелукаво подмигнулъ крестному папенькѣ нашей исторіи.
   -- Это главная наѣздница Астлея. Я видѣла ее на представленіяхъ,-- сказала миссъ Болтъ, глядя вслѣдъ мадемуазель Караколинъ.-- А кто этотъ старикъ? Онъ тоже изъ цирка?
   -- Это виконтъ Кольчикумъ, миссъ Фанни,-- покровительственно отвѣчалъ Пенъ.
   Онъ вовсе не думалъ этимъ поразить Фанни. Ему просто хотѣлось играть роль покровителя молодой дѣвушки. Ему было пріятно, что она такъ хороша собой, что она идетъ съ нимъ подъ руку и что пожилой Донъ Жуанъ видѣлъ его съ ней.
   Фанни была очень хороша собой. У нея были черные блестящіе глаза, ея зубки походили на жемчугъ, ея ротикъ имѣлъ отъ природы такой же пурпурный цвѣтъ, какой мадемуазель Караколинъ сообщала своему посредствомъ румянъ. Но зато какая была разница между голосомъ одной и голосомъ другой, между смѣхомъ дѣвушки и смѣхомъ женщины! Лишь очень недавно Фанни, убирая комнату Боуса-Костигана и взглянувши въ каминное зеркало, начала подозрѣвать, что она -- красавица. Еще годъ тому назадъ, она была неуклюжей, неловкой дѣвушкой, надъ которой насмѣхался отецъ, а въ школѣ издѣвались подруги. Незамѣтно, почти невидимо расцвѣлъ въ темнотѣ привратницкой "Пастушьяго подворья" этотъ маленькій цвѣточекъ и превратился въ пышную розу.
   Итакъ, молодая дѣвушка гуляла по саду подъ руку съ Пеномъ. Какъ ни опустѣлъ Лондонъ, все же въ немъ еще оставалось милліона два населенія, и среди нихъ -- одинъ или двое знакомыхъ м-ра Артура Пенденниса.
   Однимъ изъ нихъ оказался молчаливый и блѣдный Гарри Фокеръ, одиноко шагавшій по саду, съ засунутыми въ карманы руками, и грустно кивнувшій Пену головой при встрѣчѣ. Молодой Гарри пытался разсѣяться, переходя изъ одного увеселительнаго мѣста въ другое, отъ одного развлеченія къ другому. Но, слоняясь по темнымъ тропинкамъ, онъ думалъ о Бланшъ; онъ думалъ о ней и тогда, когда смотрѣлъ на красивые фонари. Онъ обратился къ гадальщицѣ -- цыганкѣ, но послѣдняя, къ его разочарованію, сказала ему, что онъ любитъ смуглую даму, которая сдѣлаетъ его счастливымъ; въ концертѣ м-ръ Момусъ пѣлъ самыя "съ ногъ сшибательныя" комическія пѣсни и задавалъ публикѣ самыя мудренныя загадки, но на лицѣ Фокера ни разу не появилась улыбка,-- тѣмъ болѣе, что онъ даже не слышалъ м-ра Момуса.
   Пенъ и миссъ Болтъ стояли тутъ же, слушая этотъ концертъ, и Фанни, обративъ вниманіе на грустное лицо Фокера, спросила, отчего этотъ маленькій, странный человѣчекъ глядитъ такъ печально? Пенъ взглянулъ на него и разсмѣялся.
   -- Вѣроятно, онъ несчастливъ въ любви,-- отвѣтилъ онъ.-- Достаточно-ли этого, чтобы имѣть печальный видъ, Фанни?
   При этомъ онъ посмотрѣлъ на нее съ такимъ покровительственнымъ видомъ, какъ Эгмонтъ на Клару въ пьесѣ Гете, или Ленстеръ на Эми въ романѣ Вальтеръ-Скотта.
   -- Несчастливъ въ любви? Бѣдняжка!-- воскликнула Фанни со вздохомъ, и устремила на него свои прекрасные черные глаза, полные жалости и доброты,-- но Гарри не видѣлъ ихъ.
   -- Здравствуйте, м-ръ Пенденнисъ,-- послышался въ эту минуту голосъ. Этотъ голосъ принадлежалъ молодому человѣку въ широкомъ бѣломъ фракѣ и красномъ галстухѣ, поверхъ котораго грязный воротничекъ рубашки былъ завороченъ настолько, что обнаруживалъ сомнительной чистоты шею; въ галстухѣ красовалась громадная булавка изъ какого-то невѣдомаго металла; нарядъ довершался фантастическимъ жилетомъ съ необычайно причудливыми стеклянными пуговицами, и брюками, которыя громко кричали: "Взгляните на насъ, какъ мы дешевы и ярки; что за грязный парень нашъ хозяинъ!" Въ одномъ изъ кармановъ своего фрака онъ держалъ маленькую тросточку, а съ другой стороны велъ подъ руку даму въ розовомъ сатиновомъ платьѣ.
   -- Вы не узнаете меня?-- кричалъ онъ.-- Гекстеръ, изъ Клевринга!
   -- Здравствуйте, м-ръ Гекстеръ!-- величественно произнесъ принцъ Фэрокскій.-- Какъ поживаете?
   -- Довольно недурно, благодарю.-- И Гекстеръ кивнулъ головой.-- А вы, Пенденнисъ, сдѣлались теперь знаменитостью? Великій писатель? А? Водитесь съ знатью. Видѣлъ ваше имя въ "Утренней Почтѣ". Вы теперь такой важный баринъ, что, чего добраго, не захотите и поужинать у стараго пріятеля? Приходите-ка завтра вечеромъ; у меня соберутся расчудесные ребята изъ больницы Варѳоломея, соорудимъ сокрушительную жжонку. вотъ мой адресъ.
   Съ этими словами Гекстеръ освободилъ свою руку изъ кармана, гдѣ находилась трость и, открывъ зубами свой бумажникъ, досталъ оттуда визитную карточку и вручилъ Пену.
   -- Вы очень любезны,-- сказалъ Пенъ,-- но, къ сожалѣнію, завтра вечеромъ я уѣзжаю изъ города по неотложному дѣлу.
   Съ этими словами маркизъ Фэрокскій, недоумѣвая, какъ у подобнаго субъекта хватило дерзости дать ему свою карточку, снисходительно сунулъ ее въ свой жилетный карманъ. Но м-ръ Самюэль Гекстеръ, вѣроятно, не отдавалъ себѣ отчета, какое громадное соціальное различіе было между нимъ и м-ромъ Артуромъ Пенденнисомъ. Отецъ м-ра Гекстера былъ врачемъ и аптекаремъ въ Клеврингѣ, подобно тому, какъ папенька м-ра Пенденниса былъ врачемъ и аптекаремъ въ Батѣ. Все же безстыдство нѣкоторыхъ людей не знаетъ границъ.
   -- Ну, что дѣлать, дружище!-- отвѣтилъ м-ръ Гекстеръ, который всегда отличался откровенностью и дружелюбіемъ, но, подъ вліяніемъ винныхъ паровъ, сдѣлался еще обходительнѣе.-- Во всякомъ случаѣ, загляните когда-нибудь. По субботамъ я почти всегда дома, а въ шкафу у меня найдется и закуска. Ага! Вотъ звонокъ, возвѣщающій начало фейерверка. Идемъ, Мери.
   И онъ пустился бѣжать вслѣдъ за толпой по направленію къ фейерверку.
   Пенъ выждалъ, пока этотъ прелестный юноша не скрылся изъ вида, и тогда тоже пустился бѣжать вмѣстѣ съ своею маленькою; спутницей. Все это время м-ссъ Болтъ и капитанъ Костиганъ шли позади нихъ. Но капитанъ былъ: настолько величественъ и исполненъ сознанія собственнаго достоинства, что ни другъ, ни врагъ не заставилъ бы его бѣжать; поэтому онъ продолжалъ свой путь медленно и важно, и очень скоро вмѣстѣ съ своей дамой далеко отсталъ отъ Пена и миссъ Фанни.
   Забылъ-ли Артуръ, или не хотѣлъ вспомнить, что пожилая чета не имѣла въ своихъ карманахъ денегъ, какъ это обнаружилось во время сцены у входа въ садъ,-- какъ бы то ни было, Пенъ заплатилъ по шиллингу за себя и за свою спутницу и, крѣпко прижавъ ея руку къ себѣ, сталъ взбираться по лѣстницѣ, ведущей на галлерею фейерверка. Если бы капитанъ и маменька даже слѣдовали за ними по пятамъ, результатъ былъ бы одинъ и тотъ же, потому что Артуръ и Фанни были слишкомъ заняты, чтобы оглянуться назадъ Народъ тѣснился и толкался со всѣхъ сторонъ. Одинъ нетерпѣливый зритель устремился мимо Фанни и такъ толкнулъ ее локтемъ, что она, вскрикнувъ, упала назадъ. Артуръ, понятно, ловко подхватилъ ее въ свои объятія, но, для большей безопасности, долженъ былъ не выпускать ее, пока они не взошли наверхъ и не усѣлись на свои мѣста.
   На одной изъ самыхъ верхнихъ скамеекъ одиноко сидѣлъ бѣдный Фокеръ. Его лицо было освѣщено фейерверкомъ, а въ промежуткахъ -- луной. Артуръ замѣтилъ его и егова фыркнулъ, но ем. некогда было заниматься своимъ пріятелемъ. Его вниманіе было всецѣло поглощено Фанни. Какъ она восхищалась, какъ она была счастлива, какъ она восклицала: "ахъ, ахъ, ахъ!" когда ракета взлетала на воздухъ и разсыпалась лазуревыми, изумрудными и пурпуровыми звѣздочками. Глядя на всѣ эти чудеса, которыя загорались и исчезали передъ нею, она даже подпрыгивала и дрожала отъ восхищенія, между тѣмъ какъ Артуръ продолжалъ держать ея руку и крѣпко прижимать ее къ себѣ.
   -- Какъ это красиво, сэръ,-- воскликнула она.
   -- Не называйте меня "сэръ", Фанни,-- сказалъ Артуръ.
   Живой румянецъ вспыхнулъ у нея на щекахъ.
   -- Какъ же мнѣ называть васъ?-- спросила она тихимъ и дрожащимъ голосомъ.-- Какъ мнѣ называть васъ, сэръ?
   -- Опять, Фанни?.. Впрочемъ, я забылъ. Такъ дѣйствительно будетъ лучше, моя дорогая,-- сказалъ Пенденнисъ очень мягко и ласково.-- Могу я называть васъ "Фанни"?
   -- О, да!-- воскликнула она, и ея маленькая ручка снова крѣпко пожала его руку, а она сама такъ прильнула къ нему, что онъ могъ слышать біеніе ея сердца.
   -- Я могу васъ называть Фанни, потому что вы молодая дѣвушка, и хорошая дѣвушка, Фанни, а я ужь пожилой человѣкъ. Но вы должны говорить мнѣ "сэръ" или, если хотите, "м-ръ Пенденнисъ", потому что мы принадлежимъ къ совершенно различнымъ кругамъ, Фанни. Не думайте, что я говорю вамъ это не отъ добраго сердца, или... Почему вы отдернули свою руку, Фанни? Вы боитесь меня? Вы думаете, что я могу обидѣть васъ? О, ни за что на свѣтѣ, моя милая дѣвочка... Посмотрите, какъ прекрасны луна и звѣзды, какъ спокойно сіяютъ онѣ, когда ракеты гаснутъ и шумныя колеса перестаютъ шипѣть и сверкать. Когда я пришелъ сюда вечеромъ, я не думалъ, что рядомъ со мною будетъ сидѣть такая миленькая дѣвушка и вмѣстѣ со мною глядѣть на этотъ прекрасный фейерверкъ. Знаете, я живу своимъ трудомъ и работаю очень много. Я пишу въ книгахъ и газетахъ, Фанни. Я сегодня ужасно усталъ и думалъ, что буду одинъ весь вечеръ... Отчего же вы плачете, милое дитя?
   Пенъ поспѣшно положилъ конецъ своему краснорѣчію, которымъ было увлекся:-- видъ женскихъ слезъ всегда приводилъ его нервы въ сотрясеніе. Онъ принялся ласкать и успокоивать ее, произнося множество восклицаній нѣжности и сочувствія, которыя излишне будетъ приводить здѣсь, потому что въ книгѣ они покажутся столь же безсмысленными, какъ, напримѣръ, разговоръ матери съ ребенкомъ или жениха съ невѣстой. Эта сладостная и безыскусственная поэзія недоступна передачѣ, она слишкомъ тонка, чтобы ее можно было уловить неуклюжими книжными оборотами. Для обозначенія того привѣтствія, которое вы напечатлѣваете на лбу своей бабушки, и той ласки, которую получаетъ отъ васъ личико вашей жены, вы должны прибѣгнуть къ одному и тому же слову, но какая разница, въ сущности, между обоими понятіями! Да не подумаетъ читатель, что мы хотимъ здѣсь на что-нибудь намекнуть или примѣнить это слово въ данномъ случаѣ. О, нѣтъ. Во первыхъ, было темно, фейерверкъ окончился, и ничего не было видно; во-вторыхъ, м-ръ Артуръ Пенденнисъ былъ не изъ тѣхъ людей, чтобы разгласить такой секретъ, если онъ у него былъ; въ-третьихъ, и въ послѣднихъ, пусть всякій честный юноша, поцѣловавшій хорошенькую дѣвушку, скажетъ, каково было бы его собственное поведеніе въ подобномъ щекотливомъ дѣлѣ.
   Во всякомъ случаѣ, какія бы подозрѣнія ни питали вы противъ него, какъ бы сами ни поступили при аналогичныхъ обстоятельствахъ, какъ бы даже ни хотѣлось поступить самому м-ру Пену, я могу васъ увѣрить, что онъ велъ себя честно и какъ подобаетъ мужчинѣ.
   -- Не буду играть сердцемъ этой дѣвушки,-- сказалъ онъ себѣ.-- Она, какъ видно, отличается опасной и довольно заразительной чувствительностью, а потому я очень радъ, что фейерверкъ кончился, и я могу теперь отвести ее къ матери. Идемте, Фанни. Будьте осторожны на ступенькахъ и держитесь за меня. Не спотыкайтесь, неосторожное вы дитя! Намъ сюда идти. Вотъ и ваша матушка.
   Въ самомъ дѣлѣ, передъ ними стояла негодующая м-ссъ Болтъ, судорожно сжимая въ рукѣ свой зонтикъ. Давши волю своему материнскому гнѣву, она бросилась къ Фанни и произнесла въ полголоса какую-то брань по ея адресу. Но капитанъ Костиганъ, стоявшій позади почтенной дамы, такъ насмѣшливо подмигивалъ Пену изъ подъ своей шляпы, что Пенъ, въ концѣ концовъ, не могъ удержаться отъ смѣха.
   -- Вотъ видите, вамъ слѣдовало взять мою руку, м-ссъ Болтъ,-- сказалъ онъ, возобновляя свое предложеніе.-- Очень радъ, что благополучно привелъ мессъ Фанни назадъ. Мы думали, что вы послѣдуете за нами на галлерею Намъ очень понравился фейерверкъ, не правда-ли, миссъ Фанни?
   -- О, да!-- отвѣтила миссъ Фанни, потупивъ глаза.
   -- Букетъ былъ замѣчателенъ,-- сказалъ Пенъ.-- Но такъ какъ уже цѣлыхъ десять часовъ я ничего не ѣлъ, то, надѣюсь, вы позволите мнѣ пригласить васъ поужинать со мною.
   -- Клянусь честью,-- заявилъ Костиганъ,-- я тоже не прочь закусить. Къ сожалѣнію, я забылъ дома кошелекъ, не то мнѣ собственно слѣдовало бы пригласить дамъ.
   М-ссъ Болтъ сурово отвѣтила, что у нея болитъ голова, и она предпочитаетъ идти домой.
   -- Салатъ изъ омаровъ превосходно дѣйствуетъ при головной боли,-- нашелся Пенъ,-- да и стаканъ вина вамъ не повредитъ. Прошу васъ, м-ссъ Болтъ, окажите мнѣ эту любезность. Я не буду ужинать безъ васъ, а сегодня я, честное слово, еще не обѣдалъ. Позвольте мнѣ вашу руку и вашъ зонтикъ. Костиганъ, надѣюсь, вы возьмете подъ свое попеченіе миссъ Фанни. М-ссъ Болтъ, если вы мнѣ откажете, я буду считать, что вы сердитесь на меня; мы превосходно поужинаемъ, а затѣмъ поѣдемъ домой на извозчикѣ.
   Извозчикъ, салатъ изъ омаровъ, открытый и добродушный видъ Пенденниса, ласково улыбавшагося почтенной матронѣ, утишили ея гнѣвъ и уничтожили ея подозрѣнія.
   Если онъ такъ ужь любезенъ, то она такъ и быть скушаетъ кусочекъ омара. Тотчасъ всѣ четверо отправились въ буфетъ, и Костиганъ позвалъ слугу такимъ громкимъ и воинственнымъ голосомъ, что одинъ изъ нихъ подбѣжалъ къ нему сломя голову.
   Кавалеры подвергли висѣвшую на стѣнѣ карту блюдъ подробному разсмотрѣнію и предликили Фанни выбрать для себя любимое кушанье. Молодая дѣвушка поспѣшила отвѣтить, что она тоже любить омаровый салатъ, но при этомъ созналась въ своей слабости къ малиновому торту. Пенъ заказалъ и малиновый тортъ, а кромѣ того, для спеціальнаго угощенія дамъ, велѣлъ подать бутылку самаго забористаго шампанскаго. Такимъ образомъ Фанни ѣла малиновый тортъ и пила шампанское, -- да и вообще сколько опьяняющихъ удовольствій получила въ этотъ вечеръ!
   Когд весёлый и оживленный ужинъ былъ конченъ, и капитанъ Костиганъ выпилъ съ м-ссъ Вольтъ по стакану пунша, который въ этомъ саду особенно ароматенъ, Пенъ приказалъ подать счетъ и заплатилъ за всѣхъ, "какъ истинный англійскій джентльменъ стараго закала",-- съ энтузіазмомъ замѣтилъ Костиганъ. По выходѣ изъ буфета, капитанъ подошелъ къ м-ссъ Болтъ и предложилъ ей руку, такъ что Фанни снова досталась на долю Пена, и молодые люди весело пошли вмѣстѣ подъ наблюденіемъ старшихъ.
   Хотя всѣ пили шампанское и пуншъ въ умѣренномъ количествѣ (исключеніе, можетъ быть, составилъ только старикашка Косъ, который послѣ ужина несовсѣмъ былъ твердъ на ногахъ), тѣмъ не менѣе компанія пришла въ веселое и возбужденное настроеніе, а Фанни даже стала слегка притоптывать проворной маленькой ножкой въ тактъ съ музыкой, игравшей вальсы и галопы для охотниковъ потанцовать. Когда они приблизились къ тому мѣсту, гдѣ играла музыка и танцы были въ полномъ разгарѣ, ножка Фанни стала притоптывать еще быстрѣе, и она сама невольно подпрыгивала на мѣстѣ, словно ее подмывало пуститься въ плясъ.
   -- А что, не пройтись-ли я намъ одинъ туръ?-- спросилъ принцъ Ферокскій.-- Вотъ будетъ забавно! М-ссъ Болтъ, позвольте мнѣ пройтись разокъ съ вашей дочерью.
   На это м-ръ Костиганъ поспѣшилъ сказать: "Валяйте", а м-ссъ Болтъ отвѣтила, что ничего не имѣетъ противъ этого (она сама была старой военной лошадью и при первомъ звукѣ трубы тоже охотно пошла бы на арену). Въ одинъ мигъ Фанни сняла свою шаль и закружилась съ Артуромъ въ вальсѣ среди многочисленной разношерстной, но очень веселой компаніи.
   На этотъ разъ Пенъ, танцуя съ маленькой Фанни, не испыталъ такого несчастья, какое произошло съ нимъ въ былые дни, во время танца съ миссъ Бланшъ; по крайней мѣрѣ, его теперь ужь нельзя было ни въ чемъ упрекнуть. Они танцовали съ большимъ увлеченіемъ и живостью, сначала вальсъ, потомъ галопъ, потомъ опять вальсъ, пока, наконецъ, во время слѣдующаго вальса они не столкнулись со всего размаха съ другой парой, также подвизавшейся въ честь Терпсихоры. Эта пара оказалась м-ромъ Гекстеромъ и его молодой подругой, въ розовомъ сатиновомъ платьѣ, которыхъ мы уже мелькомъ видѣли въ саду.
   М-ръ Гекстеръ, по всей вѣроятности, также недавно поужиналъ, потому что былъ еще болѣе оживленъ, чѣмъ во время своей первой, радушной встрѣчи съ Пеномъ. Наскочивъ на Артура и его даму и чуть не сбивъ ихъ съ ногъ, этотъ любезный господинъ, разумѣется, накинулся на людей, передъ которыми ему слѣдовало извиниться, и обдалъ безобидную парочку цѣлымъ потокомъ брани.
   -- Эй ты, болванъ! Не лѣзь сюда, если не умѣешь танцовать, старая кляча!-- между прочимъ закричалъ молодой врачъ (другія его замѣчанія были еще болѣе выразительны), подъ аккомпаниментъ крикливаго голоса и хохота своей дамы,-- къ потѣхѣ всѣхъ присутствующихъ, къ ужасу бѣдной Фанни и безграничному негодованію Пена.
   Артуръ пришелъ въ бѣшенство, но не столько отъ полученной обиды, сколько отъ своего неловкаго положенія. Драка съ такимъ человѣкомъ! Руготня въ общественномъ саду, съ дочерью швейцара подъ руку! Какой скандалъ для Артура Пенденниса! Онъ поспѣшно увелъ Фанни къ матери, подальше отъ танцоровъ, внутренно желая, чтобы и почтенная мамаша, и Костиганъ, и бѣдная Фанни провалились сквозь землю.
   Когда Гекстеръ началъ свое нападеніе, онъ еще не видѣлъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, но, узнавши въ своемъ противникѣ Артура, разсыпался въ извиненіяхъ.
   -- Прикуси свой глупый языкъ, Мери,-- сказалъ онъ своей подругѣ.-- Это мой старый пріятель и однокашникъ. Простите, голубчикъ Пенденнисъ. Я совсѣмъ не видѣлъ, что это вы.
   М-ръ Гекстеръ былъ товарищемъ Пена по Клеврингской школѣ и присутствовалъ въ числѣ другихъ при сраженіи, упомянутомъ въ началѣ нашего разсказа; хорошо помня, какъ Пенъ сшибъ тогда съ ногъ перваго бойца академіи, Гекстеръ считалъ опаснымъ ссориться съ Артуромъ.
   Но для Пена его извиненія были такъ же противны, какъ и оскорбленія, которыя молодой практикантъ изрыгалъ за минуту передъ тѣмъ. Поэтому Пенъ остановилъ его пьяныя изліянія, сказавши ему, чтобы онъ прикусилъ свой языкъ и не произносилъ имени Пенденниса ни здѣсь, ни гдѣ бы то ни было, повернулся и пошелъ вонъ изъ сада, сопровождаемый хихиканьемъ окружающихъ, которыхъ онъ съ большимъ удовольствіемъ изрубилъ бы въ куски за то, что они присутствовали при этой унизительной ссорѣ. Онъ направился вонъ изъ сада, совершенно позабывъ о бѣдной Фанни, которая, дрожа всѣмъ тѣломъ, поплелась за нимъ вмѣстѣ съ матерью и величественнымъ Костиганомъ.
   Пенъ пришелъ въ себя только тогда, когда капитанъ дотронулся до его плеча и сказалъ:
   -- Это можетъ быть смыто только кровью. Не вернуться-ли мнѣ переговорить съ нимъ?
   Пенъ разразился хохотомъ.
   -- Переговорить съ нимъ? Неужели вы думаете, что я стану драться съ такимъ человѣкомъ?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, не нужно!-- закричала Фанни.-- Какой вы злой, капитанъ Костиганъ!
   Капитанъ пробормоталъ что-то на счетъ чести и лукаво подмигнулъ Пену, но послѣдній любезно сказалъ:
   -- Не бойтесь, Фанни. Я самъ виноватъ, что вздумалъ танцовать въ такомъ мѣстѣ. Простите, Фанни, что я пригласилъ васъ танцовать здѣсь.
   Онъ опять предложилъ ей свою руку, а когда они вышли изъ сада на улицу, позвалъ извозчика и усадилъ всѣхъ трехъ въ экипажъ.
   Онъ уже собирался заплатить извозчику, а для себя взять другой кэбъ, какъ вдругъ Фанни, тревога которой еще не разсѣялась, схватила его за сюртукъ и стала умолять его сѣсть вмѣстѣ съ ними.
   -- Вы все еще не вѣрите, что я не стану драться съ нимъ,-- добродушно сказалъ Пенъ.-- Ну, такъ и быть, поѣду съ вами. Извозчикъ, въ Пастушье подворье!
   Кэбъ двинулся съ мѣста. Безпокойство и заботливость дѣвушки очень пріятно щекотали самолюбіе Пена и заставили его вскорѣ совершенно позабыть о столкновеніи съ пьянымъ Гекстеромъ.
   Пенъ высадилъ дамъ у ихъ помѣщенія и пожалъ имъ на прощанье руки. Костиганъ снова шепнулъ ему, что зайдетъ къ нему завтра утромъ переговорить насчетъ дуэли съ этимъ бездѣльникомъ. Но такъ какъ капитанъ въ эту минуту находился въ своемъ обычномъ состояніи, то Пенъ нисколько не сомнѣвался, что старый Косъ, равно какъ и Гекстеръ, на слѣдующее утро не будутъ помнить о происшедшей ссорѣ.
   

ГЛАВА X.
Долгъ в
ѣжливости.

   На слѣдующее утро Костиганъ не явился къ Пену. Гекстеръ тоже не прислалъ вызова, а Пенъ проснулся въ гораздо болѣе живомъ и свѣтломъ настроеніи, чѣмъ обыкновенно свойственно утомленному и пресыщенному жизнью лондонскому обывателю. Финансовый дѣлецъ просыпается для своихъ заботъ и фондовъ, и мысли о биржѣ и конторѣ овладѣваютъ имъ, какъ только сонъ убѣгаетъ изъ подъ его ночного колпака; юристъ просыпается рано утромъ съ мыслями о дѣлѣ, надъ которымъ ему придется поработать весь день, и о надоѣдливомъ стряпчемъ, которому онъ вчера вечеромъ обѣщалъ приготовить бумаги. Кто изъ насъ, открывая глаза послѣ ночного сна, не имѣетъ дѣла съ заботой? Счастье, что сонъ, укрѣпляя наши силы, даетъ намъ возможность съ обновленнымъ сердцемъ взирать на дневной трудъ! Какъ хорошо распорядилось Провидѣніе, что, давая намъ трудъ, оно даетъ намъ и отдыхъ!
   Трудъ м-ра Пенденниса (а можетъ быть, это зависѣло отъ его личнаго характера) былъ такого сорта, что дневныя занятія мало интересовали его. Волненіе, которымъ сопровождается литературное творчество, очень скоро исчезаетъ у наемнаго работника, удовольствіе видѣть себя въ печати простирается только на первыя двѣ -- три работы на страницахъ журнала или газеты. Пегасъ, поставленный въ упряжь и принуждаемый ежедневно пробѣгать опредѣленное разстояніе, становится столь же прозаичнымъ, какъ и всякая другая наемная кляча, и ужь не работаетъ безъ кнута и овса. Такъ и м-ръ Артуръ исполнялъ свою работу въ "Пелль-Мелльской" газетѣ (со времени успѣха "Вальтера Лоррена" его жалованье было увеличено) безъ всякаго энтузіазма, стараясь по мѣрѣ силъ, и писалъ иногда дурно, иногда хорошо. Онъ былъ литературной клячей, но, конечно, очень проворной и сильной.
   Что касается общества, или, по крайней мѣрѣ, той части его, съ которой онъ былъ знакомъ, то и она не очень сильно интересовала или забавляла его. Вопреки всѣмъ своимъ увѣреніямъ и похвальбамъ, онъ былъ слишкомъ молодъ для женскаго общества, которымъ, по всей вѣроятности, вполнѣ можно наслаждаться лишь тогда, когда человѣкъ уже пересталъ думать о самомъ себѣ и отказался отъ мысли быть покорителемъ дамскихъ сердецъ; онъ былъ слишкомъ молодъ и для того, чтобы, попадая въ общество болѣе или менѣе извѣстныхъ людей, становиться съ ними на равную ногу, и могъ пока только молча внимать имъ. Наоборотъ, для своихъ сверстниковъ, предающихся удовольствіямъ, онъ былъ слишкомъ старъ; для людей дѣловыхъ слишкомъ склоненъ къ удовольствіямъ; однимъ словомъ, ему суждено было быть одному. Такой жребій одиночества судьба посылаетъ многимъ, и многіе очень довольны имъ, другіе же переносятъ его, по крайней мѣрѣ, безъ труда. Такъ и Пенденнисъ, въ сущности говоря, былъ къ этому совершенно равнодушенъ, хотя на словахъ онъ, по своей привычкѣ, частенько жаловался.
   -- Что за милое, безыскусственное созданіе,-- было первою мыслью Пена, когда онъ проснулся на слѣдующее утро послѣ своихъ похожденій въ саду.-- Какъ мило и просто держитъ она себя! Насколько такая простота привлекательнѣе жеманства всѣхъ этихъ барышень на балахъ! (При этомъ онъ вспомнилъ нѣсколько яркихъ примѣровъ искусственной простоты миссъ Бланшъ и нелѣпыхъ кривляній другихъ великосвѣтскихъ барышень). Кто подумалъ бы, что такая прелестная роза можетъ распуститься въ каморкѣ привратника, что такой прекрасный цвѣтокъ можетъ вырости въ этомъ дрянномъ цвѣточномъ горшкѣ, который называется Пастушьимъ подворьемъ? Такъ она учится пѣнію у стараго Боуса? Судя по ея голосу, она должна прелестно пѣть. Я люблю эти низкіе, немного глухіе голоса... Какъ же мнѣ называть васъ?" Ахъ, бѣдная Фанни! Отчего это я вздумалъ изображать изъ себя важнаго барина и заставить ее величать меня "сэромъ?" Но мы оставимъ этотъ вздоръ. Мы съ ней не Фаустъ и Маргарита... А каковъ старый Боусъ? Учитъ ее пѣнію! Славный старичекъ, джентльменъ въ поношенномъ платьѣ, философъ и добрѣйшая душа. Какъ онъ былъ добръ ко мнѣ въ исторіи съ Фотрингэй! Бѣдняга! У него тоже есть свои печали и огорченія. Надо поддерживать знакомство съ старымъ Боусомъ. Надо знакомиться съ людьми всякаго сорта. Мнѣ начинаетъ надоѣдать высшее общество. Наконецъ, все равно, въ городѣ теперь нѣтъ никого. Да, пойду навѣстить Боуса, да и Костигана также. Вотъ благородный типъ! Ей Богу, надо будетъ изучить его хорошенько и воспользоваться имъ для романа.
   Такъ разсуждалъ нашъ юный антропологъ, и такъ какъ "Пелль-Мелльская" газета не выходитъ въ субботу, и сотрудникамъ журнала въ этотъ день ужь нѣтъ надобности предъявлять требованіе къ своимъ мозгамъ и чернильницамъ, то м-ръ Пенденнисъ рѣшилъ воспользоваться своимъ досугомъ и направиться въ Пастушье подворье,-- разумѣется, чтобы навѣстить стараго Боуса.
   Надо сознаться, что, будь Артуръ самымъ отъявленнымъ roué и искуснымъ ловеласомъ, какой когда-либо замышлялъ противъ молодой дѣвушки обманъ, то и въ такомъ случаѣ онъ не могъ бы лучше обворожить и покорить Фанни Болтъ, чѣмъ это сдѣлалъ вчера. Его важный, покровительственный видъ, самоувѣренность, щедрость и доброта, даже тотъ порывъ честности и великодушія, который побудилъ его остановить увлеченіе робкой дѣвушки и не злоупотребить ея чрезмѣрной чувствительностью, -- однимъ словомъ, всѣ его недостатки и добродѣтели равно восхищали eе. Если бы мы могли заглянуть въ кровать Фанни (она спала въ простѣнкѣ вмѣстѣ съ двумя маленькими сестренками, которыхъ Коститанъ, какъ мы видѣли, угощалъ яблоками и инбирными коврижками), то мы увидѣли бы, что бѣдная дѣвушка ворочается на тюфячкѣ къ большому безпокойству своихъ маленькихъ сосѣдокъ, не переставая думать о всѣхъ очарованіяхъ и радостяхъ этого очаровательнаго и радостнаго вечера, о всѣхъ словахъ, взглядахъ и поступкахъ его, блестящаго героя -- Артура. Фанни тайкомъ прочитала много романовъ -- трехтомныхъ и выходившихъ періодическими выпусками.
   Въ ту пору періодическая печать еще не находилась на такой высотѣ, какой она достигла впослѣдствіи, и дѣвицы того поколѣнія не могли получать за одинъ пенни шестнадцати потрясающихъ страницъ, наполненныхъ разсказами о преступленіи, убійствѣ, угнетенной невинности и безсердечныхъ обольщеніяхъ аристократіи, но Фанни пользовалась библіотекой, которую содержала м-ссъ Миниферъ одновременно съ школой, питейной лавочкой и модной мастерской. Въ глазахъ Фанни Артуръ представлялся типомъ и воплощеніемъ всѣхъ героевъ этихъ чудесныхъ засаленныхъ книжекъ, которыя она пожирала. Дендизмъ м-ра Пена, какъ мы знаемъ, не простирался далѣе рубашекъ и вообще туалета. Фанни приходила въ восхищеніе передъ его тонкимъ бѣльемъ, блестящими запонками, изящнымъ батистовымъ носовымъ платкомъ, бѣлыми перчатками и сверкающими, какъ зеркало, сапогами. Принцъ явился и покорилъ ее. Его образъ безпрестанно выплывалъ передъ нею, среди ея безпокойнаго сна; звукъ его голоса, синій цвѣтъ его глазъ, благородный взглядъ, дышавшій и любовью, и состраданіемъ, мужественная и ласковая улыбка, открытый, подкупающій смѣхъ,-- все это запечатлѣлось въ ея памяти. Она до сихъ поръ ощущала пожатіе его руки, видѣла его величавую улыбку, съ которой онъ наливалъ въ бокалъ чудесное шампанское. Она думала также о своихъ подругахъ, которыя всегда смѣялись надъ нею, объ Эммѣ Бекеръ, которая страшно чванилась тѣмъ, что обручилась съ бакалейщикомъ въ бѣломъ фартукѣ, и о Бетси Роджерсъ, которая столько кричала о своемъ женихѣ, писцѣ нотаріуса, и, подъ конецъ, была брошена имъ.
   Немудрено поэтому, что, когда, въ два часа по полудни, въ воротахъ Пастушьяго подворья показался джентльменъ въ бѣлой шляпѣ и бѣлыхъ брюкахъ, Фанни нисколько не удивилась, а только обрадовалась и покраснѣла свыше всякаго описанія. Она знала, что это можетъ быть только "онъ". Она знала, что "онъ" придетъ. Это былъ дѣйствительно онъ; это его королевскаго высочества лучезарный образъ глядѣлъ на нее изъ калитки.
   Въ это время семья Болтовъ только что кончила свой обѣдъ. Самого м-ра Болта не было дома. Состоя привратникомъ Пастушьяго подворья, онъ одновременно занималъ какой-то постъ у гг. Тресслеръ, знаменитыхъ гробовщиковъ Стренда, и въ этотъ день уѣхалъ въ деревню съ гробомъ графини Эстричь.
   Увидѣвъ Пена у воротъ, Фанни тотчасъ кликнула мать, которая была занята въ верхнемъ этажѣ, а затѣмъ побѣжала къ калиткѣ и, оттолкнувъ въ сторону дѣтей, открыла ее. Какъ она зардѣлась, когда онъ пожалъ ея руку! Какъ учтиво онъ снялъ свою шляпу, войдя внутрь, между тѣмъ какъ дѣти съ любопытствомъ оглядывали его! Онъ поздоровался съ м-ссъ Болтъ, спросилъ, хорошо-ли она спала послѣ утомленія предыдущаго вечера, и прошла-ли у нея головная боль Онъ сказалъ, что, проходя мимо, не могъ не зайти спросить, какъ поживаетъ его маленькая дама.
   М-ссъ Болтъ относилась, можетъ быть, недовѣрчиво и подозрительно къ этимъ любезностямъ, но добродушіе Пена было неисчерпаемо. Не обращая вниманія на то, что его здѣсь неохотно принимаютъ, онъ оглянулся кругомъ, ища, гдѣ бы сѣсть, и такъ какъ всѣ стулья оказались заняты -- на одномъ лежала крышка отъ блюда, на другомъ -- рабочій ящикъ и такъ далѣе,-- то онъ взялъ одинъ изъ дѣтскихъ стульевъ и кое-какъ взгромоздился на него.
   При этомъ дѣти начали смѣяться, а ребенокъ-Фанни громче всѣхъ, она была несказанно обрадована и польщена снисходительностью его королевскаго высочества. Онъ рѣшился сѣсть на этотъ стулъ,-- на стулъ маленькаго ребенка! Съ тѣхъ поръ она часто съ благоговѣніемъ глядѣла на этотъ замѣчательный стулъ,-- но развѣ у каждаго изъ насъ не найдется въ комнатѣ такой мебели, которую наше воображеніе населяетъ дорогими для насъ людьми? Развѣ сплошь и рядомъ нашему воспоминанію не рисуются на ней милыя улыбающіяся лица, которыя въ дѣйствительности уже, быть можетъ, никогда не будутъ смотрѣть на насъ?
   И такъ, Пенъ усѣлся и началъ съ большою развязностью бесѣдовать съ м-ссъ Болтъ. Онъ старательно разспрашивалъ о погребальномъ дѣлѣ и о томъ, сколько наемныхъ людей будутъ провожать останки леди Эстричь. Онъ освѣдомился, кто живетъ въ Пастушьемъ подворьѣ, и, повидимому, очень заинтересовался кэбомъ и лошадью м-ра Кемпіона, котораго встрѣчалъ въ обществѣ. Онъ, кажется, купитъ себѣ нѣсколько акцій мѣдныхъ рудниковъ. Есть-ли свободныя комнаты въ подворьѣ? Пастушье подворье лучше Темпля; онъ охотно переѣхалъ бы сюда. Онъ сильно интересовался также капитаномъ Стронгомъ и этимъ... полковникомъ Альтамонтомъ. Кажется, такъ зовутъ его? Капитанъ его старый другъ. Онъ всегда обѣдалъ съ нимъ, пока къ нему не переѣхалъ полковникъ. Что за человѣкъ этотъ полковникъ? Не онъ-ли этотъ высокій господинъ, съ множествомъ дорогихъ украшеній, въ парикѣ и съ большими черными бакенбардами -- очень черными (здѣсь Пенъ выказалъ необыкновенное остроуміе и вызвалъ у обѣихъ женщинъ истерическій припадокъ смѣха), ей Богу, черными, или вѣрнѣе, голубовато-черными, т. е. онъ хотѣлъ сказать, зеленовато-пурпуровыми? Значитъ, это онъ? Въ такомъ случаѣ, онъ его тоже встрѣчалъ у сэра Фр... въ обществѣ.
   -- О, мы знаемъ,-- воскликнули обѣ женщины въ одинъ голосъ.-- У сэра Клевринга. Онъ бываетъ здѣсь. Онъ пріѣзжаетъ къ капитану два или три раза въ недѣлю, и часто посылаютъ за вексельной бумагой... Ахъ, извините, не слѣдовало говорить объ этомъ, -- спохватилась м-ссъ Болтъ, которая за это время успѣла совершенно позабыть свою сдержанность и разговорилась.-- Но мы знаемъ, что вы -- джентльменъ, м-ръ Пенденнисъ. Вы уже намъ вчера доказали, что вы джентльменъ. Какъ ты думаешь, Фанни?
   Фанни была очень благодарна матери за эти слова. Она устремила свои черные глаза на низкій потолокъ и многозначительно произнесла:
   -- О, да, я не сомнѣваюсь въ этомъ, мамаша!
   Любопытство Пена было теперь уже дѣйствительно возбуждено вексельной бумагой и вообще сдѣлками, совершавшимися въ квартирѣ Стронга. Онъ сталъ разспрашивать, когда Альтамонтъ поселился у Стронга, посылаетъ-ли онъ за вексельной бумагой, кто онъ такой, бываетъ-ли у него много народа, и такъ далѣе. На всѣ эти вопросы, довольно умѣло предложенные Пеномъ, который имѣлъ свои причины интересоваться дѣлами сэра Фрэнсиса Клевринга, м-ссъ Болтъ простодушно давала отвѣты, на сколько она сама знала, но знала-то она, надобно сознаться, не очень много.
   Когда эта тема была, наконецъ, исчерпана, и Пенъ уже не зналъ, о чемъ еще спросить, онъ, къ счастью, вспомнилъ о своихъ прерогативахъ члена прессы, и спросилъ дамъ, не желаютъ-ли онѣ получить билеты въ театръ. Театръ былъ ихъ страстью, какъ онъ вообще бываетъ страстью всякаго, имѣющаго къ нему какое-нибудь прикосновеніе. Онѣ отвѣтили, что во время отсутствія м-ра Болта (который въ послѣднее время, повидимому, подвергся серьезной перемѣнѣ, и сталъ совершать обильныя возліянія, такъ что его общество было несовсѣмъ пріятно для дамъ) съ величайшимъ удовольствіемъ пойдутъ въ театръ, оставивъ маленькаго Барни исполнять обязанности привратника. Онѣ пришли въ восторгъ отъ любезности и щедрости Артура.
   Фанни захлопала въ ладоши, ея лицо озарилось радостью. Она смотрѣла на мать, кивала и улыбалась ей; мамаша, въ свою очередь, кивала и улыбалась дочери.
   М-ссъ Болтъ отнюдь не считала себя слишкомъ старой для удовольствій, или уже не способной восхищаться. Очень можетъ быть, что м-ръ Пенденнисъ вплелъ въ свой разговоръ нѣсколько комплиментовъ, или какимъ-нибудь другимъ образомъ понравился ей. Во всякомъ случаѣ, настроенная первоначально враждебно, и питая подозрѣнія противъ Пена, она теперь сдѣлалась его сторонницей и почти такъ же восхищалась имъ, какъ и ея дочь. Если мужчина сразу нравится двумъ женщинамъ, то каждая изъ нихъ начинаетъ поощрять другую, каждая изъ нихъ подталкиваетъ другую впередъ, и та, которая играетъ второстепенную роль, скоро переходитъ отъ простого сочувствія къ такому же обожанію, какъ и главная героиня. Такъ, по крайней мѣрѣ, утверждаютъ философы, знакомые съ дѣломъ.
   Предложеніе контрмарки и другія любезности привели все маленькое общество въ отличное расположеніе духа, которое было нарушено только на одинъ моментъ, когда младшая дочь м-ссъ Болтъ, услышавъ слово "театръ", выступила впередъ и заявила, что она тоже не прочь пойти туда. На это Фанни довольно рѣзко отвѣтила: "Не мѣшай", а мамаша крикнула: "Ступай отсюда, Бетси-Дженъ, слышишь? Иди, поиграй во дворѣ". Послѣ такого отпора обѣ невинныя малютки, Бетси-Дженъ и Эмилія-Анна, ушли въ своихъ крошечныхъ передничкахъ во дворъ и начали развлекаться здѣсь, на мягкомъ пескѣ, около статуи великаго основателя подворья.
   Играя здѣсь, онѣ, легко можетъ быть, увидѣли своего закадычнаго друга, жившаго въ томъ же подворьѣ. По крайней мѣрѣ, пока Пенъ всячески забавлялъ дамъ и заставлялъ ихъ своими шутками заливаться смѣхомъ, какой-то старичекъ прошелъ со двора черезъ сводчатыя ворота дома, вступилъ въ прихожую и заглянулъ въ дверь иривратницкой.
   При видѣ м-ра Артура, сидѣвшаго на столѣ и оживленно разговаривавшаго съ м-ссъ Болтъ и ея дочерью, лицо старика приняло печальное выраженіе.
   -- А, м-ръ Боусъ! Здравствуйте, Боусъ!-- воскликнулъ Пенъ громкимъ, веселымъ голосомъ.-- Я какъ разъ направлялся къ вамъ и зашелъ сюда спросить, гдѣ вы живете.
   -- Вы направлялись ко мнѣ, сэръ?-- грустно повторилъ Боусъ, входя въ комнату и протягивая Пену руку.
   -- Чортъ бы побралъ этого старика!-- подумалъ одинъ изъ присутствующихъ, а можетъ быть, даже и двое.
   

ГЛАВА XI.
Въ Пастушьемъ подворь
ѣ.

   При видѣ стараго Боуса, Пенъ поспѣшилъ самымъ шумнымъ и веселымъ образомъ привѣтствовать его, но, несмотря на то, вы легко замѣтили бы, что онъ покраснѣлъ, а его примѣру послѣдовала и Фанни, щеки которой тотчасъ же подали такой же красный сигналъ. Когда же Боусъ пожалъ Пену руку и съ ироническимъ видомъ выслушалъ его заявленіе, что онъ направлялся съ визитомъ въ квартиру м-ра Костигана, въ комнатѣ воцарилось мрачное, тяжелое молчаніе, которое Пенъ тотчасъ же попытался разогнать своей болтовней и шумомъ. Ему, конечно, удалось нарушить этимъ воцарившую тишину, но мрачная атмосфера оставалась и даже еще сгущалась, какъ сгущается мракъ въ погребѣ, если вы зажжете въ немъ только одну свѣчу. Пенденнисъ началъ въ шутливомъ тонѣ разсказывать о приключеніяхъ вчерашняго вечера, пытался представить, какъ Костиганъ препирался съ кассиромъ вокзала. Но онъ неудачно копировалъ его. Капитанъ былъ неподражаемъ. Никто не смѣялся. М-ссъ Болтъ даже не понимала, кого собственно изображаетъ м-ръ Пенденнисъ, копируетъ-ли онъ кассира, или капитана. У Фанни былъ испуганный видъ, и она робко пыталась хихикать. Старый Боусъ былъ мраченъ, какъ туча, и имѣлъ такой видъ, словно онъ играетъ въ оркестрѣ на своей скрипкѣ, или исполняетъ трудную пьесу на старомъ фортепіано "Людской". Пенъ чувствовалъ, что его разсказъ не имѣетъ успѣха, голосъ его постепенно затихалъ, слабѣлъ, дрожалъ и окончательно умолкъ, а въ комнатѣ воцарилась прежняя мрачная тишина. Слышны были шаги посыльнаго, ходившаго около гостинницы, онъ прошелъ по плитамъ подъ сводами воротъ, и стукъ его каблуковъ явственно раздался въ тишинѣ.
   -- Вы направлялись ко мнѣ, сэръ,-- сказалъ Боусъ.-- Не будете-ли вы любезны подняться со мною въ мою квартиру. Вы дѣлаете мнѣ большую честь. Я живу довольно высоко, но все же...
   -- О, да я самъ живу на чердакѣ, притомъ Пастушье подворье куда веселѣе Темпля,-- воскликнулъ Пенденнисъ.
   -- Я знаю, что вы живете на третьемъ этажѣ,-- сказалъ Боусъ, -- но я хотѣлъ только сказать,-- не примите моихъ словъ въ обиду,-- что воздухъ третьяго этажа все же здоровѣе для джентльмена, нежели воздухъ привратницкой.
   -- Сэръ!-- воскликнулъ Пенъ, вспыхнувъ отъ гнѣва и, подобно всѣмъ людямъ, когда они неправы, будучи расположенъ къ ссорѣ.-- Позвольте мнѣ самому выбирать для себя общество и не...
   -- Вы любезно сказали, что хотите почтить мое скромное жилище своимъ посѣщеніемъ,-- грустно продолжалъ Боусъ.-- Вы позволите показать вамъ дорогу? М-ръ Пенденнисъ и я -- старинные друзья, м-ссъ Болтъ,-- мы -- старинные знакомые и встрѣчались другъ съ другомъ на самой ранней зарѣ его жизни.
   Старикъ указалъ дрожащей рукой на дверь, держа шляпу въ другой рукѣ и принявъ немного театральную позу. Столь же театральный и искусственный характеръ носили и его слова, которыя онъ заимствовалъ изъ запаса, не разъ имъ слышаннаго изъ pacsкрашенныхъ устъ ораторовъ за рампой. При всемъ томъ онъ нисколько не притворялся и не игралъ никакой роли, и это Пенъ очень хорошо зналъ, хотя его и смѣшили мелодраматическія манеры старика.
   -- Идемте, сэръ, если вы такъ спѣшите, -- отвѣтилъ Пенъ.-- М-ссъ Болтъ, имѣю честь кланяться. Прощайте, миссъ Фанни. Я всегда буду съ удовольствіемъ вспоминать вечеръ, проведенный нами въ саду. Можете быть спокойны, я не забуду относительно контрмарки.
   Онъ взялъ ея руку, пожалъ ее, получилъ пожатіе въ отвѣтъ и вышелъ.
   -- Что за прелестный молодой человѣкъ!-- воскликнула м-ссъ Болтъ.
   -- Вы думаете, мамаша?
   -- Я все припоминаю, на кого онъ похожъ. Знаешь, когда я была въ Уэльсѣ съ м-ссъ Сэрль,-- продолжала м-ссъ Болтъ, приподнявъ занавѣску окна и глядя вслѣдъ Пену, который переходилъ съ Боусомъ черезъ дворъ,-- тамъ былъ молодой человѣкъ изъ Сити; онъ всегда пріѣзжалъ въ тюльбери, въ бѣлой шляпѣ... ну, совершенная копія этого, только у него бакенбарды были черные, а у м-ра Пенденниса рыжіе.
   -- Что вы говорите, мамаша? У м-ра Пенденниса бакенбарды превосходнаго каштановаго цвѣта, -- возразила Фанни.
   -- Онъ пріѣзжалъ къ Эмли Буддъ, которая играла Коломбину въ балетѣ "Волынка Арлекина, или Наваринская битва", когда миссъ дела-Боски бывала больна,-- прелестная была танцовщица, замѣчательная фигура для сцены. А онъ былъ богатый сахарозаводчикъ и имѣлъ дачу въ Гомертонѣ. Онъ всегда катался съ нею въ тюльбери по Госвелльской дорогѣ, и вотъ однажды они катались, да и перевѣнчались въ церкви Св. Варѳоломея въ Смитфильдѣ. Ужъ все, конечно, было у нихъ заранѣе приготовлено. Теперь у нея своя карета, и вотъ недавно въ газетахъ писали, что она была распорядительницей бала въ пользу "Пріюта прачекъ". Или посмотри на леди Мирабель, дочь капитана Костигана, вѣдь она тоже была простой актрисой, это всѣмъ извѣстно.
   Все это и еще многое другое на ту же тему говорила м-ссъ Болтъ, то заглядывая въ окно, то перемывая горшки и тарелки и разставляя ихъ въ шкафу. Окончивъ свою рѣчь и перемывъ посуду, она принялась вмѣстѣ съ Фанни вытряхать и складывать обѣденную скатерть.
   Хотя Костиганъ однажды уже имѣлъ возможность получить точное знакомство съ матеріальными средствами и перспективами Пена, тѣмъ не менѣе онъ, надо полагать, позабылъ тѣ свѣдѣнія, которыя были ему сообщены столько лѣтъ назадъ въ Четтрисѣ, или же въ порывѣ свойственнаго ему энтузіазма преувеличилъ доходы своего пріятеля. Въ прошлый вечеръ, гуляя съ м-ссъ Болтъ во время бѣгства Пена съ Фанни, онъ описалъ ей Фероксъ въ самыхъ блестящихъ краскахъ, распространялся о громадномъ богатствѣ знаменитаго дяди Пена, маіора, и подробно перечислилъ необъятную движимую и недвижимую собственность Артура. Очень можетъ быть, что предусмотрительная м-ссъ Болтъ думала объ этихъ вещахъ въ теченіе ночи и видѣла во снѣ, что Фанни разъѣзжаетъ въ собственной каретѣ, подобно вышеупомянутой старой подругѣ м-ссъ Болтъ, танцовщицѣ м-ра Сэрля.
   При послѣдней операціи складыванія скатерти обѣ наивныя женщины сошлись, разумѣется, вмѣстѣ, и между тѣмъ какъ Фанни держала скатерть въ обѣихъ рукахъ и складывала ее въ послѣдній разъ, мать взяла молодую дѣвушку за подбородокъ и поцѣловала ее. На щекахъ Фанни снова показался красный сигналъ. Что онъ обозначалъ? На этотъ разъ онъ обозначалъ ужъ не испугъ, а удовольствіе. Бѣдная Фанни! Вѣроятно, любовь есть грѣхъ, если она такъ пріятна въ началѣ и такъ горька подъ конецъ.
   Послѣ этого поцѣлуя м-ссъ Болтъ сочла наиболѣе удобнымъ сказать, что уходитъ по дѣлу и оставляетъ въ привратницкой Фанни, на что Фанни, послѣ нѣсколькихъ слабыхъ возраженій, согласилась. М-ссъ Болтъ взяла шляпку и корзину и вышла изъ комнаты. Какъ только дверь за нею закрылась, Фанни, понятно, пересѣла къ окну, изъ котораго виденъ былъ входъ въ квартиру Боуса.
   Бетси-Дженъ и Эмилія-Анна шумѣли въ углу двора, дѣлая видъ, что читаютъ книжку съ картинками, которую одна изъ нихъ держала вверхъ ногами. Это было серьезное и страшное сочиненіе изъ коллекціи самого м-ра Болта. Но Фанни не слышала болтовни сестеръ. Все ея вниманіе было сосредоточено на двери Боуса.
   Вдругъ она вздрогнула, и ея глаза заблестѣли. Онъ вышелъ. Онъ опять пройдетъ мимо ихъ квартиры. Но въ слѣдующее мгновеніе ея личико нахмурилось. Пенденнисъ дѣйствительно вышелъ, но за нимъ слѣдовалъ Боусъ. Они вмѣстѣ прошли подъ сводами воротъ. Увидѣвъ Фанни, Пенъ снялъ шляпу и поклонился, но не зашелъ къ ней.
   Спустя три или четыре минуты -- Фанни не знала, сколько прошло времени, но съ ненавистью взглянула на Боуса,-- старикъ возвратился назадъ и зашелъ въ квартиру привратника.
   -- Гдѣ мамаша, милочка?-- спросилъ онъ
   -- Не знаю,-- отвѣтила Фанни, сердито тряхнувъ головой.-- Вѣдь я не бѣгаю за мамашей по пятамъ, м-ръ Боусъ.
   -- Развѣ я сторожъ моей матери?-- съ горечью произнесъ Боусъ.-- Бетси-Дженъ и Эмилія -- Анна, идите сюда, я принесъ два пряника: одинъ -- для той изъ васъ, которая лучше читаетъ, а другой -- для той, которая похуже.
   Когда молодыя дѣвицы выдержали экзаменъ, которому подвергъ ихъ Боусъ, онѣ были награждены пряничными медалями и снова убѣжали изъ комнаты, для того чтобы подраться изъ-за этихъ медалей. Фанни между тѣмъ вынула какую-то работу и сдѣлала видъ, что занята ею, хотя внутри у нея все кипѣло отъ гнѣва и огорченія. Боусъ усѣлся такимъ образомъ, чтобы видѣть подъѣздъ дома. Но тотъ, кого онъ, быть можетъ, ожидалъ увидѣть, болѣе не показывался здѣсь. Съ рынка вернулась домой м-ссъ Болтъ и застала м-ра Боуса, вмѣсто того, кого и она надѣялась здѣсь встрѣтить. Предоставляю читателю угадать, какъ его звали.
   Свиданіе между старымъ скрипачекъ и его гостемъ въ квартирѣ No 4 не доставило удовольствія ни тому, ни другому. Если у Боуса было что-нибудь на душѣ, то онъ не хотѣлъ говорить объ этомъ въ присутствіи капитана Костигана, который оставался въ комнатѣ все время, пока тамъ былъ Пень, а появился изъ своей спальни лишь за нѣсколько минутъ до его прихода. Мы уже присутствовали при дезабилье маіора Пенденниса. Кто согласится быть камердинеромъ нашего другого героя Костигана? Передъ выходомъ изъ своей спальни капитанъ, надо полагать, надушился водочной эссенціей. Сильный запахъ этихъ прелестныхъ духовъ разлился вокругъ него, когда онъ дружески протянулъ руку своему гостю. Эта рука такъ сильно дрожала, что трудно было понять, какъ онъ могъ удержать въ ней бритву, которой ежедневно производилъ операцію на своемъ подбородкѣ.
   Комната Боуса по своему порядку и чистотѣ представляла полную противоположность комнатѣ его сожителя. Его скромный гардеробъ былъ скрытъ за занавѣской. Ноты и книги были чинно разставлены на полкахъ. Надъ кроватью старика висѣлъ литографированный портретъ миссъ Фотрингей, въ роли м-ссъ Галлеръ, съ неумѣлой подписью актрисы въ углу. Леди Мирабель писала гораздо лучше, нежели миссъ Фотрингей. Выйдя замужъ, она усердно работала надъ улучшеніемъ своего почерка и въ своихъ пригласительныхъ или благодарственныхъ записочкахъ справлялась теперь довольно недурно. Но Боусу больше нравился ея прежній почеркъ, когда она еще была лишь актрисой. Онъ имѣлъ только одинъ образчикъ ея новаго стиля, а именно, записочку, которую она написала ему въ отвѣтъ на пѣсню, сочиненную и посвященную "леди Мирабель ея покорнѣйшимъ слугою Робертомъ Боусомъ". Этотъ документъ онъ хранилъ въ своемъ письменномъ столѣ вмѣстѣ съ другими важными бумагами. Теперь онъ училъ Фанни Болтъ пѣть и писать, какъ въ былые дни училъ Эмилію. Въ натурѣ этого человѣка было привязываться къ кому-нибудь. Когда Эмилія была у него отнята, онъ взялъ себѣ Фанни, подобно тому какъ человѣкъ принимается за костыль, когда теряетъ ногу, или привязываешь себя къ плоту, когда терпитъ кораблекрушеніе. Латюдъ, нѣтъ сомнѣнія, отдалъ раньше сердце женщинѣ, прежде чѣмъ такъ полюбить въ Бастиліи мышь. Есть люди, которые въ юности испытываютъ и внушаютъ бурныя страсти, а въ концѣ концовъ находятъ свое счастье и горе въ заботахъ и тревогахъ о пуделѣ. Какъ сильно поэтому должна была поразить чувствительное сердце Боуса мысль, что Пенъ снова сталъ на его дорогѣ, преслѣдуя маленькую Фанни!!
   Между тѣмъ Костиганъ былъ вполнѣ увѣренъ, что его общество какъ нельзя болѣе пріятно Пендеиннису и Боусу. Онъ не сомнѣвался, что Пенъ нанесъ визитъ именно ему, и въ прочувствованныхъ выраженіяхъ заявилъ, что весьма польщенъ этимъ знакомъ вниманія, а мысленно даже далъ обѣщаніе отплатить за него цѣлымъ рядомъ визитовъ (это былъ не единственный долгъ капитана, который ему слѣдовало заплатить). Онъ любезно занималъ своего гостя новостями дня, или вѣрнѣе, десяти предыдущихъ дней, потому что Пенъ, какъ журналистъ, не могъ не вспомнить, что нѣкоторыя изъ сообщеній капитана онъ уже читалъ въ "Газетѣ спорта и театра", служившей для Костигана оракуломъ. Онъ разсказалъ ему, что сэръ Чарльзъ и леди Мирабель уѣхали въ Баденъ-Баденъ и усиленно упрашивали его присоединиться къ нимъ. Пенъ съ важностью отвѣтилъ, что Баденъ говорятъ, очень пріятное мѣсто, что великій герцогъ чрезвычайно гостепріименъ къ англичанамъ. Костиганъ отвѣтилъ, что гостепріимство приличествуетъ великому герцогу и что онъ лично собирается навѣстить его. По этому случаю онъ сдѣлалъ нѣсколько замѣчаній о блестящихъ празднествахъ въ Дублинскомъ Дворцѣ, когда его высочество графъ Портаншерри содержалъ тамъ свой вицекоролевскій дворъ, а онъ, Костиганъ, бывалъ тамъ, въ качествѣ скромнаго, но восхищеннаго зрителя. Пенъ, который уже не разъ слышалъ эту легенду, невольно вспомнилъ о томъ времени, когда до извѣстной степени еще вѣрилъ ей и питалъ къ капитану нѣкоторое уваженіе. Эмилія и его первая любовь, маленькая комната въ Четтрисѣ и дружескій разговоръ съ Боусомъ на мосту,-- все это вновь возстало въ его памяти. Онъ почувствовалъ себя дружески расположеннымъ къ обоимъ старикамъ и, собираясь идти домой, серьезно пожалъ имъ руки.
   Во все время разговора съ капитаномъ Пенъ былъ настолько поглощенъ размышленіями о самомъ себѣ, что совершенно позабылъ о Фанни Болтъ. Онъ вспомнилъ о ней только тогда, когда увидѣлъ, что Боусъ вслѣдъ за нимъ ковыляетъ по лѣстницѣ, очевидно, желая проводить его со двора.
   Это была неудачная мысль со стороны Боуса. М-ръ Артуръ Пенденнисъ тотчасъ же возгорѣлся гнѣвомъ на несчастнаго старика. Будь онъ проклятъ, съ какой стати онъ слѣдитъ за мной?-- подумалъ Пенъ, а очутившись одинъ на улицѣ, громко разсмѣялся. Это былъ нечестный смѣхъ, Артуръ Пенденнисъ! Быть можетъ, онъ самъ это понялъ, потому что вслѣдъ за тѣмъ покраснѣлъ.
   Съ цѣлью прогнать овладѣвшія имъ разнородныя мысли, Пенъ побывалъ въ этотъ день въ нѣсколькихъ увеселительныхъ мѣстахъ, но безъ всякаго успѣха. Онъ взобрался на самую верхнюю лѣстницу панорамы, но, когда запыхавшись онъ достигъ послѣдней ступеньки, забота была тутъ какъ тутъ, не отставъ отъ него ни на шагъ. Онъ зашелъ въ клубъ и написалъ домой предлинное письмо, полное остроумія и насмѣшекъ, и если ни одного слова не упомянулъ въ немъ о Вокзалѣ и о Фанни Болтъ, то единственно потому, что этотъ предметъ, занимавшій его лично, не могъ представлять никакого интереса для его матери и Лауры. Между тѣмъ неотвязныя думы волновали его. Онъ не могъ сосредоточить своего вниманія ни на романахъ читальной залы, ни на бесѣдѣ съ почтеннымъ Джокинсомъ (единственнымъ человѣкомъ, оставшимся въ городѣ) который вступилъ было съ нимъ въ разговоръ.. Такъ же мало заняли его другія развлеченія, которыя онъ испробовалъ, убѣжавши отъ Джокинса. По дорогѣ домой онъ проходилъ мимо комическаго театра и увидѣлъ на его дверяхъ громадныя объявленія, отпечатанныя красными буквами и гласившія: "Оглушительный фарсъ "Взрывы хохота", "Настоящее англійское веселье стараго закала" и проч.
   Онъ пошелъ на галлерею и увидѣлъ прелестную м-ссъ Лери въ мужскомъ костюмѣ и знаменитаго комическаго актера Тома Горемана въ костюмѣ женщины. Пародія Горемана показалась ему отвратительной и пошлой, взгляды и лодыжки м-ссъ Лери не произвели на него никакого впечатлѣнія. Онъ опять горько разсмѣялся, вспомнивъ о томъ впечатлѣніи, которое эта актриса произвела на него въ первый вечеръ по его прибытіи въ Лондонъ,-- въ сущности, такъ недавно, и въ тоже время такъ давно-давно!
   

ГЛАВА XII.
Въ Темпл
ѣ и вблизи него.

   Зеленый, прекрасный садъ Темпля, гдѣ Шекспиръ заставляетъ Іорка и Ланкастера срывать невинныя бѣлыя и алыя розы, которыя потомъ сдѣлались эмблемами ихъ кровавой войны, уже давно вышелъ изъ моды. Свѣдущій и любезный авторъ "Путеводителя по Лондону" заявляетъ, что самый обыкновенный и выносливый сортъ розъ уже давно пересталъ давать бутоны въ этой дымной атмосферѣ. Немногіе изъ современныхъ обитателей этого квартала интересуются тѣмъ, есть-ли здѣсь розы, и проходятъ черезъ старинныя ворота только тогда, когда направляются въ свои квартиры. Писцы присяжныхъ повѣренныхъ, бѣгущіе въ конторы своихъ патроновъ, не носятъ цвѣтовъ въ своихъ сумкахъ съ документами; адвокаты, прогуливающіеся ради моціона, очень мало думаютъ о Іоркѣ и Ланкастерѣ, въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ желѣзнодорожное дѣло окончено. Только антикваріи, да любители литературы съ интересомъ глядятъ на этотъ садъ; имъ чудится, будто сэръ Роджеръ де-Коверлей и г. Зритель прогуливаются по аллеѣ; будто незабвенный Оливеръ Гольдсмитъ сидитъ въ бесѣдкѣ, думая о новомъ "Гражданинѣ міра", о новомъ платьѣ, которое шьетъ для него портной Фильби, или о назойливомъ письмѣ м-ра Ньюбери; будто Великій Докторъ подходитъ къ нему, тяжело ступая по песку и величественно переваливаясь въ своемъ костюмѣ табачнаго цвѣта, и парикѣ, давно соскучившемся по пудрѣ и щипцамъ; по пятамъ великаго лексикографа слѣдуетъ его вѣрный шотландецъ, еще болѣе пострадавшій отъ портвейна, которымъ они только что наслаждались; м-ръ Джонсонъ проситъ м-ра Гольдсмита идти домой и выпить чая съ м-ссъ Вилліамсъ. Чудная сила фантазіи! Сэръ Роджеръ и г. Зритель кажутся намъ теперь столь же реальными, какъ и оба доктора съ преданнымъ и всегда находящимся подъ хмѣлькомъ Босуэллемъ. Поэтическіе образы живутъ въ нашей памяти такъ же, какъ реальныя лица, и такъ какъ м-ръ Артуръ Пенденнисъ обладалъ романтической и литературной жилкой и отнюдь не интересовался юридическими вопросами, занимавшими его сосѣдей, то мы можемъ предположить, что именно такія поэтическія картины волновали его воображеніе, когда онъ на слѣдующій вечеръ, послѣ событій, описанныхъ въ предыдущей главѣ, избралъ; садъ Темпля мѣстомъ для прогулки и размышленій.
   Въ субботу вечеромъ Темпль становится необыкновенно пустыннымъ. Почти всѣ его квартиры пустѣютъ; крупные адвокаты даютъ большіе звапые обѣды въ своихъ домахъ на аристократическихъ улицахъ; любезные молодые помощники присутствуютъ на этихъ обѣдахъ, оказывая должную честь превосходному кларету м-ра Кьюзи, или прекраснымъ дочерямъ м-ра Джюстиса Эрмина; тѣ, которые остались неприглашенными, угощаютъ себя на экономическихъ началахъ скромной закуской и полпинтой вина въ клубѣ, занимая другъ друга и остальныхъ посѣтителей шутками и остротами -- подчасъ юридическаго характера. Въ Темплѣ нѣтъ никого, кромѣ больного м-ра Кокля, для котораго прачка готовитъ кашу, или м-ра Тудля, страстнаго флейтиста, который въ своемъ уединеніи на второмъ этажѣ развлекается музыкой, или молодого студента Тигра, въ квартирѣ котораго изъ оконъ клубится цѣлое облако табачнаго дыма, а у дверей стоитъ множество тарелокъ и блюдъ съ штемпелемъ сосѣдняго ресторана. Однако, далеко завлекла насъ фантазія! Теперь каникулы, и за исключеніемъ Пенденниса, въ нумерахъ Темпля нѣтъ никого.
   Быть можетъ, одиночество и побудило Пена выйти въ садъ. До сихъ поръ онъ еще ни разу не былъ здѣсь, и довольно равнодушно взиралъ на красивыя цвѣточныя грядки и кучки отдыхающихъ обывателей, блуждавшихъ по нарядной лужайкѣ и по широкимъ песчанымь дорожкамъ вдоль берега рѣки. Но въ этотъ вечеръ, какъ мы уже сказали, случаю угодно было, чтобы нашъ молодой человѣкъ, пообѣдавъ въ одиночествѣ въ сосѣдней тавернѣ, вздумалъ передъ возвращеніемъ домой погулять по саду, подышать свѣжимъ вечернимъ воздухомъ и полюбоваться зрѣлищемъ сверкающей поверхности Темзы. Погулявъ немного, онъ почувствовалъ себя усталымъ и скромно усѣлся въ одной изъ бесѣдокъ, расположенныхъ по обоимъ концамъ главной аллеи. О чемъ онъ думалъ? Вечеръ былъ замѣчательно тихъ и свѣтелъ, небо безоблачно, фабричныя трубы на противоположномъ берегу не дымили, верфь и амбары, залитые лучами солнца, отливали розовымъ цвѣтомъ и казались столь чистыми, словно ихъ тоже вымыли ради праздника. Вверхъ и внизъ по рѣкѣ мчались пароходы, наполненные праздничными пассажирами. Колокола многочисленныхъ церквей призывали къ вечерней молитвѣ. Пенъ вспоминалъ такіе же мирные субботніе вечера, когда онъ, обнявъ мать за талію, расхаживалъ взадъ и впередъ по террасѣ родного дома. Солнце освѣщало маленькую деревенскую рѣчку такъ же, какъ оно теперь освѣщаетъ широкую Темзу, и величественно опускалось за верхушки деревьевъ и колокольню деревенской церкви. Но отчего Пенъ вдругъ покраснѣлъ? Какая мысль вызвала краску на его щеки? Или это -- солнце озарило его своими розовыми лучами? Онъ забарабанилъ по скамьѣ пальцами въ тактъ колокольному звону, затѣмъ смахнулъ платкомъ пыль съ своихъ блестящихъ сапогъ, вскочилъ и, топнувъ ногой, воскликнулъ:
   -- Нѣтъ, чортъ возьми, я пойду домой.
   Съ этими словами, которыя ясно указывали на происходившую въ немъ внутреннюю борьбу, онъ вышелъ изъ бесѣдки. Но едва онъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ, какъ чуть не сбилъ съ ногъ двухъ маленькихъ дѣвочекъ, ростомъ ему по колѣно, бѣгавшихъ по песчаной дорожкѣ, отбрасывая къ востоку длинныя, темныя тѣни. Одна изъ нихъ закричала: "Ахъ", а другая прелукаво засмѣялась и сказала: "Мисса Пенденнисъ!" Артуръ, взглянувъ внизъ, узналъ своихъ маленькихъ знакомцевъ предъидущаго дня, дѣвицъ Эмилію-Анну и Бетси-Дженъ. Онъ сильно обрадовался и, схвативъ ту изъ нихъ, которую чуть не опрокинулъ, поднялъ ее вверхъ и поцѣловалъ. При этомъ неожиданномъ нападеніи Эмилія-Анна закричала въ страшномъ испугѣ. На ея крикъ тотчасъ явились двѣ дамы въ чистыхъ воротничкахъ и новыхъ лентахъ, а именно, м-ссъ Болтъ и миссъ Фанни. Первая была въ роскошной кашемировой шали темно-краснаго цвѣта и черномъ шелковомъ платьѣ, а вторая -- въ желтомъ шарфѣ, узорчатомъ кисейномъ платьѣ и съ зонтикомъ въ рукахъ -- настоящая леди. При видѣ Пена, Фанни не сказала ни слова, но ея глаза заблестѣли отъ радости такъ ярко... Ну, съ чѣмъ бы сравнить?.. какъ наилучше вычищенный серебрянный подносъ. М-ссъ Болтъ, прикрикнувъ на дѣтей, сказала:
   -- Боже мой! Какая неожиданная встрѣча! Какъ поживаете, сэръ? Не странно-ли, Фанни, что мы встрѣтили м-ра Пенденниса?
   -- Отчего вы смѣетесь, сударыни? Развѣ вы никогда, по странному совпаденію, не гуляли съ вашей Фанни въ саду, когда на дачѣ гостилъ молодой Крезъ? Развѣ вамъ и вашей Фанни никогда не случалось слушать музыку въ Брайтонѣ какъ разъ въ тотъ моментъ, когда молодой де-Бутсъ или капитанъ Педморъ шли, бряцая саблей, по пристани? А вамъ и вашей ненаглядной Францискѣ развѣ не случалось навѣщать старую больную вдову Визи, когда молодой врачъ являлся въ ея лачугу съ трактатомъ о ревматизмѣ? Почему вы думаете, что такія странныя совпаденія, какія бываютъ въ парадныхъ комнатахъ, не могутъ случаться и въ скромной каморкѣ привратника?
   Внѣ всякаго сомнѣнія, это было простою случайностью. Наканунѣ, во время разговора, Пенденнисъ безъ всякой задней мысли и единственно въ отвѣтъ на вопросъ миссъ Болтъ, сказалъ, что, несмотря на мрачный видъ Темпля вообще, въ немъ есть нѣкоторыя очень привѣтливыя и веселыя части (напримѣръ, тѣ комнаты, которыя выходятъ на рѣку и въ садъ), и что въ этомъ саду по субботамъ бываютъ очень пріятныя гулянья, посѣщаемыя множествомъ народа. По такой простой случайности,-- совершенно такъ же, какъ бываетъ и въ болѣе свѣтскихъ кругахъ,-- всѣ наши знакомые сошлись вмѣстѣ. Ну, можно-ли себѣ представить что-нибудь болѣе простое, естественное и невинное?
   Пенъ имѣлъ необыкновенно важный, пышный и щегольской видъ. Его костюмъ былъ изящнѣе обыкновеннаго; бѣлыя парусиновыя брюки, бѣлая шляпа, пестрый галстухъ, свѣтлый жилетъ, золотыя цѣпочки и запонки придавали ему видъ принца крови по меньшей мѣрѣ. "Какъ этотъ нарядный костюмъ идетъ къ его фигурѣ!-- подумала про себя одна особа. "Есть-ли кто-нибудь на свѣтѣ, кто могъ бы съ нимъ сравниться?" Онъ покраснѣлъ. "Какъ этотъ румянецъ идетъ къ нему!" -- подумала та же особа. На дѣтей онъ вчера произвелъ такое впечатлѣніе, что послѣ его ухода они начали играть въ "Пенденниса". Эмилія-Анна заложила свои пухлые пальчики за боковые края своего передника, какъ дѣлалъ Пенъ съ своимъ жилетомъ, и сказала:
   -- Ну, Бесси-Дженъ, я буду мисса Пенденнисъ.
   Фанни смѣялась до слезъ, услышавъ это, и чуть не задушила сестрицу своими поцѣлуями. Какъ ей было пріятно, когда она увидѣла, что Артуръ также поцѣловалъ этого ребенка!
   Если Артуръ былъ красенъ, то Фанни, наоборотъ, имѣла очень блѣдный и изнуренный видъ. Артуръ замѣтилъ это и ласково спросилъ, отчего она такъ блѣдна.
   -- Я не спала всю ночь,-- отвѣтила она, и при этомъ ея щеки слегка порозовѣли.
   -- Мнѣ пришлось потушить ея свѣчу и отнять у нея книгу, иначе она совсѣмъ не ложилась бы всю ночь,-- вставила нѣжная маменька
   -- Вы читали? Что же такъ заинтересовало васъ?-- спросилъ Пенъ улыбаясь.
   -- Ахъ, прелестная вещь!-- воскликнула Фанни.
   -- Что же именно?
   -- "Вальтеръ Лорренъ", -- едва слышно прошептала она.-- Ахъ! Какъ я ненавижу эту, Неру... или Неэру, -- я не знаю, какъ это имя произносится. Но за то мнѣ очень нравятся Леонора и Вальтеръ. Ахъ, какой онъ милый!
   Откуда Фанни выкопала романъ "Вальтеръ Лорренъ", и какъ она узнала, что Пенъ его авторъ? Дѣло въ томъ, что она помнила каждое слово, произнесенное Пенденнисомъ въ тотъ вечеръ, а онъ, между прочимъ, упомянулъ, что пишетъ въ книгахъ и газетахъ. Въ книгахъ? Ей такъ захотѣлось узнать, какія именно книги написалъ онъ, что она готова была даже измѣнить свое обращеніе съ старымъ Боусомъ, который со вчерашняго дня находился у нея въ опалѣ. Но она сначала рѣшила попытать счастья у Костигана и начала усердно ухаживать за капитаномъ. Она услуживала ему за обѣдомъ, приводила его скромную квартиру въ порядокъ и при этомъ улыбалась ему самымъ плѣнительнымъ образомъ. Не нуждается-ли его бѣлье въ починкѣ (дѣйствительно, комодъ капитана заключалъ въ себѣ чрезвычайно любопытные образчики бѣлошвейнаго мастерства!). Въ такомъ случаѣ она починитъ его рубашки, всѣ его рубашки. Ахъ, какія страшныя дырки, какія смѣшныя дырки!
   Она просунула свое личико въ одну изъ нихъ и засмѣялась передъ старымъ воиномъ самымъ плѣнительнымъ манеромъ. Интересная была бы картина, если бы срисовать лицо, выглядывающее сквозь дыру въ рубахѣ. Не правда-ли, капитанъ? Затѣмъ она любезно убрала со стола, припрыгивая по комнатѣ, какъ танцовщицы, которыхъ она видѣла въ театрѣ; протанцовала къ шкафу капитана и, вынувъ оттуда бутылку съ водкой, приготовила для него стаканчикъ грога. Она тоже хочетъ попробовать, -- одну капельку. Капитанъ непремѣнно долженъ спѣть ей одну изъ своихъ пѣсенъ, своихъ чудесныхъ пѣсенъ, а потомъ и ее научить. Когда капитанъ спѣлъ ирландскую пѣсню со всѣми богатыми модуляціями своего голоса и уже воображалъ, что совершенно обворожилъ маленькую сирену, она задала ему пустячный, незначущій вопросъ относительно Артура Пенденниса и его романа. Получивъ желанный отвѣтъ, она ужь на все махнула рукой, оставила капитана одного пѣть свою вторую пѣсню, бросила рубашки на стулъ, обѣденную посуду въ корридорѣ и стремглавъ побѣжала внизъ по лѣстницѣ.
   Капитанъ Костиганъ, по его словамъ, не былъ литературнымъ человѣкомъ и еще не имѣлъ времени прочитать изящное произведеніе своего молодого друга, хотя и намѣревазся при первой возможности пріобрѣсти себѣ экземпляръ его книги. Но ея названіе было ему все же извѣстно, потому что гг. Финуканъ, Блюдіеръ и другіе завсегдатаи Людской дали м-ру Пенденнису (о которомъ не всѣ они отзывались дружелюбно: такъ, Блюдіеръ называлъ его проклятымъ хлыщемъ, а Гуланъ удивлялся, какъ это Дуланъ до сихъ поръ не намялъ ему шеи) прозвище "Вальтера Лоррена". Благодаря этому, капитанъ имѣлъ возможность удовлетворить любопытству Фанни.
   -- Она спросила вашу книгу въ библіотекѣ, -- разсказывала м-ссъ Болтъ,-- да и не въ одной, потому что въ нѣкоторыхъ книга была, по ходила по рукамъ, а въ другихъ -- ея совсѣмъ не было. Наконецъ, въ одной библіотекѣ она нашлась, но ее не давали безъ залога. Требовали цѣлый соверенъ, а у Фанни-то денегъ не было, такъ что она пришла ко мнѣ съ плачемъ. А что, развѣ не правда, Фанни? Ну, я и дала ей соверенъ.
   -- А я такъ боялась, чтобы кто-нибудь не захватилъ книги, пока я ходила домой,-- сказала Фанни съ пылающими щеками и глазами.-- Боже, какъ она мнѣ понравилась?
   Артуръ былъ очень польщенъ и тронутъ этимъ простодушнымъ одобреніемъ.
   -- Понравилась?-- повторилъ онъ.-- Если вы потрудитесь зайти ко мнѣ... Или нѣтъ, я принесу ее вамъ... Нѣтъ, я пришлю. Прощайте. Благодарю васъ, Фанни. Желаю вамъ всего хорошаго. Я долженъ идти. Прощайте, прощайте.
   Онъ пожалъ ей руки и, кивнувъ головой матери и остальнымъ дѣтямъ, направился изъ сада. Отойдя отъ нихъ на нѣкоторое разстояніе, онъ ускорилъ шаги, а затѣмъ почти побѣжалъ, бормоча про себя:
   -- Милое, милое созданіе! Ты стоишь ихъ всѣхъ. Ахъ, если бы уже вернулся Шандонъ, и я могъ поѣхать домой, къ матери. Я не долженъ и не буду больше съ нею видѣться. Не буду, не буду!..
   Повторяя эти слова и быстро шагая впередъ, такъ что прохожіе съ удивленіемъ оглядывались на него, онъ чуть не сбилъ съ ногъ какого-то маленькаго старичка. Старичекъ оказался м-ромъ Боусомъ.
   -- Вашъ покорный слуга, сэръ, -- сказалъ онъ, насмѣшливо кланяясь и приподнимая свою старую шляпу.
   -- Здравствуйте,-- сурово отвѣтилъ Артуръ,-- пожалуйста, не удерживайте меня и не трудитесь опять слѣдовать за мной, я спѣшу, сэръ. Прощайте.
   Боусъ, конечно, вообразилъ, что Пенъ имѣетъ особыя причины спѣшить домой.
   -- Гдѣ онѣ?-- воскликнулъ старикъ.-- Вы знаете, о комъ я говорю? Онѣ у васъ въ комнатѣ, я угадалъ! Онѣ сказали Болту, что идутъ въ церковь Темпля, но тамъ ихъ не было. Значить, онѣ у васъ въ квартирѣ. Онѣ должны быть у васъ, м-ръ Пенденнисъ.
   -- Проклятіе!-- свирѣпо закричалъ Пенденнисъ.-- Ну, идите, смотрите, у меня-ли онѣ, моя квартира не далеко! Идемте!
   Боусъ сначала снялъ шляпу и поклонился, а затѣмъ ужъ послѣдовалъ за нимъ.
   Мы съ вами, читатель, знаемъ, что ихъ не было въ квартирѣ Пена. Когда ворота сада были заперты, обѣ женщины, которыя далеко не весело провели этотъ вечеръ, съ грустью покинули садъ. Войдя въ Ягнячій дворъ, онѣ остановились у фонарнаго столба, который и по-днесь украшаетъ центръ этого четыреугольника, и начали глядѣть на третій этажъ, гдѣ помѣщались комнаты Пенденниса и гдѣ какъ разъ въ эту минуту былъ зажженъ свѣтъ. Наглядѣвшись досыта, глупыя женщины ушли прочь, таща за собою усталыхъ дѣтей, и возвратились къ м-ру Болту, который тѣмъ временемъ былъ всецѣло поглощенъ своимъ пуншемъ.
   Придя въ квартиру молодого человѣка, м-ръ Боусъ оглядѣлъ его простую комнату, которая пріобрѣла очень мало украшеній и мебели съ тѣхъ поръ, какъ мы были здѣсь въ послѣдній разъ. Старый книжный шкафъ и хромая этажерка Баррингтона, письменный столъ Пена, съ разбросанными на немъ клочками бумаги представляли довольно унылый видъ.
   -- Не угодно-ли вамъ будетъ взглянуть еще въ мою спальню, м-ръ Боусъ, чтобы удостовѣриться не тамъ-ли спрятаны мои жертвы?-- язвительно сказалъ Пенъ.-- Или, можетъ быть, вы думаете, что я задушилъ маленькихъ дѣвочекъ и спряталъ ихъ въ угольную яму.
   -- Для меня достаточно вашего слова, м-ръ Пенденнисъ,-- съ обычною грустью отвѣтилъ старикъ,-- вы говорите, что ихъ здѣсь нѣтъ, и я вамъ вѣрю. Надѣюсь также, что ихъ здѣсь никогда не было и никогда не будетъ.
   -- Честное слово, сэръ, вы очень любезны, выбирая для меня моихъ знакомыхъ, и полагая, что нѣкоторые люди не достойны быть ими, -- надменно произнесъ Артуръ.-- Я помню вашу доброту издавна, м-ръ Боусъ, и я цѣню ее, иначе въ болѣе сердитомъ тонѣ говорилъ бы о томъ невыносимомъ преслѣдованіи, которому вы меня подвергаете. Вчера вы слѣдовали за мною по пятамъ, словно боялись, чтобы я чего-нибудь не укралъ.
   Тутъ Пенъ запнулся и покраснѣлъ. Онъ чувствовалъ, что открылъ своему собесѣднику путь, и Боусъ дѣйствительно поспѣшилъ этимъ воспользоваться.
   -- Я и теперь думаю, что вы приходили, съ цѣлью украсть, какъ вы выражаетесь, сэръ. Неужели вы станете утверждать, что дѣйствительно хотѣли навѣстить ничтожнаго Боуса, стараго скрипача? или м-ссъ Болтъ, жену привратника? О, нѣтъ! Такой джентльменъ, какъ м-ръ Артуръ Пенденнисъ, эсквайръ, рѣшится взойти на мой чердакъ или сидѣть на кухнѣ прачки, только преслѣдуя особыя цѣли. Да, я увѣренъ, что вы хотѣли украсть сердце хорошенькой дѣвушки, а затѣмъ бросить ее и сдѣлать ее несчастной, м-ръ Артуръ Пенденнисъ! Вотъ въ какихъ людей превращаетесь вы, молодые денди, джентльмены высшаго свѣта, благородные, могущественные аристократы! Вы попираете ногами людей, считая это забавой. Но что приходится чувствовать этимъ несчастнымъ? Каково этимъ жертвамъ вашихъ прихотей, которыми вы играете, и которыхъ затѣмъ выбрасываете на улицу, когда онѣ вамъ надоѣдаютъ? Я знаю ваши привычки, сэръ. Я знаю ваше самолюбіе, ваше высокомѣріе, вашу гордость. Какое дѣло милорду, что дочь бѣдняка доведена до несчастья? Вамъ лишь бы получить удовольствіе, а бѣдняки, понятно, должны расплачиваться за него. Для чего же мы и созданы, какъ не для этого? Таковы всѣ вы, таковы всѣ вы, сэръ!
   Въ своей филиппикѣ Боусъ уклонился въ сторону, и Пену это было на руку, такъ какъ онъ былъ очень не прочь отклонить дебаты отъ того пункта, съ котораго противникъ ихъ началъ. Пенъ разразился чѣмъ-то въ родѣ смѣха и, извинившись за него передъ Боусомъ, сказалъ:
   -- Да! Я аристократъ, я живу во дворцѣ, на третьемъ этажѣ; мой коверъ почти также роскошенъ, какъ вашъ, м-ръ Боусъ. Жизнь моя прошла въ притѣсненіи ближнихъ. Я губилъ дѣвушекъ и грабилъ бѣдняковъ. Другъ мой, все это очень хорошо въ комедіи, гдѣ Іовъ Торнберри колотитъ себя въ грудь и восклицаетъ: "какъ смѣетъ милордъ издѣваться надъ честнымъ человѣкомъ и оскорблять очагъ англичанина?" Но можно-ли въ дѣйствительной жизни, м-ръ Боусъ, толковать объ издѣвательствѣ аристократовъ надъ бѣдняками человѣку, которому такъ же приходится работать изъ-за куска хлѣба, какъ и вамъ? Чѣмъ я васъ обидѣлъ? Почему же вы прежде относились ко мнѣ съ уваженіемъ -- въ тѣ дни, когда мы оба еще были романтическими юношами? Полно, м-ръ Боусъ, не сердитесь на меня, и давайте будемъ друзьями по прежнему.
   -- То было иное время,-- отвѣтилъ Боусъ.-- М-ръ Артуръ Пенденнисъ былъ тогда честнымъ, пылкимъ молодымъ человѣкомъ. Онъ былъ тогда, можетъ статься, немного самолюбивъ и самоувѣренъ, но я любилъ его за то, что онъ не задумался бы пожертвовать собою ради женщины.
   -- А теперь?
   -- А теперь времена измѣнились, -- отвѣтилъ Боусъ.-- Теперь вы хотите, чтобы женщина пожертвовала собою ради васъ. Я знаю этого ребенка, сэръ. Я всегда говорилъ, что ей грозитъ такая участь. Она разгорячила свое воображеніе романами, всѣ ея мысли теперь сосредоточены вокругъ любви и влюбленныхъ, и она почти не слышитъ подъ собою кухоннаго пола. Я училъ этого ребенка, сэръ. Я люблю Фанни. Я -- одинокій старикъ, мнѣ противна та жизнь, которую я принужденъ вести среди всѣхъ этихъ разгульныхъ людей. То, что ихъ развлекаетъ, наводитъ на меня тоску. Кромѣ этой дѣвушки, мнѣ не о комъ заботиться. Пожалѣйте меня, не отнимайте ее у меня, м-ръ Пенденнисъ, не отнимайте!
   Здѣсь голосъ старика прервался. Его тонъ тронулъ Пена гораздо больше, чѣмъ тотъ угрожающій и ироническій видъ, который Боусъ принялъ въ началѣ.
   -- Увѣряю васъ,-- ласково сказалъ онъ,-- вы ко мнѣ несправедливы, подозрѣвая меня въ какомъ-то зломъ умыслѣ противъ этой Фанни. До пятницы я не подозрѣвалъ объ ея существованіи. Я познакомился съ нею совершенно случайно, благодаря Костигану, и никакихъ намѣреній относительно нея никогда не питалъ... или вѣрнѣе говоря..
   -- Вѣрнѣе говоря, вы отлично знаете, что она вздорная дѣвчонка, а ея мать вздорная женщина, вѣрнѣе говоря, вы назначаете ей свиданія въ саду Темпля. Вотъ, что будетъ вѣрнѣе! Да! Вчера, когда я засталъ ее за вашею книгой, она расхохоталась мнѣ въ лицо. Ну, что-же? На что я въ самомъ дѣлѣ годенъ, какъ не на то, чтобы надо мной смѣялись! Старый уродъ! Жалкій скрипачъ, который ходитъ въ лохмотьяхъ и добываетъ себѣ пропитаніе, играя по кабакамъ! А вы, вы -- важный джентльменъ. У васъ надушенный платокъ въ карманѣ и золотое кольцо на рукѣ. Вы обѣдаете у богачей. А кто дастъ хоть корку старому Боусу? Между тѣмъ я могъ бы сдѣлаться такимъ же человѣкомъ, какъ и любой изъ васъ. Я могъ бы прославиться, если бы только мнѣ повезло, и я теперь жилъ бы среди лучшихъ людей страны. Но мнѣ все не удавалось. У меня было когда-то честолюбіе, я писалъ пьесы, поэмы, музыку -- никто не хотѣлъ меня слушать. Какую бы женщину я ни любилъ, она смѣялась надо мной, и вотъ я на старости лѣтъ одинъ, одинъ!.. Не отнимайте этой дѣвушки у меня, м-ръ Пенденнисъ, умоляю васъ. Оставьте ее хоть на время у меня. До вчерашняго дня она была почти моимъ ребенкомъ. Зачѣмъ вы пришли и заставили ее смѣяться надъ моимъ безобразіемъ и моей старостью?
   -- Ну, въ этомъ я ужъ нисколько не виноватъ,-- отвѣтилъ Артуръ съ легкимъ вздохомъ.-- Даю вамъ честное слово, я жалѣю, что познакомился съ этой дѣвушкой. Обольщеніе дѣвушекъ -- не мое призваніе, м-ръ Боусъ. Я не подозрѣвалъ, что произвелъ такое впечатлѣніе на бѣдную Фанни, пока до сегодняшняго вечера... И это меня огорчило, сэръ, и сегодня, когда вы меня встрѣтили, я бѣжалъ отъ искушенія.
   М-ръ Боусъ не видѣлъ краски, залившей щеки Пена, но слышалъ дрожаніе его голоса, когда тотъ продолжалъ:
   -- Я сознаюсь вамъ, сэръ, что въ этотъ субботній вечеръ, когда вокругъ звенѣли колокола церквей, я вспомнилъ о своемъ домѣ и о живущихъ въ немъ женщинахъ, ангельски чистыхъ и добрыхъ. Когда я встрѣтилъ васъ, я бѣжалъ туда, гдѣ бы я могъ избѣжать грозившей мнѣ опасности и просить у всемогущаго Господа силъ для исполненія своего долга.
   Послѣ словъ Артура къ комнатѣ на мгновеніе воцарилось молчаніе. Оно было нарушено гостемъ, который говорилъ теперь гораздо мягче и дружелюбнѣе. Онъ попросилъ у Пена позволенія пожать его руку, и когда тотъ отвѣтилъ ему такимъ же теплымъ пожатіемъ, извинился за то, что былъ несправедливъ къ нему. Прощаясь, онъ произнесъ еще нѣсколько словъ, которыя побудили молодого человѣка снова сердечно пожать руку своему старому другу. Когда старикъ былъ уже у дверей, Артуръ крикнулъ, что даетъ обѣтъ и надѣется выполнить его.
   -- Аминь!-- отвѣтилъ Боусъ и медленно пошелъ внизъ по лѣстницѣ.
   

ГЛАВА XIII.
Опять счастливый уголокъ.

   Въ началѣ нашего разсказа мы уже упоминали о маленькомъ городкѣ Клеврингѣ, расположенномъ недалеко отъ родимаго дома Пена, и о нѣкоторыхъ изъ его обывателей. Но такъ такъ, это общество отнюдь не было для насъ интересно или симпатично, то мы не вдавались по этому поводу въ болѣе или менѣе значительныя подробности. Однимъ изъ выдающихся умовъ этого маленькаго городка былъ м-ръ Самюэль Гекстеръ,-- тотъ самый джентльменъ, съ которымъ мы недавно познакомились въ Вокзалѣ. Пріѣзжая домой на каникулы, онъ оживлялъ застольную бесѣду своихъ знакомыхъ остротами больницы Варѳоломея и сплетнями о великосвѣтскихъ кружкахъ, въ которыхъ онъ вращался въ Лондонѣ.
   М-ръ Гобнелль, молодой джентльменъ, котораго Пенъ поколотилъ во время ссоры изъ-за Фотрингэй, былъ желаннымъ гостемъ въ домѣ матери Самюэля еще въ то время, когда учился въ клеврингской школѣ. Онъ имѣлъ свободный доступъ въ кабинетъ доктора, гдѣ зналъ дорогу къ тамариндовымъ банкамъ и могъ душить свои носовые платки розовой водой. Въ этотъ именно періодъ своей жизни онъ почувствовалъ привязанность къ миссъ Софи Гекстеръ, а послѣ смерти своего отца женился на ней и увезъ ее въ свой домъ, въ деревню Уорренъ, въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Клевринга.
   Въ этой деревнѣ его семья жила съ незапамятныхъ временъ, обработывая собственный клочекъ земли и арендуя землю у другихъ. Отецъ м-ра Гобнелля снесъ старую мызу, выстроилъ великолѣпное новое зданіе съ бѣлыми стѣнами и просторными конюшнями, поставилъ въ гостиной фортепіано, завелъ свору борзыхъ собакъ и принялъ титулъ сквайра (помѣщика). Когда онъ умеръ, и на его мѣстѣ воцарился сынъ, его семью уже можно было считать утвердившейся среди мѣстнаго поземельнаго дворянства, такъ что Самюэль Гекстеръ не очень далеко уклонялся отъ истины, когда хвастался въ Лондонѣ передъ товарищами по больницѣ Варѳоломея имѣніемъ своего зятя, его охотничьими собаками, лошадьми и гостепріимствомъ. Ежегодно, обыкновенно въ то время, когда м-ссъ Гобнелль не могла оставить своихъ ежегодно возроставшихъ материнскихъ обязанностей, Гобнелль пріѣзжалъ для развлеченія въ Лондонъ, нанималъ себѣ квартирку и вмѣстѣ съ Самюэлемъ предавался городскимъ удовольствіямъ. Ипподромы, театры, Вокзалъ, веселыя таверны въ шумныхъ окрестностяхъ Ковентъ-Гардена усердно посѣщались разгульнымъ сквайромъ и его ученымъ шуриномъ. "Будучи въ Лондонѣ,-- говорилъ онъ,-- я люблю жить по-лондонски и попробовать лондонской жизни". Возвращаясь на западъ, онъ привозилъ женѣ новую шляпку и шаль и на одиннадцать мѣсяцевъ покидалъ изящныя столичныя развлеченія для деревенскихъ забавъ и занятій.
   Самюэль Гекстеръ велъ съ ними оживленную переписку и снабжалъ его отборными столичными новостями въ отплату за куропатокъ, зайцевъ и масло, которые посылали ему сквайръ и его добродушная жена. Въ ихъ глазахъ не было болѣе блестящаго и свѣтскаго юноши, чѣмъ Гекстеръ. Пріѣзжая въ родныя мѣста, онъ становился жизнью и душой ихъ дома. Его пѣсни, шутки и остроты славились по всей деревнѣ; онъ спасъ жизнь ихъ старшей дочери, вытащивъ у нея изъ глотки рыбью кость,-- однимъ словомъ, весь ихъ кружокъ былъ отъ него въ восторгѣ.
   По несчастной случайности, на третій день послѣ встрѣчи въ Вокзалѣ, Пенъ опять столкнулся съ м-ромъ Гекстеромъ. Вѣрный данному обѣту, онъ избѣгалъ Фанни. Онъ старался прогнать ее изъ головы занятіями и развлеченіями. Цѣлый день онъ просидѣлъ въ комнатѣ, принуждая себя работать и, въ качествѣ критика Пелльмелльской газеты, сдѣлалъ гибельное нападеніе на одну поэму и одинъ романъ, данные ему для отзыва. Убивъ несчастныхъ авторовъ наповалъ онъ пошелъ обѣдать въ опустѣвшій клубъ "Сложноцвѣтныхъ", но пустынные залы навели на него еще большую тоску. Онъ искалъ развлеченія и въ театрѣ. Публика надрывалась отъ смѣха и неистово апплодировала, а онъ видѣлъ въ пьесѣ лишь глупый фарсъ, приводившій его въ уныніе. Если бы комическій актеръ, игравшій главную роль, увидѣлъ печальное лицо Пена, онъ пришелъ бы въ отчаяніе. Но Пенъ даже не вполнѣ сознавалъ, что вокругъ него происходитъ; драма и декораціи проходили передъ нимъ точно сонъ или горячечный бредъ. Хотя представленіе кончилось довольно поздно, но онъ рѣшилъ пойти еще въ Людскую, потому что ему совсѣмъ не хотѣлось спать. Наканунѣ онъ прошелъ двадцать миль для того, чтобы утомить себя, и все-таки цѣлую ночь напролетъ не смыкалъ глазъ. Да, онъ пойдетъ въ Людскую. Мысль, что онъ увидитъ здѣсь Боуса, вливала ему даже какое-то утѣшеніе. Боусъ дѣйствительно былъ здѣсь, молчаливо сидя за старымъ фортепіано. Было пропѣто нѣсколько невыразимо комическихъ пѣсенъ, и стѣны комнаты трещали отъ смѣха. Но какимъ страннымъ все это казалось Пену! Онъ видѣлъ передъ собой только Боуса и думалъ о Фанни. Не удивительно-ли, что въ такомъ потухшемъ вулканѣ, какъ онъ называлъ свою грудь, можетъ пылать такой огонь? Первые два дня, въ теченіе которыхъ онъ уступалъ своей слабости, зажгли этотъ огонь; два дня воздержанія превратили его въ страшный пожаръ. Такъ думалъ онъ, выпивая одинъ стаканъ за другимъ, какъ вдругъ, на несчастье, м-ръ Гекстеръ, который, также былъ въ театрѣ, вошелъ въ комнату, въ сопровожденіи двухъ или трехъ товарищей. Увидѣвъ земляка, Гекстеръ что-то шепнулъ своимъ спутникамъ, къ сильнѣйшей досадѣ Пена, который чувствовалъ, что разговоръ идетъ о немъ, и направился къ его столу. Усѣвшись какъ разъ на супротивъ Пена, онъ фамильярно кивнулъ ему головой и протянулъ свою грязную руку.
   Пенъ пожалъ руку своему земляку. Ему казалось, что онъ черезчуръ круто обошелся съ нимъ въ прошлый разъ. Что касается Гекстера, то онъ всегда былъ необычайно доволенъ и самимъ собой, и всѣмъ свѣтомъ, и рѣшительно не подозрѣвалъ, что можетъ быть для кого-нибудь непріятенъ. Маленькая ссора, или "курьезъ", какъ онъ называлъ то, что произошло между ними въ Вокзалѣ, была въ его глазахъ пустякомъ, на который не стоило обращать ни малѣйшаго вниманія. Заказавъ четыре кружки портера для услажденія себя и своихъ товарищей, ученикъ Галена началъ придумывать наиболѣе интересный сюжетъ для разговора съ Пеномъ и выбралъ, конечно, тотъ, который былъ для нашего друга наиболѣе непріятенъ.
   -- Шикарное гулянье было въ Вокзалѣ, не правда-ли?-- сказалъ онъ и лукаво подмигнулъ ему.
   -- Я очень радъ, что оно вамъ понравилось,-- чуть не со стономъ отвѣтилъ Пенъ.
   -- Я чертовски нарѣзался -- въ лоскъ,-- обѣдалъ съ ребятами въ Гриничѣ. Не дурную бабенку подцѣпили вы. Кто она?-- продолжалъ очаровательный студентъ.
   Послѣдній вопросъ переполнилъ чашу терпѣнія Артура.
   -- Какое вамъ дѣло? Вѣдь я не предлагаю вамъ такихъ вопросовъ относительно васъ, м-ръ Гекстеръ, -- сказалъ онъ.
   -- Я не хотѣлъ васъ обидѣть, простите. Что вы на меня такъ накинулись,-- отвѣтилъ озадаченный собесѣдникъ Пена.
   -- Вы помните, что произошло между нами въ тотъ вечеръ?-- спросилъ Пенъ, еще болѣе свирѣпѣя.-- Нѣтъ? Я такъ и ожидалъ! Какъ вы сами сознались, вы были пьяны, и поэтому позволили себѣ крайнюю грубость.
   -- Чортъ возьми, сэръ! Да я же извинился передъ вами!-- воскликнулъ Гекстеръ, побагровѣвъ отъ гнѣва.
   -- Совершенно вѣрно, и я отъ души простилъ васъ, но, если вы припомните, я просилъ васъ сдѣлать мнѣ одолженіе, вычеркнуть меня на будущее время изъ списка вашихъ знакомыхъ и при встрѣчѣ не трудиться узнавать меня. Рекомендую вамъ зарубить это себѣ на носу, и такъ какъ сейчасъ начинается пѣсня, то я не стану мѣшать вамъ наслаждаться музыкой.
   Взявъ свою шляпу и поклонившись оторопѣвшему Гекстеру, Пенъ вышелъ изъ-за стола. Товарищи Гекстера въ первую минуту тоже были озадачены, но затѣмъ подняли Гекстера на смѣхъ. Они разразились такимъ оглушительнымъ хохотомъ, что понадобилось даже вмѣшательство распорядителя пиршества, который закричалъ:
   -- Тише, джентльмены, пожалуйста, тише. Сейчасъ начинается "Похититель труповъ".
   Уходя изъ Людской, Пенъ льстилъ себя мыслью, что въ совершенствѣ владѣлъ собою, и ему даже было жаль, что Гекстеръ не оказался болѣе воинственнымъ. Пенъ былъ въ такомъ настроеніи, что съ удовольствіемъ побилъ бы кого-нибудь. Онъ пошелъ домой, но усиленная работа въ теченіе дня, обѣдъ, театръ, спиртные напитки, ссора съ Гекстеромъ,-- ничто не разогнало его думъ: онъ спалъ не лучше, чѣмъ въ прошлую ночь.
   Спустя нѣсколько дней, Гекстеръ написалъ м-ру Гобнеллю въ деревню письмо, главнымъ предметомъ котораго былъ м-ръ Артуръ Пенденнисъ. Гекстеръ описывалъ образъ жизни, который ведетъ Артуръ въ Лондонѣ, и его неслыханно наглое поведеніе по отношенію къ старымъ друзьямъ и землякамъ. Онъ говорилъ, что Артуръ закоренѣлый преступникъ, отъявленный Донъ Жуанъ, человѣкъ, котораго, если онъ пріѣдетъ въ деревню, не долженъ пускать къ себѣ на порогъ ни одинъ честный человѣкъ. На дняхъ онъ танцовалъ въ Вокзалѣ съ невинной дѣвушкой низшаго класса, которую онъ избралъ своей жертвой. Отъ одного ирландскаго джентльмена (отставного офицера), который посѣщалъ тотъ же клубъ, гдѣ и онъ, Гекстеръ, былъ членомъ, онъ узналъ, кто такая была эта дѣвушка, избранная этимъ самонадѣяннымъ шарлатаномъ въ качествѣ жертвы для своего адскаго замысла, и теперь сочтетъ своимъ долгомъ предупредить ея несчастнаго отца, и т. д. и т. д. Затѣмъ слѣдовали нѣкоторыя общія новости, выражалась благодарность автора за послѣднихъ куропатокъ и кроликовъ и сообщалось о его безграничной готовности къ принятію дальнѣйшихъ милостей.
   Какъ уже было сказано, у м-ра Гобнелля почти ежегодно происходили крестины. На этотъ разъ обстоятельства сложились такъ, что эта торжественная церемонія состоялась на слѣдующій день послѣ полученія изъ города вышеупомянутаго письма. Младенецъ (прелестная дѣвочка) былъ нареченъ Мирой-Лукреціей, по имени двухъ воспріемницъ -- миссъ Портманъ и м-ссъ Пибусъ, а такъ какъ Гобнелль сообщилъ, конечно, содержаніе полученнаго имъ письма своей женѣ, то м-ссъ Гобнелль посвятила въ его ужасныя подробности обѣихъ кумушекъ. Хороша была эта исторія, но и недурно зато она была разсказана въ этотъ день по всему Клеврингу.
   Мира не говорила объ этомъ письмѣ своей матери -- она была слишкомъ сконфужена его подробностями,-- но м-ссъ Пибусъ была чужда такой скромности. Она переговорила объ этомъ нетолько съ м-ссъ Портманъ, но и съ супругами Симко, съ м-ссъ Глендерсъ (дочери послѣдней были на это время усланы изъ комнаты), съ мадамъ Фрибсби,-- однимъ словомъ, со всѣмъ мѣстнымъ обществомъ. Мадамъ; Фрибсби, обращая взоры на портретъ своего драгуна и въ глубину своей собственной уязвленной души, сказала, что мужчины всегда останутся мужчинами и, слѣдовательно, обманщиками, и задумчиво продекламировала нѣсколько строчекъ изъ "Марміоны", гдѣ спрашивается, когда, наконецъ, влюбленные перестанутъ обманывать. М-ссъ Пибусъ не находила достаточно сильныхъ словъ, чтобы выразить свою ненависть, ужасъ и отвращеніе къ негодяю, способному на такую низость. Вотъ къ чему приводитъ баловство, чванство, расточительность, аристократическія замашки (Пенъ однажды отказался отъ приглашенія на чай къ м-ссъ Пибусъ) и пребываніе среди испорченнаго и гнуснаго общества современнаго Вавилона. М-ссъ Портманъ съ сокрушеніемъ сердца говорила, что роковая снисходительность матери испортила мальчика, литературные успѣхи вскружили ему голову, гнусныя страсти заставили его позабыть тѣ принципы, которые д-ръ Портманъ въ дѣтствѣ внушалъ ему. Глендерсъ, неукротимый драгунскій капитанъ, узнавъ объ этой исторіи отъ м-ссъ Глендерсъ, протяжно засвисталъ, а за обѣдомъ сталъ дѣлать шутливые намеки, вслѣдствіе чего м-ссъ Глендерсъ принуждена была назвать его извергомъ и вновь услать дочерей изъ комнаты. М-ръ Симко спокойно принялъ эту новость, но въ глубинѣ души быль доволенъ ею: она лишь подтверждала то мнѣніе, которое онъ всегда имѣлъ объ этомъ злосчастномъ юношѣ; онъ не хочетъ этимъ сказать, что близко знаетъ его съ этой стороны, или что онъ прочелъ хоть одну строчку его опасныхъ и вредныхъ сочиненій -- Боже сохрани!-- но чего можно было ожидать отъ человѣка съ такимъ характеромъ, отъ его ужаснаго, печальнаго, гибельнаго легкомыслія? Исторія Пена послужила предметомъ для второй проповѣди въ клеврингской вспомогательной церкви, гдѣ многочисленной, напряженно внимавшей толпѣ были указаны всѣ опасности, какія представляютъ Лондонъ и чтеніе или сочиненіе романовъ. Тутъ не разсуждали о томъ, виновенъ онъ или нѣтъ; эти замѣчательные моралисты считали его испорченность доказанной и спѣшили бросить въ него камень. Не прошло нѣсколькихъ дней, какъ м-ссъ Пенденнисъ, одна, отъ усталости и волненія едва держась на ногахъ, пришла, или вѣрнѣе, прибѣжала, чтобы посовѣтоваться съ добрымъ д-ромъ Портманомъ. Она получила анонимное письмо.тКакой-то благочестивый христіанинъ (или христіанка) счелъ своимъ долгомъ нанести смертельный ударъ доброй женщинѣ, которая никому въ жизни не сдѣлала зла. Это письмо, съ ссылками на священное писаніе по вопросу объ участи, ожидающей подобныхъ грѣшниковъ, содержало въ себѣ подробный отчетъ о прегрѣшеніяхъ IIена. Бѣдная мать находилась въ такомъ волненіи и страхѣ, что на нее жалко было смотрѣть. Нѣсколько часовъ этихъ страданій состарили ее на цѣлые годы. Въ первое мгновеніе она была такъ поражена, что письмо выпало изъ ея рукъ. Лаура подняла его и, прочитавъ, сильно покраснѣла.
   -- Негодяи!-- воскликнула она, вся дрожа отъ гнѣва.-- Это неправда, мама, это неправда!
   -- Нѣтъ, это правда, и ты виновата въ этомъ, Лаура, -- внѣ себя закричала Елена.-- Зачѣмъ ты отказала ему? Зачѣмъ ты разбила мое сердце и отказала ему? Это ты подвинула его на преступленіе, это ты толкнула его въ объятія этой... этой женщины. Не говори со мной. Не отвѣчай мнѣ, я никогда не прощу тебя, никогда! Марта, подай мнѣ шляпку и шаль, я ухожу. Я не хочу, чтобы ты шла со мной, я пойду одна. Ступай прочь! Оставь меня, жестокая дѣвушка! Зачѣмъ ты навлекла на меня этотъ позоръ?
   Запретивъ дочери и слугамъ слѣдовать за нею, она побѣжала въ Клеврингъ.
   Д-ръ Портманъ, при первомъ взглядѣ на письмо, узналъ его почеркъ и, разумѣется, сразу догадался о его содержаніи. Кажется, противъ своего собственнаго убѣжденія (достойный докторъ, какъ и большинство насъ, имѣлъ отъ природы значительную склонность вѣрить всякимъ дурнымъ слухамъ о своихъ ближнихъ), онъ пытался утѣшить Елену и сталъ доказывать ей, что доносъ пришелъ отъ лица, скрывшаго свое имя, и потому, вѣроятно, исходитъ отъ какого-либо негодяя; что обвиненіе можетъ оказаться несправедливымъ, да и навѣрное окажется неенрабодливымъ; что во всякомъ случаѣ Пена нужно предварительно выслушать, а потомъ уже судить, что трудно повѣрить, чтобы сынъ такой матери былъ способенъ на подобное преступленіе, и пр. и пр.
   Елена сразу увидѣла всю неискренность его возраженій и отрицаній.
   -- Вы сами убѣждены, что это правда, -- сказала она.-- Я вижу, что вы убѣждены. О, зачѣмъ я отпустила его, д-ръ Портманъ? Заj чѣмъ я не поѣхала съ нимъ?.. Но вѣдь онъ неспособенъ на такой безчестный поступокъ, видитъ Богъ, неспособенъ! Вспомните его поведеніе съ тою... другой. Какъ безумно онъ ее любилъ! Онъ былъ тогда честнымъ юношей, -- такой онъ и теперь! Я каждый день благодарю Бога, да, и на колѣняхъ благодарю, за то, что Артуръ заплатилъ Лаурѣ. Вы сами говорили, что онъ добрый мальчикъ, вы сами говорили это! Ну, что же, если эта женщина любитъ его -- вѣдь онѣ ней его любятъ,-- если онъ оторвалъ ее отъ родного дома, или она увлекла его,-- это болѣе вѣроятно,-- что дѣлать? Онъ долженъ жениться на ней. Пусть онъ оставитъ этотъ ужасный свѣтъ и вернется ко мнѣ, къ своей матери. Д-ръ Портманъ, поѣдемъ и привеземъ его сюда, да, привеземъ его сюда! Пусть здѣсь возрадуется... раскаявшійся грѣшникъ. Поѣдемъ сейчасъ, мой добрый другъ, сегодня же... Она не могла продолжать и упала безъ чувствъ. Ее положили на кровать въ домѣ сострадательнаго доктора и позвали врача.-- Она пролежала всю ночь въ опасномъ состояніи. Лаура пришла къ ней, но Елена не хотѣла ее видѣть. Докторъ Портманъ, видя ужасныя страданія матери, начиналъ вѣрить въ невиновность Артура. Онъ написалъ ему письмо, въ которомъ сообщалъ о носившихся слухахъ и убѣдительно просилъ его раскаяться и прервать связь, столъ гибельную, какъ для его карьеры, такъ и для душевнаго спасенія.
   А Лаура? Какъ должна была она терзаться при мысли о поступкѣ Артура и объ отчужденіи Елены! Какимъ жестокимъ ударомъ было для невинной дѣвушки сразу лишиться всей той любви, для которой она жила на свѣтѣ!
   

ГЛАВА XIV,
которая чуть не сд
ѣлалась послѣдней.

   Отославъ письмо въ Лондонъ, достойный д-ръ Портманъ старался, если не вполнѣ успокоить м-ссъ Пенденнисъ, то, по крайней мѣрѣ, внушить ей нѣкоторое терпѣніе до полученія отвѣта, который, какъ думалъ докторъ, или, во всякомъ случай, упорно повторялъ, долженъ уничтожить всякіе страхи по поводу нравственнаго паденія м-ра Пена. Какъ бы то ни было, желаніе Елены ѣхать въ Лондонъ и лично открыть сыну глаза на его испорченность, было въ теченіе первыхъ дней неисполнимо. Въ первый день врачъ запретилъ ей даже возвращаться въ Фероксъ, и лишь на слѣдующее утро Елена очутилась дома, на своей софѣ, окруженная попеченіями преданной, хотя и безмолвной Лауры.
   Къ несчастью для себя и для всѣхъ замѣшанныхъ въ дѣлѣ лицъ, Пенъ прочиталъ отповѣдь д-ра Портмана лишь много недѣль послѣ того, какъ она была написана. День за днемъ вдова ожидала отъ сына отвѣта на воздвигнутыя противъ него обвиненія, и съ каждымъ днемъ промедленія ея здоровье ухудшалось. Тяжелая задача выпала на долю Лауры -- сильно тревожиться самой, быть свидѣтельницей страданій дорогого человѣка и, главное, переносить отчужденіе Елены и полную утрату ея прежней любви. Но она привыкла исполнять свой долгъ, насколько у нея хватало силъ, прибѣгая лишь къ той милостивой помощи, которую небеса посылали ея чистымъ молитвамъ. Но такъ какъ она исполняла свой долгъ безшумно, а молитвы, которыя надѣляли ее необходимой для того силой, также совершались вдали отъ постороннихъ глазъ, въ ея собственной комнатѣ, то и мы поневолѣ должны молчать о ея добродѣтеляхъ, такъ же мало выносящихъ публичное обсужденіе, какъ цвѣтокъ -- бальную атмосферу. Но мы позволили себѣ все-таки сказать, что добрая женщина есть наилучшій изъ всѣхъ цвѣтковъ міра, и мы съ любовью и восхищеніемъ глядимъ на спокойную грацію, на чистое благоуханіе, на нѣжную красоту этого цвѣтка. Чудные, милые, прекрасные, безпорочные цвѣты! Можно-ли не жалѣть, видя, какъ они гибнутъ отъ горя или неумолимой смерти, хирѣютъ во время болѣзни, вянутъ отъ долгихъ страданій, въ полномъ цвѣтѣ подкашиваются неожиданной судьбой? Мы, можетъ статься, заслужили наши страданія, но за что ихъ постигаетъ несчастье? Остается только думать, что небеса страданіями отличаютъ своихъ лучшихъ избранниковъ и, посылая имъ многочисленныя испытанія, хотятъ сдѣлать эти чистыя души еще болѣе чистыми.
   Итакъ, Пенъ не получилъ этого письма, хотя оно было надлежащимъ образомъ отправлено, почтальонъ опустилъ его въ ящикъ для писемъ на Ягнячьемъ дворѣ, а прачка вынула его оттуда и положила на письменный столъ вмѣстѣ съ прочей корреспонденціей барина.
   Благосклонные читатели, которые до сихъ поръ слѣдили за судьбой м-ра Артура Пенденниса и, по своему обыкновенію, дѣлали наблюденія надъ его характеромъ и особенностями, по всей вѣроятности, уже успѣли замѣтить, что было главнымъ недостаткомъ въ его натурѣ и кто былъ тотъ злѣйшій врагъ (столь искусно уномянутый на заглавной страницѣ), съ которымъ ему приходилось сражаться. Очень многимъ изъ насъ, господа, приходится имѣть дѣло съиэтимъ мерзавцемъ,-- съ этимъ негодяемъ, который пользуется всякимъ случаемъ, чтобы причинить намъ зло, запутать насъ въ ссору, вовлечь въ праздность, свести съ нехорошими людьми и т. п. Этимъ величайшимь врагомъ Пена былъ онъ самъ, и такъ какъ Пенъ всю свою; жизнь лелѣялъ, ласкалъ и ублажалъ этого субъекта, то послѣдній, какъ это бываетъ со всѣми избалованными слугами, набрался дерзости и при малѣйшей попыткѣ обуздать его, или сдѣлать что-нибудь для него непріятное, становился невозможно грубымъ и совершенно отбивался отъ рукъ. Человѣкъ, который привыкъ приносить жертвы, -- напримѣръ, Лаура, такъ часто жертвовавшая своимъ удовольствіемъ для другихъ,-- дѣлаетъ это очень спокойно, но Пенъ, которому было совершенно незнакомо какое бы то ни было самоотверженіе, испыталъ весьма сильныя страданія, когда и ему пришлось сдѣлать тоже и отказаться отъ того, что доставляло ему удовольствіе.
   Онъ твердо рѣшилъ не видѣться съ Фанни, и дѣйствительно не видѣлся съ ней. Онъ старался прогнать изъ головы всякія мысли объ этой очаровательной малюткѣ при помощи усиленныхъ занятій, прогулокъ, развлеченій. Поэтому онъ работалъ слишкомъ много; онъ ходилъ и ѣздилъ слишкомъ много; онъ ѣлъ, пилъ и курилъ слишкомъ много,-- и все-таки ни сигары, ни пуншъ не могли прогнать образа маленькой Фанни изъ его воспаленнаго мозга, и черезъ недѣлю такого самообузданія и самоотреченія молодой человѣкъ слегъ въ горячкѣ. Пусть читатель, который никогда не болѣлъ горячкой въ меблированныхъ комнатахъ, пожалѣетъ о бѣднягѣ, испытавшемъ такое несчастье.
   Всѣ дамы, чающія выйти замужъ, или даже вообще христіане, заинтересованные въ пропагандѣ домашнихъ добродѣтелей, должны бы образовать комитетъ и обратиться къ Крюйкшенку, Личу или какому-нибудь другому любезному обличителю современныхъ безумствъ, съ просьбой изобразить въ рядѣ рисунковъ всѣ ужасы холостой жизни въ меблированныхъ комнатахъ и тѣмъ побудить зрителей подумать объ улучшеніи своего существованія. Въ самомъ дѣлѣ, что можетъ быть непригляднѣе одинокаго пробужденія холостяка, когда черный котелокъ стоитъ на уныломъ огнѣ среди знойнаго лѣта, или, еще хуже, когда огонь потухаетъ въ крещенскій морозъ черезъ полчаса по уходѣ прачки? Весь дрожа отъ холода, хозяинъ выходитъ изъ спальной и долженъ начать свой день охотою за углемъ и щепками, а прежде чѣмъ сѣсть за свои студенческія книжки, долженъ принять на себя роль служанки, за отсутствіемъ м-ссъ Фленеганъ, которая скрылась, не предупредивъ ни однимъ словомъ. Какого еще предмета нужно классическому рисовальщику, какъ не рубашки, которую холостякъ собирается надѣть, отправляясь на обѣдъ, и находитъ совершенно безъ пуговицъ? Прекраснымъ сюжетомъ можетъ служить и возвращеніе холостяка домой послѣ веселыхъ рождественскихъ вакацій, проведенныхъ гдѣ-нибудь въ деревенскомъ домѣ, среди милыхъ лицъ и ласковыхъ привѣтовъ. Онъ оставляетъ свой чемоданъ у сосѣдняго цирюльника, зажигаетъ на лѣстницѣ печальную старую свѣчу въ закопченномъ маленькомъ фонарѣ, входитъ въ свою непривѣтливую комнату и, въ качествѣ единственныхъ знаковъ вниманія, единственныхъ предметовъ, свидѣтельствующихъ о какомъ-нибудь интересѣ къ его личному благополучію, находитъ здѣсь новогодніе счеты, дружески ожидающіе его на письменномъ столѣ. Прибавьте къ этому еще ужасное изображеніе болѣзни холостяка -- и квартирныя цѣны въ Темплѣ начнутъ падать съ перваго же дня, когда выйдетъ въ свѣтъ эта печальная картинная галлерея. Оставаться здоровымъ въ меблированныхъ комнатахъ -- довольно печально, тоскливо и безотрадно, но болѣть въ меблированныхъ комнатахъ, проводить ночи въ мукахъ, безъ сна, нетерпѣливо ждать утра и прачки, самому щупать свои пульсъ, глядя на собственные часы; не имѣть въ продолженіи долгихъ часовъ другихъ товарищей, кромѣ собственнаго больного воображенія и лихорадочныхъ мыслей, не имѣть доброй руки, которая могла бы подать вамъ воды, когда у васъ запеклись губы, или поправить подушки, когда она сбилась подъ вами въ комокъ,-- эта судьба такъ печальна и ужасна, что мы не рѣшаемся распространяться о ней и только отъ души пожалѣемъ тѣхъ холостяковъ, которые обречены на нее въ Темплѣ.
   Такая же участь постигла и Артура Пенденниса послѣ упомянутыхъ выше излишествъ, которымъ онъ подвергъ свой мозгъ. Однажды вечеромъ онъ легъ спать больнымъ, а на слѣдующее утро ему сдѣлалось еще хуже. Единственнымъ его посѣтителемъ за этотъ день, кромѣ прачки, былъ мальчикъ изъ типографіи "Пелль-Мелльской" газеты, котораго онъ, насколько могъ, постарался удовлетворить. Но тѣ усилія, которыя онъ дѣлалъ, чтобы кончить работу, еще ухудшили его лихорадочное состояніе. Несмотря на все свое стараніе, онъ могъ дать только часть того матеріала, который обыкновенно доставлялъ. Такъ какъ Шандона и Баррингтона не было въ городѣ, то политическіе и редакціонные столбцы газеты были довольно пусты, и помощникъ редактора не имѣлъ, чѣмъ ихъ наполнить. М-ръ Финуканъ побѣжалъ къ Пену и нашелъ его въ столь плачевномъ состояніи, что рѣшилъ, насколько возможно, замѣнить его и написалъ рядъ политическихъ и критическихъ статей, которыя, нѣтъ сомнѣнія, были очень назидательны для читателей этого журнала. Указанія на величіе Ирландіи, на геній и доблести обитателей этой угнетенной страны лились обильнымъ потокомъ изъ подъ пера Финукана. Когда Шандонъ, главный редакторъ журнала, мирно отдыхавшій въ Булони, развернулъ присланный ему журналъ, онъ съ перваго взгляда узналъ перо своего великаго помощника, и, бросивъ нумеръ женѣ, сказалъ ей смѣясь:
   -- Посмотри, милая Мери, нашъ Джекъ опять принялся за дѣло.
   Джекъ дѣйствительно былъ очень пылкій малый и, всякій разъ какъ брался за перо, не пропускалъ случая заявить всему міру, что Гафферти первый художникъ Европы и, лишь благодаря низкой зависти Академіи, не получаетъ званія академика; сообщить, что въ Вестъ-Эндѣ ходитъ упорный слухъ, будто м-ръ Руни, членъ парламента, назначается губернаторомъ Баратаріи, и, наконецъ, не особенно заботясь о поводѣ, разсыпаться въ похвалахъ Круглымъ Башнямъ или Гигантскому Шоссе. Добродушный ирландецъ не только, по мѣрѣ своихъ способностей, исполнялъ работу Пепа, но и выразилъ готовность отказаться отъ своего субботняго и воскреснаго отдыха и провести эти два свободныхъ дня у постели Артура. Но послѣдній настоялъ на томъ, чтобы Финуканъ не жертвовалъ своимъ отдыхомъ, и увѣрилъ его, что больному полезнѣе остаться одному.
   Окончивъ свои занятія въ редакціи, Финуканъ отправился въ пятницу вечеромъ ужинать въ Людскую и здѣсь сообщилъ капитану Костигану о болѣзни Пена. На слѣдующее утро, капитанъ, какимъ-то чудомъ сохранившій это извѣстіе въ своей памяти, направился вѣтемиль навѣстить больного. Онъ засталъ въ пріемной м-ссъ Фланаганъ, прачку, которая, обливаясь слезами, сообщила ему дурныя вѣсти о бѣдномъ Артурѣ. Состояніе Пена до того тревожило добрую женщину, что она была вынуждена для подкрѣпленія своихъ силъ прибѣгнуть къ водкѣ, безъ которой едва-ли перенесла бы это тяжкое горе. Наклоняясь каждую минуту надъ кроватью Пена, она, въ концѣ концовъ, до того надоѣла ему своими пьяными заботами, что онъ сердито попросилъ ее больше не подходить къ нему. Это послужило причиной новыхъ слезъ и сугубаго огорченія м-ссъ Фланаганъ и заставило ее вновь прибѣгнуть къ своему излюбленному болеутоляющему средству, бутылка котораго у нея всегда была подъ рукой. Капитанъ счелъ своимъ долгомъ сдѣлать ей энергическій выговоръ за ея невоздержанность и указать на тѣ роковыя послѣдствія, которыя должны возникнуть, если она будетъ предаваться этой гибельной страсти.
   Несмотря на сильное лихорадочное состояніе, Пенъ чрезвычайно обрадовался посѣщенію Костигана. Услышавъ изъ своей спальни хорошо знакомый голосъ капитана, онъ поспѣшилъ позвать его къ себѣ и поблагодарилъ за то, что тотъ навѣстилъ больного. Капитанъ съ необычайною важностью пощупалъ пульсъ Пена (на эти нѣсколько мгновеній, пока его палецъ сжималъ бьющуюся артерію Пена, ему удалось удержать неподвижно свою дрожащую и влажную руку). Пульсъ бился ужасно скоро, лицо Артура горѣло, глаза были налиты кровью и тусклы, борода не брита почти цѣлую недѣлю. Когда капитанъ, по приглашенію Артура, взялъ себѣ стулъ и усѣлся подлѣ кровати, больной, метаясь и ворочаясь на своемъ неудобномъ ложѣ, началъ весело, но съ трудомъ, болтать съ нимъ о Людской, о Вокзалѣ -- когда они еще разъ пойдутъ туда?-- и о Фанни!-- какъ поживаетъ маленькая Фанни?
   Въ самомъ дѣлѣ, какъ она поживаетъ? Мы знаемъ, что недѣлю тому назадъ она ушла изъ сада домой очень печальная, поглядѣвши на освѣщенное окно Артура, который въ это время велъ разговоръ съ Боусомъ. Вскорѣ и Боусъ пошелъ домой и, проходя мимо каморки Болта, по обыкновенію, заглянулъ въ нее. Въ эту ночь Фанни опять плохо спала. Она не рѣшалась читать "Вальтера Лоррена", потому что отецъ былъ дома и не позволилъ бы зажечь свѣчу. Она положила книгу подъ подушку и ощупывала ее ночью. Лишь къ утру она начала засыпать, когда дѣти, проснувшіяся вмѣстѣ съ птичками, зашевелились на постели. Хотя она очень сердилась на Боуса, тѣмъ не менѣе въ свой обычный часъ пошла къ нему въ комнату, и добрый музыкантъ тотчасъ началъ съ нею разговоръ.
   -- Я видѣлъ вчера вечеромъ м-ра Пенденниса, Фанни,-- сказалъ онъ.
   -- Да? Я это знала,-- отвѣтила фантъ яростно глядя на него.
   -- Я полюбилъ тебя, Фанни, съ тѣхъ поръ, какъ мы поселились здѣсь, -- продолжалъ онъ.-- Ты была еще ребенкомъ, когда я переѣхалъ сюда, и всегда любила меня, Фанни. Ты разлюбила меня только три или четыре дня тому назадъ, когда увидѣла этого джентльмена.
   -- И теперь вы, конечно, начнете клепать на него?-- сказала Фанни.-- Начинайте, м-ръ Боусъ. Тогда я васъ опять полюблю.
   -- Нѣтъ, я этого не сдѣлаю, потому что считаю его очень хорошимъ и честнымъ молодымъ человѣкомъ.
   -- Вотъ какъ? Такъ знайте же, что скажи вы хоть одно слово противъ него, я бы съ вами никогда не говорила, никогда!-- воскликнула Фанни и, сжавъ свои маленькіе кулачки, начала расхаживать по комнатѣ взадъ и впередъ.
   Боусъ слѣдилъ восхищеннымъ взоромъ и съ какимъ-то мрачнымъ состраданіемъ за этой пылкой дѣвочкой. Ея щеки пылали, она вся дрожала, глаза горѣли любовью и гнѣвомъ.
   -- Вы бы съ радостью наклепали что-нибудь на него,-- сказала она,-- но вы не смѣете, да, не смѣете!
   -- Я знаю его уже много лѣтъ, -- продолжалъ Боусъ,-- съ той поры, какъ онъ былъ почти такимъ же молодымъ, какъ ты теперь. Онъ тогда былъ влюбленъ въ дочь нашего капитана,-- теперешнюю леди Мирабель.
   Фанни засмѣялась.
   -- Я думаю, что и кромѣ него были люди, которые влюблялись въ миссъ Костиганъ. Напрасно вы мнѣ объ этомъ говорите!
   -- Онъ хотѣлъ жениться на ней, но они не подходили другъ къ другу ни по возрасту, ни по общественному положенію. Она не хотѣла выйти за него, потому что у него не было денегъ. Она поступила очень благоразумно, потому что они были бы несчастны,-- она не ужилась бы съ его родными и не сдѣлала бы ему жизнь пріятной. М-ръ Пенденнисъ долженъ проложить себѣ дорогу въ свѣтѣ и жениться на женщинѣ своего круга. Если женщина любитъ человѣка, она не должна разрушать его будущности, ссорить его съ родными и ради своей прихоти навлекать на него бѣдность и нищету. Честная дѣвушка этого не сдѣлаетъ, если она его любитъ и понимаетъ свою собственную пользу
   Злоба и гнѣвъ, которые до сихъ поръ кипѣли въ душѣ Фанни, сразу уступили мѣсто испугу и огорченію.
   -- Зачѣмъ вы мнѣ говорите это, Боусъ? Что такое произошло между мною и этимъ молодымъ джентльменомъ, что люди терзаютъ меня такъ жестоко? Если я встрѣтилась съ нимъ въ Вокзалѣ, то я тутъ ни при чемъ, и Артуръ... т. е. м-ръ Пенденнисъ, тоже ни при чемъ. Вѣдь капитанъ повелъ туда меня и мамашу. У насъ въ умѣ не было ничего дурного. Онъ пришелъ и выручилъ насъ, и былъ съ нами любезенъ. Потомъ онъ зашелъ провѣдать насъ. Это очень хорошо со стороны такого важнаго барина. Не всякій будетъ такъ вѣжливъ съ такими ничтожными людьми, какъ мы. А если вчера мамаша взяла меня погулять въ Темпль и... и...-- тутъ она прибѣгнула къ обычному и неопровержимому женскому аргументу -- слезамъ -- и воскликнула: О, лучше бы мнѣ умереть! Лучше бы мнѣ лежать въ могилѣ и никогда, никогда не встрѣчаться съ нимъ!
   -- То же самое и онъ сказалъ, Фанни,-- отвѣтилъ Боусъ.
   -- Какъ? Почему онъ это сказалъ?-- спросила она сквозь рыданія.-- Развѣ я сдѣлала ему какое-нибудь зло? О, я скорѣе умру, чѣмъ сдѣлаю ему какое-нибудь зло!
   Въ отвѣтъ на это музыкантъ сообщилъ ей содержаніе своего разговора съ Пеномъ, объяснилъ ей, что Пенъ не можетъ и не долженъ думать о ней, какъ о подходящей для него женѣ, и что если она дорожитъ своей репутаціей, то должна постараться забыть его. Фанни, убѣжденная доводами Боуса, но не будучи въ состояніи совладать съ своимъ сердцемъ, обѣщала избѣгать грозившей ей опасности и, вернувшись къ матери, разсказала ей все. Она признавалась въ своей любви къ Артуру и простодушно скорбѣла о неравенствѣ состояній, полагавшемъ между ними преграду.
   -- Вотъ, напримѣръ, леди Ліонъ, -- говорила Фанни.-- Помните, мамаша, какъ мнѣ нравился м-ръ Макреди, когда онъ поступилъ такъ. Или Паулина, которая осталась вѣрной своему Клоду и всегда думала о немъ, а онъ сдѣлался офицеромъ и вернулся къ ней! И если всѣ восхищаются Паулиной -- я увѣрена, что всѣ восхищаются,-- за то, что она осталась вѣрной бѣдному человѣку, то почему же джентльменъ стыдится любить бѣдную дѣвушку? Я не говорю, что м-ръ Артуръ любитъ меня, нѣтъ, нѣтъ! Я недостойна его. Только принцесса можетъ быть достойна такого человѣка, какъ онъ! Такой поэтъ, такъ хорошо пишетъ, такой представительный! Я увѣрена, что онъ изъ благородной и древней фамиліи, только лишенъ своего помѣстья. Очень можетъ быть, что оно принадлежитъ его дядѣ. Ахъ, съ какимъ бы наслажденіемъ я пошла служить ему, работать у него, быть его рабой! Мнѣ больше ничего не нужно, мамаша,-- только, чтобы мнѣ позволили утромъ видѣть его. Быть можетъ, онъ когда нибудь скажетъ:-- "Здравствуйте, Фанни!" -- или -- "Желаю вамъ всего хорошаго, Фанни!" -- какъ сказалъ въ прошлый разъ. А я бы работала -- работала, я бы сидѣла по ночамъ, читала, училась, чтобы сдѣлаться достойной его. Капитанъ говоритъ, что его мать живетъ въ деревнѣ и считается тамъ важной барыней. Ахъ, я бы хотѣла поѣхать къ ней и поступить къ ней въ служанки! Вѣдь я умѣю многое дѣлать, и хорошо работаю... А онъ по временамъ пріѣзжалъ бы домой, и я видѣла бы его!
   Она положила свою голову къ матери на плечо и дала полную волю своимъ дѣвичьимъ слезамъ, къ которымъ маменька, разумѣется, поспѣшила присоединить и свои.
   -- Не думай о немъ, Фанни,-- сказала она.-- Если онъ броситъ тебя, онъ злой, ужасный человѣкъ.
   -- Не называйте его такъ!-- воскликнула Фанни.-- Онъ самый лучшій изъ людей,-- самый лучшій и самый добрый. Боусъ говоритъ, что онъ считаетъ себя несчастнымъ, потому что долженъ со мною разстаться. Чѣмъ онъ виноватъ, что мы встрѣтились? И чѣмъ онъ виноватъ, что мы должны разстаться? Онъ говоритъ, что мы должны разстаться, мамаша,-- и это вѣрно. Онъ забудетъ меня, но я никогда его не забуду. Никогда! Я буду молиться за него, и вѣчно буду любить его, пока не умру,-- и я умру, я навѣрное умру, и тогда моя душа полетитъ къ нему.
   -- Ты забываешь о своей бѣдной матери, Фанни. Перестань говорить это, иначе ты разобьешь мое сердце. Кто знаетъ, быть можетъ, ты еще увидишь его. Я увѣрена, что ты увидишь его. Я увѣрена, что онъ сегодня придетъ сюда. Если я когда-нибудь видѣла влюбленнаго человѣка, такъ это его. Когда женихъ Эмиліи Буддъ пришелъ къ ней въ первый разъ, старикъ Буддъ -- очень почтенный человѣкъ, віолончелистъ -- прогналъ его. Его родные тоже не хотѣли и слышать объ этомъ. И все-таки онъ вернулся назадъ. Мы всѣ знали, что онъ вернется. Эмилія это постоянно твердила. И онъ таки женился на ней. Запомни слово своей матери: этотъ тоже вернется къ тебѣ, моя дорогая!
   Въ этотъ моментъ м-ръ Болтъ вернулся домой, и разговоръ между матерью и дочерью немедленно умолкъ. М-ссъ Болтъ приняла самый нѣжный, привѣтливый видъ и сказала:
   -- Боже мой! Кто бы могъ ожидать, что ты не пойдешь въ клубъ въ субботу вечеромъ! Фанни, милая, дай папашѣ поужинать. Что ты будешь ѣсть! У бѣдной дѣвочки ячмень на глазу, или она запорошила его,-- и я смотрѣла, что съ ней.
   При этомъ она многозначительно сжала руку дочери. Слезы Фанни моментально высохли, и благодаря тому удивительному умѣнью притворяться и лицемѣрить, которымъ природа, какъ орудіемъ защиты, снабдила женщинъ, всѣ слѣды ея огорченія исчезли; она принялась за свою работу и усѣлась въ уголку съ такимъ тихимъ и спокойнымъ видомъ, что невнимательный родитель не могъ заподозрить, что у нея есть какое-нибудь горе.
   Такимъ образомъ, если судьбѣ угодно было зажечь и раздуть болѣзнь и страсть въ душѣ бѣдной дѣвочки, то всѣ окружающія обстоятельства и лица сильно содѣйствовали этому. Мать потакала ей; даже тѣ слова, которыми Боусъ хотѣлъ потушить ея несчастную любовь, еще болѣе раздули ее. Пенъ оказался не злодѣемъ и не соблазнителемъ; наоборотъ, онъ великодушно избѣгалъ ея. Пенъ любилъ ее! Ее любилъ этотъ знаменитый, прекрасный молодой человѣкъ съ золотыми цѣпочками и надушенными каштановыми волосами! И это было вѣрно, или по крайней мѣрѣ это было бы вѣрно лѣтъ пять тому назадъ, когда свѣтъ еще не испортилъ этого пылкаго, беззаботнаго юношу, когда онъ еще не стыдился безразсудной любви и не старался задушить ее, какъ женщины душатъ своихъ незаконныхъ дѣтей,-- не по злобѣ, а изъ стыда, изъ боязни, чтобы свѣтъ не указывалъ на нихъ пальцами.
   Но какой здравомыслящій человѣкъ, въ самомъ дѣлѣ, станетъ отрицать, что Пенъ поступилъ благоразумно, избѣгая брака съ необразованной дѣвушкой низшаго класса, имѣвшей дурныя манеры и грубыхъ родственниковъ? Какой философъ не скажетъ ему, что лучше всего отдѣлываться отъ этихъ мелкихъ страстишекъ и стараться забыть ихъ; что никакой мужчина не умираетъ отъ любви къ женщинѣ; наоборотъ, что если одинъ изъ нихъ убѣдился въ несбыточности своего желанія, то имъ лучше всего забыть другъ друга и искать себѣ другой пары? И все же кое-что, вѣроятно, можетъ быть сказано и противъ этого. Быть можетъ, Боусъ справедливо восхищался тѣмъ Пеномъ, который былъ готовъ все принести въ жертву своей любви, какъ бы она ни была слѣпа и безразсудна. Если самопожертвованіе заслуживаетъ похвалы, то приносить себя въ жертву свѣтскимъ предразсудкамъ, быть можетъ, ужь не такъ похвально... Но пусть это останется спорнымъ вопросомъ, и каждый, кому вздумается, пусть рѣшаетъ его по своему.
   Несомнѣнно во всякомъ случаѣ одно: при той житейской опытности, которую пріобрѣлъ теперь Пенъ, онъ съ презрѣніемъ отвергъ бы мысль жениться на бѣдной служанкѣ. А разъ онъ твердо держался такихъ убѣжденій, онъ поступалъ, какъ честный человѣкъ, и исполнялъ свой долгъ, гася въ себѣ всякую искру злополучной любви къ Фанни.
   А она все ждала и ждала, надѣясь, что онъ придетъ. Такъ продолжалось цѣлую недѣлю, когда она вдругъ узнала отъ Костигана, что Артуръ боленъ.
   Вечеромъ того же дня, когда Костиганъ навѣстилъ больного, дядя Артура, блестящій маіоръ, возвратился въ городъ изъ Бекстона, гдѣ его здоровье значительно поправилось, и тотчасъ послалъ своего лакея Моргана пригласить Артура на слѣдующее утро къ завтраку. Маіоръ былъ въ Лондонѣ только проѣздомъ, направляясь къ маркизу Стейну, который пригласилъ его къ себѣ въ Стилльбрукъ на охоту за куропатками. Морганъ вернулся къ маіору съ вытянутымъ лицомъ. Онъ видѣлъ м-ра Артура; м-ръ Артура, очень боленъ; у м-ра Артура горячка. Необходимо послать за докторомъ, потому что болѣзнь, по мнѣнію Моргана, очень опасна.
   Праведное Небо! Вотъ ужь подлинно несчастье! Маіору очень хотѣлось захватить Артура съ собою въ Стилльбрукъ, и онъ уже запасся для него приглашеніемъ. Теперь пріыется ѣхать одному. Не можетъ же онъ махнуть рукой на лорда Стейна,-- притомъ же горячка заразительна; можетъ быть, даже это -- корь; у маіора никогда не было кори, а въ такомъ возрастѣ корь -- вещь опасная. Ухаживаетъ-ли кто-нибудь за м-ромъ Артуромъ?
   Морганъ отвѣчала, утвердительно.
   Тогда маіоръ спросилъ, былъ-ли у Пена докторъ? Морганъ отвѣчалъ, что не былъ.
   Извѣстіе о болѣзни Артура искренно обезпокоило маіора. Онъ бы охотно пошелъ къ нему, по какая польза будетъ для Артура, если и маіоръ схватитъ горячку? Его собственные недуги дѣлали для него невозможнымъ ухаживать за кѣмъ бы то ни было, кромѣ себя самого. Но молодому человѣку нужна помощь врача, самаго лучшаго, опытнаго врача. Маіоръ немедленно отправилъ Моргана съ запиской къ своему пріятелю д-ру Гудинефу, который, къ счастью, оказался въ Лондонѣ и была. въ эту минуту дома. Почтенный докторъ прервалъ свой обѣдъ, и спустя полчаса его карета остановилась у Верхняго Темпля, подлѣ квартиры Пена.
   Маіоръ просилъ доктора сообщить ему о положеніи племянника въ клубѣ, гдѣ онъ будетъ обѣдать. Маіоръ еще сидѣлъ за столомъ, когда къ нему явился докторъ. Дѣло было очень серьезно; у больного было сильное лихорадочное состояніе; докторъ поспѣшилъ ему пустить кровь, а завтра обѣщалъ заѣхать къ нему пораньше. Маіоръ легъ спать совершенно разстроенный этими вѣстями, и когда на слѣдующее утро Гудинефъ, согласно своему обѣщанію, заѣхалъ къ нему, онъ долженъ былъ сначала въ теченіе получаса выслушивать подробный отчетъ о болѣзняхъ самого маіора, прежде чѣмъ получилъ возможность заговорить объ Артурѣ.
   -- Больной провелъ очень дурно ночь,-- такъ сказала его... его сидѣлка, что-ли.-- Въ продолженіи цѣлаго часа онъ даже бредилъ. Дѣло могло кончиться печально, необходимо было немедленно же выписать мать.
   Маіоръ послѣдовалъ совѣту доктора и написалъ м-ссъ Пенденнисъ, письмо, въ которомъ въ самыхъ осторожныхъ выраженіяхъ сообщалъ ей о болѣзни сына. Но самому пойти въ квартиру къ больному было для него рѣшительно невозможно.
   -- Ну, могу-ли я быть ему полезнымъ, дорогой докторъ?-- спросилъ онъ.
   Докторъ странно улыбнулся и отвѣтилъ отрицательно: по его мнѣнію, маіоръ не принесетъ больному никакой пользы, его собственное драгоцѣнное здоровье требуетъ самаго тщательнаго леченія; лучше всего ему будетъ поѣхать въ деревню и тамъ провести нѣкоторое время; Артура докторъ обѣщаетъ навѣщать два раза въ день и сдѣлаетъ все, что будетъ въ его силахъ.
   Маіоръ, подъ честнымъ словомъ, заявилъ, что если бы онъ хоть въ въ чемъ-нибудь могъ быть Пену полезенъ, то онъ сломя голову бросился бы къ нему. Во всякомъ случаѣ Морганъ пойдетъ туда и посмотритъ, чтобы все было въ порядкѣ. Онъ просилъ доктора писать ему въ Стилльбрукъ съ каждой почтой: вѣдь это всего въ сорока миляхъ разстоянія отъ Лондона и, если что, не дай Богъ, случится, то онъ пріѣдетъ, не взирая ни на какія жертвы.
   Такимъ образомъ маіоръ исполнилъ свой долгъ по отношенію къ ближнему при помощи лакея и почты.
   -- Что еще могу я сдѣлать? Въ этихъ случаяхъ, знаете, лучше всего -- не тревожить больного. Если бѣдняжкѣ сдѣлается хуже, все равно, ничего не подѣлаешь. Если дѣло пойдетъ на поправку, то лучше всего -- дать ему покой.
   Такъ пытался старый маіоръ успокоить свою совѣсть. Въ тотъ же день онъ уѣхалъ въ Стилльбрукъ по желѣзной дорогѣ (въ описываемую эпоху желѣзныя дороги уже кое-гдѣ существовали). Хотя онъ явился къ обѣденному столу маркиза Стейна въ своемъ обычномъ безукоризненномъ костюмѣ и тщательно завитомъ парикѣ, но надо отдать ему справедливость, весь вечеръ бѣдный маіоръ былъ мраченъ и разстроенъ. Уэггъ и Уэнгемъ подшучивали надъ нимъ по этому поводу, спрашивали, не влюбленъ-ли онъ, и всячески прохаживались на его счетъ. Играя послѣ обѣда въ вистъ, онъ остался въ проигрышѣ и даже побилъ козыремъ старшую карту своего партнера. Мысль о болѣзни мальчика, которымъ онъ гордился и котораго по своему любилъ, не давала старику спать почти цѣлую ночь и дѣлала его самого больнымъ. Утромъ онъ получилаъ письмо, написанное незнакомымъ почеркомъ. Это было письмо отъ м-pa Боуса, который, по порученію доктора, сообщалъ, что м-ръ Артуръ Пенденнисъ провелъ ночь лучше.
   На слѣдующій день, около двѣнадцати часовъ, гости лорда Стейна, въ томъ числѣ и маіоръ, собрались на охоту и стояли на террасѣ, въ ожиданіи экипажа, какъ вдругъ къ дому подкатилъ кабріолетъ, изъ него выскочилъ сѣдовласый, бѣдно одѣтый господинъ и спросилъ маіора Пенденниса. Это былъ м-ръ Боусъ. Онъ отвелъ маіора въ сторону и что-то сказалъ ему. По испуганному выраженію лица маіора окружающіе поняли, что случилось что-то серьезное. Уэггъ сказалъ:
   -- Это приставъ пріѣхалъ сцапать маіора.
   Но никто не засмѣялся этой шуткѣ.
   -- Эй, Пенденнисъ, въ чемъ дѣло?-- закричалъ лордъ своимъ пронзительнымъ голосомъ.-- Бѣда случилась?
   -- Мой... мой племянникъ умеръ, -- сказалъ маіоръ и, не будучи даже въ состояніи сдерживать себя, зарыдалъ.
   -- Не умеръ, милордъ, но былъ очень боленъ, когда я уѣхалъ изъ Лондона,-- тихо произнесъ Боусъ.
   Въ эту минуту подъѣхала бричка. Пэръ взглянула, на часы.
   -- Вамъ остается двадцать минутъ до отхода поѣзда. Садитесь, Пенденнисъ, и валяйте, какъ пр... Слышите?
   Экипажъ быстро понесъ Пенденниса и его спутника. Будемъ надѣяться, что маркизу Стейну простится его крѣпкое словцо.
   По пріѣздѣ въ Лондонъ, маіоръ прямо съ вокзала помчался въ "Ягнячій дворъ". Подъѣхавъ къ Темплю, онъ увидѣлъ дорожную карету, совершенно загородившую узкій переулокъ. Изъ кареты вышли двѣ. дамы и спрашивали у привратниковъ чью-то квартиру. Случайно взглянувъ на дверцу кареты, маіоръ увидѣлъ потертое изображеніе орла, глядящаго на солнце, а подъ нимъ девизъ: "nec tenui penna". Это была старая карета его брата, сдѣланная уже много лѣтъ тому назадъ. Изъ нея вышли Елена и Лаура и спрашивали квартиру бѣднаго Пена.
   Маіоръ подбѣжалъ къ нимъ, схватилъ руку сестры, наскоро поцѣловалъ ее и тотчасъ повелъ обѣихъ дамъ во дворъ, а оттуда -- вверхъ по длинной темной лѣстницѣ.
   Достигши двери, на которой было написано имя Артура, они тихо постучались. Дверь отворилась, и на порогѣ показалась Фанни Болтъ.
   

ГЛАВА XV.
Критическая глава.

   При видѣ обѣихъ дамъ и пожилого джентльмена, на лицахъ которыхъ было написано крайнее безпокойство, Фанни сразу догадалась, что передъ нею мать Пена. Между впалыми глазами вдовы и глазами Артура, метавшагося въ жару на своей постели, она уловила какое-то сходство. Она перевела свой пристальный взглядъ съ м-ссъ Пенденнисъ на Лауру, но лицо послѣдней застыло точно камень, безъ всякаго выраженія. Суровостью и холодомъ вѣяло отъ обѣихъ пріѣзжихъ; ни одна изъ нихъ не проявила ни единаго проблеска состраданія или сочувствія къ Фанни. Послѣдняя бросила отчаянный взглядъ на слѣдовавшаго за ними маіора. Старый Пенденнисъ опустилъ глаза и лишь украдкою поглядывалъ на бѣдную сидѣлку Артура.
   -- Я... Я писала вамъ вчера, мамъ,-- сказала Фанни, дрожа всѣмъ тѣломъ и сдѣлавшись еще блѣднѣе Лауры, нахмуренное и грозное лицо которой глядѣло изъ-за плеча м-ссъ Пенденнисъ.
   -- Вотъ какъ.?-- сказала м-ссъ Пенденнисъ.-- Но теперь я, во всякомъ случаѣ, могу избавить васъ отъ обязанности ухаживать за моимъ сыномъ. Я -- его мать.
   -- Да, мамъ, но я... вотъ сюда пожалуйте...-- лепетала Фанни.-- Ахъ, подождите минутку! Я должна приготовить васъ...
   Вдова, не измѣняя своего жестокаго и безжалостнаго выраженія, вдругъ отскочила назадъ съ легкимъ крикомъ, котораго ей не удалось вполнѣ подавить.
   -- Вотъ такъ онъ со вчерашняго дня,-- сказала Фанни, стуча зубами и вся дрожа.
   Изъ комнаты Пена, дверь которой была открыта, послышался дикій хохотъ; затѣмъ несчастный началъ пѣть какую-то застольную пѣсню, словно онъ былъ на попойкѣ, кричать "ура" и бить кулаками о стѣну. Онъ былъ въ полномъ бреду.
   -- Онъ не узнаетъ меня, мамъ,-- сказала Фанни.
   -- Неужели? Но, быть можетъ, онъ узнаетъ свою мать. Пустите, пожалуйста, меня пройти, я пойду къ нему.
   И вдова, слегка оттолкнувъ Фанни въ сторону, направилась черезъ темный корридоръ, который соединялъ спальную Пена съ пріемной. Лаура также прошла мимо Фанни, не говоря ни слова, а за нею послѣдовалъ и маіоръ. Фанни упала на скамью въ корридорѣ и стала плакать и причитать: она готова умереть за него, а онѣ ее ненавидятъ! У этихъ образованныхъ барынь не нашлось для нея ни одного слова благодарности или ласки! Она сама не знала, сколько просидѣла здѣсь. Онѣ не вышли къ ней, онѣ не хотѣли съ нею говорить. Она сидѣла до тѣхъ поръ, пока не пріѣхалъ во второй разъ д-ръ Гудинефъ.
   -- Ну что, сидѣлка? Какъ паціентъ?-- спросилъ добродушный докторъ, увидя ее у дверей.-- Спалъ?
   -- Зайдите и спросите ихъ, онѣ тамъ,-- отвѣтила Фанни.
   -- Кто? Его мать?
   Фанни молча кивнула головой.
   -- Бѣдное дитя! Вамъ нужно отдохнуть,-- сказалъ докторъ,-- иначе вы тоже заболѣете.
   -- Ахъ, нельзя-ли мнѣ зайти посмотрѣть на него? Только одинъ разъ взглянуть! Я... я такъ люблю его,-- сказала она и вдругъ, упавъ на колѣни, схватила доктора за руку съ такой мольбой и отчаяніемъ, что сердце добраго Гудинефа въ мигъ растаяло, и очки затуманились.
   -- Ну, ну, что за глупости! Скажите лучше, сидѣлка, пилъ онъ свои микстуру? Спалъ онъ? Кто же вамъ запрещаетъ зайти и посмотрѣть на него? Идите. Я тоже сейчасъ иду туда.
   -- Пусть онѣ позволятъ мнѣ остаться здѣсь, сэръ! Я имъ не буду мѣшать, я только прошу, чтобы онѣ позволили мнѣ остаться здѣсь!
   Въ отвѣтъ на это докторъ назвалъ ее глупой дѣвочкой, посадилъ ее на скамейку, на которой такъ много часовъ просиживалъ мучитель Пена, типографскій мальчикъ, потрепалъ ее по блѣднымъ щечкамъ и побѣжалъ дальше.
   М-ссъ Пенденнисъ, блѣдная и сосредоточенная, сидѣла въ большомъ креслѣ подлѣ кровати Пена. На ночномъ столикѣ, рядомъ съ лекарствами, лежали ея часы. Ея шляпка и мантилья находились на окнѣ, на колѣняхъ она держала Библію, съ которой никогда не разставалась. При видѣ сына, ея первымъ движеніемъ было схватить шаль и шляпку Фанни, которыя лежали на его комодѣ, вынести ихъ въ сосѣднюю комнату и бросить на его письменный столъ. Затѣмъ она закрыла дверь передъ маіоромъ Пенденнисомъ и Лаурой и приняла сына въ свое исключительное обладаніе. Ее мучило опасеніе, что Артуръ не узнаетъ ее. Но судьба избавила ее отъ этого испытанія, -- по крайней мѣрѣ, отчасти. Пенъ узналъ свою мать, привѣтливо ей улыбнулся и кивнулъ головой. Но въ ту же минуту ему показалось, что онъ дома, въ Фероксѣ, и онъ началъ болтать, кричать и смѣяться самымъ безсмысленнымъ и дикимъ образомъ. Лаура слышала его голосъ. При каждомъ взрывѣ его хохота ей казалось, будто какія-то отравленныя стрѣлы вонзаются въ ея сердце. Итакъ, все это вѣрно, онъ дѣйствительно завязалъ интригу съ служанкой. А теперь онъ умираетъ въ бреду и безъ раскаянія. Маіоръ время отъ времени бормоталъ слова утѣшенія, но Лаура его не слышала. Печально сидѣли они всѣ, и когда явился д-ръ Гудинефъ, онъ показался имъ ангеломъ.
   Докторъ приходитъ не только ради больного, но и ради тѣхъ, кто окружаетъ больного. Его присутствіе часто приноситъ намъ такую же пользу, какъ и паціенту, и нерѣдко они ожидаютъ его съ гораздо большимъ нетерпѣніемъ. Какъ мы всѣ слѣдимъ за докторомъ! Какое волненіе овладѣваетъ нами, когда на улицѣ раздается стукъ его экипажа, и онъ, наконецъ, показывается въ дверяхъ! какъ мы прислушиваемся къ его словамъ и какое утѣшеніе доставляетъ намъ его улыбка, когда ему бываетъ угодно разогнать нашъ мракъ ея солнечнымъ сіяніемъ! Мать не сводитъ пытливаго взора съ его лица, желая отгадать, есть-ли какая-нибудь надежда для больного безсловеснаго дитяти, которое лежитъ, разметавшись въ жару своимъ маленькимъ тѣльцемъ! Какъ она глядитъ ему въ глаза! Какая благодарность,-- если въ нихъ блеснетъ радостный свѣтъ,-- какое горе и тоска, если онъ опускаетъ ихъ, не смѣя говорить о надеждѣ! Точно такъ же, когда боленъ мужъ, жена, затаивъ страхъ, глядитъ, какъ докторъ щупаетъ пульсъ, между тѣмъ какъ дѣтямъ приказано прекратить свои шумныя игры. Жена ждетъ, дѣти не отдаютъ себѣ отчета въ происходящемъ, а докторъ стоитъ у постели больного, точно судьба, которая держитъ въ своихъ рукахъ жизнь и смерть. Онъ долженъ спасти паціента, жена молитъ его. Можно себѣ представить, какую ужасную отвѣтственность долженъ чувствовать на себѣ добросовѣстный врачъ! Какъ жестоко должна его мучить мысль, что онъ назначилъ не то лекарство, или что онъ могъ назначить лучшее. Какъ велико должно быть его состраданіе къ роднымъ въ случаѣ неудачи, какъ великъ восторгъ въ случаѣ побѣды!
   Наскоро представившись дамамъ, о прибытіи которыхъ ему сообщила безутѣшная сидѣлочка, не смѣвшая зайти сюда, докторъ принялся за изслѣдованіе больного. Въ очень сильномъ лихорадочномъ состояніи не могло быть ни малѣйшаго сомнѣнія, и докторъ считалъ необходимымъ прибѣгнуть къ самымъ сильнымъ жаропонижающимъ средствамъ. Онъ постарался утѣшить несчастную мать, сославшись на молодость и крѣпкое тѣлосложеніе паціента и указавъ ей на нѣсколько признаковъ, которые внушали надежду на выздоровленіе. Сдѣлавъ все, что было возможно для того, чтобы успокоить встревоженную мать, онъ увелъ Пенденниса старшаго на совѣщаніе въ другую комнату,-- спальную Баррингтона.
   -- Случай, сказалъ онъ,-- очень опасный, и если болѣзнь не удастся скоро остановить, то молодой человѣкъ долженъ погибнуть. Необходимо немедленно сдѣлать ему кровопусканіе и предупредить мать объ этой операціи. Зачѣмъ она привезла съ собой молодую барышню? Ей не мѣсто въ комнатѣ больного.
   -- Здѣсь торчитъ еще одна женщина, чортъ ее возьми! сказалъ маіоръ.-- Она открыла намъ дверь, маленькая такая. Сестра сейчасъ же вышвырнула изъ комнаты больного шляпку и шаль этой плутовки. Не знаете-ли, докторъ, кто она такая? Я такъ, мимоходомъ, взглянулъ на нее, и клянусь честью, она того... очень недурна.
   Докторъ улыбнулся. Въ самые серьезные моменты, когда дѣло идетъ о жизни и о смерти, случаются такіе маленькіе забавные контрасты, на уста просятся такія улыбки, которыя точно насмѣхаются надъ окружающимъ мракомъ и еще болѣе сгущаютъ его.
   -- Ага! Вотъ идея!-- сказалъ, наконецъ, докторъ, возвращаясь въ кабинетъ.
   Онъ присѣлъ къ столу и поспѣшно написалъ двѣ записки, изъ которыхъ одну запечаталъ, а затѣмъ, захвативъ шаль и шляпку Фанни, вышелъ въ корридоръ и сказалъ:
   -- Послушайте, сидѣлка! Отнесите эту записку поскорѣе къ хирургу и скажите ему, чтобы онъ немедленно же пришелъ сюда, а затѣмъ сбѣгайте ко мнѣ домой и скажите моему слугѣ Гарботтлю, чтобы онъ приготовилъ то, что указано въ этой запискѣ, да ужь кстати подождите тамъ, пока я... пока это не будетъ готово. Это займетъ немного времени.
   Фанни поплелась съ обѣими записками, отыскала хирурга, который жилъ недалеко и тотчасъ явился съ ланцетомъ въ карманѣ, а оттуда направилась къ дому доктора.
   Гарботтль готовилъ лекарство такъ долго, что докторъ, вернувшись домой, еще засталъ тамъ Фанни. Во все остальное время болѣзни Артура Фанни уже не показывалась въ его квартирѣ и не ухаживала за нимъ. Но за то въ этотъ день и на слѣдующій маленькая фигурка бродила недалеко отъ дверей Пена, и грустное-грустное личико глядѣло на хирурга, на фельдшера, на прачку и на самого добряка-доктора, когда они выходили изъ квартиры больного. А на третій день экипажъ Гудинефа остановился у воротъ Пастушьяго подворья, милый, добрый и сострадательный человѣкъ зашелъ въ каморку привратника и навѣстилъ свою маленькую паціентку. Каждый день онъ сюда ѣздилъ и старательно лечилъ Фанни Болтъ, но наилучшее лекарство привезъ ей въ тотъ разъ, когда сообщилъ, что въ болѣзни Артура Пенденниса произошелъ переломъ, и юноша теперь уже внѣ всякой опасности.
   Д. Костиганъ, эсквайръ, отставной ея величества офицеръ, увидѣлъ однажды карету доктора и пустился по поводу ея въ критическія замѣчанія.
   -- Этакую зеленую ливрею,-- сказалъ онъ, -- да парочку такихъ шикарныхъ лошадей, ей-Богу, не стыдно имѣть не то что доктору, а всякому джентльмену. Но вы посмотрите, какъ разважничались ней эти доктора! Впрочемъ, объ этомъ докторѣ я не говорю, это прекрасный человѣкъ, ученая голова. Вѣдь онъ поставилъ на ноги нашу дѣвочку, Боусъ!
   Вообще м-ръ Костиганъ остался вполнѣ доволенъ поведеніемъ и искусствомъ доктора Гудинефа, и съ этихъ поръ, встрѣчая его карету, считалъ своимъ непремѣннымъ долгомъ привѣтствовать и ее и доктора такимъ изысканнымъ и любезнымъ манеромъ, какъ будто Гудинефъ самъ вице-король, а капитанъ Костиганъ -- еще на вершинѣ своей славы въ Фениксъ-Паркѣ.
   Благодарность вдовы къ доктору не знала границъ. Добрый докторъ и слышать не хотѣлъ о томъ, чтобы взять плату отъ литератора или отъ вдовы своего собрата. Поэтому она рѣшила, по возвращеніи въ Фэроксъ, послать Гудинефу ту серебрянную вызолоченную вазу, которая составляла семейную драгоцѣнность и славу покойнаго Джона Пенденниса. Эта ваза была поднесена ему въ Батѣ леди Елизаветой Файрбресъ въ благодарность за спасеніе отъ скарлатины ея сына, покойнаго сэра Антонія Файрбреса, и хранилась съ тѣхъ поръ въ зеленомъ фланелевомъ чехлѣ. Гиппократъ, Гигея и гирлянда змѣй украшаютъ этотъ кубокъ и до настоящаго дня. Это былъ шедевръ лучшаго лондонскаго мастера, а надпись сочинилъ самъ м-ръ Драчунъ, гувернеръ молодого баронета.
   Вотъ это неоцѣнимое чудо искусства вдова рѣшила поднести Гудинефу, спасителю ея сына, да и вообще не было знака вниманія, передъ которымъ остановилась бы ея благодарность. Но добрый докторъ, вѣроятно, былъ бы гораздо болѣе доволенъ, если бы вдова, вмѣсто такой признательности къ нему, проявила хоть каплю доброты или состраданія по отношенію къ Фанни. Изъ разговора съ бѣдной дѣвушкой онъ въ общихъ чертахъ познакомился съ ея простой и печальной исторіей и почувствовалъ къ ней горячее состраданіе. На роль, которую игралъ въ этомъ дѣлѣ Пенъ, онъ смотрѣлъ далеко не такъ дружелюбно, или, можетъ быть, не имѣлъ объ этомъ достаточно свѣдѣній, но во всякомъ случаѣ онъ былъ убѣжденъ, что влюбленная дѣвушка еще ничѣмъ не скомпрометирована; она пришла къ Артуру, думая, что онъ умираетъ, и невыразимо страдая при мысли потерять его живымъ или мертвымъ.
   Разъ или два Гудинефъ пробовалъ заговорить о Фанни съ Еленой, но нѣжное и доброе лицо послѣдней тотчасъ принимало такое жестокое и неумолимое выраженіе, что докторъ долженъ былъ оставить всякія попытки пробудить въ ней чувство справедливости или жалость къ его маленькой кліенткѣ. Если вѣрить словамъ популярнаго поэта временъ Елизаветы, мужчины того времени страдали болѣзнью, противъ которой безсильны и макъ, и мандрагора, и всѣ снотворныя снадобья востока; но если эта болѣзнь постигаетъ женщинъ, то никакія медицинскія открытія, ни гомеопатія, ни гидропатія, ни месмеризмъ не могутъ излечить ее. Эта болѣзнь -- мы не назовемъ ея ревностью, а употребимъ болѣе мягкое наименованіе -- есть соперничество и соревнованіе дамъ.
   Есть на свѣтѣ зловредные и прозаическіе люди, которые считаютъ своимъ долгомъ подмѣчать малѣйшій промахъ романиста и придираться ко всякой подробности. Такъ, когда въ "Критикѣ" {Фарсъ Шеридана.} происходитъ извѣстный эпизодъ съ тремя дѣйствующими лицами, воткнувшими кинжалы другъ другу въ горло, они непремѣнно желаютъ знать, какъ авторъ распутаетъ это гибельное сплетеніе обстоятельствъ. Такіе люди, пожалуй, спросятъ, какъ это возможно, чтобы квартира Темпля, состоящая изъ трехъ комнатъ, двухъ шкафовъ, корридора и угольнаго ящика, вмѣстила Артура -- больного горячкой, Елену -- его мать, Лауру -- ея пріемную дочь, Марту -- привезенную изъ деревни служанку, м-ссъ Уизеръ -- сидѣлку изъ больницы Св. Варѳоломея, м-ссъ Фланаганъ -- ирландскую прачку, Пенденниса отставного маіора, Моргана -- его камердинера, Пиджона -- мальчика Артура Пенденниса, и другихъ. Въ отвѣтъ на это мнѣ достаточно будетъ сказать, что въ то время большая часть квартирантовъ Темпля находилась въ отсутствіи, и во всемъ домѣ почти не было жильцовъ, кромѣ тѣхъ, которые собрались у постели больного.
   Само собою разумѣется, что такой великосвѣтскій джентльменъ, какъ молодой м-ръ Сибрайтъ, который жилъ во второмъ этажѣ по той же лѣстницѣ, что и Пенъ, не могъ составить исключенія и остаться въ Лондонѣ. М-ссъ Фланаганъ, прачка Пена, была знакома съ м-ссъ Раупси, которая исполняла такія же обязанности для м-ра Сибрайта. По протекціи этихъ дамъ, спальная Сибрайта была предоставлена въ распоряженіе миссъ Белль, а равно и м-ссъ Пенденнисъ, на случай, если послѣдняя рѣшится оставить комнату своего больного сына и немного отдохнуть.
   Если бы этотъ франтъ и краса аристократическаго Лондона, Перси Сибрайтъ, зналъ, кто обитаетъ въ его спальной, какъ онъ гордился бы своей квартирой, какія поэмы онъ слагалъ бы въ честь Лауры! (Въ скобкахъ замѣтимъ, что произведенія м-ра Сибрайта нерѣдко помѣщались на страницахъ журналовъ и въ альбомахъ аристократическихъ дамъ; онъ былъ изъ Кемфордскаго университета и чуть, чуть, говорятъ, не получилъ премію за свою поэму). Какъ бы то ни было, онъ уѣхалъ изъ города, а его кровать была предоставлена миссъ Белль. Это была прехорошенькая мѣдная кроватка съ прелестными занавѣсками изъ розоваго ситца,: и вообще вся спальная этого джентльмена заслуживала вниманія. На окнѣ стоялъ ящикъ съ резедой, а видъ блестящихъ сапогъ, разставленныхъ правильными рядами на гардеробномъ шкафу, способенъ былъ всякаго зрителя привести въ восхищеніе. На комодѣ была выставлена цѣлая коллекція флаконовъ съ духами, помадой и медвѣжьимъ жиромъ, на которую тоже стоило посмотрѣть. Чистенькія стѣны этого маленькаго, изящнаго будуара были украшены отборною коллекціею портретовъ, изображавшихъ женщинъ въ меланхолическомъ, переодѣтомъ или совсѣмъ неодѣтомъ видѣ. Медора съ распущенными волосами утѣшалась игрою на лютнѣ въ отсутствіе своего Конрада. Принцесса Рудольштейнъ (героиня "Парижскихъ тайнъ"), какъ бѣдная пойманная птичка, печально выглядывала изъ-за рѣшетокъ монастырской клѣтки. Доротея (изъ "Донъ-Кихота") мыла свои безсмертныя ноги.
   Однимъ словомъ,-- это была такая изящная галлерея, какую только можетъ себѣ завести поклонникъ прекраснаго пола. Въ пріемной Сибрайта, рядомъ съ библіотекой юридическихъ трактатовъ, въ кожаныхъ переплетахъ, находилось довольно богатое собраніе классическихъ книгъ, которыхъ онъ никогда не читалъ, и англійскихъ и французскихъ поэтическихъ произведеній, которыя онъ читалъ слишкомъ часто. Пригласительныя карточки прошлаго сезона еще красовались за зеркаломъ, единственное же, быть можетъ, что напоминало о юристѣ,-- это коробка съ парикомъ, стоявшая позади статуэтки Венеры на средней полкѣ этажерки, на которой красовалась позолоченная надпись: "П. Сибрайтъ, Эсквайръ". Въ одной квартирѣ съ Сибрайтомъ жилъ мистеръ Бенгемъ, ярый спортсменъ. Онъ былъ женатъ на богатой вдовѣ, не имѣлъ практики, являлся въ Темплъ не болѣе трехъ разъ въ годъ, а чаще всего ѣздилъ въ округъ, по тѣмъ таинственнымъ причинамъ, по которымъ люди туда ѣздятъ. Такимъ образомъ, его комната была Сибрайту какъ нельзя болѣе на-руку, когда этотъ джентльменъ давалъ свои маленькіе обѣды.
   Я долженъ сознаться, что оба эти молодыхъ человѣка не имѣютъ никакого отношенія къ нашей исторіи и, вѣроятно, никогда не встрѣтятся намъ снова, но нельзя же, направляясь въ комнаты Пена, не заглянуть мимоходомъ въ чужія двери, если онѣ открыты,-- подобно тому, какъ, находясь въ Стрендѣ, въ клубѣ или даже въ церкви, мы не можемъ не заглянуть въ окна магазиновъ, въ тарелки сосѣдей или подъ дамскую шляпку на ближайшей скамейкѣ.
   Нѣсколько лѣтъ спустя послѣ описываемыхъ въ настоящей главѣ происшествій, Лаура, краснѣя и смѣясь, призналась, что она читала очень популярный нѣкогда французскій романъ, а когда ея мужъ съ удивленіемъ спросилъ, гдѣ она могла достать эту книгу, она отвѣтила, что читала ее въ Темплѣ, въ то время когда жила въ квартирѣ Перси Сибрайта.
   -- Кромѣ того, я должна теперь сознаться еще въ одной вещи, о которой до сихъ поръ никому не говорила. Тамъ же я открыла однажды коробку, стоявшую на этажеркѣ, вынула оттуда какой-то пресмѣшной парикъ и примѣрила его передъ зеркаломъ.
   Предположите теперь, что Перси Сибрайтъ какъ разъ въ этотъ моментъ вошелъ въ свою комнату. Что сказалъ бы этотъ восхищенный повѣса? Что значили бы для него всѣ портреты переодѣтыхъ красавицъ, украшавшіе его комнату, въ сравненіи съ этой живою картиной? Мы говоримъ, конечно, о старомъ времени, когда Сибрайтъ былъ еще холостъ и не получалъ мѣста въ гражданской палатѣ; когда люди были молоды,-- когда большинство людей было молодо. Теперь молоды другіе люди, но не мы.
   Мы не можемъ, конечно, думать, что миссъ Лаура позволила себѣ эту шалость съ парикомъ тогда, когда Пенъ лежалъ очень больной на верху. Какъ ни мало она теперь заботилась о немъ, все же простое чувство приличія и состраданія не позволили бы ей заниматься такими шутками и переодѣваніями.
   Но дѣло въ томъ, что въ тѣ нѣсколько дней произошло много событій, которыя могли увеличить или объяснить ея веселое настроеніе. Вокругъ кровати больного Пена собралась цѣлая колонія нашихъ старыхъ друзей и знакомыхъ. Во-первыхъ, изъ Ферокса пріѣхала Марта, служанка м-ссъ Пенденнисъ, выписанная по настоянію маіора, полагавшаго вполнѣ справедливо, что ея присутствіе будетъ полезно и пріятно какъ для матери, такъ и для сына, которыхъ крайне тяготило общество м-ссъ Фланаганъ (принужденной во время болѣзни Пена, больше, чѣмъ когда либо, черпать утѣшеніе въ подкрѣпляющихъ напиткахъ). Марта пріѣхала какъ нельзя болѣе кстати, и м-ссъ Пенденнисъ, которая за все это время ни разу не ложилась, могла, наконецъ, прилечь на соломенномъ тюфякѣ Баррингтона, среди его математическихъ книгъ, уже извѣстныхъ читателю. Къ этому времени въ здоровьѣ Пена произошла коренная перемѣна къ лучшему. Горячка, усмиренная пластырями, микстурами и ланцетомъ доктора Гудинефа, оставила, наконецъ, молодого человѣка, и лишь по временамъ возвращалась къ нему въ формѣ слабыхъ припадковъ; сознаніе вернулось къ нему настолько, что онъ поцѣловалъ и поблагодарилъ свою мать за то, что она пріѣхала къ нему, подозвалъ Лауру и дядю (которые оба были тронуты, но каждый -- на свой различный манеръ, его блѣдностью, его худыми, сморщенными руками, впалыми глазами, глухимъ голосомъ и осунувшимся лицомъ), пожалъ имъ руки и искренно поблагодарилъ ихъ. Послѣ этого обмѣна привѣтствій, его заботливый стражъ поспѣшилъ удалить постороннихъ изъ комнаты, а больной немедленно погрузился въ чудесный сонъ, продолжавшійся около шестнадцати часовъ, и, проснувшись, заявилъ, что голоденъ. Если непріятно болѣть и чувствовать полную потерю аппетита, то зато какъ отрадно выздоравливать и ощущать голодъ,-- и какой голодъ! Но -- увы!-- съ годами радость выздоровленія ослабѣваетъ, какъ и всѣ другія радости, а въ концѣ концовъ приходитъ болѣзнь, отъ которой уже нѣтъ выздоровленія.
   Этотъ радостный день привелъ въ "Ягнячій дворъ" еще одно лицо. Сначала въ квартиру ворвались громадные клубы табачнаго дыма, а ужь за ними послѣдовалъ субъектъ съ сигарой въ зубахъ и чемоданомъ подъ мышкой. Это былъ Баррингтонъ. Старый Боусъ не забылъ написать ему о болѣзни его друга; но Баррингтонъ уже уѣхалъ отъ брата, когда туда пришло это письмо, потому что восточныя графства въ то время еще не обладали желѣзными дорогами (мы обращаемъ вниманіе читателя на то, что допускаемъ анахронизмы лишь тогда, когда намъ это угодно, и когда подобное смѣлое нарушеніе исторической перспективы можетъ способствовать уясненію какой-нибудь великой нравственной истины), однимъ словомъ, пріѣздъ Баррингтона былъ добавочнымъ, съ неба свалившимся счастьемъ, довершившимъ собою сумму радостей того дня, съ котораго началось выздоровленіе Пена. Тѣмъ не менѣе Баррингтонъ не очень удивился, увидѣвъ, что комната его больного друга занята новыми жильцами, а его старый знакомый, маіоръ Пенденнисъ, чинно сидитъ въ креслѣ, (Баррингтонъ вошелъ въ квартиру при помощи своего ключа), слушая, или дѣлая видъ, что слушаетъ, молодую дѣвушку, которая своимъ низкимъ, пріятнымъ голосомъ читала вслухъ пьесу Шекспира.
   При видѣ рослаго путешественника съ сигарой и чемоданомъ, Лаура вздрогнула, замолчала и положила книгу въ сторону. Баррингтонъ покраснѣлъ, бросилъ сигару въ корридоръ, снялъ шляпу, затѣмъ бросилъ и ее, подошелъ къ маіору и, схвативъ его за руку, спросилъ объ Артурѣ.
   Маіоръ отвѣтилъ на его рукопожатіе и дрожащимъ, хотя и веселымъ голосомъ (удивительно, какъ волненіе старило его) сталъ разсказывать о болѣзни Артура, о кризисѣ, о пріѣздѣ матери и ея молодой дочери, миссъ...
   -- Можете не называть мнѣ имени, съ живостью сказалъ Баррингтонъ, взволнованный и обрадованный вѣстью о выздоровленіи друга.-- Можете не называть мнѣ имени, я сразу узналъ, что это Лаура. Онъ подошелъ къ ней и пожалъ ея руку. Безконечная доброта и нѣжность свѣтились изъ подъ его косматыхъ бровей и заставляли дрожать его голосъ, когда онъ глядѣлъ на нее и говорилъ съ ней.
   -- Такъ вотъ она Лаура!-- казалось, говорили его глаза.
   -- Такъ вотъ онъ Баррнигтонъ!-- отвѣчало ему сердце этой дѣвушки.-- Баррингтонъ, герой Артура, мужественный и добрый, поспѣшившій на помощь за сотни миль при первомъ извѣстіи о болѣзни друга!
   -- Здравствуйте, м-ръ Баррингтонъ,-- вотъ все, что сказала Лаура, отвѣчая на пожатіе его руки, но при этомъ покраснѣла до корня волосъ и была рада, что стоитъ спиною къ свѣту, такъ что ея лицо остается въ тѣни.
   Въ эту же минуту дверь комнаты Пена тихонько отворилась, какъ ее всегда отворяла Елена, и Баррингтонъ увидѣлъ другую женщину, которая сначала взглянула на него, а затѣмъ обернулась назадъ, сказала: "Тсъ!" и приложила палецъ къ губамъ. Но Пенъ, несмотря на это предостереженіе, позвалъ друга къ себѣ своимъ слабымъ, дрожащимъ, но веселымъ голосомъ:
   -- Иди сюда, съ ногъ сшибательный Баррингтонъ, иди сюда! Я узналъ тебя по... по дыму,-- сказалъ онъ, протягивая ему свою исхудалую руку и глядя на него съ слезами радости и слабости на глазахъ.
   -- Простите, мамъ, что я курилъ,-- сказалъ Баррингтонъ, въ первый разъ, вѣроятно, краснѣя за свою дурную привычку.
   -- Полноте, Богъ съ вами, м-ръ Баррингтонъ,-- отвѣтила Елена. Она была такъ счастлива, что готова была расцѣловать Джорджа.
   Свиданіе между друзьями было очень очень коротко, потому что счастливая, но неумолимая мать скоро выслала Баррингтона изъ комнаты къ Лаурѣ и маіору, которые не прочли изъ "Цимбеллина" ни строчки съ той минуты, какъ явился законный хозяинъ квартиры.
   

ГЛАВА XVI.
Выздоровленіе.

   Мы должны теперь отмѣтить одно обстоятельство, которое, хотя и очень постыдно для героя и крестнаго отца романа, но, касаясь Пенденниса, должно быть доведено до свѣдѣнія публики, читающей его правдивые мемуары. Онъ слегъ въ постель, какъ мы знаемъ, будучи боленъ горячкой и въ то же время страдая любовной страстью, подвергался кровопусканіямъ, обкладывался пластырями, обрилъ себѣ голову, глоталъ микстуры и пилюли, какія назначалъ докторъ, и счастливо, наконецъ, перенесъ кризисъ. Но когда онъ сталъ поправляться отъ своего тѣлеснаго недуга, то оказалось, что нравственная болѣзнь его покинула, и онъ теперь также мало былъ влюбленъ въ Фанни Болтъ, какъ вы или я, которые слишкомъ благоразумны, и слишкомъ нравственны, чтобы позволить своему сердцу тосковать Но привратничьей дочери.
   Лежа на своей подушкѣ и думая о своемъ второмъ выздоровленіи, онъ самъ былъ готовъ смѣяться надъ собою. Онъ не питалъ теперь къ Фанни никакого влеченія и даже не понималъ, какъ это прежде могъ думать о ней. По своему обыкновенію, онъ анатомировалъ умершую страсть. Чѣмъ могла Фанни такъ прельстить его нѣсколько недѣль тому назадъ? Ни умомъ, ни воспитаніемъ, ни красотой. Вѣдь сотни женщинъ были красивѣе ея. Очевидно, что не въ ней, а въ немъ самомъ былъ источникъ этой страсти. Она осталась прежнею Фанни, но глаза, которыми онъ смотрѣлъ на нее, измѣнились -- какъ это ни грустно -- далеко не такъ жадно искали ее. Онъ чувствовалъ къ ней искреннее дружеское расположеніе, но страстное влеченіе къ ней, которое онъ испытывалъ лишь нѣсколько недѣль тому назадъ, исчезло подъ вліяніемъ пилюль и ланцета, сломившихъ его горячку. И мало того: онъ съ безграничнымъ -- конечно, весьма эгоистическимъ -- удовольствіемъ думала" теперь о томъ, что имѣлъ силу противиться искушенію, когда опасность была велика, и что, припоминая свое поведеніе по отношенію къ молодой дѣвушкѣ, не имѣетъ особенныхъ причинъ упрекать себя. Онъ смотрѣлъ на эту любовь, какъ на пропасть или западню, въ которую чуть не попалъ, и радовался, что ему удалось ея избѣжать. Но я, конечно, не стану утверждать, что ему не было отчасти и стыдно за то удовольствіе, которое онъ теперь ощущалъ. Пріятно, можетъ быть, но въ тоже время немного унизительно сознавать, что ужь больше не любишь!
   Между тѣмъ ласковая улыбка и нѣжная заботливость матери наполнили миромъ душу молодого человѣка. Слѣдить за его выздоровленіемъ было единственнымъ желаніемъ неутомимой сидѣлки, исполнять его малѣйшія прихоти было ея радостью и наградой. Его окружала цѣлая атмосфера любви, и онъ, точно слабый, безпомощный ребенокъ, былъ благодаренъ за эти попеченія.
   Нѣкоторыя туманныя воспоминанія о первыхъ дняхъ болѣзни и о присутствіи Фанни, быть можетъ, сохранились у него, но они были такъ неясны, что онъ не могъ въ нихъ разобраться и отличить отъ смутно припоминаемаго болѣзненнаго бреда. Такъ какъ онъ и прежде не счелъ удобнымъ сообщать матери относительно Фанни Болтъ, то понятно, что и теперь не могъ избрать ее повѣренной волновавшихъ его чувствъ. Обѣ стороны, къ несчастью, держались осторожной и недовѣрчивой тактики, а между тѣмъ, два-три слова, во-время сказанныхъ, избавили бы добрую женщину и ея окружающихъ отъ многихъ тревогъ и страданій.
   Я долженъ, къ сожалѣнію, сознаться, что, увидѣвъ миссъ Болтъ, въ качествѣ заботливой сидѣлки Пена, м-ссъ Пенденнисъ истолковала близость злополучныхъ молодыхъ людей въ самую дурную сторону и рѣшила въ душѣ, что обвиненія противъ Артура справедливы. Къ чему же дальнѣйшіе разспросы? Дурнымъ слухамъ о мужчинѣ охотнѣе всего вѣрятъ тѣ женщины, которыя его любятъ. Развѣ не жена первая начинаетъ ревновать своего мужа? На долю бѣднаго Пена выпало не мало такихъ подозрѣній, диктуемыхъ любовью. Добрая, простодушная женщина, окружавшая его теперь своими нѣжными попеченіями, была увѣрена, что ея сынъ перенесъ болѣзнь, гораздо болѣе ужасную и постыдную, чѣмъ горячка, и что его душа столь же запятнана преступленіемъ, какъ тѣло ослаблено физическимъ недугомъ. Но это сознаніе ей приходилось глубоко таить въ себѣ и на терзавшія ее сомнѣнія, страхъ и отчаяніе надѣвать маску веселости и довѣрія.
   Когда капитанъ Шандонъ прочелъ въ Булони слѣдующій нумеръ Пелль-Мелльской газеты, онъ тотчасъ замѣтилъ своей женѣ, что въ чередовыхъ статьяхъ уже не видно руки Джека Финукана, и, надо полагать, м-ръ Баррингтонъ снова принялся за работу.
   -- Я безошибочно узнаю свистъ его бича и рубецъ, который оставляетъ его плеть. Возьми, напримѣръ, Джека Блюдьера. Онъ принимается за дѣло какъ мясникъ, и въ мигъ искромсаетъ человѣка. М-ръ Баррингтонъ работаетъ изящно: онъ чисто и правильно кладетъ рубцы на спинѣ, такъ что изъ каждаго сочится кровь.
   Въ отвѣтъ на эту ужасную метафору м-ссъ Шандонъ воскликнула:
   -- Боже, Чарльзъ, что ты говоришь! Я всегда считала м-ра Барринггона гордымъ, по добрымъ человѣкомъ; во всякомъ случаѣ, онъ очень добръ къ дѣтямъ.
   -- Да,-- отвѣтилъ Шандонъ.-- Онъ добръ къ дѣтямъ, но безпощаденъ къ взрослымъ. И знаешь-ли, милочка, ты совсѣмъ не поняла, что я хотѣлъ сказать. Ну, да оно и лучше, потому что ничего хорошаго нельзя ждать отъ работы въ газетахъ. Гораздо лучше жить здѣсь, въ Булони, гдѣ вина такъ много и водка стоитъ два франка за бутылку. Приготовь-ка мнѣ, милая Мери, еще одинъ стаканчикъ. Скоро-скоро надо приниматься за свою лямку, чортъ ее возьми. Cras ingens iterabimus aequor!
   Баррингтонъ дѣйствительно принялся за дѣло, изо всѣхъ силъ работалъ за Пена въ газетѣ. Онъ писал и передовицы и литературныя обозрѣнія, посѣщалъ театры и концерты и затѣмъ съ обычной своею энергіей и яростью писалъ рецензіи. Его рука была слишкомъ сильна и груба для такихъ ничтожныхъ предметовъ, и онъ любилъ говорить Еленѣ, маіору и Лаурѣ, что изъ всѣхъ литераторовъ ни у кого нѣтъ такой легкой и красивой, такой, нѣжной и изящной руки, какъ у Артура.
   -- У насъ, мамъ, не имѣютъ представленія о томъ, что такое стиль, и потому до сихъ поръ не оцѣнили умѣнья нашего малыша,-- говорилъ онъ м-ссъ Пенденнисъ.-- Я называю его "нашимъ", мамъ, потому что я воспиталъ его. Я такъ же горжусь имъ, какъ и вы, и думаю, что если поубавить у него немного упорства, себялюбія и щегольства, то на свѣтѣ не будетъ болѣе честнаго, преданнаго и добраго человѣка. У него подчасъ злое перо, но въ душѣ онъ добръ, какъ молодая дѣвушка... вотъ какъ миссъ Лаура. Я увѣренъ, что онъ никого не въ состояніи обидѣть.
   Елена при этомъ испускала глубокій-глубокій вздохъ, да и у Лауры сердце больно сжималось, но все же онѣ были очень благодарны Баррингтону за его любовь къ ихъ Пену.
   Пенденнисъ, съ своей стороны, разсыпался въ громкихъ похвалахъ м-ру Баррингтону,-- гораздо болѣе громкихъ и восторженныхъ чѣмъ это обыкновенно было въ его правилахъ.
   -- Онъ джентльменъ, милая сестрица,-- говорилъ маіоръ.-- Съ головы до пятъ джентльменъ. Суффолькскіе Баррингтоны, сударыня, баронета Карла I. Какъ же ему не быть джентльменомъ при такомъ происхожденіи? Его отецъ, сэръ Майльзъ Баррингтонъ убѣжалъ съ... ахъ! извините, миссъ Белль. Сэръ Майльзъ пользовался большою извѣстностью въ Лондонѣ. Онъ былъ другомъ принца Уэльскаго. Что касается нашего м-ра Баррингтона, то это талантливѣйшій и образованнѣйшій человѣкъ. Онъ, несомнѣнно, далеко пойдетъ, если только у него будетъ для чего стараться.
   Когда маіоръ распространялся въ такихъ восторженныхъ выраженіяхъ о любимцѣ Артура, Лаура нерѣдко краснѣла.
   Глядя на мужественное лицо и черные, грустные глаза Баррингтона, молодая дѣвушка не разъ задумывалась о немъ и ужь давно рѣшила въ душѣ, что онъ страдаетъ отъ несчастной любви. Поймавъ себя на этой мысли, миссъ Белль, понятно, покраснѣла.
   Баррингтонъ поселился въ сосѣдней пустой квартирѣ. Проработавъ весъ день и написавъ за Пена какую-нибудь грозную статью, онъ не находилъ лучшаго удовольствія и отдыха, какъ придти въ комнаты Пена и провести здѣсь вечеръ въ обществѣ его родныхъ. Иногда ему выпадала честь погулять въ саду подъ руку съ миссъ Белль. Скромная Лаура въ этихъ случаяхъ всегда просила у Елены позволенія, но маіоръ спѣшилъ заявить:
   -- Да, да, идите, идите! Здѣсь, знаете, все равно, что въ деревнѣ. Всѣ гуляютъ вмѣстѣ въ саду. На каждомъ шагу сторожа, и т. п. Всѣ, всѣ гуляютъ.
   Если этотъ великій знатокъ приличій ничего не имѣлъ противъ такихъ прогулокъ, то что могла сказать простодушная Елена? Она была рада, если ея дочь подышетъ на берегу рѣки свѣжимъ воздухомъ и возвратится изъ этой невинной прогулки съ свѣжимъ личикомъ и веселымъ настроеніемъ.
   Надобно вамъ сказать, что между Лаурой и Еленой произошло маленькое объясненіе. Когда прибыло извѣстіе о томъ, что Пенъ опасно заболѣлъ, Лаура рѣшила сопровождать испуганную мать въ Лондонъ, но, несмотря на свои неоднократныя мольбы, получила отъ Елены, которая еще продолжала на нее сердиться, категорическій отказъ. Думая, что на спасеніе несчастнаго, потеряннаго юноши уже нѣтъ никакихъ надеждъ, и что во всякомъ слу чаѣ его поведеніе сдѣлало невозможной всякую мысль о союзѣ, Лаура въ слезахъ открыла своей матери тайну, которая уже, безъ сомнѣнія, извѣстна, и всякому наблюдательному читателю. Теперь, когда она уже не могла думать о выходѣ за него замужъ, неужели ей нельзя сознаться, какъ глубоко, вѣрно и беззавѣтно она его любила? Слезы обѣихъ женщинъ смѣшивались и, казалось, уменьшали терзавшую ихъ муку. Дѣля между собою всѣ тревоги и страданія поѣздки, обѣ женщины уменьшали ихъ на половину.
   Чего же могла ожидать Фанни, когда ее внезапно потребовали къ отвѣту передъ трибуной этихъ судей? Ничего, кромѣ немедленнаго осужденія, "жестокаго наказанія" безжалостной отставки. Въ такихъ случаяхъ, какой постигъ Фанни, женщины -- самые жестокіе судьи, и мы, признаться, очень довольны этимъ. Мы рады, что, кромѣ той стражи, которою мужчина окружаетъ свой гаремъ, кромѣ той охраны, которую женщина носитъ въ своемъ сердцѣ, своей вѣрности и чести, всѣ прочія представительницы ея же пола зорко слѣдятъ, чтобы она не сбилась съ пути, и въ противномъ случаѣ грозятъ растерзать ее. Когда какой-нибудь изъ нашихъ Махмудовъ и Селимовъ выноситъ своей Фатимѣ смертный приговоръ, ея мать зашиваетъ мѣшокъ, а сестры и невѣстки бросаютъ его въ воду. Но авторъ настоящей повѣсти отнюдь не возражаетъ противъ этого. Помилуйте, онъ тоже правовѣрный турокъ! Онъ также носитъ чалму, не брѣетъ бороды и стоитъ за этотъ обычай, Бисмиллахъ! Но вы, безупречные, которымъ предоставлено право казнить смертью, будьте, по крайней мѣрѣ, осторожны, чтобы ваша кара постигла надлежащее лицо. Хорошенько удостовѣрьтесь въ фактѣ преступленія, прежде чѣмъ сѣсть въ лодку, и не бросайте вашей Фатимы въ Босфоръ, пока не убѣдитесь, что она виновна. Вотъ все, что я могу сказать въ интересахъ несчастной Фатимы,-- рѣшительно все, ни слова болѣе, клянусь бородою пророка! Если она виновна, берите ее, топите ее въ Золотомъ Рогѣ и, исполнивъ долгъ правосудія, гребите поскорѣе къ берегу, друзья, чтобы не опоздать къ ужину.
   И такъ, маіоръ не только ничего не возражалъ противъ постоянныхъ прогулокъ Баррингтона съ миссъ Лаурой, но предобродушно поощрялъ близость этой парочки. Если въ городѣ была какая-нибудь выставка, онъ стоялъ за то, чтобы Баррингтонъ повелъ туда Лауру. Если бы Баррингтонъ предложилъ повести ее даже въ Вокзалъ, то и тутъ любезнѣйшій изъ джентльменовъ не нашелъ бы ничего предосудительнаго. А если таково было мнѣніе маіора Пенденниса, то о Еленѣ нечего было и говорить. Впрочемъ, что же въ самомъ дѣлѣ можно было возразить противъ общенія этихъ двухъ людей съ незапятнанною нравственностью? И что удивительнаго, если имъ пріятно было такое общеніе? Баррингтонъ въ первый разъ видѣлъ передъ собою чистую, простую и возвышенную женщину, а Лаура также впервые находилась въ постоянномъ обществѣ человѣка, обладавшаго высокимъ развитіемъ, пылкостью, простотой, юморомъ и тою свѣжестью ума, которая была результатомъ простой жизни и привычекъ и представляла полную противоположность фатовской небрежности и свѣтскому цинизму Пена.
   При всей своей угловатости и медвѣжьихъ ухваткахъ, Баррингтонъ отличался какою-то утонченностью, которая была совершенно чужда щеголю-Пену. Его энергія, его почтительность, его желаніе нравиться, его искренній смѣхъ и простая, довѣрчивая восторженность представляли колоссальную разницу съ лѣнивой повелительностью падишаха Пена и его небрежнымъ принятіемъ знаковъ подданства. Отчего Пенъ становился дома такимъ требовательнымъ и такимъ деспотомъ? Оттого, что женщины баловали и портили его, какъ онѣ это часто дѣлаютъ съ нами, къ нашему великому удовольствію. Онѣ пичкали его своею услужливостью, обкармливали его почтительностью, нѣжностью и преданностью, пока онъ не пресытился ихъ рабскими ласками и покорностью. Стоило ему уѣхать изъ дома, и онъ вновь становился энергичнымъ и живымъ, пылкимъ и страстнымъ. Это бываетъ съ большинствомъ мужчинъ, получившихъ такое воспитаніе и окруженныхъ такой домашней обстановкой. Но значитъ-ли это, что авторъ подстрекаетъ женщина, къ возмущенію. О, нѣтъ, никогда! Клянусь бакенбардами пророка! Авторъ тоже не брѣетъ боковъ бороды своей, онъ тоже не прочь держать своихъ женщинъ въ рабствѣ. Какой мужчина не будетъ согласенъ съ этимъ, кому пріятно быть подъ башмакомъ? Да мы скорѣе отрубимъ всѣмъ головы, все равно, будетъ-ли это въ Турціи или христіанской странѣ.
   Но если Артуръ былъ такъ равнодушенъ къ милостямъ, сыпавшимся на него, то какъ могло случиться, чтобы Лаура почувствовала къ нему такую безграничную любовь, что самое слабое ея выраженіе заставило Лауру всю дорогу отъ Фэрокса до Лондона безъ умолка говорить о немъ съ Еленой. Какъ только Елена, среди слезъ и восторженныхъ восклицаній, кончала какой-нибудь трогательный разсказъ о ненаглядномъ мальчикѣ, восходившій къ тѣмъ временамъ, когда на героя впервые надѣли штаны, Лаура принималась разсказывать другую, столь же интересную и столь же орошаемую слезами исторію о томъ, какъ онъ мужественно далъ, или не далъ выдернуть себѣ зубъ; какъ смѣло онъ раззорилъ птичье гнѣздо, или какъ великодушно оставилъ его нетронутымъ; какъ отдалъ свой шиллингъ старой нищенкѣ, или пожертвовалъ ради бѣднаго мальчика своимъ завтракомъ. Не переставая рыдать, онѣ обѣ читали панегирики своему герою, который, какъ любезный читатель уже давно замѣтилъ, такой же герой, какъ и мы съ вами. Какъ же могла, повторяемъ, умная дѣвушка полюбить такого человѣка? Этотъ вопросъ уже былъ затронутъ нами выше, въ томъ злополучномъ замѣчаніи (обрушившемъ на голову автора гнѣвъ всей Ирландіи), гдѣ была высказана мысль, что у самаго отъявленнаго разбойника всегда найдется человѣкъ, который его любитъ. Если это справедливо по отношенію къ такимъ чудовищамъ, то почему того же нельзя сказать и о простыхъ смертныхъ? И въ кого же должна влюбиться молодая дѣвушка, какъ не въ человѣка, котораго она видитъ. Не можемъ же мы ожидать, чтобы она потеряла свое сердце во снѣ, подобно принцессѣ въ сказкахъ Шехерезады, или наградила своею любовью мужской портретъ, видѣнный ею на выставкѣ, или въ иллюстрированномъ журналѣ. Каждый изъ насъ обладаетъ инстинктомъ, который побуждаетъ его привязываться къ другому лицу. Вы встрѣчаете кого-нибудь, вы слышите, какъ кого-нибудь постоянно хвалятъ, вы гуляете, катаетесь, танцуете, разговариваете, или сидите въ церкви на одной скамейкѣ съ кѣмъ-нибудь, вы снова и снова встрѣчаетесь, а въ результатѣ -- ваша маменька, прикалывая вамъ флеръ-д'оранжъ, говорятъ со слезами на глазахъ, что "браки заключаются на небесахъ". Затѣмъ слѣдуетъ свадебный пиръ, вы снимаете ваше бѣлое атласное платье, усаживаетесь въ свою карету и образуете вмѣстѣ съ нимъ счастливую парочку. Иногда бываетъ и такъ, что дѣло разстраивается, и тогда, бѣдное уязвленное сердце, вы встрѣчаете кого-нибудь другого и дарите вашу юную любовь нумеру второму. Таковы свойства вашей природы. Неужели вы думаете, что вы любите исключительно ради мужчпмы и ничуть не ради себя самой?; Неужели вы станете пить, не чувствуя жажды, или ѣсть, не будучи голодной? И такъ, Лаура полюбила Пена, потому что, живя въ Фероксъ, она почти никого не видѣла, кромѣ доктора Портмана и капитана Глендерса; потому что ея мать постоянно хвалила Артура; потому что онъ былъ изященъ, недуренъ собой и уменъ,-- а главное, потому, что ей нужно было кого-нибудь полюбить, но какъ только его образъ запалъ въ ея душу, она стала нѣжно холить и беречь его; во время его долгихъ отлучекъ она въ своемъ молчаливомъ одиночествѣ лелѣяла и нянчила его. Мудрено-ли, что теперь, пріѣхавши въ Лондонъ и близко познакомившись съ м-ромъ Джорджемъ Баррингтономъ, она считала его очень страннымъ, оригинальнымъ, но пріятнымъ милымъ человѣкомъ.
   Много времени спустя, когда дни эти ужь отошли въ прошедшее, и судьба по своему распорядилась съ тѣми лицами, которыя теперь собрались въ мрачномъ зданіи Темпля нѣкоторыя изъ нихъ, быть можетъ оглянулись назадъ и подумали о томъ, какое счастливое это было время, какъ пріятны были эти вечернія бесѣды, маленькія прогулки и мирный отдыхъ у постели выздоравливающаго Пена. Съ этой именно поры маіоръ измѣнилъ къ лучшему свое мнѣніе о лондонскомъ сентябрѣ и постоянно утверждалъ въ клубахъ и въ знакомыхъ домахъ, что мертвый сезонъ въ городѣ часто бываетъ очень пріятенъ, чертовски пріятенъ. Возвращаясь ночью домой, онъ изумлялся, что уже такъ поздно, и что вечеръ такъ быстро прошелъ. Каждый день неизмѣнно онъ являлся въ Темплъ и безропотно взбирался на длинную темную лѣстницу. Онъ обратился къ "шефу" своего клуба (знаменитый поваръ проводилъ это лѣто въ городѣ, потому что долженъ былъ слѣдить за печатаніемъ своей талантливой книги "О гастрономіи") и вступилъ съ нимъ въ соглашеніе относительно разныхъ желе, суповъ и другихъ, доступныхъ больнымъ, кушаніи, и Морганъ ежедневно приносилъ ихъ въ Ягнячій дворъ. Вскорѣ докторъ Гудинефъ разрѣшилъ Пену выпивать стаканъ-другой чистаго хереса, и маіоръ, чуть не со слезами на глазахъ, впослѣдствіи разсказывалъ, какъ его благородный другъ, маркизъ Стейнъ, проѣзжая черезъ Лондонъ по дорогѣ на континентъ, предоставилъ въ полное распоряженіе м-ра Артура Пенденниса свой чудесный, свой безцѣнный Амонтильядо, подаренный благородному маркизу королемъ Фердинандомъ. Вдова и Лаура съ благоговѣніемъ попробовали это вино (хотя имъ не понравилась его горечь), но больной съ наслажденіемъ смаковалъ его, а Баррингтонъ пришелъ отъ него въ восторгъ и въ тотъ день, когда вино впервые было подано, предложилъ въ шутливой рѣчи тостъ за маіора, лорда Стейна и аристократію вообще.
   Маіоръ Пенденнисъ очень серьезно поблагодарилъ его въ рѣчи, единственнымъ недостаткомъ которой было слишкомъ частое повтореніе словъ "въ данномъ случаѣ".
   Пенъ слабымъ голосомъ кричалъ "ура"; Баррингтонъ научилъ миссъ Лауру кричать: "слушайте, слушайте"; мальчишка Пиджонъ скалилъ зубы, и когда докторъ Гудинефъ, по обыкновенію, явился съ своимъ даровымъ визитомъ, онъ засталъ общество въ самомъ веселомъ расположеніи духа.
   Баррингтонъ былъ знакомъ съ Сибрайтомъ и извѣстилъ его о томъ употребленіи, которое сдѣлано изъ его квартиры. Любезный джентльменъ отвѣтилъ въ самыхъ изысканныхъ и учтивыхъ выраженіяхъ, что предоставляетъ свою квартиру и мебель въ полное распоряженіе прелестныхъ гостей и повергаетъ свои ковры къ ихъ стопамъ. Вообще паціентъ и его семья встрѣчали повсюду самую трогательную любезность. Думая о той добротѣ и вниманіи, которымъ онъ окруженъ, Пенъ невольно умилялся. Да простятъ читатели біографу Пена, если онъ упомянетъ здѣсь, что недавно, когда почти такое же несчастье постигло и его, провидѣніе послало ему друга, добраго врача и тысячу самыхъ трогательныхъ и неожиданныхъ знаковъ сочувствія и вниманія.
   Въ квартирѣ мистера Сибрайта было фортепіано, на которомъ этотъ поклонникъ всего изящнаго иногда подвизался -- впрочемъ, прескверно (между прочимъ, онъ исполнялъ пѣсню, написанную на его собственныя слова и посвященную ему его преданнымъ другомъ Леопольдо Туанкидильо). Вотъ за эту-то "шарманку", какъ выражался Баррингтонъ, садилась иногда по вечерамъ Лаура, сначала конфузясь и краснѣя (что было ей очень къ лицу), и играла и пѣла простыя аріи и старыя родныя пѣсни. У нея былъ богатый контральто и Баррингтонъ, который не могъ отличить одной ноты отъ другой и во всемъ своемъ репертуарѣ имѣлъ только одну пьесу -- невозможнѣйшее подражаніе гимну "God save the King" (Боже царя храни), съ восхищеніемъ слушалъ эту музыку. Для его уха не существовали ни ритмъ, ни гармонія, но уже одно созерцаніе простой, нѣжной и благородной пѣвицы доставляло ему громадное наслажденіе.
   Интересно было бы знать, какое впечатлѣніе производила эта музыка на блѣдную дѣвочку въ черной шляпкѣ, простаивавшую цѣлые вечера у фонарнаго столба на Ягнячьемъ дворѣ, глядя на открытыя окна, изъ которыхъ доносились звуки фортепіано. Когда наступало для Пена время ложиться спать, музыка прекращалась. Въ верхней комнатѣ появлялся свѣтъ. Мать обыкновенно сама отводила его въ спальную, а маіоръ и мистеръ Баррингтонъ садились за экарте или триктракъ. Иногда къ нимъ присоединялась и миссъ Лаура, но по большей части она садилась подлѣ нихъ, вышивая мужскія туфли, которыя могли предназначаться для Артура, могли предназначаться и для Джорджа, и даже для маіора Пенденниса,-- но одинъ изъ этихъ трехъ отдалъ бы за нихъ все на свѣтѣ.
   Пока все это происходило внутри, къ дому подходилъ бѣдно одѣтый старичекъ и уводилъ съ собой блѣдную дѣвочку въ черной шляпкѣ, такъ какъ для нея вреденъ былъ ночной воздухъ. Вскорѣ расходились также привратники, прачки и другіе любители, которыхъ музыка привлекала подъ окна.
   Незадолго до десяти часовъ начиналась другая музыка, а именно, въ церкви св. Климента, куранты начинали играть звучный псаломъ, передъ тѣмъ какъ пробить роковые десять часовъ.
   Съ первымъ звономъ часовъ Лаура прятала свою работу, деревенская Марта являлась съ неизмѣнной улыбкой на лицѣ и со свѣчею въ рукахъ, маіоръ говорилъ: "Господи, Боже мой! Неужели такъ поздно?" онъ и Баррингтонъ оставляли недоконченную игру, поднимались съ мѣста и пожимали руку миссъ Белль. Деревенская Марта свѣтила имъ въ корридорѣ и на лѣстницѣ и, когда они достигали нижней ступеньки, запирала "для формы" дверь. Марта ничего не боялась; да если бы и была какая-нибудь опасность, то Марта сняла бы эту "кривую саблю, что виситъ въ комнатѣ джентльмена". Такъ она называла дамасскій палашъ въ красныхъ бархатныхъ ножнахъ и съ именемъ Пророка, вырѣзаннымъ на лезвіи, привезенный Перси Спбрайтомъ изъ своего путешествія по востоку, вмѣстѣ съ албанскимъ костюмомъ, въ которомъ онъ произвелъ такой фуроръ на костюмированномъ балу леди Медлингеръ. Этотъ палашъ запутался тогда въ шлейфѣ миссъ Кьюзи, одѣтой въ то же платье, въ которомъ она была представлена королю (женою л-да Канцлера), и повелъ къ событіямъ, не имѣющимъ никакого отношенія къ нашей исторіи. Миссъ Кьюзи теперь м-ссъ Сибрайтъ. Сибрайтъ получилъ мѣсто въ гражданской палатѣ, и т. д... Доброй ночи, Лаура и Марта! Спи спокойно и проснись счастливой, милая, добрая дѣвушка!
   Иногда Баррингтонъ чувствовалъ желаніе немного пройтись съ маіоромъ Пенденнисомъ, -- такъ, нѣсколько шаговъ, -- ну, до воротъ, что-ли, или до Стренда, до Чарингх Кроса, до клуба... Въ концѣ концовъ, онъ доходилъ до самаго Бюри-стрита и со смѣхомъ пожималъ руку маіора у порога его квартиры. Всю дорогу они говорили о Лаурѣ. Удивительно, въ какихъ восторженныхъ выраженіяхъ отзывался теперь о ней маіоръ, который, какъ мы знаемъ, до сихъ поръ не очень жаловалъ ее.
   -- Чертовски славная дѣвушка, клянусь честью! Превосходныя манеры! О, у моей невѣстки манеры герцогини, она научитъ хоть кого. Правда, миссъ Белль немного отзывается деревней, но запахъ боярышника тоже имѣетъ свою прелесть, чортъ возьми! А что за цвѣтъ лица! Ей-Богу, наши лондонскія дѣвушки дорого бы дали за такой румянецъ. Настоящая роза, клянусь честью. И денежки есть, не очень много, но есть.
   Баррингтонъ, безъ сомнѣнія, соглашался со всѣми этими замѣчаніями и хотя, пожимая руку маіора, смѣялся, но какъ только его спутникъ скрывался за дверью, улыбка исчезала съ его лица, и онъ задумчиво возвращался назадъ. А ночью онъ выкуривалъ трубку за трубкой и писалъ за своего друга Пена статьи, одну свирѣпѣе другой.
   Да, счастливое это было время, почти для всѣхъ лицъ, составлявшихъ эту маленькую колонію. Пенъ съ каждымъ днемъ поправлялся. Единственными его занятіями было спать и ѣсть. Аппетитъ у него быль ужасающій. Дѣло доходило до того, что онъ стѣснялся ѣсть при Лаурѣ и даже при матери, которая только смѣялась и радовалась его аппетиту. Не успѣвалъ онъ кончить обѣда, какъ уже вновь томился тоской по жаренымъ цыплятамъ, требовалъ желе, чая и всякой всячины. Это былъ какой-то ненасытный людоѣдъ. Докторъ кричалъ, чтобы онъ былъ остороженъ, но Пенъ его не слушалъ. Природа кричала громче доктора, и послѣдній предоставилъ своего паціента этому новому врачу.
   Здѣсь мы должны осторожно и подъ строжайшимъ секретомъ коснуться одного обстоятельства въ жизни Пена, о которомъ онъ никогда не любилъ упоминать. Когда онъ былъ въ бреду, жестокій докторъ приказалъ обрить его прекрасные волосы и положить ему на голову ледъ. Это было въ то время, когда за нимъ ухаживала еще та... другая сидѣлка, и послѣдняя, чтобы доставить вдовѣ удовольствіе, сохранила отрѣзанные волосы въ бумагѣ. Но вдова утверждала, что дѣвушка, навѣрное, оставила у себя часть этихъ волосъ. Ужасно подозрительны женщины въ этихъ вещахъ!
   Когда Пенъ уже былъ внѣ опасности, маіоръ Пенденнисъ, которому, конечно, еще ни разу не приходилось видѣть голаго черепа несчастнаго юноши, слегка покраснѣвъ и какъ-то странно глядя въ сторону, замѣтилъ, что онъ знаетъ че... че... человѣка, парикмахера, весьма симпатичнаго малаго, который могъ бы... временно помочь этому горю.
   Лаура лукаво посмотрѣла на Баррингтона, Баррингтонъ разразился оглушительнымъ хохотомъ, такъ что даже вдова не могла не разсмѣяться. Сконфуженный маіоръ проклялъ безстыдство молодежи и сказалъ, что когда онъ острижетъ свои волосы, то сохранитъ одинъ локонъ для миссъ Лауры.
   Баррингтонъ подалъ голосъ за то, чтобы Пенъ надѣлъ адвокатскій парикъ. У Сибрайта есть парикъ, который будетъ ему замѣчательно идти. Пенъ сказалъ:-- "Вздоръ!" -- и сконфузился не менѣе своего дяди. Вся исторія кончилась тѣмъ, что на слѣдующій день къ м-ру Пенденнису явился какой-то джентльменъ и имѣлъ съ нимъ въ спальной таинственный разговоръ, а недѣлю спустя онъ снова явился, но уже съ картонкой подъ мышкой, и съ необыкновенно любезной улыбкой заявилъ, что принесъ назадъ волосы м-ра Пенденниса.
   Грустное, но назидательное зрѣлище представлялъ, вѣроятно, Пенъ, печально созерцающій въ уединеніи свою утраченную красу и искусственныя средства для ея возстановленія. Послѣ долгихъ колебаній, онъ надѣлъ, наконецъ, свой парикъ, но Баррингтонъ такъ расхохотался, что Пенъ нахмурился и вернулся къ своей бархатной шапочкѣ, сшитой для него самой преданной изъ матерей. Баррингтонъ и Лаура сняли съ дамскихъ шляпокъ нѣсколько цвѣтовъ, сдѣлали изъ нихъ гирлянду, которою и украсили этотъ парикъ, а затѣмъ устроили въ честь его цѣлую процессію и воздавали ему самыя пышныя почести. Да и вообще конца не было ихъ изобрѣтательности по части всевозможныхъ шутокъ, забавъ, шалостей и petits jeux innocens, и все это время второй и третій этажи нумера 6 Ягнячьяго двора Темпля оглашались такимъ веселымъ смѣхомъ, котораго эти стѣны уже давно не слыхали.
   Дней десять продолжалась эта веселая жизнь, но затѣмъ, когда маленькая шпіонка заняла вечеромъ свой обычный наблюдательный постъ у фонарнаго столба, она ужь не услышала музыки во второмъ этажѣ, въ окнахъ третьяго этажа не горѣлъ свѣтъ, они были открыты, все было тихо и безлюдно. Прачка Фланаганъ разсказала, что произошло. Все общество переѣхало въ Ричмондъ для перемѣмы воздуха. Снова былъ вытащенъ на свѣтъ Божій старинный дорожный экипажъ и наполненъ подушками для Пена и его матери. Миссъ Лаура по просту поѣхала въ омнибусѣ подъ охраной м-ра Джорджа Баррингтона. Къ вечеру Джорджъ вернулся домой, въ пустыя унылыя комнаты, къ своимъ книгамъ, своимъ трубкамъ и снова вступилъ во владѣніе своею кроватью, но не получилъ, вѣроятно, назадъ своего прежняго сна.
   На его столѣ Елена оставила кувшинъ съ живыми цвѣтами, которые наполняли своимъ благоуханіемъ безмолвную комнату. Они служили воспоминаніемъ о тѣхъ кроткихъ созданіяхъ, которыя такъ недолго украшали собою эти унылыя, пустыя комнаты и теперь снова покинули ихъ. Джорджъ чувствовалъ, что онъ пережилъ самые счастливые дни своей жизни, онъ понялъ это теперь, когда они ужь прошли. Онъ взялъ цвѣты, поднесъ ихъ къ своему лицу, вдохнулъ ихъ благоуханіе и -- кто знаетъ?-- можетъ быть, поцѣловалъ ихъ. Поставивъ ихъ снова на столъ, онъ горько засмѣялся и провелъ своей грубой рукой по глазамъ. Онъ отдалъ бы всю жизнь и все свое существо, чтобы выиграть тотъ призъ, отъ котораго отказывался Артуръ. Хочетъ она славы? Онъ достигнетъ славы ради нея. Преданности? Онъ готовъ отдать ей свое вѣрное сердце, полное нѣжности и любви, лишь бы только она взяла его. Но она не возьметъ. Судьба порѣшила иначе.
   -- Что привлекательнаго можетъ женщина найти въ такомъ неуклюжемъ и грубомъ старикѣ, какъ я?-- думалъ Джорджъ.-- Я старъ, но еще не оставилъ никакого слѣда въ мірѣ. У меня нѣтъ ни красоты, ни молодости, ни богатства, ни извѣстности. Женщина не станетъ любить мужчину, который только и способенъ, что смотрѣть ей въ глаза и предлагать на колѣняхъ свою любовь. На что я способенъ? Множество молодыхъ людей обогнало меня въ жизненной скачкѣ. То, что они называли призомъ, мнѣ казалось не стоющимъ борьбы. Но ради нея!.. Будь она моя и захоти она брилліантовъ, развѣ я не досталъ бы ихъ?.. но какъ глупо хвалиться тѣмъ, что я могъ бы сдѣлать! Мы рабы своего жребія. Мы не властны въ своей судьбѣ, и мой жребій уже давно вынутъ. Довольно, пойдемъ, закуримъ трубку и прогонимъ отсюда запахъ этихъ цвѣтовъ. Бѣдные цвѣточки! Уже завтра вы завянете! Зачѣмъ вы показали въ этомъ печальномъ мѣстѣ свои красныя щечки?
   На своемъ ночномъ столикѣ Джорджъ нашелъ новую Библію, и письмо, оставленное Еленой. Она писала, что не нашла такой книги среди его книгъ въ той комнатѣ, гдѣ она провела столько времени, и гдѣ Господь внялъ ея молитвамъ о спасеніи сына; она дѣлаетъ другу Артура лучшій подарокъ, какой можетъ, и проситъ его читать иногда эту книгу и сохранить ее, какъ знакъ уваженія и преданности благодарной матери. Бѣдный Джорджъ съ грустью поцѣловалъ книгу, какъ онъ только что поцѣловалъ цвѣты, и утро застало его за чтеніемъ этихъ священныхъ страницъ, въ которыхъ такъ много наболѣвшихъ сердецъ, такъ много кроткихъ и вѣрныхъ душъ находило утѣшеніе въ годину несчастья, оплотъ и надежду во время страданій.
   

ГЛАВА XVII.
Фанни прекращаетъ свои прогулки.

   Во время болѣзни Артура, добрая Елена, какъ мы видѣли, приняла въ свое исключительное завѣдываніе не только его самого, но и всѣ его комоды и ящики съ ихъ содержимымъ: рубашками, которыя могли нуждаться въ пуговицахъ, чулками, которые могли требовать починки, и -- сознаться-ли?-- даже письмами, которыя лежали среди разныхъ принадлежностей гардероба и, разумѣется, могли ждать отвѣта. Можетъ быть, конечно, что м-ссъ Пенденнисъ руководилась при этомъ похвальнымъ желаніемъ получить какія-нибудь свѣдѣнія относительно Фанни Болтъ, о которой она никогда не заговаривала съ сыномъ, хотя эта ужасная исторія не выходила у нея изъ головы и причиняла ей невыразимыя тревоги и огорченія. Она велѣла отвинтить отъ дверей мѣдный молотокъ, справедливо полагая, что неожиданный двойной стукъ почтальона будетъ безпокоить больного, и не позволяла подавать ему никакихъ писемъ, ни отъ назойливыхъ сапожниковъ, ни отъ шляпочниковъ, которые, будучи сильно стѣснены въ деньгахъ, были бы очень благодарны м-ру Артуру Пенденнису, если бы онъ сдѣлалъ имъ одолженіе и пр. и пр. А такихъ писемъ Пенъ, который всегда отличался щедростью и неразсчетливостью, получалъ если и не очень много, то все же достаточно, чтобы испугать добросовѣстную и осторожную мать. У нея были кое-какія сбереженія. Благородное самопожертвованіе Пена и ея собственная бережливость, которая, благодаря ея простому и скромному образу жизни, почти равнялась скупости, дали ей возможность скопить небольшую сумму денегъ, и часть ихъ она не задумалась употребить на уплату обязательствъ молодого джентльмена. На такихъ условіяхъ многіе порядочные юноши, не исключая и уважаемаго читателя, конечно, согласились бы довѣрить свою переписку родителямъ. Быть можетъ, лучшимъ свидѣтельствомъ аккуратности и чистой совѣсти человѣка служить именно его готовность встрѣтить почтальона. Счастливъ тотъ, кто радуется его двойному стуку! Добрый съ нетерпѣніемъ ждетъ его, лишь злой трепещетъ при его появленіи. Поэтому м-ссъ Пенденнисъ вдвойнѣ проявила заботливость, избавивъ больного Пена отъ непріятности получать письма и отъ труда отвѣчать на нихъ.
   Очевидно, что ни въ одномъ изъ комодовъ и ящиковъ Пена не оказалось никакихъ документовъ, которые бы не только служили къ его обвиненію, но и вообще касались исторіи съ Фанни Болтъ,-- потому что вдова, въ концѣ концовъ, спросила маіора, не знаетъ-ли онъ чего-нибудь о той ужасной интригѣ, въ которой замѣшанъ ея сынъ. Однажды, въ Ричмондѣ, когда Пенъ съ Баррингтономъ сидѣли на террасѣ, вдова отозвала маіора Пенденниса на совѣщаніе и изложила ему свои тревоги и недоумѣнія, или, по крайней мѣрѣ тѣ изъ нихъ (какъ это одинаково свойственно мужчинамъ и женщинамъ, она не сдѣлала все-таки полнаго признанія, подобно тому какъ ни одинъ мотъ, спрошенный о размѣрахъ своихъ долговъ, ни одна свѣтская дама, спрошенная своимъ мужемъ объ итогѣ счета модистки, не укажутъ точныхъ цифръ) -- или, повторяю, изложила тѣ изъ своихъ недоумѣній, которыя сочла возможнымъ довѣрить своему совѣтнику.
   Выслушавъ ее, старый воинъ сморщилъ свое лицо такимъ образомъ, что нельзя было понять, улыбается онъ или нѣтъ, какъ-то странно взглянулъ на нее своими маленькими глазками, но тотчасъ опустилъ ихъ внизъ и сказалъ:
   -- Милая сестрица, я рѣшительно ничего не знаю объ этомъ и не желаю ничего знать. Если же вамъ угодно выслушать мое мнѣніе, то я вамъ совѣтую оставить это дѣло въ покоѣ. Отъ молодыхъ людей нельзя требовать невозможнаго, и право, сударыня, если вы считаете нашего молодца какимъ-то мона...
   -- Прошу васъ избавить меня отъ такихъ замѣчаній, -- величественно прервала его Елена.
   -- Милая сестрица, позвольте вамъ замѣтить, что не я началъ этотъ разговоръ,-- сладчайшимъ тономъ произнесъ маіоръ.
   -- Я не могу слышать, когда такъ говорятъ объ этомъ ужасномъ грѣхѣ,-- отвѣтила вдова со слезами на глазахъ.-- Мнѣ страшно подумать, что мой сынъ способенъ на такую вещь. Иногда мнѣ даже кажется, что мнѣ было бы легче, если бы онъ умеръ, прежде чѣмъ совершилъ это преступленіе. Я не знаю, какъ я переживу эти муки, маіоръ Пенденнисъ. Сердце у меня разрывается при мысли, что сынъ его отца: мой сынъ... котораго я считала такимъ добрымъ... добрымъ, честнымъ... налъ такъ низко, чтобы... чтобы...
   -- Чтобы завести интрижку съ миленькой гризеткой, сестрица?-- сказалъ маіоръ.-- Ну, знаете, если бы у всѣхъ англійскихъ матерей разрывалось сердце оттого, что... Да что вы, что вы, перестаньте, сестрица! Къ чему такъ волноваться? Перестаньте плакать. Я не могу видѣть женскихъ слезъ, никогда не могу, никогда! Да откуда мы знаемъ, что между ними произошло что-нибудь серьезное. Артуръ вамъ сказалъ что-нибудь?
   -- Его молчаніе только подтверждаетъ мои подозрѣнія,-- отвѣтила м-ссъ Пенденнисъ, заглушая рыданія платкомъ.
   -- Ничуть не бывало! Есть предметы, сестрица, о которыхъ молодой человѣкъ не можетъ говорить съ своей матерью,-- утѣшалъ ее маіоръ.
   -- Она писала ему,-- отвѣтила Елена, не отнимая платка отъ лица.
   -- До того, какъ онъ заболѣлъ? Весьма возможно.
   -- Нѣтъ, послѣ того,-- послышался голосъ изъ подъ батистовой маски.-- Послѣ того... т. е. я такъ думаю... потому что я...
   -- Ну да, вы рѣшились... Гмъ, понимаю. На время его болѣзни, вы взяли на себя трудъ читать его корреспонденцію. Не правда-ли?
   -- Я самая несчастная мать въ мірѣ!-- воскликнула Елена.
   -- Потому только, что вашъ сынъ человѣкъ, а не отшельникъ. Ахъ, будьте осторожны, сестрица! Если вы утаили отъ него какія-нибудь письма, то вы этимъ сильно повредили себѣ. Насколько я знаю характеръ Артура, это можетъ породить между вами несогласія, за которыя вы будете упрекать себя всю жизнь. А такія несогласія, чортъ возьми, гораздо болѣе важны, сударыня, чѣмъ та маленькая... мнимая причина, которая ихъ вызвала.
   -- Было получено только одно письмо, -- отвѣтила Елена,-- очень маленькое, всего нѣсколько словъ. Вотъ оно... Ахъ, зачѣмъ вы говорите такъ? Зачѣмъ вы говорите такъ?
   Но въ эту минуту маіоръ вовсе ничего не говорилъ, потому что при словахъ "очень маленькое письмо" онъ долженъ былъ напрячь всѣ усилія, чтобы не расхохотаться. А между тѣмъ маіоръ искренно любилъ свою невѣстку, и ея страданія вызывали въ немъ глубокую жалость. Но каждый изъ нихъ, конечно, смотрѣлъ на это дѣло своими глазами, съ точки зрѣнія своихъ принциповъ, а принципы маіора, какъ читатель знаетъ, имѣли мало общаго съ аскетизмомъ.
   -- Знаете, что я посовѣтую вамъ?-- внушительно сказалъ маіоръ.-- Запечатайте, если можно, это письмо опять, -- такія письма нерѣдко заклеиваются облатками и подсуньте его Пену вмѣстѣ съ другими. Если же запечатать нельзя, то мы скажемъ, что приняли его за счетъ.
   -- Я не стану лгать моему сыну,-- сказала вдова.
   Письмо, о которомъ она говорила, было найдено Мартой дня два тому назадъ въ ящикѣ для писемъ и передано, по обыкновенію, м-ссъ Пенденнисъ.
   Еленѣ, конечно, не былъ извѣстенъ почеркъ Фанни, но при первомъ взглядѣ на письмо, она догадалась, отъ кого оно. Она стерегла это письмо съ перваго же дня, какъ пріѣхала къ больному сыну, она распечатывала его письма въ поискахъ за нимъ. Теперь это ужасное письмо жгло ей руки. Она вынула его и подала маіору.-- "Господину Артуру Пенденнису", прочиталъ онъ адресъ, написанный неумѣлой дѣтской рукой, и усмѣхнулся.
   -- Ну, нѣтъ, сестрица, лучше я не стану его читать. Вѣдь вы читали его. Ну, такъ вы можете разсказать мнѣ его содержаніе... И такъ, вы говорите, что въ немъ нѣтъ ничего, кромѣ молитвъ о выздоровленіи... безграмотныхъ, понятно... и что еще? Желаніе видѣться съ нимъ? Ну, что же тутъ за бѣда? Знаете что, сестрица?-- продолжалъ маіоръ, принявъ самый невозмутимый видъ, но довольно лукаво поглядывая на Елену.-- Такъ какъ вы спрашиваете меня, то я вамъ, пожалуй, скажу, что Морганъ, мой человѣкъ, навелъ кое-какія справки. Мой пріятель, докторъ Гудинефъ, также знаетъ объ этой исторіи. Оказывается, что эта особа весьма неравнодушна къ Артуру. Онъ заплатилъ за ея входъ въ увеселительный садъ и гулялъ съ нею; такъ, по крайней мѣрѣ, Морганъ слышалъ отъ нашего стараго знакомаго, ирландца, который чуть было не сдѣлался... ну, словомъ, отъ ирландца. Отецъ этой дѣвушки, грубый человѣкъ и большой пьяница, побилъ за эту исторію свою жену; послѣдняя же, съ одной стороны, упорно увѣряетъ своего мужа въ полной невинности дочери, а съ другой -- сказала Гудинефу, что Артуръ поступилъ съ ея дочерью безчестно. Въ результатѣ, какъ видите, исторія остается по прежнему таинственной. Вы желаете разъяснить ее? Въ такомъ случаѣ мнѣ стоитъ только спросить Пена, и онъ тотчасъ же мнѣ все разскажетъ; онъ честный малый.
   -- Честный!-- съ горечью повторила вдова.-- Ахъ, братецъ! Что вы называете честностью? Если мой сынъ виноватъ, то онъ долженъ жениться на ней. Я стану; передъ нимъ на колѣни и буду просить, чтобы онъ женился на ней.
   -- Праведное небо! Съ ума вы сошли?-- завопилъ маіоръ и, вспомнивъ нѣкоторые эпизоды изъ прошлой жизни Артура и Елены, понялъ, что если Елена станетъ умолять своего сына, то онъ непремѣнно женится на этой дѣвушкѣ. Онъ достаточно взбалмошенъ и упрямъ, чтобы совершить какое угодно безумство, если дѣло касается женщины, которую онъ любитъ.
   -- Да въ умѣ-ли вы своемъ, дорогая сестрица?-- продолжалъ онъ, послѣ нѣкотораго молчанія, во время котораго предавался этимъ безотраднымъ размышленіямъ, и тотчасъ, смягчивъ свой тонъ, началъ ее уговаривать:-- Какое право имѣемъ мы думать, что между нимъ и дѣвушкой произошло что-нибудь серьезное? Посмотримъ, что она пишетъ. "Ея сердце, срадаетъ... умоляетъ написать... чувствуетъ себя дома несчастной, злой отецъ... ваша сидѣлка Фанни". И все это написано какъ вы говорите, съ самой неприличной орѳографіей? Ну, что изъ этого слѣдуетъ, дорогая сестрица? Только то, что эта негодяйка еще его любитъ. Больше ничего. Вѣдь она явилась къ нему на квартиру только тогда, когда онъ впалъ въ безпамятство и уже не могъ ее узнавать. До тѣхъ поръ она не была здѣсь ни разу. Такъ говоритъ эта... какъ бишь ее?.. Фланаганъ, прачка. Она явилась въ сопровожденіи старика, какого-то м-ра Боуса, который потомъ имѣлъ любезность пріѣхать за мной въ Стилль-Брукъ. (Кстати, я оставилъ его на извощикѣ и забылъ заплатить). Это съ его стороны было очень любезно... Эхъ, право, сестрица, вся эта исторія не стоитъ выѣденнаго яйца.
   -- Вы увѣрены въ этомъ? О, благодарю тебя, Боже!-- воскликнула Елена.-- Я сейчасъ отдамъ письмо Артуру и прямо спрошу у него. Взгляните, онъ сидитъ на террасѣ съ м-ромъ Баррингтономъ. Они разговариваютъ съ дѣтьми. Мой сынъ всегда любилъ дѣтей. Онъ невиненъ! Благодарю тебя, Боже, благодарю! Я сейчасъ иду къ нему!
   Но у стараго Пенденниса были свои соображенія. Если онъ теперь поспѣшилъ подать голосъ за полную невинность Артура, то за минуту передъ тѣмъ онъ, весьма вѣроятно, держался совершенно другого взгляда и судилъ объ Артурѣ по тому, какъ онъ самъ поступилъ бы на его мѣстѣ. Если же она теперь пойдетъ къ Артуру, а тотъ скажетъ ей правду -- бездѣльникъ непремѣнно это сдѣлаетъ,-- то все дѣло будетъ испорчено. Маіоръ поспѣшилъ принять новыя мѣры.
   -- Милая и дорогая сестрица,-- сказалъ онъ, цѣлуя руку Елены.-- Вѣдь сынъ не посвятилъ васъ въ эту исторію? Какое же право вы имѣете вмѣшиваться въ нее? Если вы считаете его честнымъ человѣкомъ вообще, то какое право имѣете вы не довѣрять ему въ этомъ дѣлѣ? Кто его обвиняетъ? Какой-то анонимный доносчикъ, который даже не привелъ никакихъ доказательствъ. Да будь это обвиненіе справедливо, развѣ родители этой дѣвушки не явились бы раньше всѣхъ? Онъ даже вовсе не обязанъ опровергать анонимное обвиненіе, какъ и не ваше дѣло поддерживать его. Если же вы подозрѣваете его лишь потому, что застали здѣсь въ качествѣ сидѣлки дѣвушку подобнаго круга, то почему бы вамъ не потребовать, чтобы онъ женился на этой пьяной бабѣ -- Фланаганъ?
   Вдова сквозь слезы разсмѣялась. Старый полководецъ одержалъ побѣду.
   -- Право, давайте женимъ его на м-ссъ Фланаганъ,-- продолжалъ онъ, трепля ее по рукѣ.-- Не хотите? Ну, то-то же. Онъ вамъ ничего не говорилъ, и вы, стало быть, ничего не знаете. Онъ невиненъ -- это несомнѣнно. Теперь вы спрашиваете, что намъ слѣдуетъ предпринять? Допустимъ, что онъ дѣйствительно привязанъ къ этой дѣвушкѣ... Ну, ну, не хмурьтесь, вѣдь это только предположеніе, -- и развѣ это такъ странно для молодого человѣка?.. Въ такомъ случаѣ, какъ только онъ выздоровѣетъ, онъ опять побѣжитъ къ ней.
   -- Онъ поѣдетъ домой, мы немедленно поѣдемъ въ Фэроксъ!-- воскликнула вдова.
   -- Милая сестрица, онъ умретъ съ тоски въ Фэроксѣ. Тамъ у него не будетъ другого дѣла, какъ думать о ней. Уединенный деревенскій домъ, въ которомъ нечего дѣлать и гдѣ человѣкъ предается своимъ размышленіямъ, какъ нельзя болѣе способенъ превратить маленькую страсть въ большую. Наоборотъ, мы должны занять его, развлечь его. Мы должны повезти его за-границу; вѣдь онъ еще нигдѣ не былъ, кромѣ Парижа, да и здѣсь пробылъ недолго. Мы должны сдѣлать маленькое путешествіе. Съ нимъ должна поѣхать и сидѣлка, которая бы заботилась о немъ, потому что, по словамъ Гудинефа, онъ былъ очень плохъ (ну, не пугайтесь, теперь ужь все прошло!). Значитъ, и вы должны съ нимъ ѣхать. Вы возьмете, конечно, и миссъ Белль. Слѣдовало бы пригласить и Баррингтона. Артуръ его очень любитъ, онъ положительно не можетъ жить безъ него. Фамилія Баррингтона -- одна изъ самыхъ древнихъ въ Англіи, а самъ онъ прекраснѣйшій молодой человѣкъ. Я его чрезвычайно люблю.
   -- М-ръ Баррингтонъ знаетъ объ этой... этой исторіи?-- спросила Елена.-- Эти два мѣсяца онъ былъ какъ разъ въ отсутствіи. Такъ писалъ Пенъ.
   -- Ничего не знаетъ. Я... я... спрашивалъ. Я ужь допытывалъ его. Онъ ничего не слышалъ, ровно ничего. Даю вамъ слово,-- съ испугомъ заговорилъ маіоръ.-- И знаетели, сестрица, по моему, самое лучшее -- вовсе не заговаривать съ нимъ объ этомъ. Это самое лучшее. Вопросъ черезчуръ щекотливый и мучительный.
   Простодушная вдова съ чувствомъ пожала ему руку.
   -- Благодарю васъ, братецъ,-- сказала она, -- благодарю васъ за вашу доброту. Вы меня очень утѣшили. Теперь я пойду къ себѣ въ комнату и обдумаю то, что вы мнѣ сказали. Эта болѣзнь и эти... волненія въ конецъ измучили меня, а я вѣдь и такъ не очень крѣпка, какъ вы знаете. Я пойду и поблагодарю Бога за то, что мой мальчикъ невиненъ. Неужели онъ невиненъ?
   -- Невиненъ, дорогая моя, невиненъ, -- сказалъ старикъ, съ чувствомъ цѣлуя ее и самъ разстроганный ея волненіемъ. Онъ посмотрѣлъ ей вслѣдъ съ любовью, которая какъ-то странно сочеталась съ проглядывавшей въ его взорѣ насмѣшкой, и пробормоталъ:
   -- Еще бы! Я готовъ клясться до послѣдняго издыханія, лишь бы эта добрая душа не мучилась.
   Одержавъ эту побѣду, усталый, но довольный воинъ разлегся на софѣ, закрылъ свое лицо желтымъ фуляровымъ платкомъ и погрузился въ легкое освѣжительное отдохновеніе, видя, несомнѣнно, очень пріятные сны, потому что онъ храпѣлъ съ необыкновенною правильностью и наслажденіемъ.
   Молодые люди между тѣмъ сидѣли на террасѣ, залитой солнечными лучами, и весело разговаривали. По крайней мѣрѣ, разговорчивъ былъ Пенъ. Онъ развивалъ передъ Баррингтономъ планъ своего новаго романа и новой трагедіи. Баррингтонъ смѣялся при мысли, что Пенъ будетъ писать трагедію. Но Пенъ стоялъ на своемъ и даже началъ декламировать нѣкоторыя строфы своего будущаго произведенія.
   Маленькое solo, которое исполнялъ маіоръ на своемъ духовомъ инструментѣ, было прервано появленіемъ миссъ Белль. Она возвратилась отъ своей старой пріятельницы, леди Рокминстеръ, которая проводила лѣто недалеко отъ Ричмонда. Узнавъ о болѣзни Артура и о пріѣздѣ Елены, старая барыня навѣстила послѣднюю, а первому, котораго она не долюбливала, прислала неизмѣримое количество винограда, куропатокъ и другихъ знаковъ вниманія. Лауру она всегда очень любила и теперь всячески упрашивала ее пріѣхать къ ней погостить. Но Лаура не рѣшалась оставить своей матери, здоровье которой, подъ вліяніемъ недавнихъ тревогъ, сильно пошатнулось, такъ что доктору Гудинефу приходилось лечить двухъ паціентовъ разомъ.
   Старый Пенденнисъ, который спалъ очень чутко, вскочилъ при первомъ появленіи Лауры и разсыпался въ любезныхъ извиненіяхъ. Въ послѣднее время онъ былъ съ ней необыкновенно любезенъ. Гдѣ ростутъ тѣ розы, которыми она украсила свои щеки? Какъ онъ счастливъ, что проснулся къ такой обворожительной дѣйствительности! Лаура, у которой былъ отъ природы изрядный запасъ юмора и прямодушія, питала къ старому маіору нѣчто въ родѣ презрѣнія. Она часто потѣшалась надъ нимъ, заставляя этого стараго завсегдатая клубовъ и гостиныхъ разсказывать свои пошлые анекдоты о знати и излагать свою свѣтскую мораль.
   Но въ эту минуту ей было не до насмѣшекъ. Она каталась съ леди Рокминстеръ въ паркѣ и привезла для Артура дичь и цвѣты для мамы. Ее очень встревожило состояніе мамы. Она только что говорила съ ней. Елена имѣетъ такой изнуреиный и болѣзненный, очень болѣзненный видъ. Лаура была огорчена и встревожена состояніемъ дорогой для нея женщины, и въ глазахъ ея стояли слезы. Не можетъ-ли добрѣйшій Гудинефъ посмотрѣть маму?
   -- Болѣзнь Артура и другія душевныя тревоги,-- медленно произнесъ маіоръ, -- безъ сомнѣнія, изнурили Елену.
   Яркій румянецъ, выступившій на лицѣ дѣвушки, показалъ, что она поняла намекъ маіора. Но она продолжала молча смотрѣть ему въ лицо.
   -- Зачѣмъ онъ говоритъ мнѣ объ этомъ?-- подумала она.-- Для чего онъ напоминаетъ мнѣ объ этомъ позорѣ?
   Весьма было возможно, что онъ сказалъ это не съ проста. Старый дипломатъ рѣдко говорилъ безъ какой-нибудь предвзятой цѣли.
   -- Докторъ Гудинефъ, -- продолжалъ онъ,-- уже подалъ совѣтъ относительно здоровья дорогой Елены. Она нуждается въ отдыхѣ и перемѣнѣ мѣста, да, перемѣнѣ мѣста. Печальныя событія, которыя произошли, должны быть забыты. О нихъ слѣдуетъ какъ можно меньше говорить, и онъ даже проситъ извиненія, что намекнулъ о нихъ міиссъ Лаурѣ. Больше онъ этого никогда не сдѣлаетъ и увѣренъ, что его примѣру послѣдуетъ и она. Надо сдѣлать все возможное, чтобы успокоить и утѣшить Елену; онъ лично предлагаетъ имъ поѣхать за-границу, въ какой-нибудь курортъ въ окрестностяхъ Рейна, и пробыть тамъ всю осень, для того, чтобы Елена отдохнула отъ перенесенныхъ потрясеній, а Артуръ сдѣлалъ попытку стать новымъ человѣкомъ. Лаура, разумѣется, не покинетъ своей матери.
   О, разумѣется, нѣтъ. Ее очень безпокоитъ судьба Елены, и только Елены, т. е. и Артура, но, конечно, ради Елены. Она будетъ сопровождать Елену всюду.
   Что касается Елены, то, обсудивши все дѣло у себя въ комнатѣ, она стала съ такимъ же нетерпѣніемъ думать о поѣздкѣ, какъ какой-нибудь школьникъ, начитавшійся путешествій, жаждетъ повидать море. Куда они поѣдутъ? Чѣмъ дальше, тѣмъ лучше Надо выбрать какое-нибудь отдаленное мѣсто, куда за ними не могли бы послѣдовать воспоминанія,-- и такое пріятное, чтобы Пену никогда не хотѣлось его покинуть и онъ чувствовалъ себя тамъ счастливымъ. Дрожащими руками она открыла свою шкатулку, вынула оттуда банковую книжку и сосчитала свои скромныя сбереженія. Если понадобится еще, у нея былъ брилліантовый крестъ; наконецъ, она опять займетъ у Лауры. "Поѣдемъ, поѣдемъ, думала она. Мы поѣдемъ, какъ только онъ будетъ въ состояніи перенести путешествіе. Ахъ, если бы д-ръ Гудинефъ поскорѣе позволилъ намъ покинуть Англію".
   Въ этотъ самый день добрый докторъ пріѣхалъ къ нимъ обѣдать.
   -- Если вы будете такъ волноваться и безпокоиться о молодомъ человѣкѣ, который поправляется, какъ нельзя лучше, то мы уложимъ васъ въ постель и заставимъ миссъ Лауру ухаживать за вами. А тамъ, гляди, и она заболѣетъ, и тогда, скажите пожалуйста, чѣмъ долженъ жить докторъ, которому придется тутъ лечить васъ всѣхъ совершенно даромъ? Моя жена ревнуетъ меня и вполнѣ справедливо говоритъ, что я влюбился въ своихъ паціентовъ. Сдѣлайте мнѣ милость, уѣзжайте отсюда, какъ можно скорѣе. Можетъ быть, хоть тогда въ моей семьѣ водворится миръ.
   Когда планъ заграничной поѣздки былъ сообщенъ Артуру, онъ встрѣтилъ его съ необыкновенной радостью и энтузіазмомъ. Онъ хотѣлъ немедленно ѣхать. Онъ теперь же отпустилъ себѣ усы, для того, вѣроятно, чтобы научиться лучше произносить по французски и по нѣмецки, и въ глубинѣ души былъ серьезно обезпокоенъ тѣмъ обстоятельствомъ, что эти усы, когда они, наконецъ, появились, были явно рыжаго цвѣта. До сихъ поръ онъ думалъ, что ему придется провести осень въ Фероксѣ, и эта перспектива, вѣроятно, не особенно ему улыбалась.
   -- Тамъ не съ кѣмъ слова перемолвить,-- жаловался онъ Баррингтону.-- Я не могу выносить поученій стараго Портмана и его напыщенныхъ послѣобѣденныхъ разглагольствованій. Я знаю наизусть всѣ военные разсказы стараго Глендерса. Единственные порядочные люди -- это развѣ Клевринги, но и тѣ, по словамъ дяди, пріѣдутъ только къ Рождеству. И, наконецъ, Баррингтонъ, мнѣ хочется уѣхать изъ Англіи. Въ твое отсутствіе, меня мучило здѣсь искушеніе, и кажется, только благодаря болѣзни, я избавился отъ него.
   И онъ разсказалъ своему другу подробности той исторіи, съ которой читатели уже знакомы. Баррингтонъ былъ взволнованъ разсказомъ. Не говоря уже о нравственной сторонѣ этой исторіи, онъ былъ крайне радъ, что Артуръ избѣжалъ опасности, которая могла бы повлечь за собою несчастіе всей его жизни.
   -- Это было бы несчастьемъ и для нея,-- сказалъ Баррингтонъ.-- А какія страданія пришлось бы испытать твоей матери и... твоимъ друзьямъ!
   Онъ не зналъ, какихъ мукъ и огорченій имъ уже стоило это.
   -- Я ни за что не скажу объ этомъ матери!-- воскликнулъ взволнованный Пенъ.-- Она не перенесетъ этого. Подобный esclandre убьетъ ее.
   И затѣмъ, съ видомъ знатока и ловеласа, которому хорошо знакомы всѣ эти affaires de coeur, онъ добавилъ:
   -- Когда приходитъ такая опасность, то наибольшее мужество заключается въ томъ, чтобы не смотрѣть ей въ лицо, а повернуться и бѣжать.
   -- И ты сильно увлекался ею?-- спросилъ Баррингтонъ.
   -- Гмъ!-- отвѣтилъ ловеласъ.-- Грамматика у нея сильно хромала, но она очень была недурна собою.
   О, современныя Клариссы! О, невѣжественныя, взбалмошныя, глупыя дѣвушки! Если бы вы знали, въ какихъ выраженіяхъ ловеласы говорятъ о васъ, если бы вы слышали, о чемъ Джекъ бесѣдуетъ съ Томомъ за клубнымъ буфетомъ, или видѣли, какъ Недъ вынимаетъ изъ своего портсигара ваши письма и передаетъ ихъ за столомъ Чарли, Билли и Гарри, вы бы перестали такъ усердно писать и такъ жадно слушать. Бываютъ преступленія, которыя завершаются, только тогда, когда счастливый обманщикъ хвалится ими. Помните, что человѣкъ, который сначала посягнетъ на вашу честь, навѣрное посягнетъ и на вашу тайну.
   -- Трудно бороться, и легко пасть,-- мрачно сказалъ Баррингтонъ.-- И ты совершенно правъ, Пенденнисъ: когда грозитъ такая опасность, лучше всего -- повернуться и бѣжать.
   Послѣ такого краткаго обмѣна мыслей о предметѣ, по поводу котораго мѣсяцъ тому назадъ Пенъ распространялся бы гораздо болѣе краснорѣчиво, разговоръ снова перешелъ на заграничную поѣздку и Артуръ сталъ упрашивать друга принять въ ней участіе. Баррингтонъ былъ членомъ семьи, онъ также ухаживалъ за Пеномъ. Артуръ сказалъ, что половина удовольствія для него будетъ отравлена, если Баррингтонъ не поѣдетъ съ ними.
   Но Джорджъ отказался. Онъ долженъ остаться дома и замѣнить Пена. Пенъ возражалъ, что въ этомъ нѣтъ никакой надобности, потому что Шандонъ уже возвратился въ Лондонъ, и Артуръ имѣетъ право на отпускъ.
   -- Не упрашивай, меня,-- сказалъ Баррингтонъ.-- Я не могу ѣхать. У меня есть дѣла. Мнѣ нужно остаться дома. Ну, словомъ, у меня нѣтъ денегъ. Для всякой поѣздки нужны средства.
   Это маленькое препятствіе чрезвычайно огорчило Пена. Онъ сообщилъ о немъ матери, она также была огорчена. Было бы чрезвычайно пріятно, если бы м-ръ Баррингтонъ поѣхалъ, но ему, конечно, лучше знать свои дѣла. А затѣмъ она, вѣроятно, упрекала себя въ душѣ за свое эгоистическое желаніе увезти своего мальчика и завладѣть имъ одной.
   -- Что я слышу отъ Пена, дорогой мистеръ Баррингтонъ?-- сказалъ однажды маіоръ, будучи съ нимъ наединѣ.-- Вы не ѣдете съ нами? Полноте, мы не хотимъ и слышать объ этомъ! Пенъ безъ васъ не поправится. Смѣю васъ увѣрить, что я не намѣренъ съ нимъ нянчиться. Ему нуженъ человѣкъ, крѣпче, веселѣе и занимательнѣе, чѣмъ такой старый ревматикъ, какъ я. Притомъ же я васъ только провожу, а самъ, по всей вѣроятности, поѣду въ Карлсбадъ. Что касается издержекъ, то во что обходится въ наше время путешествіе? Гроши! Наконецъ, прошу васъ не забывать, Баррингтонъ, что я -- старый другъ вашего отца, и если вы съ вашимъ братомъ не въ такихъ отношеніяхъ, чтобы получить впередъ свою часть, то вы меня крайне обяжете, если сдѣлаете своимъ банкиромъ. Въ самомъ дѣлѣ, развѣ Пенъ не задолжалъ вамъ за три недѣли своей болѣзни, въ теченіе которыхъ вы, по его словамъ, исполняли его работу съ такимъ примѣрнымъ стараніемъ и талантомъ?
   Не смотря, однако, на это любезное предложеніе и на неслыханную доселѣ щедрость маіора, Джорджъ Баррингтонъ отказался и отвѣтилъ, что останется дома. Но въ его голосѣ и манерѣ, съ какой онъ произнесъ эти слова, сквозила нерѣшительность, ясно указывавшая на его желаніе ѣхать.
   Но съ благоволеніемъ настойчиваго маіора не такъ легко было справиться. Въ тотъ же вечеръ за чаемъ, когда Елена на мгновеніе отлучилась изъ комнаты, чтобы посмотрѣть, какъ Пенъ будетъ укладываться спать, старый Пенденнисъ возвратился къ прежнему разговору и сталъ журить Баррингтона за его отказъ присоединиться къ компаніи.
   -- Вѣдь это просто нелюбезно, неправда-ли, миссъ Белль?-- сказалъ онъ. обращаясь къ Лаурѣ.-- Крайне нелюбезно. Мы составили здѣсь такую счастливую и веселую компанію, и вдругъ этотъ несносный эгоистъ хочетъ разрушить все.
   Длинныя рѣсницы миссъ Белль опустились внизъ. Баррингтонъ покраснѣлъ, какъ ракъ, но не отвѣтилъ ни слова. Молчала и миссъ Белль и, замѣтивъ, что онъ покраснѣлъ, сама покраснѣла.
   -- Попросите-ка вы его, моя милая,-- сказалъ добродушный старикъ.-- Быть можетъ, онъ васъ послушаетъ.
   -- Почему же м-ръ Баррингтонъ меня послушаетъ?-- спросила Лаура, обращая этотъ вопросъ, повидимому, не къ маіору, а къ своей чайной ложечкѣ.
   -- Вотъ попросите его. Вѣдь вы еще не просили, -- не унимался простодушный дядя Пена.
   -- Я буду очень рада, если м-ръ Баррингтонъ поѣдетъ съ нами,-- отвѣтила Лаура, по прежнему обращаясь къ своей чайной ложечкѣ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ рады?-- спросилъ Джорджъ.
   Она взглянула на него и отвѣтила:
   -- Да.
   -- Я поѣду, куда угодно, и сдѣлаю, что угодно, если вы меня просите,-- тихо произнесъ Джорджъ, точно вымучивая изъ себя каждое слово.
   Старый Пенденнисъ былъ въ восхищеніи. Это воплощенное добродушіе захлопало въ ладоши и закричало:
   -- Браво, браво! Договоръ заключенъ,-- клянусь честью, заключенъ. Ударьте по рукамъ, молодые люди.
   Лаура дружески протянула Баррингтону свою руку. Онъ подалъ ей свою. На его лицѣ отражалось странное волненіе, и онъ что-то собирался сказать, когда изъ комнаты Пена возвратилась м-ссъ Пенденнисъ, держа въ рукѣ свѣчу, которая озаряла ея блѣдное, испуганное лицо.
   Лаура покраснѣла еще большей отдернула руку.
   -- Въ чемъ дѣло?-- спросила Елена.
   -- Мы заключили договоръ, милая сестрица,-- отвѣтилъ маіоръ самымъ сладкимъ голосомъ.-- Мы только что взяли съ м-ра Баррингтона обѣщаніе поѣхать съ нами за-границу.
   -- Въ самомъ дѣлѣ!-- сказала Елена.
   

ГЛАВА XVIII,
въ которой Фанни находитъ себ
ѣ другого доктора.

   Вѣроятно, Елена подозрѣвала, что по мѣрѣ того, какъ будутъ крѣпнуть физическія силы Пена, его несчастная склонность къ маленькой Фанни вернется съ прежней силой. Хотя, послѣ своего разговора съ маіоромъ, она не обмолвилась и и однимъ словомъ объ этой молодой дѣвушкѣ и, повидимому, совершенно игнорировала ея существованіе, тѣмъ не менѣе она учредила за своимъ сыномъ самый строгій надзоръ. Подъ предлогомъ его нездоровья, она ни на минуту не выпускала его изъ вида и въ особенности заботилась о томъ, чтобы онъ не утомлялъ себя никакой перепиской,-- по крайней мѣрѣ, въ настоящее время. Очень можетъ быть, что и Артуръ съ нѣкоторымъ трепетомъ смотрѣлъ на получаемыя имъ письма; очень можетъ быть, что, распечатывая ихъ за чаемъ или за обѣдомъ и чувствуя на себѣ взоры матери (хотя она дѣлала видъ, что занята своей чашкой чая или книгой), онъ ежедневно ожидалъ увидѣть почеркъ, который сразу узналъ бы, хотя до сихъ поръ никогда его не видѣлъ. Радовался-ли онъ тому, что его ожиданія не сбываются, чувствовалъ-ли онъ облегченіе, видя, что день за днемъ проходитъ, а отъ Фанни нѣтъ никакихъ посланій? Правда, когда Ловеласу наскучитъ Кларисса, или наоборотъ, для обѣихъ сторонъ лучше всего порвать отношенія сразу и разойтись въ разныя стороны, прокладывая себѣ въ жизни одинокія троны. Но нашъ эгоизмъ, наше состраданіе, или присущее намъ нѣкоторое чувство приличія не легко мирится съ такимъ быстрымъ банкротствомъ. Прежде чѣмъ возвѣстить міру, что фирма "Ловеласъ и Ко" не можетъ платить по своимъ обязательствамъ* мы пытаемся устроить компромиссъ, мы созываемъ огорченныхъ кредиторовъ, мы не желаемъ сейчасъ же заколотить ставни и объявить о происшедшемъ крахѣ. Крахъ неизбѣженъ, но мы все же закладываемъ наши драгоцѣнности для того, чтобы еще на нѣкоторое время отсрочить развязку. Такимъ образомъ, въ концѣ концовъ Пенъ былъ скорѣе недоволенъ тѣмъ, что относительно Фанни нѣтъ никакихъ извѣстій. Какъ! Неужели она можетъ разстаться съ нимъ и даже ни разу не оглянуться назадъ? Неужели она можетъ утонуть, ни разу не протянувъ своей маленькой ручки, или не крикнувъ: "спаси, Артуръ"! Но не всѣ же идутъ ко дну, кто отваживается на такое путешествіе. Лишь очень немногіе тонутъ во время кораблекрушенія, большинство же отдѣлывается только неожиданной ванной и подъ конецъ выбирается на берегъ. Читатель уже достаточно знакомъ съ Артуромъ Пенденнисомъ, эсквайромъ, изъ Верхняго Темпля, чтобы судить, принадлежалъ-ли этотъ джентльменъ къ тому классу людей, которые должны утонуть, или къ тому, которые умѣютъ плавать.
   Пенъ, конечно, былъ еще слишкомъ слабъ для того, чтобы совершать пѣшкомъ даже небольшія прогулки. Но и кататься ему разрѣшали только въ сопровожденіи сидѣлки. Мало-ли что можетъ случиться? Зато за м-ромъ Баррингтономъ Елена ужь не могла слѣдить и не имѣла права воспретить этому джентльмену уходить по своимъ дѣламъ. Быть можетъ, вдова, по причинамъ, которыя она одна только знала, была бы рада,, если бы онъ ушелъ и совсѣмъ не возвращался. Она спѣшила, видно чемъ, заглушать эти эгоистическія желанія, какъ только они зарождались у нея въ душѣ. Помня великія заслуги Баррингтона и его постоянную дружбу съ ея сыномъ, она, съ обычной своей мягкостью и уступчивостью, почти безпрекословно отвела ему мѣсто у семейнаго очага. Но, однажды, когда онъ ушелъ въ городъ "по дѣламъ", она все же угадала, какую цѣль онъ имѣлъ въ виду; она поняла, что онъ долженъ принести Пену извѣстіе о Фанни.
   Дѣйствительно, Артуръ не разъ бесѣдовалъ съ своимъ другомъ, сообщая ему подробности своихъ отношеній къ Фанни (они уже извѣстны читателю), и выражалъ свою радость, что ему удалось избѣжать большой опасности. На всѣ свои разсужденія по этому поводу онъ получалъ въ отвѣтъ отъ Баррингтона неизмѣнное "аминь", произносимое отъ чистаго сердца. Онъ былъ радъ, что не могъ ни въ чемъ упрекнуть себя по отношенію къ ней; но если уже суждено было имъ разстаться, то онъ бы желалъ проститься съ нею и попросить, чтобы она сохранила о немъ хорошую память. Онъ говорилъ при этомъ съ такою серьезностью и такимъ волненіемъ, что Джорджъ, который рѣшительно высказался за разлуку, сталъ сомнѣваться, дѣйствительно-ли его другъ такъ остылъ, какъ утверждаетъ, и не придется-ли ему при новой встрѣчѣ подвергнуться прежней опасности и прежнему искушенію. Но какой тогда будетъ результатъ?
   -- Трудно бороться, Артуръ, и легко пасть,-- сказалъ Баррингтонъ,-- и наибольшее мужество заключается въ томъ, чтобы бѣжать отъ опасности. Я не былъ бы тѣмъ, что я теперь, если бы я слѣдовалъ этому правилу.
   -- Въ чемъ же ты отступилъ отъ него, Джорджъ?-- съ живостью спросилъ Пенъ.-- Я всегда догадывался, что у тебя есть что-то въ прошломъ. Разскажи мнѣ объ этомъ, Баррингтонъ.
   -- Того, что было, уже не перемѣнишь, оно на всегда разбило мое счастье,-- отвѣтилъ Баррингтонъ.-- Я обѣщалъ тебѣ когда-нибудь разсказать объ этомъ, Пенъ, и разскажу, но только не теперь. Удовлетворись пока нравоученіемъ безъ басни, голубчикъ, и если ты хочешь видѣть человѣка, вся жизнь котораго разбилась о подводные камни, на которые наскочилъ онъ въ юности, то это -- я, Артуръ, и потому я тебя предостерегаю.
   Читатель помнитъ, что м-ръ Гекстеръ въ своемъ письмѣ къ Клеврингскимъ друзьямъ упомянулъ объ одномъ модномъ лондонскомъ клубѣ, гдѣ онъ часто бывалъ и часто встрѣчался съ однимъ ирландскимъ аристократомъ, который, между прочимъ, и сообщилъ ему свѣдѣнія о Пенденнисѣ. Этотъ клубъ былъ ни что иное, какъ Людская, гдѣ ученикъ больницы св. Варѳоломея часто встрѣчалъ "генерала", который своимъ необыкновеннымъ жаргономъ, наружностью, привычками и болтовней чрезвычайно забавлялъ молодежь, искавшую тамъ вечер; нихъ развлеченій. Гекстеръ, обладавшій природнымъ талантомъ съ одинаковой вѣрностью подражать игрѣ популярнаго трагика или комическаго актера, крику пѣтуха на навозной кучѣ или звуку откупориваемой бутылки, изучалъ нашего пріятеля "генерала" съ особеннымъ усердіемъ. Почтенный старикъ представлялъ очень удобный предметъ для наблюденія, какъ только являлись водка, слушатель и удобный случай, и обыкновенно самой маленькой приманки, закинутой Гекстеромъ въ видѣ стаканчика грога, было достаточно, чтобы съ необыкновенной живостью начиналъ разсказывать про успѣхи дочери и про свои собственные -- въ любви, на войнѣ, въ выпивкѣ и въ великосвѣтскомъ обществѣ. Благодаря этому, Гекстеръ научился изображать передъ своими друзьями многія черты Костигана; онъ копировалъ Костигана, сражающагося на дуэли въ Фениксъ-Паркѣ, Костигана, бесѣдующаго съ герцогомъ Іоркскимъ, Костигана -- за обѣдомъ у своего зятя, среди "шикарнѣйшаго общества страны", и, наконецъ, -- проливающаго слезы подъ хмѣлькомъ и жалующагося по секрету на неблагодарность дочери, которая сведетъ его "сѣдые волосы въ преждевременную могилу" Такимъ образомъ, нашъ пріятель служилъ даже средствомъ для привлеченія въ Людскую гостей, которые наслаждались напитками хозяина и чудачествами "генерала". Неудивительно, что хозяинъ готовъ былъ смотрѣть сквозь пальцы на многія изъ его слабостей, имѣя въ виду ту пользу, которую отъ него получалъ. Это было не очень высокое положеніе, -- во всякомъ случаѣ, не такое, которое служило бы къ чести стараго капитана; но, надо правду сказать, этотъ престарѣлый шутъ нисколько не подозрѣвалъ, что онъ занимаетъ незавидное положеніе, и въ его нетрезвой душѣ не было никакого враждебнаго чувства ни къ кому изъ людей; даже дочь свою, жестокую Эмилію, и ту онъ готовъ былъ прижать къ своему сердцу и со слезами простить ее, а что еще можно сказать о христіанскомъ милосердіи человѣка, какъ не сослаться на его постоянную готовность прощать людей, которые были всегда къ нему добры и съ которыми онъ въ гнѣвѣ бывалъ несправедливъ.
   Среди молодыхъ людей, завсегдатаевъ Людской, потѣшавшихся надъ капитаномъ Костиганомъ, господствовало мнѣніе, что капитанъ держитъ въ секретѣ адресъ своей квартиры изъ боязни кредиторовъ или гостей, и живетъ въ какомъ-то удивительномъ мѣстѣ. Хозяинъ Людской также не могъ въ этомъ отношеніи сообщить имъ никакихъ свѣдѣній, потому что его правиломъ было имѣть съ своими гостями дѣло только въ стѣнахъ Людской; если они вели себя, какъ джентльмены, и, уходя, заплатили по своимъ счетамъ, какъ джентльмены, то за порогомъ Людской у него прекращались съ ними всякія сношенія. Считая и себя джентльменомъ, онъ не позволялъ себѣ проявлять назойливаго любопытства и освѣдомляться, какъ живутъ другіе джентльмены. Самъ же Костиганъ даже подъ хмѣлькомъ, въ минуты своей наибольшей откровенности, уклонялся отъ отвѣта на вопросы или намеки по этому поводу. Такъ какъ мы уже не разъ имѣли честь быть у капитана на квартирѣ, то мы знаемъ, что такая таинственпость, собственно говоря, ничѣмъ не оправдывалась, но среди превратностей своей жизни капитану слишкомъ часто приходилось жить въ домахъ, гдѣ подобная скрытность была условіемъ комфорта и гдѣ появленіе гостей могло бы причинить ему только непріятность. Какъ бы то ни было, шутники и легковѣрные люди передавали всевозможныя легенды насчетъ его обиталища. Утверждали, будто онъ почуетъ обыкновенно въ будкѣ ночного сторожа Сити; въ каретномъ сараѣ, гдѣ содержатель экипажей отвелъ ему уголъ; на колоннѣ герцога Іоркскаго и т. п.,-- и самыя фантастическія изъ этихъ выдумокъ принадлежали бойкому и остроумному Гекстеру. Этотъ "Гекси", приходившій въ такое смущеніе въ обществѣ "щеголей" и, какъ мы видѣли, совершенно спасовавшій передъ дерзостью Пена, вполнѣ преображался среди своихъ друзей. Родные его обожали, но онъ точно такъ же бывалъ жизнью и душой всякаго собиравшагося подлѣ него кружка, все равно, случалось-ли это за праздничной пирушкой или за анатомическимъ столомъ.
   Въ одно прекрасное сентябрьское утро Гекстеръ, проплясавъ въ Вокзалѣ съ увлеченіемъ всю ночь напролетъ, отдыхалъ за чашкой кофе въ открытомъ буфетѣ Ковентгардсна, какъ вдругъ онъ замѣтилъ на улицѣ "генерала". Достойный потомокъ Гибернійскихъ владыкъ усердно расписывалъ по мостовой "мыслете", а за нимъ по пятамъ слѣдовала шумная ватага уличныхъ мальчишекъ, спозаранка покинувшихъ свой ночной пріютъ подъ арками мостовъ и рыскавшихъ по городу въ поискахъ за дневнымъ пропитаніемъ. Бѣдный старикашка-"генералъ" далеко не былъ въ такомъ состояніи, чтобы обратить вниманіе на насмѣшки и издѣвательства уличныхъ бродягъ; извозчики и водовозы, которые его знали, отпускали съ своей стороны шуточки по его адресу; полисмены слѣдили за нимъ и -- не то съ презрѣніемъ, не то съ жалостью -- отгоняли отъ него мальчишекъ. Но что значили для "генерала" шутки грубыхъ мальчишекъ, жалость и презрѣніе взрослыхъ? Шатаясь, онъ брелъ по улицѣ и сохранялъ лишь настолько сознанія, чтобы оріентироваться относительно направленія и найти привычную дорогу домой. Онъ привыкъ уже почти инстинктивно добираться до своей постели, какъ это дѣлаютъ въ Лондонѣ многіе и кромѣ него. Просыпаясь по утрамъ на своей постели, онъ не спрашивалъ, какъ это произошло. Свой обычный, хотя и не лишенный опасностей путь онъ совершалъ и въ тотъ день, когда его замѣтилъ, сидя за буфетомъ, Гекстеръ. При видѣ пріятеля, Гекстеръ проворно заплатилъ за свое кофе два пенса (у него въ карманѣ оставалось всего восемь пенсовъ, иначе изъ Вокзала онъ уѣхалъ бы на извозчикѣ домой) и бросился за Костиганомъ. Послѣдній между тѣмъ юркнулъ въ переулокъ, идущій мимо Дрюри-Ленскаго театра и изобилующій кабаками и устричными лавками, собственники которыхъ въ то время еще спали за своими ставнями, потому что розовое утро лишь начинало озарять кровли домовъ. Гекстеръ неотступно слѣдовалъ за "генераломъ" и вышелъ вмѣстѣ съ нимъ на Ольдкесль-Стритъ -- улицу, на которую, какъ помнитъ читатель, выходятъ ворота Пастушьяго подворья.
   Но тутъ, уже въ нѣсколькихъ шагахъ отъ своего дома, капитанъ наступилъ на апельсинную корку, поскользнулся и упалъ навзничь.
   Гекстеръ немедленно подбѣжалъ къ нему, и когда почтенный ветеранъ, потерявшій сознаніе отъ своего паденія и отъ выпитой водки, нѣсколько пришелъ въ себя, молодой врачъ любезно предложилъ ему проводить его домой и спросилъ, гдѣ онъ живетъ. Сначала "генералъ" отказался сообщить ему свой адресъ и объявилъ, что его квартира -- рукой подать, и онъ доберется до нея и безъ посторонней помощи. Онъ освободилъ себя отъ руки Гекстера и двинулся впередъ, но при этомъ такъ зашатался, что молодой врачъ продолжалъ настаивать на своемъ предложеніи. Послѣ долгихъ увѣщаній и просьбъ ему удалось, наконецъ, овладѣть, какъ онъ выражался, "лапой" жалобно стонавшаго генерала и повести его черезъ улицу. Дойдя до старинныхъ воротъ, украшенныхъ геральдическими знаками почтеннаго основателя подворья, конвоируемый старикъ остановился.
   -- Здѣсь, -- сказалъ онъ и, выпрямившись, потянулъ за рукоятку звонка.
   На звонъ колокольчика тотчасъ появился привратникъ м-ръ Болтъ, свирѣпо щурясь и что-то ворча сквозь зубы, какъ онъ всегда дѣлалъ, впуская по утрамъ эту раннюю птичку.
   Костиганъ сдѣлалъ попытку занять Болта любезнымъ разговоромъ, но получилъ рѣзкій отпоръ.
   -- Не морочьте мнѣ головы,-- отвѣтилъ привратникъ.-- Идите спать, капитанъ, и дайте выспаться честнымъ людямъ.
   Капитану ничего не оставалось какъ побрести дальше; дойдя до лѣстницы, ведущей къ его квартирѣ, онъ сталъ кое-какъ взбираться на нее, причемъ Гекстеръ не отставалъ отъ него ни на шагъ. У капитана былъ свой ключъ отъ дверей, такъ что ему не нужно было будить старичка Боуса, который самъ недавно заснулъ. Гекстеръ помогъ капитану отпереть дверь, раздѣлъ его, уложилъ въ постель и, удостовѣрившись, что тотъ при паденіи не причинилъ себѣ никакого перелома, сталъ прикладывать ему компрессы на колѣно и бедро, которыя Костиганъ разодралъ вмѣстѣ съ соотвѣтствующей половиной своихъ брюкъ. Въ возрастѣ "генерала" и при его нечистоплотности такія раны заживаютъ очень медленно; послѣдовало довольно сильное воспаленіе, и старикъ пролежалъ нѣсколько дней въ мучительной лихорадкѣ.
   М-ръ Гекстеръ принялся съ большимъ искусствомъ и усердіемъ за леченіе своего интереснаго паціента. Онъ ежедневно навѣщалъ его и своей оживленной, веселой болтовней старался замѣнить ему общество, котораго капитанъ лишился и былъ лучшимъ украшеніемъ; онъ давалъ также ухаживавшимъ за нимъ точныя инструкціи относительно количества водки, которое тотъ могъ принимать, и эти инструкціи были тщательно выполняемы, такъ какъ бѣдный капитанъ въ продолженіи многихъ дней не могъ самъ двинуться съ мѣста. Боусъ, м-ссъ Болтъ и Фанни ухаживали за нимъ, когда время имъ позволяло, и насколько возможно старались облегчить страданія стараго воина.
   Такимъ образомъ, Гекстеръ, который, благодаря своей любезности и общительности, очень скоро сходился со всякими людьми, если только они не брезговали его знакомствомъ, сдѣлался своимъ человѣкомъ въ Пастушьемъ подворьѣ и подружился не только съ верхними жильцами, но и съ обитателями привратницкой. Ему казалось, что онъ гдѣ-то уже встрѣчалъ Фанни: онъ ясно помнилъ ея лицо. Но нѣтъ ничего мудренаго, что онъ не могъ сообразить, гдѣ это было, потому что Фанни-то ни за что не хотѣла напомнить ему этого, а онъ видѣлъ ее въ такой моментъ, когда способность различать лица, равно какъ различать дозволенное отъ недозволеннаго, была у него значительно ослаблена винными парами и возбужденіемъ танцевъ. Къ тому же, Фанни сильно измѣнилась и похудѣла подъ вліяніемъ своей болѣзни и тѣхъ душевныхъ потрясеній, которыя обрушились за послѣднія три недѣли на ея бѣдную головку. Эта головка теперь поникла, личико поблѣднѣло и осунулось, глаза, столько разъ съ грустью глядѣвшіе на проходившаго мимо почтальона, пріобрѣли печальное выраженіе. Когда съ Костиганомъ случилось несчастье, Фанни была даже рада случаю заняться какимъ-нибудь добрымъ и полезнымъ дѣломъ, которое бы отвлекло ее отъ печальныхъ думъ, и ей дѣйствительно при этомъ становилось легче на душѣ, хотя ни одна слеза, вѣроятно, попадала въ кашу стараго ирландца. Ну что же, мѣшай эту кашу хорошенько и мужайся, Фанни! Если бы каждый, кто страдалъ подобно тебѣ, долженъ былъ умереть, какую громадную практику имѣлъ бы патронъ твоего отца!
   Изъ состраданія-ли къ своему одинокому паціенту, или ради удовольствія быть въ его обществѣ, но Гекстеръ сталъ навѣщать Костигана, по крайней мѣрѣ, два или три раза въ день, и если никого изъ семьи Болтовъ при больномъ не было, то молодому доктору приходилось самому заходить въ квартиру привратника и здѣсь давать свои наставленія. Гекстеръ былъ добрый малый и часто приносилъ дѣтямъ игрушки и сласти; однажды онъ принесъ съ собою маску и такъ напугалъ ихъ, что даже Фанни не могла удержаться отъ улыбки. Онъ сталъ на очень дружескую и короткую ногу съ м-ссъ Болтъ и очень много бесѣдовалъ съ нею,-- однимъ словомъ, онъ представлялъ полную противоположность "чванной, безсердечной скотинѣ", какъ она величала теперь одного молодого человѣка, котораго, по ея словамъ, и прежде не могла выносить.
   Отъ этой весьма откровенной особы Гекстеръ и узналъ, какая болѣзнь снѣдаетъ сердце Фанни и какъ велъ себя Пенъ по отношенію къ ней. Разсказъ м-ссъ Болтъ, какъ и слѣдовало ожидать, не отличался особеннымъ безпристрастіемъ. По ея словамъ, Пенъ прибѣгалъ къ самымъ настойчивымъ и гнуснымъ ухищреніямъ, для того, чтобы овладѣть сердцемъ дѣвушки, но затѣмъ нарушилъ свои торжественные обѣты, заслуживъ ненависть и презрѣніе со стороны всякаго порядочнаго человѣка. Гекстеръ, настроенный теперь враждебно противъ Пена, такъ обидѣвшаго его, былъ склоненъ, конечно, принимать на вѣру все, что говорило противъ этого злополучнаго юноши. Тѣмъ не менѣе на этотъ разъ онъ уже не написалъ домой и ни слова не сообщилъ о тѣхъ подробностяхъ гнуснаго поведенія Пена, которыя теперь дошли до его ушей. Мало того, въ одномъ изъ писемъ онъ сообщилъ своему зятю, что прекрасный молодой человѣкъ, м-ръ Пенденнисъ, чуть не погибъ отъ горячки, и выражалъ при этомъ убѣжденіе, что весь Клеврингъ, въ которомъ м-ръ Пенденнисъ пользуется такой популярностью, будетъ радъ его выздоровленію; затѣмъ онъ упоминалъ объ интересномъ случаѣ осложненнаго перелома у одного изъ его паціентовъ, офицера высшаго круга. Но о Фанни Болтъ онъ такъ же умолчалъ въ своемъ письмѣ, какъ это сдѣлалъ Пенъ, когда писалъ домой письмо послѣ своего приключенія въ Вокзалѣ. О, матери, остающіяся дома! Какъ много вы знаете о вашихъ сыновьяхъ!
   Само собою разумѣется, что съ Боусомъ Гекстеръ не имѣлъ такихъ основаній къ скрытности и потому, вскорѣ послѣ своего разговора съ м-ссъ Болтъ, сообщилъ старому музыканту е своемъ знакомствѣ съ Пенденнисомъ, этимъ напыщеннымъ негодяемъ, и заявилъ, что въ ближайшемъ будущемъ намѣренъ накостылять ему шею.
   Тогда Боусъ заговорилъ въ свою очередь и разсказалъ ему свою версію исторіи объ Артурѣ и Фанни. Онъ разсказалъ ему, какъ они встрѣтились совершенно противъ воли Артура, лишь благодаря оплошности Костигана; какую силу характера и самообладанія выказалъ въ этомъ дѣлѣ Пенъ; онъ передалъ ему содержаніе своего послѣдняго разговора съ Пеномъ и въ заключеніе заявилъ, что м-ссъ Болтъ -- набитая дура. Послѣ этихъ словъ Гекстеръ, надо полагать, почувствовалъ угрызенія совѣсти, потому что онъ откровенно сознался въ своей неправотѣ по отношенію къ Пену и отказался отъ своего намѣренія накостылять ему шею.
   Но если враждебное чувство къ Пену исчезло въ груди Гекстера, то это нисколько не ослабило его вниманія къ Фанни,-- обстоятельство, которое не укрылось отъ ревниваго и раздражительнаго старика.
   -- Стоитъ мнѣ кого-нибудь полюбить,-- думалъ онъ про себя,-- и тотчасъ же мнѣ предпочтутъ другого. Такая судьба преслѣдуетъ меня съ молодыхъ лѣтъ. На что я могу надѣяться, кромѣ насмѣшекъ? Успѣхъ и счастіе выпадаютъ молодымъ, а не такимъ старикамъ, какъ я. Всю жизнь мнѣ суждено играть вторую скрипку,-- продолжалъ онъ съ горькимъ смѣхомъ.-- Какъ могу я разсчитывать, что счастье измѣнится, когда оно всегда было противъ меня!
   Такъ жаловался эгоистическій Боусъ, а между тѣмъ, взглянувъ на блѣдное и печальное личико Фанни, никто не нашелъ бы для него основанія ревновать. Она была очень благодарна Гекстеру за его вниманіе и добродушныя попытки развлечь ее. Она нерѣдко смѣялась его шуткамъ и проказамъ съ ея маленькими сестренками, но тотчасъ же вновь впадала въ прежнюю грустную задумчивость, которая могла бы совершенно успокоить Боуса, если бы онъ могъ смотрѣть на нее ясными глазами. Но это было для него невозможно. Молчаніе Пена Фанни приписывала вмѣшательству Боуса. Она ненавидѣла его и обращалась съ нимъ съ самою жестокою несправедливостью. Когда онъ заговаривалъ съ нею, она отворачивалась; когда онъ пробовалъ утѣшать ее, она издѣвалась надъ нимъ. Тяжело приходилось бѣдному Боусу!
   Баррингтонъ, явившись въ Пастушье подворье въ качествѣ посла, спросилъ м-ра Боуса (такъ было, конечно, условлено между нимъ и его довѣрителемъ) и потому могъ только мелькомъ взглянуть на миссъ Фанни, когда она вышла къ воротамъ на его звонокъ и указала ему входъ въ квартиру Боуса. Старикъ сидѣлъ въ это время въ комнатѣ больного капитана и вышелъ оттуда навстрѣчу гостю. Какъ помнитъ читатель, они уже были знакомы другъ съ другомъ и потому обмѣнялись теперь довольно дружелюбнымъ рукопожатіемъ. Послѣ первыхъ взаимныхъ привѣтствій Баррингтонъ сказалъ, что пришелъ по порученію своего друга Артура Пенденниса и его родныхъ, чтобы поблагодарить Боуса за его вниманіе къ больному Пену и за ту любезность, съ которою онъ поѣхалъ въ деревню за маіоромъ.
   Боусъ отвѣтилъ, что это былъ его долгъ, что онъ тогда совершенно отчаяваіся въ выздоровленіи Пена и тенерь очень радъ слышать, что Пенъ поправляется и окруженъ своими друзьями.
   -- Счастливы тѣ, у кого есть друзья, м-ръ Баррингтонъ,-- сказалъ музыкантъ.-- Вотъ до меня никому нѣтъ дѣла, хотя бы я тутъ умиралъ на своемъ чердакѣ!
   -- Какъ! А "генералъ", м-ръ Воусъ?-- воскликнулъ Баррингтонъ.
   -- " Генералу" милѣе всего на свѣтѣ бутылка съ водкой,-- отвѣчалъ м-ръ Боусъ.-- Мы живемъ вмѣстѣ лишь по привычкѣ и ради удобства, а въ сущности ему до меня очень мало дѣла. Но о чемъ вы собственно хотите спросить меня, м-ръ Баррингтонъ? Я отлично знаю, что вы не ради меня пришли. Ко мнѣ никто не ходитъ. Вы пришли ради Фанни Болтъ, я это отлично вижу. Что же, вѣроятно, послѣ выздоровленія м-ру Пенденнису опять захотѣлось ее увидать? Султану угодно бросить ей свой платокъ? Она была очень больна, сэръ, съ того самаго дня, какъ м-ссъ Пенденнисъ выгнала ее за двери. Вотъ какъ поступаютъ леди! Мы съ бѣдной Фанни нашли молодого человѣка въ горячечномъ бреду -- и кругомъ ни души, кромѣ пьяной прачки. Фанни день и ночь заботилась о немъ. Я поѣхалъ въ деревню за его дядей. И что же? Пріѣзжаетъ мамаша и говоритъ Фанни: "кругомъ, маршъ"! Пріѣзжаетъ дядя и заставляетъ меня платить за извозчика. Передайте имъ всѣмъ мой поклонъ и скажите, что мы съ Фанни очень очень имъ благодарны. Помилуйте, графиня не могла бы поступить лучше. Для жены же аптекаря -- это замѣчательно аристократично и любезно. Почему она не нарисуетъ на дверцахъ своей кареты аптекарской ступки и пестика?
   Очевидно, что о происхожденіи Пена Боусъ узналъ отъ м-ра Гекстера, но если онъ теперь сталъ на сторону Фанни противъ Пенденниса, какъ недавно онъ защищалъ Пена отъ нападеній Гекстера, то это было просто потому, что старикъ былъ очень раздраженъ и готовъ былъ противорѣчить всѣмъ и каждому.
   Сердитые намеки музыканта только удивили, но не разсердили Баррингтона.
   -- Я совершенно не зналъ объ этомъ,-- отвѣтилъ онъ.-- Маіоръ мнѣ ничего объ этомъ не сообщалъ. Но что же въ самомъ дѣлѣ было дѣлать леди? Я полагаю (я никогда не говорилъ съ нею объ этомъ), что она подозрѣвала нѣкоторую... нѣкоторую близость между Пеномъ и молодой дѣвушкой и не могла этого, разумѣется, допустить...
   -- О, конечно, сэръ. Говорите прямо, сэръ, договаривайте. Вы хотите сказать, что вашъ молодой правовѣдъ сдѣлалъ ее своей жертвой, да? И потому ее нужно было выбросить за двери... или еще лучше, растереть въ порошокъ въ аптекарской ступкѣ! Нѣтъ, м-ръ Баррингтонъ, вы ошибаетесь. Скорѣе м-ръ Артуръ былъ жертвой, а не дѣвушка. Онъ честный парень, да; онъ немного самоувѣренъ и иногда несправедливъ. Но у него есть сердце, онъ можетъ устоять передъ искушеніемъ, какъ мужчина. Я признаю это, хотя мнѣ пришлось пострадать изъ-за этого, но я признаю. У него есть сердце, а у дѣвушки его нѣтъ. Она будетъ изъ кожи лѣзть, чтобы одержать побѣду надъ мужчиной, а затѣмъ броситъ его безъ сожалѣнія. А если ее бросятъ,-- о, тогда она чувствуетъ это и плачетъ. Она заболѣла, когда м-ссъ Пенденнисъ выгнала ее, а потомъ стала кокетничать съ докторомъ Гудинефомъ, который ее лечилъ. Теперь она принялась еще за одного... тоже костоправа, ха-ха! Она питаетъ, какъ видно, пристрастіе къ медицинѣ. И вотъ теперь раздобыла себѣ молодца изъ больницы св. Варѳоломея, который играетъ съ дѣтьми въ лошадки и разгоняетъ ея тоску. Не угодно-ли взглянуть, сэръ? Онъ вѣроятно и теперь тамъ. Если вы хотите узнать что-нибудь о Фанни, то спросите у доктора, а не у такого стараго скрипача, какъ я. Прощайте, сэръ. Меня зоветъ больной.
   Изъ сосѣдней комнаты послышался хорошо знакомый голосъ капитана:
   -- Боусъ, нельзя-ли пропустить рюмашечку? У меня совсѣмъ въ горлѣ пересохло.
   Довольный, по всей вѣроятности, результатомъ свиданія съ Боусомъ и извѣстіемъ, что покинутая Пеномъ голубка нашла себѣ утѣшеніе, Баррингтонъ простился съ сердитымъ музыкантомъ и направился внизъ.
   Какъ на счастье, проходя мимо двери привратницкой, онъ увидѣлъ Гекстера, забавлявшаго дѣтей маской. Фанни томно улыбалась, глядя на него. Баррингтонъ горько засмѣялся:
   -- Неужели всѣ женщины таковы? Да, кромѣ, впрочемъ, одной,-- добавилъ онъ со вздохомъ.
   Въ Пиккадилли, поджидая Ричмондскій омнибусъ, онъ встрѣтилъ маіора, направлявшагося тоже въ Ричмондъ, и разсказалъ ему о результатѣ сегодняшнихъ изслѣдованій.
   Маіоръ Пенденнисъ пришелъ въ восторгъ и, какъ подобаетъ такому философу, сдѣлалъ совершенно такое же замѣчаніе, какое вырвалось у Баррингтона.
   -- Всѣ женщины таковы,-- сказалъ онъ,-- la petite se console {Малютка утѣшается.}. Чортъ возьми! Когда мы въ школѣ читали, бывало, Телемака,-- знаете это мѣсто: Calypso ne pouvait se consoler {Калипсо не могла утѣшиться.}, я говорилъ, что это -- абсурдъ, ей-Богу, абсурдъ,-- и совершенно былъ правъ. Такъ у нея есть новый soupirant {Вздыхатель.}, у этой бѣдовой малютки? Чертовски недурна собой! но какъ же теперь будетъ съ Пеномъ? Вѣдь мы должны сообщить ему это осторожно, иначе онъ способенъ придти въ такую ярость, что сейчасъ же кинется къ ней. Мы должны дѣйствовать съ нимъ очень осторожно.
   -- Мнѣ кажется,-- сказалъ Баррингтонъ,-- что слѣдовало бы сообщить м-ссъ Пенденнисъ, что Пенъ дѣйствовалъ въ этомъ дѣлѣ безупречно. Она, кажется, считаетъ его виноватымъ, но, судя по словамъ м-ра Боуса, онъ, наоборотъ, проявилъ много благородства.
   -- Милый мой,-- сказалъ маіоръ съ нѣкоторой тревогой въ голосѣ,-- при слабомъ здоровьѣ м-ссъ Пенденнисъ самое лучшее, по моему, ни однимъ словомъ не касаться этого предмета. Или знаете что? Предоставьте это мнѣ; я самъ поговорю съ ней, я приготовлю ее, сообщу ей это самымъ осторожнымъ образомъ, ну, словомъ, вы понимаете, какъ я это сдѣлаю. Даю вамъ слово. Значитъ, Калипсо утѣшилась? Ха-ха!-- и всю дорогу онъ улыбался съ самымъ довольнымъ видомъ, повторяя эту фразу.
   Пенъ съ нетерпѣніемъ хотѣлъ услышать отъ своего посланнаго, къ какому результату привела его миссія, и Баррингтонъ, какъ только они остались вдвоемъ, поспѣшилъ удовлетворить любопытство Артура.
   -- Ты помнишь свою поэму, Пенъ, -- "Аріадну въ Наксосѣ"?-- сказалъ Баррингтонъ.-- Чертовски плохая штука, надо сознаться!
   -- Après {Ну?}?-- сказалъ Пенъ, едва сдерживая свое волненіе.
   -- Ты помнишь, что случилось съ Аріадной, когда Тезей ее покинулъ?
   -- Это ложь, это ложь! Ты не смѣешь этого говорить!-- закричалъ Пенъ, вскакивая съ мѣста и весь побагровѣвъ.
   -- Садись, глупый,-- сказалъ Баррингтонъ, усаживая его опять.-- Вѣдь это лучше для тебя,-- съ грустью прибавилъ онъ, глядя на взволнованное лицо Артура.
   

ГЛАВА XIX.
За-границей.

   Маіоръ Пенденнисъ не особенно, конечно, заботился объ исполненіи своего обѣщанія, даннаго Баррингтону, но все же, для очистки совѣсти, постарался успокоить бѣдную Елену, сообщивъ ей, что всякая связь между Артуромъ и негодной привратничихой порвана, и что теперь можно совершенно успокоиться насчетъ безразсудной привязанности или унизительнаго брака со стороны Пена. Да и самъ Пенъ, когда притупилась острая боль уязвленнаго самолюбія, почувствовалъ облегченіе примысли, что миссъ Фанни уже не умретъ отъ любви къ нему, и что это злосчастное непродолжительное знакомство не будетъ имѣть никакихъ непріятныхъ послѣдствій.
   Такимъ образомъ, всей нашей колоніи ничто не мѣшало осуществить задуманную поѣздку на континентъ. Артуръ Пенденнисъ, рантье, путешествующій съ madame Пенденнисъ, m-lle Белль и Джорджемъ Баррингтономъ -- примѣты: возрастъ 32 года, ростъ 6 футовъ (англійскихъ), волосы и борода черпые, и т. д.,-- получилъ въ Дуврѣ отъ консула его величества бельгійскаго короля паспортъ и переправился отсюда въ Остенде, откуда наши путешественники, не спѣша, поѣхали въ Брюссель и на Рейнъ, не забывъ по дорогѣ посѣтить Брюгге и Гентъ. Въ нашу задачу не входитъ описывать это весьма обыкновенное путешествіе и разсказывать читателю, въ какой восторгъ приходила Лаура отъ спокойныхъ древнихъ городовъ, которые видѣла впервые; какой интересъ и недоумѣніе возбуждали въ Еленѣ женскіе монастыри, которые она посѣщала; какой страхъ внушали ей монахини въ черныхъ покрывалахъ, стоящія на колѣняхъ у освѣщенныхъ алтарей, и вся странная пышность и обрядность католическаго богослуженія. Босоногіе монахи на улицахъ, изображенія Богоматери и святыхъ, передъ которыми народъ въ церквахъ благоговѣйно преклонялъ колѣна, совершенно вопреки, какъ ей казалось, писанному закону; священники, совершающіе богослуженіе въ роскошныхъ облаченіяхъ, или сидящіе въ темныхъ исповѣдальняхъ; театральныя представленія и танцы но воскресеньямъ, -- всѣ эти новыя зрѣлища и нравы чрезвычайно удивляли и шокировали простодушную деревенскую женщину. Когда молодые люди послѣ своей вечерней прогулки возвращались къ вдовѣ и ея пріемной дочери, они заставали ихъ за Библіей, и, при ихъ появленіи, Лаура обыкновенно прекращала чтеніе какихъ-нибудь излюбленныхъ Еленой псалмовъ или страницъ Евангелія. Недавнія событія, въ которыхъ игралъ роль ея сынъ, сильно потрясли Елену. Съ постояннымъ, хотя и незамѣтнымъ для окружающихъ безпокойствомъ, Лаура слѣдила за каждымъ движеніемъ дорогой для нея женщины, да и самъ бѣдный Пенъ съ неустанною нѣжностью ухаживалъ за своею матерью, уязвленное сердце которой стремилось къ нему, хотя ихъ раздѣляла тайна. По временамъ матерью овладѣвала невыразимая душевная мука и даже какая-то ярость при мысли, что она потеряла отчасти власть надъ сердцемъ своего сына, и что въ этомъ сердцѣ есть уголокъ, который сдѣлался для нея недоступнымъ. Ее мучило воспоминаніе о невинныхъ дняхъ его дѣтства, когда онъ былъ не такимъ, какъ теперь, когда его сердце не имѣло отъ нея никакихъ тайнъ, и она была для него всѣмъ; когда ея нѣжнымъ и преданнымъ объятіямъ онъ посвящалъ свои надежды и радости, свои дѣтскія огорченія, мечты и ликованія; когда ея домъ представлялъ для него родимое гнѣздышко, пока судьба, личный интересъ, природныя склонности не побудили его вспорхнуть своими своевольными крыльями, летѣть своею собственной дорогой, пѣть свою собственную пѣсню, искать себѣ свой домъ и подругу. Видя, какъ постоянная грусть снѣдаетъ Елену, Лаура однажды сказала ей:
   -- Если бы Пенъ любилъ меня, какъ вы этого хотѣли, то я бы тогда потеряла вашу любовь, мама. Я увѣрена въ этомъ. Но я предпочитаю, чтобы вы меня любили. Мужчины не знаютъ, что такое любовь, это знаемъ только мы.
   И Елена, вздыхая, согласилась съ послѣдней фразой Лауры, хотя протестовала противъ предыдущихъ словъ. Я лично полагаю, что Лаура была во всемъ права, а что касается второй половины ея замѣчанія, то я могу лишь повторить старый и всѣмъ извѣстный трюизмъ: у насъ любовь продолжается только часъ, а у женщинъ -- всю ночь и весь день. Дамону приходится думать о налогахъ, о проповѣдяхъ, объ обществѣ, о счетахъ, о парламентскихъ обязанностяхъ и еще чортъ знаетъ о чемъ. Деліи не о чемъ думать кромѣ Дамона. Дамонъ -- это дубъ (или столбъ), который прямо стоитъ; Делія -- это плющъ или жимолость и вьется вокругъ него. Не правда-ли, Делія? Въ твоей натурѣ -- ползать у его ногъ и цѣловать ихъ, обнимать его шею и держаться за него, а Дамонъ, какъ истый британецъ, стоитъ, заложивъ руки въ карманы своихъ брюкъ, между тѣмъ, какъ вокругъ него вьется этотъ милый паразитъ.
   Старый Пенденнисъ сопровождалъ своихъ друзей только до гавани и, простившись съ ними на пароходѣ, передалъ Баррингтону начальство надъ маленькой экспедиціей. Ему нужно было на короті кое время съѣздить къ одному изъ своихъ вельможныхъ друзей, а затѣмъ онъ предполагалъ присоединиться къ своей невѣсткѣ въ томъ германскомъ курортѣ, куда компанія направлялась. По мнѣнію маіора, продолжительное вниманіе, которое онъ оказывалъ своимъ больнымъ родственникамъ, дало ему право на маленькій отдыхъ, и хотя теперь лучшія куропатки уже не чезли, но за фазанами еще можно было поохотиться. Старый маіоръ отправился въ гостепріимный Стилльбрукъ, гдѣ теперь проживалъ благородный маркизъ Стейнъ, и съ большимъ удобствомъ и пріятностью провелъ тамъ время. Въ этомъ домѣ часто бывали извѣстные государственные люди, нѣсколько знатныхъ иностранцевъ, одинъ герцогъ королевской крови и вообще много пріятнаго народа. Сердце стараго маіора радовалось, когда онъ видѣлъ въ "Утренней Почтѣ" свое имя въ числѣ отборныхъ гостей, которыхъ маркизъ Стейнъ угощалъ въ своей усадьбѣ въ Стилльбрукѣ. Онъ самъ былъ очень полезнымъ и пріятнымъ гостемъ. На охотѣ и въ курительной комнатѣ онъ забавлялъ молодежь смѣшными анекдотиками и гривуазными исторіями, и молодые люди смѣялись, -- впрочемъ, столько же отъ его забавныхъ разсказовъ, сколько и надъ нимъ самимъ. Въ комнатахъ, предназначенныхъ для дамъ, онъ ухаживалъ за дамами. Онъ водилъ новыхъ гостей по парку, показывалъ имъ планъ мѣстности, сообщалъ, откуда открывается лучшій видъ на домъ, и откуда лучше всего смотрѣть на озеро; онъ показывалъ, гдѣ будутъ рубить лѣсъ, и гдѣ проходила прежде дорога, до того какъ холмъ былъ срытъ и выстроенъ мостъ; онъ показывалъ то мѣсто въ лѣсу, гдѣ старый маркизъ Линксъ застигъ Фелима О'Нили на колѣняхъ передъ госпожею маркизой; онъ называлъ всѣхъ дворниковъ и садовниковъ по именамъ, зналъ, сколько слугъ помѣщается у управляющаго и сколько обѣдаетъ въ людской; онъ зналъ, что сказать въ пользу каждаго, относительно каждаго и даже противъ каждаго. Однимъ словомъ, онъ представлялъ собою цѣлый кладъ для деревенскаго дома и самъ, послѣ своихъ трудовъ, вполнѣ заслужилъ отдыхъ. Очень можетъ быть, что, предаваясь пріятному отдохновенію у своихъ вельможныхъ друзей, маіоръ былъ очень радъ, что предоставилъ Баррингтону предводительство въ поѣздкѣ и такимъ образомъ отдалъ его въ распоряженіе дамъ. Это было своего рода рабство, но Джорджъ съ удовольствіемъ ему подчинялся ради своего друга и его родныхъ, которые ему со дня на день больше нравились. Баррингтонъ хорошо говорилъ по нѣмецки и вызвался давать уроки миссъ Лаурѣ, которая была очень рада усовершенствоваться въ этомъ языкѣ. Что касается Пена, то онъ былъ слишкомъ слабъ или лѣнивъ, чтобы возобновить свои занятія нѣмецкимъ языкомъ. Баррингтонъ былъ для своихъ спутниковъ курьеромъ и переводчикомъ. Баррингтонъ заботился о багажѣ, распоряжался деньгами, завѣдывалъ передвиженіемъ своего маленькаго отряда. Хотѣлось м-ссъ Пенденнисъ и миссъ Лаурѣ пойти помолиться, онъ узнавалъ, гдѣ есть англійская церковь. Когда м-ссъ Пенденнисъ предпринимала свою вечернюю прогулку, Баррингтонъ, шелъ рядомъ съ ея осломъ, или нанимая для нея экипажъ. Онъ доставалъ для нея газету. Когда въ паркѣ было гуляніе и играла музыка, онъ разыскивалъ подъ липовыми деревьями удобныя мѣста для своихъ усталыхъ друзей. Не разъ какой-нибудь усастый пруссакъ или французскій щеголь, пріѣхавшій въ курортъ для рулетки, бросалъ восторженные взоры на хорошенькую, свѣженькую англичанку, которая гуляла рядомъ съ блѣдной вдовой, и навѣрное былъ не прочь сдѣлать съ ней хоть одинъ туръ галопа или вальса. Но Лаурѣ только разъ или два пришлось быть въ танцовальномъ залѣ, когда Пенъ удостоилъ быть ея кавалеромъ. Что же касается Баррингтона, то этотъ алмазъ не получилъ шлифовки танцмейстера и не умѣлъ танцовать. Впрочемъ, онъ охотно научился бы, будь у него такая дама, какъ Лаура. Но зачѣмъ закоренѣлый холостякъ думаетъ о танцахъ и дамахъ? Для чего онъ явился сюда? Для чего онъ пилъ изъ этой чаши наслажденія, когда зналъ, что будетъ чувствовать послѣ этого лишь горечь, сожалѣніе, тоску одиночества? И все же онъ оставался здѣсь. Онъ неустанно заботился о вдовѣ, какъ могъ бы заботиться только сынъ, или авантюристъ, желающій изъ-за денегъ жениться на ней, или себялюбецъ, ожидающій какой-нибудь большой награды. И очень можетъ быть, что онъ дѣйствительно разсчитывалъ на награду, потому что наша исторія, какъ читатель, конечно, уже замѣтилъ, есть исторія эгоизма, и наши дѣйствующія лица, превосходятъ-ли они своимъ великодушіемъ Джорджа, или нѣтъ, заняты, каждый на свой манеръ, нумеромъ первымъ. Такъ Баррингтонъ изъ эгоизма посвящалъ себя Еленѣ. Елена изъ эгоизма посвящала себя Пену, а послѣдній изъ эгоизма посвящалъ себя въ это время самому себѣ, за неимѣніемъ лучшаго предмета. Впрочемъ, здоровье его матери внушало ему дѣйствительно серьезное безпокойство, но бѣда была въ томъ, что они, хотя часто бывали съ глаза на глазъ, очень мало говорили другъ съ другомъ, и тайна продолжала ихъ раздѣлять.
   Между тѣмъ Лаура съ каждымъ днемъ все болѣе цѣнила Баррингтона и, при видѣ его, не стѣсняясь, выражала свою радость. Въ свою очередь онъ сталъ замѣчать за собою поступки, на которые до сихъ поръ не считалъ себя способнымъ. Онъ оказывалъ Лаурѣ самые любезные знаки вниманія, дивясь потомъ самъ своей прыти. Онъ съ грустью сталъ разглядывать въ зеркалѣ морщинки, вокругъ своихъ глазъ, бѣлыя нити въ волосахъ и предательскія серебряныя блестки въ своей густой сизой бородѣ. Онъ поглядывалъ на молодыхъ щеголей, наполнявшихъ курортъ, на бѣлокурыхъ, туго затянутыхъ нѣмцевъ, на юркихъ французовъ съ ихъ нафабренными усами и элегантными лакированными ботинками, на англійскихъ денди, въ томъ числѣ и Пена, съ ихъ небрежнымъ видомъ превосходства,-- и, къ своему собственному удивленію, завидовалъ преимуществамъ каждаго изъ нихъ. Каждый вечеръ онъ съ больтою неохотой покидалъ этотъ маленькій кружокъ и, удаляясь въ свою комнатку, которую нанималъ въ сосѣднемъ отелѣ, чувствовалъ себя все болѣе одинокимъ и несчастнымъ. Отъ вдовы не укрылось то, что совершалось въ душѣ Баррингтона. Она поняла теперь, почему маіоръ Пенденнисъ (всегдашній врагъ ея завѣтной мечты) такъ настаивалъ на участіи Баррингтона въ поѣздкѣ. Лаура не скрывала своей сильной, даже восторженной симпатіи къ Баррингтону, а Артуръ оставался нѣмъ. Онъ не хотѣлъ видѣть того, что происходило. Она вспомнила, какъ онъ часто говорилъ, что не понимаетъ мужчинъ, которые дважды дѣлаютъ предложеніе одной и той же особѣ. Бѣдная женщина, терзаясь грустными мыслями объ отчужденіи сына, самаго дорогого для нея человѣка на свѣтѣ, и сомнѣніями по поводу Лауры, въ которыхъ себѣ самой не рѣшалась сознаться, стала питать отвращеніе къ доброму и великодушному Баррингтону. Неудивительно поэтому, что цѣлебныя воды Розенбада не приносили ей никакой пользы, и врачъ курорта фонъ-Глауберъ, навѣщавшій ее, находилъ, что она не дѣлаетъ ни одного шага къ выздоровленію. Зато Пенъ быстро поправлялся, неизмѣнно спалъ въ сутки по двѣнадцати часовъ, ѣлъ за двоихъ и черезъ какихъ-нибудь два мѣсяца совершенно возвратилъ свои физическія силы и вѣсъ, которыми обладалъ до болѣзни. Спустя недѣли двѣ послѣ ихъ прибытія въ Розепбадъ, они получили отъ маіора Пенденниса письмо съ извѣстіемъ о его скоромъ пріѣздѣ. И дѣйствительно, маіоръ не замедлилъ прибыть въ сопровожденіи своего вѣрнаго слуги Моргана, безъ котораго старикъ не дѣлалъ ни шага. Во время своихъ поѣздокъ маіоръ всегда носилъ легкій дорожный костюмъ, такъ что, глядя на него сзади, его можно было принять за одного изъ тѣхъ молодыхъ щеголей, которые были предметами зависти для Баррингтона. И только тогда, когда почтенный маіоръ двигался съ мѣста, становилось замѣтнымъ, что время разслабило его старыя колѣни и сдѣлало для него жестокой пыткой употребленіе щегольскихъ лакированныхъ ботинокъ, въ которыя онъ втискивалъ свои ноги. Этой осенью въ Розебадъ съѣхалось много знатныхъ гостей изъ Англіи и другихъ странъ.
   Въ первый же вечеръ по своемъ прибытіи Пенденнисъ старшій прочиталъ списокъ пріѣзжихъ и, къ своему великому удовольствію, нашелъ въ числѣ знатныхъ гостей нѣсколько своихъ знакомыхъ. Онъ сказалъ при этомъ Пену, что въ ближайшемъ будущемъ будетъ имѣть честь представить его одной германской герцогинѣ, русской княгинѣ и англійской маркизѣ. Пенъ былъ не прочь познакомиться съ этими знатными особами, такъ какъ имѣлъ большую склонность къ великосвѣтской жизни съ ея пышностью и наслажденіями. Въ тотъ же вечеръ неутомимый старикъ прошелся по курзалу, опираясь на руку своего племянника, и рискнулъ однимъ или двумя наполеондорами въ "trente et quarante". Онъ играетъ не для того, чтобы выиграть, сказалъ онъ, а просто дѣлаетъ то, что дѣлаютъ другіе, ставитъ свой наполеондоръ, не заботясь объ исходѣ игры. При этомъ онъ привелъ въ примѣръ русскихъ и испанцевъ, играющихъ ради наживы, и назвалъ это грязною и дикою алчностью. Англійскій джентльменъ долженъ играть тамъ, гдѣ принято играть, но не долженъ при этомъ приходить въ восторгъ или отчаяніе. Онъ разсказалъ, какъ на его глазахъ маркизъ Стейнъ, тогда еще лордъ Гантъ, проигралъ однажды въ Парижѣ восемнадцать тысячъ, а потомъ три вечера подрядъ срывалъ банкъ, и при всемъ этомъ не обнаружилъ ни малѣйшаго признака волненія.
   -- Вотъ что я называю быть англійскимъ джентльменомъ, голубчикъ,-- сказалъ старикъ, оживляясь при этихъ воспоминаніяхъ,-- вотъ что я называю имѣть хорошія манеры, какія сохранились только у насъ, да у немногихъ фамилій Франціи.
   И когда мимо него проходили русскія княгини, репутація которыхъ уже давно перестала быть сомнительной, и скомпрометированныя англійскія дамы, не разстававшіяся въ этихъ пріютахъ развлеченія съ своими вѣрными ухаживателями, онъ разсказывалъ своему племяннику нѣкоторыя пикантныя подробности изъ жизни всѣхъ этихъ героинь скандала.
   Ей Богу, онъ чувствуетъ себя вновь помолодѣвшимъ, сказалъ онъ, когда нарумяненная княгиня Обстропская, въ сопровожденіи высокаго лакея, несшаго за нею шаль, узнала маіора, улыбнулась ему и первая заговорила съ нимъ. Онъ зналъ ее съ 1814 года, когда она была актрисой, и адъютантъ императора Александра Обстропскій (очень талантливый человѣкъ, который былъ посвященъ во всѣ подробности смерти Императора Павла, и былъ чертовски счастливъ въ игрѣ), женился на ней. Самымъ почтительнымъ и вѣжливымъ тономъ маіоръ попросилъ у нея позволенія зайти къ ней и представить ей своего племянника, м-ра Артура Пенденниса. Во время своей небольшой прогулки онъ указалъ Пену еще съ полдюжины личностей, имена которыхъ были столь же знамениты, а исторіи -- поучительны. Что сказала бы Елена, если бы она слышала всѣ эти разсказы и знала, какого сорта людямъ маіоръ предполагаетъ въ скорости представить ея сына? Она. только одинъ разъ рѣшилась, подъ руку съ сыномъ, пройтись по комнатѣ, гдѣ были приготовлены для игры зеленые столы и банкометы хриплымъ голосомъ провозглашали роковыя слова "Rougegagne" и "Couleur perer". Она пришла въ такой ужасъ отъ. этого ада кромѣшнаго, что взяла съ своего сына обѣщаніе, никогда не играть за этими столами. А между тѣмъ эта сцена, которая такъ напугала простодушную вдову, забавляла стараго свѣтскаго джентльмена и вновь молодила его. Онъ съ радостью вдыхалъ тотъ воздухъ, въ которомъ она задыхалась. Ея правда не была его правдой, его пища была для нея ядомъ. Среди человѣческихъ существъ встрѣчаются такіе антиподы, и такимъ разнообразіемъ населенъ этотъ чудесный міръ. Къ чести Пена надо сказать, что онъ свято исполнялъ обѣщаніе, данное матери, и твердо заявилъ дядѣ о своемъ намѣреніи держаться его.
   Съ пріѣздомъ маіора какая-то тѣнь легла на жизнь троихъ изъ числа нашей маленькой колоніи: на Лауру, которая не питала къ нему ни малѣйшаго уваженія, на Баррингтона, который невольно обнаруживалъ по отношенію къ нему нѣкоторое высокомѣріе и презрѣніе, и на робкую вдову, которая боялась, чтобы онъ не разрушилъ завѣтныхъ, хотя теперь почти неисполнимыхъ плановъ, задуманныхъ ею для сына. И въ сущности, маіоръ, самъ того не подозрѣвая, явился причиной такихъ событій, которыя едва не вызвали катастрофы въ жизни всѣхъ нашихъ друзей.
   Пенъ и обѣ женщины жили въ городкѣ Розенбадѣ; Баррингтонъ жилъ невдалекѣ отъ нихъ; маіоръ же, по прибытіи въ курортъ, поселился, какъ того требовало его достоинство, въ одномъ изъ первоклассныхъ отелей, подъ названіемъ "Римскій Императоръ" или "Четыре времени года", гдѣ жило и ежедневно обѣдало за громаднымъ табльдотомъ двѣсти или триста игроковъ, прожигателей жизни и больныхъ. Сюда направилъ свои шаги Пенъ, на другое утро по пріѣздѣ маіора, для того, чтобы, по долгу племянника, засвидѣтельствовать ему свое почтеніе. Пріемная комната маіора была уже должнымъ образомъ убрана и приспособлена къ его потребностямъ расторопнымъ м-ромъ Морганомъ: шляпы и пальто были вычищены, шкатулки, зонтики, путеводители, паспорта, карты и другія неизбѣжныя принадлежности англійскаго туриста были разложены въ такомъ же чинномъ строгомъ порядкѣ, какъ въ лондонской квартирѣ маіора. Все было подъ рукою, начиная отъ стклянки съ лекарствомъ, только что наполненной у аптекаря, и кончая молитвенникомъ, безъ котораго маіоръ никуда не трогался, потому что въ каждомъ городѣ, какой бы онъ ни почтилъ своимъ пребываніемъ, онъ считалъ долгомъ посѣтить англійскую церковь.
   -- Всѣ такъ дѣлаютъ, -- говорилъ онъ.-- Всякій англійскій джентльменъ такъ дѣлаетъ.
   И благочестивый маіоръ скорѣе бы рѣшился не навѣстить англійскаго посланника, чѣмъ не посѣтить мѣста національнаго богослуженія.
   Когда Пенъ пришелъ къ дядѣ, послѣдній оканчивалъ свой туалетъ, принявъ одну изъ тѣхъ ваннъ, которыми славится Розенбадъ, и которыя считаетъ своимъ долгомъ принимать всякій пріѣзжій. Дядя весело окликнулъ Артура изъ сосѣдней комнаты, гдѣ былъ занятъ вмѣстѣ съ Морганомъ, а вслѣдъ затѣмъ лакей вынесъ Артуру небольшой пакетъ -- письма и бумаги, привезенныя изъ лондонской квартиры м-ра Артура. Этотъ пакетъ, главнымъ образомъ, состоялъ изъ нумеровъ Пелль-Мелльской газеты, которые, по мнѣнію м-ра Финукана, могли быть интересны для Пена. Всѣ бумаги были связаны и запечатаны въ одинъ конвертъ, на которомъ вышеупомянутый джентльменъ написалъ адресъ Пена.
   Въ пакетѣ было одно маленькое письмецо, адресованное, какъ и то, о которомъ мы слышали въ предыдущей главѣ, "Ортуру Пенденнису, Эсквайру". Краска сразу залила щеки Артура, когда онъ раскрылъ это письмо, и рѣзкое ощущеніе печали, состраданія и любви сжало его сердце, когда онъ прочиталъ его.
   Фанни Болтъ писала, что она была у него на квартирѣ и тамъ узнала, что онъ уѣхалъ въ Германію,-- уѣхалъ, не написавъ ей ни словечка, не отвѣтивъ на ея первое письмо, въ которомъ она молила его объ одномъ ласковомъ привѣтѣ, не пославъ ей даже тѣхъ книгъ, которыя онъ обѣщалъ въ то счастливое время, до своей болѣзни, и которыя она бы сохранила на память о немъ. Она не будетъ, писала она далѣе, упрекать тѣхъ, которые застали ее у его кровати, когда онъ лежалъ въ горячкѣ, не узнавая никого, и прогнали безъ всякихъ церемоній. Она умерла бы отъ этого горя, если бы добрый докторъ Гудинефъ не началъ лечить ее и не спасъ ея жизни, хотя, быть можешь, лучше было бы дать ей умереть. Во всякомъ случаѣ она никого не винитъ и будетъ вѣчно молить Бога за Артура Когда онъ былъ очень боленъ, и ему остригли волосы, она позволила себѣ взять одинъ локонъ. Теперь она признавалась въ этомъ и спрашивала, можетъ-ли сохранить его у себя, или его мама и этого ей не позволитъ? Она готова во всемъ слушать его и вѣчно будетъ помнить, какъ онъ былъ однажды любезенъ,-- ахъ! такъ любезенъ и добръ къ своей бѣдной Фанни.
   Когда маіоръ Пенденнисъ, свѣжій и сіяющій, вышелъ изъ своей спальной въ пріемную, онъ засталъ Артура, съ письмомъ въ рукѣ и съ! выраженіемъ такого необузданнаго гнѣва на лицѣ, что старикъ испугался.
   -- Какія новости изъ Лондона, голубчикъ?-- спросилъ онъ едва слышно.-- Не кредиторы-ли тебя осадили, что у тебя такой мрачный видъ?
   -- Знаете-ли вы что-нибудь объ этомъ письмѣ?-- спросилъ Артуръ.
   -- Какомъ письмѣ?-- повторилъ тотъ, сразу понявъ въ чемъ дѣло.
   -- Вы знаете, о чемъ я говорю! О письмѣ... миссъ Фанни Болтъ... бѣдной дѣвочки!-- закричалъ Артуръ.-- Когда она была въ моей квартирѣ? Значитъ, она была тогда, когда я бредилъ... когда мнѣ казалось... что вижу ее? Кто прогналъ ее изъ моей квартиры? Кто перехватывалъ ея письма ко мнѣ? Кто посмѣлъ сдѣлать это? Вы, дядя?
   -- Я не имѣю обыкновенія красть чужихъ писемъ или отвѣчать на подобные наглые вопросы!-- закричалъ маіоръ, весь дрожа отъ волненія и негодованія.-- У тебя въ комнатѣ дѣйствительно была какая-то дѣвчонка, когда я, несмотря ни nа что, прискакалъ къ тебѣ. Чортъ возьми, получить такую награду за свою привязанность къ тебѣ, это не совсѣмъ пріятно, клянусь честью, не совсѣмъ пріятно!
   -- Да не въ этомъ дѣло, дядя,-- съ горячностью отвѣтилъ Артуръ,-- и... и... ну, извините меня, дядя. Я цѣню вашу постоянную любовь и доброту ко мнѣ. Но я спрашиваю все же, вы обошлись рѣзко съ бѣдной дѣвушкой? Вы велѣли ей уйти прочь?
   -- Я не говорилъ съ нею ни слова,-- отвѣтилъ дядя,-- и не велѣлъ ей уходить прочь, да и вообще о ней ничего не знаю, и знать не желаю!
   -- Значитъ, это моя мать!-- воскликнулъ Артуръ.-- Она прогнала это бѣдное дитя?
   -- Повторяю, я ничего не знаю объ этомъ,-- сердито отвѣтилъ старикъ.-- Прошу тебя, перемѣнимъ разговоръ.
   -- Я никогда не прощу тому, кто сдѣлалъ это,-- сказалъ Артуръ, вскакивая съ мѣста и хватая шляпу.
   -- Подожди, Артуръ, ради Бога, подожди!-- закричалъ маіоръ, но Артуръ уже выскочилъ изъ комнаты, а спустя минуту маіоръ увидѣлъ въ окно, что онъ поспѣшно направился по улицѣ, которая вела къ его дому.
   -- Давай завтракъ,-- сказалъ онъ, вздохнувъ и покачавъ головой.-- Бѣдная Елена, бѣдная душа! Будетъ исторія! Я зналъ это напередъ.
   Придя домой, Пенъ нашелъ въ гостиной только Баррингтона, явившагося, чтобы сопровождать дамъ туда, гдѣ маленькая англійская колонія Розенбада совершала воскресное богослуженіе. Но Елена и Лаура еще не выходили. Елена была больна, а Лаура оставалась съ нею. Гнѣвъ Пена былъ такъ великъ, что онъ не могъ тотчасъ же не излить его. Онъ швырнулъ письмо Фанни черезъ столъ своему другу и воскликнулъ:
   -- Посмотри, Баррингтонъ. Она ухаживала за мною во время моей болѣзни, она вырвала меня изъ когтей смерти, и вотъ какъ съ нею обошлись. Отъ меня прятали ея письма, со мною обращались, какъ съ ребенкомъ, а съ нею, какъ съ собакой! И это сдѣлала моя мать.
   -- Если и такъ, то ты все же долженъ помнить, что это твоя мать,-- отвѣтилъ Баррингтонъ.
   -- Тѣмъ больше вины, если это сдѣлала мать,-- возразилъ Пенъ.-- Она должна была заступиться за бѣдную дѣвушку, а не быть ея врагомъ. Она должна стать передъ нею на колѣни и просить у нея прощенія! Я самъ стану и буду просить! Да! Меня мучитъ мысль о той жестокости, которую выказали по отношенію къ ней. И за что? Она сдѣлала для меня все, и вотъ награда! Она пожертвовала всѣмъ ради меня, и они съ презрѣніемъ оттолкнули ее!
   -- Тише!-- сказалъ Баррингтонъ.-- Тебя могутъ услышать въ той комнатѣ.
   -- Услышать? Пусть слышатъ!-- воскликнулъ Пенъ, еще сильнѣе возвышая голосъ.-- Кто перехватываетъ мои письма, можетъ подслушивать и мои разговоры. Я повторяю, что съ несчастной дѣвочкой обошлись самымъ возмутительнымъ образомъ, и я не остановлюсь ни передъ чѣмъ, чтобы загладить это! Ни передъ чѣмъ!
   Дверь сосѣдней комнаты отворилась и въ гостиную вошла Лаура съ блѣднымъ и серьезнымъ лицомъ. Глаза, которые она устремила на Пена, сверкали гордостью, укоризной и негодованіемъ.
   -- Артуръ, ваша мать очень больна,-- сказала она.-- Очень жаль, что вы говорите такъ громко и тревожите ее.
   -- Очень жаль, что я вынужденъ говорить такъ громко,-- отвѣтилъ Пенъ.-- И мнѣ еще многое остается сказать.
   -- То, что вы имѣете сказать, едвали будетъ прилично мнѣ слушать,-- надменно отвѣтила Лаура.
   -- Вы можете слушать или нѣтъ, какъ вамъ угодно,-- отвѣтилъ Пенъ.-- Я сейчасъ пойду къ матери и переговорю съ ней.
   Лаура подошла ближе для того, чтобы ея слова не были слышны въ сосѣдней комнатѣ, и отвѣтила:
   -- Только не теперь, сэръ! Вы можете убить ее. Ваше поведеніе и безъ того дѣлаетъ ее несчастной.
   -- Какое поведеніе?-- яростно закричалъ Пенъ.-- Кто смѣетъ осуждать его? Кто смѣетъ мѣшаться въ мои дѣла? Это вы подстрекаете всѣхъ къ такому преслѣдованію?
   -- Я сказала, что мнѣ неудобно касаться этого предмета,-- сказала Лаура.-- Что касается мамы, то если бы она поступила иначе съ тою... особой, въ которой вы повидимому принимаете столь близкое участіе, въ такомъ случаѣ, вмѣсто этой особы, мнѣ пришлось бы оставить вашъ домъ.
   -- Боже! Это уже слишкомъ!-- воскликнулъ Пенъ, внѣ себя отъ негодованія.
   -- Быть можетъ, этого вы и добивались,-- отвѣтила Лаура, гордо поднимая голову.-- Но довольно объ этомъ. Я не привыкла выслушивать подобныя рѣчи и о подобныхъ вещахъ.
   Она величественно поклонилась и прошла въ комнату Елены, взглянувъ своему противнику прямо въ лицо и закрывъ передъ нимъ двери.
   Пенъ совершенно растерялся отъ недоумѣнія, смущенія и злобы при такомъ чудовищномъ и безразсудномъ обвиненіи. Когда дверь за Лаурой закрылась, онъ разразился громкимъ язвительнымъ смѣхомъ, какъ человѣкъ, который смѣется во время пытки, издѣваясь надъ собственными страданіями и надъ гнѣвомъ своего мучителя. Этотъ горькій и невольный смѣхъ, въ которомъ звучало лишь страданіе чуткой души подъ гнетомъ крайне жестокой и несправедливой пытки, былъ услышанъ въ сосѣдней комнатѣ и, подобно нѣкоторымъ ранѣе сказаннымъ фразамъ, истолкованъ совершенно ошибочно. Онъ рѣзнулъ, точно ножомъ, нѣжное и больное сердце Елены, а смѣлую дѣвушку воспламенилъ гнѣвомъ и негодованіемъ.
   -- И этому распушенному человѣку, гордящемуся своими низкими интригами, я отдала свое сердце,-- подумала она.
   -- Онъ нарушаетъ самые священные законы, -- подумала Елена.-- Любовницу онъ предпочитаетъ матери, и когда его упрекаютъ въ этомъ, онъ смѣется и кичится своимъ преступленіемъ. "Она пожертвовала для меня всѣмъ", говоритъ онъ и хвалится этимъ, смѣясь надъ мученіями своей матери.
   Волненіе, стыдъ, огорченіе и негодованіе терзали ее. Она чувствовала, что этотъ злой сынъ сведетъ ее въ могилу.
   Баррингтонъ весь поглощенъ былъ тѣмъ, что сказала Лаура.
   -- "Быть можетъ, вы этого и добивались". Она еще любитъ Пена,-- шепталъ онъ про себя.-- Это въ ней говоритъ ревность.
   -- Идемъ отсюда, Пенъ, -- сказалъ онъ вслухъ.-- Пойдемъ въ церковь и постараемся успокоиться. Ты долженъ объясниться съ матерью. Повидимому, она не знаетъ истины... Да и ты тоже, дружище. Ну, идемъ и потолкуемъ объ этомъ.
   И снова онъ шепталъ про себя: "Быть можетъ, вы этого и добивались". Да, она любитъ Пена. И почему нѣтъ? Кого же другого можетъ она любить? И чѣмъ она можетъ быть для меня, если не самой дорогой, самой прекрасной и самой лучшей изъ женщинъ?
   Между тѣмъ какъ мать и дочь въ своей комнатѣ были заняты думами по поводу происшедшей сцены, оба молодыхъ человѣка отправились въ путь, также углубившись въ свои мысли и храня продолжительное молчаніе.
   -- Я долженъ уладить это дѣло,-- думалъ честный Джорджъ, -- она еще любитъ его. Я долженъ разсказать его матери правду относительно той женщины.
   И принявъ такое благородное рѣшеніе, онъ началъ подробно разсказывать, что Боусъ сказалъ ему о поведеніи и вѣтренности миссъ Болтъ; онъ указалъ ему, что она просто легкомысленная кокетка и больше ничего, и при этомъ, быть можетъ, нѣсколько преувеличилъ то веселое настроеніе и удовольствіе, которое онъ, какъ ему казалось, замѣтилъ въ сценѣ съ м-ромъ Гекстеромъ. Но вмѣсто того, чтобы подавить возрождающееся въ душѣ Пена желаніе увидѣться съ своей маленькой жертвой, разсказъ Баррингтона еще болѣе воспламенилъ и разсердилъ его, еще болѣе утвердилъ его въ намѣреніи загладить, какъ онъ продолжалъ выражаться, несправедливость, причиненную Фанни. Они вскорѣ подошли къ дверямъ церкви, но такъ были погружены въ свои тайныя мысли, что никто изъ нихъ, по всей вѣроятности, не слышалъ и не понялъ ни одного слова изъ богослуженія и проповѣди м-ра Шембля. Послѣ службы къ нимъ подошелъ маіоръ въ самомъ изысканномъ туалетѣ и въ наилучшемъ расположеніи духа. Онъ выразилъ свое удовольствіе по поводу того, что видитъ ихъ въ церкви, и еще разъ повторилъ, что всякій англичанинъ comme il faut, будучи за-границей, долженъ считать своимъ долгомъ присутствовать на англиканскомъ богослуженіи. На обратномъ пути онъ пошелъ рядомъ съ молодыми людьми, продолжая добродушно разговаривать, и раскланиваясь съ знакомыми; и въ простотѣ души вѣрилъ, что Пенъ и Джорджъ въ восхищеніи отъ его анекдотовъ, между тѣмъ какъ на самомъ дѣлѣ они съ презрѣніемъ пропускали ихъ мимо ушей.
   Все время, пока длилась проповѣдь м-ра Шембля (это былъ одинъ изъ странствующихъ англиканскихъ священнослужителей, нанимаемыхъ на сезонъ въ излюбленныхъ англичанами курортахъ, какъ говорятъ, весьма склонный къ мотовству, пьянству и даже рулеткѣ), Пенъ, раздраженный преслѣдованіемъ со стороны женскаго пола, обдумывалъ великій планъ возмущенія и справедливаго воздаянія, а Баррингтонъ, съ своей стороны, думалъ о наступившемъ въ его судьбѣ кризисѣ и о необходимости прекратить тѣ отношенія, которыя съ каждымъ днемъ дѣлались для него болѣе мучительны и болѣе дороги. Да, пришла пора! Роковыя слова: "быть можетъ, вы того и добивались" онъ избралъ текстомъ для мрачной проповѣди, которую прочиталъ себѣ въ глубинѣ своего сердца, между тѣмъ какъ въ глубинѣ церкви тянулъ свое безконечное поученіе м-ръ Шембль.
   

ГЛАВА XX.
"Фэроксъ отдается внаймы".

   Наша бѣдная вдова (при помощи вѣрной Марты, которая завѣдывала ихъ простымъ хозяйствомъ и несказанно дивилась при этомъ нѣмецкимъ обычаямъ) устроила въ честь маіора Пенденниса маленькій пиръ, въ которомъ приняли участіе, впрочемъ, только мужчины. Елена послала сказать, что она нездорова и не можетъ выдти къ столу, а Лаура осталась при ней. Маіоръ говорилъ за всѣхъ, не замѣчая или не желая замѣчать, какимъ мрачнымъ молчаніемъ встрѣчаютъ его слова два другихъ участника скромнаго обѣда. Уже приближался вечеръ, когда Елена и Лаура вышли въ гостиную и присоединились къ обществу. Елена вышла, опираясь на Лауру, спиною къ угасающему свѣту, такъ что Артуръ не могъ видѣть ея блѣднаго и убитаго горемъ лица. Когда она подошла къ Пену, котораго не видала цѣлый день, положила свои руки къ нему на плечо и съ нѣжностью его поцѣловала, Лаура поспѣшно оставила ее и отошла на другой конецъ комнаты. Пенъ замѣтилъ, что голосъ и все тѣло матери дрожали, ея руки были холодны, какъ ледъ, когда она дотронулась до его лба, цѣлуя его. Но ея убитый видъ еще почему-то усилилъ гнѣвъ и упорство молодого человѣка; онъ неохотно возвратилъ ей поцѣлуй и, въ отвѣтъ на ёя умоляющіе взоры, посмотрѣлъ на нее холодно и сурово. "Она преслѣдуетъ меня, подумалъ онъ, и въ то же время является сюда съ видомъ мученицы".
   -- Какой у тебя злой видъ, дитя мое,-- сказала она.-- Я не люблю, когда ты глядишь такимъ образомъ.
   И она медленно направилась къ софѣ, не выпуская его безучастной руки изъ своихъ холодныхъ пальцевъ.
   -- Я испыталъ большое огорченіе, мама,-- сказалъ Пенъ съ сильно бьющимся сердцемъ.
   Когда онъ заговорилъ, грудь Елены стала тревожно вздыматься, а она, полумертвая отъ страха, опустилась на софу.
   Баррингтонъ, Лаура и маіоръ Пенденнисъ съ испугомъ глядѣли на эту сцену, видя, что начинается буря.
   -- Я получилъ изъ Лондона письма,-- продолжалъ Артуръ,-- и одно изъ нихъ причинило мнѣ самыя большія страданія, какія я когда-либо испыталъ въ моей жизни. Я узналъ, что прежнія письма мои перехватывались и скрывались отъ меня, что... что молодая дѣвушка, которая выказала ко мнѣ такую привязанность и участіе, испытала жестокую несправедливость отъ... отъ тебя, мама.
   -- Ради Бога, замолчи!-- закричалъ Баррингтонъ.-- Развѣ ты не видишь, что твоя мать больна?
   -- Пусть онъ продолжаетъ,-- едва слышно проговорила вдова.
   -- Пусть онъ продолжаетъ и. убьетъ ее,-- сказала Лаура, бросаясь къ матери.-- Говорите, сэръ, если вы желаете, чтобы ваша мать умерла на вашихъ глазахъ.
   -- Не я жестокъ, а вы,-- воскликнулъ Пенъ, еще болѣе пылая гнѣвомъ, такъ какъ его сердце, отъ природы нѣжное и мягкое, было возмущено этимъ несправедливымъ обвиненіемъ.-- Не я безсердеченъ, а вы обвиняете меня въ мученіяхъ матери! Вы безсердечны съ вашими злыми упреками, съ вашими злыми сомнѣніями и съ вашими злыми преслѣдованіями той, кто меня любитъ, да, кто меня любитъ и кто рѣшался на все ради меня, кого вы презираете и топчете ногами потому только, что она ниже васъ. Знаете, что я теперь сдѣлаю, что я теперь рѣшился сдѣлать, когда узналъ о вашемъ поведеніи? Я пойду къ этой несчастной дѣвушкѣ, которую вы выгнали вонъ, и попрошу ее вернуться и раздѣлить со мною мой домъ. Я презираю ту гордость, съ которою вы преслѣдуете ее, тѣ безсердечныя подозрѣнія, которыми вы оскорбляете ее и меня!
   -- Ты хочешь сказать, Пенъ...-- начала вдова съ лихорадочно блестящими глазами, протягивая къ нему руки, но Лаура прервала ее.
   -- Тише, молчите, дорогая мама!-- воскликнула она, и вдова умолкла. Какъ яростно ни говорилъ Пенъ, но Елена жаждала услышать, что онъ еще скажетъ.
   -- Продолжай, Артуръ, продолжай,-- едва могла произнести она и совершенно обезсилѣла послѣ этихъ словъ.
   -- Но я, чортъ возьми, не желаю, чтобы онъ продолжалъ, или я, чортъ возьми, не стану его слушать!-- сказалъ маіоръ, весь дрожа отъ гнѣва.-- Если вамъ угодно, сэръ, послѣ всего, что мы для васъ сдѣлали, что я лично сдѣлалъ для васъ, оскорблять свою мать и позорить свое имя женитьбой на какой-то кухаркѣ,-- ступайте и женитесь, чортъ возьми, но мы, сударыня, не будемъ съ нимъ имѣть никакого дѣла... Я умываю руки, сэръ,-- я умываю руки. Я старый человѣкъ, мнѣ не долго осталось жить. Я принадлежу къ одной изъ древнихъ и почтенныхъ фамилій Англіи... я надѣялся, чортъ возьми, что, прежде чѣмъ я закрою глаза, человѣкъ, котораго я любилъ и воспиталъ, о которомъ я заботился всю жизнь,-- да, всю жизнь,-- не опозоритъ нашего имени... да, имени Пенденниса. Но если онъ не хочетъ, чортъ возьми, пусть будетъ такъ... Мой отецъ и мой братъ Джекъ, были самые гордые люди въ Англіи. Я бы никогда не повѣрилъ, что наше имя можетъ быть такъ опозорено... никогда... И мнѣ стыдно, что это можетъ сдѣлать Артуръ Пенденнисъ!..
   Тутъ рѣчь старика была прервана рыданіями. Второй разъ въ жизни Артуръ вызвалъ слезы на эти морщинистыя щеки.
   Этотъ прерывающійся голосъ сразу охладилъ ярость Пена и заставилъ его остановиться на срединѣ комнаты, по которой онъ расхаживалъ до сихъ поръ. Лаура сидѣла на софѣ рядомъ съ Еленой. Баррингтонъ оставался пока почти безмолвнымъ, но далеко неравнодушнымъ зрителемъ семейной бури.
   Въ это время уже почти совсѣмъ стемнѣло и когда среди молчанія, послѣдовавшаго за страстной вспышкой маіора, въ полумракѣ комнаты послышался дрожащій голосъ Джорджа, всѣ притаили дыханіе и стали внимательно прислушиваться.
   -- Позвольте мнѣ разсказать вамъ кое-что о себѣ, дорогіе друзья, сказалъ онъ. Вы были такъ добры ко мнѣ, мамъ, вы были такъ любезны ко мнѣ, Лаура,-- надѣюсь, вы позволите мнѣ такъ васъ иногда называть,-- мы съ Пеномъ тоже такіе друзья, что... я уже давно хотѣлъ разсказать вамъ, безъ всякихъ прикрасъ, свою исторію, и сдѣлалъ бы это раньше, если бы она не была такъ печальна и не касалась другого лица. Но теперь для Артура будетъ полезно выслушать ее... да и всѣмъ здѣсь не мѣшаетъ ее узнать. Быть можетъ, она отвлечетъ васъ отъ мыслей о томъ предметѣ, который, по какому-то роковому недоразумѣнію, причиняетъ столько горя всѣмъ вамъ. Вы мнѣ позволите, м-ссъ Пенденнисъ?
   -- Говорите, -- сказала Елена, но, въ сущности, это мало ее интересовало: она была занята мыслью, которую пробудили въ ней слова Пена, и не знала, вѣрить ей или не вѣрить, что онъ намекнулъ именно на то, чего она трепетно желала.
   Джорджъ налилъ себѣ стаканъ вина, выпилъ его и началъ:
   -- Вы всѣ знаете, каковъ я теперь,-- человѣкъ безъ всякаго желанія сколько-нибудь выдвинуться въ жизни, равнодушный къ извѣстности, живущій на чердакѣ изо дня въ день, хотя у меня есть друзья, и имя, и, если хотите, способности, которыми я могъ бы воспользоваться, если бы захотѣлъ. Но я не хочу; весьма вѣроятно, что я и умру на этомъ чердакѣ, въ полномъ одиночествѣ. Я обрекъ себя на эту участь уже давно... Знаете-ли вы, что меня такъ заинтересовало въ Артурѣ и неудержимо влекло къ нему, когда я увидѣлъ его впервые? Дѣло въ томъ, что среди нашихъ Оксбриджскихъ товарищей много говорили о давнемъ эпизодѣ съ Четтрисской актрисой, о которой Пенъ впослѣдствіи не разъ мнѣ говорилъ, и которая, не вмѣшайся въ дѣло маіоръ, сдѣлалась бы, мамъ, вашей невѣсткой. Я не вижу Пена въ темнотѣ, но я увѣренъ, что онъ покраснѣлъ; миссъ Белль, вѣроятно, также, а мой другъ маіоръ Пенденнисъ, надо полагать, теперь смѣется, потому что онъ одержалъ побѣду. Какая участь, въ самомъ дѣлѣ, ожидала бы Артура, привязаннаго съ девятнадцати лѣтъ къ необразованной женщинѣ, старше его, безъ всякихъ общихъ интересовъ, безъ взаимнаго пониманія, безъ любви? Конечно, онъ былъ бы несчастенъ. И если онъ теперь угрожалъ подобнымъ же бракомъ, то будьте увѣрены, что эти слова онъ произнесъ лишь подъ вліяніемъ гнѣва,-- и гнѣва, я долженъ сознаться, мамъ, вполнѣ естественнаго, потому что, несмотря на свой благородный образъ дѣйствій -- я говорю потому, что я знаю -- несмотря на самое благородное самоотверженіе (на что онъ рѣдко бываетъ способенъ), онъ встрѣчаетъ со стороны своихъ друзей самыя враждебныя подозрѣнія и видитъ несправедливость по отношенію къ другому невинному существу, которому и онъ, и вы всѣ немало обязаны.
   При этихъ словахъ вдова сдѣлала попытку встать, и Баррингтонъ, замѣтивъ это, спросилъ:
   -- Я утомляю васъ, мамъ?
   -- О, нѣтъ, продолжайте, продолжайте!-- съ восхищеніемъ сказала Елена, и онъ продолжалъ.
   -- И вотъ онъ мнѣ нравился именно благодаря этой исторіи, о которой я слышалъ отъ товарищей, и потому что я вообще люблю людей, которые способны на сильную, безразсудную привязанность къ женщинѣ. Вотъ почему мы съ нимъ сдѣлались друзьями, надѣюсь, что мы всѣ здѣсь друзья и навсегда, не правда-ли?-- прибавилъ онъ, слегка понизивъ голосъ и наклоняясь въ сторону Лауры -- и Пенъ былъ большимъ утѣшеніемъ и отрадой для одинокаго и неудачнаго человѣка. Какъ видите, я не жалуюсь на свою судьбу, потому что ни одинъ человѣкъ не достигаетъ всего, чего хочетъ. Сидя на своемъ чердакѣ, гдѣ вы оставили цвѣты, имѣя при себѣ трубку, вмѣсто жены, окруженный своими книгами, я чувствую себя почти довольнымъ и развѣ лишь въ рѣдкія минуты завидую тѣмъ, кто дѣлаетъ въ жизни болѣе блестящую карьеру, или въ тяжелую минуту находитъ утѣшеніе въ томъ, чего меня лишила судьба и моя собственная вина, -- привязанности женщины или ребенка.
   При этихъ словахъ подлѣ Баррингтона, кто-то вздохнулъ въ темнотѣ и протянулъ ему руку, но тотчасъ отдернулъ назадъ. Стыдливость нашихъ женщинъ доходитъ до того, что при всякомъ порывѣ чувства, искренней доброты или уваженія, онѣ привыкли думать о себѣ и о приличіяхъ, и готовы краснѣть при малѣйшемъ поводѣ. Скромность вновь заглушила неподдѣльный порывъ, дружелюбное чувство стыдливо отпрянуло назадъ, и Баррингтонъ безпрепятственно продолжалъ свою исторію.
   -- Я самъ виновенъ въ своей судьбѣ и въ томъ, что она такъ несчастливо сложилась и для меня и для другихъ. У меня тоже было одно приключеніе до моего поступленія въ университетъ, но не кому было спасти меня такъ, какъ маіоръ Пенденнисъ спасъ Пена. Простите, миссъ Лаура, если я разскажу при васъ эту исторію. Вамъ, -- всѣмъ вамъ, слѣдуетъ выслушать мое признаніе. До поступленія въ университетъ, когда я былъ восемнадцатилѣтнимъ мальчикомъ, я учился у частнаго преподавателя и здѣсь, подобно Артуру, я полюбилъ, или вообразилъ, что полюбилъ женщину, которая стояла гораздо ниже меня по происхожденію и была старше меня. Вамъ стыдно за меня, не правда-ли?
   -- О, нѣтъ,-- отвѣтила Лаура и рѣшительно подала руку Баррингтону; она уже отгадала его исторію съ первыхъ словъ, помня его прежніе намеки.
   -- Это была дочь сосѣдняго арендатора, -- продолжалъ онъ взволнованнымъ голосомъ, -- и я вообразилъ... то, что молодые люди вообще воображаютъ. Ея родители знали моего отца и оплетали меня низкими хитростями и всевозможными интригами, которыя я теперь ясно вижу. Я долженъ, однако, отдать ей справедливость; она была ко мнѣ всегда совершенно равнонодушна и уступала только принужденію и угрозамъ своихъ родныхъ. Да, жаль, что я попался на эту удочку, но въ такихъ случаяхъ мы попадаемся потому, что сами этого хотимъ, и я думалъ, что люблю эту женщину. Къ чему могъ привести подобный бракъ? Увы,, очень скоро я убѣдился, что связалъ себя съ женщиной грубой и низменной. Она не въ состояніи была понять того, что интересовало меня. Ея глупость терзала меня до того, что я началъ издѣваться надъ ней. А спустя очень короткое время.-- я долженъ вамъ все сказать,-- я нашелъ гдѣ-то письма (и что это были за письма!), которыя показали мнѣ, что даже такое сердце никогда мнѣ не принадлежало, а было отдано человѣку ея круга.
   Послѣ смерти отца я уплатилъ долги, которые сдѣлалъ въ университетѣ, и все, что осталось у меня, взнесъ въ банкъ на имя.. на имя тѣхъ, кто носилъ мою фамилію, подъ условіемъ, чтобы они не пользовались ею. Они соблюдали сначала этотъ договоръ, а потомъ опять потребовали денегъ, грозя нарушить его. Если бы я достигъ славы или извѣстности, эта женщина предъявила бы на нее притязанія; если бы я пріобрѣлъ имя, тѣ, кто не имѣлъ на него права, носили бы его. Такъ я началъ свою жизнь въ двадцать лѣтъ, не имѣя впереди никакихъ надеждъ и зная, что моя судьба безвозвратно разрушена. Я былъ неопыіной жертвой низкихъ обманщиковъ, но только недавно, быть можетъ, я понялъ, какъ трудно -- ахъ, какъ трудно простить имъ! Я уже какъ-то говорилъ тебѣ нравоученіе, Пенъ. Теперь я тебѣ разсказалъ самую басню. Сохрани тебя Богъ жениться на женщинѣ не твоего круга. Мнѣ кажется, что я могъ бы достигнуть лучшаго жребія, но Богу угодно было дать мнѣ иной,-- и теперь, какъ видите, мнѣ остается любоваться на успѣхи и счастье другихъ, стараясь, чтобы въ сердцѣ моемъ было какъ можно меньше сожалѣнія и зависти.
   -- Клянусь честью, сэръ, -- воскликнулъ маіоръ, снова пришедшій въ хорошее настроеніе,-- вѣдь я предполагалъ васъ женить на миссъ Лаурѣ!
   -- Клянусь честью, мастеръ Шаллоу, я долженъ вамъ тысячу фунтовъ,-- отвѣтилъ Баррингтонъ.
   -- Какъ тысячу? Только двадцать пять, сэръ!-- простодушно отвѣтилъ маіоръ, и Баррингтонъ разсмѣялся.
   Елена была въ восхищеніи; съ усиліемъ поднявшись на ноги, она проговорила: -- Да благословитъ васъ Господь, м-ръ Баррингтонъ!-- и поцѣловала его руки, а затѣмъ подошла къ Пену и упала въ его объятія.
   -- Да, милая мама,-- сказалъ онъ, прижимая ее къ себѣ и съ нѣжностью цѣлуя ее въ знакъ прощенія, -- я невиненъ, и моя милая, дорогая мать была ко мнѣ несправедлива.
   -- Да, благодарю тебя, Боже, я была неправа, я была неправа,-- шептала Елена.-- Идемъ, Артуръ... не здѣсь... я попрошу у своего сына прощенія... Я помолюсь Богу, чтобы Онъ простилъ меня, и благословлю тебя, мой милый, дорогой сынъ.
   Онъ повелъ ее въ спальню и затворилъ за собою дверь, между тѣмъ какъ три зрителя, растроганные этой сценой примиренія, продолжали хранить молчаніе. Долго-долго спустя, всю жизнь, этотъ нѣжный, прерывающійся голосъ, взглядъ этихъ дорогихъ глазъ, свѣтившихся невыразимой любовью, трепетъ этихъ незабвенныхъ губъ, улыбавшихся грустной улыбкой, были памятны молодому человѣку. Въ лучшіе моменты своей жизни, въ минуты тоски и страданій, во время успѣховъ и благополучія передъ его умственнымъ взоромъ стояло лицо матери, глядѣвшее на него съ выраженіемъ глубокаго состраданія и неземной любви, какъ оно глядѣло въ ту ночь, когда она еще была подлѣ него; когда она, еще не покинувъ его, казалась ему ангеломъ, преображеннымъ любовью, тою любовью, за которую,: какъ за величайшій изъ небесныхъ, даровъ, мы должны на колѣняхъ благодарить Нашего Отца.
   Тѣмъ временемъ взошла луна.
   Артуръ ясно помнилъ впослѣдствіи,; какъ она озарила блѣдное лицо его: матери. Ихъ бесѣда -- впрочемъ, у нея почти не было силъ говорить, такъ что говорилъ только онъ,-- длилась нѣжно и довѣрчиво; онъ сталъ снова откровеннымъ и благороднымъ мальчикомъ прежнихъ дней. Онъ разсказалъ ей всю эту злополучную исторію, которая по роковому недоразумѣнію причинила ей столько страданій, онъ повѣдалъ ей про свою борьбу съ искушеніемъ и свою радость, когда преодолѣлъ его. Онъ никогда не поступилъ бы дурно съ этой дѣвушкой, онъ никогда не рѣшился бы такъ запятнать свою честь и такъ поразить чистое сердце своей матери. Произнесенная имъ угроза была слѣдствіемъ его раздраженія, въ которомъ онъ раскаивался. Онъ никогда этой дѣвушки больше не увидитъ. Но мать не соглашалась съ этимъ, онъ долженъ ее увидѣть; она сама во всемъ виновата, она хотѣла бы подарить Фанни Болтъ что-нибудь на память. Растроганная женщина просила у своего сына прощенія за то, что распечатала его письма, она сама напишетъ молодой дѣвушкѣ, если... если успѣетъ. Бѣдная дѣвушка! Какъ естественно, что она полюбила Артура! И мать снова цѣловала его и благословляла его.
   Во время этой тихой бесѣды часы пробили девять, и Елена напомнила своему сыну, какъ въ это время она, бывало, подходила къ его дѣтской кроваткѣ и заставляла его произносить "Отче Нашъ". И на этотъ разъ молодой человѣкъ приникъ къ колѣнямъ своей матери и рыдая прочиталъ молитву, которую продиктовало намъ Божественное Милосердіе, и которую въ теченіе двадцати вѣковъ повторяли милліоны грѣшныхъ и смиренныхъ людей. Когда онъ дошелъ до послѣднихъ словъ молитвы, щека матери прижалась къ щекѣ сына, ея руки обвились вокругъ него, и они вмѣстѣ повторили слова: "во вѣки вѣковъ, аминь".
   Спустя нѣкоторое время -- прошло не болѣе четверти часа -- Лаура услышала испуганный голосъ Пена, кричавшаго: "Лаура, Лаура!" Она бросилась въ комнату и нашла Артура еще на колѣняхъ, держащаго руку матери. Голова Елены откинулась назадъ, лицо ея при свѣтѣ луны казалось мраморно бѣлымъ. Пенъ повернулъ къ Лаурѣ свое лицо, искаженное страхомъ.
   -- Помогите, Лаура, помогите!-- воскликнулъ онъ.-- Она безъ чувствъ, она...
   Лаура вскрикнула и грохнулась на полъ. На ея крикъ въ комнату прибѣжали Баррингтонъ, маіоръ Пенденнисъ и слуги. Святая женщина умерла. Но послѣднимъ трепетомъ ея души была радость, отнынѣ вѣчная и неизмѣнная. Это нѣжное сердце перестало биться. Для него уже не было ни страданій, ни сомнѣній, ни заботъ, ни испытаній. Но до послѣдней минуты оно билось любовью; послѣднимъ вздохомъ Елены было благословеніе.
   Печальный кортежъ немедленно отправился домой, и Елена была погребена рядомъ съ своимъ мужемъ въ Клеврингѣ, въ старой церкви, въ которой она такъ часто молилась. Лаура на время поселилась у д-ра Портмана, который читалъ молитвы надъ тѣломъ незабвенной сестры, прерываемый собственными рыданіями и слезами нѣсколькихъ друзей, собравшихся у гроба Елены. О ней мало говорили вокругъ, когда ея не стало. Точно монахиня въ своей кельѣ, покойная жила вдали отъ всѣхъ. Помянули о ней сосѣдніе крестьяне, которымъ она иногда помогала, да клеврингскія дамы потолковали объ ея смерти: одна разсказала, что ея сосѣдка умерла отъ болѣзни сердца, другая пустилась въ вычисленіе оставленнаго ею наслѣдства, а третья задалась вопросомъ, будетъ-ли Пень жить въ Фероксѣ или отдастъ его въ наймы. Вотъ и все, и въ ближайшій базарный день она была уже забыта. но зачѣмъ и желать, чтобы скорбь по умершемъ продолжалась еще нѣсколькими недѣлями дольше? Неужели мы охотнѣе вступимъ въ грядущую жизнь, если наши имена немного дольше будутъ произноситься по эту сторону могилы, и люди будутъ помнить о насъ? Ушла та, которую только двое или трое любили и знали. Печальную пустоту она оставила въ сердцѣ Лауры, для которой ея любовь замѣняла все, и которой теперь оставалось только чтить ея память.
   -- Я радъ, что она благословила меня передъ своею кончиной,-- сказалъ Баррингтонъ Пену.
   Что касается Артура, то онъ могъ только смиренно благодарить небо, ниспославшее ему такую любовь, и не осмѣливался считать себя достойнымъ ея, хотя чувствовалъ, что душа умершей будетъ молить о немъ Всевышняго.
   Всѣ дѣла покойной оказались въ полномъ порядкѣ. Управляя своимъ маленькимъ помѣстьемъ по довѣренности сына, она держала его въ полной готовности для передачи ему. Изъ бумагъ, найденныхъ въ ея письменномъ столѣ, оказалось, что она давно знала о своемъ страданіи сердца, и только молила Бога, чтобы Онъ далъ ей умереть на рукахъ сына.
   Лаура и Артуръ припоминали всѣ ея слова, которыя первая свято хранила въ своей душѣ, къ нѣкоторому стыду молодого человѣка, теперь только открывшаго, насколько больше она любила Елену, чѣмъ онъ. Онъ совершенно предоставилъ Лаурѣ исполненіе предсмертной воли покойной, о помощи бѣднякамъ, о подаркахъ, на память. Они уложили вазу, предназначавшуюся Еленой Гудинефу, и отослали ее доброму доктору; ея серебрянный кофейникъ былъ переданъ д-ру Портману; брилліантовое кольцо съ ея волосами отдали на память Баррингтону.
   Тяжело было на душѣ у бѣдной Лауры, когда она впервые пришла въ Фероксъ и заглянула въ ту маленькую комнату, которую она нѣкогда занимала, и которая теперь ужь не принадлежала ей, и въ пустую спальную покойной, гдѣ онѣ обѣ провели такъ много счастливыхъ часовъ. Въ шкафу еще висѣли платья покойной, на полу стояла скамеечка, на которой она преклоняла колѣни во время молитвы, на туалетномъ столикѣ -- зеркало, которое ужъ больше не будетъ отражать ея милаго грустнаго лица. Лаура пробыла здѣсь нѣсколько минутъ, а затѣмъ Пенъ постучался въ двери и увелъ ее обратно въ гостиную; тамъ онъ заставилъ се выпить немного вина и, когда она поднесла стаканъ къ губамъ, сказалъ:
   -- Да благословитъ тебя Богъ, Лаура.
   -- Въ твоей комнатѣ ничто не будетъ измѣнено, -- продолжалъ онъ.-- пусть она всегда останется твоей комнатой -- комнатой моей сестры. Хорошо, Лаура?
   И Лаура отвѣтила:
   -- Да.
   Среди бумагъ покойницы былъ найденъ пакетъ съ надписью: "Письма отца Лауры", и Артуръ отдалъ его сестрѣ.
   Это были письма, которыми обмѣнивались двоюродные братъ и сестра въ своей молодости, задолго до брака каждаго изъ нихъ. Чернила, которыми они были написаны, поблекли, и высохли слезы, которыя каждый изъ нихъ, быть можетъ, проливалъ. Горечь разлуки, о которой они свидѣтельствовали, впослѣдствіи уступила мѣсто скорби, и отнынѣ друзья, испытавшіе вдали другъ отъ друга столько жестокихъ страданій, безъ сомнѣнія, соединились на вѣки. Лаура теперь только вполнѣ поняла ту нѣжную связь, которая была между нею и Еленой; она поняла, какъ вѣрно чтила Елена память ея отца, будучи для нея болѣе, чѣмъ матерью, какъ преданно она любила его и съ какою кроткой покорностью отказалась отъ него.
   Объ одномъ предсмертномъ желаніи матери, извѣстномъ Пену, Лаура не могла ничего знать. Это былъ подарокъ, который Елена предполагала сдѣлать Фанни Болтъ. Пенъ написалъ ей, адресовавъ письмо на имя м-ра Боуса, для того, чтобы онъ прочиталъ его, прежде чѣмъ отдать Фаи ни.
   "Милая Фанни!-- писалъ Пенъ.-- Я долженъ извѣстить васъ, что оба ваши письма получены мною, но перваго изъ нихъ я не могъ прочитать до сихъ поръ, вслѣдствіе болѣзни. (Пенъ нашелъ это письмо въ письменномъ столѣ матери послѣ ея смерти, и чтеніе его заставило его сердце сжаться съ мучительной болью). Я долженъ поблагодарить васъ, моя милая сидѣлка и подруга, за то, что вы такъ нѣжно ухаживали за мной во время моей болѣзни. Я хочу передать вамъ, что послѣднія слова моей дорогой матери, которой уже нѣтъ болѣе на свѣтѣ, были слова доброжелательства и благодарности къ вамъ за ваши заботы обо мнѣ. Она сказала, что напишетъ вамъ, если успѣетъ, и попроситъ, чтобы вы простили ее за то, что она обошлась съ вами такъ рѣзко, и, въ знакъ примиренія, приняли отъ нея какой-нибудь подарокъ". Въ заключеніе, Пенъ писалъ, что его другу Джоржу Баррингтону, эсквайру, (Ягнячій дворъ Темпля) ввѣрена небольшая сумма денегъ съ тѣмъ, чтобы проценты съ нея уплачивались ей до достиженія совершеннолѣтія или перемѣны имени, которое вѣчно съ нѣжностью будетъ вспоминать ея благодарный другъ -- Артуръ Пенденнисъ. Эта сумма была, конечно, невелика, но все же она могла послужить приданнымъ для Фанни. Ея родители были удовлетворены, а отецъ сказалъ, что м-ръ Пенденнисъ поступилъ, какъ настоящій джентльменъ. Только Боусъ проворчалъ, что приложить къ ранѣ, нанесенной сердцу, пластырь изъ банковаго билета, не Богъ вѣсть, какое великодушіе; а бѣдная Фанни ясно поняла, что это письмо Пена было прощальнымъ.
   Дать нѣсколько сотъ фунтовъ какой-то дворничихѣ -- это чертовски великодушно,-- (сказалъ маіоръ Пенденнисъ своему племяннику, къ которому онъ теперь оказывалъ особое вниманіе и почтеніе, какъ собственнику Фэрокса и главѣ семейства).-- Разъ въ банкѣ есть немного денегъ, и это согласуется съ желаніемъ бѣдной матери, то это, пожалуй, не бѣда, но помни, голубчикъ, что ты имѣешь не болѣе пятисотъ фунтовъ въ годъ,-- хотя, благодаря мнѣ, весь свѣтъ считаетъ тебя дьявольски богаче. Я умоляю тебя, мой милый мальчикъ, не трогай своего капитала. Держи его обѣими руками, не спекулируй имъ, береги свое имѣніе, не закладывай его. Тэтемъ говоритъ, что Четтрисская вѣтвь желѣзной дороги можетъ пройти, и почти навѣрно пройдетъ, черезъ Клеврингъ. Стоитъ только залучить ее по эту сторону Брауля, на твою землю,-- и ея цѣна чертовски повысится, и твой доходъ увеличится вдвое. Какъ бы то ни было, береги эту землю, умоляю тебя, береги. И вотъ что, Пенъ! Надѣюсь, что ты теперь оставишь эти грязныя комнаты въ Темплѣ и наймешь себѣ приличную квартиру. Кромѣ того, на твоемъ мѣстѣ я нанялъ бы себѣ лакея, да и парочку лошадей на сезонъ. Все это, пожалуй, поглотитъ весь твой доходъ, и тебѣ придется быть очень экономнымъ, но не забывай, что ты занимаешь извѣстное положеніе въ обществѣ и не можешь вести жалкій образъ жизни. Кстати, ты что намѣренъ дѣлать зимой? Ты, конечно, не останешься здѣсь и не станешь уже писать въ этой... какъ бишь ее... газетѣ?
   -- Мы съ Баррингтономъ намѣрены еще разъ съѣздить за-границу, а тамъ посмотримъ,-- отвѣтилъ Артуръ.
   -- Ты, конечно, отдашь Фэроксъ въ аренду. Хорошая школа, дешевая жизнь, -- чертовски подходящее мѣсто для индійскихъ полковниковъ или для семействъ, желающихъ вести скромную жизнь. Я поговорю объ этомъ въ клубѣ: тамъ бываетъ масса людей, которые не прочь арендовать подобное имѣньице.
   -- Я бы желалъ, чтобы Лаура прожила въ немъ, по крайней мѣрѣ, эту зиму и чтобы она вообще считала его своимъ домомъ,-- отвѣтилъ Артуръ.
   Маіоръ поморщился и сказалъ, что слѣдовало бы, право, завести монастыри для англійскихъ женщинъ, что миссъ Белль напрасно мѣшается въ семейныя дѣла, и что она умретъ съ тоски, живя здѣсь въ одиночествѣ.
   Дѣйствительно, не весело было бы здѣсь бѣдной Лаурѣ, которая не чувствовала себя счастливой и у доктора Портмана, и въ городѣ, гдѣ многое напоминало ей о тяжелой утратѣ. Но старая леди Рокминстеръ, которая въ Лаурѣ души не чаяла, узнавъ о смерти Елены и о возвращеніи Лауры въ деревню, примчалась изъ Баймута, гдѣ она въ то время проживала, и настояла на томъ, чтобы Лаура переѣхала къ ней на полгода, на годъ, на всю жизнь. Марта также должна была сопровождать свою молодую госпожу въ качествѣ горничной.
   Пенъ и Баррингтонъ простились съ ней. Трудно сказать, кто изъ нихъ питалъ къ ней теперь больше любви и уваженія.
   -- Вашъ кузенъ дерзкій и нахальный молодой человѣкъ, милочка; но у него, повидимому, доброе сердце, -- сказала маленькая леди Рокминстеръ, которая никогда не стѣснялась въ своихъ отзывахъ.-- Но мнѣ больше нравится Синяя борода. Скажите правду: онъ touché au coeur? {Влюбленъ.}
   -- М-ръ Баррингтонъ уже давно... обрученъ, -- отвѣтила Лаура, опуская глаза.
   -- Вздоръ, дитя мое! Боже мой! что за прелестный брилліантовый крестикъ! Отчего вы надѣли его съ утра?
   -- Артуръ... мой братъ только что подарилъ мнѣ его. Это... это...
   Она не могла докончить фразы. Карета выѣхала изъ воротъ милаго, дорогого Фэрокса, который столько времени былъ для нея роднымъ домомъ.
   

ГЛАВА XXI.
Старые знакомые.

   Въ великій англійскій праздникъ, когда весь Лондонъ стекается на скачки Дерби, большая часть дѣйствующихъ лицъ, съ которыми мы познакомились на предыдущихъ страницахъ, случайно собралась въ Эпсомѣ. Въ удобной открытой коляскѣ сидѣли м-ссъ Бунгей изъ Патерностерскаго переулка, разодѣтая, точно Соломонъ въ полномъ своемъ блескѣ, и рядомъ съ нею -- скромная м-ссъ Шандонъ, къ которой, съ самаго начала своего знакомства, жена почтеннаго издателя питала неизмѣнную дружбу. Самъ Бунгей, подкрѣпившись сытнымъ завтракомъ, съ такимъ увлеченіемъ предавался благороднымъ удовольствіямъ Дерби, что потъ градомъ катился съ его лысаго черепа. Шандонъ слонялся среди буфетныхъ шатровъ и цыганокъ, а Финуканъ ухаживалъ за обѣими дамами къ которымъ то и дѣло подходили знакомые джентльмены, имѣвшіе сношенія съ издательской фирмой. Въ числѣ другихъ подошелъ г. Стрѣлковъ, который началъ указывать м-ссъ Бунгей, кто присутствуетъ на скачкахъ:-- Вонъ тамъ, вдали -- первый министръ; его высокопревосходительство только что совѣтовалъ Стрѣлкову держать пари за Боракса, но, по его мнѣнію, Баранчикъ имѣетъ больше шансовъ. Стрѣлковъ указывалъ и называлъ м-ссъ Бунгей такое множество герцоговъ и другихъ титулованныхъ особъ, что она пришла въ восхищеніе.
   -- Взгляните на большую трибуну. Видите? Вотъ это сидитъ китайскій посланникъ Фу-че-фу съ мандаринами своей свиты. По пріѣздѣ въ Англію, онъ явился ко мнѣ съ рекомендательнымъ письмомъ отъ генералъ-губернатора Индіи, моего близкаго друга, и нѣкоторое время я, дѣйствительно былъ очень любезенъ съ нимъ и всякій разъ, какъ онъ приходилъ ко мнѣ обѣдать, даже клалъ для него на столъ вмѣсто вилки деревянныя палочки. Но онъ вздумалъ приводить съ собой собственнаго повара, и можете себѣ представить, м-ссъ Бунгей? Однажды меня не было дома, и посланникъ вмѣстѣ съ моей женой ѣли въ саду крыжевникъ, до котораго китайцы большіе охотники. Бездѣльникъ-поваръ, увидѣвъ прелестную болонку моей жены (мы получили ее въ подарокъ отъ самого герцога Мальборо, предку котораго прапрадѣдушка моей жены спасъ жизнь въ битвѣ при Мальплакѣ), схватилъ несчастное животное, перерѣзалъ ему горло, содралъ шкуру и подалъ, понимаете, на столъ въ качествѣ второго блюда.
   -- Боже мой!-- воскликнула м-ссъ Бунгей.
   -- Можете себѣ представить огорченіе моей женѣ, когда она узнала объ этомъ. Только что мы всѣ отвѣдали этого блюда, какъ въ столовую съ воплемъ влетаетъ кухарка и заявляетъ, что нашла на пескѣ шкуру бѣднаго Фидо. Съ тѣхъ поръ жена моя не говоритъ съ посланникомъ, и можете быть увѣрены, что онъ уже больше не обѣдалъ у насъ. Лорду-мэру, который въ этотъ разъ также обѣдалъ у меня, блюдо очень понравилось. Въ самомъ дѣлѣ, когда его ѣшь, знаете, съ зеленымъ горошкомъ, оно замѣчательно напоминаетъ утку.
   -- Не можетъ быть?-- воскликнула изумленная издательша.
   -- Фактъ, даю вамъ слово. А видите эту леди въ голубомъ платьѣ, что сидитъ рядомъ съ посланникомъ? Это леди Фламинго. Говорятъ, она выходитъ за него замужъ и ѣдетъ вмѣстѣ съ нимъ въ Пекинъ. Она теперь нарочно стискиваетъ свои ноги. Но она только искалѣчитъ ихъ и ничего не достигнетъ. У моей жены самая маленькая ножка во всей Англіи, ботинки шестилѣтняго ребенка ей какъ разъ впору. Можете себѣ теперь представить, что такое -- ножка китайской дамы.
   -- А кто это въ каретѣ, около которой стоитъ м-ръ Пенденнисъ?-- спросила м-ссъ Бунгей.-- Онъ только что подходилъ къ намъ съ м-ромъ Баррингтономъ. Какой онъ теперь важный, этотъ м-ръ Пенденнисъ! Впрочемъ, онъ вѣдь вращается, говорятъ, въ самомъ высшемъ обществѣ. Большое наслѣдство получилъ онъ? Я вижу, что онъ еще въ траурѣ.
   -- Тысячу восемьсотъ фунтовъ ежегоднаго дохода отъ имѣнія и двадцать двѣ съ половиною тысячи въ трехпроцентныхъ фондахъ. Что-то около того,-- сказалъ Стрѣлковъ.
   -- Господи, да вы все знаете!-- воскликнула леди изъ книжнаго ряда.
   -- Это объясняется очень просто. Я присутствовалъ при чтеніи завѣщанія покойной м-ссъ Пенденнисъ, -- отвѣтилъ Стрѣлковъ.-- Дядя Пена, маіоръ, почти ничего не дѣлаетъ безъ меня. Знаете, мы сильно побаивались, что наслѣдникъ, пожалуй, начнетъ мотать, и потому мы такъ окрутили его имущество, что теперь онъ ужь не спуститъ его въ трубу... Мое почтеніе, милордъ!.. Знаете, кто это? Вамъ часто приходится читать его рѣчи въ палатѣ: это лордъ Рочестеръ.
   -- Какой тамъ Рочестеръ!-- закричалъ съ козелъ Финуканъ.-- Это Томъ Степльзъ изъ "Утренняго Вѣстника".
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ съ невиннымъ видомъ Стрѣлковъ.-- Вотъ что значитъ близорукость. Честное слово, я принялъ его за Рочестера... Вонъ тотъ джентльменъ съ биноклемъ (новый поклонъ) -- лордъ Джонъ. А высокій, что стоитъ рядомъ съ нимъ, знаете, кто? Сэръ Джемсъ.
   -- Вы знаете ихъ, потому что видите въ палатѣ,-- проворчалъ Финуканъ.
   -- Я знаю ихъ, потому что имѣю честь и удовольствіе считать ихъ въ числѣ своихъ близкихъ друзей,-- отвѣтилъ Стрѣлковъ.-- Взгляните на герцога Гемпшира, вотъ образецъ стариннаго англійскаго джентльмена! Онъ никогда не пропускаетъ Дерби. Стрѣлковъ, -- сказалъ онъ мнѣ еще вчера,-- я былъ на Дерби шестьдесятъ пять разъ! Въ первый разъ я явился сюда мальчишкой, семилѣтнимъ мальчишкой на пѣгомъ конѣ; я пріѣхалъ въ сопровожденіи моего отца, принца Уэльскаго и полковника Подлипальскаго. За всю свою жизнь я пропустилъ только два Дерби: одинъ разъ, когда я заболѣлъ корью въ Итонской школѣ, а другой разъ -- въ годъ Ватерлоо, когда я былъ съ своимъ другомъ Веллингтономъ во Фландріи.
   -- Что это за дамы съ желтымъ и розовымъ зонтиками,-- вонъ тамъ, въ желтой коляскѣ?-- спросила м-ссъ Бунгей.-- Подлѣ нихъ стоитъ м-ръ Пенденнисъ и еще много джентльменовъ.
   -- Это -- леди Клеврингъ, изъ Клеврингъ-Парка, ближайшая сосѣдка моего друга Пенденниса. На козлахъ сидитъ ея сынъ и наслѣдникъ, -- отчаянно пьянъ, бездѣльникъ. А молодая барышня это миссъ Эмори, дочь леди Клеврингъ отъ перваго брака. Она влюблена, какъ кошка, въ моего друга Пенденниса, но я имѣю основанія думать, что его сердце уже занято. Вы слышали о молодомъ м-рѣ Фокерѣ-сынѣ извѣстнаго пивовара? Такъ вотъ, представьте себѣ, онъ хотѣлъ повѣситься изъ-за несчастной любви къ этой миссъ Эмори -- она ему отказала,-- но слуга успѣлъ во-время перерѣзать веревку. Теперь онъ за-границей подъ особымъ надзоромъ.
   -- Какой счастливчикъ этотъ молодой Пенденнисъ!-- вздохнула м-ссъ Бунгей.-- Кто бы могъ думать, три или четыре года тому назадъ, что этотъ скромный и тихій юноша, который обѣдалъ у насъ, будетъ играть такую важную роль! Я читала, что онъ недавно былъ представленъ ко Двору маркизомъ Стейномъ. И вообще вездѣ, гдѣ собирается знать, вы теперь встрѣтите его имя.
   -- Да я самъ ввелъ его во многіе дома, когда онъ въ первый разъ пріѣхалъ въ городъ,-- сказалъ Стрѣлковъ.-- Ну, а его дядя, маіоръ Пенденнисъ, сдѣлалъ для него остальное... Ба! Вотъ и Кобденъ! Я долженъ сказать ему пару словъ. До свиданія, м-ссъ Бунгей. Мое почтеніе, м-ссъ Шандонъ...
   Часомъ раньше на противоположномъ концѣ площади можно было видѣть старую почтовую карету, на ветхой крышѣ которой топала ногами и кричала цѣлая компанія оборвышей, глядѣвшихъ на великое событіе дня -- скачки лошадей по зеленой дорожкѣ при гиканьѣ и воѣ милліона людей. Это была карета Уилера (изъ "Головы Арлекина"), привезшая отборную компанію его гостей, а въ кузовѣ своемъ -- "первостатейную" закуску. Когда скаковыя лошади вихремъ промчались мимо, каждый членъ этой отборной компаніи сталъ выкрикивать имя или цвѣта той лошади, которая, какъ онъ думалъ, или надѣялся, придетъ первой. "Корнетъ!" "Баранчикъ!" "Голубые рукава!" "Желтая шапка!"! "Желтая шапка!" "Желтая шапка!" -- выли господа спортсмены въ ту восхитительную и потрясающую минуту, которая предшествовала исходу скачекъ. Когда же былъ поданъ сигналъ, возвѣстившій, что призъ Дерби выигранъ знаменитою лошадью "Быстроногимъ", одинъ изъ джентльменовъ, стоявшихъ на каретѣ "Головы Арлекина", подпрыгнулъ на крышѣ, словно онъ былъ голубь и собирался летѣть въ Лондонъ или Іоркъ съ новостями.
   Но онъ улетѣлъ не далеко. Поднявшись лишь на нѣсколько дюймовъ надъ своимъ мѣстомъ, онъ тотчасъ же вновь опустился на него, заставивъ крышу старой кареты почувствовать всю силу его радости.
   -- Ура! Ура!-- кричалъ онъ.-- Быстроногій! Ужинъ на десятерыхъ, дружище Уилеръ! Валяй на всѣхъ, и плевать на издержки!
   А джентльмены, стоявшіе на крышѣ кареты -- оборванные хлыщи и сомнительные франты,-- отвѣчали громкимъ хоромъ:-- Благодарю васъ! Поздравляю васъ, полковникъ! Съ удовольствіемъ!-- и шептали другъ другу:-- Полковникъ получитъ полторы тысячи, онъ держалъ пари съ надежнымъ человѣкомъ
   И каждый изъ этихъ грязныхъ щеголей и оборванныхъ франтовъ враждебно глядѣлъ на своего сосѣда, подозрѣвая его въ желаніи увести полковника въ уединенное мѣсто и попросить у него денегъ взаймы. Такимъ образомъ всю остальную часть дня счастливый побѣдитель ни на минуту не оставался одинъ, до того неусыпно его друзья слѣдили за нимъ и другъ за другомъ.
   Въ другой части площади вы могли бы замѣтить экипажъ болѣе скромный, если не болѣе ветхій, чемъ та карета, которая привезла отборную компанію изъ "Головы Арлекина". Это былъ кэбъ No2002, въ которомъ пріѣхали изъ Стренда джентльменъ и двѣ дамы. Одна изъ этихъ дамъ, сидѣвшая на козлахъ и вмѣстѣ съ своими спутниками наслаждавшаяся салатомъ изъ омаровъ и горькимъ элемъ, отличалась такой свѣжестью и миловидностью, что не одинъ изъ блестящихъ молодыхъ денди, бродившихъ по ипподрому и развлекавшихся азартной игрой, или бесѣдовавшихъ съ роскошно одѣтыми дамами въ роскошныхъ коляскахъ, забывалъ всѣ эти прелести, при видѣ этой улыбки и розоваго личика. Дыханіе молодости и веселья зарумянили щеки дѣвушки и, точно золотистыя облачка на ясномъ небѣ, играли на ея миловидномъ лицѣ.
   Щеки старшей дамы, ея матери, были также красны, но она скорѣе напоминала многолѣтнюю пеструю розу, цвѣтъ которой сгущался, по мѣрѣ того, какъ она вбирала оживляющую влагу изъ стакановъ съ пивомъ и грогомъ, пока, въ концѣ концовъ, ея лицо не приняло яркой окраски уничтожаемыхъ ею омаровъ.
   Молодой человѣкъ, сопровождавшій этихъ дамъ, необыкновенно дѣятельно ухаживалъ за ними,-- и не только на самомъ ипподромѣ, но и по дорогѣ сюда. Шутки его не замолкали ни на минуту. Онъ обращалъ смѣлыя замѣчанія рѣшительно ко всѣмъ, начиная отъ громадныхъ экипажей, наполненныхъ важными и сосредоточенными офицерами, и кончая какой-нибудь скромной запряженной осликомъ одноколкой, въ которой мусорщикъ Бобъ везъ на скачки свою жену Молли; онъ пускалъ цѣлые залпы остротъ въ ряды улыбающихся школьницъ, въ маленькіе полки мальчиковъ, кричавшихъ "ура" изъ-за рѣшетокъ своихъ классическихъ и коммерческихъ училищъ, и во всѣ встрѣчныя окна, откуда выглядывали улыбающіяся служанки, няньки съ дѣтьми на рукахъ или скромныя старыя дѣвы съ постными физіономіями. И какъ хорошенькая дѣвушка въ соломенной шляпкѣ съ розовыми лентами, такъ и ея мамаша, пожиравшая несмѣтное количество омаровъ, соглашались, что съ м-ромъ Сэмомъ никою не можетъ сравниться, когда онъ въ духѣ. Онъ нагрузилъ кэбъ всевозможными трофеями, подушками для булавокъ, ваньками-встаньками, маленькими солдатиками и другими игрушками. Онъ привелъ цыганку съ смуглымъ ребенкомъ на рукахъ, для того, чтобы она предсказала судьбу дамамъ, и единственное облачко на мгновеніе затмило яркое веселье, когда гадалка сказала молодой дѣвушкѣ, что ей слѣдовало остерегаться блоидина, который ей измѣнилъ, что она была больна, и что брюнетъ останется ей вѣрнымъ. При этихъ словахъ дѣвушка пришла въ крайнее смущеніе, а мать и молодой человѣкъ обмѣнялись многозначительи мми взглядами, хотя гадалка, быть можетъ, тѣ же слова повторяла сегодня сотнѣ другихъ лицъ.
   Одинъ изъ нашихъ знакомыхъ молодыхъ людей одиноко блуждалъ среди толпы и экипажей, замѣчая, по своему обыкновенію, всѣ событія и типы, представляемые оживленной сценой скачекъ, и неожиданно натолкнулся на кэбъ No 2002 и маленькую группу, расположившуюся подлѣ него. Едва онъ бросилъ взглядъ на сидѣвшую на козлахъ молодую дѣвушку, какъ она вздрогнула и поблѣднѣла. Ея мать сдѣлалась еще болѣе красной, а веселый и ликующій мистеръ Сэмъ тотчасъ принялъ мрачный и подозрительный видъ и свирѣпо перевелъ свой взоръ съ Фанни Болтъ (которую читатель, безъ сомнѣнія, узналъ) на Артура Пенденниса, приближавшагося къ ней.
   Когда Артуръ увидѣлъ м-ра Самюэля Гекстера въ обществѣ своихъ старыхъ знакомыхъ, онъ также нахмурился и подозрительно посмотрѣлъ на нихъ. Но это подозрѣніе вызывалось лишь нравственнымъ чувствомъ и говорило, если хотите, даже къ чести м-ра Артура. Такое же подозрѣніе возникаетъ, напримѣръ, у м-ссъ Линксъ, всякій разъ, когда она видитъ м-ра Брауна и м-ссъ Джонсъ, увлеченныхъ бесѣдой, или когда она замѣчаетъ два или три раза м-ссъ Лемъ въ нарядной оперной ложѣ. Правда, можетъ быть, и нѣтъ никакой бѣды въ томъ, что м-ръ Б разговариваетъ съ м-ссъ Д.; точно также и м-ссъ Лемъ можетъ совершенно честнымъ путемъ получить оперную ложу (хотя, какъ извѣстно, она не настолько богата), но такая моралистка, какъ м-ссъ Линксъ, все же имѣетъ право немного тревожиться на всякій случай. Такъ и Артура, безъ сомнѣнія, нельзя обвинить за то, что онъ принялъ такой суровый видъ.
   Сердце Фанни сильно забилось. Кулакъ Гекстера, находившійся въ карманѣ его пальто, невольно сжался, точно вооружившись въ своей засадѣ. М-ссъ Болтъ начала говорить изо всѣхъ силъ и съ удивительнымъ оживленіемъ: Боже; какъ она счастлива, что видитъ м-ра Пенденниса, и какой у него прекрасный видъ! За минуту передъ тѣмъ они какъ разъ говорили о немъ. Не правда-ли, Фанни? Ну, если таковы эти знаменитыя эпсомскія скачки, о которыхъ такъ много говорятъ, то она ничего не имѣетъ, чтобы больше ихъ никогда но видѣть. Какъ поживаетъ маіоръ Пенденнисъ и тотъ добрый м-ръ Баррингтонъ, который принесъ имъ поклонъ отъ м-ра Пенденниса? Она никогда не забудетъ благодѣянія мистера П., никогда. Какой высокій -- этотъ м-ръ Баррингтонъ: онъ чуть было не разбилъ себѣ голову, когда проходилъ черезъ ихъ двери. Помнитъ-ли Фанни, какъ м-ръ Баррингтонъ ударился головой?
   Можете себѣ представить, сколько разнообразныхъ мыслей пробѣжало въ это время въ головкѣ Фанни. Сколько счастливыхъ минутъ, печальныхъ, тоскливыхъ дней, одинокихъ слезъ и робкихъ утѣшеній припомнила она. Какое мученіе испытала бѣдная Фанни при мысли о томъ, какъ сильно она его любила когда-то и какъ мало она его любитъ теперь. Вотъ стоитъ передъ нею тотъ, изъ-за котораго она собиралась умереть десять мѣсяцевъ тому назадъ,-- важный, нахмуренный, съ чернымъ крепомъ на своей бѣлой шляпѣ и агатовыми запонками въ манишкѣ, съ весеннимъ цвѣткомъ въ петличкѣ, полученнымъ, вѣроятно, отъ какой-нибудь дамы, въ туго обтянутыхъ перчаткахъ съ черными швами и съ маленькой тросточкой въ рукахъ. У м-ра Гекстера нѣтъ перчатокъ, онъ носитъ большіе сапоги съ кисточками и вѣчно пахнетъ табакомъ. Да и вообще у него такой видъ, да, совершенно такой видъ, какъ будто ведро воды было бы для него теперь очень полезно. Всѣ эти мысли, и тысяча другихъ, промчались въ головѣ Фанни, пока тараторила ея мамаша. Дѣвушка изъ подлобья оглядѣла Пена, оглядѣла его съ головы до ногъ, отъ красной полосы, обозначившейся на его бѣломъ лбу, когда онъ снялъ свою шляпу (его чудные-чудные волосы вновь отросли) до брелоковъ на его цѣпочкѣ, кольца на его рукѣ, выдававшагося подъ перчаткой, изящныхъ лакированныхъ сапогъ, такъ мало похожихъ на сапожищи Сэма. Когда ея дрожащая рука отвѣтила на пожатіе его лайковой перчатки, и мать, наконецъ, окончила свою длинную, запутанную рѣчь, дѣвушка могла только произнести:
   -- Это -- м-ръ Самюэль Гекстеръ, котораго вы, кажется, знаете, сэръ. М-ръ Самюэль, вы тоже знаете м-ра Пенденниса и... Не угодно-ли вамъ чего-нибудь закусить?
   Этихъ прерывающихся словъ было достаточно, чтобы Пенъ, къ своему облегченію, избавился отъ возникшихъ было у него подозрѣній и, можетъ быть, почувствовалъ себя свободнымъ отъ всякихъ укоровъ совѣсти. Чело принца Фэрокскаго прояснилось и его высочество изволилъ привѣтливо улыбнуться.
   -- Мнѣ очень хочется пить,-- сказалъ онъ,-- и я съ удовольствіемъ выпью за ваше здоровье, Фанни. Надѣюсь, что м-ръ Гекстеръ проститъ меня за то, что я въ прошлый разъ такъ грубо обошелся съ нимъ: я былъ такъ боленъ и разстроенъ, что положительно не сознавалъ своихъ словъ.
   При этомъ правая перчатка протянулась въ знакъ примиренія къ Гекстеру. Грязный кулакъ въ карманѣ вынужденъ былъ разжаться и выйти обезоруженнымъ изъ своей засады. Подавая руку Пену, бѣдняга самъ почувствовалъ, какъ она горяча и какъ грязна: онъ видѣлъ, что она оставила черные слѣды на перчаткѣ Пена. Ему хотѣлось снова сжать свой кулакъ и ударить имъ этого сіяющаго франта по лицу; пусть тогда всѣ, и Фанни, и вся Англія, увидятъ, кто изъ нихъ лучше: Сэмъ Гекстеръ, практикантъ больницы Св. Варѳоломея, или этотъ зубоскалъ?
   Пенъ взялъ стаканъ,-- ему было все равно, что въ немъ, онъ доволенъ ужь и тѣмъ, что пьетъ послѣ дамъ,-- наполнилъ его пѣнистымъ теплымъ пивомъ и, выпивъ за здоровье присутствующихъ, заявилъ, что напитокъ превосходенъ. Между тѣмъ какъ онъ пилъ и разговаривалъ такимъ привѣтливымъ образомъ, мимо него прошла молодая дама въ сизомъ платьѣ и прелестнѣйшихъ сизыхъ ботинкахъ, какія когда-либо ступали по землѣ, съ бѣлымъ зонтикомъ въ розовыхъ полоскахъ. Ее велъ подъ руку статный мужчина съ большими офицерскими усами.
   Проходя мимо Пена, молодая особа бросила на него злобный взглядъ и сжала свой маленькій кулачекъ, а господинъ съ офицерскими усами весело засмѣялся и снялъ шляпу передъ дамами кэба No 2092. Нужно было вамъ видѣть, какими глазами Фанни Болтъ посмотрѣла на эту молодую леди. Но едва Гекстеръ уловилъ направленіе ея взора, какъ она перестала слѣдить за сизой нимфой и взглянула Сэму Гекстеру прямо въ глаза съ самымъ невиннымъ и добродушнымъ видомъ.
   -- Что за красавица!-- сказала она.-- Какое прелестное платье! Замѣтили вы, м-ръ Сэмъ, какая у нея маленькая-маленькая ручка? Съ нею капитанъ Стронгъ, -- сказала м-ссъ Болтъ.-- Но кто она такая, желала бы я знать.
   -- Это моя сосѣдка по имѣнію, миссъ Эмори,-- отвѣтилъ Артуръ,-- дочь леди Клеврингъ. Ея мужа вы часто видите въ вашемъ подворьѣ.
   Въ одну минуту въ воображеніи Фанни сложился прелестный романъ въ трехъ томахъ: любовь -- измѣна -- блестящая свадьба въ церкви С. Джорджа -- несчастная дѣвушка. Но Сэмъ Гекстеръ не былъ героемъ этого романа, -- бѣдный Сэмъ, который тѣмъ временемъ вытащилъ первосортную гаванскую сигару и сталъ курить у Фанни подъ носикомъ.
   Когда этотъ нахальный франтъ Пенденнисъ ушелъ отъ нихъ, солнце казалось Сэму Гекстеру менѣе яркимъ, небо менѣе голубымъ, пиво нагрѣлось и потеряло свой вкусъ, весь свѣтъ перемѣнился. Въ карманахъ кэба онъ припасъ оловянныя хлопушки и немного гороха для увеселенія дамъ на обратномъ пути. Но теперь, возвращаясь въ городъ, онъ не прикасался къ этимъ игрушкамъ и даже совсѣмъ забылъ объ ихъ существованіи, пока какой-то другой шалунъ не выпустилъ цѣлаго заряда въ его печальное лицо. Лишь тогда онъ, издавши нѣсколько восклицаній, выражавшихъ сильную степень удивленія, разразился дикимъ, сардоническимъ хохотомъ.
   Зато Фанни всю дорогу была очаровательна. Она улыбалась, строила глазки, ластилась, какъ кошечка. Она звонко смѣялась; она восхищалась всѣмъ. Она вынула ваньку-встаньку и была такъ благодарна Сэму. А когда они пріѣхали домой и м-ръ Гекстеръ, съ тѣмъ же мрачнымъ выраженіемъ лица, холодно попрощался съ нею, она залилась слезами и сказала, что онъ гадкій, злой человѣкъ.
   Тутъ, въ порывѣ чувства, почти столь же бурномъ, молодой врачъ обнялъ дѣвушку, поклялся, что она -- ангелъ, а онъ -- ревнивая скотина; сознался, что онъ недостоинъ ея и не имѣетъ никакого нрава ревновать къ Пенденнису, просилъ ее, умолялъ повторить еще разъ, что она...
   Что, что? Но конецъ этой просьбы и отвѣтъ Фанни были произнесены губами, которыя находились такъ близко другъ къ другу, что посторонній не разслышалъ бы ни слова. М-ссъ Болтъ, съ своей стороны, заявила:
   -- Пожалуйста, м-ръ Гекстеръ, безъ глупостей, прошу васъ, и мое мнѣніе, что вы злое созданіе и поступили съ Фаипи жестоко, да!
   Оставивъ кэбъ No 2002, Артуръ направился къ коляскѣ, куда, подъ охрану матери, возвратился сизый авторъ "Мes Larmes". Неутомимый маіоръ Пенденнисъ уже занималъ своимъ разговоромъ леди Клеврингъ, помѣстившись на передней скамейкѣ коляски, между тѣмъ какъ на козлахъ возсѣдала юная надежда дома Клевринговъ, подъ охраной капитана Стронга.
   Множество денди и великосвѣтскихъ кавалеровъ средней руки -- молодыхъ офицеровъ и чиновниковъ, однимъ словомъ, такихъ, которые скорѣе могутъ быть названы мужскими, нежели дамскими кавалерами,-- подходили къ коляскѣ и, обмѣнявшись нѣсколькими словами съ леди Клеврингъ, пускались въ разговоръ съ миссъ Эмори. Они предлагали ей держать съ ними пари и обмѣнивались съ нею довольно непринужденными замѣчаніями и многозначительными намеками. Они указывали ей, кто присутствуетъ на скачкахъ, хотя въ числѣ этихъ лицъ не всегда были такія, о которыхъ молодой дѣвушкѣ слѣдовало бы знать.
   Пену пришлось протиснуться сквозь толпу этихъ кавалеровъ, чтобы подойти къ миссъ Эмори, которая, увидѣвъ его, начала любезно кивать ему толовой.
   -- Jе l'ai vuе,-- сказала она.-- Elle а de bien beaux yeux; vous êtes un monstre! (Я видѣла ее. У нея прекрасные глаза; вы чудовище!)
   -- Сейчасъ и "чудовище"!-- воскликнулъ Пенъ со смѣхомъ.-- Ноni soit qui mal y реnsе {"Да будетъ стыдно тому, кто дурно объ этомъ подумаетъ" (девизъ ордена Подвязки и національнаго герба англичанъ).}. Повѣрьте, что эта юная дѣвица защищена не хуже всякой другой. Съ одной стороны у нея мамаша, съ другой -- женихъ. Что можетъ грозить дѣвушкѣ при такихъ сторожахъ?
   -- Никогда нельзя знать, что можетъ случиться,-- отвѣчала миссъ Бланшъ по французски, -- если только у нея есть умъ, и ее преслѣдуетъ такое злое чудовище, какъ вы. Представьте себѣ, маіоръ, я только что видѣла вашего племянника подлѣ наемнаго кэба, въ обществѣ двухъ дамъ и джентльмена -- но Боже! какого джентльмена: онъ ѣлъ салатъ изъ омаровъ и такъ смѣялся, такъ смѣялся!
   -- Я что-то не замѣтилъ, чтобы онъ смѣялся,-- сказалъ Пенъ.-- Что же касается омаровъ, то онъ, кажется, охотно съѣлъ бы меня послѣ омаровъ. Онъ пожалъ мнѣ руку и такъ сдавилъ ее, что моя перчатка обратилась въ порошокъ. Это молодой врачъ. Онъ изъ Клевринга. Вы никогда не видѣли позолоченнаго пестика и ступки на Высокой улицѣ?
   -- Не приглашайте его, когда заболѣете,-- продолжала миссъ Эмори.-- Онъ васъ отправитъ на тотъ свѣтъ. Впрочемъ, онъ будетъ правъ, потому что вы чудовище!
   Постоянное повтореніе слова "чудовище" рѣзало слухъ Пена.
   "Ужь слишкомъ легкомысленно она говоритъ объ этихъ вещахъ,-- подумалъ онъ.-- Если бы я дѣйствительно былъ чудовищемъ, какъ она меня называетъ, она была бы со мною не менѣе любезна. Не такъ слѣдовало бы говорить и думать англійской женщинѣ. Лаура, слава Богу, никогда не станетъ говорить такъ". При этой мысли его лицо затуманилось.
   -- О чемъ вы задумались?-- спрашивала Бланшъ.-- Неужели вы дуетесь на меня за мои слова? Маіоръ, побраните вашего злого племянника. Онъ меня совсѣмъ не занимаетъ. Онъ такъ же bête, какъ и капитанъ Кракенбери.
   -- Что вы сказали обо мнѣ, миссъ Эмори?-- спросилъ офицеръ ухмыляясь.-- Если что-нибудь лестное, то скажите по англійски, потому что я не понимаю по французски, когда говорятъ такъ чертовски скоро.
   -- Ничего лестнаго, Кракъ,-- сказалъ ему товарищъ капитанъ Клинкеръ.-- Идемъ, брать, отсюда и не будемъ имъ мѣшать. Пенденнисъ, говорятъ, влюбленъ въ нее.
   -- Говорятъ, онъ дьявольски -- уменъ,-- вздохнулъ Кракенбюри.-- Леди Віолетъ Лебасъ сказала, что онъ дьявольски-уменъ. Онъ написалъ книгу, поэму и что-то въ этомъ родѣ. Кромѣ того, онъ пишетъ дьявольски-умныя статьи въ этихъ... газетахъ. Эхъ, желалъ бы и я быть умнымъ малымъ, Клинкеръ!
   -- Поздно жалѣть объ этомъ, Кракъ, -- отвѣтилъ другой.-- Я не напишу книги, но на скачкахъ, смѣю думать, маху не дамъ. Что за простецъ этотъ Клеврингъ! А бегума? Мнѣ нравится она. Она въ десять разъ лучше своей дочери. Какъ обрадовалась старуха, что выиграла въ лоттерею!
   -- Послушай, у Клевринга деньги вѣрныя?-- спросилъ капитанъ Кракенбери.
   -- Надо полагать,-- отвѣтилъ его другъ.
   До конца скачекъ еще много знакомыхъ подходило къ каретѣ леди Клеврингъ и болтали съ сидѣвшими въ ней зрителями. Леди Клеврингъ была въ особенно веселомъ и добродушномъ настроеніи, безъ умолка смѣялась и болтала, угощая всѣхъ приходящихъ, пока обширные запасы въ корзинахъ и бутылкахъ не пришли къ концу, а ея слуги и кучера не выбились изъ силъ, какъ это обыкновенно бываетъ съ слугами и кучерами въ день Дерби.
   Отъ вниманія маіора не ускользнуло, что нѣкоторые изъ знакомыхъ бросали довольно странные и многозначительное взгляды на леди Клеврингъ. "Какъ легко она переноситъ это"! прошепталъ одинъ на ухо другому. "Что же, у нея денегъ куры не клюютъ",-- отвѣтилъ тотъ. "Что такое она переноситъ легко?" -- думалъ про себя старый Пенденнисъ.-- "Развѣ кто проигралъ деньги?" Леди Клеврингъ еще утромъ заявила, что она счастлива, потому что сэръ Фрэнсисъ обѣщалъ ей не играть на скачкахъ.
   М-ръ Уэльборъ, сосѣдъ Клевринговъ по имѣнію, прошелъ мимо коляски, но бегума окликнула его и стала журить, что онъ не поздоровался съ нею. "Отчего онъ раньше не подошелъ? Почему онъ не пришелъ закусить?" Какъ и всѣмъ, бегума сообщила ему свою радость, что она выиграла пять фунтовъ въ лоттерею. Услышавъ это, м-ръ Уэльборъ бросилъ на нее такой хитрый и въ то же время сострадательный взглядъ, что маіоръ Пенденнисъ не на шутку встревожился и сказалъ ей, что пойдетъ посмотрѣть, почему эти мерзавцы-кучера такъ долго возятся съ лошадьми. Когда онъ вернулся назадъ, его обыкновенно привѣтливое и улыбающееся лицо было подернуто грустью.
   -- Что это съ вами? участливо спросила бегума, но маіоръ сослался на головную боль.
   Вскорѣ коляска покатилась съ ипподрома, занимая не послѣднее мѣсто въ ряду многочисленныхъ блестящихъ экипажей, возвращавшихся въ Лондонъ. Пьяные кучера сломя голову мчалисъ по рыхлой дорогѣ, вызывая удивленіе пѣшеходовъ, ироническіе возгласы съ маленькихъ телѣжекъ, запряженныхъ ослами, и энергическія порицанія со стороны одноконныхъ извозчиковъ, съ которыми сталкивались безпечные ямщики. Бегума добродушно глядѣла вокругъ, развалившись на подушкахъ экипажа, обворожительная Сильфида улыбалась томной и изящной улыбкой. Скромные дѣловые люди, тащившіеся съ своими семьями на извозчикахъ, денди средней руки, трусившіе домой на своихъ изморенныхъ наемныхъ клячахъ, восхищались этимъ роскошнымъ ландо и думали, безъ сомнѣнія, о томъ, какъ счастливы эти "богачи". Стронгъ попрежнему сидѣлъ на козлахъ, повелительно покрикивая на кучеровъ и толпу. Мастэръ Френкъ помѣстился внутри экипажа и предался подлѣ маіора отдохновенію, усыпленный обильнымъ количествомъ пищи и шампанскаго.
   Маіоръ продолжалъ думать о томъ извѣстіи, которое такъ озаботило его. "Если сэръ Френсисъ будетъ продолжать такимъ образомъ,-- думалъ онъ,-- то этотъ пьяный шалопай останется такимъ же банкротомъ, какъ его отецъ и дѣдъ. Состояніе бегумы не выдержитъ такихъ кровопусканій, никакое состояніе не выдержитъ. Вѣдь она платила его долги ужь не разъ. Еще нѣсколько скаковыхъ сезоновъ и подобныхъ сюрпризовъ -- и конецъ".
   -- Нельзя-ли было бы устроить скачки въ Клеврингѣ, мама?-- спросила миссъ Эмори.-- Слѣдовало бы ихъ тамъ опять завести. Вѣдь тамъ когда-то бывали скачки,-- въ доброе старое время. Это наша національная забава. Можно бы вмѣстѣ съ тѣмъ дать балъ, устроить танцы для арендаторовъ, въ паркѣ -- деревенскія забавы. Это было бы очаровательно.
   -- Расчудесно,-- сказала мама.-- Какъ вы думаете, маіоръ?
   -- Скачки -- очень дорогая забава, сударыня, -- отвѣтилъ маіоръ съ такимъ печальнымъ видомъ, что бегума напустилась на него и со смѣхомъ спросила, ужь не проигрался-ли онъ на скачкахъ.
   Проспавъ около часа, наслѣдникъ дома началъ обнаруживать признаки пробужденія, прохаживаясь своими молодыми руками по лицу маіора, а ноги положивъ на колѣни сестры, сидѣвшей напротивъ. Придя, наконецъ, въ полное сознаніе, милый юноша началъ бойкій разговоръ.
   -- Знаешь, мама, я сегодня тоже ходилъ туда, ей-Богу.
   -- Куда это, Френки?
   -- Сколько будетъ семнадцать полкронъ? Два фунта и полкроны? Мы устроили лоттерею, и мнѣ попался Бораксъ, но Леггать уступилъ мнѣ Быстроногаго и Смѣльчака за два пирожныхъ и бутылку инбирнаго пива.
   -- Ахъ, ты, негодный мальчишка! Тебѣ не стыдно начинать такъ рано?-- воскликнула миссъ Эмори.
   -- Прикусите, пожалуйста, язычекъ, миссъ! У васъ позволенія никто не станетъ спрашивать!-- отвѣтилъ братъ.-- Знаешь, мама?
   -- Ну, сыночекъ?
   -- Все равно, ты будешь меня бить, когда мы пріѣдемъ домой,-- и онъ расхохотался.-- Я хочу тебѣ что-то сказать. Можно?
   Бегума изъявила согласіе, и сынъ продолжалъ:
   -- Когда мы съ Стронгомъ подошли послѣ скачекъ къ большой трибунѣ, и я разговаривалъ съ Леггатомъ, который тоже подошелъ съ своимъ гувернеромъ,-- смотрю, папа стоитъ сердитый, какъ медвѣдь. И знаешь, мама, Леггатъ мнѣ сказалъ, что папа проигралъ семь тысячъ на фаворитѣ. Я никогда не буду играть на фаворитѣ, когда буду большимъ. О, нѣтъ, чортъ меня возьми, если я это сдѣлаю... Да, оставьте меня, Стронгъ, что вы меня все дергаете!
   -- Капитанъ Стронгъ! Капитанъ Стронгъ! Правда это?-- вскричала несчастная бегума.-- Сэръ Френсисъ опять игралъ? Вѣдь онъ обѣщалъ мнѣ не играть! Онъ далъ мнѣ честное слово, что не будетъ играть!
   Стронгъ услышалъ съ козелъ слова молодого Клевринга, но напрасно пытался остановить его неумѣстную разговорчивость.
   -- Боюсь, что это правда,-- отвѣтилъ онъ, оборачиваясь.-- Мнѣ это такъ же грустно, какъ и вамъ. Онъ и мнѣ далъ такое же обѣщаніе. Но игра для него слишкомъ сильное искушеніе, онъ не можетъ удержаться.
   Леди Клеврингъ залилась слезами. Она оплакивала свою горестную судьбу и называла себя несчастнѣйшею изъ женщинъ. Она заявила, что разведется и не будетъ платить долговъ этого неблагодарнаго человѣка. Слезы лились ручьями по ея щекамъ, между тѣмъ какъ она разсказывала, сколько разъ мужъ обманывалъ ее, а она все-таки выручала его. Юная опора дома думала о своихъ двухъ гинеяхъ, выигранныхъ на скачкахъ, а маіоръ тревожно спрашивалъ себя, не лучше-ли отказаться отъ тѣхъ плановъ, которые онъ себѣ намѣтилъ. Блестящая коляска, наконецъ, подъѣхала къ дому бегумы на Гросвенорской площади, гдѣ собрались зѣваки и уличные мальчишки, для того, чтобы, по обыкновенію, присутствовать при окончаніи дня Дерби, встрѣтивъ коляску рукоплесканіями и завидуя счастливцамъ, которые пріѣхали въ ней.
   -- И ради сына этого человѣка меня сдѣлали нищей! съ гнѣвною дрожью произнесла Бланшъ, взбираясь на лѣстницу подъ руку съ маіоромъ.-- Ради этого обманщика, негодяя, лгуна, грабителя!
   -- Успокойтесь, милая миссъ Бланшъ,-- отвѣтилъ старикъ.-- Прошу васъ, успокойтесь. Ваша судьба тяжела, крайне несправедлива. Но помните, что вы имѣете во мнѣ друга, и повѣрьте, я постараюсь быть вамъ полезнымъ.
   Молодая дѣвушка и наслѣдникъ дома Клевринговъ вскорѣ удалились спать, а остальные трое пріѣхавшихъ со скачекъ еще долго совѣщались другъ съ другомъ.
   

ГЛАВА XXII.
Объясненіе.

   Со времени печальнаго событія, описаннаго выше, прошелъ, какъ видитъ читатель, почти цѣлый годъ. Черный фракъ Артура долженъ скоро смѣниться голубыми. Во всей его особѣ произошли другія болѣе пріятныя и достопримѣчательныя перемѣны. Парикъ выброшенъ, а волосы, хотя не такіе густые, какъ раньше, снова показались на свѣтъ Божій. Онъ имѣлъ честь быть представленнымъ ко Двору маркизомъ Стейномъ въ мундирѣ корнета Клеврингскаго отряда --ской милиціи.
   Это произошло по энергическому настоянію дяди Артура. Маіоръ и слышать не хотѣлъ о томъ, чтобы еще одинъ годъ прошелъ безъ этой церемоніи, необходимой для истиннаго джентльмена. Старикъ совѣтовалъ своему племяннику перейти теперь въ какой-нибудь болѣе аристократическій клубъ и повсюду жаловался на свое разочарованіе по поводу того, что наслѣдство молодого человѣка оказалось совсѣмъ не такимъ большимъ, какъ онъ ожидалъ, и не достигаетъ полуторы тысячъ въ годъ.
   Такова цифра, которою стало оцѣниваться имущество Пенденниса въ свѣтѣ,-- гдѣ издатели относятся къ нему съ большимъ противъ прежняго уваженіемъ, и даже маменьки проявляютъ къ нему значительную любезность. Въ самомъ дѣлѣ, если ихъ милыя дочери должны выйти замужъ за людей различнаго положенія, то во всякомъ случаѣ, онъ имѣетъ большія преимущества среди простыхъ смертныхъ: если блестящая и очаровательная Мира можетъ подцѣпить графа, то бѣдной маленькой Беатрисѣ, у которой одно плечо выше другого, приходится мѣтить не такъ далеко, а въ такомъ случаѣ почему ей не избрать своей опорой м-ра Пенденниса? Вотъ почему, въ первую же зиму, какъ онъ наслѣдовалъ имущество матери, м-съ Гоксби нашла полезнымъ для своей Беатрисы учиться билліардной игрѣ у м-ра Пенденниса и позволяла ей кататься на пони не иначе, какъ подъ его охраной, потому что онъ занимался литературой, и ея Беатриса также занималась литературой. Впослѣдствіи заботливая мамаша жаловалась, что этотъ молодой человѣкъ, подстрекаемый своимъ безстыднымъ старымъ дядей, самымъ ужаснымъ образомъ насмѣялся надъ чувствами Беатрисы. Истина, однако, заключается въ томъ, что этотъ старый дядя, отлично знавшій, какъ энергично расправляется м-ссъ Гоксби съ неосторожными молодыми людьми, пріѣхалъ сюда и вырвалъ Артура изъ ея пасти, хотя и не спасъ отъ ея языка. Старшій Пенденнисъ выразилъ желаніе, чтобы его племянникъ провелъ часть Рождества въ Клеврингѣ, куда уже возвратилась семья баронета. Но Артуръ отказался: Клеврингъ находился слишкомъ близко къ старому Фэроксу, а послѣдній все еще былъ для молодого человѣка полонъ печальныхъ воспоминаній.
   Мы потеряли изъ вида также и Клевринговъ, послѣ ихъ появленія на Эпсомскихъ скачкахъ, и должны теперь дать о нихъ короткій отчетъ за истекшее время. Въ теченіе этого года свѣтъ не очень ласково обходился съ этимъ семействомъ. Леди Клеврингъ, одна изъ добрѣйшихъ женщинъ, какая когда-либо наслаждалась хорошимъ обѣдомъ, или дѣлала грамматическія ошибки, безпрестанно портила свое настроеніе и свой аппетитъ семейными непріятностями и ссорами, подъ вліяніемъ которыхъ издѣлія лучшаго французскаго повара теряли для нея всякую привлекательность, а самая мягкая подушка не давала ей спокойнаго сна.-- Я бы съ большимъ удовольствіемъ ѣла рѣпу, чѣмъ всѣ эти ананасы и мускатный виноградъ,-- говорила за обѣдомъ бѣдная леди Клеврингъ, повѣряя горе своему вѣрному другу Стронгу,-- если бы только мнѣ дали спокойно поѣсть. Ахъ! я гораздо была счастливѣе, будучи вдовой и не имѣя еще этихъ денегъ.
   Семейство Клевринговъ, дѣйствительно, неудачно дебютировало въ свѣтѣ и не достигло ни положенія, ни благодарности со стороны людей, которымъ они оказывали свое гостепріимство. Первый сезонъ, проведенный ими въ Лондонѣ, сопровождался сомнительнымъ успѣхомъ; на второй -- ихъ паденіе было очевидно. "Ни у кого не хватитъ терпѣнія съ сэромъ Френсисомъ Клеврингомъ, -- говорили люди.-- Онъ слишкомъ низокъ, слишкомъ глупъ и слишкомъ скомпрометированъ. Трудно сказать, почему, но на всемъ этомъ семействѣ лежитъ какое-то пятно. Кто такая эта бегума, съ деньгами, но безъ грамматики? Откуда она явилась? Что это за самоувѣренное, необыкновенное созданіе -- ея дочь, съ своими французскими ужимками и бойкими замашками, съ которой непристойно водить знакомство благовоспитаннымъ англійскимъ дѣвицамъ? Что за странный народъ собирается у нихъ? Сэръ Френсисъ Клеврингъ -- игрокъ, проводящій свое время въ обществѣ плутовъ и негодяевъ. Клинкеръ, его товарищъ по полку, увѣряетъ, что онъ не только отъявленный трусъ, но и шуллеръ. Нельзя рѣшительно понять, что такое могла найти въ этихъ Клеврингахъ леди Рокминстеръ! Но если леди Рокминстеръ что-нибудь и нашла въ нихъ, то на слѣдующій годъ она это потеряла. Знатныя дамы перестали пускать къ нимъ своихъ дочерей; молодые люди, посѣщавшіе ихъ, вели себя съ необыкновенной развязностью и какою-то обидной фамильярностью; бѣдная леди Клеврингъ сама признавалась, что ей приходится допускать въ свою гостиную всякій "сбродъ", потому что у нея не хотятъ бывать порядочные люди.
   Бѣдняжка, не отличавшаяся ни высокомѣріемъ, ни самомнѣніемъ, вовсе не питала враждебныхъ чувствъ къ этому сброду и не считала себя лучше другихъ, но она слѣпо усвоила правила, которыя внушили ей, при вступленіи въ общество, ея свѣтскія крестныя матери: она желала вести знакомство съ тѣми, съ кѣмъ онѣ вели знакомство и приглашать къ себѣ тѣхъ, кого онѣ приглашали. Въ сущности, этотъ "сбродъ" былъ гораздо пріятнѣе, чѣмъ такъ называемое общество, но, какъ уже сказано выше, оставить любимую женщину легко, быть же покинутымъ ею -- тяжело; точно такъ же, вы безъ особенныхъ страданій, или даже съ чувствомъ облегченія, можете отказаться отъ общества, но никогда не примиритесь, если общество откажется отъ васъ.
   Во всякомъ случаѣ, одинъ изъ свѣтскихъ молодыхъ людей долженъ былъ остаться -- и, дѣйствительно, остался -- вѣрнымъ среди вѣроломныхъ это былъ Гарри Фокеръ. Къ несчастью, онъ не велъ себя съ достаточнымъ благоразуміемъ, и его злополучная страсть, которую онъ сначала довѣрилъ Пену, сдѣлалась предметомъ городскихъ толковъ и насмѣшекъ, дошла до ушей его слабохарактерной и нѣжной маменьки и, въ концѣ концовъ, стала извѣстной лысому и неумолимому Фокеру-старшему. Между нимъ и его сыномъ произошла бурная сцена, которая окончилась изгнаніемъ бѣднаго молодого человѣка изъ Англіи, съ категорическимъ приказаніемъ по истеченіи года возвратиться назадъ и вступить въ бракъ съ кузиной, или же удалиться изъ семьи съ тремя стами фунтовъ въ годъ, съ тѣмъ, чтобы никогда болѣе не видать ни отца, ни пивоварни. Гарри Фокеръ уѣхалъ, забравъ съ собою ту печаль, которая безпошлинно проходитъ черезъ самыя строгія таможни и, какъ гласитъ англійская поговорка, не покидаетъ изгнанника; сквозь такую черную вуаль даже парижскіе бульвары казались ему печальными и небо Италіи мрачнымъ.
   Для сэра Френсиса Клевринга этотъ годъ былъ однимъ изъ самыхъ неудачныхъ. Событія, описанныя въ предыдущей главѣ, только довершили рядъ его денежныхъ потерь. Въ этотъ именно печальный годъ, какъ помнитъ, конечно, нашъ читатель, если онъ интересуется спортомъ, лошадь лорда Гарроугилля (это былъ молодой дворянинъ, съ превосходнымъ классическимъ образованіемъ, дававшій своимъ лошадямъ имена (изъ "Иліады"), подъ названіемъ "Быстроногій", выиграла призъ Дерби, къ великому негодованію знатоковъ, которые держали пари на "Боракса", оставшагося далеко позади.
   Сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, который былъ близко знакомь съ самыми сомнительными личностями изъ числа спортсменовъ и, разумѣется, имѣлъ цѣнныя "свѣдѣнія", держалъ громадное пари противъ "Быстроногаго" и игралъ на своего фаворита, а въ результатѣ, какъ совершенно вѣрно сообщилъ его сынъ, бѣдная леди Клеврингъ проиграла семь тысячъ фунтовъ.
   Это было дѣйствительно жестокимъ ударомъ для женщины, которая уже столько разъ платила долги своего мужа, которая уже столько разъ слышала его клятвы и обѣщанія исправиться, платила всѣмъ его кредиторамъ и лошадинымъ барышникамъ, меблировала его городской и деревенскій дома и теперь снова должна была издержать эту громадную сумму, проигранную ея вѣроломнымъ мужемъ.
   Выше уже было описано, какимъ образомъ Пенденнисъ-старшій сдѣлался совѣтникомъ семьи Клевринговъ и, въ качествѣ близкаго друга дома, получилъ свободный доступъ во всѣ комнаты, не исключая даже того мрачнаго чулана, который есть у всѣхъ насъ, и въ которомъ, какъ говорятъ, запертъ семейный скелетъ. Только о денежныхъ дѣлахъ баронета маіоръ зналъ очень мало, да и то потому, что самъ Клеврингъ не зналъ ихъ и скрывалъ какъ отъ себя, такъ и отъ другихъ посредствомъ цѣлой сѣти лжи, которую не распуталъ бы ни повѣренный, ни хозяинъ. Но зато о дѣлахъ леди Клеврингъ маіоръ былъ гораздо лучше освѣдомленъ, а когда произошло несчастіе съ Дерби, онъ воспользовался случаемъ, чтобы получить самыя полныя и точныя свѣдѣнія объ ея имущественномъ состояніи; тутъ только онъ вполнѣ узналъ, какъ много и часто вдова тратилась на своего второго мужа.
   При этомъ онъ не скрылъ -- и снискалъ этимъ большую милость миссъ Бланшъ -- своего мнѣнія, что, благодаря второму браку, дочь леди Клеврингъ испытала большую несправедливость, и прямо заявилъ, что миссъ Бланшъ слѣдовало бы получить болѣе богатое приданое. Какъ помнитъ читатель, онъ уже далъ вдовѣ понять, что ему извѣстны всѣ подробности ея прежней несчастной жизни, такъ какъ онъ былъ въ Индіи въ то время, когда... когда произошло то печальное обстоятельство, которое повлекло за собою ея разлуку съ первымъ мужемъ. Онъ далъ ей понять, что ему легко достать ту калькуттскую газету, въ которой былъ помѣщенъ отчетъ о судѣ надъ Эмори, и вообще велъ дѣло такъ, что бегума почувствовала къ нему живѣйшую благодарность за то, что, зная подробности ея несчастнаго прошлаго, онъ держитъ это знаніе при себѣ и продолжаетъ оставаться другомъ семьи.
   -- Конечно, и я имѣю свои цѣли, дорогая леди Клеврингъ,-- сказалъ онъ.-- Вѣдь у насъ у всѣхъ имѣются свои цѣли, и если хотите, я ихъ не скрою, отъ васъ. Мои цѣли состоятъ въ томъ, чтобы устроить бракъ между моимъ племянникомъ и вашею дочерью.
   Леди Клеврингъ, слегка, быть можетъ, удивляясь тому, что маіоръ согласенъ вступить въ родство съ ея семействомъ, поспѣшила выразить свое полное согласіе.
   Но онъ продолжалъ съ прежней откровенностью:
   -- Видите-ли, милая леди Клеврингъ, у моего племянника всего пятьсотъ фунтовъ годового дохода, и жена съ какими-нибудь десятью тысячами фунтовъ приданаго тоже едва-ли поможетъ ему. Но мы можемъ сдѣлать для него нѣчто лучшее. Вѣдь онъ юноша ловкій и осторожный, онъ теперь ужъ перебѣсился, не безъ способностей и съ большимъ честолюбіемъ и видитъ въ женитьбѣ лишь средство для карьеры. Если только вы и сэръ Фрэнсисъ, захотите,-- а сэръ Фрэнсисъ даю вамъ слово, ни въ чемъ вамъ не откажетъ,-- то вы можете далеко выдвинуть Артура въ свѣтѣ и дадите ему возможность обнаружить свои способности. Для чего Клеврингу его мѣсто въ Парламентѣ? Вѣдь онъ почти никогда не бываетъ тамъ и ни разу тамъ рта не разинулъ. Мнѣ же говорили люди, слышавшіе моего племянника въ Оксбриджѣ, что онъ тамъ считался извѣстнымъ ораторомъ,-- клянусь честью. Дайте ему только поставить ногу въ стремя, и держу пари, что онъ далеко будетъ не послѣднимъ, мамъ. Я ужъ дѣлалъ надъ нимъ опыты, и знаю его насквозь. Онъ, конечно, слишкомъ лѣнивъ, безпеченъ и легкомысленъ, чтобы все время трусить мѣрной рысцой и пріѣхать къ цѣли, какъ дѣлаютъ наши адвокаты, подъ конецъ жизни. Но дайте ему ходъ, добрыхъ друзей, удобный случай -- и, даю вамъ слово, онъ составитъ себѣ имя, которымъ его дѣти будутъ гордиться. Мой взглядъ таковъ, что онъ можетъ добиться успѣха только при помощи разумной женитьбы,-- конечно, не на какой-нибудь безприданницѣ, съ которой ему всю жизнь придется сидѣть на полутора тысячахъ фунтовъ въ годъ,-- нѣтъ, а на женщинѣ, которой онъ самъ можетъ быть полезенъ, и которая ему можетъ оказать помощь. Она ему принесетъ извѣстныя выгоды, а онъ ей за то дастъ хорошее имя и положеніе. Вы сами должны понимать, что для васъ гораздо лучше имѣть виднаго зятя, нежели держать своего мужа въ парламентѣ, гдѣ онъ не принесетъ пользы ни себѣ, ни другимъ. Вотъ въ чемъ и заключаются мои личныя цѣли. Вы видите, что я предлагаю вамъ договоръ, выгодный для обѣихъ сторонъ.
   -- Да что же, вы знаете, что я давно смотрю на Артура, какъ на члена семьи,-- отвѣтила добродушная бегума.-- Онъ бываетъ у насъ совершенно за-просто. И Боже мой! Чѣмъ болѣе я думаю о его покойной матери, тѣмъ болѣе убѣждаюсь, что немногіе были такъ добры, -- нѣтъ, никто не былъ такъ добръ ко мнѣ. Я расплакалась, когда узнала о ея смерти, и охотно надѣла бы по ней трауръ, но, къ сожалѣнію, черное мнѣ не къ лицу. Я знаю, на комъ она хотѣла женить своего сына,-- на Лаурѣ, которую старая леди Рокминстеръ такъ любитъ. И ее дѣйствительно есть за что любить. Она куда лучше моей дочери. Я знаю ихъ обѣихъ. Моя Бетси,-- Бланшъ, то-есть,-- никогда не была моимъ утѣшеніемъ, маіоръ. Да, Лаура была бы лучшей женой для Пена.
   -- Жениться на дѣвушкѣ съ пятьюстами фунтовъ въ годъ! Помилуйте!-- воскликнулъ маіоръ Пенденнисъ.-- Во всякомъ случаѣ, обдумайте то, что я только что сказалъ вамъ, и не предпринимайте ничего съ вашимъ мужемъ, не посовѣтовавшись со мною. Помните, что маіоръ Пенденнисъ вамъ всегда другъ.
   За нѣсколько времени передъ тѣмъ подобный же разговоръ происходилъ у дяди Пена съ миссъ Эмори. Онъ указалъ ей на выгоды, связанныя съ тѣмъ бракомъ, который онъ задумалъ; онъ даже прямо сказалъ, что взаимныя выгоды представляютъ единственную вещь, которою нужно руководиться при заключеніи брака,-- положительно вѣрно.
   -- Посмотрите на всѣ эти браки по любви, милая. Всѣмъ извѣстно, что люди, женившіеся по любви, вѣчно грызутся впослѣдствіи. Дѣвушка, которая бѣжитъ съ Джекомъ въ Гретна-Гринъ {Маленькая шотландская деревушка, расположенная на границѣ Англіи. Она представляетъ излюбленное мѣсто, гдѣ вѣнчаются англійскія парочки, убѣгающія отъ родителей. (См. "Ист. Пенденниса", т. 1, стр. 65).}, навѣрняка впослѣдствіи сбѣжитъ съ Томомъ въ Швейцарію. Самое важное въ бракѣ -- это польза. Жена доставляетъ средства, мужъ пускаетъ ихъ въ дѣло. Жена моего племянника доставитъ лошадь, а Пенъ возьметъ призъ. Вотъ что я называю разумнымъ союзомъ. У такой парочки всегда найдется о чемъ поговорить. Другое дѣло въ бракахъ по любви. Ну, о чемъ вы могли бы говорить съ Амуромъ? Если бы Бланшъ и Пенъ были Амуромъ и Психеей, повѣрьте, что черезъ нѣсколько дней они стали бы наводить другъ на друга тоску.
   Что касается миссъ Эмори, то она готова была удовольствоваться Пеномъ,-- за неимѣніемъ лучшаго. Сколько есть другихъ дѣвушекъ, въ этомъ отношеніи похожихъ на нее? Сколько, въ самомъ дѣлѣ, браковъ по любви сохраняютъ такой характеръ навсегда? Сколько любовныхъ предпріятій не кончаютъ банкротствомъ? Сколько пламенныхъ страстей не сводятся къ презрительному равнодушію?
   Такіе же философскіе взгляды на жизнь маіоръ продолжалъ внушать и Пену, который по складу своего ума былъ способенъ подмѣтить истину по обѣимъ сторонамъ каждаго вопроса и, ставя высоко идеальныя стремленія, совершенно непостижимыя для браваго маіора, могъ усвоить себѣ и практическую точку зрѣнія и снизойти до нея, по крайней мѣрѣ, до извѣстной степени. Такимъ образомъ, въ весну, послѣдовавшую за смерью матери, онъ находился подъ довольно сильнымъ вліяніемъ дядиныхъ внушеній и по цѣлымъ днямъ торчалъ въ домѣ леди Клеврингъ, являясь туда безъ приглашенія и проводя много времени съ миссъ Эмори, не будучи ея женихомъ. Между ними воцарилась близость, почти лишенная всякаго сантиментальнаго оттѣнка, и они встрѣчались, какъ и разставались, въ самомъ веселомъ настроеніи духа. "Неужели я тотъ самый Артуръ,-- думалъ Пенъ,-- который восемь лѣтъ тому назадъ былъ безумно влюбленъ, а въ прошломъ году заболѣлъ горячкой отъ любви!"
   Да, это былъ тотъ самый Артуръ, и время принесло ему, какъ и всѣмъ намъ, свои обычныя утѣшенія и перемѣны. Въ сущности, измѣняемся-то мы очень мало. Когда мы говоримъ, что такой-то уже не тотъ, котораго мы помнимъ молодымъ, и замѣчаемъ (съ грустью, конечно) въ нашихъ друзьяхъ перемѣну, мы впадаемъ въ ошибку: время лишь вызвало наружу скрытый недостатокъ или достоинство, но не создало ихъ вновь. Эгоистическое равнодушіе и скука сегодняшняго обладанія есть лишь послѣдствіе эгоистическаго стремленія вчерашняго дня; презрѣніе и усталость, восклицающая: vanitas vanitаtum! (суета суетъ!), есть ни что иное, какъ утомленіе больного аппетита, истощеннаго удовольствіемъ; наглость торжествующаго выскочки имѣетъ тотъ же источникъ, что и отчаяніе неудачнаго борца; измѣненія характера, какъ сѣдина и морщины, -- есть лишь осуществленіе предначертаннаго плана развитія и упадка. То, что теперь бѣло, какъ снѣгъ, было нѣкогда черно, какъ смоль. То, что сегодня представляетъ неповоротливую тучность, еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ представляло живое цвѣтущее здоровье. Спокойный, усталый, благодушный, покорный и разочарованный -- нѣсколько лѣтъ тому назадъ пылалъ честолюбіемъ, энергіей и силой и только послѣ многихъ битвъ и пораженій предался вынужденному покою. Счастливъ тотъ, кто можетъ благородно переносить свою неудачу и съ спокойнымъ и смиреннымъ сердцемъ отдать свою сломанную шпагу побѣдительницѣ -- судьбѣ! Скажите, милый читатель, развѣ вами не овладѣваетъ тоскливое чувство, когда вы, взявши эту книгу съ цѣлью развлечься, снова кладете ее, для того чтобы погрузиться въ болѣе серьезныя размышленія и подумать, неужели вы, переживъ свои успѣхъ или пораженіе, занимая теперь видное или невидное мѣсто въ толпѣ, имѣя въ своемъ прошломъ столько борьбы, пораженій, ошибокъ, угрызеній совѣсти, извѣстныхъ только вамъ, испытавъ любовь и охлажденіе, слезы и смѣхъ, -- неужели вы тотъ же "вы", котораго помните въ дѣтствѣ, въ началѣ жизненнаго пути. Пускай вашъ путь былъ счастливъ, вы въѣзжаете въ гавань, народъ кричитъ ура, пушки палятъ, счастливый капитанъ кланяется на палубѣ, но подъ звѣздой, сіяющей на его груди, кроется забота, о которой никто не знаетъ; пускай вашъ путь былъ несчастенъ, корабль потерпѣлъ крушеніе, и вы носитесь по морю на обломкѣ мачты,-- но, оба вы и счастливый капитанъ, и утопающій,-- быть можетъ, думаете теперь о родномъ домѣ и вспоминаете то время, когда вы были дѣтьми,-- и оба вы чувствуете себя одинокими: одинъ на обломкѣ мачты, тонущей въ морѣ, другой -- среди рукоплещущей толпы.
   

ГЛАВА XXIII.
Разговоры.

   Наша добродушная бегума на первыхъ порахъ такъ разсердилась на баронета за его новое вѣроломство и безумную выходку, что категорически отказалась уплатить его долги чести; она заявила, что разведется съ нимъ и предоставитъ ему самому справляться съ послѣдствіями своей неисправимой слабохарактерности и расточительности. Послѣ этого рокового дня Дерби несчастный игрокъ находился въ такомъ плачевномъ состояніи духа, что не рѣшался показываться на глаза ни своимъ партнерамъ, которымъ онъ не могъ заплатить, ни женѣ -- своему терпѣливому банкиру,-- у которой теперь, какъ онъ основательно опасался, пожалуй, не удастся выудить ни гроша. Когда леди Клеврингъ спросила на слѣдующее утро, гдѣ сэръ Фрэнсисъ, ей отвѣтили, что онъ дома не ночевалъ, но прислалъ къ своему камердинеру человѣка за платьемъ и письмами. Стронгъ отлично зналъ, что не позже слѣдующаго дня сэръ Френсисъ будетъ у него, или пришлетъ ему какое-нибудь извѣстіе. И дѣйствительно, онъ получилъ записку, гласившую, что его несчастный другъ Ф. К. проситъ зайти къ нему въ гостинницу на Доминиканской улицѣ, спросивши тамъ м-ра Фрэнсиса. Баронетъ по своему характеру болѣе склоненъ былъ говорить ложь, нежели правду, а борьбу съ судьбою всегда начиналъ съ того, что убѣгалъ и прятался. Служитель гостинницы, явившійся по порученію Клевринга на Гроссвенорскую площадь за чемоданомъ, тотчасъ смекнулъ, кто собственникъ этого чемодана, и сообщилъ о своихъ догадкахъ слугѣ, накрывавшему столъ для завтрака; слуга тотчасъ передалъ эту новость въ людскую, откуда она дошла до м-ссъ Боннеръ, экономки и довѣренной служанки миледи, а м-ссъ Боннеръ, въ свою очередь, сообщила объ этомъ барынѣ. Такимъ образомъ всѣ, безъ и включенія, обитатели дома на Гроссвепорской площади узнали, что сэръ Фрэнсисъ скрывается подъ именемъ м-ра Фрэнсиса въ гостинницѣ на Доминиканской улицѣ. Кучеръ сэра Френсиса подѣлился этой новостью съ другими кучерами, которые сообщили се своимъ хозяевамъ и въ сосѣдній Татерсаль, гдѣ возникли весьма мрачныя подозрѣнія, не собирается-ли сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ сбѣжать отъ своихъ кредиторовъ.
   Количество писемъ, адресованныхъ въ этотъ день сэру Фрэнсису Клеврингу, достигло баснословныхъ размѣровъ. Поваръ-французъ прислалъ миледи свой счетъ; поставщики стола миледи и гг. Финти и Флюшки, ювелиры и продавцы бездѣлушекъ, равно какъ и мадамъ Кринолинъ, модистка, также прислали свои маленькіе счета, приложивъ къ нимъ и особый счетецъ миссъ Эмори тоже на весьма значительную сумму.
   Когда Стронгъ въ тотъ же день (послѣ свиданія съ своимъ принципаломъ, котораго онъ засталъ въ слезахъ и за бутылкой кюрасо) отправился, по своему обыкновенію, на Гросвенорскую площадь, онъ нашелъ въ кабинетѣ баронета цѣлую груду этихъ подозрительныхъ документовъ и угрюмо началъ просматривать ихъ содержаніе.
   М-ссъ Боннеръ, служанка и экономка миледи, застала его за этимъ занятіемъ. М-ссъ Боннеръ, представлявшая собою въ нѣкоторомъ родѣ члена семьи и столь же необходимая для своей госпожи, какъ шевалье для сэра Фрэнсиса, приняла въ этомъ спорѣ между супругами, разумѣется, сторону леди Клеврингъ и считала своею обязанностью еще болѣе негодовать, чѣмъ ея госпожа.
   -- Она не заплатитъ, если только послушается меня,-- сказала м-ссъ Боннеръ.-- Потрудитесь пойти къ сэру Фрэнсису, капитанъ,-- вѣдь онъ шляется по трактирамъ и не имѣетъ духа показаться женѣ на глаза,-- да, и скажите ему, что мы не намѣрены платить его долговъ. Мы сдѣлали изъ него человѣка, мы избавили его (да еще кой-кого) отъ тюрьмы, мы уже не разъ платили его долги, мы его посадили въ парламентъ, перестроили его дома, куда этотъ презрѣнный трусъ не смѣетъ показаться. Мы давали ему до сихъ поръ лошадей, на которыхъ онъ ѣздитъ, обѣдъ, который онъ ѣстъ, и даже платье, которое онъ носитъ,-- а больше мы ему ничего не дадимъ. То, что у насъ еще есть, пусть останется для насъ, мы не станемъ больше тратиться на этого неблагодарнаго человѣка; мы ему дадимъ, что нужно на пропитаніе, и уѣдемъ отъ него,-- вотъ что мы сдѣлаемъ, и вотъ что вы можете ему передать отъ имени Сусанны Боннеръ.
   Въ эту минуту госпожа, узнавъ о приходѣ Стронга, послала за нимъ, и шевалье направился въ ея комнату, питая нѣкоторую надежду, что она окажется болѣе сговорчивой, нежели ея фактотумъ. Уже много разъ ему приходилось отстаивать передъ леди Клеврингъ дѣло своего кліента и аппелировать къ ея доброму сердцу. Онъ сдѣлалъ попытку и въ этотъ разъ. Въ мрачныхъ краскахъ обрисовалъ онъ ей положеніе, въ которомъ нашелъ сэра Фрэнсиса, и добавивъ, что не ручается за послѣдствія, если сэръ Фрэнсисъ не найдетъ средствъ для уплаты по своимъ обязательствамъ.
   -- Наложитъ на себя руки?-- засмѣялась м-ссъ Боннеръ.-- Наложитъ на себя руки, что-ли? Да это самое лучшее, что онъ можетъ сдѣлать!
   Стронгъ поклялся, что видѣлъ на его столѣ бритву, но леди Клеврингъ только горько засмѣялась.
   -- Не безпокойтесь, онъ ничего не сдѣлаетъ надъ собой, пока у меня останется хоть одинъ шиллингъ, который ему можно будетъ украсть. Его жизнь внѣ опасности, капитанъ, можете быть увѣрены въ этомъ. Ахъ, несчастенъ тотъ день, когда я увидѣла его!
   -- Онъ хуже, чѣмъ первый мужъ!-- закричалъ ея адъютантъ въ юбкѣ.-- Тотъ былъ, по крайней мѣрѣ, мужчина, онъ былъ злой, но храбрый человѣкъ, между тѣмъ какъ этотъ... И что пользы платить его долги, продавать свои брилліанты и прощать ему? На слѣдующій годъ онъ выкинетъ такую же штуку. При первомъ же случаѣ онъ опять обманетъ eе и ограбитъ. Съ какой стати, мы будемъ содержать цѣлую шайку разбойниковъ и плутовъ,-- я не о васъ говорю, капитанъ, вы всегда были для насъ другомъ, но все таки лучше бы намъ никогда васъ не видѣть!
   Изъ словъ, которыя м-ссъ Боннеръ проронила насчетъ брилліаи; товъ, шевалье заключилъ, что добрая бегума готова еще разъ смягчиться, и что для его принципала еще не все потеряно.
   Онъ вполнѣ искренно сожалѣлъ бѣдную леди Клеврингъ и удивлялся ея неизмѣнному добродушію, и потому онъ воскликнулъ въ энтузіазмѣ, который не мало подвинулъ впередъ дѣло его довѣрителя.
   -- Клянусь честью, мамъ, все, что вы говорите противъ Клевринга, или что м-ссъ Боннеръ -- противъ меня, мы оба вполнѣ заслужили! Дѣйствительно, несчастенъ былъ для васъ тотъ день, когда вы насъ увидѣли. Онъ жестоко обошелся съ вами, и я знаю хорошо, что, не будь вы самой великодушной и благородной женщиной въ мірѣ, для него не было бы теперь никакого спасенія. Но не можете же вы примириться съ безчестіемъ отца вашего сына, не можете же вы оставить на маленькомъ Френкѣ такое пятно! Свяжите его какимъ хотите обѣщаніемъ; ручаюсь вамъ, онъ подпишетъ, что угодно.
   -- И опять нарушитъ его,-- сказала м-ссъ Боннеръ.
   -- Онъ будетъ соблюдать его нѣкоторое время, -- воскликнулъ Стронгъ.-- Онъ непремѣнно будетъ соблюдать. Если бы вы могли видѣть, какъ онъ плакалъ, мамъ. "Ахъ, Стронгъ, сказалъ онъ мнѣ, не за себя я мучаюсь теперь, я мучаюсь за своего сына, за лучшую женщину въ Англіи, съ которой я такъ подло поступилъ -- да, подло!" Онъ совсѣмъ не хотѣлъ играть на скачкахъ, мамъ, ей-Богу, не хотѣлъ, его обманомъ завлекли, всѣ участвовали въ этомъ. Ему казалось, что онъ играетъ навѣрняка, безъ всякаго риска. Теперь это послужитъ для него урокомъ на всю его жизнь. Ахъ, мамъ, видѣть, какъ мужчина плачетъ,-- это ужасно!
   -- А ему мало дѣла до того, что плачетъ милая барыня!-- сказала м-ссъ Боннеръ.-- Бѣдная барыня! Смотрите, какъ она плачетъ, капитанъ!
   -- Если у васъ есть хоть капля совѣсти, Клеврингъ, то вы сдержите ваше обѣщаніе на этотъ разъ, -- сказалъ Стронгъ, сообщивъ своему принципалу объ этой сценѣ -- Если же вы нарушите его, то, клянусь вамъ, я возстану противъ васъ и разскажу все.
   -- Что все?-- воскликнулъ м-ръ Фрэнсисъ (котораго Стронгъ по прежнему засталъ въ слезахъ и за бутылкой кюрасо).
   -- Послушайте, за кого вы меня принимаете?-- сказалъ Стронгъ.-- Что у меня глазъ нѣтъ, что-ли, Френкъ? Вы знаете отлично, что стоитъ мнѣ сказать слово -- и завтра же вы будете нищимъ. Да и не я одинъ знаю вашу тайну.
   -- Кто же еще?-- пролепеталъ Клеврингъ.
   -- Старый Пенденнисъ знаетъ,-- я почти увѣренъ въ этомъ. Онъ узналъ его съ перваго взгляда въ тотъ вечеръ, когда онъ пьяный пришелъ къ вамъ въ домъ.
   -- Онъ знаетъ! Боже мой, онъ знаетъ!-- завопилъ Клеврингъ.-- Будь онъ проклятъ! Я убью его!
   -- Вы, кажется, не прочь были бы всѣхъ насъ убить,-- насмѣшливо сказалъ Стронгъ, раскуривая свою сигару; и онъ, кажется, угадалъ желаніе баронета.
   Клеврингъ ударилъ своей слабой рукой себя по лбу.
   -- Ахъ, Стронгъ!-- захныкалъ онъ,-- если бы только у меня хватило духа, я наложилъ бы на себя руки, потому что я самая жалкая тварь во всей Англіи. Вотъ это дѣлаетъ меня такимъ бѣшеннымъ! Вотъ это заставляетъ меня пить! (и онъ налилъ себѣ дрожащей рукой рюмку своего укрѣпляющаго кюрасо). Вотъ это меня и мучитъ, что я принужденъ жить со всякими мошенниками. Я знаю, что они мошенники, всѣ -- мошенники, и отъявленные мошенники. Но что же мнѣ дѣлать? Вѣдь я же не зналъ этого. Клянусь честью, я совершенно невиненъ! Пока я не увидѣлъ этого негодяя, я не подозрѣвалъ даже объ этомъ! Нѣтъ! я убѣгу, я уѣду заграницу отъ этихъ проклятыхъ игорныхъ домовъ! Я убѣгу въ лѣсъ, клянусь честью, убѣгу и повѣшусь на деревѣ. О! я самая несчастная собака во всей Англіи!
   Такъ среди слезъ, восклицаній и проклятій этотъ жалкій человѣкъ изливалъ свое горе, жаловался на свою несчастную судьбу и клялся въ своемъ раскаяніи.
   Извѣстная пословица: "нѣтъ худа безъ добра" оправдалась по отношенію къ сэру Фрэнсису Клеврингу и сожителю капитана Стронга въ Пастушьемъ подворьѣ. По счастливой случайности, человѣкъ, съ которымъ игралъ полковникъ Альтамонтъ, оказался вполнѣ платежеспособнымъ, и въ тотъ самый день, когда капитанъ Клинкеръ, который былъ назначенъ для разсчета по игрѣ сэра Фрэнсиса Клевринга (по совѣту маіора Пенденниса, леди Клеврингъ не позволила баронету самому ликвидировать своихъ дѣлъ), уплатилъ многочисленнымъ его кредиторамъ, полковникъ Альтамонтъ имѣлъ удовольствіе получить по тридцати на каждый изъ своихъ пятидесяти фунтовъ, поставленныхъ имъ на выигравшую лошадь.
   При этомъ многознаменательномъ событіи присутствовало множество друзей Альтамонта, желавшихъ поздравить его съ удачей. Всѣ его собутыльники, составлявшіе отборную компанію гостепріимнаго Уилера, хозяина "Головы Арлекина", собрались сюда и готовы были великодушно раздѣлить успѣхъ товарища.
   -- Вотъ когда можно,-- сказалъ полковнику Томъ Нырокъ, -- поднять тотъ корабль, который затонулъ въ Мексиканскомъ заливѣ съ тремя стами восьмьюдесятью тысячами долларовъ.
   -- Мѣдныя акціи теперь стоятъ очень низко,-- намекалъ Китли.-- Ихъ можно теперь купить за безцѣнокъ. Никогда еще не было такого удобнаго случая для покупки этихъ акцій.
   А Джекъ Гольтъ выступилъ съ своими планами контрабанднаго провоза табаку, и этотъ планъ, благодаря своей смѣлости, нравился полковнику больше всѣхъ другихъ предлагаемыхъ ему спекуляцій. Но кромѣ этихъ, были еще молодцы изъ "Головы Арлекина". Джекъ Рекстро зналъ пару лошадей, которыхъ слѣдовало бы купить полковнику. У Тома Флита была на виду сатирическая газета "Франтъ", которая нуждалась только въ двухстахъ фунтахъ, чтобы приносить тысячу въ годъ.
   -- Вамъ это легко возможно при вашей силѣ и вліяніи, полковникъ, и при вашемъ доступѣ во всѣ театральныя фойе Лондона,-- говорилъ Томъ.
   Наконецъ, маленькій Моссъ Абрамсъ умолялъ полковника не слушать этихъ дуралеевъ и ихъ фантастическихъ совѣтовъ, а отдать свои деньги подъ какой-нибудь хорошій векселекъ, который Моссъ достанетъ для него, и который будетъ приносить ему пятьдесятъ на сто вѣрнѣе, чѣмъ въ Англійскомъ банкѣ.
   Всѣ эти почтенные джентльмены увивались за полковникомъ, но у него хватило характера устоять противъ нихъ, положить свои деньги въ карманъ, пойти домой и запереть наружную дверь квартиры. Онъ послѣдовалъ въ этомъ отношеніи совѣту честнаго Стронга, который, хотя и не поколебался самъ взять у него, въ минуту крайности, двадцать фунтовъ, былъ однако слишкомъ честенъ, чтобы позволить другимъ обмануть полковника.
   Альтамонтъ былъ недурнымъ малымъ, когда его дѣла шли хорошо. Онъ заказалъ прехорошенькую ливрею для Бреди и заставилъ бѣднаго старикашку Костигана проливать (скоро высохшія) слезы благодарности, угостивъ его въ Людской сытнымъ обѣдомъ и еще давъ ему напослѣдокъ пять фунтовъ. Онъ купилъ для м-ссъ Болтъ зеленую шаль и желтую -- для Фанни. Вскорѣ послѣ этого, въ іюнѣ, былъ день рожденія миссъ Эмори, и послѣдняя получила отъ "неизвѣстнаго друга" подарокъ, состоявшій изъ громадной шкатулки съ бронзовыми инкрустаціями, въ которой находились: уборъ изъ аметистовъ (самыхъ отвратительныхъ), табакерка съ музыкальнымъ механизмомъ, два позапрошлогоднихъ кипсека и, наконецъ, нѣсколько кусковъ дамской матеріи самыхъ невѣроятныхъ цвѣтовъ. Получивъ эти подарки, Сильфида расхохоталась, а потомъ сильно призадумалась. Кромѣ того, теперь можно уже считать доказаннымъ тотъ фактъ, что приблизительно въ то же время полковникъ Альтамонтъ покупалъ у старьевщиковъ Флитъ-Стрита сигары и французскіе шелка, а Стронгъ его однажды засталъ въ аукціонномъ залѣ, гдѣ онъ оставилъ за собою два пюпитра, нѣсколько паръ подсвѣчниковъ накладного серебра, раздвижной обѣденный столъ и этажерку. Раздвижной столъ остался у нихъ въ квартирѣ и фигурировалъ во время банкетовъ, которые частенько устраивалъ полковникъ. Ему лично этотъ столъ замѣчательно нравился, пока Джекъ Гольтъ не заявилъ, что онъ смахиваетъ на мебель, оставленную въ счетъ долга. А Джекъ Гольтъ понималъ въ такихъ вещахъ толкъ.
   Какъ мы сказали, званые обѣды въ квартирѣ полковника были теперь не рѣдкостью, и сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ всегда удостаивалъ принимать въ нихъ участіе. Его собственный домъ былъ теперь запертъ. Преемникъ Мираболана, поторопившійся прислать свой счетъ, былъ немедленно уволенъ разгнѣванною леди Клеврингъ. Роскошь обстановки была значительно урѣзана и сокращена. Одинъ изъ гигантовъ-лакеевъ былъ уволенъ, за нимъ добровольно ушелъ другой, не желавшій оставаться безъ товарища и служить въ такомъ домѣ, гдѣ держатъ одного лакея. Во всемъ хозяйствѣ бегума произвела обширныя и коренныя реформы, которыя были неизбѣжнымъ послѣдствіемъ расточительности ея мужа. Маіоръ, какъ другъ миледи, Стронгъ,-- въ интересахъ несчастнаго Клевринга, повѣренный миледи и сама бегума, -- совершили всѣ эти реформы рѣшительно и быстро. Уплативъ долги баронета, что не мало заставило о себѣ говорить и еще болѣе уронило баронета въ общественномъ мнѣніи, леди Клеврингъ въ сильнѣйшемъ гнѣвѣ уѣхала на Тенбриджскія минеральныя воды, отказываясь пустить къ себѣ на глаза неисправимаго мужа, къ которому, правду сказать, никто не питалъ сожалѣнія. Клеврингъ, впрочемъ, довольно охотно остался въ Лондонѣ, отнюдь не расположенный имѣть дѣло съ справедливымъ негодованіемъ жены, и продолжалъ вести здѣсь привычную жизнь: хлопалъ ушами въ палатѣ общинъ и оттуда уходилъ съ капитаномъ Шушерой и м-ромъ Маркеромъ играть на билліардѣ и курить сигары; посѣщалъ игорные дома, и слонялся подлѣ юридическаго лицея Линкольна и по адвокатскимъ конторамъ, гдѣ принципалы заставляли его по цѣлымъ часамъ дожидаться, а клерки перемигивались за его спиной. Понятно, что при такихъ условіяхъ онъ охотно посѣщалъ обѣды въ квартирѣ Стронга и даже чувствовалъ себя здѣсь такимъ счастливымъ, какъ нигдѣ. Среди равныхъ онъ игралъ самую жалкую роль, потому что они презирали его; но здѣсь онъ былъ главнымъ гостемъ, и остальные почтительно отвѣчали ему:
   -- Да, сэръ Френсисъ! Нѣтъ, сэръ Фрэнсисъ!
   Здѣсь онъ могъ говорить свои плоскія шутки и пѣть дребезжащимъ голоскомъ свою унылую французскую пѣсню, послѣ которой Стронгъ затягивалъ свою веселую хоровую, а честный Костиганъ насвистывалъ ирландскія мелодіи. Пирушки, устраиваемыя Стронгомъ, ирландская тушеная говядина Бреди и послѣобѣденная жжонка Стронга могли прійтись по вкусу и человѣку высшаго разбора, нежели Клеврингъ, а послѣдній тѣмъ охотнѣе бывалъ здѣсь, что его страшило одиночество въ большомъ пустынномъ домѣ, гдѣ оставались только старуха, присматривавшая за домомъ, и слуга, не слушавшій баронета ни на грошъ.
   -- Да, будь онъ проклятъ,-- говорилъ Клеврингъ своимъ друзьямъ.-- Мнѣ ужь давно слѣдовало бы прогнать этого негодяя ко всѣмъ чертямъ, да я задолжалъ ему жалованье за два года и боюсь сказать объ этомъ миледи. Но онъ просто невозможенъ. Онъ приноситъ мнѣ утромъ холодный чай съ какой-то отвратительной оловянной ложечкой, потому что миледи, по его словамъ, изъ предосторожности отдала все серебро въ банкъ на сбереженіе. Ну, скажите сами, Альтамонтъ: пріятно мнѣ, что она не довѣряетъ мнѣ даже чайной ложечки? По джентльменски-ли это? Вы сами знаете, какого она происхожденія... т. е. виноватъ!.. гмъ!.. крайне жестоко съ ея стороны не оказывать мнѣ теперь никакого довѣрія. Даже прислуга -- проклятая банда!-- начинаетъ теперь смѣяться надо мною. Но я, дьяволъ ихъ побери, когда-нибудь переломаю имъ кости,-- вотъ увидите, переломаю! Звоню -- они себѣ и въ усъ не дуютъ. А вчера вечеромъ, представьте себѣ, мой лакей былъ въ саду въ моей сорочкѣ и моемъ бархатномъ жилетѣ,-- можете себѣ представить такое проклятое безстыдство? Я былъ тамъ, а онъ все-таки продолжалъ тамъ танцовать на моихъ глазахъ.
   Къ Альтамонту баронетъ относился теперь съ необыкновеннымъ дружелюбіемъ. Онъ терпѣливо слушалъ, когда полковникъ разсказывалъ свои страшныя исторіи, а эти исторіи были неисчерпаемы. Одинъ разъ онъ разсказывалъ о своей китобойной экспедиціи въ Новую Зеландію; возвращаясь оттуда, имъ пришлось ночью тайкомъ пробраться на корабль для того, чтобы ихъ не замѣтили зеландки, на которыхъ они поженились; утромъ, увидѣвъ, что корабль уходитъ на всѣхъ парусахъ, несчастныя бабы сѣли на свои пироги и, какъ угорѣлыя, мчались за кораблемъ, стараясь догнать его. То онъ разсказывалъ о томъ, какъ блуждалъ въ теченіе трехъ мѣсяцевъ въ заросляхъ Новаго Южнаго Валлиса, куда онъ ѣздилъ по торговымъ дѣламъ,-- или какъ онъ видѣлъ на островѣ Св. Елены Бони {Альтамонтъ производитъ уменьшительное отъ "Бонапартъ".} и былъ представленъ ему въ числѣ прочихъ офицеровъ остъ-индскаго корабля, гдѣ онъ служилъ штурманомъ. Всѣ эти исторіи (большая часть которыхъ разсказывалась Альтамонтомъ за бутылкой и, надо ознаться, содержала въ себѣ не мало хвастовства и лжи) сэръ Фрэнсисъ выслушивалъ теперь съ необыкновеннымъ вниманіемъ, а за обѣдомъ онъ считалъ своимъ долгомъ чокаться съ полковникомъ и вообще обходиться съ нимъ съ изысканной любезностью. Стронгъ, отъ котораго все это не могло укрыться, предостерегалъ своего сожителя, но послѣдній со смѣхомъ отвѣчалъ:
   -- Оставьте его въ покоѣ. Я отлично вижу, на что онъ зубы точить. И меня оставьте въ покоѣ: я своему языку воли не дамъ. Я былъ офицеромъ остъ-индскаго корабля, вотъ какъ! Я торговалъ съ Новымъ Южнымъ Валлисомъ, вотъ какъ! На собственномъ кораблѣ, да потерялъ его. Потомъ я сдѣлался офицеромъ Набоба, вотъ какъ! Къ сожалѣнію, мы немного повздорили съ моимъ повелителемъ. Никому ни тепло, ни холодно оттого, что я говорю. Развѣ кто-нибудь знаетъ меня? Тотъ ужь умеръ, съѣлъ пулю въ заросляхъ, и тѣло его признано въ Сиднеѣ. Да если бы я видѣлъ, что кто-нибудь можетъ разболтать, я бы въ мигъ свернулъ ему шею. Мнѣ уже не въ первый разъ. Я вамъ разсказывалъ, Стронгъ, какъ я на прощанье угостилъ надзирателя... Т. е. въ честномъ бою,-- право, въ честномъ бою. У него даже было преимущество. У него было ружье со штыкомъ, а у меня простой топоръ. Пятьдесятъ человѣкъ видѣли это и кричали "ура", когда я сдѣлалъ это. Если нужно будетъ, я и теперь могу. Я ни на кого не посмотрю. Пусть только кто пикнетъ -- ему сейчасъ капутъ! Это мое правило. IIередайте-ка мнѣ бутылочку. Васъ-то я не боюсь. Вы человѣка не обидите. Вы честный малый, на васъ можно положиться, вы обстрѣленная птица и видѣли смерть въ лицо. А что касается этого трусливаго зайца, Клевринга, то онъ у меня въ карманѣ, чортъ возьми, въ карманѣ. Захочу -- онъ будетъ снимать съ меня сапоги и чистить ихъ. Ха-ха!
   Онъ разразился такимъ дикимъ хохотомъ, что Стронгъ поспѣшилъ взять бутылку и унести ее въ другую комнату. Когда онъ вернулся назадъ, полковникъ еще продолжалъ смѣяться, но совершенно добродушно.
   -- Вы правы, старичина, -- сказалъ онъ.-- У васъ всегда голова на мѣстѣ, и когда я начинаю слишкомъ много болтать,-- ну, словомъ, когда начинается килевая качка,-- тогда поручаю вамъ, и приказываю, и повелѣваю унести бутылку съ водкой!
   Событіе, котораго Альтамонтъ, внутренно потѣшаясь, поджидалъ, дѣйствительно вскорѣ наступило. Однажды, въ отсутствіе Стронга, который ушелъ по порученію своего принципала, послѣдній явился въ Пастушье подворье и засталъ здѣсь одного только лукновскаго посланника. Сэръ Френсисъ тотчасъ же сталъ ругать весь свѣтъ вообще за его безсердечіе и жестокость; свою жену за то, что она такъ неблагородно поступаетъ съ нимъ; Стронга -- за то, что онъ неблагодаренъ: онъ переплатилъ Неду ужь не одну сотню фунтовъ, и, несмотря на то, Недъ теперь принялъ сторону миледи и потакаетъ ея чертовски-несправедливому отношенію.
   -- Они составили цѣлый заговоръ, Альтамонтъ, для того, чтобы держать меня безъ гроша. Они даютъ мнѣ меньше карманныхъ денегъ, чѣмъ Френку.
   -- Отчего бы вамъ не поѣхать въ Ричмондъ и не занять у него, Клеврингъ?-- разразился неистостовымъ смѣхомъ Альтамонтъ.-- Я увѣренъ, что онъ не отпуститъ своего стараго отца безъ карманныхъ денегъ.
   -- Я принужденъ унижаться до самыхъ крайнихъ предѣловъ, -- продолжалъ Клеврингъ.-- Вотъ посмотрите, сэръ, на эти закладныя квитанціи. Вообразите: членъ парламента, старинный англійскій баронетъ принужденъ нести гостинные часы и чернильный приборъ въ ссудную кассу. Одно это золотое прессъ-папье, я увѣренъ, стоило моей женѣ пять фунтовъ, а они за него дали только пятнадцать съ половиною шиллинговъ. 1Іто можетъ быть унизительнѣе чѣмъ бѣдность, для человѣка съ моими привычками! Ей Богу, это заставляетъ меня иногда плакать,-- да, сэръ, плакать. А тутъ еще этотъ проклятый лакей, чтобы онъ провалился! Безстыдство этого негодяя доходитъ до того, что онъ грозится разсказать миледи, какъ будто я не могу распоряжаться вещами въ своемъ домѣ, какъ мнѣ угодно, оставить ихъ, или продать, или хоть даже выбросить за окно, Скотина!
   -- Ну, что же, поплачьте. Не стѣсняйтесь предо мной, Клеврингъ, поплачьте, это васъ облегчитъ,-- отвѣтилъ Альтамонтъ.-- Вѣдь вотъ штука! Я считалъ васъ прежде такимъ счастливцемъ, а на повѣрку выходитъ, что вы пренесчастное твореніе.
   -- Просто срамъ, какъ они со мною обращаются, -- продолжалъ Клеврингъ. (Обыкновенно молчаливый и апатичный, баронетъ по поводу своихъ огорченій могъ ныть по цѣлымъ часамъ). И... честное слово, сэръ, у меня нечѣмъ даже заплатить извозчику, который ждетъ меня у воротъ. Привратница м-ссъ Болтъ уже заняла мнѣ три шиллинга, и мнѣ неловко просить у нея опять. Я просилъ у Костигана, но у этого прохвоста никогда нѣтъ ни гроша,-- этакій нищій! Кемпіона нѣтъ въ городѣ, иначе онъ бы мнѣ занялъ подъ вексель немного денегъ, -- я увѣренъ, что занялъ бы.
   -- Но вы, кажется, дали слово женѣ не подписывать векселей,-- сказалъ м-ръ Альтамонтъ, закуривая сигару.
   -- А зачѣмъ она оставляетъ меня безъ гроша въ карманѣ? Чортъ возьми, мнѣ вѣдь нужны деньги!-- воскликнулъ баронетъ.-- О, Эм... Альтамонтъ, нѣтъ несчастнѣе меня человѣка на землѣ!
   -- Вамъ бы хотѣлось, чтобы я занялъ вамъ двадцать фунтовъ, а?-- спросилъ тотъ.
   -- О, я буду вамъ вѣчно благодаренъ,-- вѣчно благодаренъ, дорогой другъ!
   -- А вы дадите вексель? На пятьдесятъ фунтовъ, срокомъ на шесть мѣсяцевъ?-- спросилъ Альтамонтъ.
   -- О, да, сдѣлайте одолженіе, и я заплачу вамъ въ срокъ,-- заторопился Клеврингъ.-- Вамъ уплатятъ мои банкиры. Я сдѣлаю, что вамъ будетъ угодно.
   -- Ну, я пошутилъ. Я вамъ просто подарю двадцать фунтовъ.
   -- Вы сказали "двадцать пять". Голубчикъ, вы сказали "двадцать пять". Я буду вѣчно обязанъ вамъ. Но я не хочу подарка, я беру взаймы и заплачу вамъ черезъ полгода,-- клянусь вамъ.
   -- Хорошо, хорошо, сэръ Френсисъ Клеврингъ. Я человѣкъ не злой. Когда у меня водятся деньги, я ихъ трачу по совѣсти. Вотъ вамъ двадцать пять фунтовъ. Смотрите, не проиграйте же ихъ теперь въ игорныхъ домахъ. Оставьте эти глупости. Отправляйтесь себѣ въ Клеврингъ-Паркъ, и этого хватитъ вамъ. Боже мой, насколько! Покупать вамъ говядины не придется; навѣрное, есть свои свиньи; и можете себѣ въ крайнемъ случаѣ стрѣлять къ обѣду кроликовъ, пока не появилась дичь. Сосѣди, наконецъ, иной разъ пригласятъ къ себѣ на обѣдъ: вѣдь вы баронетъ, хотя и въ долгахъ по уши. Просто раздолье! Притомъ же и я до поры до времени не сижу у васъ на шеѣ: можетъ быть, даже года на два, если я не буду играть, а я думаю не прикасаться къ этой проклятой рулеткѣ. А тамъ, глядите, и миледи, какъ вы ее называете,-- я попросту называлъ "Джимми",-- вернется къ вамъ. Ну, а тогда опять не забывайте и имѣйте въ виду вашего покорнѣйшаго слугу.
   Здѣсь бесѣда была прервана возвращеніемъ Стронга, да и самъ баронетъ, получивъ свои деньги, не былъ особенно заинтересованъ въ ея продолженіи. Онъ тотчасъ направился домой и здѣсь такъ сурово и грубо выругалъ своего лакея, что послѣдній пришелъ къ заключенію, что его баринъ успѣлъ еще что-нибудь заложить или во всякомъ случаѣ гдѣ-то раздобылъ себѣ денегъ.
   -- Но вѣдь я осмотрѣлъ весь домъ, Морганъ, не могу понять, что такое онъ могъ заложить,-- говорилъ слуга сэра Клевринга слугѣ маіора Пенденниса, увидѣвшись съ нимъ въ тотъ же день въ ихъ клубѣ.-- Уѣзжая барыня заперла почти что всю утварь. Не могъ же онъ забрать въ карету зеркала и картины, или отвинтить отъ каминовъ рѣшетки и дверцы. Ужь это было бы черезчуръ. Но откуда-нибудь да досталъ же онъ деньги. Онъ всегда фордыбачитъ, когда у него шевелится деньга. А вотъ давеча онъ видѣлъ меня въ Вокзалѣ,-- знаете, м-ръ Морганъ, я ходилъ туда польки разводить съ дѣвушками, что у леди Эмми Бебвудъ,-- у нихъ, знаете, все очень пріятныя дѣвушки, кромѣ экономки, она -- изъ методистовъ. А вы ужь не танцуете, м-ръ Морганъ, вы -- ужь слишкомъ старый жеребецъ? За ваше здоровье! Да, такъ вотъ, говорю, танцовалъ и имѣлъ на себѣ кое-что изъ одежи бариновой. Онъ это сразу увидѣлъ, но ничего, слова не посмѣлъ сказать.
   -- Ну, а какъ съ другимъ домомъ?-- спросилъ м-ръ Морганъ.
   -- Хоть шаромъ покати. Описано и продано все: лошади, и фортопіаны, и экипажъ,-- все. М-ссъ Монтегю Риверсъ уѣхала въ Булонь,-- въ безвѣстномъ, значитъ, отсутствіи. Сдается мнѣ, что она сама-то все и продѣлала,-- потому въ печенкахъ сидитъ ужь.
   -- Играетъ шибко?
   -- Съ той передряги ни-ни. Вашъ хозяинъ, адвокаты, да миледи задали ему хорошую взбучку: онъ даже на колѣни становился, миледи сама разсказывала м-ссъ Боннеръ, а та мнѣ. Божился, что не дотронется ни до картъ, ни до костей, и никогда не приложитъ руку на бумагѣ. Миледи хотѣла дать ему денегъ, чтобы заплатить за скачки,тно вашъ хозяинъ сейчасъ написалъ записочку, да и подалъ черезъ столъ адвокатамъ и барынѣ, а въ записочкѣ-то было сказано, чтобы, значитъ, другой кто платилъ, потому онъ непремѣнно оставитъ у себя часть. Хитеръ -- старый жеребецъ, вашъ хозяинъ!
   М-ру Моргану крайне не понравилось выраженіе "старый жеребецъ", которымъ этотъ молокососъ обозвалъ его самого и его господина. Въ первый разъ, когда м-ръ Лайтфутъ употребилъ это неумѣстное выраженіе, его собесѣдникъ только молча нахмурилъ брови, но при второмъ оскорбленіи онъ уже не вытерпѣлъ. Вынувъ изо рта сигару, которую онъ все время изящно курилъ, держа ее на кончикѣ перочиннаго ножа, онъ накинулся на своего юнаго пріятеля.
   -- Я васъ попрошу не называть маіора Пенденниса старымъ жеребцомъ, попрошу и меня не называть старымъ жеребцомъ. Такія слова не употребляются въ обществѣ, а мы живемъ въ первѣйшемъ обществѣ и дома и заграницей. Мы водимъ компанію съ первѣйшими людьми Европы. За-границей мы постоянно обѣдаемъ у принца Меттерниха и Луи-Филиппа. Мы катаемся съ лордомъ Джономъ и министромъ иностранныхъ дѣлъ. Мы обѣдаемъ у графа Бельгрева, а маркизъ Стейнъ всегда съ нами совѣтуется. Ужъ мы кое-что знаемъ. Вы молодой человѣкъ, а я -- старый жеребецъ, какъ вы говорите. Но мы, слава Богу, видали виды и ни въ грошъ не ставимъ ни деньги, ни баронетство, ни дома, ни какія-нибудь пять или шесть тысячъ въ годъ.
   -- Десять, м-ръ Морганъ!-- съ живостью воскликнулъ м-ръ Лайтфутъ.
   -- Пускай такъ,-- невозмутимо и сурово продолжалъ Морганъ.-- Пускай такъ, но теперь ужъ не шесть и не пять, сэръ. Ихъ чертовски порастранжирилъ вашъ баринъ разными играми да векселями, да домикомъ въ Редженси-Паркѣ, да мало-ли чѣмъ. Да, и вотъ я говорю, не деньги -- во всякомъ случаѣ не тѣ деньги, что получены отъ калькуттскаго стряпчаго и выжаты изъ бѣдныхъ голодающихъ чернокожихъ, не такія деньги даютъ человѣку положеніе въ обществѣ. Вы сами это должны прнимать. Вотъ у насъ нѣтъ денегъ, а мы всюду бываемъ. Всякая экономка считаетъ за честь принимать у себя въ гостяхъ Джемса Моргана. Вы хорошо знаете, что и васъ я ввелъ въ этотъ клубъ, и хотя я старый жеребецъ, а безъ меня васъ никогда не приняли бы сюда.
   -- Это правда, м-ръ Морганъ,-- смиренно подтвердилъ тотъ.
   -- Ну, такъ не называйте меня старымъ жеребцомъ, сэръ. Это не по-джентльменски. Вѣдь я зналъ васъ, когда вы еще были мальчишкой-извозчикомъ, а отецъ вашъ бился, какъ рыба объ ледъ,-- и я же вамъ доставилъ мѣсто, когда француза разсчитали. Если вы носъ дерете, потому что снюхались съ м-ссъ Боннеръ, у которой, можетъ, и есть какихъ-нибудь двѣ тысячи фунтовъ,-- еще бы ей не собрать, когда она двадцать пять лѣтъ пользуется довѣріемъ леди Клеврингъ,-- то вы должны помнить, сэръ, что я вамъ далъ это мѣсто и знаю, чѣмъ вы были прежде, а не называть меня старымъ жеребцомъ.
   -- Извините меня, м-ръ Морганъ. Ну, что же вы еще хотите? Прошу извиненія. Налейте-ка себѣ рюмочку, да выпьемъ за ваше здоровье
   -- Вы знаете, что я не пью водки,-- отвѣтилъ Морганъ удовлетворенный.-- Итакъ, вы и м-ссъ Боннеръ ужъ окончательно порѣшили законнымъ бракомъ?
   -- Да, сэръ. Она, положимъ, стара, но двѣ тысячи фунтовъ на улицѣ не валяются И "Клеврингскій Гербъ" тоже можно получить за безцѣнокъю А это дѣло хоть куда, если желѣзная дорога пройдетъ черезъ Клеврингъ. Когда буду тамъ, милости просимъ, м-ръ Морганъ.
   -- Мѣсто самое неважное, общества никакого. Я знаю его хорошо. При м-ссъ Пенденнисъ мы часто ѣздили туда, тамъ воздухъ очень пользительный послѣ Лондона.
   -- Желѣзная дорога шибко подниметъ имѣніе м-ра Артура,-- замѣтилъ Лайтфутъ.-- А какая, собственно пропорція его, съ позволенія сказать?
   -- Не доходя полуторы тысячи, сэръ,-- отвѣтилъ Морганъ.
   Лайтфутъ, который очень хорошо зналъ истинные размѣры земли Артура, засунулъ языкъ за щеку, но не возразилъ ни слова.
   -- Что у него за человѣкъ, м-ръ Морганъ?-- снова полюбопытствовалъ Лайтфутъ.
   -- Пиджонъ? Извѣстно, къ обществу мало имѣетъ привычки, но человѣкъ молодой и съ головой на плечахъ. Думаю, что изъ него будетъ толкъ. Но для этого дѣла не совсѣмъ подходитъ; мало межъ людей потолкался.
   Когда м-ръ Морганъ заявилъ о своемъ нежеланіи пить водку, м-ръ Лайтфутъ велѣлъ подать пинту хереса, который оба джентльмена подвергли тщательному изслѣдованію: они подняли его противъ свѣта, щурились, чмокали губами и ругали хозяина съ видомъ настоящихъ знатоковъ. Послѣ этого душевное равновѣсіе Моргана совершенно возстановилось, и онъ возвратилъ своему молодому пріятелю прежнюю милость.
   -- А что вы думаете о миссъ Эмори, Лайтфутъ? Скажите намъ откровенно. Какъ, по вашему, хорошо-ли мы сдѣлаемъ, если миссъ Э. будетъ мистриссъ А. П.? Коммpеняю ву?
   -- Она вѣчно грызется съ своею мамашей,-- отвѣтилъ тотъ.-- М-ссъ Боннеръ вѣдь какъ сестра родная со старухой и сэра Френсиса въ грошъ не ставитъ. А миссъ Эмори она боится слово сказать. Да и всѣ мы тоже. Когда придетъ гость, то сейчасъ улыбочки, ужимочки, -- просто, масло, кажется, во рту у нея не растаетъ. А только гость за порогъ, такъ она хуже всякой вѣдьмы. Какъ приходитъ м-ръ Артуръ, такъ сейчасъ: "Ахъ, спойте мнѣ эту прелестную пѣсню!" "Ахъ, напишите мнѣ стишки въ альбомъ!" -- а за минуту передъ тѣмъ она, можетъ, ругала свою мать, или колола булавками горничную. Ей Богу, прямо булавками. Или щиплетъ ее. Мери-Анна показала мнѣ разъ свою руку: вся, какъ есть, въ синякахъ. Ну, и досталось же ей послѣ того отъ м-ссъ, Боннеръ,-- эта ревнива, какъ старая кошка, и надавала ей пощечинъ за то, что та показала мнѣ свою руку. Нужно вамъ посмотрѣть на нашу миссъ утромъ, когда кругомъ все свои! Такъ кажется, что она и мухи не забидитъ, а посмотрите-ка на нее тогда! Боннеръ мнѣ разсказывала, какъ въ прошломъ году м-ръ Соппингтонъ хотѣлъ посвататься. Пришелъ онъ, да увидѣлъ, какъ она швырнула книгу въ огонь, да давай ругать свою мамашу, на чемъ свѣтъ стоитъ. Ну, онъ сейчасъ потихонько въ дверь, да и сбѣжалъ. А послѣ мы услышали, что онъ женился на миссъ Райдеръ. Да! Сущій дьяволъ она, эта маленькая Бланшъ,-- вотъ мое откровенное сомнѣніе, м-ръ Морганъ.
   -- Мнѣніе, а не сомнѣніе,-- поправилъ м-ръ Морганъ съ отеческимъ дружелюбіемъ и внутренно спросилъ себя, вздыхая:-- "Ну, какого бѣса хозяинъ мой хочетъ женить мастера Артура на такой дѣвкѣ?"
   Въ эту минуту tête-à-tête почтенныхъ джентльменовъ былъ прерванъ появленіемъ другихъ членовъ клуба, -- начались великосвѣтскіе толки о городскихъ новостяхъ, о политикѣ, затѣяли карты и другія развлеченія, и разговоръ сдѣлался общимъ.
   "Джентльменскій клубъ" помѣщался въ залѣ таверны, подъ названіемъ "Колесо Фортуны", въ одномъ изъ маленькихъ переулковъ Мейфера. Этотъ клубъ посѣщался избраннѣйшими джентльменами города; дѣла, долги, интриги и приключенія ихъ хозяевъ, хорошія и дурныя качества хозяекъ и ихъ ссоры съ мужьями, -- однимъ словомъ, всѣ семейныя тайны обсуждались здѣсь съ полною свободою и откровенностью; всякій джентльменъ, готовившійся поступить на новое мѣсто, могъ получить здѣсь всевозможныя свѣдѣнія о семьѣ, членомъ которой онъ предполагалъ сдѣлаться. Ливрейные слуги, само собою разумѣется, были исключены изъ этого отборнаго кружка, и напудренныя головы самыхъ высокихъ выѣздныхъ лакеевъ столицы напрасно умоляли бы о допущеніи въ "Джентльменскій клубъ". Отверженные гиганты пили свое пиво въ другомъ отдѣленіи "Колеса Фортуны" и такъ же мало могли помышлять о поступленіи въ этотъ клубъ, какъ лондонскіе торговцы или стряпчіе Линкольнова лицея -- о баллотировкѣ въ одинъ изъ аристократическихъ клубовъ Пелль-Мелля. Мы рѣшились ввести читателя въ это исключительное общество лишь потому, что подслушанный нами разговоръ можетъ бросить нѣкоторый свѣтъ на характеръ и событія нашей исторіи.
   

ГЛАВА XXIV.
Житейская философія.

   Спустя короткое время послѣ удачи, выпавшей въ Эпсомѣ на долю полковника Альтамонта, послѣдній привелъ въ исполненіе свои давно задуманный планъ поѣздки за-границу, и газетный репортеръ, который спеціально отправляется на пристань для того, чтобы проводить великосвѣтскихъ господъ, покидающихъ отечество, возвѣстилъ, что въ числѣ пассажировъ корабля "Coro", отправившагося въ прошлую субботу въ Антверпенъ, находились: "Сэръ Робертъ, леди и дѣвицы Годжъ, м-ръ Серджентъ Кьюзи, м-ссъ и миссъ Кьюзи; полковникъ Альтамонтъ, маіоръ Кодди и др." Полковникъ путешествовалъ съ большою пышностью и какъ подобаетъ джентльмену. На немъ былъ богатый дорожный костюмъ; всю дорогу онъ не отказывалъ себѣ въ грогѣ (онъ не страдалъ морскою болѣзнью, какъ другіе пассажиры); при немъ состоялъ его собственный слуга, вѣрный ирландскій солдатъ, который уже прислуживалъ нѣкоторое время ему и капитану Стронгу въ Пастушьемъ подворьѣ.
   Шевалье пообѣдалъ съ своимъ уѣзжающимъ другомъ и еще нѣсколькими джентльменами, которые много пили за здоровье Альтамонта, на счетъ этого щедраго человѣка.
   -- Стронгъ, дружище, -- сказалъ Альтамонтъ, -- если вамъ нужно деньжатъ, скажите, пока не поздно. Вы славный малый, всегда были для меня хорошимъ товарищемъ. Двадцатью фунтами больше или меньше для меня ничего не составитъ.
   Но Стронгъ отвѣтилъ, что ему не нужно денегъ; онъ теперь при деньгахъ, -- правда, не настолько, чтобы отдать долгъ Альтамонту, но для него самого пока хватитъ.
   Они довольно сердечно и искренно пожали другъ другу руки и разстались. Неужели деньги дѣйствительно дѣлали Альтамонта четнѣе и добрѣе, чѣмъ онъ былъ до сихъ поръ, или онѣ только побуждали Стронга смотрѣть на него другими глазами? Можетъ быть, что и въ самомъ дѣлѣ, онъ становился годъ вліяніемъ богатства лучше и добрѣе. А можетъ быть, Стронгъ испытывалъ только обаяніе богатства.
   -- Этотъ бѣдняга, злополучный бѣглый каторжникъ, -- разсуждалъ Стронгъ про себя,-- въ десять разъ лучше моего пріятеля сэра Френсиса Клевринга, баронета. Онъ смѣлъ и въ своемъ родѣ честенъ. Онъ не измѣнитъ своему другу и будетъ прямо смотрѣть въ лицо врагу. У того никогда не хватитъ духа ни на то, ни на другое. И изъ-за чего вся эта бѣда стряслась надъ этимъ бѣднягой? Изъ-за того, что онъ былъ немного сумасброденъ и поддѣлалъ подпись своего тестя. Многіе поступаютъ хуже, но все-таки не попадаются и продолжаютъ высоко держать голову. Напримѣръ, Клеврингъ. Впрочемъ, онъ-то далеко не держитъ своей головы высоко; этого съ нимъ не было и въ его лучшіе дни.
   Быть можетъ, Стронгъ и сожалѣлъ о томъ, что солгалъ щедрому полковнику, увѣривъ его, будто не нуждается въ деньгахъ. Но это была благородная ложь; гордость не позволила Стронгу вторично занять деньги у своего преступнаго друга. Наконецъ, онъ могъ еще кое-какъ извернуться. Клеврингъ обѣщалъ ему денегъ. Обѣщаніямъ этимъ, конечно, нельзя было придавать большой вѣры, но шевалье не легко приходилъ въ отчаяніе и надѣялся, что ему удастся перехватить у своего принципала что-нибудь изъ тѣхъ случайныхъ рессурсовъ, добываніе которыхъ составляло главную обязанность Стронга.
   Какъ ни ворчалъ онъ, бывало, на свое сожительство съ Альтамонтомъ, но съ отъѣздомъ послѣдняго Пастушье подворье показалось ему болѣе мрачнымъ, чѣмъ прежде. Одиночество приходилось не по душѣ этому общительному человѣку. Притомъ же онъ нѣсколько привыкъ и къ удобству имѣть слугу, который бы бѣгалъ по его порученіямъ, заботился объ его одеждѣ, приготовлялъ для него обѣдъ.
   Поучительное и трогательное зрѣлище представлялъ теперь этотъ статный, красивый мужчина, когда онъ занимался чисткой своихъ собственныхъ сапогъ, или собственноручно жарилъ на сковородкѣ баранью котлетку. Мы уже какъ-то упоминали, что у шевалье была жена-испанка, которая, проживъ нѣсколько мѣсяцевъ съ капитаномъ, возвратилась къ своимъ роднымъ въ Витторію, проломивъ на прощанье голову мужа тарелкой. Теперь онъ сталъ подумывать о томъ, не вернуться-ли ему назадъ къ своей Хуанитѣ. Рѣшительно, съ отъѣздомъ полковника, Стронгъ началъ предаваться грусти, или, какъ онъ выражался, "повѣсилъ носъ на квинту". Такіе моменты унынія и черные дни бываютъ въ жизни всѣхъ героевъ. Марію въ Минтурнскихъ болотахъ. Карлу-Эдуарду въ Голландіи, Наполеону въ виду Эльбы, да и какому великому человѣку вообще не приходилось смотрѣть въ глаза несчастью?
   Отъ Клевринга пока нельзя было ждать никакой поддержки. Двадцать пять фунтовъ, которые достойный баронетъ получилъ отъ Альтамонта, исчезли изъ его кармановъ такъ же быстро, какъ и ихъ многочисленные преемники. Онъ совершилъ прогулку внизъ по рѣкѣ вмѣстѣ съ отборной компаніей спортсменовъ, не любившихъ имѣть дѣло съ полиціей и высадившихся въ Эссексѣ, гдѣ они устроили состязаніе между Билли-Блекомъ и Дикомъ-извозчикомъ. За послѣдняго баронетъ держалъ пари. Тринадцать разъ Дикъ выходилъ изъ состязанія побѣдителемъ, какъ вдругъ Билли неловко хватилъ его по дыхательному горлу и убилъ его.
   -- Такое ужъ мое счастье, Стронгъ,-- сказалъ сэръ Френсисъ.-- За Дика приходилось три противъ одного, и я уже считалъ свои тридцать фунтовъ въ карманѣ. А потомъ пришлось, чортъ возьми, еще занять денегъ у Лайтфута, который теперь покоя мнѣ не даетъ, проклятый чортъ! Ахъ, если бы какъ-нибудь получить немного денегъ подъ векселекъ, или выжать хоть каплю изъ миледи. Слушайте, Недъ! Я дамъ вамъ половину,-- честное, благородное слово, дамъ,-- если вы мнѣ раздобудете фунтовъ пятьдесятъ подъ вексель.
   Но Недъ внушительно отвѣтилъ, что онъ обязался честнымъ словомъ джентльмена не участвовать болѣе ни въ какихъ вексельныхъ операціяхъ баронета (который также далъ честное слово). Онъ прибавилъ, что сдержитъ это слово во что бы то ни стало и скорѣе согласится всю жизнь чистить самъ себѣ сапоги, нежели нарушитъ его. Мало того, онъ побожился, что немедленно извѣститъ леди Клеврингъ о желаніи сэра Френсиса опять обмануть ее, какъ только получитъ основаніе думать, что Клеврингъ дѣйствительно имѣетъ такое намѣреніе.
   Выслушавъ это, сэръ Френсисъ Клеврингъ, понятно, началъ горько плакать и бойко ругаться. Онъ говорилъ, что ему остается только умереть; просилъ и умолялъ дорогого Стронга, своего лучшаго друга, своего милаго стараго Неда не бросать его на произволъ судьбы,-- а разставшись съ этимъ милымъ Недомъ и сходя по лѣстницѣ Пастушьяго подворья, онъ ругалъ Неда, на чемъ свѣтъ стоитъ, называлъ его негодяемъ, разбойникомъ, измѣнникомъ, мошенникомъ, подлецомъ и желалъ ему отправиться въ могилу, или въ какое-нибудь мѣсто еще похуже,-- съ тѣмъ только, чтобы предварительно Френкъ Клсирингъ имѣлъ возможность отомстить этому грубіяну.
   Въ томъ же подворьѣ баронетъ встрѣтилъ джентльмена, который, какъ читатель уже знаетъ, довольно часто въ послѣднее время появляется здѣсь, а именно, м-ра Самюэля Гекстера. Молодой человѣкъ который не разъ воровалъ въ Клеврингскомъ паркѣ орѣхи и часто имѣлъ удовольствіе видѣть, какъ баронетъ проѣзжалъ по улицѣ на четверкѣ лошадей, или величественно подкатывалъ къ церкви съ выѣзднымъ лакеемъ въ напудренномъ парикѣ, всегда питалъ безграничное уваженіе къ своему депутату и лелѣялъ въ душѣ мечту когда-нибудь лично познакомиться съ нимъ. Столкнувшись съ баронетомъ въ Пастушьемъ подворьѣ, онъ, краснѣя и трепеща, самъ представился ему, въ качествѣ земляка, сына м-ра Гекстера, что на ярмарочной площади,-- того самаго, который лечилъ Клеврнигскаго управляющаго м-ра Коксвуда, когда послѣдній оторвалъ себѣ на охотѣ три пальца. Сэръ Фрэнсисъ обошелся съ нимъ очень любезно, такъ что потомъ Гекстеръ съ восхищеніемъ говорилъ о немъ своимъ товарищамъ въ больницѣ св. Варѳоломея, а Фанни сказалъ, что, въ концѣ концовъ, ничто не можетъ сравниться съ благовоспитанностью настоящаго стариннаго англійскаго джентльмена. Фанни на это отвѣтила, что сэръ Фрэнсисъ, по ея мнѣнію, гадкое созданіе и она питаетъ къ нему невольное отвращеніе; она думаетъ, что онъ -- низкій и безчестный человѣкъ, -- она даже увѣрена въ этомъ.
   Когда же Гекстеръ возразилъ, что сэръ Фрэнсисъ былъ даже настолько любезенъ, что не побрезгалъ занять у него полсоверена, Фанни расхохоталась, потянула его за длинныя кудри (все еще не отличавшіяся безукоризненной чистотой), потрепала его по подбородку, и назвала его глупымъ-глупымъ дурашкой и разсказала ему, что сэръ Фрэнсисъ вѣчно занимаетъ деньги, у кого только можетъ, и что мамаша уже два раза отказала ему, такъ какъ ей пришлось три мѣсяца ждать, пока онъ отдалъ ей семь шиллинговъ, которые когда-то у нея занялъ.
   М-ръ Гекстеръ возразилъ на это, но не по существу, а съ точки зрѣнія грамматики, и заставилъ ее повторить всю фразу въ болѣе правильныхъ конструкціяхъ.
   -- Ну, ну, хорошо, а все-таки вы дурашка,-- отвѣтила ученица и наградила его такой милой улыбкой, что учитель грамматики пришелъ въ восторгъ и съ большимъ удовольствіемъ далъ бы ей тутъ же еще сотню уроковъ за ту плату, которую только что отъ нея получилъ.
   Разумѣется, м-ссъ Болтъ присутствовала тутъ же. Надо полагать, что Фанни и м-ръ Сэмъ были теперь между собою на очень дружеской и короткой ногѣ, и время принесло первой свои утѣшенія, смягчило извѣстныя печали, которыя кажутся невыносимыми, когда мы ихъ испытываемъ, но такъ же невѣчны, какъ зубная и всякія другія боли.
   Вотъ вы сидите, богачъ, счастливый, окруженный любовью, уваженіемъ, и почестями на склонѣ своихъ дней; вамъ извиняютъ ваши слабости; малѣйшимъ вашимъ словамъ внимаютъ съ благоговѣніемъ, а ваши многорѣчивые разсказы въ сотый разъ выслушиваются съ неизмѣнной лицемѣрной улыбкой; женщины въ вашей семьѣ окружаютъ васъ своими постоянными ласками; молодые люди умолкаютъ и настораживаютъ уши, когда вы начинаете говорить; слуги благоговѣютъ передъ вами; арендаторы стоятъ съ обнаженными головами и готовы запречься въ вашу карету, вмѣсто лошадей, когда вы изволите совершать свою прогулку, но какъ должна поражать асъ мысль, что почти всѣ эти почести, весь этотъ блескъ перейдетъ къ наслѣднику вмѣстѣ съ вашимъ имуществомъ: слуги бдутъ кланяться, арендаторы кричать "ура" вашему сыну такъ же, какъ они дѣлали вамъ; дворецкій будетъ приносить ему вино (улучшившееся отъ болѣе долгаго храненія), которое теперь находится въ вашемъ погребѣ,-- однимъ словомъ, когда придетъ ваша ночь и погаснетъ сіѣтъ вашей жизни, то такъ же, какъ утро взойдетъ послѣ васъ и безъ васъ; солнце благополучія и лести озаритъ вашего наслѣдника; люди придутъ и будутъ грѣться подъ лучами процентныхъ бумагъ и десятинъ земли, окружающихъ его своимъ ореоломъ; всѣ почести перейдутъ къ нему вмѣстѣ съ имѣніемъ, и онъ будетъ пожизненно пользоваться не только его угодьями, но и удовольствіями, почтеніемъ и доброжелательствомъ. Неужели вы думаете, что люди будутъ долго сожалѣть о васъ? Долго-ли вообще человѣкъ предается грусти передъ тѣмъ, какъ начать радоваться? Богатый вельможа долженъ всегда держать за своимъ столомъ наслѣдника, въ качествѣ живого mеmento mori. Если онъ слишкомъ сильно дорожитъ жизнью, то присутствіе этого наслѣдника будетъ для него постояннымъ укоромъ и предостереженіемъ: "Собирайся въ путь, -- говоритъ онъ вашему сіятельству,-- я жду, я могу пользоваться всѣмъ этимъ не хуже тебя".
   Но, позвольте, какое это имѣетъ отношеніе къ нашему разсказу? Ужъ не думаемъ-ли мы оправдывать Пена, что онъ сталъ носить бѣлую шляпу и менѣе печалиться объ утратѣ своей матери? О, нѣтъ! ни цѣлый рядъ годовъ, ни успѣхи жизни, ни многознаменательныя событія, какъ бы сильно они ни волновали его, никогда не изгладятъ этихъ священныхъ воспоминаній въ его сердцѣ, никогда не изгонятъ этой любви изъ ея святилища. Если онъ поддается злу, незабвенные глаза печально будутъ глядѣть на него, встрѣчая его взоръ. Если онъ будетъ поступать хорошо, переносить страданія, преодолѣвать искушенія, то эта вѣчная любовь будетъ встрѣчать его съ одобреніемъ и сочувствіемъ; въ случаѣ неудачи -- защищать его, въ случаѣ страданія -- ободрять его; она всегда будетъ съ нимъ вплоть до послѣдняго смертнаго часа, когда для него уже перестанетъ существовать и горе и грѣхъ. Что это, пустыя мечтанія или совершенно безплодныя морализированія со стороны автора? Но развѣ свѣтскому человѣку нельзя иногда предаться серьезнымъ размышленіямъ?
   Такія именно вещи Пень и Баррингтонъ часто затрогивали въ минуты своей дружеской и серьезной бесѣды.
   Пенденнисъ неизмѣнно чтилъ мать въ своей памяти и думалъ о ней съ такимъ благоговѣніемъ, съ какимъ и должно думать о святой. Счастливъ тотъ, кто знаетъ хоть нѣсколько такихъ женщинъ. Мы должны быть благодарны Божественному Промыслу, пославшему намъ ихъ и давшему намъ возможность удивляться этому трогательному и чудесному зрѣлищу невинности, любви и красоты.
   Но само собою разумѣется, что, если бы во время этого разговора въ комнату вошелъ какой-нибудь посторонній человѣкъ, хотя бы, напримѣръ, маіоръ Пенденнисъ, то Артуръ и Баррингтонъ прекратили бы свою бесѣду, избрали бы другую тему и стали бы разговаривать объ оперѣ, о послѣднихъ парламентскихъ дебатахъ или о бракѣ миссъ Джонсъ съ капитаномъ Смитомъ. Такъ и теперь, представимъ себѣ, что въ ту минуту вошелъ посторонній и прекратилъ дружественную бесѣду между авторомъ и читателемъ, прося насъ возвратиться къ своимъ замѣчаніямъ относительно этого міра, съ которымъ мы оба, конечно, лучше знакомы, чѣмъ съ тѣмъ, въ который мы только что пытались заглянуть.
   Вступивъ во владѣніе своимъ наслѣдственнымъ имуществомъ, Артуръ Пенденнисъ первое время велъ себя съ такою скромностью и сдержанностью, что заслужилъ похвалы своего друга Баррингтона, хотя дядя его негодовалъ на низменныя привычки своего племянника, который не хочетъ обставить свою жизнь немного лучше и пышнѣе и насладиться доставшимся ему царствомъ. Онъ совѣтовалъ Артуру переселиться въ лучшую квартиру и выѣзжать ежедневно въ паркъ верхомъ на хорошей лошади или въ изящномъ кабріолетѣ.
   -- Но я слишкомъ разсѣянъ,-- со смѣхомъ отвѣчалъ Артуръ,-- чтобы править лошадьми въ Лондонѣ. Меня непремѣнно задавятъ омнибусомъ, или же голова моей лошади влѣзетъ въ каретное окно какой-нибудь дамы. А вы, конечно, не захотите, чтобы лошадью правилъ мой слуга, какъ дѣлаютъ аптекаря?
   Разумѣется, маіоръ Пенденнисъ ни подъ какимъ видомъ не захотѣлъ бы, чтобы его племянникъ походилъ на аптекаря; августѣйшій представитель дома Пенденнисовъ не долженъ такъ унижаться.
   -- А между тѣмъ смотрите, дядя,-- продолжалъ Артуръ въ томъ же насмѣшливомъ духѣ.-- Мой отецъ, кажется, очень гордился, когда въ первый разъ завелъ себѣ одноколку.
   Старый маіоръ покраснѣлъ.
   -- Знаешь,-- сказалъ онъ,-- какъ говорилъ Бонапартъ: il faut laver son linge sale en famille {Грязное бѣлье надо мыть дома.}.
   -- Не вижу никакой надобности хвастаться тѣмъ, что твой отецъ былъ... занимался медициной. Онъ происходилъ изъ очень древняго, хотя и обѣднѣвшаго рода, и долженъ былъ вновь пріобрѣсти состояніе, какъ дѣлали до него многіе другіе люди знатныхъ фамилій. Ты напоминаешь собою героя Стерна, маркиза, который явился и требуетъ возвращенія своей шпаги. Отецъ вернулъ ее тебѣ. Какъ ни какъ, сэръ, а ты владѣлецъ недвижимаго имѣнія и джентльменъ,-- никогда не забывай, что ты джентльменъ.
   Тутъ Артуръ коварно ввернулъ тотъ аргументъ, который старый маіоръ не разъ примѣнялъ по отношенію къ самому себѣ.
   -- Въ томъ обществѣ, гдѣ я, благодаря вамъ, имѣю честь вращаться, никому не должно быть дѣла до моихъ доходовъ и моего происхожденія, дядя. Было бы смѣшно, если я бы вздумалъ тягаться со всѣми этими вельможами. Все, что они могутъ требовать отъ меня,-- это приличнаго обращенія и хорошихъ манеръ.
   -- Во всякомъ случаѣ я бы на твоемъ мѣстѣ перешелъ въ какой-нибудь другой клубъ, -- отвѣтилъ дядя,-- давалъ изрѣдка обѣды, выбирая строго общество, и оставилъ этотъ отвратительный чердакъ Темпля.
   Въ концѣ концовъ, Артуръ согласился перейти во второй этажъ Ягнячьяго двора, потому что Баррингтонъ остался на прежней квартирѣ, а друзья рѣшили не разставаться. Старательно поддерживайте, читатель, дружбу своихъ молодыхъ лѣтъ: только въ эту пору и создаются эти узы. Позже не бываетъ такихъ близкихъ отношеній, и пожатіе вашей руки слабѣетъ, послѣ того какъ она въ теченіе двадцатилѣтняго знакомства съ жизнью касалась тысячи равнодушныхъ рукъ. Какъ въ зрѣломъ возрастѣ вамъ трудно бываетъ передѣлать свой языкъ и научиться говорить на новомъ языкѣ, такъ и сердце ваше скоро черствѣетъ и становится недоступнымъ для новой дружбы.
   То же было и съ Пеномъ.
   Благодаря его веселому и живому характеру, у него было много знакомыхъ, но Баррингтонъ оставался единственнымъ другомъ, и они продолжали вести совмѣстную жизнь Тампліеровъ, имѣя одну лошадь (лошадь Пена всегда была къ услугамъ Баррингтона), одну квартиру и одного слугу.
   Въ прошлый, столь горестный для нихъ сезонъ Баррингтонъ познакомился съ друзьями Пена, жившими на Гросвенорской площади, но относился къ сэру Френсису, леди Клеврингъ и ея дочери ничуть не съ большимъ дружелюбіемъ, чѣмъ свѣтская публика.
   -- Свѣтъ правъ,-- говорилъ онъ,-- по отношенію къ нимъ. Молодежь слишкомъ много позволяетъ себѣ смѣяться въ присутствіи этихъ дамъ и надъ ними. Миссъ знакома съ такими людьми, которыхъ ей вовсе не слѣдовало бы знать, и разговариваетъ съ такими лицами, съ которыми ей вовсе не слѣдовало бы встрѣчаться. Ты видѣлъ вчера, какъ тѣ два негодяя прислонились въ паркѣ къ коляскѣ леди Клеврингъ и любезничали съ миссъ Бланшъ? Порядочная мать не позволила бы дочери поддерживать знакомство съ такими людьми и не пускала бы ихъ даже къ себѣ на порогъ.
   -- Бегума самая невинная и добрая душа въ мірѣ,-- возразилъ Пенъ.-- Она просто не слышала ничего худого о капитанѣ Блекболлѣ и никогда не читала о процессѣ, въ которомъ участвовалъ Чарли Ловеласъ. Въ томъ-то и штука, что порядочныя женщины не читаютъ "Хроники скандаловъ", какъ дѣлаешь ты, старый ворчунъ.
   -- Но ты не хотѣлъ бы, чтобы Лаура Белль была знакома съ такими господами!-- воскликнулъ Баррингтонъ краснѣя.-- Ты никогда не захотѣлъ бы, чтобы женщина, которую ты любишь, была загрязнена знакомствомъ съ ними. Я не сомнѣваюсь, что бѣдная бегума не знаетъ ихъ исторіи. Но мнѣ кажется, что она не знаетъ и кое-чего получше. По моему, твоя честная бегума вовсе не леди, Пенъ. Не ея вина, впрочемъ, что она не получила воспитанія и образованія леди.
   -- Она ничуть не хуже воспитана, чѣмъ леди Портси, у которой всѣ бываютъ на балахъ, и ничуть не меньше образована, чѣмъ м-ссъ Булль, которая двухъ словъ не умѣетъ правильно сказать по англійски и тѣмъ не менѣе угощаетъ за своимъ столомъ полдюжины герцоговъ,-- съ сердцемъ отвѣтилъ Пенъ.-- Почему мы съ тобой должны быть щепетильнѣе другихъ? Почему мы будемъ вымещать грѣхи отцовъ на этомъ невинномъ созданіи? Ни ты, ни кто другой отъ нея ничего не видѣли, кромѣ доброты. Она поступаетъ, насколько можетъ и умѣетъ лучше. Она не выдаетъ себя за что-нибудь большее, нежели она есть въ дѣйствительности. Она угощаетъ тебя наилучшими обѣдами, какіе можетъ достать, наилучшимъ обществомъ, какое можетъ пригласить. Она платитъ долги негодяя -- мужа. Она балуетъ своего сына не больше всякой другой дородѣтельной матроны Англіи. Чего же тебѣ еще? И въ чемъ ты можешь ее упрекнуть? Развѣ только въ томъ, что она не читала ни строчки изъ Вордсворта и никогда не слыхала о Теннисонѣ.
   -- Точь въ точь, какъ прачка Фланаганъ или горничная Бетти,-- отвѣтилъ Джорджъ.-- И я, конечно, ничего противъ нихъ не имѣю. Но образованный человѣкъ все же не станетъ заводить съ ними дружбу. Джентльменъ не будетъ стремиться къ ихъ обществу, не то онъ жестоко раскается впослѣдствіи. Вотъ ты выдаешь себя за свѣтскаго человѣка и философа. Ну, что же, неужели, по твоему, цѣль жизни заключается въ томъ, чтобы проглотить три перемѣны блюдъ или ѣсть на серебрѣ? Считаешь-ли ты своимъ жизненнымъ идеаломъ кларетъ и готовъ-ли ты обѣдать съ кѣмъ угодно, лишь бы онъ тебя угостилъ сытнымъ обѣдомъ? Да, ты называешь меня циникомъ. А по моему, въ тысячу разъ хуже тотъ цинизмъ, которому предаетесь вы, свѣтскіе люди. Я скорѣе готовъ питаться сырою рѣпой и ночевать въ древесномъ дуплѣ, или превратиться въ американскаго колониста, дикаря,-- нежели унизиться до такой цивилизаціи и считать французскую кухню высшимъ благомъ, для котораго стоитъ жить.
   -- Потому только, что ты любишь сырой бифстексъ и трубку, ты смотришь свысока на людей, обладающихъ болѣе утонченными вкусами и не стыдящихся своей принадлежности къ свѣту. Ну, кто, скажи пожалуйста, обнаруживаетъ особенное движеніе, благоговѣніе, дружбу или даже благодарность къ людямъ, которыхъ онъ обыкновенно встрѣчаетъ? Если А. приглашаетъ меня къ себѣ въ домъ и угощаетъ меня лучшимъ, что у него есть, то я оцѣниваю это такъ, какъ оно дѣйствительно стоитъ, ничуть не болѣе; я вовсе не считаю себя обязаннымъ платить ему за это дружбой, я плачу обиходной общественной монетой. Разставаясь -- мы разстаемся безъ сожалѣнія. Встрѣчаясь -- мы до нѣкоторой степени рады другъ другу. Если бы я считалъ возможнымъ видѣться только съ друзьями, старая мартышка, то я долженъ бы вѣчно оставаться на этомъ чердакѣ.
   -- Ты ученикъ своего дяди,-- грустно молвилъ Баррингтонъ.-- Въ тебѣ говоритъ свѣтскій человѣкъ.
   -- Почему же нѣтъ?-- спросилъ Пенъ.-- Почему не признавать свѣта, къ которому я принадлежу? Почему не признавать условій общества, среди котораго я живу? Я старше тебя, Джорджи, хотя у тебя и блеститъ сѣдина въ бородѣ. Я больше видѣлъ свѣтъ, нежели ты на своемъ чердакѣ, поглощенный своими книгами и мечтаніями двадцатилѣтняго юноши. Да, я беру свѣтъ такимъ, каковъ онъ есть, и не стыжусь, что принадлежу къ нему. Если современное общество пошло по ненормальному пути, то развѣ у меня есть призваніе и сила вернуть его назадъ?
   -- У тебя-то нѣтъ, кажется, ни того, ни другого, -- проворчалъ Джорджъ.
   -- Если я сомнѣваюсь въ томъ, лучше-ли я своего сосѣда, -- продолжалъ Артуръ,-- если я согласенъ допустить, что я не лучше, то я сомнѣваюсь и въ томъ, лучше-ли онъ меня. Я вижу людей, которые начинаютъ съ мысли о всеобщихъ реформахъ и, прежде чѣмъ у нихъ выросла борода, предлагаютъ громкіе планы возрожденія человѣческаго рода, а спустя немного лѣтъ, послѣ пустыхъ толковъ и тщеславныхъ попытокъ идти во главѣ толпы, отказываются отъ своихъ предположеній, убѣдившись, что толпа не хочетъ уже слушать ихъ -- между тѣмъ, какъ они недостойны того, чтобы ихъ слушать,-- они спокойно вступаютъ въ общіе ряды, признаютъ, что ихъ задачи неосуществимы, и даже радуются, что не вздумали ихъ осуществить. Самые ярые реформаторы утихаютъ и мирятся съ существующимъ; самые громкіе радикальные ораторы становятся нѣмыми, мирными чиновниками; пылкіе либералы, достигши власти, превращаются въ закоснѣлыхъ консерваторовъ или просто тирановъ и деспотовъ. Взгляни на Тьера, на Гизо! Чѣмъ они были въ оппозиціи, и чѣмъ стали у власти? Взгляни на виговъ, когда они аппелируютъ къ странѣ, и виговъ, когда о ни у власти! Неужели ты назовешь ихъ поведеніе измѣной, какъ вопятъ радикалы,-- которые поступили бы совершенно также, если бы пришелъ ихъ чередъ? Нѣтъ, они только подчиняются обстоятельствамъ, которыя сильнѣе ихъ, они идутъ къ реформамъ вмѣстѣ съ остальнымъ міромъ и въ ногу съ нимъ,-- а движенія такого огромнаго тѣла, какъ человѣческій родъ, неизбѣжно будутъ медленны; они отказываются отъ одного плана, потому что онъ неосуществимъ вслѣдствіе противодѣйствія оппозиціи, отъ другого, потому что онъ преждевременный и не встрѣчаетъ поддержки у большинства; они принуждены не только думать о реформахъ и улучшеніяхъ, но и считаться съ ихъ трудностями и невыгодами,-- и въ концѣ концовъ должны подчиниться, ждать и идти на компромиссъ.
   -- Почтенный депутатъ Артуръ Пенденнисъ не могъ бы говорить лучше и съ большимъ апломбомъ даже если бы онъ былъ первымъ лордомъ казначейства, -- сказалъ Баррингтонъ.
   -- Апломбомъ? Почему?-- спросилъ Пенъ.-- Мнѣ кажется, что мой скептицизмъ отличается большею скромностью, чѣмъ революціонный пылъ другихъ. Какой-нибудь восемнадцатилѣтній патріотъ, ораторъ Декламаторскаго клуба, повыгонялъ бы завтра же всѣхъ епископовъ изъ палаты лордовъ, за епископами отправилъ бы и лордовъ, а затѣмъ и тронъ бросилъ бы въ Темзу. Что же, по твоему, онъ скромнѣе меня, если я мирюсь съ этими учрежденіями, какъ они есть, и дальнѣйшаго развитія, укрѣпленія или (если угодно) уничтоженія жду отъ времени и торжества истины? Университетскій тьюторъ или приживалъ какого-нибудь вельможи, появляющійся въ одинъ прекрасный день въ качествѣ епископа въ шелковой рясѣ и шляпѣ съ широкими полями и милостиво благословляющій меня, остается тѣмъ же человѣкомъ, котораго мы помнимъ изъ Оксбриджа, когда онъ раболѣпствовалъ передъ дворянчиками и издѣвался надъ студентами въ аудиторія. Наслѣдственный законодатель, который проводитъ свое время съ жокеями, шуллерами и балеринами и призванъ править мною и лучшими людьми страны только потому, что его дѣдъ удачно спекулировалъ съ процентными бумагами, или нашелъ въ своемъ имѣніи какія-то залежи, или потому, что его глупый предокъ случайно командовалъ десятью тысячами такихъ же храбрецовъ, какъ онъ самъ, и разбилъ двадцать тысячъ французовъ или пятьдесятъ тысячъ индійцевъ, такой человѣкъ, говорю я, внушаетъ мнѣ не болѣе уваженія, чѣмъ самому ярому демократу, но какъ бы то ни было, онъ представляетъ собою часть того стараго общественнаго тѣла, къ которому мы принадлежимъ, и я безропотно подчиняюсь господину лорду, на всѣхъ обѣдахъ онъ занимаетъ первое мѣсто среди лучшихъ людей,-- такъ ужь сложились обстоятельства. Я не желаю отрубить ему голову гильотиной, или забросать его грязью на улицѣ. Если намъ говорятъ, что этотъ человѣкъ позоритъ свое сословіе, тогда какъ другой, добрый и кроткій, образованный и великодушный, употребляющій свои громадныя средства на дѣла благотворительности и поощряющій искусства, служитъ для него украшеніемъ, то этимъ ни въ ту, ни въ другую сторону еще не рѣшается вопросъ о пользѣ и значеніи всего сословія. Оно существуетъ, оно вошло въ наши привычки, сдѣлалось символомъ нашей вѣры, оно росло столѣтіями и представляетъ одну изъ самыхъ сложныхъ традицій. "Мой повелитель епископъ и мой повелитель наслѣдственный законодатель" являются въ настоящемъ своемъ видѣ символами закованныхъ въ латы бароновъ (отъ которыхъ господа наслѣдственные пэры въ большинствѣ случаевъ не происходятъ) и священниковъ, владѣвшихъ абсолютной истиной и свыше ниспосланной силой, -- той истиной, которую наши предки преслѣдовали кострами, тою силой, которая до сихъ еще поръ проповѣдуется въ печати и которой ты по своему выбору можешь вѣрить или нѣтъ. Я примиряюсь съ этимъ, но не болѣе. Если ты скажешь, что этотъ строй, придуманный до изобрѣтенія книгопечатанія и парохода, когда мысль находилась въ младенчествѣ, трепеща подъ бичемъ своихъ наставниковъ; когда истинѣ ея блюстители закрывали ротъ, завязывали глаза и путали ноги, для того чтобы она не могла подавать своего голоса, не могла ничего видѣть и двигаться съ мѣста, до того, какъ людямъ позволено было собираться, входить между собою въ сношенія и даже говорить другъ съ другомъ, если, повторяю, кто-нибудь скажетъ (какъ это дѣйствительно и говорятъ), что этотъ строй долженъ быть вѣченъ и, испытавъ въ прошломъ различныя измѣненія и преобразованія, не подлежитъ дальнѣйшему развитію или упадку, то я смѣюсь, но не запрещаю этого говорить. Я терпимо отношусь къ этимъ мнѣніямъ, но того же хочу и для своихъ. Быть можетъ, имъ суждено умереть, но я предпочитаю, чтобы они погибли приличною и естественной смертью, а не были насильственно и неожиданно лишены жизни.
   -- Если бы ты жилъ во времена гоненій христіанъ,-- сказалъ Баррингтонъ,-- ты приносилъ бы жертвы Юпитеру.
   -- Можетъ быть,-- съ нѣкоторой грустью отвѣтилъ Пенъ.-- Можетъ быть, я малодушенъ, мои убѣжденія нестойки, но это въ данномъ случаѣ неважно. Я утверждаю здѣсь только то, что я не намѣренъ преслѣдовать. Признай вѣру или догму абсолютной -- и преслѣдованіе явится логическимъ послѣдствіемъ этого. Доминиканецъ будетъ жечь еврея, Кальвинъ -- аріанина, Неронъ -- христіанина, Елизавета -- паписта, Maрія -- протестанта, а ихъ отецъ, быть можетъ, того и другого. При этомъ всѣ они будутъ дѣйствовать безъ всякихъ угрызеній совѣсти, и даже наоборотъ, съ сознаніемъ исполненнаго долга. Признай догму абсолютной и смертная казнь и готовность подвергнуться ей будутъ неизбѣжны. Воины Магомета, въ экстазѣ умирающіе на копьяхъ христіанъ, заслуживаютъ совершенно такой же оцѣнки, какъ тѣ же люди, избивающіе цѣлые города, наполненные евреями, или перерѣзывающіе головы всѣмъ плѣнникамъ, которые не соглашаются признать Магомета.
   -- Не очень давно, милый юноша, -- сказалъ Баррингтонъ, внимавшій своему другу не безъ насмѣшки, но и не безъ участія,-- ты спросилъ меня, почему я остаюсь внѣ житейской борьбы и взираю на страданія ближнихъ, не принимая участія въ спорѣ? Посмотри же, какимъ пассивнымъ зрителемъ въ этой борьбѣ оказываешься ты самъ съ своимъ универсальнымъ скептицизмомъ! Тебѣ всего двадцать шесть лѣтъ, а ты ужь пресыщенъ жизнью, какъ шестидесятилѣтній жуиръ. У тебя нѣтъ ни надеждъ, ни заботъ, ни вѣры. Ты сомнѣваешься въ другихъ такъ же, какъ и въ себѣ. Если бы весь міръ состоялъ изъ такихъ роcocuranti {Равнодушныхъ.}, какъ ты, онъ былъ бы невыносимъ. Я скорѣе согласился бы жить съ орангутангами въ лѣсу и слушать ихъ болтовню, чѣмъ въ обществѣ людей, которые отрекаются отъ всего.
   -- А если бы міръ состоялъ изъ святыхъ Бернардовъ или святыхъ Доминиковъ, онъ также былъ бы невыносимъ, -- сказалъ Пенъ, -- а спустя нѣсколько лѣтъ и совсѣмъ пересталъ бы существовать. Неужели ты хотѣлъ бы, чтобы всякій мужчина брилъ свою голову, а женщины уединялись въ монастыри, проводя до крайнихъ предѣловъ принципъ аскетизма? Чтобы на каждой улицѣ города гудѣли монастырскіе гимны, чтобы всѣ лѣсныя птицы пѣли одну пѣсню и имѣли одно оперенье? Ты называешь меня скептикомъ, потому что я мирюсь съ существующимъ,-- да, мирюсь, будь это коноплянка или жаворонокъ, жрецъ или священникъ,-- будь это, словомъ, что бы то ни было изъ безконечнаго разнообразія существъ, созданныхъ Богомъ (чье имя я хотѣлъ бы научиться произносить съ благоговѣніемъ и страхомъ). Я мирюсь и говорю, что изученіе этого разнообразія, въ особенности въ средѣ людской, лишь увеличиваетъ наше поклоненіе Творцу, Зиждителю и Руководителю всѣхъ этихъ умовъ, которые столь различны, и въ тоже время сходятся въ общемъ обожаніи, потому что каждый изъ нихъ поетъ свою пѣсню въ хвалу Господа.
   -- Значитъ, Артуръ, по твоей философіи, и гимнъ святого, и ода поэта, и пѣсня ньюгетскаго вора; составляютъ почти одно и тоже?
   -- Даже и на этотъ ироническій вопросъ я могъ бы возразить, если бы онъ относился къ дѣлу. Я могъ бы тебѣ отвѣтить, что даже на вопль распятаго разбойника, мудрѣйшій и лучшій изъ нашихъ Учителей, неутомимый Утѣшитель и Исцѣлитель, обѣщалъ милосердіе. Гимнъ святого, ода поэта! но какъ можемъ мы измѣрить человѣческую силу, способность, возможность, правду и неправду? Какъ можемъ мы установить масштабъ для наказанія и награды? Съ нашей стороны одинаково дерзко и безразсудно судить о нравственности людей, какъ и объ ихъ интеллектѣ. Мы восхищаемся однимъ, считая его великимъ философомъ, и смѣемся надъ другимъ, считая его глупцомъ; но мы, въ сущности, не знаемъ ни того, ни другого, мы не знаемъ той доли истины, которою каждый владѣетъ, да и вообще не знаемъ, гдѣ истина. Мы поемъ "Те Deum" за героя, который выигралъ сраженіе, и "De Profundis" за другого, который убѣжалъ изъ тюрьмы, но былъ пойманъ полисменомъ. Нашъ масштабъ для награды и наказанія пристрастенъ, до нелѣпости неполонъ, несправедливъ, крайне суетенъ, а мы еще хотимъ примѣнять его и въ другомъ мірѣ. Мы желаемъ преслѣдовать людей и по ту сторону могилы и посылаемъ вслѣдъ за ними наши безсильные обвинительные и оправдательные приговоры, мы разставляемъ наши жалкія вѣхи, желая измѣрить неизмѣримое небо, какъ будто, въ сравненіи съ этой неизмѣримостью, умъ Ньютона, Паскаля, Шекспира можетъ быть поставленъ выше моего, какъ будто лучи, посылаемые солнцемъ на землю, меня достигнутъ скорѣе, чѣмъ человѣка, который чиститъ мои сапоги. Въ сравненіи съ этой неизмѣримостью, самый великій и самый малый среди насъ почти одинаково ничтожны, жалки и низки, и только мелочностью можно назвать наше желаніе измѣрять эту разницу.
   -- Твоя метафора, Артуръ, изрядно хромаетъ, -- отвѣтилъ Баррингтонъ, приходя въ лучшее настроеніе.-- Если даже при помощи обыкновенной ариѳметики мы можемъ умножать и уменьшать до безконечности, то Всевышній математикъ долженъ принимать въ разсчетъ все: для Его безпредѣльности ничто малое не мало и великое не велико.
   -- Я не касаюсь этихъ вычисленій,-- сказалъ Артуръ, -- я говорю только, что ваши вычисленія не совершенны и преждевременны; они ложны по своимъ послѣдствіямъ и послѣ ряда дѣйствій разростаются до громадныхъ ошибокъ. Я не осуждаю тѣхъ, которые умертвили Сократа и обвинили Галилея. Я только говорю: они умертвили Сократа и обвинили Галилея.
   -- А минуту тому назадъ ты признавалъ необходимость примиренія съ существующей, да, вѣроятно, и со всякой тираніей,
   -- Нѣтъ! Я только говорилъ, что, если мнѣ будетъ угрожать противникъ, отъ котораго я могу избавиться безъ кровопролитія и насилія, то я скорѣе буду ждать и морить его голодомъ, чѣмъ вступлю съ нимъ въ битву. Такой именно скептицизмъ обнаруживалъ Фабій въ борьбѣ съ Ганнибаломъ.-- А какъ звали его помощника, о которомъ мы въ дѣтствѣ читали у Плутарха, и который насмѣхался надъ его медленностью, сомнѣваясь въ его храбрости, и, вступивъ въ сраженіе съ врагомъ, былъ разбитъ?
   Въ этихъ разсужденіяхъ Артура читатель, по всей вѣроятности, услышитъ отголосокъ тѣхъ вопросовъ, которые занимали и волновали его, и накоторые онъ, пожалуй, могъ бы дать самые различные отвѣты. Мы отнюдь не высказываемся за правильность его убѣжденій и просимъ читателя видѣть въ предъидущемъ лишь драматическое ихъ изложеніе, которое нисколько не дѣлаетъ автора за нихъ отвѣтственнымъ. Мы только старались прослѣдить духовное развитіе человѣка, интересующагося жизнью, себялюбиваго, но не лишеннаго доброты, великодушія и стремленія къ истинѣ. Мы видимъ, что печальное міросозерцаніе, усвоенное въ настоящее время нашимъ героемъ, есть скептическое отношеніе ко всему существующему и насмѣшливое примиреніе съ нимъ. Привычки и скромности подобнаго человѣка не позволяютъ ему выступить въ качествѣ шумнаго демагога, а его любовь къ истинѣ удерживаетъ его отъ скороспѣлыхъ предложеній, съ которыми постоянно носятся многіе ярые реформаторы; тѣмъ менѣе, конечно, онъ способенъ, защищая свою точку зрѣнія, или опровергая взгляды противниковъ, прибѣгнуть къ лживымъ аргументамъ. Нашъ другъ, по своей натурѣ, не былъ склоненъ ко лжи, но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ не имѣлъ въ себѣ достаточно силы, чтобы протестовать противъ лжи другихъ чѣмъ-либо инымъ, кромѣ сдержанной насмѣшки. Онъ считалъ своимъ правиломъ безусловно повиноваться всѣмъ актамъ парламента, доколѣ они не отмѣнены.
   Къ чему можетъ привести человѣка подобный пассивный скептицизмъ? Нашъ Артуръ былъ Саддукеемъ, и сколько бы Креститель ни проповѣдывалъ въ пустынѣ народу, жадно внимавшему его словамъ, онъ, пожавъ плечами и съ улыбкой на устахъ, повернулъ бы своего покорнаго мула прочь отъ толпы, удалился бы подъ сѣнь своей террасы, думалъ бы здѣсь о проповѣдникѣ и его слушателяхъ и обратился бы къ своему свитку Платона или пріятнымъ греческимъ пѣснямъ, говорящимъ о нимфахъ, фонтанахъ, любви. Такой скептицизмъ можетъ привести человѣка къ постыдному себялюбію и замкнутости, -- тѣмъ болѣе постыднымъ, что они не смущаютъ его свѣтлаго настроенія и совѣсти. Совѣсти! Что такое совѣсть? Къ чему ея укоры? Что такое народная и личная вѣра? Если вы видите, м-ръ Пенденнисъ, съ такою роковой проницательностью мірскую ложь и подчиняетесь ей безъ всякаго протеста, кромѣ смѣха; если вы, наслаждаясь успѣхами жизни, равнодушно внимаете стонамъ окружающаго міра; если на вашихъ глазахъ идетъ борьба за истину, въ которой, съ оружіемъ въ рукахъ, принимаютъ участіе, на той или другой сторонѣ, всѣ люди чести, а вы лежите на своемъ балконѣ и курите вашу трубку, вдали отъ шума и опасности, -- то лучше бы вамъ умереть или совсѣмъ не родиться на свѣтъ, чѣмъ вести такую чувственную и малодушную жизнь!
   -- Истина, дружище?-- невозмутимо говорилъ Артуръ.-- Гдѣ она? Покажи мнѣ ее! Въ этомъ и весь вопросъ.-- Я вижу ее на обѣихъ сторонахъ. Я вижу ее и въ консервативной партіи палаты, и среди радикаловъ, и даже на министерскихъ скамьяхъ. Я вижу ее въ томъ человѣкѣ, который чтитъ ее актомъ парламента и награждается шелковымъ фартукомъ и пятью тысячами въ годъ. Я вижу ее и въ томъ, который, влекомый роковой, безжалостной логикой своей вѣры, приноситъ въ жертву все,-- друзей, славу, самыя дорогія узы, уваженіе цѣлой арміи клерикаловъ, признанное положеніе вождя,-- въ поискахъ за истиной переходитъ на сторону врага и готовъ служить въ его рядахъ безвѣстнымъ воиномъ. Я вижу истину и въ томъ, который логически приходитъ къ совершенно противоположному выводу и, проведши всю жизнь въ напрасныхъ попыткахъ примиренія съ непримиримой книгой, въ отчаяніи бросаетъ ее и со слезами на глазахъ, поднявъ къ небу руки, объявляетъ о своемъ возмущеніи и отступничествѣ. Если у всѣхъ этихъ я вижу крупицу истины, то съ какой стати я приму сторону одного изъ нихъ? Одни имѣютъ своимъ призваніемъ проповѣдывать, пусть они проповѣдуютъ (хотя, мнѣ кажется, у насъ есть уже слишкомъ много мнящихъ себя ими). Но вѣдь мы всѣ не можемъ читать проповѣди, это ясно. Нѣкоторые изъ насъ должны молча сидѣть и слушать, или даже спать. У каждаго свое дѣло. Старшій ученикъ приходской школы занятъ мѣхами органа; учитель колотитъ остальныхъ учениковъ на хорахъ; причетникъ поетъ у апалоя "аминь", а сторожъ съ булавою въ рукѣ открываетъ двери для его преподобія, который, шурша шелковой мантіей, всходитъ на каѳедру. Я не имѣю никакого желанія быть школьниковъ или пѣть "аминь", или фигурировать въ качествѣ воина церкви съ булавою въ рукѣ, но я сниму свою шляпу, и вмѣстѣ съ другими буду молиться, и обмѣняюсь рукопожатіемъ съ священникомъ, когда онъ выйдетъ изъ церкви. Но развѣ я не знаю, что его присутствіе здѣсь также представляетъ собою компромиссъ, и что онъ стоитъ передо мною въ качествѣ парламентскаго акта? Что церковь, которую онъ занимаетъ, выстроена для иного богослуженія? Да, я саддукей, я признаю вещи, какъ онѣ существуютъ, и міръ, и парламентскіе акты, какъ они существуютъ. Я намѣренъ жениться, если найду подходящую женщину,-- не для того, чтобы сгорать безумною любовью и лежать, какъ дуракъ, у ея ногъ -- не для того, чтобы считать ее ангеломъ, но чтобы быть къ ней добрымъ, внимательнымъ и отъ нея ожидать того же. И такъ, Джорджъ, если ты услышишь о моей женитьбѣ, знай, что дѣло не будетъ идти о какой-нибудь романтической привязанности съ моей стороны,-- а если ты предложишь мнѣ хорошее правительственное мѣсто, то я не буду имѣть особенныхъ причинъ не принять его.
   -- Ахъ, ты, бездѣльникъ! Я проникъ въ твои замыслы!-- воскликнулъ Баррингтонъ.-- Я понимаю, чѣмъ объясняется твой скептицизмъ, твой квіетизмъ, твой атеизмъ! Ты хочешь продаться,-- ну, и съ Богомъ! Ты хочешь вступить въ сдѣлку, которая унизитъ тебя и сдѣлаетъ тебя несчастнымъ на всю жизнь,-- стало-быть, нечего толковать объ этомъ. Разъ ты задумалъ это, самъ дьяволъ не въ состояніи будетъ тебѣ помѣшать...
   -- Наоборотъ, онъ всецѣло на моей сторонѣ, Джорджъ,-- отвѣтилъ Пенъ со смѣхомъ.-- Что за прелестныя сигары! Знаешь, что, Джорджъ? Пойдемъ со мною въ клубъ. Пефъ сегодня пріѣхалъ и смастеритъ намъ прекрасный обѣдъ. Не хочешь? Да ну же, не хмурься, старина, я завтра ѣду въ... въ деревню.
   

ГЛАВА XXV,
которая, быть можетъ, объясняетъ главу XXIV.

   Свѣдѣнія, полученныя маіоромъ Пенденнисомъ о дѣлахъ семейства Клевринговъ черезъ Стронга, а также благодаря личному вмѣшательству, въ качествѣ друга дома, были такого рода, что онъ почти готовъ былъ отказаться отъ плановъ, придуманныхъ имъ для Артура. Получить жену съ такими двумя тестюшками, какъ оба мужа невинной и злополучной леди Клеврингъ, представляло не особенно пріятную перспективу. Каждый изъ нихъ, впрочемъ, до нѣкоторой степени нейтрализовалъ другого. Съ одной стороны, появленіе на свѣтъ Божій Эмори, или Альтамонта, послужило бы сигналомъ къ его немедленному удаленію и заслуженному наказанію (онъ убилъ тюремнаго надзирателя, и ему теперь грозила висѣлица, попадись онъ британскимъ властямъ), но у кого хватитъ духа надѣлить своего племянника женою, отъ родителя которой приходится избавляться такимъ образомъ? Впрочемъ, маіоръ былъ увѣренъ, что Альтамонтъ, имѣя въ перспективѣ висѣлицу, постарается скрываться какъ можно тщательнѣе. Съ другой стороны, конечно, держа Клевринга подъ угрозой обнаруженія Альтамонта -- что должно было его лишить всего, можно было и баронета сдѣлать послушнымъ рабомъ въ рукахъ человѣка, знавшаго эту роковую тайну.
   Но несчастье заключалось въ томъ, что если бегума еще нѣсколько разъ уплатитъ долги этого неисправимаго человѣка, то отъ ея имущества останется одно воспоминаніе, и ея наслѣдники получатъ пустую сокровищницу. Такимъ образомъ, миссъ Эмори, вмѣсто того, чтобы доставить своему супругу хорошее приданое и мѣсто въ Парламентѣ, принесетъ ему только самое себя, да развѣ еще свою родословную, гдѣ противъ имени послѣдняго мужского представителя ея рода будетъ стоять печальная отмѣтка sus per coll. {Повѣшенъ за шею.} Но для стараго прожектора, обдумывавшаго всѣ эти обстоятельства, открывался еще одинъ путь. Въ чемъ онъ заключался, читатель увидитъ, если потрудится познакомиться съ разговоромъ, который вскорѣ имѣлъ мѣсто между маіоромъ Пенденнисомъ и баронетомъ, депутатомъ отъ Клевринга.
   Если человѣкъ, подъ гнетомъ финансовыхъ затрудненіи, неожиданно скрывается изъ вида своихъ друзей и знакомыхъ,-- такъ сказать, ныряетъ подъ воду среди стаи птицъ, съ которыми онъ до сихъ поръ плылъ вмѣстѣ, то удивительно просто, въ какихъ странныхъ и отдаленныхъ закоулкахъ онъ снова показывается на поверхность, чтобы вздохнуть. Я зналъ одного завсегдатая Пелль-Мелля и Роттенъ-Роу, великосвѣтскаго джентльмена, который словно испарился для своихъ сотоварищей по клубу и парку и потомъ въ самомъ счастливомъ настроеніи духа оказался въ дешевой кухмистерской на Рыбномъ рынкѣ. Другой господинъ, весьма образованный и развитой (я не говорю "литераторъ", иначе критики обвинятъ меня въ намѣреніи оскорбить литературную профессію), спасаясь отъ пристава, сообщилъ мнѣ, что живетъ въ маленькомъ кабачкѣ подъ названіемъ "Лисица подъ холмомъ", въ какихъ-то темныхъ катакомбахъ Стренда. Если у такого человѣка есть домъ, вы никогда тамъ его не застанете. Онъ оставляетъ адресъ, по которому вы можете писать ему письма, но нужна большая наивность, чтобы разсчитывать розыскать его самого и о этому адресу. Лишь немногія довѣренныя лица знаютъ, гдѣ онъ обрѣтается, и имѣютъ въ своихъ рукахъ ключъ отъ этого тайника. Такъ и сэръ Френсисъ Клеврингъ, послѣ пререканій съ женой и послѣдующихъ своихъ злоключеній, исчезъ неизвѣстно куда. Дома его застать было невозможно.
   -- Съ тѣхъ поръ, какъ я потребовалъ у него свои четырнадцать фунтовъ, онъ приходитъ домой не раньше трехъ часовъ ночи, прикидывается спящимъ, когда я приношу ему утромъ воду и прокрадывается изъ дома, улучивъ минуту, когда я на кухнѣ.
   Такъ сообщилъ м-ръ Лайтфутъ своему пріятелю Моргану, и при этомъ прибавилъ, что хочетъ ѣхать къ миледи, поступить къ ней въ буфетчики и жениться на своей старухѣ. Равнымъ образомъ, послѣ своихъ пререканій съ Стронгомъ, баронетъ сталъ тщательно и его избѣгать и околачивался въ мѣстахъ, недоступныхъ для упрековъ шевалье, а можетъ быть, и для собственныхъ угрызеній совѣсти,-- какъ нерѣдко дѣлаемъ всѣ мы, пытаясь убѣжать отъ нихъ при помощи перемѣны мѣста или другихъ хитрыхъ уловокъ.
   Пенденнису-старшему, которому для осуществленія его новыхъ плановъ, необходимо было видѣть баронета и переговорить съ нимъ откровенно, стоило не малаго труда добиться свиданія. Съ тѣхъ поръ, какъ маіоръ, въ качествѣ друга дома, познакомился съ семейными и имущественными дѣлами Клевринга, послѣдній сталъ такъ же избѣгать его, какъ онъ избѣгалъ всѣхъ адвокатовъ и агентовъ, когда ему приходилось давать какой-нибудь отчетъ или говорить съ ними о дѣлахъ. Онъ никогда не являлся на свиданіе, если не имѣлъ въ виду получить деньги. Маіоръ сдѣлалъ нѣсколько тщетныхъ попытокъ поймать эту робкую и осторожную птичку. Онъ написалъ ему невиннѣйшее приглашеніе отобѣдать въ Гриничѣ съ нимъ и еще нѣсколькими друзьями. Но баронетъ не клюнулъ на эту удочку: приглашеніе онъ принялъ, но, заподозривъ какое-то коварство, не явился, предоставивъ маіору (который предполагалъ въ своей особѣ совмѣстить всѣхъ друзей) самому съѣсть свою приманку. Тогда маіоръ вторично написалъ ему, прося удѣлить ему десять минутъ для разговора. Баронетъ немедленно отвѣтилъ и назначилъ свиданіе въ клубѣ ровно въ четыре часа (слово "ровно" было тщательно подчеркнуто). Четыре часа, конечно, наступило въ свое надлежащее время, а Клеврингъ не явился. Болѣе бояться встрѣчи съ маіоромъ онъ не могъ бы и въ томъ случаѣ, если бы даже былъ его должникомъ.
   Въ тотъ самый день, когда баронетъ произнесъ столько ласкательныхъ словъ въ присутствіи Стронга и столько ругательствъ за его спиной, онъ, несмотря на то, что далъ честное слово и торжественно поклялся друзьямъ своей жены не выдавать и не акцептировать болѣе никакихъ векселей и довольствоваться тѣмъ содержаніемъ, которое его несчастная жена все-таки назначила ему, вознамѣрился поставить свое почтенное имя на вексельномъ бланкѣ. Въ этомъ отношеніи дружескую услугу оказалъ ему м-ръ Моссъ Абрамсъ, который обѣщалъ "пристроить" этотъ вексель у кого-нибудь изъ своихъ близкихъ друзей. Но случаю угодно было, чтобы Стронгъ услышалъ объ этомъ въ томъ самомъ мѣстѣ, гдѣ эта сдѣлка была задумана, а именно, въ сигарной лавочкѣ м-ра Сантіаго, гдѣ шевалье каждый вечеръ проводилъ часокъ, другой.
   -- Онъ опять принялся за свое,-- сказалъ м-ръ Сантіаго своему посѣтителю.-- Сегодня онъ и Моссъ Абрамсъ были у меня. Моссъ послалъ моего мальчика за вексельнымъ бланкомъ. Кажется, дѣло идетъ о векселѣ на пятьдесятъ фунтовъ. Баронетъ просилъ Мосса написать вексель на два мѣсяца заднимъ числомъ. Онъ хочетъ выдать этотъ долгъ за старый и заявить, что позабылъ о немъ, когда въ послѣдній разъ жена платила его долги. Теперь, когда онъ очистился отъ долговъ, ему, конечно, опять откроютъ кредитъ.
   Человѣкъ, который привыкъ подписывать свое злосчастное имя подъ словами "повиненъ заплатить," можетъ во всякомъ случаѣ утѣшать себя мыслью, что всѣ его дѣла извѣстны и интересны другимъ, а его подпись ходитъ по рукамъ самыхъ отъявленныхъ мошенниковъ Лондона.
   Отъ лавочки м-ра Сантіаго рукой подать до Бюри-Стрита, гдѣ мы уже имѣли честь бывать въ квартирѣ маіора Пенденниса. Маіоръ, не спѣша, направлялся домой, когда навстрѣчу ему, по тому же тротуару, зашагалъ Стронгъ, пылая гнѣвомъ и дымя своей благовонной гаванской сигарой.
   -- Несносная молодежь!-- подумалъ маіоръ.-- Вѣчно они отравляютъ атмосферу своимъ табакомъ. Вотъ опять какой-то усачъ идетъ съ сигарой въ зубахъ. Презираю всѣхъ, кто носитъ усы и куритъ. Ба! это м-ръ Стронгъ! Мое почтеніе, м-ръ Стронгъ!
   И старый маіоръ, съ достоинствомъ поклонившись Стронгу, направился къ своимъ дверямъ и сталъ дрожащей рукой всовывать свой ключъ въ отверстіе замка.
   Мы уже сказали, что во время длинныхъ и непріятныхъ дебатовъ и совѣщаній касательно уплаты по послѣднимъ долгамъ сэра Френсиса Клевринга, Стронгъ и Пенденнисъ фигурировали, въ качествѣ друзей и совѣтниковъ несчастной семьи баронета. Стронгъ остановился и протянулъ своему собрату руку, а старый Пенденнисъ сухо подалъ ему два пальца.
   -- Что скажете хорошаго?-- покровительственнымъ тономъ спросилъ Пенденнисъ. Всю жизнь онъ вращался въ такомъ отборномъ обществѣ, что началъ почитать за нѣкоторое снисхожденіе съ своей стороны, если заговаривалъ съ простыми смертными.-- Вы еще въ городѣ, м-ръ Стронгъ? Надѣюсь, здоровы?
   -- Хорошаго мало могу вамъ сообщить,-- отвѣтилъ Стронгъ.-- Я хотѣлъ бы съ вами поговорить относительно нашихъ общихъ знакомыхъ. Клеврингъ принялся за старое, маіоръ Пенденнисъ.
   -- Неужели? Прошу васъ, зайдите ко мнѣ, -- воскликнулъ маіоръ, любопытство котораго было сразу возбуждено.
   Они вошли въ гостиную, и здѣсь Стронгъ излилъ передъ маіоромъ свое негодованіе, разсказавъ подробно о легкомысліи и вѣроломствѣ Клевринга.
   -- Онъ не исполняетъ никакихъ обѣщаній, -- сказалъ Стронгъ.-- Вы помните, сэръ, когда мы всѣ собрались по дѣламъ миледи, ему было мало дать честное слово, онъ непремѣнно хотѣлъ поклясться на колѣняхъ, велѣлъ подать Библію и поклялся своимъ вѣчнымъ спасеніемъ, что не выдастъ больше ни одного векселя. И несмотря на все, сегодня онъ ужь подписалъ одинъ, и онъ подпишетъ еще сколько хотите, лишь бы ему давали деньги. Онъ обманетъ рѣшительно всѣхъ, свою жену, своего ребенка, своего стараго друга, который столько разъ помогалъ ему. Вотъ, напримѣръ, на будущей недѣлѣ истекаетъ срокъ векселю, который мы вмѣстѣ съ нимъ подписали...
   -- Да вѣдь мы уплатили по всѣмъ векселямъ?
   -- Кромѣ этого, -- отвѣтилъ Стронгъ, краснѣя.-- Онъ просилъ меня не говорить о немъ, и... и половину денегъ я получилъ, маіоръ. Они, конечно, насядутъ на меня. Но мнѣ все равно: я ужь привыкъ къ этому. Что меня безпокоитъ, такъ это судьба леди Клеврингъ. Нельзя же допустить, чтобы этотъ безсердечный человѣкъ въ конецъ раззорилъ добрую женщину, которая столько разъ избавляла его отъ тюрьмы. Всѣ его деньги уходятъ къ ростовщикамъ, боксерамъ и всякимъ проходимцамъ, и ему ничего не стоитъ принести имъ въ жертву честнаго человѣка. Можете повѣрить, сэръ, онъ взялъ деньги даже у Альтамонта,-- вы знаете, о комъ я говорю?
   -- Неужели? У этого чудака, который какъ-то пьяный забрался въ домъ къ сэру Фрэнсису?-- воскликнулъ маіоръ Пенденнисъ съ самымъ непроницаемымъ выраженіемъ лица.-- Скажите, пожалуйста, м-ръ Стронгъ, кто такой этотъ Альтамонтъ?
   -- Если вы не знаете, то и я не знаю,-- отвѣтилъ шевалье, глядя на него съ удивленіемъ и недовѣріемъ.
   -- Говоря вамъ откровенно,-- сказалъ маіоръ,-- у меня есть нѣкоторыя подозрѣнія. Я предполагаю -- замѣтьте, только предполагаю,-- что въ жизни нашего общаго знакомаго Клевринга, -- который, между нами, одинъ изъ самыхъ распущенныхъ негодяевъ -- существуютъ, безъ сомнѣнія, какія-нибудь особенныя тайны или происшествія, которыя онъ не желаетъ предавать огласкѣ,-- да и никто изъ насъ на его мѣстѣ не желалъ бы. Весьма возможно, что этотъ субъектъ, который именуетъ себя Альтамонтомъ, знаетъ про нѣкоторыя изъ этихъ непріятныхъ для Клевринга происшествій, держитъ его такимъ образомъ въ своихъ рукахъ и подъ угрозой огласки вымогаетъ у него деньги. Я знаю нѣсколько лучшихъ людей изъ лучшихъ англійскихъ семействъ, которыхъ такимъ же образомъ водятъ за носъ. Но эти частныя дѣла не касаются меня, м-ръ Стронгъ. Не должно думать, что если я иногда обѣдаю у человѣка, то я стараюсь проникнуть въ его тайны, или могу быть отвѣтственъ за его прошлое. Точно также съ нашимъ общимъ знакомымъ Клеврингомъ. Я принимаю въ немъ участіе исключительно ради его жены и ея дочери -- очаровательнѣйшей особы. Поэтому, когда леди Клеврингъ попросила меня, я заглянулъ въ ея дѣла и попытался привести ихъ въ порядокъ. И впредь я такъ же намѣренъ поступать, если найду это нужнымъ, -- понимаете, если найду это нужнымъ. Кстати объ Альтамонтѣ. Вы знакомы, вѣроятно, съ нимъ? Что, онъ въ городѣ?
   -- Я не считаю для себя нужнымъ знать, гдѣ онъ, маіоръ Пенденнисъ,-- сказалъ Стронгъ, поднимаясь съ мѣста и сердито берясь за шляпу, потому что покровительственный видъ и неумѣстная осторожность маіора сильно обидѣли честнаго шевалье.
   Пенденнисъ сразу оставилъ свой высокомѣрный тонъ и воскликнулъ съ видомъ лукаваго добродушія:
   -- Ахъ, капитанъ Стронгъ, я вижу, что вы также осторожны. И вы совершенно правы, почтеннѣйшій, -- совершенно правы. Вѣдь стѣны тоже иногда могутъ имѣть уши, и не всегда знаешь, съ кѣмъ имѣешь дѣло. Какъ опытный человѣкъ и старый солдатъ -- старый и отличный солдатъ, какъ мнѣ говорили, капитанъ Стронгъ,-- вы прекрасно знаете, что никогда не слѣдуетъ понапрасно тратить пороха. У васъ могутъ быть свои идеи, я тоже могу кое-что сообразить и имѣть свои. Но могутъ быть вещи, которыхъ лучше не знать,-- неправда-ли, капитанъ?-- и которыя я, напримѣръ, не желаю знать, пока не буду имѣть къ этому какихъ-нибудь особыхъ причинъ. Вѣроятно, и вы держитесь такого же правила? Что касается нашего общаго друга, баронета, то я согласенъ съ вами, что было бы крайне желательно предупредить съ его стороны всякіе неблагоразумные поступки, которые могли бы его семьѣ причинить огорченіе или какую бы то ни было непріятность необходимо, однимъ словомъ, всячески противодѣйствовать тому, чтобы онъ отступилъ отъ своего слова. Таково мое полное истолкованное убѣжденіе, и я увѣренъ, что вы вполнѣ раздѣляете его, капитанъ Стронгъ.
   -- Конечно, -- сухо отвѣтилъ Стронгъ.
   -- Очень радъ слышать это,-- очень радъ, что старый товарищъ по оружію совершенно согласенъ со мной. Я въ восхищеніи, что счастливый случай далъ мнѣ возможность увидѣться съ вами. Добрый вечеръ. Благодарю васъ. Морганъ, проведи капитана Стронга.
   Стронгъ, не мало озадаченный; осторожностью стараго маіора, вышелъ изъ комнаты, въ сопровожденіи Моргана, который, надо сознаться, также былъ не мало пораженъ скрытностью своего господина. Дѣло въ томъ, что м-ръ Морганъ, какъ образцовый слуга, двигался по дому такъ же тихо, какъ тѣнь, и въ концѣ вышеприведенной бесѣды между маіоромъ и Стронгомъ случайно оказался совсѣмъ близко къ дверямъ и слышалъ очень многое изъ того, что они между собой говорили.
   -- Кто такой Альтамонтъ? Не знате-ли вы чего-нибудь о немъ и о Стронгѣ?-- спросилъ м-ръ Морганъ м-ра Лайтфута, встрѣтившись съ нимъ въ тотъ же день въ клубѣ.
   -- Стронгъ обдѣлываетъ дѣлишки хозяина, достаетъ для него векселя и даетъ свои подписи. Тоже, думаю, и Альтамонтъ, -- отвѣтилъ Лайтфутъ.-- Моему прощалыгѣ всегда, знаете, нужно имѣть двухъ-трехъ человѣкъ, чтобы его бумаги шли въ ходъ. Альтамонтъ, говорятъ, здорово нагрѣлъ руки на Дерби, выигралъ цѣлую уйму. Эхъ, желалъ бы я, чтобы хозяинъ досталъ гдѣ-нибудь денегъ, да расплатился со мной.
   -- Какъ вы думаете, будетъ миледи платить опять по его долгамъ?-- спросилъ Морганъ.-- Узнайте-ка это для меня, и вы не останетесь въ накладѣ, дружище.
   Маіоръ Пенденнисъ, часто смѣясь, говорилъ, что его лакей Морганъ гораздо богаче своего барина. Дѣйствительно, за то время, которое онъ провелъ въ услуженіи у маіора, онъ имѣлъ случай познакомиться съ многими другими лакеями великаго свѣта, узнать о дѣлахъ ихъ господъ и, при помощи осторожныхъ спекуляцій, нажить значительную сумму денегъ. Когда м-ръ Артуръ готовился вступить во владѣніе своимъ наслѣдствомъ, Морганъ чрезвычайно удивилъ его, сказавъ, что у него есть немного денегъ -- такъ, около сотни фунтовъ,-- которыя онъ съ удовольствіемъ отдалъ бы въ ростъ; быть можетъ, джентльмены Темпля, которые понимаютъ толкъ въ этихъ дѣлахъ, помогутъ бѣдному человѣку найти помѣщеніе для своихъ сбереженій. Морганъ будетъ очень обязанъ м-ру Артуру,-- и не то, что обязанъ, а по гробъ жизни благодаренъ, если Артуръ поможетъ ему въ этомъ.
   Когда Артуръ смѣясь отвѣтилъ, что ничего не понимаетъ въ денежныхъ дѣлахъ и рѣшительно не можетъ ему помочь, послѣдній съ необыкновеннымъ простодушіемъ заявилъ, что если бы м-ру Артуру самому понадобились деньги до полученія имъ своей ренты, то м-ръ Артуръ, оказалъ бы ему честь и милость, вспомнивъ, что старый и вѣрный слуга его дяди скопилъ нѣсколько фунтовъ, которые съ удовольствіемъ помѣстилъ бы гдѣ-нибудь, и былъ бы очень доволенъ, если бы могъ быть полезнымъ семейству Пенденнисовъ.
   Принцъ Фэрокскій, который былъ довольно бережливъ и не нуждался въ деньгахъ, такъ же согласился бы занять деньги у слуги своего дяди, какъ и вытащить у него изъ кармана носовой платокъ. Онъ уже готовъ былъ рѣзко отвѣтить на дерзость Моргана, но его разсмѣшила комическая сторона этого предложенія. Морганъ капиталистъ! Морганъ предлагаетъ ему деньги взаймы! Это -- великолѣпно! Притомъ же онъ, можетъ быть, сдѣлалъ это предложеніе по простотѣ души и даже въ порывѣ доброты. По этому Артуръ подавилъ саркастическое замѣчаніе, которое уже готово было слетѣть съ его устъ, и ограничился тѣмъ, что отклонилъ любезность м-ра Моргана. Тѣмъ не менѣе онъ разсказалъ объ этомъ своему дядѣ и поздравилъ его съ такимъ превосходнымъ лакеемъ.
   Послѣ этого маіоръ и сталъ говорить, что его Морганъ чертовски разбогатѣлъ. Дѣйствительно, онъ купилъ тотъ домъ, гдѣ квартировалъ его господинъ; благодаря своему знакомству съ семействомъ Клевринговъ и полученному отъ своего барина свѣдѣнію, что бегума намѣрена уплатить всѣ долги мужа, онъ пріобрѣлъ значительную сумму денегъ, скупивъ, сколько могъ, обязательствъ баронета. Всѣ эти операціи, однако, оставались совершенно неизвѣстными для маіора, потому что послѣдній такъ же мало зналъ о Морганѣ, какъ и большинство насъ о своихъ слугахъ, которые живутъ съ нами неразлучно и остаются для насъ незнакомыми. Такова ужъ сила обычая и глубина пропасти, раздѣляющей классы между собою.
   -- Такъ онъ предлагалъ тебѣ денегъ взаймы?-- сказалъ старшій Пенденнисъ своему племяннику.-- Чертовски хитрый малый и чертовски богатъ. Многіе изъ нашихъ аристократовъ не прочь были бы имѣть такого слугу, чтобы занимать у него деньги. Но представь себѣ, онъ ничуть не измѣнился, этотъ м-ръ Морганъ. Онъ исполнителенъ по прежнему, всегда является по первому звонку, крадется по комнатѣ тише кошки. Чертовски привязанъ ко мнѣ этотъ Морганъ!
   Въ тотъ день, когда Стронгъ былъ у маіора, у послѣдняго явилась мысль, не можетъ-ли Морганъ чѣмъ-нибудь помочь ему. Поэтому онъ призвалъ его къ себѣ и сталъ насмѣхаться надъ нимъ по поводу его богатства такъ беззастѣнчиво и грубо, какъ вообще склонны обращаться важные джентльмены съ своими несчастными слугами.
   -- Я слыхалъ, что у тебя завелись деньжонки, Морганъ!-- сказалъ маіоръ.
   -- Это м-ръ Артуръ разсказалъ, чортъ его побери,-- подумалъ лакей.
   -- Я очень радъ, что служба у меня такъ выгодна,-- продолжалъ маіоръ.
   -- Благодарю васъ, сэръ, пожаловаться не могу ни на мѣсто, ни на барина,-- почтительно отвѣтилъ Морганъ.
   -- Ты славный малый. Я вѣрю, что ты привязанъ ко мнѣ, и мнѣ пріятно, что твои дѣла идутъ хорошо. Надѣюсь, что ты будешь благоразуменъ и не станешь открывать кабака или чего-нибудь въ этомъ родѣ?
   -- Кабакъ!-- подумалъ Морганъ.-- Я -- и кабакъ! Старый дурень! Будь я на десять лѣтъ помоложе, я бы и въ парламентъ попалъ, а онъ -- кабакъ!
   -- Нѣтъ, покорнѣйше благодарю васъ, сэръ. Я не думаю по питейной части, сэръ. Я ужъ и такъ недурно помѣстилъ свои маленькія сбереженія.
   -- Орудуешь съ векселями, Морганъ, а?
   -- Да, сэръ, помаленько... Извините меня, сэръ, позвольте спросить васъ.
   -- Говори, голубчикъ,-- милостиво отвѣтилъ старикъ.
   -- Позвольте узнать о бумагахъ сэра Френсиса Клевринга. Какъ изволите полагать, стоютъ онѣ еще денегъ? Будетъ по нимъ платить миледи?
   -- Какъ! ты уже и тутъ затѣялъ дѣло?
   -- Такъ точно, сэръ, малость,-- отвѣтилъ Морганъ, опуская внизъ, глаза.-- По совѣсти скажу вамъ, сэръ,-- не сочтите только за дерзость,-- кабы еще разочекъ удалось такъ, то я бы ужъ былъ совсѣмъ обезпеченъ.
   -- Да сколько же ты, скажи, пожалуйста, выручилъ этимъ?-- спросилъ маіоръ.
   -- Да малую толику заработалъ, сэръ, сознаюсь. Имѣя свѣдѣнія и познакомившись съ семействомъ по вашей милости, я поставилъ и свой горшокъ на огонь.
   -- Что?
   -- Заложилъ свои деньги, сэръ. Собралъ все, что было, да призанялъ,-- ну, и купилъ векселя сэра Френсиса. На многихъ-то было его имя, да еще того джентльмена, что сейчасъ былъ,-- Эдуардъ Стронгъ. Извѣстно, каждому хочется заработать себѣ копѣйку. Очень былъ бы обязанъ вашей милости, если бы вы мнѣ сказали, будетъ еще миледи платить, или нѣтъ?
   Маіоръ изумился. Онъ не могъ больше удивиться, если бы узналъ, что Морганъ ни кто иной, какъ переодѣтый маркизъ, который намѣренъ теперь сбросить свою маску и занять мѣсто въ палатѣ лордовъ. Онъ былъ, конечно, крайне возмущенъ дерзостью человѣка, который осмѣлился разбогатѣть у него подъ носомъ и безъ его вѣдома. Но ему отъ природы было присуще какое-то уваженіе къ тому, что представляетъ собою деньги и успѣхъ, и потому, выслушавъ признаніе Моргана, почувствовалъ къ нему не только уваженіе, но даже нѣкоторый страхъ.
   -- Ну, что же, Морганъ,-- сказалъ онъ.-- Я не стану разспрашивать, сколько у тебя денегъ; чѣмъ ты богаче, тѣмъ, конечно, лучше для тебя, и если я буду въ состояніи помочь тебѣ, я охотно это сдѣлаю. Но теперь скажу тебѣ прямо: если леди Клеврингъ спроситъ меня, платить-ли ей долги сэра Френсиса, то я посовѣтую ей этого не дѣлать, хотя и боюсь, что она меня не послушаетъ. Вотъ все, что я могу тебѣ сказать. Значитъ, тебѣ уже, извѣстно, что сэръ Френсисъ началъ свой... гмъ... неосторожный образъ дѣйствій?
   -- Принялся за старыя штуки, сэръ, ничего не подѣлаешь съ этимъ джентльменомъ, ничѣмъ его не удержишь.
   -- М-ръ Стронгъ сказалъ, что какой-то Моссъ Абрамсъ имѣетъ въ своихъ рукахъ одинъ изъ векселей сэра Френсиса Клевринга. Знаешь-ли ты что-нибудь объ этомъ Абрамсѣ и о суммѣ векселя?
   -- О векселѣ не знаю, сэръ, а Абрамса знаю очень хорошо.
   -- Постарайся узнать объ этомъ, и узнай также, гдѣ я могу видѣть сэра Френсиса Клевринга.
   -- Благодарю васъ, сэръ. Постараюсь, сэръ,-- отвѣтилъ Морганъ и выскользнулъ изъ комнаты такъ же, какъ и вошелъ, съ своей обычной почтительностью и безмолвной покорностью, оставивъ маіора недоумѣвать по поводу только что слышаннаго.
   На слѣдующее утро онъ сообщилъ маіору Пенденнису, что видѣлся съ м-ромъ Абрамсомъ, что Клеврингъ готовится выдать вексель на шестьдесятъ фунтовъ и сегодня непремѣнно будетъ въ первомъ часу дня въ задней комнаткѣ таверны "Колесо Фортуны".
   На такого рода свиданія сэръ Френсисъ Клеврингъ являлся всегда съ необычайной аккуратностью и потому въ первомъ часу дня этотъ потомокъ древняго рода уже сидѣлъ въ затхлой табачной атмосферѣ таверны, окруженный плевальницами, виндзорскими стульями и занимательными портретами боксеровъ, рысистыхъ лошадей и пѣшеходовъ, и въ ожиданіи м-ра Мосса Абрамса читалъ старый экземпляръ "Жизни Белля въ Лондонѣ", почти сплошь залитый пивомъ. Прошло немного времени, какъ вдругъ въ комнату вошелъ маіоръ Пенденнисъ.
   -- Наконецъ-то вы, дружище!-- воскликнулъ баронетъ, думая, что это м-ръ Абрамсъ пришелъ съ деньгами.
   -- Мое почтеніе, сэръ Френсисъ Клеврингъ. Я таки выслѣдилъ васъ, -- сказалъ маіоръ, и у баронета вытянулось лицо.
   Застигши, наконецъ, своего противника, маіоръ рѣшился сдѣлать на него быстрое и внезапное нападеніе и прямо приступилъ къ дѣлу.
   -- Я знаю, за кого вы приняли меня, Клеврингъ, и зачѣмъ вы сюда пришли.
   -- Вѣдь это не ваше же дѣло,-- сказалъ баронетъ сердитымъ и въ то же время испуганнымъ тономъ.-- Зачѣмъ вы слѣдите за мною и мѣшаетесь въ мои дѣла, маіоръ Пенденнисъ? Вѣдь вамъ я никакого вреда не причинилъ? У васъ я не бралъ денегъ. Я не желаю, чтобы за мною слѣдили такимъ образомъ и помыкали мною. Я не желаю и не допущу этого. Если леди Клеврингъ хочетъ сдѣлать мнѣ какое-нибудь предложеніе, то пусть сдѣлаетъ это обычнымъ порядкомъ, черезъ адвокатовъ. Съ вами я не желаю вступать въ переговоры.
   -- Я пришелъ не отъ имени леди Клеврингъ,-- сказалъ маіоръ,-- а по своему собственному побужденію, чтобы уговорить васъ, Клеврингъ, и сдѣлать попытку спасти васъ отъ окончательнаго раззоренія. Только мѣсяцъ тому назадъ вы клялись своею честью-и подтвердили эту клятву надъ Библіей,-- что не будете больше акцептовать векселей и ограничитесь содержаніемъ, которое вамъ назначила леди Клеврингъ. На этомъ условіи и были уплачены всѣ ваши долги, а вы нарушили его. М-ръ Абрамсъ получилъ отъ васъ вексель на шестьдесятъ фунтовъ.
   -- Это старый вексель. Даю вамъ клятву, что это старый вексель.
   -- Вы выдали его вчера и нарочно обозначили заднимъ числомъ. Ей Богу, Клеврингъ, мнѣ противно слушать, какъ вы лжете. Я вынужденъ вамъ это прямо сказать. Съ вами теряешь всякое терпѣніе, ей Богу. Вы обманываете всѣхъ, не исключая и самого себя. Я видѣлъ, кажется, свѣтъ, но такого обманщика, какъ вы, не встрѣчалъ. Вамъ нельзя вѣрить ни въ одномъ словѣ.
   -- Ахъ, ты, старый... старая скотина! Ты, кажется, хочешь, чтобы я тебѣ... кости переломалъ... и провалилъ твою старую башку,-- прошипѣлъ баронетъ, съ ненавистью глядя на маіора.
   -- Что такое?!-- закричалъ маіоръ, поднимаясь съ мѣста и сжимая въ рукѣ трость съ такимъ свирѣпымъ видомъ, что баронетъ сразу присмирѣлъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, маіоръ Пенденнисъ,-- жалобно сказалъ онъ.-- Извините меня. Я вовсе не думалъ васъ разсердить или сказать вамъ грубость, но вы чертовски рѣзки со мною, маіоръ Пенденнисъ. Что вы отъ меня хотите? Зачѣмъ вы меня преслѣдуете? Вы тоже хотите отъ меня денегъ? Честное слово, у меня нѣтъ ни шиллинга -- хныкалъ Клеврингъ, сразу измѣнивъ свой тонъ.
   Уже изъ этого для маіора Пенденниса было ясно, что Клеврингъ знаетъ о томъ, что его тайна находится въ рукахъ маіора.
   -- Меня никто не уполномочивалъ вести съ вами переговоры, и я вовсе не желаю чѣмъ-либо злоупотребить по отношенію къ вамъ,-- сказалъ Пенденнисъ.-- Я только хочу попытаться, если еще не поздно, спасти васъ и вашу семью отъ окончательнаго раззоренія, которое вы неизбѣжно навлечете своимъ безумнымъ легкомысліемъ. Я знаю вашу тайну...
   -- Я не зналъ объ этомъ, когда женился на ней. Клянусь вамъ, я не зналъ объ этомъ, пока этотъ проклятый разбойникъ не явился ко мнѣ. Вотъ это несчастное положеніе и толкаетъ меня на всѣ эти безумства,-- ей Богу, это,-- восклицалъ баронетъ, ломая руки.
   -- Я узналъ вашу тайну съ того самаго дня, какъ Эмори пьяный ввалился въ вашу столовую на Гросвенорской площади. Я никогда не забываю лицъ. Я отлично помню его въ Сиднеѣ, гдѣ видѣлъ его каторжникомъ, и онъ помнитъ меня. Я знаю весь его процессъ, день его свадьбы, и помню, какъ было сообщено о его смерти въ заросляхъ. Я могу подъ присягой подтвердить, что знаю его. И я знаю, что вы такъ же женаты на леди Клеврингъ, какъ я. Я хранилъ вашу тайну,-- смотрите, съ тѣхъ поръ какъ я узналъ ее, я никому не сказалъ о ней, ни вашей женѣ, ни даже вамъ.
   -- Бѣдная леди Клеврингъ. Это ее страшно поразитъ,-- хныкалъ сэръ Фрэнсисъ. Но я совершенно не виноватъ, маіоръ. Вы знаете, что я не виноватъ.
   -- Но, чтобы положить конецъ тому раззоренію, какое вы навлекаете на нее, я разскажу ей, Клеврингъ, и разскажу всѣмъ. Клянусь вамъ, что я это сдѣлаю, если только мнѣ не удастся прійти съ вами къ какому-нибудь соглашенію и положить предѣлъ вашимъ безумствамъ. Игрою, долгами и всякаго рода излишествами вы уже растратили половину состоянія вашей жены и ея законныхъ наслѣдниковъ,-- замѣтьте, законныхъ наслѣдниковъ. Но теперь долженъ быть конецъ. Вы не можете жить вмѣстѣ. Вы не годитесь, для того чтобы жить въ такомъ большомъ домѣ, какъ Клеврингъ. Не пройдетъ и трехъ лѣтъ, какъ вы не оставите въ немъ и шиллинга. Я придумалъ, что нужно сдѣлать. Вы будете получать шестьсотъ фунтовъ въ годъ. Вы уѣдете за-траницу и будете жить тамъ на эти деньги. Вы должны отказаться отъ своего мѣста въ парламентѣ и можете заниматься, чѣмъ вамъ угодно. Если же вы не исполните этихъ требованій, то даю вамъ слово, завтра же все будетъ извѣстно. Я покажу объ Эмори подъ присягой, и какъ только его признаютъ, онъ будетъ отправленъ туда, откуда явился, и избавитъ вдову разомъ отъ васъ и отъ самого себя. Вашъ сынъ потеряетъ всякія права на имущество стараго Спелля, и оно перейдетъ къ дочери вашей жены. Надѣюсь, вы поняли меня?
   -- Неужели вы будете такъ жестоки къ несчастному мальчику, маіоръ Пенденнисъ?-- жалобно сказалъ отецъ.-- Сжальтесь надъ нимъ. Онъ хорошій мальчикъ, -- только чертовски избалованъ, сознаюсь, -- чертовски избалованъ.
   -- Это вы жестоки къ нему,-- сказалъ старый защитникъ угнетенной невинности.-- Вѣдь въ три года вы неизбѣжно раззорите его.
   -- Да, но можетъ быть, я не буду имѣть такихъ чертовскихъ неудачъ. Вѣдь счастье должно же перемѣниться. Тогда я все заглажу, ей-Богу, заглажу. А если вы выдадите мою тайну, это такъ поразитъ мою жену. Вы знаете, что поразитъ,-- самымъ адскимъ образомъ.
   -- Ей тяжело будетъ разстаться съ вами?-- воскликнулъ насмѣшливо маіоръ.-- Да вѣдь она, все равно, теперь не желаетъ съ вами жить.
   -- Но почему леди К. не можетъ жить за-границей, или въ Батѣ, въ Тенбриджѣ, или у чорта на куличкахъ, а меня оставить здѣсь?-- продолжалъ Клеврингъ.-- Мнѣ здѣсь нравится больше, нежели заграницей. Я люблю быть въ парламентѣ. Теперь чертовски удобно быть членомъ парламента. Теперь очень мало осталось такихъ мѣстъ, какъ мое. Если я уступлю его правительству, оно назначитъ меня губернаторомъ на какой-нибудь островъ, или дастъ чертовски хорошее назначеніе. Вѣдь я джентльменъ чертовски знатнаго рода, съ титуломъ, и тому подобное. Развѣ вы не видите этого сами, маіоръ Пенденнисъ? Развѣ вы не видите, что они могутъ дать мнѣ чертовски хорошее назначеніе, если только я хорошо разыграю свои карты? Тогда я начну беречь деньги, перестану посѣщать всѣ эти проклятые игорные дома и рулетки, и... и... право, мнѣ очень не хочется оставлять парламента.
   Въ первую минуту относиться къ маіору съ ненавистью и недовѣріемъ, во вторую -- плакать передъ нимъ, въ третью -- принять самый довѣрчивый и дружелюбный тонъ -- было для нашего непостояннаго баронета весьма обычнымъ дѣломъ.
   -- Что касается вашего мѣста въ парламентѣ,-- сказалъ маіоръ, съ легкой краской на щекахъ и дрожью въ голосѣ (чего, впрочемъ, его собесѣдникъ не замѣтилъ),-- то вы должны разстаться съ нимъ, сэръ Френсисъ Клеврингъ. Вы должны уступить его... мнѣ.
   -- Какъ? Вы хотите засѣдать въ парламентѣ, маіоръ Пенденнисъ?
   -- Нѣтъ, не я. Но мой племянникъ Артуръ -- очень способный малый и будетъ тамъ играть роль. Если бы Клеврингъ посылалъ въ парламентъ двухъ депутатовъ, отецъ Артура, по всей вѣроятности, былъ бы тамъ. Я хочу, чтобы Артуръ засѣдалъ тамъ.
   -- Чортъ возьми, неужели онъ тоже знаетъ?-- воскликнулъ Клеврингъ.
   -- Никто объ этомъ не знаетъ, кромѣ насъ съ вами, -- отвѣтилъ Пенденнисъ,-- если вы окажете мнѣ эту услугу, то никто и не узнаетъ. Если же нѣтъ, то я -- человѣкъ своего слова и сдѣлаю то, что сказалъ.
   -- Послушайте, маіоръ,-- сказалъ сэръ Фрэнсисъ съ какою-то особенно смиренной улыбкой,-- не можете-ли вы... не можете-ли вы дать мнѣ впередъ за первую четверть года. Я вамъ буду безконечно благодаренъ. Вы можете сдѣлать съ леди Клеврингъ что угодно, и, клянусь вамъ, я уничтожу вексель Абрамса. Этотъ негодяй надуетъ меня въ этомъ дѣлѣ, -- онъ всегда надуваетъ. Сдѣлайте это для меня, маіоръ, и тогда мы посмотримъ.
   -- Лучше всего будетъ, если вы поѣдете въ сентябрѣ въ Клеврингъ на охоту, возьмете съ собой моего племянника и представите его избирателямъ. Да, это будетъ самое удобное время. Тогда же мы постараемся уладить дѣло съ вашимъ авансомъ. (Артуръ можетъ занять ему, -- подумалъ старый Пенденнисъ.-- Чортъ возьми, мѣсто въ парламентѣ стоитъ какихъ-нибудь полтораста фунтовъ). Кромѣ того, Клеврингъ, вы, конечно, понимаете, что мой племянникъ ничего не знаетъ обо всемъ этомъ. Вы желаете удалиться, а онъ -- клеврингскій помѣщикъ и можетъ быть хорошимъ представителемъ мѣстечка. Поэтому вы его представляете избирателямъ, они подаютъ за него голосъ,-- вотъ и все.
   -- Когда вы можете дать мнѣ эти полтораста фунтовъ, маіоръ? Когда я могу зайти къ вамъ? Будете вы дома сегодня вечеромъ? Или завтра утромъ? Да не хотители чего-нибудь закусить? Тутъ есть чертовски недурная горькая. Я часто подкрѣпляюсь ею; замѣчательно бодритъ.
   Но маіоръ не желалъ ничѣмъ подкрѣпиться. Онъ всталъ и простился съ баронетомъ, который проводилъ его до дверей "Колеса Фортуны", а затѣмъ побрелъ къ буфету и выпилъ здѣсь стаканъ горькой. Въ комнату вошелъ какой-то джентльменъ, имѣвшій отношеніе къ цирку (и столовавшійся въ "Колесѣ Фортуны"), и началъ толковать съ сэромъ Френсисомъ и хозяиномъ о борьбѣ и о новостяхъ спортивнаго міра вообще. Наконецъ, пришелъ м-ръ Моссъ Абрамсъ съ валютой векселя, за вычетомъ довольно кругленькой цифры за коммиссію. На полученный остатокъ сэръ Френсисъ "закатилъ" въ Ричмондѣ своему благородному другу обѣдъ, а вечеръ весело провелъ въ Королевскомъ саду Вокзала.
   Между тѣмъ маіоръ Пенденнисъ, взявъ извозчика въ Пиккадилли, поѣхалъ на Ягнячій дворъ Темпля, гдѣ тотчасъ же уединился для важныхъ переговоровъ съ своимъ племянникомъ.
   Окончивъ свою бесѣду, они весело разстались, и подъ вліяніемъ этого секретнаго разговора, содержаніе котораго читатель все же можетъ до нѣкоторой степени отгадать, Артуръ обмѣнялся съ Баррингтономъ нѣкоторыми мнѣніями, извѣстными читателю изъ предыдущей главы.
   Если человѣкъ испытываетъ искушеніе совершить что-нибудь для него заманчивое, онъ можетъ найти сто вѣскихъ доводовъ для оправданія этого. Артуръ былъ увѣренъ, что ему пріятно будетъ занять мѣсто въ парламентѣ и отличиться тамъ, и что для него не важно, чью сторону онъ приметъ, потому что истина и ложь на обѣихъ сторонахъ. Онъ думалъ, что на той и на другой сторонѣ онъ будетъ вступать въ сдѣлки съ своею совѣстью, и что саддукеизмъ -- самое удобное и симпатичное исповѣданіе вѣры.
   

ГЛАВА XXVI.
Коридонъ и Филлида.

   Послѣ своихъ семейныхъ неурядицъ въ концѣ этого несчастнаго лондонскаго сезона леди Клеврингъ переѣхала на дачу, которую нашла въ живописномъ мѣстечкѣ, недалеко отъ Тенбриджскихъ минеральныхъ водъ Миссъ Эмори, понятно, сопровождала ее, а на вакаціи пріѣхалъ домой и мастэръ Клеврингъ, съ которымъ Бланшъ то и дѣло ссорилась и дралась. Впрочемъ, въ этомъ занятіи они могли проводить время только дома, юный же Клеврингъ не любилъ домашнихъ удовольствій. Онъ вскорѣ нашелъ въ Тенбриджѣ крикнетъ, лошадей и массу пріятелей. Домъ добродушной бегумы былъ постоянно наполненъ обществомъ тринадцатилѣтнихъ джентльменовъ, которые уничтожали неимовѣрное количество пирожныхъ и шампанскаго, устраивали на лужайкѣ, къ. великому страху матери, скачки, курили до одурѣнія табакъ и дѣлали столовую невыносимой для миссъ Бланшъ: она не любила тринадцатилѣтнихъ молодыхъ людей.
   Что касается этой молодой особы, то всякая перемѣна, пока она была нова, казалась ей пріятной. На недѣлю или двѣ ей доставила бы удовольствіе жить и въ бѣдномъ шалашѣ, питаясь хлѣбомъ и сыромъ, а одинъ вечеръ она, пожалуй, съ восторгомъ провела бы и въ темницѣ на хлѣбѣ и водѣ. Такимъ образомъ переѣздъ въ Тенбриджъ былъ для нея очень пріятенъ. Она бродила по лѣсу и срисовывала деревья и фермы; постоянно читала французскіе романы; очень часто ѣздила на Тенбриджскія воды, не пропуская никакихъ спектаклей, баловъ, концертовъ и магическихъ представленій, какіе давались тамъ; очень много спала, а по утрамъ грызлась съ матерью и Френкомъ; отыскала маленькую деревенскую школу и сначала ласкала дѣвочекъ и спорила съ учительницей, а затѣмъ стала ругать дѣвочекъ и смѣяться надъ учительницей; наконецъ, разумѣется, постоянно посѣщала церковь. Это была прехорошенькая маленькая церковь, необыкновенной древности -- настоящее англонорманское bijou, -- выстроенная безъ года недѣлю тому назадъ и украшенная разноцвѣтными окнами, рѣзьбой и золотыми надписями изъ Священнаго Писанія.
   Бланшъ тотчасъ же начала вышивать самую ортодоксальную напрестольную пелену для этой церкви. Первое время она ввела священника въ такое заблужденіе своими искусными чарами, что онъ принялъ ее почти за святую; а бѣдная м-ссъ Смеркъ, которая въ началѣ также была ею очарована, почти перестала съ ней говорить и чуть не сошла съ ума отъ ревности. М-съ Смеркъ была женою нашего стараго друга Смерка, учителя Пена и поклонника покойной Елены. Послѣ отказа послѣдней, онъ нашелъ утѣшеніе въ молодой дѣвушкѣ изъ Клепгема, которую высватала ему его мать. По смерти послѣдней, убѣжденія нашего друга съ каждымъ днемъ становились все болѣе и болѣе рѣзкими. Онъ отростилъ длинные до плечъ волосы и мужественно пожертвовалъ кокомъ, который такъ украшалъ его лобъ, и галстухомъ, которымъ онъ такъ гордился. Онъ сталъ теперь ходить совсѣмъ безъ галстуха, и по пятницамъ не обѣдалъ. Онъ читалъ католическій часословъ и выразилъ готовность выслушивать въ ризницѣ исповѣдь. Въ концѣ концовъ м-ръ Мэффинъ въ диссентерской капеллѣ и м-ръ Симеонъ Найтъ въ старой церкви объявили это безобиднѣйшее въ мірѣ созданіе самымъ отъявленнымъ іезуитомъ и папистомъ. На деньги, оставленныя матерью, м-ръ Смеркъ построилъ вспомогательную церковь. Боже мой! Что сказала бы его мать, если бы услышала о столѣ, превращенномъ въ алтарь! Если бы увидѣла на немъ свѣчи! Если бы получала письма, помѣченныя днемъ такого-то святого или кануномъ такого-то праздника! Вотъ чѣмъ сталъ мирный клепгемскій обыватель. Его вѣрная жена не отставала отъ него. Но когда Бланшъ цѣлыхъ два часа совѣщалась въ ризницѣ съ м-ромъ Смеркомъ, Белинда въ волненіи шагала по лужайкѣ, гдѣ находились пока два маленькихъ надгробныхъ камня, и жалѣла, что не лежитъ подъ однимъ изъ нихъ. Впрочемъ, вѣдь онъ тогда, пожалуй, женился бы на этомъ негодномъ твореніи, которое въ двѣ недѣли успѣло такъ обворожить его! Нѣтъ, она уйдетъ въ монастырь, пострижется въ монахини и оставитъ его. Ужасныя подозрѣнія питали противъ Смерка, его жена и его сосѣди. Послѣдніе думали, что онъ находится въ непосредственной перепискѣ съ римскимъ первосвященникомъ, первая же подозрѣвала его въ грѣхѣ, еще болѣе ужасномъ и гибельномъ. А между'тѣмъ нашъ пріятель, въ сущности, былъ невиненъ, какъ агнецъ. Во-первыхъ, почта никогда не приносила ему посланій отъ Папы. Во-вторыхъ, хотя онъ вначалѣ и считалъ Бланшъ самой благочестивой, даровитой, религіозной и очаровательной особой въ мірѣ и отъ ея пѣнія церковныхъ гимновъ приходилъ въ восторгъ, но очень скоро она ему наскучила, ея слова и взоры ему надоѣли, онъ сталъ сомнѣваться въ ней и, въ концѣ концовъ, совершенно разочаровался, когда она произвела цѣлый переполохъ въ его школѣ и, выйдя изъ себя, принялась колотить дѣтей по рукамъ. Такого рода быстрое пресыщеніе Бланшъ вызывала во многихъ мужчинахъ. Сначала она старалась понравиться имъ и пускала въ ходъ всѣ свои чары: она являлась передъ ними со всѣми своими украшеніями, улыбками, любезностями и нѣжными взглядами. Потомъ ей надоѣдали и они, и собственное желаніе нравиться имъ, и такъ какъ она никогда о нихъ собственно не заботилась, то покидала ихъ безъ малѣйшаго сожалѣнія. Мужчинамъ тоже она скоро надоѣдала, и они ее также бросали. Счастливый вечеръ былъ для Белинды, когда Бланшъ сошла со сцены, а ея мужъ, краснѣя и вздыхая, сказалъ, что онъ ошибся въ ней, что онъ считалъ ее одаренной многими драгоцѣнными качествами, а на самомъ дѣлѣ все это оказалось мишурой; онъ считалъ ее религіозной, но, кажется, она искала въ религіи только развлеченія; наконецъ, она разсердилась на школьную учительницу и жестоко побила Полли Бекаръ по рукамъ. Белинда бросилась въ его объятія, и уже не было болѣе рѣчи ни о надгробныхъ камняхъ, ни о монастыряхъ. Онъ нѣжно поцѣловалъ ее въ лобъ и сказалъ, поднявъ свои прекрасные глаза вверхъ:
   -- Никто не можетъ съ тобою сравниться, моя Белинда.-- Ты прекраснѣйшая изъ женщинъ.
   Что касается Бланшъ, то съ того момента, какъ она потеряла его и Белинду изъ вида, она перестала заботиться и даже думать о нихъ.
   Въ то время, однако, когда Артуръ пріѣхалъ въ Тенбриджъ, чтобы провести у бегумы нѣсколько дней, эта стадія равнодушія еще не наступила ни со стороны миссъ Бланшъ, ни со стороны простодушнаго священника. Смеркъ еще считалъ ее ангеломъ въ образѣ женщины.
   Такого совершенства онъ еще не встрѣчалъ и, слушая ея пѣсни, просиживалъ цѣлые лѣтніе вечера съ открытымъ ртомъ, забывая о своемъ чаѣ и о своихъ бутербродахъ. Какъ ни нравилась ему оперная музыка, которую онъ слышалъ только одинъ разъ -- онъ вспоминалъ объ этомъ краснѣя и вздыхая: это было въ тотъ день, когда онъ сопровождалъ Елену и ея сына въ Четтрисскій театръ, но болѣе прекраснаго, болѣе небеснаго, чѣмъ пѣніе миссъ Эмори, онъ не могъ себѣ и представить. Она была для него даровитѣйшимъ существомъ, она отличалась замѣчательнѣйшими талантами, при своихъ наружныхъ достоинствахъ она обладала еще ангельской душой, и т. д. и т. д. Въ такихъ именно выраженіяхъ Смеркъ изливалъ передъ Артуромъ свои восторги, будучи еще на высотѣ своего увлеченія Бланшъ.
   Встрѣча между двумя старыми знакомыми отличалась чрезвычайной сердечностью: Артуръ любилъ всѣхъ, кто любилъ его мать, а Смеркъ всегда говорилъ о ней съ истиннымъ чувствомъ и волненіемъ.
   У нихъ было много вещей, о которыхъ они могли вспоминать въ бесѣдѣ другъ съ другомъ.
   -- Артуръ, вѣроятно, замѣтилъ,-- сказалъ Смеркъ,-- что его... религіозные взгляды значительно развились за это время. М-ссъ Смеркъ, примѣрнѣйшая въ мірѣ особа, само собою разумѣется, раздѣляетъ всѣ его убѣжденія. Онъ построилъ эту маленькую церковь на средства, которыя ему оставила мать. Хотя онъ жилъ почти въ монастырскомъ уединеніи, тѣмъ не менѣе слышалъ объ извѣстности Артура. Онъ говорилъ все это необычайно нѣжнымъ и грустнымъ тономъ, потупивъ глаза долу и наклонивъ свою прекрасную голову на бокъ. Хотя Артура несказанно забавляли его видъ, его причуды и простота, его длинные волосы и бѣлое бѣлье, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, его трогали доброта, сердечность и дружелюбіе этого человѣка.
   Его удивляли и радовали похвалы, расточаемыя имъ Бланшъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ заставляли его относиться къ ней съ особенной нѣжностью.
   Бланшъ сама была очень рада Артуру, какъ всякій въ деревнѣ бываетъ радъ пріятному человѣку, который привозитъ изъ города свѣжія новости и анекдоты, который лучше говоритъ, чѣмъ большинство деревенскихъ жителей, или, по крайней мѣрѣ, владѣетъ прелестнымъ лондонскимъ жаргономъ, столь дорогимъ и необходимымъ для всякаго лондонца и столь мало доступнымъ для провинціаловъ.
   Въ первый день по пріѣздѣ Пенъ по цѣлымъ часамъ смѣшилъ Бланшъ своими разсказами. Она пѣла ему аріи съ особеннымъ оживленіемъ, не бранила своей матери, а, наоборотъ, ласкалась къ ней и цѣловала ее, къ величайшему удивленію простодушной бегумы. Когда настало время идти спать, она воскликнула: "Deja?" съ самымъ обворожительнымъ видомъ сожалѣнія. Ей дѣйствительно жаль было разстаться съ веселымъ собесѣдникомъ, и она съ чувствомъ пожала руку Артуру. Онъ съ своей стороны очень сердечно пожалъ ея хорошенькую ручку. Нашъ юноша принадлежалъ къ числу тѣхъ людей, которыхъ ослѣпляютъ глаза очень посредственнаго блеска.
   -- Она сильно перемѣнилась къ лучшему,-- думалъ Пенъ, сидя ночью у открытаго окна.-- Очень сильно. Надѣюсь, бегума не разсердится на меня за мое куреніе у открытаго окна. Она -- славная, добрая старушка, но и Бланшъ замѣчательно измѣнилась къ лучшему. Мнѣ понравилось, какъ она сегодня обращалась съ своею матерью. Она очень мило также хохотала съ этимъ мальчишкой, которому напрасно позволяютъ такъ напиваться. Прелестно спѣла она эти пѣсенки, но и самые стихи, чортъ возьми, недурны, хотя не мнѣ слѣдуетъ говорить объ этомъ.
   И онъ сталъ напѣвать ту мелодію, которую Бланшъ сочинила на его собственные стихи.
   -- Какая чудная ночь! Какъ пріятно выкурить теперь сигару! Какой красивый видъ имѣетъ эта маленькая саксонская церковь, залитая луннымъ свѣтомъ! Хотѣлъ бы я знать, что теперь дѣлаетъ добрякъ Баррингтонъ!.. Да, она чертовски милая крошка, какъ выразился бы мой дядюшка.
   -- Ахъ, прелесть!-- послышался женскій голосъ изъ ближайшаго окна, увитаго ползучими растеніями.
   Это былъ голосъ автора "Mes Larmes".
   Пенъ расхохотался.
   -- Пожалуйста, никому не разсказывайте о моемъ куреніи,-- сказалъ онъ, высунувъ голову изъ окна.
   -- Ничего, продолжайте! Я обожаю куреніе!-- воскликнула поэтесса.-- Прелестная ночь! Какъ чудно-чудно свѣтитъ луна! Я должна, однако, закрыть окно и прекратить разговоръ, чтобы не оскорбить les moeurs. Какъ смѣшны эти мѣстные les moeurs! Adieu.
   Пенъ пропѣлъ въ отвѣтъ арію "Доброй ночи" изъ "Севильскаго цирюльника".
   На слѣдующій день они бродили вмѣстѣ по лѣсу, болтали и смѣялись, какъ самые близкіе друзья. Они вспоминали дни своей юности, и Бланшъ приняла при этомъ обворожительно-сантиментальный видъ. Они говорили о Лаурѣ, милой Лаурѣ, Бланшъ любила ее, какъ сестру. Хорошо-ли ей живется у этой чудачки, леди Рокминстеръ? Отчего она не пріѣдетъ погостить у нихъ въ Тенбриджѣ? Ахъ, какія прогулки онѣ совершали вмѣстѣ! Какія аріи онѣ пѣли бы, -- старыя, старыя пѣсни. У Лауры прелестный голосъ. Помнитъ-ли еще Артуръ-она должна называть его Артуромъ -- тѣ пѣсни, что они пѣли въ счастливое старое время? Вѣдь теперь онъ сдѣлался великимъ человѣкомъ и имѣетъ такой succès, и проч. и проч.
   На третій день, который они также весело провели, гуляя по лѣсу и любуясь сосѣдними видами, произошелъ тотъ разговоръ Артура съ священникомъ, о которомъ мы уже говорили, и который пробудилъ въ умѣ Пена столько думъ.
   -- Дѣйствительно-ли она такое совершенство?-- спрашивалъ онъ самого себя.-- Дѣйствительно ли она сдѣлалась серьезной и религіозной, помогаетъ школьной учительницѣ и навѣщаетъ бѣдныхъ, добра къ своей матери и брату? О, несомнѣнно! Вѣдь я вижу это собственными глазами.
   Войдя вмѣстѣ съ своимъ старымъ учителемъ въ школу, Пенъ, къ своему великому восхищенію, засталъ тамъ Бланшъ, которая занималась съ дѣтьми. Онъ только могъ подивиться, какая она терпѣливая, добрая, умная, какіе у нея простые, не испорченные свѣтомъ вкусы.
   -- Вы дѣйствительно любите деревню?-- спросилъ онъ, возвращаясь съ нею домой.
   -- О, я бы хотѣла никогда больше не видѣть этого отвратительнаго Лондона! Знаете, Артуръ.. т. е. м-ръ... нѣтъ, Артуръ... добрыя мысли расцѣтаютъ только въ этомъ прелестномъ лѣсу и спокойномъ уединеніи, подобно вотъ этимъ цвѣткамъ, которые никогда не цвѣтутъ въ Лондонѣ. У насъ на балконѣ садовникъ долженъ перемѣнять ихъ каждую недѣлю. Я не могла бы опять жить въ Лондонѣ,-- въ этомъ противномъ, дымномъ, глупомъ Лондонѣ. Ахъ!
   -- Что обозначаетъ этотъ вздохъ, Бланшъ?
   -- Ничего.
   -- Нѣтъ, онъ что-нибудь да значитъ. Скажите мнѣ, въ чемъ дѣло.
   -- Я жалѣю, что вы пріѣхали къ намъ.
   И новое изданіе "Mes Soupirs" появилось на свѣтъ.
   -- Вамъ непріятно мое присутствіе, Бланшъ?
   -- Мнѣ будетъ непріятно, когда вы уѣдете. Безъ васъ я уже не буду чувствовать себя счастливой здѣсь. Поэтому я и жалѣю, чтобы пріѣхали.
   "Mes soupirs" были отложены въ сторону, и начались "Mes Larmes".
   Что можно сдѣлать съ слезами, блистающими на глазахъ молодой женщины? Какой существуетъ способъ для ихъ осушенія? Что послѣдовало за этимъ? Вотъ къ чему приводятъ соловьи и розы, роса и дикіе цвѣты, зеленый лѣсъ и живительный воздухъ лѣта! Вотъ двое бывалыхъ свѣтскихъ людей, которые на мгновеніе обманываютъ себя и воображаютъ, что любятъ другъ друга, точно Филлида и Коридонъ.
   Когда подумаешь о дачной жизни и дачныхъ прогулкахъ, то нужно только удивляться, какъ еще существуютъ на свѣтѣ холостые люди.
   

ГЛАВА XXVII.
Искушеніе.

   Какъ могло случиться, что Артуръ, всегда столь откровенный съ Баррингтономъ, не посвятилъ своего друга и повѣреннаго всѣхъ своихъ тайнъ въ тѣ маленькія событія, которыя произошли на виллѣ возлѣ Тенбриджа? Онъ довольно свободно разсказывалъ о встрѣчѣ съ своимъ старымъ наставникомъ Смеркомъ, объ его женѣ, объ его Англо-Норманской церкви и объ его переселеніи изъ Клепгема въ Римъ. Но когда его спрашивали о Бланшъ, онъ отвѣчалъ уклончиво и неопредѣленно; онъ говорилъ, что она добродушное и умное созданіе, что подъ хорошимъ руководствомъ изъ нея, въ концѣ концовъ, вышла бы недурная жена, но что у него въ настоящее время нѣтъ намѣренія связать себя женитьбой; что періодъ романтизма для него миновалъ, что онъ доволенъ своимъ настоящимъ положеніемъ и т. д.
   Между тѣмъ, въ Ягнячій дворъ стали приходить хорошенькіе атласные конвертики, надписанные красивымъ почеркомъ и украшенные прелестнымъ вензелемъ, который показалъ бы Джорджу, если бы онъ поинтересовался взглянуть на письма своего друга и съумѣлъ разобрать замысловатый вензель, что м-ръ Артуръ переписывался съ молодою особой, имѣвшей иниціалы Б. Э. М-ръ Пенъ отвѣчалъ на эти милыя маленькія посланія самымъ вѣжливымъ и любезнымъ образомъ: шутками, городскими новостями, остротами, даже стишками, въ отвѣтъ на стихи автора "Mes Larmes". Какъ извѣстно, Бланшъ риѳмуется съ словами "branch" (вѣтка), "stanch" (вѣрность) и "launch" (лодка); нѣтъ сомнѣнія, что такой смышленный человѣкъ, какъ Пенъ, воспользовался выгодами своего положенія и составилъ пріятныя созвучія изъ этихъ словъ. Мы полагаемъ даже, что эти любовныя поэтическія изліянія, имѣвшія такой успѣхъ въ "Лепесткахъ Розы", томъ прекрасномъ альманахѣ, который издала леди Віолета Лебасъ, а знаменитый художникъ Пинкни украсилъ портретами аристократическихъ дамъ, возникли именно въ этотъ періодъ жизни нашего героя и, прежде чѣмъ появиться въ печати съ живописными виньетками художника Пинкни, были присланы по почтѣ на имя миссъ Бланшъ.
   -- Стихи -- вообще вещь недурная,-- сказалъ старшій Пенденнисъ, заставъ Пена строчившимъ въ клубѣ, въ ожиданіи обѣда, эти безъискусственныя изліянія.-- И письма -- тоже, если мама позволяетъ. Между такими старыми деревенскими друзьями можетъ, конечно, происходить такая переписка и подобнаго рода изліяпія, но смотри Пенъ, будь остороженъ, дружище. Кто знаетъ, что можетъ случиться? Самое лучшее -- это соблюдать осторожность въ своихъ письмахъ. Я никогда въ жизни не писалъ такихъ писемъ, которыя могли бы меня скомпрометировать, и чортъ возьми, сэръ, я знаю нѣкоторый толкъ въ этихъ дѣлахъ.
   И почтенный джентльменъ, который подъ старость становился болѣе словоохотливымъ и откровеннымъ съ своимъ племянникомъ, разсказалъ ему много печальныхъ примѣровъ того, какъ можно пострадать отъ неосторожности въ письмахъ; онъ разсказалъ, какъ молодой Спуни, употребивъ слишкомъ страстныя выраженія въ своихъ поэтическихъ посвященіяхъ вдовѣ Нейлоръ, вынужденъ былъ познакомиться съ братомъ вдовы, полковникомъ Флинтомъ, и, въ концѣ концовъ, жениться на женщинѣ, годившейся ему въ матери; какъ Гонвудъ, узнавъ, что Луиза Солитеръ поймала юнаго сэра Джона Берда, предъявилъ нѣкоторыя письма, полученныя имъ отъ миссъ С., и заставилъ удалиться сэра Берда, который впослѣдствіи женился на миссъ Стикни, и т. д.
   Маіоръ, если и не былъ начитанъ, то зато былъ очень наблюдателенъ и всегда могъ подкрѣпить свои мудрыя изреченія множествомъ примѣровъ, собранныхъ имъ въ теченіе долгаго чтенія жизненной книги.
   Пенъ смѣялся надъ этими примѣрами и, слегка краснѣя при предостереженіяхъ своего дяди, обѣщалъ запомнить его слова и быть осторожнымъ. Быть можетъ, онъ покраснѣлъ оттого, что дѣйствительно помнилъ ихъ и былъ остороженъ; въ своихъ письмахъ къ миссъ Бланшъ онъ, по инстинкту или изъ чувства порядочности воздерживался отъ всякихъ признаній, которыя могли бы компрометировать его.
   -- Развѣ вы не помните, дядя, какой урокъ я получилъ въ исторіи съ миссъ Фотрингэй -- леди Мирабель? Другой разъ меня не поймаютъ.
   Старый Пенденнисъ похвалилъ своего племянника съ такими успѣхами и опытностью и радовался тому положенію, которое Артуръ начиналъ занимать въ свѣтѣ.
   Нѣтъ сомнѣнія, что, если бы спросили Баррингтона, то его мнѣніе объ этомъ было бы совершенно иное: онъ сказалъ бы Пену, что безумно-пылкія мальчишескія письма гораздо лучше ловкихъ комплиментовъ и развязныхъ любезностей взрослаго, что для завоеванія симпатіи любимой женщины лишь плуты или трусы прибѣгаютъ къ скрытности, къ разнымъ уверткамъ и лазейкамъ. Но Пенъ не затрогивалъ этого вопроса въ разговорахъ съ Баррингтономъ, чувствуя себя виновнымъ и напередъ зная приговоръ своего друга.
   Не прошло и нѣсколькихъ недѣль послѣ отъѣзда полковника Альтамонта за-границу (сэръ Френсисъ Клеврингъ, согласію уговору съ маіоромъ Пенденнисомъ, удалился въ это время въ деревню), какъ удары судьбы внезапно обрушились на единственнаго оставшагося компаньона маленькой фирмы Пастушьяго подворья. Когда Стронгъ, разставаясь съ Альтамонтомъ, отклонилъ помощь, предложенную имъ отъ полноты своего кошелька и сердца, онъ принесъ этимъ большую жертву совѣсти и щепетильпости и причинилъ себѣ впослѣдствіи много мукъ и страданіи; онъ чувствовалъ,-- очень рѣдко ему приходилось испытывать такое чувство,-- что въ этомъ случаѣ онъ былъ слишкомъ деликатенъ и щепетиленъ. Зачѣмъ человѣку, находящемуся въ нуждѣ, отказываться отъ искренно предлагаемой помощи? Зачѣмъ жаждущему отворачиваться отъ ковша воды, поднесеннаго дружеской рукой, потому только, что эта рука не совсѣмъ чиста? Стронгъ жестоко раскаивался, что отказался отъ великодушно предложеннаго пособія.
   Съ сожалѣніемъ -- увы! слишкомъ, позднимъ -- онъ думалъ о томъ, что деньги Альтамонта могли съ такимъ же удобствомъ лежать въ его карманѣ, какъ и въ карманѣ содержателя игорнаго дома въ Баденѣ или Эмсѣ, гдѣ его превосходительство непремѣнно ихъ оставитъ. Вскорѣ среди торговцевъ, банкировъ и вообще тѣхъ лицъ, которыя имѣли дѣловыя сношенія съ капитаномъ Стронгомъ, распространился слухъ, что онъ разошелся съ баронетомъ, и что векселя капитана теперь не имѣютъ никакой цѣны. Торговцы удивительно довѣрявшіе ему до сихъ поръ (кто могъ устоять противъ веселой улыбки капитана и его открытаго, прямого обращенія?), сразу потеряли свое довѣріе и единодушно начали бомбардировать капитана своими счетами. У воротъ Пастушьяго подворья безпрерывно раздавался стукъ, и всѣ портные, сапожники, пирожники -- поставщики его стола -- или самолично, или въ лицѣ своихъ посланныхъ, толпились на лѣстницѣ у Стронга. Къ нимъ присоединились еще двѣ-три личности, менѣе крикливыя, но болѣе коварныя и опасныя,-- адвокатскіе клерки, которые шныряли возлѣ подворья, или совѣщались по близости съ писцомъ м-ра Кемпіона на счетъ имѣвшихся у нихъ въ карманахъ повѣстокъ, вызывавшихъ "Эдварда Сгронга къ суду Ея Королевскаго Величества по иску такого-то" и пр. и пр.
   Бѣдный Стронгъ, не имѣвшій ни одной гинеи въ карманѣ, не могъ найти другого убѣжища отъ этого наплыва кредиторовъ, кромѣ "крѣпости англичанина", куда онъ и поспѣшилъ удалиться, заперши всѣ двери и, не оставляя своего заточенія до самой ночи. Враги съ проклятіями на устахъ тщетно стучались у наружныхъ дверей, а нашъ шевалье только поглядывалъ на нихъ изъ-за маленькой занавѣски, которою онъ завѣсилъ отверстіе своего ящика для писемъ, и находя печальное удовлетвореніе въ созерцаніи сердитыхъ лицъ клерковъ и кредиторовъ, бѣсновавшихся у дверей. Но такъ какъ враги полковника не могли постоянно караулить его дверей или ночевать на его лѣстницѣ, то онъ иногда получалъ свободу.
   Стронгъ, осаждаемый своими противниками, велъ съ ними борьбу не одними только собственными усиліями, а пользовался помощью одного или двухъ союзниковъ, которыхъ научилъ сообщаться съ нимъ посредствомъ цѣлой системы тайныхъ сигналовъ. Эти союзники спасли гарнизонъ крѣпости отъ голодной смерти, доставляя ему необходимый провіантъ, и удержали его отъ капитуляціи, развлекая его своими посѣщеніями и укрѣпляя въ немъ мужество.
   Самыми вѣрными союзниками Неда были Гекстеръ и миссъ Фанни Болтъ; когда непріятель рыскалъ вокругъ подворья, маленькія сестры Фанни по условію издавали особенный крикъ; направляясь къ Стронгу, Фанни съ Гекстеромъ насмѣшливо напѣвали тотъ же мотивъ, -- двери тогда открывались настежь, бравый гарнизонъ выходилъ съ улыбкой на встрѣчу, провизія и бутылки портера торжественно вносились въ крѣпость, и осажденный, въ обществѣ своихъ вѣрныхъ друзей проводилъ пріятный вечеръ. Не всѣ могли бы вынести подобную жизнь, но Стронгъ, какъ мы уже говорили, былъ человѣкъ храбрый, видалъ виды и не трусилъ въ опасности.
   Кромѣ этихъ союзниковъ, комендантъ обезпечилъ себѣ, въ виду затруднительности положенія, еще болѣе необходимую вещь -- отступленіе. Въ предыдущихъ главахъ этого повѣствованія было упомянуто, что м-ръ Костиганъ и м-ръ Боусъ жили въ сосѣднемъ домѣ, и что окна одной изъ ихъ комнатъ находились недалеко отъ кухоннаго окна въ верхнемъ этажѣ квартиры Стронга. Свинцовая водосточная труба и жолобъ были у нихъ общіе, и Стронгъ, выглянувъ однажды изъ кухоннаго окна, увидѣлъ, что, легко можетъ пробраться по этой трубѣ до подоконника сосѣдей и влѣзть въ ихъ окна. Смѣясь онъ указалъ когда-то на это убѣжище своему сожителю, полковнику Альтамонту, и они уговорились не открывать этого капитану Костигану, у котораго было множество кредиторовъ: узнай онъ о существованіи этого спасительнаго пути, онъ вѣчно лазилъ бы въ ихъ квартиру.
   Но теперь, когда наступили черные дни, Строить воспользовался своимъ открытіемъ и однажды, среди бѣлаго дня, влетѣлъ къ Боусу и Костигану съ сіяющимъ лицомъ, объяснивъ имъ, что враги дежурятъ на лѣстницѣ, и онъ вынужденъ былъ этимъ путемъ ускользнуть отъ нихъ. Такимъ образомъ, пока адъютанты м-ра Марка дежурили въ корридорѣ No 3, Стронгъ спустился по лѣстницѣ No 4, пообѣдалъ въ "Альбіонѣ", побывалъ въ театрѣ и въ полночь возвратился домой, къ изумленію м-ссъ Болтъ и Фанни, которыя не видѣли, какъ онъ уходилъ изъ дома, и не могли понять, какимъ образомъ онъ проникъ черезъ линію часовыхъ.
   Въ теченіе нѣсколькихъ недѣль Стронгъ выдерживалъ эту осаду съ такимъ мужествомъ и терпѣніемъ, на какія только способенъ такой старый и храбрый солдатъ, такъ какъ непріятности и лишенія, которыя ему пришлось вынести, могли бы довести до отчаянія обыкновеннаго человѣка. Одно только его огорчало и бѣсило: это -- возмутительное равнодушіе и черствая неблагодарность Клевринга, который не откликался на его безчисленныя письма ни единымъ словомъ, ни малѣйшею денежной помощью, между тѣмъ какъ въ это время даже пятифунтовый билетъ былъ бы для Стронга цѣлымъ состояніемъ.
   Но судьба готовила для шевалье лучшіе дни: среди его унынія и страданій къ нему явилась неожиданная помощь.
   -- Да, если бы не этотъ добрый малый, -- говорилъ Стронгъ, -- вы, дѣйствительно, добрый малый, дружище Альтамонтъ, и пусть меня повѣсятъ, если я не буду всю жизнь стоять за васъ, -- то, право, Пенденнисъ, не сдобровать бы Неду Стронгу. Пять недѣль ужь я высидѣлъ въ плѣну; не могъ же я вѣчно рисковать своей шеей, пробираясь по водосточной трубѣ въ окна бѣднаго старикашки Коса! Я ужъ совсѣмъ упалъ духомъ, сэръ, и,-- чортъ возьми,-- до того носъ повѣсилъ, что уже думалъ покончить съ собою, и покончилъ бы на слѣдующей недѣлѣ, если бы мнѣ вдругъ съ неба не свалился Альтамонтъ.
   -- Ну, положимъ, далеко не съ неба, Недъ {По англійски игорный домъ -- hell (т. е. адъ).}, -- сказалъ Альтамонтъ.-- Я явился изъ Баденъ-Бадена, гдѣ мнѣ весь мѣсяцъ чертовски везло,-- вотъ и все.
   -- Онъ-то, сэръ, и заплатилъ Марку и прочимъ кредиторамъ, насѣвшимъ на меня. Вотъ что онъ сдѣлалъ,-- сказалъ Стронгъ съ энтузіазмомъ.
   -- Позвольте мнѣ, господа, поставить бутылочку кларета для честной компаніи, и даже еще больше, если компанія пожелаетъ,-- сказалъ Альтамонтъ, краснѣя.
   -- Эй, человѣкъ, тащи сюда чего-нибудь получше, -- понимаешь? Мы двинемъ круговую за наше здоровье, сэръ,-- пусть каждый добрый малый, какъ Стронгъ, находитъ себѣ въ нуждѣ другого добраго малаго. Вотъ мой тостъ, м-ръ Пенденнисъ, хоть я и не люблю вашей фамиліи.
   -- Не любите? Почему?-- спросилъ Артуръ.
   Но тутъ Стронгъ придавилъ подъ столомъ ногу полковника, и разгоряченный Альтамонтъ, наливъ новый стаканъ, кивнулъ Пену головой, выпилъ вино и сказалъ:
   -- Вы -- джентльменъ,-- и баста! Здѣсь всѣ джентльмены.
   Встрѣча всѣхъ "джентльменовъ" состоялась въ Ричмондѣ, гдѣ Пенденнисъ однажды вздумалъ пообѣдать и нашелъ шевалье и его друга, сидящихъ за столомъ въ общей залѣ. Оба они были очень веселы, разговорчивы и возбуждены виномъ; Стронгъ, прекрасный разсказчикъ, описалъ очень живо и забавно исторію своей осады, всѣхъ своихъ приключеній и вылазокъ; онъ разсказалъ о переговорахъ приставовъ у дверей, о милыхъ сигналахъ Фанни, о смѣшныхъ возгласахъ Костигана, когда шевалье влѣзъ къ нему въ окно, и, наконецъ, о своемъ освобожденіи при помощи Альтамонта; все это онъ изложилъ такъ мило и картинно, что крайне заинтересовалъ слушателей.
   -- Что до меня, то мнѣ наплевать,-- сказалъ Альтамонтъ.-- Когда за корабль разсчетъ конченъ, молодцы тратятъ свои деньги. И не я выручилъ васъ, Стронгъ. Васъ выручили ребята, что сидятъ въ Баденъ-Баденѣ за рулеткой. Я зашибъ тамъ изрядно. И еще зашибу, -- а что, Стронгъ, развѣ не правда? Я, сэръ, беру его съ собою! Я нашелъ систему, сэръ. Онъ у меня разбогатѣетъ, вотъ увидите. И вы разбогатѣете, если хотите,-- съ этой системой, всякій, чортъ возьми, можетъ разбогатѣть! Но что я навѣрное сдѣлаю, сэръ,-- буду играть для Фанни. Я это твердо рѣшилъ. Знаете, сэръ, что она сдѣлала? У нея было всего два фунта, и рѣжьте меня, если она не отдала ихъ Неду Стронгу! Вѣдь, правда, Недъ? Выпьемъ за ея здоровье!
   -- Съ величайшимъ удовольствіемъ, -- сказала" Артуръ.-- Послѣ этого м-ръ Альтамонтъ началъ пространно излагать свою систему. Успѣхъ игры, по его словамъ, при этомъ обезпеченъ, если только не терять хладнокровія. Ему открылъ этотъ секретъ одинъ молодецъ въ Баденѣ; правда, онъ-то самъ проигрался, но лишь потому, что не имѣлъ достаточно капитала; выдержи онъ еще одинъ оборотъ колеса, онъ бы все вернулъ. Теперь Альтамонтъ составилъ кое съ кѣмъ общество, лля того чтобы пустить въ дѣло эту систему; онъ намѣренъ употребить на это всѣ свои деньги и вернулся домой, чтобы забрать ихъ, да и прихватить капитана Стронга; Стронгъ будетъ играть за него, такъ какъ онъ довѣряетъ Стронгу и его выдержкѣ гораздо больше, чѣмъ себѣ или Блондель-Блонделю, или итальянцу, который всегда околачивается подлѣ игроковъ. Опустошая стаканъ за стаканомъ, онъ подробно излагалъ свои планы и надежды Пену, который очень заинтересовался этимъ смѣлымъ и необузданнымъ человѣкомъ.
   -- На дняхъ я видѣлъ этого чудака Альтамонта, -- сказалъ Пенъ своему дядѣ, день или два спустя.
   -- Альтамонта? Какого Альтамонта? Сына лорда Вестпорта?-- спросилъ маіоръ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, того, который, помнишь, ввалился въ пьяномъ видѣ въ столовую Клевринга въ тотъ разъ, когда мы были тамъ. Теперь онъ мнѣ заявилъ, что я славный малый, хотя онъ и не любитъ фагмиліи "Пенденнисъ".
   -- Я не знаю никакого Альтамонта, -- сказалъ непроницаемый маіоръ.-- Что же касается твоего знакомаго, то мнѣ кажется, что чѣмъ меньше ты съ нимъ будешь имѣть дѣла, тѣмъ лучше.
   Артуръ засмѣялся.
   -- Онъ уѣзжаетъ за-границу, разсчитывая составить себѣ состояніе игрою. Онъ вступилъ въ товарищество съ моимъ бывшимъ пріятелемъ Блоиделлемъ и беретъ съ собою Стронга въ качествѣ адъютанта. Желалъ бы я знать, что такое связываетъ шевалье съ Клеврингомъ?
   -- Мнѣ кажется, Пенъ,-- но, конечно, это только мое предположеніе,-- что въ прошломъ Клевринга произошли какія-то событія, которыя даютъ этимъ людямъ, да и нѣкоторымъ другимъ, возможность держать его въ рукахъ. Во всякомъ случаѣ, если тутъ и кроется тайна,-- до которой намъ, въ сущности, нѣтъ дѣла, то это должно для всякаго служить урокомъ идти въ жизни прямымъ путемъ и не давать другому перевѣса надъ собою.
   -- Мнѣ кажется, дядя, что и вы имѣете какое-то вліяніе на Клевринга, иначе зачѣмъ онъ сталъ бы уступать мнѣ мѣсто въ парламентѣ?
   -- Клеврингъ убѣжденъ въ томъ, что онъ не годится для парламента,-- отвѣтилъ маіоръ -- И это совершенно вѣрно. Почему же ему въ такомъ случаѣ не уступить этото мѣста тебѣ, или кому онъ хочетъ? Неужели ты думаешь, что правительство или оппозиція поцеремонились бы принять это мѣсто, если бы онъ предложилъ имъ его? Почему ты долженъ быть болѣе щепетиленъ, чѣмъ первые люди страны,-- и клянусь честью, весьма почтенные, высокопоставленные, знатные люди.
   На большинство такого рода вопросовъ Пена у маіора всегда находились отвѣты, и Пенъ удовлетворялся ими,-- не потому, конечно, что вѣрилъ имъ, а потому, что хотѣлъ имъ вѣрить. Большинство насъ дѣлаетъ что-нибудь не потому, что "всѣ это дѣлаютъ", а потому, что намъ хочется это дѣлать, и наше согласіе доказываетъ не то, что всѣ правы, а то, что всѣ мы одинаково ничтожны.
   Пріѣхавъ послѣ этого въ Тенбриджъ, Пенъ, желая позабавить миссъ Бланшъ, передалъ ей слышанную имъ въ Ричмондѣ исторію объ осадѣ шевалье и о великодушномъ вмѣшательствѣ Альтамонта. Затѣмъ, покинувъ свой обычный сатирическій тонъ, онъ съ похвалой и умиленіемъ упомянулъ о великодушіи Фанни и о восторженномъ отношеніи къ ней Альтамонта.
   Миссъ Бланшъ немного ревновала Пена къ Фанни, и кромѣ того, ея любопытство было сильно задѣто. Во время своихъ восхитительныхъ прогулокъ съ миссъ Эмори нашъ герой передалъ ей, конечно, столь интересную для него и не менѣе интересную для Бланшъ, исторію любви и выздоровленія бѣдной маленькой Аріадны Пастушьяго подворья. Надо отдать справедливость Пену, онъ изобразилъ свою роль въ этой драмѣ съ приличной скромностью, имѣя въ виду лишь вывести отсюда заключеніе, вполнѣ гармонировавшее съ его сатирическимъ складомъ ума, а именно,-- что женщины также легко забываютъ свою первую любовь, какъ и мужчины, и едва No 1 удаляется со сцены, какъ онѣ безъ затрудненій переходятъ къ No 2.
   Дѣло въ томъ, что прекрасная Бланшъ, во время ихъ задушевныхъ разговоровъ, не переставала насмѣхаться по поводу извѣстнаго банкротства Пена въ его дѣвственной привязанности къ Фотрингей, а Пенъ отражалъ эти упреки своей теоріей женскаго непостоянства.
   Такимъ образомъ бѣдная Фанни была принесена въ жертву ради доказательства справедливости этой теоріи. Какія горести она перенесла, какія жестокія муки безнадежной любви она испытала, сколько времени понадобилось, чтобы залечить эти раны маленькаго истекавшаго кровью сердца, -- всего этого Пенъ не зналъ, или, быть можетъ, не хотѣлъ знать. Онъ былъ очень скромнаго мнѣнія о своей способности побѣждать женскія сердца, и не хотѣлъ думать, что нанесъ серьезное пораженіе сердцу Фанни, хотя его аргументація нѣсколько противорѣчива этому. Въ самомъ дѣлѣ, если Фанни теперь была влюблена въ своего лекаря, не обладающаго ни хорошей наружностью, ни умомъ, ни какими-либо другими качествами, кромѣ своего постоянства и своей привязанности, то развѣ первый припадокъ любви не долженъ былъ имѣть тѣмъ болѣе серьезный характеръ и причинить ей тѣмъ больше страданій, что предметъ этой любви отличался множествомъ достоинствъ, чуждыхъ м-ру Гекстеру?
   -- Злое, ненавистное созданіе, -- сказала миссъ Бланшъ,-- вы просто ревнуете Фанни къ Гекстеру и негодуете на нее за то, что она осмѣлилась забыть васъ.
   Быть можетъ, м-ссъ Эмори была права, потому что краска, невольно выступившая на щекахъ Пенденниса (та пощечина, которую человѣкъ постоянно получаетъ отъ своего самолюбія), свидѣтельствовала, что онъ дѣйствительно негодуетъ на свое пораженіе, нанесенное такимъ соперникомъ. О, м-ръ Пенденнисъ (хотя это замѣчаніе не примѣнимо къ такому изящному господину, какъ вы), если бы природа не позаботилась внушить каждому полулегковѣрное отношеніе къ другому, благодаря чему всякій видитъ достоинства тамъ, гдѣ ихъ нѣтъ, -- красоту въ ушахъ осла, разумъ въ его глупости, музыку въ его ревѣ, -- то на землѣ было бы гораздо меньше браковъ и каидидатовъ на браки, чѣмъ есть теперь, и чѣмъ это необходимо для должнаго размноженія и продолженія благородной расы, къ которой мы принадлежимъ!
   -- Ревную или нѣтъ, -- сказалъ Пенъ, -- замѣтьте, я не отрицаю,-- но во всякомъ случаѣ я желалъ бы для Фанни иного исхода. Я не люблю исторій съ такимъ циническимъ концомъ, я не люблю, когда на послѣдней страницѣ романа хорошенькой дѣвушки мы встрѣчаемъ такую фигуру, какъ Гекстеръ. Неужели вся жизнь есть компромиссъ, моя красавица, и любовная битва всегда кончается постыднымъ пораженіемъ? Неужели поиски Амура, предпринятые въ темнотѣ бѣдной маленькой Психеей, -- поиски бога, къ которому стремится ея душа, бога съ цвѣтущими щеками и радужными крыльями,-- должны привести къ Гекстеру, пахнущему табакомъ и аптекой? Я желалъ бы -- хотя въ жизни я этого не вижу,-- чтобы люди были такими, какъ Дженни и Джессами или милордъ и леди Клементина въ нравоучительныхъ повѣстяхъ и романахъ изъ великосвѣтской жизни, и чтобы они -- послѣ свадьбы и благословенія священника -- становились прекрасными, добрыми и счастливыми навсегда.
   -- А вы не предполагаете быть добрымъ и счастливымъ, monsieur le Misanthrope? Вы недовольны вашей судьбой и вашъ бракъ тоже будетъ компромиссомъ?-- спросилъ авторъ "Мes Larmes", очаровательно надувшись.-- Ваша Психея тоже пошлое и жалкое созданіе? Какъ вы злы и насмѣшливы! Я васъ терпѣть не могу. Вы побѣждаете молодыя сердца, играете ими и затѣмъ презрительно бросаете ихъ прочь. Вы требуете любви и топчете ее ногами. Вы... вы заставляете меня плакать, вотъ что вы дѣлаете, Артуръ, и я думаю... перестаньте, я не хочу, чтобы меня утѣшали такимъ образомъ!.. я думаю, что Фанни была права, покинувъ такого безсердечнаго человѣка.
   -- И этого я не стану отрицать,-- сказалъ Пенъ, мрачно глядя на Бланшъ и ужь не пробуя вновь предложить ей то утѣшеніе, которое вызвало милое восклицаніе: "перестаньте".-- У меня, кажется, дѣйствительно, нѣтъ того, что люди называютъ сердцемъ, но я и не стараюсь никого обмануть. Я сдѣлалъ попытку, когда мнѣ было восемнадцать лѣтъ, я зажегъ свою лампаду и пошель искать Амура. И что я нашелъ! Вульгарную танцовщицу! Я потерпѣлъ неудачу, какъ всякій или почти всякій; но все же лучше потерпѣть неудачу до свадьбы, чѣмъ послѣ нея.
   -- Merci du choix, monsieur,-- сказала Сильфида, дѣлая реверансъ
   -- Зато вы видите, моя маленькая Бланшъ,-- сказалъ Пенъ своимъ грустнымъ и въ тоже время добродушнымъ голосомъ, взявъ ее за руку,-- что я, по крайней мѣрѣ, не унижаюсь до лести.
   -- О, даже наоборотъ,-- сказала м-ссъ Бланшъ.
   -- И я не говорю вамъ глупой лжи, какъ дѣлаютъ пошлые люди. Къ чему намъ, столь опытнымъ людямъ, подражать романтизму и надѣвать маску страсти? Я не считаю, что м-ссъ Бланшъ Эмори не имѣетъ себѣ равной среди красавицъ, среди поэтессъ, среди музыкантшъ, подобно тому какъ я не считаю, что она самая высокая женщина въ мірѣ, какъ, напр., та великанша, портретъ которой мы видѣли, проѣзжая вчера черезъ рынокъ. Но если я не считаю васъ героиней, то и не предлагаю вамъ видѣть въ вашемъ покорномъ слугѣ героя. Я думаю только, что вы... ну, да, я думаю, что вы довольно недурны собою.
   -- Merci,-- сказала м-ссъ Бланшъ съ новымъ реверансомъ.
   -- Я думаю, что вы прелестно поете и увѣренъ, что вы умны. Надѣюсь и вѣрю, что у васъ добрый характеръ, и съ вами можно будетъ ужиться.
   -- И потому, имѣя въ виду, что я принесу вамъ извѣстную сумму денегъ и мѣсто въ парламентѣ, вы удостоиваете бросить мнѣ вашъ платокъ,-- сказала Бланшъ.-- Que d`honneur! Мы, бывало, величали васъ принцемъ Фэрокскимъ. Какая честь, что вы возводите меня на свой тронъ и принимаете отъ меня мѣсто въ парламентѣ, въ качествѣ бакшиша Какъ я рада, что я умна и что вамъ нравятся моя музыка и пѣніе; я буду услаждать своимъ голосомъ досугъ моего повелителя.
   -- И если разбойники окружатъ домъ,-- сказалъ Пенъ, уныло продолжая сравненіе,-- сорокъ разбойниковъ въ видѣ коварныхъ, тайныхъ заботъ и сильныхъ страстей, произведутъ осаду дома, моя Моргіана будетъ танцовать вокругъ меня съ тамбуриномъ въ рукахъ и своей улыбкой убьетъ всѣхъ разбойниковъ. Не правда-ли?-- Но видно было, что Пенъ не вѣритъ, чтобы это была правда.
   -- Ахъ, Бланшъ, -- продолжалъ онъ послѣ нѣкоторой паузы,-- не сердитесь, не обижайтесь на меня за правдивость. Развѣ вы не видите, что я всегда ловлю васъ на словѣ. Вы говорите, что будете рабой и станете танцовать,-- я говорю: танцуйте. Вы говорите: "вы берете меня съ тѣмъ, что я вамъ приношу",-- и я повторяю: я беру васъ съ тѣмъ, что вы мнѣ приносите. Къ чему мы станемъ прибавлять къ неизбѣжнымъ обманамъ и лицемѣрію нашей жизни такіе, которые безполезны и излишни? Если я предлагаю вамъ себя, думая, что намъ удастся вмѣстѣ достичь счастія и что при вашей помощи я могу добиться для насъ обоихъ хорошаго положенія и извѣстности, то зачѣмъ требовать отъ меня притворнаго восхищенія и подложнаго романтизма, въ которые мы оба не вѣримъ? Ужъ не хотите-ли вы, чтобы я явился просить вашей руки въ костюмѣ принца Миловзора, взятомъ на прокатъ, и говорилъ вамъ комплименты подобно сэру Чарльзу Грандисону? Чтобы я слагалъ въ вашу честь стихи, какъ въ тѣ дни, когда мы были... когда мы были дѣтьми? Что же, я могу, если хотите,-- а затѣмъ мы продадимъ ихъ Бекону или Бунгею. Быть можетъ, моя маленькая принцесса прикажетъ, чтобы я кормилъ ее конфектами?
   -- Mais jadore les bonbons, moi, {Я дѣйствительно обожаю конфекты.} -- сказала Сильфида, не покидая своего жалобнаго вида.
   -- Я могу купить ихъ цѣлую кучу у кондитера за какую-нибудь гинею, и тамъ будутъ конфекты всякаго рода,-- сказалъ Пенъ съ горькой улыбкой.-- Да, ну же, милая, дорогая Бланшъ, не плачьте. Осушите ваши хорошенькіе глазки, я не могу этого выносить!
   И онъ предложилъ ей то утѣшеніе, котораго требовали обстоятельства, и которое скорѣе всего могло осушить слезы,-- искреннія слезы огорченія, струившіяся изъ сердитыхъ глазъ автора "Mes Larmes".
   Презрительный и саркастическій тонъ Пенденниса напугалъ и взволновалъ Бланшъ.
   -- Я... не надо мнѣ вашихъ утѣшеній. Со мною такъ не говорилъ ни одинъ изъ моихъ... моихъ... никто!
   -- Ни одинъ?-- воскликнулъ Пенъ и неистово расхохотался, а щеки Бланшъ покрылись самымъ неподдѣльнымъ румянцемъ, который когда-либо показывался на ея щекахъ.
   -- О, Артуръ, vous êtes un homme terrible!-- воскликнула она.
   Эта маленькая свѣтская кокетка, которая двѣнадцать лѣтъ подрядъ, играла въ любовь, была поражена, испугана, подавлена и въ то же время восхищена, встрѣтивъ болѣе сильнаго.
   -- Скажите мнѣ, Артуръ,-- сказала она послѣ нѣкоторой паузы, наступившей въ этомъ странномъ любовномъ разговорѣ,-- почему сэръ Френсисъ Клеврингъ отказывается отъ своего мѣста въ Парламентѣ?
   -- Au fait, почему онъ уступаетъ его мнѣ?-- спросилъ Артуръ, краснѣя въ свою очередь.
   -- Вы всегда смѣетесь надо мной, сэръ,-- сказала она.-- Если пріятно быть членомъ парламента, то почему сэръ Френсисъ уходитъ оттуда?
   -- Мой дядя говорилъ съ нимъ объ этомъ. Онъ всегда утверждалъ, что вы недостаточно надѣлены. Во время семейныхъ пререканій, когда ваша мама такъ щедро уплатила его долги, было, кажется, условлено, чтобы вы... т. е., чтобы я... т. е. честное слово, я не знаю, почему онъ выходитъ изъ парламента,-- сказалъ Пенъ и принужденно засмѣялся.-- Ну, словомъ, Бланшъ, мы съ вами послушныя дѣтки, нашъ бракъ задуманъ нашими маменьками и дяденьками, а мы, какъ добрые мальчикъ и дѣвочка, должны подчиниться.
   Когда Пенъ пріѣхалъ въ Лондонъ, онъ послалъ Бланшъ коробку конфектъ, причемъ каждая изъ нихъ была завернута въ готовые французскіе стишки самаго нѣжнаго содержанія; вмѣстѣ съ тѣмъ онъ отправилъ ей нѣсколько стиховъ своего собственнаго производства, столь же безъискусственныхъ и искреннихъ. Само собою разумѣется, что онъ не могъ ничего сказать Баррингтону о своихъ разговорахъ съ миссъ Эмори, потому что они были слишкомъ деликатнаго и интимнаго характера.
   Если, подобно многимъ людямъ хуже и лучше его, Артуръ Пенденнисъ замышлялъ совершить отступничество и продаться -- мы всѣ знаемъ, кому, то, по крайней мѣрѣ, этотъ ренегатъ не провозглашалъ себя искреннимъ приверженцемъ того ученія, которому готовъ былъ присягнуть. И если бы въ нашемъ отечествѣ каждая женщина и каждый мужчина, продавшійся за деньги или положеніе, какъ это хотелъ сдѣлать м-ръ Пенденнисъ, купилъ только одинъ экземпляръ его мемуаровъ, то сколько тысячъ томовъ продали бы гг. Смитъ, Эльдеръ и Ко! {Издатели сочиненій Теккерея. Въ первыхъ изданіяхъ были указаны другія имена.}
   

ГЛАВА XXVIII.
Пенъ начинаетъ кампанію.

   Какъ ни былъ меланхоличенъ большой домъ Клеврингъ-Парка въ тѣ дни, когда его раззорившійся хозяинъ еще не былъ женатъ и скитался добровольнымъ изгнанникомъ въ чужихъ странахъ, теперь, когда сэръ Френсисъ Клеврингъ поселился въ немъ, онъ почти не сдѣлался веселѣе. Большая часть дома была заперта, а баронетъ занималъ лишь нѣсколько комнатъ въ нижнемъ этажѣ, гдѣ экономка и сторожиха прислуживали несчастному джентльмену въ его вынужденномъ отшельничествѣ и приготовляли ему на обѣдъ ту дичь, которую онъ стрѣлялъ для развлеченія по утрамъ. Его слуга, Лайтфутъ, перешелъ на службу къ миледи и, какъ Пенъ узналъ изъ письма Смерка (исполнявшаго обрядъ), осуществилъ свое благоразумное намѣреніе жениться на м-ссъ Боннеръ, которая въ зрѣлыхъ лѣтахъ плѣнилась красотою юноши и принесла ему въ даръ свои сбереженія и свою немолодую особу. Конечной цѣлью честолюбія обоихъ было сдѣлаться хозяевами "Клеврингскаго Герба". Было рѣшено, что они останутся въ услуженіи у леди Клеврингъ до истеченія аренднаго срока и тогда вступятъ во владѣніе своей гостинницей; Пенъ милостиво обѣщалъ дать у нихъ свой избирательный; обѣдъ, когда баронетъ уступитъ ему свое парламентское мѣсто. Въ сентябрѣ Артуръ, какъ было условлено съ дядей, которому Клеврингъ, казалось, ни въ чемъ не могъ отказать, пріѣхалъ въ Клеврингъ-Паркъ, къ большому удовольствію пребывавшаго тамъ баронета, который тяготился уединеніемъ и надѣялся поживиться у своего гостя по части презрѣннаго металла.
   Пенъ, дѣйствительно, на второй или третій день по пріѣздѣ, снабдилъ своего хозяина этимъ желаннымъ пособіемъ, и какъ только въ карманѣ сэра Френсиса завелись деньги, у него оказались въ Четтрисѣ и многочисленныхъ курортахъ этого графства различныя дѣла, которыя, надо полагать, онъ улаживалъ на мѣстныхъ скачкахъ и въ билліардныхъ. Что касается Артура, то онъ способенъ былъ чувствовать себя хорошо въ одиночествѣ, имѣя много умственныхъ источниковъ удовольствія, для которыхъ не нужно общества; утромъ онъ бродилъ съ ягташемъ по окрестностямъ, а вечеромъ къ его услугамъ были книги и другія развлеченія, потому что для такого литературнаго генія, какъ м-ръ Артуръ, было достаточно сигары и двухъ-трехъ листочковъ бумаги, чтобы пріятно провести вечеръ. Надо и то сказать, что на второй или третій день по своемъ пріѣздѣ онъ нашелъ общество сэра Френсиса Клевринга рѣшительно невыносимымъ и потому, не безъ задней мысли, далъ ему маленькое пособіе, о которомъ тотъ, по своему обыкновенію, не замедлилъ попросить, и такимъ образомъ помогъ ему убѣжать изъ собственнаго дома.
   Кромѣ того, нашъ предпріимчивый другъ долженъ былъ снискать милость согражданъ и избирателей, представителемъ которыхъ онъ надѣялся быть. Онъ принялся за это дѣло съ особеннымъ усердіемъ, хорошо помня, какъ мало популяренъ былъ нѣкогда въ Клеврингѣ, и рѣшился искоренить ту ненависть, которую внушилъ простодушнымъ обывателямъ. Его природный юморъ получалъ при этомъ обильную пищу. Отъ природы довольно сдержанный и молчаливый въ обществѣ, онъ вдругъ превратился въ такого же откровеннаго и веселаго малаго, какъ, напримѣръ, капитанъ Стронгъ. Онъ смѣялся со всѣми, кто только хотѣлъ его слушать, самымъ сердечнымъ образомъ пожималъ руки налѣво и направо, появлялся на рынкѣ и за общимъ столомъ фермеровъ,-- однимъ словомъ, дѣйствовалъ, какъ отъявленный лицемѣръ, или какъ дѣйствуютъ джентльмены благороднаго происхожденія и незапятнанной нравственности, когда они желаютъ понравиться своимъ довѣрителямъ и имѣютъ въ виду получить какую-нибудь выгоду отъ деревенскихъ жителей. Какъ странно, что мы, не позволяя себя обмануть, легко поддаемся гибкому языку, дешевому смѣху и открытымъ манерамъ. Мы знаемъ, что это лесть, которую ничего не стоитъ расточать всякому, и въ то же время намъ пріятно выслушивать ее. Нашъ Пенъ ходилъ по Клеврингу, напуская на себя удивительно простодушный и любезный видъ, и чрезвычайно мало былъ похожъ на того насмѣшливаго и довольно угрюмаго юнаго денди, котораго обыватели знали лѣтъ десять тому назадъ.
   Ректорія была заперта. Докторъ Портманъ уѣхалъ съ своей семьей и подагрой въ Паррогетъ. Пенъ написалъ ему небольшое любезное письмо, выражалъ сожалѣніе, что не засталъ своего стараго друга, въ совѣтѣ котораго онъ нуждался и къ помощи котораго разсчитывалъ вскорѣ прибѣгнуть. Но за отсутствіемъ доктора, Пенъ утѣшился, познакомившись съ м-ромъ Симко, проповѣдникомъ оппозиціонной партіи, двумя суконными фабрикантами Четтрисса и дессидентскимъ проповѣдникомъ Клевринга. Со всѣми этими господами онъ встрѣчался въ "Атенеѣ", основанномъ либеральной партіей, согласно передовымъ идеямъ вѣка и, быть можетъ, съ цѣлью оппозиціи аристократическому старому клубу, въ который съ большимъ трудомъ проникло однажды "Эдинбургское Обозрѣніе" и не допускался ни одинъ торговецъ. Пенъ пріобрѣлъ большое расположеніе младшаго фабриканта, пригласивъ его по пріятельски отобѣдать въ Паркѣ; онъ подкупилъ достопочтенную м-ссъ Симко, посылая ей зайцевъ и куропатокъ и попросивъ дать ему прочитать послѣднюю проповѣдь ея мужа. Будучи однажды нездоровъ, этотъ пролаза воспольззовался случаемъ, чтобы показать свой языкъ м-ру Гекстеру, который прислалъ ему лекарство и на слѣдующее утро навѣстилъ его. Какъ восхищенъ былъ бы старый Пенденнисъ своимъ ученикомъ! Самъ же Пенъ видѣлъ въ этомъ своего рода забавный спортъ, а успѣхъ агитаціи наполнилъ его какимъ-то злорадствомъ.
   И все-таки, когда онъ выходилъ ночью изъ Клевринга послѣ какого нибудь засѣданія въ "Атенеѣ", состоявшагося подъ его предсѣдательствомъ, или послѣ утомительнаго вечера, проведеннаго съ м-ссъ Симко, которая, какъ и ея супругъ, благоговѣла передъ извѣстностью молодого лондонца и его успѣхами въ обществѣ; когда онъ проходилъ по старому мосту Брауля и слышалъ хорошо знакомые звуки журчащей воды, когда онъ замѣчалъ свой старый, родной домъ среди деревьевъ, темные силуэты которыхъ явственно очерчивались на звѣздномъ небѣ,-- въ его умѣ, безъ сомнѣнія, пробуждались иныя мысли, вызывавшія ощущенія боли и стыда. Онъ видѣлъ свѣтъ въ окнѣ той комнаты, которую помнилъ такъ хорошо, той комнаты, гдѣ святая женщина, любившая его, провела столько часовъ въ заботѣ, любви и молитвѣ. Онъ не могъ смотрѣть на этотъ слабый свѣтъ, который, казалось, преслѣдовалъ его, точно полуугасшій, укоризненный взглядъ, какъ будто за нимъ слѣдилъ духъ его матери и предостерегалъ его. Небо ясно, ярко горятъ звѣзды, текучая вода неумолчно журчитъ, старыя деревья шепчутся и тихо киваютъ своими темными верхушками надъ крышей Фэрокса. Тамъ, вдали, озаряемая слабымъ свѣтомъ звѣздъ, виднѣется терасса, на которой онъ провелъ столько лѣтнихъ вечеровъ, будучи еще мальчикомъ, пылкимъ, довѣрчивымъ, невиннымъ, незнавшимъ искушеній, сомнѣній и страстей, укрытый отъ загрязняющаго прикосновенія свѣта подъ сѣнью чистой, неусыпной любви... Часы на городской колокольнѣ прогудѣли полночь, и этотъ звонъ спугнулъ мечты нашего скитальца. Онъ ускорилъ шаги,чтобы скорѣе добраться домой, и вступилъ въ аллею Клеврингскаго парка, подъ темный сводъ шелестящихъ липъ.
   На слѣдующій день онъ направился въ Фэроксъ. На этотъ разъ ему представляется иная картина. Фэроксъ привѣтливо глядитъ на него, залитый лучами заходящаго солнца. Тѣ окна, въ которыхъ вчера ночью горѣлъ свѣтъ, открыты настежь. Квартирантъ Пена, капитанъ Стоксъ изъ Бомбейской артиллеріи (его мать, старая м-ссъ Стоксъ, постоянно живетъ въ Клеврингѣ) принимаетъ своего хозяина съ большимъ радушіемъ, водитъ его по саду, показываетъ новый прудъ, который онъ сдѣлалъ недалеко отъ конюшни; совѣтуется съ нимъ по поводу крыши и печныхъ трубъ и проситъ м-ра Пенденниса назначить день, когда бы онъ могъ доставить ему и м-ссъ Стоксъ удовольствіе и пр. Понъ, который уже провелъ въ Клеврингѣ двѣ недѣли, извиняется за то, что до сихъ поръ не зашелъ къ капитану, и откровенно сознается, что не имѣлъ духа придти въ этотъ домъ.
   -- Я понимаю васъ, сэръ,-- говоритъ капитанъ.
   Въ эту минуту м-ссъ Стоксъ, убѣжавшая при звонѣ колокольчика (какъ странно было Пену звонить въ колокольчикъ!), входитъ въ комнату въ своемъ лучшемъ платьѣ, окруженная дѣтьми. Младшія цѣпляются за Стокса, одинъ изъ мальчиковъ прыгаетъ въ кресло. Это кресло нѣкогда принадлежало отцу Пена. Пенъ вспоминаетъ тѣ дни, когда онъ ни за что не дерзнулъ бы сѣсть въ это кресло, точно это былъ тронъ. Онъ спрашиваетъ миссъ Стоксъ (она совершеннѣйшій портретъ своей матери): играетъ-ли она? Онъ проситъ сыграть ее на фортепіано. Она играетъ. Онъ вновь слышитъ звуки стараго фортепіано, ослабленные годами; но не слушаетъ миссъ Стоксъ. Онъ слушаетъ Лауру, поющую въ дни ихъ дѣтства, и видитъ мать, наклонизшуюся надъ нею и выбивающую тактъ на плечѣ дѣвочки.
   Обѣдъ, данный въ Фэроксѣ въ честь Пена его квартирантомъ, при участіи старой м-ссъ Стоксъ, капитана Глендерса, сквайра Гобнелля, священника изъ Тинкльтона и его жены, показался Пену очень скучнымъ и унылымъ, пока слуга Годсонъ (мѣстный цирюльникъ, нанятый въ помощь кучеру капитана и буфетчику м-ссъ Стоксъ), котораго Пенъ еще помнилъ уличнымъ мальчишкой, не пролилъ цѣлаго блюда на плечо м-ра Пена, причемъ м-ръ Гобнелль (тоже кліентъ Годсона) сказалъ:
   -- Знаете, Годсонъ, у васъ руки, вѣроятно, скользки отъ медвѣжьяго жира. Онъ вѣчно роняетъ посуду. Хо-хо-хо!
   Годсонъ покраснѣлъ и пришелъ въ такое смущеніе, что Пенъ расхохотался, и съ этого момента веселость и хорошее расположеніе духа уже не покидали его весь вечеръ.
   На вторую перемѣну были поданы цѣликомъ заяцъ и куропатки, и когда, по уходѣ слуги, Пенъ сказалъ священнику:
   -- М-ръ Стуксъ, отчего вы не попросите Годсона. чтобы онъ разрѣзалъ вамъ зайца {Игра словъ "Cut the hare" значитъ: разрѣзать зайца, а слова "cut the hair", которыя произносятся также, обозначаютъ постричь волосы.}?
   Этотъ каламбуръ заставилъ священника разсмѣяться; къ нему присоединились капитаны Стоксъ и Глендерсъ, а также и м-ръ Гобнелль, который, хотя раскусилъ шутку довольно поздно, но зато хохоталъ громче всѣхъ.
   Между тѣмъ какъ Пенъ былъ занятъ въ деревнѣ осуществленіемъ своихъ плановъ, дама его выбора, если не сердца, пріѣхала изъ Тенбриджа въ Лондонъ для нѣкоторыхъ покупокъ. Она сопровождала старую м-ссъ Боннеръ, которая жила съ Бланшъ со времени ея дѣтства и ссорилась съ нею многомного разъ, а теперь, вознамѣрившись оставить леди Клеврингъ, непремѣнно хотѣла поднести обѣимъ барынямъ на прощаніе какой-нибудь знакъ почтительнаго вниманія.
   Добрая женщина рѣшила воспользоваться вкусомъ миссъ Эмори, съ цѣлью выбрать подарокъ для миледи, и просила очаровательную Бланшъ выбрать что-нибудь и для себя на память отъ ея старой няньки, которая провела у ея кровати не одну безсонную ночь во время знаменательнаго прорѣзыванія зубовъ и всевозможныхъ дѣтскихъ страданій и любила ее почти какъ собственное дитя. Такъ какъ, совершивъ эти покупки, нянька настаивала еще на томъ, чтобы купить для Бланшъ большую Библію, то ея молодая спутница посовѣтовала ей также купить для мамы большой Джонсоновъ словарь. Надо думать, что каждая изъ этихъ двухъ женщинъ могла бы извлечь немалую пользу изъ своего подарка.
   Затѣмъ м-ссъ Боннеръ накупила кое-какого бѣлья, могущаго быть полезнымъ для "Клеврингскаго Герба", и выбрала красный съ желтымъ шейный шарфъ, предназначавшійся, какъ Бланшъ тотчасъ отгадала, для м-ра Лайтфута. Будучи старше его, по крайней мѣрѣ, на двадцать пять лѣтъ, м-ссъ Боннеръ относилась къ этому юношѣ одновременно съ материнскою и супружеской нѣжностью и всегда щедро украшала его особу, которая, такимъ образомъ, блистала всевозможными булавками, кольцами, запонками, цѣпочками и печатками, пріобрѣтенными на средства этого добраго созданія.
   Всѣ эти покупки м-ссъ Боннеръ совершила въ Стрендѣ, при помощи миссъ Бланшъ, которую очень забавляло это хожденіе по магазинамъ. Когда старуха, наконецъ, купила все, что ей было нужно, и уже собиралась выйти изъ магазина, Бланшъ, улыбаясь самымъ плѣнительнымъ образомъ, обратилась къ одному изъ лавочниковъ и сказала:
   -- Будьте любезны, сэръ, скажите, какъ отсюда пройти въ Пастушье подворье?
   Оказалось, что Пастушье подворье недалеко, Ольдкесль-Стритъ въ двухъ шагахъ. Элегантный молодой лавочникъ указалъ направленіе, и миссъ Бланшъ съ своей спутницей вышла изъ магазина.
   -- Пастушье подворье? Зачѣмъ вамъ Пастушье подворье, миссъ Бланшъ?-- спросила Боннеръ.-- Тамъ живетъ м-ръ Стронгъ. Вы хотите видѣть капитана?
   -- Я была бы очень рада видѣть капитана. Я люблю капитана, но не ради него иду туда. Я хочу видѣть одну милую, хорошенькую дѣвушку, которая была очень добра къ... м-ру Артуру, когда онъ былъ боленъ, и почти спасла ему жизнь. Я хочу поблагодарить ее и сдѣлать ей какой-нибудь подарокъ. Я нарочно выбрала для нея сегодня утромъ нѣсколько платьевъ, Боннеръ.
   При этомъ она такъ глядѣла на Боннеръ, какъ будто совершила актъ замѣчательной доблести и заслуживала восхищенія. Въ самомъ дѣлѣ, Бланшъ, которая очень любила конфекты, съ удовольствіемъ накормила бы ими и бѣдняка, если бы у нея было ихъ слишкомъ много, и готова была отдать простой дѣвушкѣ свое бальное платье, когда она его износила, и оно надоѣло ей.
   -- Хорошенькую дѣвушку!-- проворчала м-ссъ Боннеръ.-- Ну, я ужь не подпущу хорошенькихъ дѣвушекъ къ Лайтфуту.
   И въ своемъ воображеніи она населила "Клеврингскій Гербъ" цѣлымъ гаремомъ самыхъ отвратительныхъ горничныхъ и продавщицъ.
   Блистая розовымъ и голубымъ цвѣтами, въ перьяхъ и всевозможныхъ бездѣлушкахъ, въ дорогомъ шелковомъ платьѣ, роскошной мантиліи и съ прелестнымъ зонтикомъ въ рукахъ, Бланшъ представала такое изящное и прекрасное видѣніе, что ослѣпила глаза м-ссъ Болтъ, которая мыла полъ своей каморки, а Бетси-Дженъ и ЭмиліюАнну привела въ восхищеніе.
   Бланшъ глядѣла на нихъ всѣхъ съ улыбкой невыразимой кротости и покровительства, подобно леди Ровенѣ, являющейся къ Ревеккѣ, подобно Маріи-Антуанеттѣ, навѣщающей бѣдныхъ во время голода, подобно маркизѣ Карабасъ, которая выходитъ изъ своей кареты, запряженной въ четверку лошадей, у дверей бѣднаго арендатора, беретъ у Джона No 2 пакетъ цѣлебной соли, съ тѣмъ, чтобы въ собственныхъ властныхъ ручкахъ принести ее въ комнату больного. Бланшъ чувствовала себя королевой, сошедшей съ трона, чтобы посѣтить своего подданнаго, и наслаждалась пріятнымъ сознаніемъ добраго дѣла.
   -- Голубушка, мнѣ надо видѣть Фанни... Фанни Болтъ. Она здѣсь?
   Блестящій туалетъ Бланшъ вдругъ породилъ у м-съ Болтъ подозрѣніе, что она видитъ передъ собою актрису, или что-нибудь еще хуже.
   -- Зачѣмъ вамъ Фанни?-- спросила она.
   -- Я дочь леди Клеврингъ. Вы, конечно, слышали о сэрѣ Френсисѣ Клеврингѣ? Мнѣ очень хочется видѣть Фанни Болтъ.
   -- Ахъ! Зайдите, пожалуйста, миссъ. Бетси-Дженъ, гдѣ Фанни?
   Бетси-Дженъ отвѣтила, что Фанни ушла на лѣстницу No 3, послѣ чего м-съ Болтъ заявила, что, по всей вѣроятности, она въ квартирѣ Стронга, и приказала дѣвочкѣ сходить туда, посмотрѣть тамъ-ли она.
   -- Въ квартирѣ капитана Стронга? Ахъ! мы пойдемъ къ капитану Стронгу! Я знаю его очень хорошо. Милая дѣвочка, покажи, гдѣ живетъ капитанъ Стронгъ!-- закричала миссъ Бланшъ, потому что полъ недавно былъ вымытъ, а богиня не выносила запаха простого мыла.
   Когда они начали подниматься по лѣстницѣ, нѣкій господинъ, по имени Костиганъ, который слонялся по двору и успѣлъ заглянуть однимъ "буркаломъ" подъ шляпку Бланшъ, замѣтилъ себѣ:
   -- Чертовски хорошенькая дѣвочка! Клянусь честью, она направляется къ Стронгу и Альтамонту.: Къ нимъ вѣчно ходятъ такія хорошенькія дѣвочки... Ба! что это?-- вдругъ сказалъ онъ, поднимая голову вверхъ и глядя на окна, изъ которыхъ послышался пронзительный женскій крикъ.
   Когда этотъ крикъ повторился, безстрашный Косъ ринулся на лѣстницу съ такою скоростью, какую позволяли его старыя ноги, и чуть не былъ опрокинутъ по дорогѣ слугою Стронга, сходившимъ по той же лѣстницѣ внизъ. Наружную дверь квартиры Стронга Косъ нашелъ открытой и принялся, что было силы, стучать молоткомъ. Послѣ нѣсколькихъ внушительныхъ ударовъ внутренняя дверь слегка открылась, и наружу высунулась голова Стронга.
   -- Это я, дружище. Что это за шумъ, Стронгъ?-- спросилъ Костиганъ.
   -- Убирайтесь къ дьяволу!-- былъ единственный отвѣтъ, и дверь снова захлопнуласъ передъ его почтеннымъ краснымъ носомъ. Косу ничего не оставалось, какъ снова направиться внизъ, негодуя на причиненное ему оскорбленіе и давая клятву потребовать удовлетворенія. Но читатель, болѣе счастливый нежели капитанъ Костиганъ, можетъ войти внутрь и узнать то, что было скрыто отъ почтеннаго офицера.
   Выше уже было указано, какимъ великодушіемъ отличался м-ръ Альтамонтъ и какъ щедро онъ тратилъ свои деньги, если онѣ у него водились. Будучи отъ природы весьма гостепріимнаго характера, онъ не находилъ большаго удовольствія, какъ пить въ обществѣ другихъ, такъ что и въ Гриничѣ и въ Ричмондѣ никого не встрѣчали съ большимъ удовольствіемъ, чѣмъ посланника набоба Лукновскаго.
   Обстоятельства сложились такъ, что въ тотъ самый день, когда Бланшъ и м-ссъ Боннеръ явились въ Пастушье подворье, полковникъ пригласилъ миссъ Делаваль изъ N--скаго театра и ея мать, м-ссъ Годжъ, на маленькую прогулку по рѣкѣ, причемъ сборнымъ пунктомъ была назначена его квартира, откуда компанія должна была отправиться на ближайшую пристань Стренда. Такимъ образомъ, когда м-ссъ Боннеръ и "Mes Larmes" подошли къ дверямъ, гдѣ стоялъ слуга Альтамонта Греди, послѣдній сказалъ съ необыкновенной любезностью:-- "Пожалуйте, сударыни", -- и провелъ ихъ въ комнату, которая словно была приготовлена для ихъ посѣщенія: на столѣ находились два букета, купленные сегодня утромъ въ Ковентъ-Гарденѣ, и нѣсколько другихъ доказательствъ нѣжнаго вниманія Альтамонта. Бланшъ сунула въ цвѣты свой хорошенькій маленькій носикъ, запорхала по комнатѣ, заглянула за занавѣску, въ книги, картины, посмотрѣла на планъ Клеврингскаго имѣнія, висѣвшій на стѣнѣ, спросила слугу, гдѣ капитанъ, и вообще была въ такомъ восхищеніи отъ своего новаго забавнаго приключенія и отъ мысли, что она попала въ квартиру холостяка въ этомъ глухомъ закоулкѣ города, что совершенно забыла о цѣли своего визита и о Фанни Болтъ.
   Между тѣмъ Греди съ парой роскошно вычищенныхъ сапогъ прошелъ черезъ комнату, направляясь къ своему барину, но Бланшъ была такъ занята, что даже не успѣла замѣтить, какъ велики эти сапоги и какъ мало они похожи на обувь м-ра Стронга.
   -- Пришли,-- сказалъ Греди, помогая своему барину надѣвать сапоги.
   -- Ты предложилъ имъ чего-нибудь выпить?-- спросилъ Альтамонтъ. Греди вышелъ и спросилъ:
   -- Не угодно-ли вамъ будетъ чего-нибудь выпить?
   При этомъ наивномъ вопросѣ Бланшъ слегка разсмѣялась и спросила м-ссъ Боннеръ:
   -- Не выпьемъ-ли мы чего-нибудь?
   -- Это, конечно, какъ вамъ будетъ угодно,-- сказалъ Греди, оскорбленный насмѣшливымъ тономъ Бланшъ, и вышелъ изъ комнаты.
   -- Не выпьемъ-ли мы чего-нибудь?-- повторила Бланшъ и опять разсмѣялась.
   -- Бреди!-- раздался изъ сосѣдней комнаты голосъ, который заставилъ м-ссъ Боннеръ вздрогнуть.
   Греди не отвѣчалъ. Слышно была только его пѣсня изъ верхней комнаты, кухни, гдѣ Греди пѣлъ за работой.
   -- Греди, фракъ!-- снова заревѣлъ тотъ же голосъ.
   -- Слушай! Это голосъ не м-ра Стронга,-- сказала Сильфида, все еще продолжая смѣяться.-- Гредифракь!
   -- Боннеръ, кто такой этотъ Гредифракъ? Намъ лучше отсюда уйти.
   Боннеръ все еще не могла придти въ себя отъ изумленія, въ которое повергъ ее этотъ голосъ.
   Въ эту минуту открылась дверь, и субъектъ, который кричалъ: -- "Греди, мой фракъ", появился на порогѣ безъ упомянутой принадлежности туалета.
   Онъ кивнулъ дамамъ и прошелъ черезъ комнату.
   -- Извините, сударыни. Греди! Тащи-ка сюда мой фракъ!... Ну, мои милыя, погодка расчудесная, и мы сегодня...
   Онъ не кончилъ своей фразы, потому что м-ссъ Боннеръ, глядѣвшая на него широко раскрытыми глазами, вдругъ вскрикнула:-- "Эмори, Эмори!" -- и упала на стулъ.
   Альтамонтъ съ минуту посмотрѣлъ на нее, затѣмъ побѣжалъ къ Бланшъ, схватилъ ее и поцѣловалъ.
   -- Да, Бетси,-- сказалъ онъ.-- Клянусь честью, это я. Мери Боннеръ узнала меня Что за красавица ты стала! Но чуръ, молчекъ. Я умеръ, слышишь! Твой отецъ умеръ; твоя бѣдная мать не знаетъ этого. Что за красавица ты стала! Поцѣлуй меня, Бетси,-- да, ну же, цѣлуй меня крѣпче! Я люблю тебя, будь я проклятъ! Я твой старый отецъ.
   Бетси (Бланшъ тожъ) глядѣла на него въ изумленіи, а затѣмъ стала кричать, и ея-то пронзительные крики были услышаны во дворѣ капитаномъ Костиганомъ.
   Смущенный родитель всплеснулъ руками (его манжеты были растегнуты и на смуглой рукѣ виднѣлись синія татуированныя буквы), побѣжалъ въ свою комнату, принесъ оттуда бутылочку одеколона и ея ароматнымъ содержимымъ началъ щедро окроплять Боннеръ и Бланшъ.
   Женскіе вопли привлекли въ комнату остальныхъ жильцовъ квартиры: Греди изъ кухни и Стронга изъ его спальной на верхнемъ этажѣ. При видѣ Боннеръ и Бланшъ, Стронгъ сразу понялъ, въ чемъ дѣло.
   -- Греди, ступай во дворъ,-- сказалъ онъ,-- и если кто придетъ,-- понимаешь?
   -- Актриса и ея мать, значитъ?-- спросилъ Греди.
   -- Да! Скажи, что никого нѣтъ дома, и прогулка не состоится.
   -- А какъ же букеты, что я сегодня купилъ?-- озабоченно спросилъ Греди.
   -- Ступай!-- крикнулъ Эмори, топнувъ ногой.
   Стронгъ также направился къ дверямъ,-- и какъ разъ во время, чтобы преградить дорогу капитану Костигану.
   Театральныя дамы лишились на этотъ день своего угощенія въ Гриничѣ, а Бланшъ не была у Фанни Болтъ. Косъ, который при случаѣ величественно спросилъ у Греди, что это была у нихъ за бѣда, и кто кричалъ,-- получилъ въ отвѣтъ, что кричали женщины, и что отъ женщины, но его мнѣнію, и бываетъ вся бѣда на свѣтѣ.
   

ГЛАВА XXIX,
въ которой Пенъ начинаетъ задумываться по поводу своихъ выборовъ.

   Между тѣмъ какъ Пенъ въ деревнѣ былъ занятъ осуществленіемъ своихъ личныхъ плановъ, къ нему пришло извѣстіе, что леди Рокминстеръ и Лаура прибыли въ Баймутъ. Узнавъ, что сестра такъ близко отъ него, Пенъ почувствовалъ себя виновнымъ по отношенію къ ней. Ея мнѣніемъ онъ дорожилъ, быть можетъ, больше, чѣмъ мнѣніемъ кого бы то ни было на свѣтѣ. Она была завѣщана ему матерью. Онъ былъ для нея въ нѣкоторомъ родѣ покровителемъ и защитникомъ. Какъ встрѣтитъ она тѣ новости, которыя, онъ имѣетъ сообщить ей, и какъ онъ объяснитъ ей тѣ планы, которые теперь занимаютъ его? Ему казалось, что ни онъ, ни Бланшъ не въ состояніи будутъ вынести спокойнаго испытующаго взгляда этихъ блестящихъ глазъ, что онъ не осмѣлится открыть передъ этимъ безпорочнымъ судьею свои тщеславныя надежды и честолюбіе. Какъ только она прибыла въ Баймутъ, онъ написалъ ей письмо, которое содержало въ себѣ много красивыхъ фразъ и увѣреній въ любви, и значительную долю юмора и сатиры. Но при этомъ онъ сознавалъ, что находится въ какомъ-то страхѣ и поступаетъ, какъ обманщикъ и лицемѣръ.
   Какъ могла простая, провинціальная дѣвушка внушить страхъ столь опытному въ житейскихъ дѣлахъ человѣку, какъ Пенъ? Однако, онъ чувствовалъ, что его свѣтская тактика и дипломатія, его сатира и знаніе людей не устоятъ передъ судомъ этого простосердечнаго созданія. Онъ долженъ былъ сознаться, что ведетъ не такую жизнь, о которой могъ бы сказать всю правду этой честной душѣ. Направляясь изъ Клевринга въ Баймутъ, онъ чувствовалъ себя виноватымъ, какъ школьникъ, который не знаетъ урока и долженъ предстать передъ грознымъ учителемъ. Но развѣ истина не всегда бываетъ нашимъ учителемъ и не держитъ въ своихъ рукахъ указку?
   Подъ руководствомъ своей доброй, хотя нѣсколько своенравной и самовластной покровительницы леди Рокминстеръ, Лаура за послѣдній годъ пріобрѣла нѣкоторое знакомство съ свѣтомъ и получила нѣсколько уроковъ жизни. Многія дѣвушки, воспитанныя подобно Лаурѣ, подъ слишкомъ заботливымъ крылышкомъ, оказались бы непригодными для тѣхъ измѣнившихся условій жизни, въ которыхъ она теперь очутилась. Покойная Елена обожала своихъ дѣтей, и какъ всѣ женщины, замкнувшіяся въ своемъ семейномъ кругу, думала, что весь свѣтъ созданъ только для нихъ, или во всякомъ случаѣ въ сравненіи съ ними представляетъ вещь второстепенную. Она лелѣяла Лауру съ неустанною заботливостью и нѣжностью. Если у нея болѣла голова, вдова тревожилась такъ, какъ будто до того никому на свѣтѣ не случалось испытывать головной боли. Лаура спала и просыпалась, читала и двигалась подъ любовнымъ надзоромъ матери, и этотъ надзоръ теперь исчезъ вмѣстѣ съ тѣмъ любящимъ созданіемъ, чье сердце уже никогда не будетъ болѣе биться. Но и у Лауры были, безъ сомнѣнія, мучительные моменты грусти и отчаянія, когда она очутилась среди равнодушнаго свѣта. Никто не интересовался ея печалями или ея одиночествомъ. Общественное мнѣніе не ставило ея на одну доску съ тою дамой, къ которой она ушла, или съ друзьями и родственниками этой повелительной старой вдовы. Нѣкоторыя относились къ ней, быть можетъ, даже враждебно, другіе, вѣроятно, оскорбляли ее; можетъ быть, и слуги иногда обходились съ ней грубо, а ихъ госпожа очень часто бывала груба. Нерѣдко Лаура оказывалась среди членовъ тѣснаго семейнаго кружка и чувствовала, что ея присутствіе нарушаетъ ихъ единеніе и непринужденность, и это, конечно, должно было сильно отражаться на ея чуткой душѣ. "Какъ много на свѣтѣ гувернантокъ,-- думала Лаура,-- какъ много вообще женщинъ, которыхъ необходимость заставляетъ дѣлаться по профессіи рабынями и компаньонками! Какъ часто имъ приходится переносить дурное расположеніе духа и грубость со стороны другихъ! Насколько лучше моя участь среди этихъ дѣйствительно добрыхъ и мягкосердечныхъ людей, чѣмъ участь тысячи безпріютныхъ дѣвушекъ!"
   Вотъ съ какимъ смиреніемъ молодая дѣвушка приспособлялась къ своему новому положенію, идя на встрѣчу своей судьбѣ съ довѣрчивой улыбкой.
   Но развѣ судьба, видя такую улыбку, не должна была сама улыбнуться въ отвѣтъ? Вѣдь даже злыхъ людей подкупаетъ постоянная ясность души и преданное сердце. Не даромъ говорится въ сказкѣ, что, когда дѣти, покинутыя въ лѣсу, нѣжно и довѣрчиво взглянули на отъявленныхъ злодѣевъ, которымъ жестокій дядя поручилъ ихъ извести, одинъ изъ этихъ злодѣевъ, раскаявшись, убилъ другого, не желая причинить зла невиннымъ красивымъ малюткамъ. Какъ счастливы тѣ, которые питаютъ дѣвственную вѣру въ жизнь, съ улыбкой глядятъ на нее и не боятся зла, потому что не думаютъ о немъ. Миссъ Лаура Белль была одною изъ такихъ счастливицъ. Кромѣ подареннаго Пеномъ маленькаго крестика покойной вдовы,-- который Лаура носила на шеѣ, она имѣла въ своей груди другой брилліантъ, который гораздо дороже даже знаменитаго "Койнура", потому что онъ не только сохраняетъ свою цѣну въ другомъ мірѣ, гдѣ, какъ говорятъ, брилліанты не имѣютъ никакого значенія, но и въ этой жизни представляетъ для своего обладателя неоцѣнимое сокровище. Онъ служитъ талисманомъ противъ зла и освѣщаетъ мракъ жизни, подобно знаменитому камню хаджи Гассана.
   Такимъ образомъ, не провела миссъ Белль и года въ домѣ леди Рокминстеръ, какъ тамъ не осталось никого, чьей любви она бы не пріобрѣла при помощи этого талисмана.
   Начиная отъ старой графини до самой послѣдней служанки, всѣ благоволили къ Лаурѣ. Горничная графини, сорокъ лѣтъ переносившая капризы своей госпожи и подвергавшаяся ежедневно и еженощно обидамъ словомъ и дѣйствіемъ, не могла, конечно, обладать особенно добрымъ характеромъ; и дѣйствительно, въ началѣ она отнеслась къ Лаурѣ съ той враждебностью, съ какой встрѣчала предыдущихъ пятнадцать компаніонокъ графини. Но когда Лаура заболѣла въ Парижѣ, эта старуха, не смотря на запрещеніе своей госпожи, которая боялась заразиться, старательно ухаживала за ней, чуть-ли не вступая изъ-за этого въ драку съ Мартой, получившей теперь званіе камеристки миссъ Лауры. Когда больная стала выздоравливать, поваръ чуть не уморилъ ее множествомъ разныхъ деликатесовъ, которые онъ приготовлялъ для нея, и прослезился, когда больная въ первый разъ съѣла кусочекъ цыпленка. Швейцарецъ мажордомъ превозносилъ миссъ Белль на всѣхъ европейскихъ языкахъ, которые онъ одинаково сильно коверкалъ. Кучеръ былъ счастливъ, когда возилъ ее кататься; гайдукъ плакалъ, когда узналъ, что она заболѣла, а Кельверлей и Кольдстримъ (два выѣздныхъ лакея, громадныхъ, невозмутимыхъ и неподвижныхъ) обнаружили совершенно необычную веселость, узнавъ о ея выздоровленіи, и въ честь этого событія напоили гайдука до пьяна. Даже леди Діана Пинсентъ (нашъ знакомый м-ръ Пинсентъ успѣлъ за это время жениться, которая въ началѣ сильно недолюбливала миссъ Белль, въ концѣ концовъ призналась, что Лаура очень пріятная особа и что бабушка обрѣла въ ея лицѣ цѣлый кладъ. И всѣ эти симпатіи Лаура пріобрѣла не какими-нибудь ухищреніями или лестью, а постоянной добротой и природнымъ даромъ нравиться, всѣмъ и быть довольной всѣми.
   Раза два Пенъ видѣлся съ леди Рокминстеръ, и послѣдняя, которая вообще не особенно жаловала его, обошлась съ нимъ крайне сурово и рѣзко. Поэтому, направляясь теперь въ Баймутъ, онъ ожидалъ найти тамъ Лауру, всего вѣроятнѣе, въ качествѣ скромной компаньонки, съ которой обращались такъ же, какъ съ нимъ. Когда ей доложили о его прибытіи, она выбѣжала къ нему на лѣстницу, и я не стану вамъ ручаться за то, что она не поцѣловала его въ присутствіи Кельверлея и Кольдстрима. Я не хочу этимъ сказать, что эти джентльмены разболтали что-нибудь, если бы на ихъ глазахъ повернулась земная орбита, если бы Лаура, вмѣсто того, чтобы поцѣловать Пена, взяла ножницы и отхватила ему голову, Кельверлей и Кольдстримъ не сморгнули бы глазомъ и не допустили бы, чтобы съ ихъ париковъ слетѣла бы хоть одна пылинка пудры.
   Лаура имѣла такой здоровый, цвѣтущій видъ, что Пенъ не могъ ею налюбоваться. Блестящіе глаза, спокойно встрѣтившіе его взоръ, сіяли бодростью. На щекѣ, которую онъ поцѣловалъ, цвѣли розы. Глядя на нее, простую и граціозную, искреннюю и простодушную, онъ подумалъ, что еще никогда не видалъ ее такой прекрасною. Почему онъ только теперь сталъ замѣчать ея красоту? Онъ взялъ ея нѣжную, довѣрчивую ручку и поцѣловалъ ее; онъ взглянулъ въ ея блестящіе, ясные глаза и прочиталъ въ нихъ радость свиданія, которую онъ и напередъ долженъ былъ предвидѣть. Его тронулъ нѣжный тонъ ея словъ и онъ воскликнулъ:
   -- Какъ ты добра ко мнѣ, Лаура... сестра моя! Я, право, не стою такой доброты.
   -- Мама оставила тебя мнѣ,-- отвѣтила она, наклоняясь и прикасаясь губами къ его лбу.-- Ты помнишь нашъ уговоръ, Артуръ, который мы заключили съ тобой въ прошломъ году передъ разлукой. Ты долженъ былъ придти ко мнѣ, если будешь въ затрудненіи, или будешь чувствовать себя очень счастливымъ. Что же ты теперь счастливъ или находишься въ затрудненіи?-- И она лукаво взглянула на него.-- Ты радъ, что будешь засѣдать въ парламентѣ? Намѣренъ ты отличиться тамъ? Какъ я буду дрожать за твою первую рѣчь!
   -- Значитъ, ты знаешь о парламентской затѣѣ?-- спросилъ Пенъ.
   -- Знаю? Кто этого не знаетъ. Мнѣ уже объ этомъ уши прожужжали. Еще сегодня докторъ леди Рокминстеръ говорилъ объ этомъ. Завтра это, кажется, будетъ въ Четтрисской газетѣ. Всѣ говорятъ, что сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, изъ Клевринга, хочетъ удалиться отъ дѣлъ и уступить свое мѣсто м-ру Артуру Пенденнису, изъ Фэрокса, и что молодая прекрасная миссъ Бланшъ Эмори...
   -- Какъ, и это тоже? спросилъ Пенденнисъ.
   -- И это тоже, милый Артуръ. Tout sеsait, какъ сказалъ бы нѣкто, кого я намѣрена очень сильно полюбить... Она очень мила и умна. Я получила отъ лея письмо, прелестное письмо. Она такъ горячо говоритъ о тебѣ, Артуръ. Надѣюсь.. я увѣрена, что она дѣйствительно чувствуетъ то, что пишетъ. Когда же это будетъ, Артуръ, и почему ты мнѣ до сихъ поръ ничего не сказалъ объ этомъ? Мнѣ можно будетъ жить съ вами, да?
   -- Мой домъ всегда будетъ твоимъ, милая Лаура, какъ и все то, что я имѣю. Если я не сказалъ тебѣ этого, то потому... потому что, я еще самъ не знаю, еще ничего не рѣшено. Мы еще не говорили объ этомъ. А какъ ты думаешь, Бланшъ будетъ счастлива со мной?! Вѣдь тутъ не можетъ быть рѣчи о романической привязанности; я думаю, что на нее я уже неспособенъ, и я такъ ей сказалъ: Бланшъ, это просто дѣло разсудка. Я хочу, чтобы у моего очага была жена и сестра, парламентъ -- во время сессіи, Фэроксъ -- во время вакацій, и чтобы моя Лаура никогда не покидала меня, пока кто-нибудь не увезетъ ее, получивъ право на это.!
   Получивъ право на это! Почему Пенъ, произнося эти слова и глядя на молодую дѣвушку, начиналъ чувствовать злобу и ревность къ этому невидимому лицу, которое получитъ право увезти ее? Еще за минуту передъ тѣмъ его безпокоилъ вопросъ, какъ она приметъ извѣстіе о его предполагаемой женитьбѣ на Бланшъ, а теперь онъ почувствовалъ себя нѣсколько оскорбленнымъ, видя, какъ она приняла легко это извѣстіе.
   -- Ну, пока кто-нибудь не увезетъ, -- сказала Лаура смѣясь, -- я останусь дома, въ роли тети Лауры, заботясь о дѣтяхъ, когда Бланшъ будетъ въ отсутствіи. Я уже обо всемъ подумала. Я превосходная экономка. Знаешь, въ Парижѣ я ходила на рынокъ съ м-ссъ Бекъ и взяла нѣсколько уроковъ у мосье Гранжанъ... Я училась въ Парижѣ также и пѣнію на тѣ деньги, которыя ты прислалъ мнѣ, добрый Артуръ. Я теперь пою гораздо лучше. Я даже танцамъ училась, хотя танцую не такъ хорошо, какъ Бланшъ. Когда ты сдѣлаешься министромъ, Бланшъ представитъ меня ко Двору.
   При этомъ она шаловливо сдѣлала реверансъ по самой послѣдней парижской модѣ
   Во время исполненія реверанса въ комнату вошла леди Рокминстеръ и, увидавъ Артура, протянула ему одинъ палецъ, который онъ поспѣшилъ почтительно пожать, поклонившись при этомъ, какъ съумѣлъ -- и, по правдѣ сказать, не совсѣмъ ловко.
   -- И такъ, вы намѣрены жениться, сэръ?-- сказала старуха.
   -- Побраните его, леди Рокминстеръ, за то, что онъ намъ ничего не сказалъ, промолвила Лаура и вышла изъ комнаты.
   И старуха дѣйствительно тотчасъ занялась этимъ.
   -- И такъ, вы намѣрены жениться и вступить въ парламентъ вмѣсто ни на что негоднаго сэра Фрэнсиса Клевринга? Я хотѣла, чтобы онъ уступилъ свое мѣсто моему внуку. Почему онъ не уступилъ его моему внуку? Надѣюсь, что вы возьмете много денегъ за миссъ Эмори. Я, по крайней мѣрѣ, не взяла бы ея безъ большого приданаго.
   -- Сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ утомленъ своей дѣятельностью въ парламентѣ,-- отвѣтилъ Пенъ, нахмурившись, и... мнѣ очень хочется попытать счастья въ этой области. Остальное еще не рѣшено.
   -- Не могу понять, какъ вы могли влюбиться въ подобную жеманницу, когда у васъ подъ носомъ была Лаура,-- продолжала старуха.
   -- Мнѣ очень жаль, что миссъ Эмори не нравится вашему сіятельству, -- сказалъ Пенъ, улыбаясь.
   -- Вы хотите этимъ сказать, что это не мое дѣло и что не я женюсь на ней? Вы правы, конечно, и я очень рада, что не я женюсь на этой отвратительной дѣвчонкѣ. Но все-таки, когда я подумаю,: что человѣкъ могъ предпочесть ее моей Лаурѣ, я внѣ себя, о чемъ вамъ и докладываю, м-ръ Артуръ Пенденнисъ.
   -- Я очень радъ, что вы такого мнѣнія о Лаурѣ,-- сказалъ Пенъ.
   -- Вы очень рады, и вамъ очень жаль! Какое мнѣ дѣло, сэръ, рады вы, или жалѣете! Молодому человѣку, который отдаетъ миссъ Эмори предпочтеніе передъ миссъ Белль, нечего тутъ жалѣть или радоваться. Молодой человѣкъ, который можетъ влюбиться въ такую сутуловатую притворщицу, какъ Эмори -- она сутуловата, я вамъ прямо это говорю -- несмотря на то, что видѣлъ Лауру, не смѣетъ больше и головы поднимать. Гдѣ вашъ пріятель, Синяя борода, тотъ высокій молодой человѣкъ,-- Баррингтонъ, такъ, кажется, его зовутъ? Почему онъ не приходитъ и не женится на Лаурѣ? Что себѣ думаютъ молодые люди, что они не женятся на такой дѣвушкѣ? Теперь всѣ ищутъ денегъ. Вы всѣ -- эгоисты и трусы. Въ наше время мы убѣгали отъ родителей и безумно влюблялись другъ въ друга. Теперешніе молодые люди положительно выводятъ меня изъ терпѣнія. Зимой, когда я была въ Парижѣ, я спросила всѣхъ трехъ атташе при нашемъ посольствѣ, почему они не влюбляются въ миссъ Белль. Они засмѣялись и отвѣтили, что имъ нужны деньги. Вы всѣ -- эгоисты, вы всѣ малодушны.
   -- Надѣюсь, что, прежде чѣмъ предложить миссъ Белль этимъ атташе, вы сдѣлали милость спросить ея мнѣнія,-- сказалъ Пенъ съ нѣкоторымъ раздраженіемъ.
   -- У миссъ Белль мало денегъ, миссъ Белль должна скоро выйти замужъ. Кто-нибудь долженъ выдать ее, сэръ, не предлагать же дѣвушкѣ самой себя, -- величественно отвѣтила старая вдова.-- Лаура, милая, я сейчасъ сказала твоему кузену, что всѣ молодые люди эгоисты, и что у нихъ теперь нѣтъ и на грошъ истиннаго чувства. Твой кузенъ не лучше остальныхъ.
   -- Вы спросили у Артура, почему онъ не женится на мнѣ?-- улыбаясь сказала Лаура, возвратившись въ комнату и взявъ кузена за руку (она выходила, быть можетъ, для того, чтобы скрыть нѣкоторые признаки волненія).-- Онъ собирается жениться на другой, и я намѣрена очень полюбить ее и поселиться съ ними, подъ условіемъ, чтобы они не спрашивали всякаго холостяка, почему онъ не женится на мнѣ.
   Послѣ того какъ тайныя опасенія Пена, такимъ образомъ, миновали, и его экзаменъ сошелъ благополучно, Пенъ началъ чувствовать, что его долгъ и собственное желаніе постоянно влекутъ его въ Баймутъ, тѣмъ болѣе, что здѣсь, какъ заявила ему леди Рокминстеръ, для него всегда оставляется мѣсто за столомъ.
   -- И я совѣтую вамъ приходить сюда почаще, потому что Гранжанъ превосходный поваръ, а общество Лауры и мое исправитъ ваши манеры. Ясно видно, что вы постоянно думаете о себѣ. Не краснѣйте и не бормочите что-то про себя. Почти всѣ молодые люди вѣчно думаютъ о себѣ. Мои сыновья и внуки всегда думали, пока я ихъ не отучила. Приходите къ намъ, и мы васъ научимъ держать себя лучше, а что касается стола, то вы не умрете съ голода. Геккеръ будетъ давать вамъ столько вина, сколько вамъ будетъ полезно, а когда вы будете любезны и интересны, вамъ дадутъ и шампанскаго. Геккеръ, слышишь, что я говорю? М-ръ Пенденнисъ -- братъ миссъ Лауры, и ты постарайся, чтобы ему было здѣсь удобно, и слѣди затѣмъ, чтобы онъ не пилъ слишкомъ много вина и не мѣшалъ мнѣ спать послѣ обѣда. Вы -- эгоистъ, и я намѣрена отучить васъ отъ этого. Вы будете обѣдать у насъ всякій разъ, когда у васъ не будетъ иного приглашенія. Если же будетъ дождь, то вы лучше оставайтесь въ гостинницѣ.
   Пока добрая старуха могла раздавать окружающимъ приказанія, ей было не трудно угодить; всѣ рабы и подданные, составлявшіе ея маленькій дворъ, трепетали передъ ней и въ то же время любили ее.
   Она не принимала очень большого или блестящаго общества. Самымъ постояннымъ посѣтителемъ былъ, конечно, докторъ; за нимъ слѣдовали викарій и его помощникъ. Въ торжественные дни являлись жена и дочь викарія и нѣсколько другихъ лицъ, проводившихъ сезонъ въ Баймутѣ. Обыкновенно же за столомъ собиралось очень немногочисленное общество, и м-ру Артуру приходилось послѣ обѣда пить свое вино въ одиночествѣ, потому что леди Рокминстеръ уходила спать, а Лаура отправлялась играть ей и пѣть для того, чтобы она поскорѣе заснула.
   -- Если моя музыка усыпляетъ ее,-- добродушно говорила она,-- то почему же не сдѣлать ей этого? Лети Рокминстеръ по ночамъ спитъ очень мало. Я обыкновенно читала ей вслухъ, пока не заболѣла въ Парижъ; съ тѣхъ поръ она и слышать не хочетъ, чтобы я засиживалась поздно.
   -- Почему ты не написала мнѣ, когда была больна?-- спросилъ Пенъ, краснѣя.
   -- Что пользы было бы въ томъ? За мной ухаживала Марта, и каждый день бывалъ докторъ. Ты слишкомъ занятъ, чтобы переписываться съ женщинами или думать о нихъ. У тебя есть книги, газеты, политика, желѣзныя дороги и мало-ли еще какія занятія. Я написала тебѣ, когда выздоровѣла.
   Пенъ взглянулъ на Лауру и снова покраснѣлъ, вспомнивъ, что за все время ея болѣзни онъ ни разу не написалъ ей и даже, кажется, не вспомнилъ о ней.
   Благодаря ихъ родственнымъ отношеніямъ, Пенъ имѣлъ возможность постоянно гулять и кататься съ своею двоюродной сестрой и во время этихъ прогулокъ могъ вполнѣ оцѣнить благородный, прямодушный характеръ ея и простое, безхитростное, доброе сердце.
   При жизни матери она никогда не говорила съ нимъ такъ искренно и сердечно, какъ теперь. Желаніе покойной соединить своихъ дѣтей невольно вынуждало Лауру относиться къ Пену съ нѣкоторой сдержанностью, въ которой теперь уже не было надобности, потому что въ жизни Артура произошелъ поворотъ: онъ собирался жениться на другой женщинѣ; и Лаура должна была сдѣлаться его сестрой, скрывъ, или заглушивъ въ себѣ всякія сомнѣнія, какія она могла питать по поводу его выбора, стараясь бодро глядѣть впередъ, надѣяться на его счастье и сдѣлать все, что можетъ сдѣлать ея любовь для того, чтобы сынъ ея матери былъ счастливъ.
   Они часто говорили о покойной. Изъ безчисленныхъ воспоминаній, въ которыя пускалась Лаура, Артуръ понялъ, какимъ постоянствомъ и какой силой отличалась молчаливая любовь его матери къ нему, продолжавшаяся всю ея жизнь и окончившаяся только вмѣстѣ съ ея послѣднимъ дыханіемъ. Однажды клеврингскіе обыватели увидѣли у воротъ кладбища мальчишку, державшаго двухъ лошадей, и стали говорить другъ другу, что Пенъ и Лаура вмѣстѣ посѣтили могилу Елены. Со времени пріѣзда Артура въ деревню онъ былъ уже здѣсь разъ или два; но созерцаніе священной могилы не приносило ему никакого утѣшенія. Виновный человѣкъ, обуреваемый своими грѣховными замыслами, спекулянтъ, покупающій состояніе и свѣтскій успѣхъ цѣною своей вѣры и своей чести и сознающій, что его жизнь свелась въ концѣ концовъ лишь къ постыдному пораженію,-- какое право онъ имѣлъ быть въ этомъ священномъ мѣстѣ? Что пользы для него отъ мысли, что другіе люди на этомъ свѣтѣ не лучше его. Артуръ и Лаура проѣхали на обратномъ пути мимо воротъ Фэрокса; Артуръ поздоровался съ дѣтьми своего арендатора, игравшими на лужайкѣ и терассѣ, а Лаура не сводила глазъ съ стѣнъ дома, съ обвивающихъ крыльцо ползучихъ растеній и магноліи, разросшейся у ея окна.
   -- М-ръ Пенденнисъ проѣзжалъ сегодня мимо,-- сказалъ одинъ изъ мальчиковъ своей матери,-- съ какою-то дамой, останавливался, говорилъ съ нами, попросилъ вѣтку жимолости съ крыльца и отдалъ ее дамѣ. Я не могъ разглядѣть, красивая она или нѣтъ: она была подъ вуалью. Она ѣхала на лошади Кремпа изъ Баймута.
   Возвращаясь по песчаной дорогѣ, соединявшей Фэроксъ и Баймутъ, Пенъ очень мало говорилъ, хотя ѣхалъ рядомъ съ Лаурой. Онъ думалъ о томъ, какъ обманчива жизнь и какъ люди отказываются отъ счастья, когда могутъ его имѣть, и имѣя -- бросаютъ его прочь, или, закрывъ глаза, продаютъ за презрѣнныя деньги и жалкія почести. Онъ думалъ о томъ, стоитъ-ли бороться ради такого, въ сущности, ничтожнаго срока времени. Жизнь лучшихъ и благороднѣйшихъ изъ насъ проходитъ въ напрасныхъ желаніяхъ и кончается разочарованіемъ, какъ, напримѣръ, жизнь той, которая почила въ этомъ гробу. У нея тоже было честолюбіе, какъ и у Цезаря, и она умерла, не получивъ удовлетворенія. Камень надгробный -- вотъ все, что остается отъ нашихъ надеждъ и нашихъ воспоминаній. Наше собственное мѣсто не узнаетъ насъ.
   -- Чужія дѣти играютъ на травѣ,-- сказалъ онъ,-- на которой, бывало, играли мы съ тобой, Лаура. Ты видѣла, какъ магнолія, посаженная нами, разрослась за это время. Я заходилъ въ одну или двѣ хижины, которыя, бывало, посѣщала наша мать. Прошло немногимъ больше года съ тѣхъ поръ какъ она умерла, и люди, которымъ она оказывала благодѣянія, уже почти не помнятъ о ней. Мы всѣ эгоистичны, весь міръ эгоистиченъ, и въ немъ встрѣчаются лишь немного исключеній, подобныхъ тебѣ, которыя блестятъ среди этого жалкаго міра и дѣлаютъ окружающій мракъ еще болѣе ужаснымъ.
   -- Я не люблю, когда ты говоришь такимъ образомъ, Артуръ,-- сказала Лаура, наклоняя голову къ вѣткѣ жимолости, приколотой у нея на груди.-- Когда ты попросилъ для меня эту вѣтку, ты вѣдь не былъ эгоистомъ?
   -- Дѣйствительно, громадное самопожертвованіе я сдѣлалъ для тебя!
   -- Во всякомъ случаѣ твое сердце было полно доброты и любви, когда ты сдѣлалъ это. Никто не можетъ требовать большаго. Если ты держишься о себѣ такого невысокаго мнѣнія, Артуръ, то вѣдь въ сердцѣ твоемъ все же осталась эта любовь и доброта, не правда-ли? Я часто думала, что наша покойная мать портила тебя своимъ обожаніемъ, и что если ты, дѣйствительно... Ахъ, я не хочу произносить этого слова... если ты, дѣйствительно, таковъ, какъ ты говоришь, то этому не мало способствовала ея чрезмѣрная любовь къ тебѣ. Мнѣ кажется, впрочемъ, что мужчины, вступая въ свѣтъ, не могутъ не быть эгоистичны. Вамъ нужно бороться за себя, пролагать себѣ дорогу, составить себѣ имя. И мама и дядя поощряли въ тебѣ твое честолюбіе. Но если оно безцѣльно, зачѣмъ продолжать питать его. Я думаю, что такой умный человѣкъ, какъ ты, можетъ принести въ парламептѣ много пользы своей странѣ, иначе ты не стремился бы попасть туда. Что ты будешь дѣлать въ палатѣ общинъ?
   -- Женщины ничего не понимаютъ въ политикѣ, милая моя, -- сказалъ Пенъ, насмѣхаяссь въ душѣ самъ надъ собою.
   -- Почему же вы не научите насъ понимать? Я никогда не могла добиться отъ м-ра Пинсента, почему ему такъ хочется быть въ парламентѣ... Онъ не очень уменъ:.
   -- О, да! Онъ не геній, -- вставилъ Пенъ.
   -- Леди Діана говоритъ, что онъ засѣдаетъ цѣлый день въ комитетахъ, а потомъ всю ночь въ палатѣ, но никогда не говоритъ и всегда подастъ свой голосъ, какъ ему скажутъ. Онъ всегда будетъ занимать лишь второстепенное мѣсто, и, какъ выражается его бабушка, онъ весь пропитанъ канцеляріей. Думаешь-ли ты пойти по такой же дорогѣ, Артуръ? Что въ ней такого блестящаго, что ты такъ стремишься къ ней? Я бы предпочитала, чтобы ты оставался дома, писалъ книги, хорошія книги съ благородными, добрыми мыслями, которыя приносили бы читателямъ много пользы. И если ты не достигнешь славы, -- ну, такъ что же такое! Ты самъ сознаешься, что она безцѣльна, и что ты можешь быть счастливъ и безъ нея. Я не могу тебѣ, конечно, совѣтовать, но я ловлю тебя на твоихъ словахъ. Если ты признаешь, что свѣтъ тебя не удовлетворяетъ и тебѣ не нравится, то почему ты не оставишь его?
   -- Что же ты, намоемъ мѣстѣ, сдѣлала бы? спросилъ Артуръ.
   -- Я бы, на твоемъ мѣстѣ, переѣхала съ женой въ Фэроксъ и старалась бы приносить здѣсь какъ можно больше пользы окружающимъ. Мнѣ хотѣлось бы видѣть, Артуръ, твоихъ дѣтей, играющими на нашей лужайкѣ; мнѣ хотѣлось бы, чтобы мы опять могли молиться въ церкви, гдѣ молилась наша мать. Если міръ есть искушеніе, то развѣ насъ не учили молиться о томъ, чтобы не быть вводиму въ искушеніе?
   -- Думаешь-ли ты, что Бланшъ будетъ хорошей женой для незначительнаго помѣщика. Думаешь-ли ты, что для меня тоже подойдетъ такая жизнь? Помни, что искушеніе ходитъ вдоль деревенской изгороди такъ же, какъ и по городскимъ улицамъ, и что бездѣліе -- самый сильный искуситель.
   -- А что говоритъ... м-ръ Баррингтонъ?-- сказала Лаура, и ея щеки покрылись густой краской, которая не укрылась отъ взора Пена, хотя Лаура поспѣшила опустить свою вуаль.
   Нѣкоторое время Пенъ ѣхалъ молча рядомъ съ Лаурой. При имени Джорджа въ памяти Пена возстало прошлое и тѣ мечты, кото рыя онъ нѣкогда лелѣялъ относительно Джорджа и Лауры. Отчего эти мечты теперь взволновали его, когда осуществленіе ихъ стало уже невозможно? Отчего ему вдругъ захотѣлось узнать, питала-ли Лаура какое-нибудь теплое чувство къ Баррингтону въ короткій періодъ ихъ близкаго знакомства. До настоящаго дня Джорджъ не заговаривалъ вновь о своей исторіи, и теперь Артуръ вспомнилъ, что съ этого времени онъ почти не упоминалъ и имени Лауры.
   Онъ приблизился къ ней.
   -- Скажи мнѣ, Лаура, одну вещь, -- сказалъ онъ
   Она подняла вуаль и посмотрѣла на него.
   -- Что такое, Артуръ?-- спросила она, хотя дрожаніе ея голоса показывало, что она уже сама отгадала.
   -- Скажи мнѣ... будь Баррингтонъ свободенъ... онъ бы получилъ у тебя иной отвѣтъ, нежели я?
   -- Да, Пенъ,-- сказала она и залилась слезами.
   -- Онъ болѣе достоинъ тебя,-- простоналъ бѣдный Артуръ съ невыразимой болью въ сердцѣ.-- Я жалкій эгоистъ, Джорджъ -- лучше благороднѣе меня. Дай Богъ ему счастья!
   -- Дай Богъ, Пенъ, сказала Лаура, протягивая ему свою руку; онъ обнялъ ее, и она зарыдала на его плечѣ.
   У кроткой дѣвушки была тайна, и она открыла ее. Во время послѣдней поѣздки вдовы изъ Фэрокса, когда онѣ обѣ спѣшили къ больному Артуру, Лаура сдѣлала иное признаніе, и только тогда, когда Баррингтонъ разсказалъ свою печальную, безотрадную исторію, она сама поняла, какъ измѣнились ея чувства, и какую любовь она питаетъ къ другу Артура. Только тогда, когда она узнала, что всякія надежды, какія могли зародиться у нея, несбыточны, когда Баррингтонъ, быть можетъ, читая въ ея сердцѣ, разсказалъ свою исторію, чтобы предостеречь ее, она спросила себя, неужели она могла такъ измѣниться, и она пришла въ ужасъ отъ истины, представшей передъ ея глазами. Могла-ли она открыть это Еленѣ и сознаться въ этомъ позорѣ! Бѣдная Лаура чувствовала себя виноватой передъ другомъ, которому она не смѣла повѣрить своей тайны; ей казалось, что она платитъ Еленѣ неблагодарностью за ея любовь и заботы; ей казалось, что она поступаетъ вѣроломно съ Пеномъ, отнимая у него любовь, которую онъ не хотѣлъ принять; она сожалѣла Баррингтона, думая, что поощрила его своимъ неумѣстнымъ участіемъ.
   Катастрофа, лишившая Лауру родного дома, горе и тоска, которыя она чувствовала послѣ смерти матери, не давали ей времени думать о себѣ, а когда она оправилась отъ этого тяжкаго горя, почти зажила и ея болѣе мелкая душевная рана. Мечты о Баррингтонѣ оказались непрочными. Ея уваженіе къ нему сохранилось по прежнему, но то нѣжное чувство, которое онъ раньше внушалъ ей, настолько затихло, что могло считаться умершимъ. Единственные слѣды, которые оно оставило послѣ себя, были смиреніе и укоры совѣсти.
   -- Какъ зла и горда я была по отношенію къ Артуру, -- думала она,-- какъ самоувѣренна и безпощадна! Я не могла искренно простить этой несчастной дѣвушкѣ за то, что она его любила, а его за то, что онъ поощрялъ ея любовь. А между тѣмъ я гораздо болѣе виновна, чѣмъ она, эта бѣдная, безхитростная дѣвушка. Утверждая, что люблю одного, я жадно внимала другому. Я не могла простить Артуру его непостоянства, а между тѣмъ я сама была непостоянна и невѣрна.
   И смиренно сознавая свою слабость, она искала силы и утѣшенія тамъ, куда привыкла обращаться. Она, конечно, вовсе не была виновата, но есть люди, которые страдаютъ при малѣйшей своей ошибкѣ, какъ есть и такіе, совѣсть которыхъ свободно выноситъ тяжесть какихъ угодно грѣховъ. Бѣдная Лаура считала себя чуть-ли не закоренѣлой преступницей; она думала, что причинила Пену жестокую несправедливость, лишивъ его любви, которою втайнѣ надѣлила его; что она оказалась неблагодарной къ своей покойной благодѣтельницѣ, позволивъ себѣ думать о другомъ и нарушить обѣщаніе; она думала, что, имѣя на своей совѣсти такой ужасный грѣхъ, она должна снисходительно относиться къ грѣхамъ другихъ, чьи искушенія могли быть гораздо больше, и чьихъ побужденій она могла не знать.
   Годъ тому назадъ Лаура пришла бы въ негодованіе при одной мысли, что Артуръ женится на Бланшъ; свѣтскіе разсчеты, побудившіе его унизиться до такого недостойнаго брака, примирялись съ утратой всякихъ надеждъ.
   -- У него могутъ быть вѣскія основанія для этой женитьбы,-- разсуждала она.-- Онъ больше меня знакомъ со свѣтомъ. Быть можетъ, Бланшъ не такъ легкомысленна, какъ она кажется,-- и какое я имѣю право судить ее? Вѣроятно, для Артура очень важно попасть въ парламентъ и отличиться тамъ. Мой долгъ -- сдѣлать все возможное, чтобы помочь ему и Бланшъ и сдѣлать ихъ счастливыми. Вѣроятно, я буду жить съ ними. Если я буду крестною матерью одного изъ ихъ дѣтей, я оставлю ему свои три тысячи фунтовъ.
   Съ этой минуты она стала думать о томъ, что бы такое подарить Бланшъ изъ своихъ маленькихъ драгоцѣнностей, и какъ ей поближе сойтись съ нею. Она немедленно написала ей любезное письмо, въ которомъ, не говоря, конечно, ничего о предполагаемыхъ планахъ, вспоминала прежнее время и увѣряла ее въ своей дружбѣ. Въ отвѣтъ на это немедленно пришло отъ Бланшъ письмо, въ которомъ также, понятно, не говорилось ничего о предстоящемъ бракѣ, но имя м-ра Пенденниса упоминалось два или три раза, и выражалась надежда, что Лаура и Бланшъ будутъ другъ для друга нѣжными и преданными сестрами, и такъ далѣе.
   Когда братъ и сестра возвратились домой (благородное признаніе превосходства Баррингтона, сдѣланное Пеномъ, заставило сердце дѣвушки еще сильнѣе забиться и усилило горечь тѣхъ слезъ, которыя она проливала на плечѣ Пена), маленькое изящное письмецо ожидало миссъ Белль. Она распечатала его дрожащей рукой, а Пенъ покраснѣлъ, сразу узнавъ, что это письмо отъ Бланшъ.
   -- Она пишетъ изъ Лондона,-- сказала Лаура, быстро пробѣжавъ письмо, между тѣмъ, какъ Пенъ, весь красный, глядѣлъ на нее.-- Она была тамъ съ старухой Боннеръ, служанкой леди Клеврингъ. Боннеръ выходитъ замужъ за буфетчика Лайтфута... Знаешь, гдѣ была Бланшъ? вдругъ воскликнула Лаура.
   -- Въ Парижѣ, Шотландіи, казино?
   -- Въ Пастушьемъ подворьѣ. Она хотѣла видѣть Фанни, но не застала ее и теперь думаетъ послать ей подарокъ. Не правда ли, это очень мило и внимательно съ ея стороны?
   И она передала письмо Пену, который прочиталъ:
   "Я видѣла madame mère, которая мыла полъ и посмотрѣла на меня очень сурово, но la belle Фанни не было дома. Мнѣ сказали, что она въ квартирѣ капитана Стронга, и мы съ Боннеръ взобрались на третій этажъ, чтобы увидѣть эту знаменитую красавицу. Но и тутъ насъ постигла неудача: мы застали въ комнатѣ только шевалье Стронга и какого-то его пріятеля. Такъ мы и ушли... Но теперь, узнавъ объ этомъ планѣ, (отъ леди Рокминстеръ, рѣзкіе отзывы которой сыпались, какъ градъ пощечинъ), она только нахмурилась, но кротко перенесла это извѣстіе, не видѣвъ очаровательной Фанни.
   Je t'еnvое mille еt mllе baisers. Когда, наконецъ, кончится это ужасное собираніе голосовъ? Рукава носятъ и т. д. и т. д."
   Послѣ обѣда докторъ читалъ "Таймсъ".
   -- Одинъ молодой человѣкъ, котораго я лечилъ здѣсь лѣтъ восемь-девять тому назадъ, получилъ недурное наслѣдство,-- сказалъ онъ. Здѣсь помѣщено объявленіе о смерти Джона Генри Фокера, эсквайра, послѣдовавшей въ По, въ Пиринеяхъ, 15 числа.
   

ГЛАВА XXX,
въ которой маіору говорятъ: "Кошелекъ или жизнь!"

   Всякій, кому приходилось бывать въ "Колесѣ Фортуны", гдѣ, какъ помнитъ читатель, помѣщался клубъ м-ра Джемса Моргана, и гдѣ сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ имѣлъ свиданіе съ маіоромъ, долженъ знать, что, кромѣ буфета, за которымъ возсѣдаетъ хозяйка, въ бель-этажѣ находятся еще три комнаты для гостей. Одна изъ нихъ посѣщается публикой вообще; другая -- служитъ убѣжищемъ для джентльменовъ, имѣющихъ несчастье носить ливрею, а третья, съ надписью "Занято" на дверяхъ, нанимается подъ клубъ "Своихъ людей", гдѣ гг. Морганъ и Лайтфутъ состояли членами.
   Тихоня-Морганъ слышалъ дома разговоръ между Стронгомъ и маіоромъ Пенденнисомъ и сдѣлалъ его предметомъ глубокихъ размышленій; присущая ему любознательность побудила его и на другой день послѣдовать за своимъ бариномъ въ "Колесо Фортуны" и преспокойно занять въ клубной комнатѣ, по сосѣдству съ тѣмъ помѣщеніемъ, гдѣ Пенденнисъ и Клеврингъ вели свой разговоръ. Въ клубной комнатѣ былъ одинъ уголокъ, изъ котораго слышно было почти каждое слово, произносимое въ сосѣдней комнатѣ, а такъ какъ разговоръ между обоими джентльменами былъ довольно жаркій и велся на высокихъ нотахъ, то Морганъ слышалъ почти все, и то, что онъ слышалъ, подтвердило предположенія, къ которымъ онъ уже раньше пришелъ.
   -- Онъ сразу узналъ Альтамонта,-- вишь какъ,-- онъ видѣлъ его въ Сиднеѣ! Клеврингъ такъ же женатъ на миледи, какъ онъ самъ! Значитъ, Альтамонтъ ея мужъ. Алѣтамонтъ -- каторжникъ, молодой Артуръ забирается въ парламентъ, а хозяинъ обѣщаетъ держать языкъ за зубами! Ахъ, чортъ его возьми! Вотъ старая шельма, мой хозяинъ! Теперь я понимаю, почему онъ такъ хочетъ женить Артура на Бланшъ. Вѣдь за нею Артуръ получитъ сто тысячъ, какъ облупленное яичко, -- да въ придачу еще мѣсто въ парламентѣ.
   Къ сожалѣнію, никто не видѣлъ лица Моргана, въ ту минуту, когда послѣдній уяснилъ себѣ всѣ эти обстоятельства, а между тѣмъ оно представило бы не малый интересъ для всякаго физіономиста.
   -- Эхъ, кабы не мой возрастъ, да проклятые предразсудки, -- сказалъ онъ, глядя въ зеркало,-- то, чортъ тебя побери, Джемсъ Морганъ, ты и самъ бы могъ на ней жениться.
   Но если онъ не могъ жениться на миссъ Бланшъ и получить ея состояніе, то онъ могъ значительно поправить свои собственныя дѣлишки, воспользовавшись этими свѣдѣніями и извлекая выгоды изъ многихъ источниковъ разомъ. Изъ всѣхъ лицъ, замѣшанныхъ въ этомъ дѣлѣ, едва-ли кто былъ бы радъ огласкѣ. Сэръ Френсисъ Клеврингъ, напримѣръ, будетъ, конечно, очень не прочь сохранить это въ тайнѣ, для того чтобы не лишиться своего состоянія. Полковникъ Альтамонтъ, шея котораго была въ опасности, также будетъ желать молчанія, а этотъ молодой выскочка, м-ръ Артуръ, который при помощи этой тайны пробирается въ парламентъ, и уже напускаетъ на себя такой важный видъ, словно онъ герцогъ и милліонеръ (таково именно было, мы должны, къ нашему прискорбію, сознаться, мнѣніе Моргана о племянникѣ его барина), заплатитъ, сколько угодно, лишь бы свѣтъ не узналъ, что онъ женатъ на дочери каторжника, и цѣною этой тайны купилъ себѣ мѣсто въ парламентѣ. Что же касается леди К., то если ей надоѣлъ Клеврингъ, и она не прочь избавиться отъ него, она, конечно, заплатитъ; если она боится за судьбу своего сына и любитъ этого маленькаго шалопая, то она тоже заплатитъ. Миссъ Бланшъ, понятно, будетъ весьма благодарна человѣку, который возстановитъ ее въ ея правахъ, столь несправедливо нарушенныхъ.
   -- Чортъ возьми,-- закончилъ лакей свои размышленія по поводу удачи, которую послала ему судьба,-- съ такими картами въ рукахъ, Джемсъ Морганъ, ты обезпеченный человѣкъ! Лучшей ренты не нужно. Каждый изъ и ихъ будетъ платить, и если къ этому прибавить то, что у тебя уже есть, то ты можешь послать къ чорту свое занятіе, оставить стараго хозяина, сдѣлаться джентльменомъ и самому завести себѣ слугу.
   Наслаждаясь этими размышленіями, которыя способны взволновать всякаго человѣка, м-ръ Морганъ, однако, обнаружилъ необычайное самообладаніе, сохранивъ по наружности совершенно спокойный видъ и не допустивъ будущимъ перспективамъ вступить въ какой-нибудь конфликтъ съ его настоящими обязанностями.
   Того человѣка, котораго главнымъ образомъ касалась вся эта исторія, а именно, полковника Альтамонта, какъ разъ не было въ Лондонѣ, когда Морганъ познакомился съ его біографическими данными. Слуга очень хорошо зналъ Пастушье подворье, гдѣ часто бывалъ сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, и потому часъ или два послѣ разговора баронета съ Пенденнисомъ направился туда. Но птичка улетѣла. Полковникъ Альтамонтъ получилъ свой выигрышъ и уѣхалъ на континентъ. Это обстоятельство пришлось весьма не по душѣ м-ру Моргану.-- "Онъ просадитъ всѣ свои деньги въ этихъ игорныхъ домахъ на Рейнѣ,-- подумалъ Морганъ;-- а я могъ бы тутъ не дурно поживиться. Какая досада, что онъ не подождалъ еще нѣсколько дней". Однако, надежда, тріумфъ или пораженіе, честолюбіе, или разочарованіе, побѣда или терпѣливое ожиданіе -- никогда не отражались на невозмутимомъ лицѣ Моргана. Пока что -- сапоги маіора были почищены, волосы завиты, утренній чай аккуратно приносился въ спальную, брань, выговоры и старческое брюжжаніе маіора переносилось по прежнему молчаливо и покорно. Глядя на Моргана, прислуживающаго своему господину, упаковывающаго и таскающаго на плечахъ его чемоданы, а иногда и прислуживающаго за столомъ на дачахъ, гдѣ гостилъ маіоръ, никто бы не подумалъ, что Морганъ богаче своего барина и знаетъ всю его подноготную, равно какъ и нѣкоторыя тайны другихъ джентльменовъ. Въ своемъ кругу м-ръ Морганъ пользовался необыкновеннымъ уваженіемъ, и слылъ за очень богатаго и мудраго человѣка. Молодежь называла его человѣкомъ глупымъ, безъ соображенія или прямо старымъ дуракомъ; но каждый изъ нихъ отъ всей души сказалъ бы "аминь" къ той молитвѣ, которую откровенно высказывали ихъ болѣе степенные товарищи. "Ахъ если бы я хоть передъ смертью разбогатѣлъ такъ, какъ Морганъ Пенденнисъ".
   Какъ великосвѣтскій джентльменъ, маіоръ Пенденнисъ проводилъ осень, переходя изъ дома въ домъ тѣхъ изъ своихъ друзей, которые оставались въ своихъ помѣстьяхъ; если герцогъ былъ заграницей, а маркизъ въ Шотландіи, то маіоръ удостоивалъ своимъ посѣщеніемъ и сэра Джона или даже простого сквайра. Надобно сказать, что репутація стараго джентльмена въ послѣднее время пошла на ущербъ. Большинство людей его поколѣнія умерло, а тѣ, которые заняли ихъ мѣсто и унаслѣдовали ихъ титулъ, не знали маіора Пенденниса и мало интересовались его разсказами о принцахъ и герояхъ прошедшаго времени. Не разъ, проходя мимо дверей какого-нибудь лондонскаго дома, бѣдный старикъ грустно задумывался о томъ, какъ рѣдко теперь онъ открывается для него, и какъ часто, бывало, онъ стучался въ нихъ прежде, на какія пиршества его радушно впускали онѣ въ былые годы. Онъ начиналъ приходить къ заключенію, что отсталъ отъ вѣка, и смутно чувствовалъ, что молодежь смѣется надъ нимъ. Не одинъ Пелль-Мелльскій философъ, должно быть, предается по временамъ такимъ печальнымъ думамъ. "Современные люди,-- думаетъ онъ -- не таковы, какіе были прежде; старинныя величавыя манеры и утонченное изящество исчезли безвозвратно. Что такое замокъ Кесльвудъ и самъ Кесльвудъ въ сравненіи съ великолѣпіемъ стараго жилища и собственника? Покойный лордъ пріѣзжалъ въ Лондонъ въ четырехъ каретахъ на шестнадцати лошадяхъ. Всѣ жители по дорогѣ выбѣгали, чтобы посмотрѣть на эту кавалькаду, а лондонскіе прохожіе останавливались въ изумленіи, когда онъ проѣзжалъ мимо нихъ. А нынѣшній лордъ путешествуетъ въ вагонѣ въ обществѣ пяти комми-вояжеровъ и удираетъ съ вокзала въ маленькой кареткѣ, куря сигару. Покойный лордъ собиралъ осенью въ Кесльвудѣ громадное общество и до полуночи угощалъ его кларетомъ. А нынѣшній зарывается въ какую-нибудь хижину въ Шотландскихъ горахъ или проводитъ ноябрь въ двухъ-трехъ жалкихъ каморкахъ антресолей въ Парижѣ, гдѣ единственнымъ его развлеченіемъ служитъ обѣдъ въ кафе и ложа въ маленькомъ театрѣ. Какой контрастъ между нашей леди Лорренъ и нынѣшней маленькой леди!" И въ памяти философа вновь оживаетъ красивая, пышная, величественная, сіяющая брилліантами и бархатомъ леди Лорренъ, у ногъ которой склоняются остроумнѣйшіе свѣтскіе люди (прежніе утонченные джентльмены, а не проходимцы нынѣшняго вѣка, которые говорятъ по-извощичьи и насквозь пропитаны табачнымъ запахомъ). А что такое нынѣшняя леди Лорренъ? Маленькая женщина, одѣтая, точно гувернантка, въ черное шелковое платье, разсуждающая объ астрономіи, рабочемъ классѣ, переселенцахъ и еще чортъ знаетъ о чемъ, и въ восемь часовъ утра, пробирающаяся въ церковь. А ея домъ, который нѣкогда считался лучшимъ замкомъ графства, превратился теперь въ монастырь, чуть-ли даже не траппистскаго ордена. Теперь въ немъ послѣ обѣда не выпиваютъ и двухъ стакановъ вина, а за столомъ -- что ни гость, то деревенскій священникъ въ бѣломъ галстухѣ, разсуждающій о школьныхъ успѣхахъ Полли Гигсонъ или о ломотѣ вдовы Уоткинсъ. А современные молодые люди,-- думаетъ маіоръ,-- эти праздношатающіеся офицеры и лѣнивые денди, которые разваливаются на софѣ или на билліардномъ столѣ, то и дѣло бѣгаютъ другъ къ другу въ спальныя, чтобы выкурить трубку, не интересуются ничѣмъ, не уважаютъ ничего, не уважаютъ даже старика, который зналъ ихъ отцовъ и лучшихъ людей, не интересуются даже хорошенькой женщиной. Какая разница между джентльменомъ нашего времени и этими людьми, которые отравляютъ своимъ табакомъ даже деревенскій воздухъ. Да! то поколѣніе исчезло, его ужь больше нѣтъ, оно смѣнилось кучкой отвратительныхъ утилитаристовъ и поповскихъ сыновей съ длинными волосами. Я старѣюсь, они смѣются надъ нами стариками.
   Такъ думалъ старый Пенденнисъ, и онъ былъ не совсѣмъ неправъ. Времена и нравы, которыми онъ восхищался, уже почти совсѣмъ отошли въ прошедшее. Веселые молодые люди непочтительно вышучивали его, а серьезная молодежь глядѣла на него съ какимъ-то недоумѣніемъ и жалостью, которыя еще болѣе задѣли бы его за живое, если бы онъ зналъ, что подъ ними скрывается. Но это было для него непонятно; его взгляды по вопросамъ морали никогда не отличались глубиной, и до самаго послѣдняго времени ему, быть можетъ, не случалось усомниться въ томъ, что онъ весьма достойный уваженія и довольно счастливый человѣкъ. Но развѣ только на его старость глядятъ безъ уваженія? Развѣ безразсудная молодежь не смѣется надъ другими лысыми головами? Въ послѣдніе два-три года онъ начиналъ замѣчать, что его день подходитъ къ концу, и на царство вступаютъ люди новаго времени.
   Послѣ довольно неудачнаго осенняго сезона, во время котораго онъ, въ сопровожденіи вѣрнаго Моргана, объѣзжалъ своихъ деревенскихъ знакомыхъ, между тѣмъ какъ Артуръ, какъ мы видѣли, былъ занятъ въ Клеврингѣ, маіоръ Пенденнисъ вернулся въ Лондонъ въ концѣ унылаго октября, когда въ городъ возвращаются туманы и юристы. Кому не приходилось съ интересомъ наблюдать за этими экипажами, нагруженными всякою рухлядью, ящиками и дѣтьми. Тяжело громыхая и дребезжа, они двигаются по улицамъ въ пасмурный октябрскій вечеръ, останавливаются у темныхъ домовъ и высаживаютъ няньку, ребенка, служанку, мать и отца, для которыхъ праздники кончились. Еще вчера они наслаждались Франціей и солнечнымъ сіяніемъ или Бродстерскими купальнями и свободой и сегодня ихъ ждетъ трудъ, желтый туманъ и -- увы!-- цѣлая куча счетовъ, которые лежатъ въ кабинетѣ. Клеркъ принесъ изъ конторы бумаги присяжному повѣренному, и литераторъ знаетъ, что черезъ какихъ-нибудь полчаса типографъ пришлетъ къ нему мальчика. М-ръ Смитъ, предчувствуя ваше возвращеніе, уже заходилъ къ вамъ съ маленькимъ счетцемъ (совсѣмъ маленькимъ) и оставилъ записку о томъ, что придетъ завтра утромъ въ десять часовъ. Кому изъ насъ не приходилось разставаться съ каникулами, возвращаться въ туманный городъ, къ своему труду, обязательствамъ и этому неизбѣжному, маленькому счетцу? Смитъ, являющійся утромъ съ своимъ маленькимъ счетомъ, олицетворяетъ собою трудъ, борьбу, -- которую вы, будемъ надѣяться, встрѣчаете съ мужественнымъ и честнымъ сердцемъ. И вы думаете объ этомъ Смитъ, въ то время, какъ ваши дѣти уже давно погружены въ сонъ, а нѣжная жена отгадываетъ ваше безпокойство, но дѣлаетъ видъ, что спитъ.
   Стараго Пенденниса не ждали утромъ никакіе особые труды или счеты, точно такъ же какъ у него не было и близкой души, которая бы могла раздѣлять его тревоги. Въ его конторкѣ всегда было достаточно денегъ, и такъ какъ онъ, по своей натурѣ и привычкамъ, относился довольно равнодушно къ чужимъ нуждамъ, то и послѣднія не могли его встревожить. Но у джентльмена можетъ быть цурное расположеніе духа даже тогда, когда онъ не долженъ никому ни шиллинга, и какъ бы онъ ни былъ эгоистиченъ, онъ можетъ иногда страдать отъ тоски и одиночества. На дачѣ, гдѣ онъ недавно гостилъ, онъ имѣлъ два или три припадка подагры; птицы были робки и не подпускали его; ходьба по вспаханнымъ полямъ чертовски утомляла его, молодые люди смѣялись надъ нимъ за столомъ и раза два разсердили его; вечеромъ никакъ не состоялась партія виста, -- однимъ словомъ, онъ былъ радъ, что уѣхалъ. Въ обращеніи съ Морганомъ онъ проявлялъ необычайное недовольство и раздражительность; онъ ругалъ его и проклиналъ по цѣлымъ днямъ. На станціи онъ обжегъ себѣ сквернымъ супомъ ротъ, въ вагонѣ онъ забылъ свой зонтикъ, и послѣднее обстоятельство привело его въ такую ярость, что онъ разругалъ Моргана сильнѣе, чѣмъ когда-либо. Въ квартирѣ обѣ трубы страшно дымили, и, приказывая Моргану открыть окно, онъ такъ язвительно ругалъ его, что послѣдній почувствовалъ искушеніе выбросить его въ это окно. За то слуга облегчилъ свою душу и, въ свою очередь, разругалъ своего господина, когда послѣдній ушелъ въ клубъ.
   Въ клубѣ было также тоскливо. Домъ только что былъ выкрашенъ, повсюду стоялъ запахъ лака и терпентина, и на сюртукѣ старика отпечаталось больше пятно бѣлой краски. Обѣдъ былъ изъ рукъ вонъ плохъ; къ тому же ему надоѣдали три самыхъ противныхъ человѣка во всемъ Лондонѣ: старый Гокшо, сопѣніе и кашель котораго способны всякаго вывести изъ терпѣнія; старый полковникъ Гринли, который хватаетъ всѣ газеты, и старикъ Джоки и съ, который усѣлся обѣдать рядомъ съ Пенденнисомъ и сталъ подробно перечислять ему, что онъ ѣлъ во время своего заграничнаго путешествія. Всё эти непріятныя лица и обстоятельства навели на маіора еще большую тоску, а въ довершеніе всего, слуга, подавая кофе, наступилъ ему на мозоль. Но бѣда никогда не приходитъ одна; фуріи гонятся всѣ сообща. Онѣ преслѣдовали Пенденниса по дорогѣ въ клубъ и погнались за нимъ, когда онъ пошелъ домой.
   Въ отсутствіе маіора Морганъ сидѣлъ у хозяйки, щедро угощая себя горячимъ грогомъ, а м-ссъ Бриксгемъ -- тою бранью, которую онъ только что слышалъ отъ своего барина. М-ссъ Бриксгемъ была рабой Моргана. Онъ былъ хозяиномъ своей хозяйки.
   Онъ пріобрѣлъ у нея арендный контрактъ на тотъ домъ, въ которомъ она жила: когда-то онъ занялъ ей денегъ подъ вексель ея и ея сына и получилъ закладную, которая дѣлала его полнымъ хозяиномъ всей мебели несчастной вдовы.
   Молодой Бриксгемъ служилъ въ страховой конторѣ. А Морганъ могъ когда угодно посадить его въ долговую яму. М-ссъ Бриксгемъ была вдова священника, и Морганъ, по окончаніи своихъ обязанностей въ бель-этажѣ, не находилъ лучшаго удовольствія, какъ заставлять вдову подавать ему туфли.
   Она была его рабой. Маленькіе силуэты ея сына и дочери, даже изображеніе Тиддлькотской церкви, гдѣ она вѣнчалась, гдѣ служилъ и умеръ ея мужъ,-- все это было теперь собственностью Моргана, хотя и продолжало висѣть надъ каминомъ ея комнаты. Морганъ разсѣлся въ комнатѣ вдовы, въ старомъ рабочемъ креслѣ ея покойнаго мужа, приказалъ м-ссъ Бриксгемъ принести для него ужинъ и грогъ.
   Водка была куплена на кровныя денежки вдовы, и потому Морганъ очень щедро угощалъ себя ею. Когда онъ кончилъ свой ужинъ и принялся за третій стаканъ, маіоръ Пенденнисъ возвратился изъ клуба и сталъ подниматься по лѣстницѣ въ свои комнаты. Услышавъ шаги и звонокъ маіора, Морганъ снова неистово обругалъ его и докончилъ свой стаканъ, прежде чѣмъ пойти на зовъ барина.
   Онъ молча выслушалъ брань, которою осыпалъ его маіоръ за промедленія, а баринъ не снизошелъ до того, чтобы на пылающемъ лицѣ и въ сверкающемъ взорѣ слуги прочитать снѣдавшій его гнѣвъ. Ножная ванна барина стояла на огнѣ, его платье и туфли уже ожидали его. Съ обычнымъ послушаніемъ Морганъ сталъ на колѣни, чтобы снять съ барина сапоги, и пока маіоръ ругалъ его сверху, бормоталъ про себя проклятія у его ногъ. Когда маіоръ закричалъ: -- "Болванъ, развѣ ты не видишь этой штрипки? Да что ты тамъ дергаешь, чортъ тебя побери?" -- Морганъ sotto voce выразилъ свое желаніе задушить его, намять ему шею и пробить ему голову.
   Когда операція сниманія сапогъ была кончена, Моргану предстояло освободить м-ра Пенденниса отъ его сюртука. Для этого лакею пришлось придти въ болѣе близкое соприкосновеніе съ своимъ хозяиномъ, причемъ Пенденнисъ не могъ не догадаться, чѣмъ только что занимался м-ръ Морганъ. Онъ указалъ ему на это обстоятельство въ простыхъ, но сильныхъ выраженіяхъ, какія люди иногда употребляютъ въ разговорѣ съ своими слугами: онъ сообщилъ Моргану, что тотъ -- пьяная скотина и воняетъ водкой.
   Тутъ Морганъ потерялъ терпѣніе и, нарушивъ всякую субординацію, воскликнулъ:
   -- Такъ я пьянъ? Такъ я скотина? Ахъ, ты, старое отродье! Ты хочешь, чтобы я тебѣ пробилъ твою старую башку и утопилъ тебя въ этомъ ведрѣ воды? Ты думаешь, что я стану выносить твои несносныя придирки, старый Уигсби! Я не позволю тебѣ чесать свой языкъ, старая обезьяна! Ну-ка, выходи на меня! А, струсилъ?
   -- Если ты тронешься съ мѣста, я пущу въ тебя этимъ, -- сказалъ маіоръ, хватая со стола ножъ.-- Ступай прочь, пьяное животное, и немедленно убирайся изъ дома. Пришли завтра утромъ за жалованьемъ, а самъ не смѣй мнѣ больше показываться на глаза. Твоя наглость уже давно мнѣ надоѣла. Ты разжился, каналья. Ты не годишься для службы. Ступай вонъ!
   -- А куда, позвольте узнать, вы посовѣтуете мнѣ отправиться отсюда? Не лучше-ли будетъ ужь переждать до завтра? Тут и фей мамъ шозъ, синаилей, менсье.
   -- Молчи, скотина, и ступай вонъ!-- закричалъ маіоръ.
   Морганъ зловѣще расхохотался.
   -- Послушайте, Пенденнисъ,-- сказалъ онъ, усаживаясь въ кресло.-- Съ тѣхъ поръ какъ я въ комнатѣ, вы назвали меня скотиной и болваномъ и послали къ чорту. Неужели вы думаете, что я стану переносить отъ васъ этакія вещи? Сколько лѣтъ я служилъ вамъ и сколько брани вмѣстѣ съ жалованьемъ я получилъ отъ васъ. Что я вамъ собака, что вы позволяете себѣ такъ обращаться со мною? Не могу я выпить, если мнѣ вздумается? Я видѣлъ много джентльменовъ, пьяныхъ, какъ нельзя лучше, и можетъ, отъ нихъ-то и научился. Но теперь я вотъ что вамъ скажу: я не желаю уходить изъ этого дома, потому что это мой домъ, вся мебель моя, кромѣ вашихъ пожитковъ, душа и парика. Я купилъ этотъ домъ, слышите? У меня водятся сотни фунтовъ, а у васъ вмѣстѣ съ вашимъ племянничкомъ что? Я вамъ служилъ вѣрою и правдою двѣнадцать лѣтъ, а вы со мною обращаетесь, какъ съ собакой. Такъ я скотина по вашему? Я больше терпѣть этого не буду. Я отказываюсь отъ своего мѣста. Мнѣ надоѣло. Довольно я расчесывалъ вамъ парикъ, да застегивалъ вамъ подпругу. Нечего таращить на меня глаза, я сижу въ своемъ креслѣ, въ своей комнатѣ. Теперь я не буду вамъ ни скотиной, ни болваномъ, ни собакой, маіоръ Пенденнисъ, на половинной пенсіи.
   Ярость стараго джентльмена, неожиданно встрѣтившая открытое возмущеніе со стороны слуги, сразу охладилась, точно его окатили ведромъ холодной воды, и онъ даже заинтересовался словами Моргана. Смѣлость этого человѣка внушила ему уваженіе, подобно тому какъ нѣкогда онъ восхищался въ фехтовальной школѣ противникомъ, нанесшимъ ему ловкій ударъ.
   -- Вы теперь уже не мой слуга,-- сказалъ онъ,-- и этотъ домъ, можетъ быть, дѣйствительно, вашъ. Но квартира эта моя, и я попрошу васъ оставить ее. Завтра утромъ, по окончаніи нашихъ счетовъ, я переѣду въ другую, теперь же я хочу спать и не чувствую никакого желанія находиться въ вашемъ обществѣ.
   -- О, мы еще уладимъ дѣло, не безпокойтесь,-- отвѣтилъ Морганъ, вставая съ мѣста.-- Я еще не кончилъ ни съ вами, ни съ вашимъ семействомъ, ни съ семействомъ Клевринговъ, маіоръ Пенденнисъ. Имѣйте это въ виду.
   -- Будьте добры оставить эту комнату, мнѣ надоѣло это,-- сказалъ маіоръ.
   -- О, я еще не мало надоѣмъ вамъ,-- насмѣшливо отвѣтилъ слуга и вышелъ изъ комнаты.
   Маіоръ остался одинъ и задумался о происшедшемъ, о наглости и безстыдствѣ прислуги. Онъ думалъ о томъ, какъ найти себѣ другого лакея, и какъ чертовски непріятно для человѣка его возраста и привычекъ разставаться съ слугой, къ которому онъ такъ привыкъ; Морганъ зналъ составъ сапожной ваксы, которая была несравненно лучше и пріятнѣе для ногъ, чѣмъ всякая другая; Морганъ отлично готовилъ бараній бульонъ и ухаживалъ за маіоромъ во время болѣзни.
   -- Непріятно терять такого слугу, но ничего не подѣлаешь,-- думалъ маіоръ.-- Онъ разбогатѣлъ и съ тѣхъ поръ сдѣлался невозможно дерзокъ. Сегодня онъ былъ ужасно пьянъ и грубъ. Я долженъ его прогнать и переѣхать отсюда. Чортъ возьми! А я люблю эту квартиру, я привыкъ къ ней. Непріятная штука въ моемъ возрастѣ съѣзжать съ квартиры.
   И такъ далѣе, въ томъ же родѣ, думалъ старикъ. Душъ оказалъ на него прекрасное дѣйствіе, раздражительность исчезла, потеря зонтика, запахъ краски,-- все это было забыто, подъ вліяніемъ болѣе сильнаго возбужденія.
   -- Жаль, жаль!-- думала" онъ.-- Онъ зналъ, какъ я люблю аккуратность, онъ былъ наилучшимъ слугой въ Англіи.
   Маіоръ думалъ о своемъ слугѣ, какъ другой думаетъ о лошади, которая долго и хорошо возила его, а затѣмъ отказалась ему служить. Какъ же, чортъ возьми, замѣнить ее? Гдѣ достать другое такое животное?
   Погруженный въ такія грустныя размышленія, маіоръ облачился въ свой шлафрокъ, снялъ свой парикъ (недавно м-ръ Труфиттъ подбавилъ сюда нѣсколько сѣдины, что придало головѣ маіора самый натуральный и представительный видъ) и, повязавъ голову ночнымъ платкомъ, сидѣлъ у камина, какъ вдругъ послышался слабый стукъ въ дверь, а вслѣдъ за нимъ на порогѣ показалась хозяйка.
   -- Господи Боже мой, м-ссъ Бриксгемъ!-- воскликнулъ маіорь, смущенный тѣмъ обстоятельствомъ, что дама увидитъ его въ simplе appareil его ночного туалета.-- Теперь... теперь очень поздно, м-ссъ Бриксгемъ.
   -- Мнѣ необходимо поговорить съ вами, -- жалобно сказала хозяйка.
   -- О Морганѣ, вѣроятно? Онъ протрезвился у помпы? Рѣшительно не могу его взять назадъ, м-ссъ Бриксгемъ. Невозможно. Я ужь давно рѣшилъ разсчитать его, когда услышалъ, что онъ отдаетъ деньги на проценты,-- вы, вѣроятно, знаете объ этомъ, м-ссъ Бриксгемъ? Мой слуга -- капиталистъ.
   -- О, сэръ, -- отвѣтила м-ссъ Бриксгемъ,-- я это знаю но опыту. Пять лѣтъ тому назадъ я заняла у него небольшую сумму, и хотя заплатила ему уже гораздо больше, но до сихъ поръ остаюсь въ его власти. Онъ раззорилъ меня, сэръ. Все, что у меня было, перешло къ нему. Онъ -- ужасный человѣкъ.
   -- Вотъ какъ? Tant pis (тѣмъ хуже). Мнѣ чертовски жаль васъ. Мнѣ тоже не хочется переѣзжать отсюда, но что дѣлать, приходится переѣхать.
   -- Онъ требуетъ, чтобы мы всѣ съѣхали,-- рыдала несчастная вдова.-- Онъ пришелъ отъ васъ... онъ сегодня много пилъ, а это всегда дѣлаетъ его злымъ,-- и сказалъ, что вы обидѣли его, сэръ, и грубо обошлись съ нимъ,-- какъ съ собакой, говоритъ, -- и онъ поклялся отомстить... А я должна ему сто двадцать фунтовъ, сэръ; у него закладная на всю мою мебель. Онъ говоритъ, что выгонитъ меня изъ дома, а моего Джорджа посадитъ въ тюрьму. Онъ погубилъ всю мою семью, этотъ злодѣй.
   -- Чертовски жаль. Возьмите, пожалуйста, стулъ, м-ссъ Бриксгемъ. Что же я могу для васъ сдѣлать?
   -- Не можете-ли вы поговорить съ нимъ. Джорджъ отдастъ половину своего жалованья, моя дочь тоже что-нибудь пришлетъ. Если бы вы остались здѣсь, сэръ, да заплатили за четверть года впередъ...
   -- Милая моя, съ большимъ удовольствіемъ я заплатилъ бы вамъ впередъ, если бы я оставался на этой квартирѣ; но я не могу. Я не настолько богатъ, чтобы бросать на вѣтеръ двадцать фунтовъ. Вѣдь вы знаете, я бѣдный офицеръ на половинной пенсіи и долженъ беречь каждый шиллингъ. Если нѣсколько фунтовъ... скажемъ, пять фунтовъ -- я говорю примѣрно,-- то, конечно, съ большимъ удовольствіемъ, сдѣлайте одолженіе, -- я дамъ вамъ ихъ завтра утромъ, а теперь... право, сударыня, теперь уже поздно, а я съ дороги.
   -- Да будетъ воля Божья, сэръ,-- отвѣтила бѣдная женщина, утирая слезы.-- Я должна переносить свою судьбу.
   -- Тяжело, тяжело, и мнѣ васъ искренно жаль, м-ссъ Бриксгемъ. Я... я... могу даже десять фунтовъ, если позволите. Спокойной ночи!
   -- Когда м-ръ Морганъ пришелъ внизъ, сэръ, и я умоляла его сжалиться надо мной, не раззорять меня, онъ мнѣ отвѣтилъ что-то совсѣмъ непонятное: что онъ будто бы раззоритъ всѣхъ въ этомъ домѣ, что онъ знаетъ что-то непріятное и про васъ, и вамъ придется заплатить за свою... за свою грубость къ нему. Ахъ! сэръ, я должна сознаться вамъ, что я на колѣняхъ умоляла его сжалиться, а онъ сказалъ, что вы тоже станете передъ нимъ на колѣни.
   -- Я? Чортъ возьми, да это любопытно! Гдѣ этотъ негодяй?
   -- Онъ ушелъ, сэръ. Онъ сказалъ, что увидится съ вами утромъ. Умоляю васъ, сэръ, попробуйте уговорить его, сэръ, спасите меня и моего несчастнаго сына.
   И вдова ушла, чтобы провести безсонную ночь въ трепетномъ ожиданіи утра.
   Послѣднія слова м-ссъ Бриксгемъ, касавшіяся его самого заинтриговали маіора Пенденниса настолько, что онъ совершенно, забылъ о м-ссъ Бриксгемъ за размышленіями о своемъ собственномъ дѣлѣ.
   -- Я стану на колѣни!-- думалъ онъ, ложась въ постель.-- Вотъ дерзость! Да кто видѣлъ меня на колѣняхъ? И что такое онъ можетъ знать. Ужь, кажется, лѣтъ двадцать ничѣмъ не грѣшенъ. Ну, да посмотримъ!
   Старый воинъ повернулся на другой бокъ и крѣпко заснулъ послѣ волненій и забавныхъ происшествій этого дня, -- послѣдняго, который онъ намѣревался провести въ Бюри-Стритѣ. "Невозможно же оставаться съ такимъ человѣкомъ, который будетъ грубить мнѣ и обанкротившейся хозяйкѣ! Чѣмъ я могу помочь этой несчастной старухѣ? Ну, дамъ ей двадцать фунтовъ,-- кстати, Баррингтонъ сегодня заплатилъ мнѣ свой долгъ. Но какая будетъ польза изъ этого? Ей понадобится еще и еще, безъ конца, потому что этотъ жадный Морганъ все съѣстъ. Нѣтъ, чортъ возьми, я недостаточно богатъ, чтобы имѣть дѣло съ бѣдняками, и завтра же распрощаюсь съ м-ссъ Бриксгемъ и м-ромъ Морганомъ".
   

ГЛАВА XXXI,
въ которой маіоръ не отдаетъ ни кошелька, ни жизни.

   Рано утромъ слѣдующаго дня Морганъ открылъ въ квартирѣ ставни и, какъ всегда, явился въ комнату съ серьезнымъ и почтительнымъ видомъ, неся съ собой одежду старика, кружку съ водой и многочисленныя принадлежности его изысканнаго туалета.
   -- Ахъ, это вы,-- сказалъ старикъ, лежа въ кровати.-- Но я васъ не возьму назадъ: объ этомъ и не думайте!
   -- Я не имѣю ни малѣйшаго желанія поступать къ вамъ назадъ, маіоръ Пенденнисъ, да и вообще къ кому бы то ни было,--сказалъ м-ръ Морганъ внушительно и важно,-- но пока вы у меня въ домѣ, я не хочу, чтобы вы терпѣли какія-либо неудобства, и потому я принесъ вамъ все необходимое.
   И м-ръ Джемсъ Морганъ въ послѣдній разъ разложилъ бритвенный приборъ и наточилъ блестящую бритву.
   Окончивъ эту операцію, онъ обратился къ маіору и снова сказалъ съ невыразимою торжественностью:
   -- Полагаю, что вамъ нуженъ теперь честный человѣкъ, пока вы себѣ сами не подберете слуги, и потому я вчера вечеромъ переговорилъ съ однимъ молодымъ человѣкомъ. Онъ теперь здѣсь.
   -- Неужели?-- воскликнулъ старый воинъ изъ-за своего полога.
   -- Онъ жилъ въ лучшихъ семействахъ, и я могу поручиться за его честность, -- невозмутимо продолжалъ Морганъ.
   -- Вы необычайно любезны,-- усмѣхнулся старый маіоръ.
   Дѣйствительно, послѣ событія предыдущаго вечера Морганъ нанаправился въ свой клубъ "Колеса Фортуны" и, встрѣтивъ тамъ лакеяиФроша, который только что вернулся изъ заграничнаго путешествія съ молодымъ лордомъ Кебли и въ настоящее время былъ безъ мѣста, сказалъ ему, что имѣлъ вчера страшную передрягу съ своимъ хозяиномъ и намѣренъ теперь совсѣмъ оставить службу; если Фрошу нужно временное мѣсто, то онъ можетъ его рекомендовать въ Бюри-Стритъ.
   -- Вы очень любезны,-- сказалъ маіоръ,-- ваша рекомендація для меня совершенно достаточна.
   Морганъ покраснѣлъ. Онъ чувствовалъ, что его господинъ "зубоскалитъ".
   -- Онъ уже служилъ когда-то у васъ, сэръ,-- съ достоинствомъ проговорилъ онъ.-- Лордъ Де-ла-Ноль, сэръ, назначилъ его къ своему племяннику молодому лорду Кебли, который до сихъ поръ путешествовалъ за-границей, а теперь ѣдетъ въ Шотландію. Но у Фроша очень слабая грудь, такъ что онъ не можетъ ѣхать въ холодные; края и потому остался безъ мѣста. Если вамъ угодно, сэръ, онъ можетъ поступить къ вамъ.
   -- Благодарю васъ, сэръ, вы чрезвычайно любезны, -- сказалъ маіоръ.-- Зайди сюда, Фронтъ! Хорошо, я тебя принимаю. М-ръ Морганъ, не будете-ли вы любезны...
   -- Я покажу ему все, что нужно, и все, что обыкновенно для васъ дѣлается, сэръ. Угодно вамъ будетъ завтракать здѣсь или въ клубѣ, маіоръ Пенденнисъ?
   -- Съ вашего милостиваго позволенія я буду завтракать здѣсь, а затѣмъ мы покончимъ наши маленькіе счеты.
   -- Какъ вамъ угодно, сэръ.
   -- Смѣю-ли я васъ попросить оставить эту комнату?
   Морганъ удалился. Чрезмѣрная вѣжливость его бывшаго хозяина бѣсила его гораздо больше, чѣмъ самыя злѣйшія ругательства. Пока старый джентльменъ совершаетъ свой таинственный туалетъ, мы изъ скромности тоже поспѣшимъ удалиться.
   Послѣ завтрака маіоръ Пенденнисъ и его новый адъютантъ занялись приготовленіями къ переѣзду. Хозяйство стараго холостяка было не очень сложно. Онъ не обременялъ себя излишнимъ гардеробомъ. Библія (его матери), путеводитель, романъ Пена (въ изящномъ кожаномъ переплетѣ) и депеши герцога Веллингтона вмѣстѣ съ немногими гравюрами, картами и нѣсколькими портретами этого знаменитаго полководца, а также различныхъ государей и, наконецъ, генерала, подъ начальствомъ котораго маіоръ Пенденнисъ служилъ въ Индіи, составляли весь его литературный и артистическій багажъ. Онъ всегда былъ готовь выступить въ походъ безъ всякаго промедленія, а ящики, въ которыхъ онъ привезъ сюда свои вещи лѣтъ пятнадцать тому назадъ, еще находились на чердакѣ и свободно могли помѣстить всѣ его пожитки. Исполнявшая черную работу въ домѣ молодая женщина, которую хозяйка называла Бетти, а м-ръ Морганъ "Слюняйкой", принесла эти ящики и послушно вытряхнула ихъ подъ наблюденіемъ грознаго Моргана. Послѣдній велъ себя сдержанно и торжественно. Онъ до сихъ поръ не сказалъ м-ссъ Бриксгемъ ни слова относительно своихъ вчерашнихъ угрозъ, но имѣлъ такой видъ, словно намѣренъ исполнить ихъ и бѣдная вдова съ трепетомъ ожидала своей участи.
   Старый Пенденнисъ, вооружившись палкой, наблюдалъ, какъ Фрошъ укладывалъ его добро, а Слюняйка жгла бумаги, которыхъ онъ не хотѣлъ брать съ собою и открывалъ всѣ дверцы и ящики, чтобы убѣдиться, не осталось-ли тамъ чего-нибудь. Наконецъ, всѣ ящики и сундуки были заперты, кромѣ конторки, которая была ему необходима для окончательнаго разсчета съ м-ромъ Морганомъ.
   Когда укладка вещей была кончена, Морганъ принесъ свою разсчетную книжку.
   -- Я бы желалъ поговорить съ вами по секрету, и потому не будете-ли вы добры отослать Фроша, сказалъ онъ, входя въ комнату.
   -- Фрошъ, сбѣгай, пожалуйста, за двумя извозчиками и подожди внизу, пока я тебя не позову.
   Морганъ изъ предосторожности подошелъ къ двери и сталъ смотрѣть вслѣдъ удалявшемуся Фрошу; когда тотъ спустился съ лѣстницы и вышелъ на улицу, онъ предъявилъ свою книжку и счеты, которые были очень просты и немедленно были покончены.
   -- А теперь, сэръ,-- сказалъ онъ, сунувъ въ карманъ чекъ, который далъ ему его бывшій хозяинъ, и подписавъ свое имя съ завитушками въ книжкѣ,-- когда наши счеты кончены, сэръ, я бы желалъ поговорить съ вами, какъ человѣкъ съ человѣкомъ (Морганъ любилъ прислушиваться къ звуку своего собственнаго голоса и часто держалъ публичныя рѣчи въ клубѣ и въ комнатахъ экономокъ), и я долженъ сказать, что имѣю свѣдѣніе.
   -- Позвольте узнать, какого сорта?-- спросилъ маіоръ.
   -- Очень цѣнное свѣдѣніе, маіоръ Пенденнисъ, какъ вы сами хорошо понимаете. Я знаю о бракѣ, который не бракъ, и о баронетѣ, который также женатъ, какъ я, и, наконецъ, о его женѣ, которая замужемъ за другимъ, какъ это и вамъ извѣстно, сэръ.
   Пенденнисъ сразу понялъ все.
   -- А, вотъ чѣмъ объясняется ваше поведеніе:вы, очевидно, подслушивали у дверей, сэръ,-- сказалъ маіоръ высокомѣрнымъ тономъ.-- Я дѣйствительно забылъ посмотрѣть въ замочную скважину, когда пришелъ въ эту таверну, иначе я зналъ бы, кто за дверью сидитъ.
   -- Я могу имѣть свои разсчеты, какъ и вы имѣете свои, сэръ,-- отвѣ!=тилъ Морганъ.-- Я тоже могу имѣть свѣдѣніе, могу дѣйствовать на основаніи этого свѣдѣнія и получить изъ него выгоду, какъ и всякій другой. Бѣдному слугѣ тоже выпало счастье, какъ и джентльмену. Да нечего вамъ смотрѣть на меня такъ гордо, сэръ, и корчить передо мной аристократа; теперь ужь крышка, я -- англичанинъ такой же, какъ и вы.
   -- Но какого черта вы отъ меня хотите, сэръ? Какое отношеніе имѣетъ ко мнѣ то, что вы подслушали, желалъ бы я знать?-- спросилъ маіоръ Пенденнисъ самымъ величественнымъ тономъ.
   -- Какое отношеніе имѣетъ ко мнѣ? Та-та-та! Какъ мы важны стали! А какое отношеніе это имѣетъ къ вашему племяннику? Какое отношеніе это имѣетъ къ мѣсту въ парламентѣ и двоеженству? Имѣетъ это отношеніе, а? Что же вы думаете, что вы одни можете имѣть секретъ и пользоваться имъ? Почему бы и мнѣ не получить своей половины? Вѣдь я тоже узналъ. Послушайте, я не буду черезчуръ зарываться. Заплатите мнѣ замолчаніе, и я буду нѣмъ, какъ рыба. Пускай м-ръ Артуръ сидитъ себѣ въ парламентѣ и беретъ богатую жену! Мнѣ все равно на ней не жениться. Но я хочу имѣть свою половину, это такъ же вѣрно, какъ меня зовутъ Джемсъ Морганъ, и если я не получу.
   -- Да, если вы не получите, то что?-- спросилъ Пенденнисъ
   -- То я все разскажу, я поддѣдюлю Клевринга: донесу на него и его жену за двоеженство. Я донесу на вашего племянника и на васъ за то, что вы пользуетесь этимъ секретомъ, чтобы получить отъ сэра Френсиса мѣсто въ парламентѣ, а отъ его жены -- деньги.
   -- М-ръ Пенденнисъ знаетъ объ этомъ столько же, сколько новорождешюе дитя,-- воскликнулъ маіоръ.-- Точно такъ же леди Клеврингъ и миссъ Эмори!
   -- Разсказывайте эти сказки другимъ, маіоръ,-- отвѣтилъ слуга.--Не на того напали!
   -- Да ты сомнѣваешься въ моемъ словѣ, негодяй!
   -- Только не ругаться! Мнѣ-то собственно нисколько не интересно, правду вы говорите, или нѣтъ. Я намѣренъ сдѣлать изъ этого себѣ маленькую ренту, маіоръ, потому всѣ вы тутъ попались ко мнѣ въ лапы, а я не такой дуракъ, чтобы выпустить васъ. По моему, вы всѣ вмѣстѣ легко можете платить мнѣ пятьсотъ фунтовъ въ годъ. Заплатите мнѣ сейчасъ за первую четверть, и я въ ротъ воды набралъ. Дайте мнѣ сейчасъ чекъ на сто двадцать пять фунтовъ. Вонъ ваша чековая книжка на конторкѣ.
   -- Но здѣсь вотъ еще что есть, негодяй!-- воскликнулъ старикъ.
   Въ конторкѣ, на которую указывалъ слуга, находился маленькій двухствольный пистолетъ, принадлежавшій старому патрону Пенденниса, индійскому главнокомандующему и сопровождавшій маіора во многихъ походахъ.
   -- Еще одно слово, негодяй, и я застрѣлю тебя, какъ бѣшеную; собаку! Стой, говорятъ тебѣ, не то я сейчасъ выстрѣлю! Ты хочешь напасть на меня, ты хочешь ударить старика, трусливая скотина? На колѣни, и читай молитву, потому что, клянусь Богомъ, твои минуты сочтены!
   Лицо маіора пылало такой яростью, что его противникъ въ первую минуту смотрѣлъ на него въ невыразимомъ страхѣ, а затѣмъ съ крикомъ -- "Караулъ" -- кинулся къ открытому окну, подъ которымъ какъ разъ стоялъ на своемъ посту полисменъ.
   -- Караулъ, спасите!-- завопилъ м-ръ Морганъ.
   Къ его удивленію маіоръ Пенденнисъ обошелъ вокругъ стола и выглянулъ въ другое окно, которое также было открыто.
   -- Идите сюда, полисменъ,-- сказалъ онъ, а затѣмъ пошелъ всталъ у дверей.-- Эхъ, ты, жалкій трусъ!-- продолжалъ онъ.-- Пистолетъ ужь пятнадцать лѣтъ не заряжался, и ты это отлично помнилъ бы, не будь ты такой трусъ. Вотъ сейчасъ придетъ полисменъ, и я заявлю ему, чтобы онъ обыскалъ твои сундуки. Я имѣю основаніе считать тебя воромъ. Я увѣренъ, что ты обокралъ меня. Я подъ присягой укажу даже, какія вещи ты стянулъ.
   -- Вы сами отдали ихъ мнѣ, вы сами отдали ихъ мнѣ!-- закричалъ испуганный Морганъ.
   Маіоръ засмѣялся.
   -- Увидимъ,-- сказалъ онъ, а лакей вспомнилъ о нѣсколькихъ тонкихъ, батистовыхъ сорочкахъ, о хорошо извѣстной палкѣ съ золотымъ набалдашникомъ, о театральномъ биноклѣ и о многихъ предметахъ гардероба, которые старый франтъ забылъ потребовать, а Морганъ забылъ принести.
   Въ комнату вошелъ полисменъ, сопровождаемый испуганной м-ссъ Бриксгемъ и ея служанкой, которыя остановились у дверей и едва сдерживали собравшуюся на шумъ толпу уличныхъ зѣвакъ.
   Маіоръ тотчасъ началъ говорить.
   -- Я былъ принужденъ разсчитать этого негоднаго пьяницу. Вчера вечеромъ и сегодня утромъ онъ позволилъ себѣ по отношенію ко мнѣ различныя оскорбленія и угрозы. Я -- старый человѣкъ и взялъ пистолетъ. Вы видите, онъ даже не заряженъ. Этотъ трусъ закричалъ раньше, чѣмъ его тронули. Я очень радъ, что вы пришли. Я подозрѣваю его въ кражѣ моей собственности и желаю подвергнуть обыску его сундуки и комнату.
   -- Вы ужь три года не носили бархатнаго сюртука и жилета, мнѣ показалось, что я могу взять ихъ!.. И я дамъ присягу, что хотѣлъ возвратить вамъ бинокль, -- ревѣлъ Морганъ, лицо котораго исказилось отъ ярости и страха.
   -- Видите, онъ сознается въ кражѣ,-- спокойно сказалъ маіоръ.-- Столько лѣтъ служилъ у меня, я всегда относился къ нему съ такою добротой и довѣріемъ! Идемте, полисменъ, къ нему въ комнату и обыщемъ его сундуки.
   Въ этихъ сундукахъ дѣйствительно находились вещи, которыя Морганъ сильно желалъ скрыть отъ любопытныхъ взоровъ. Морганъ, ростовщикъ, снабжалъ своихъ кліентовъ не только деньгами, но и вещами. Онъ доставлялъ расточительнымъ молодымъ людямъ табакерки, булавки, перстни, картины, сигары, -- и всѣ эти вещи были очень сомнительнаго качества. Показать ихъ полицейскому чиновнику, обнаружить свою тайную профессію, выложить собственность маіора, которую онъ скорѣе присвоилъ, нежели укралъ, -- все это врядъ-ли было бы полезно для репутаціи м-ра Моргана. Онъ представлялъ изъ себя жалкую картину страха и растерянности.
   -- Ага, попался!-- подумалъ маіоръ.-- Надо его теперь раздавить и покончить съ нимъ.
   Но тутъ новая мысль пришла ему въ голову. Онъ посмотрѣлъ на встревоженное лицо м-ссъ Бриксгемъ и рѣшилъ, что человѣкъ, доведенный до крайности и видящій впереди тюрьму, можетъ рѣшиться на нежелательные разоблаченія. Не слѣдуетъ слишкомъ туго затягивать петлю.
   -- Подождите, полисменъ, -- сказалъ онъ.-- Я поговорю съ нимъ наединѣ.
   -- Вы обвиняете м-ра Моргана?-- спросилъ полисменъ.
   -- Пока я еще ни въ чемъ не обвиняю его, -- отвѣтилъ маіоръ, бросая на слугу многозначительный взглядъ.
   -- Благодарю васъ, сэръ,-- тихо прошепталъ Морганъ.
   -- Выйдите, пожалуйста, за дверь, полисменъ, и подождите тамъ. Ну, Морганъ, ты затѣялъ игру со мною, но ничего изъ этого не вышло, любезный. Да-съ, ничего изъ этого не вышло, хотя у тебя была недурная карта. И теперь тебѣ придется поплатиться, негодяй ты этакій!
   -- Да, сэръ,-- отвѣтилъ Морганъ.
   -- Только на прошлой недѣлѣ я узналъ, какія штуки ты продѣлываешь, мерзавецъ ты этакій. Молодой де-Бутсъ узналъ тебя, когда ты приходилъ въ казармы и обдѣлывалъ тамъ свои ростовщическія и торговыя дѣлишки по части денегъ, одеколона и французскихъ картинъ, проклятая тихоня! Я не замѣчалъ у себя никакой пропажи, да и мало забочусь о томъ, что ты взялъ у меня. Я просто выстрѣлилъ наудачу -- и попали. Прямо въ точку попалъ. Хе-хе! Я старый солдатъ.
   -- Что вы хотите отъ меня, сэръ?:
   -- Я тебѣ сейчасъ скажу. Всѣ; свои росписки ты, вѣроятно, держишь при себѣ, въ этомъ кожаномъ бумажникѣ. Не правда-ли? Ты, прежде всего, сожжешь закладную м-ссъ Бриксгемъ.
   -- Сэръ, я не намѣренъ терять своей собственности, -- проворчалъ Морганъ.
   -- Ты занялъ ей пять лѣтъ тому назадъ шестьдесятъ фунтовъ. Она и ея бѣдняга, сынъ, платили тебѣ съ тѣхъ поръ по шестидесяти фунтовъ въ годъ, да кромѣ того, ты получилъ у нея закладную и вексель на полтораста фунтовъ. Такъ она сказала мнѣ вчера вечеромъ. Достаточно ты уже высосалъ крови, жадная піявка!
   -- Я не отдамъ этого, хоть бы...
   -- Полисменъ!-- крикнулъ маіоръ.
   -- Ну, хорошо, извольте вамъ закладную, -- сказалъ Морганъ.-- Надѣюсь, что вы не потребуете отъ меня еще и денегъ, вѣдь вы -- джентльменъ?
   -- Вы мнѣ скоро понадобитесь,-- сказалъ маіоръ полисмену, который явился было на зовъ.
   -- О, нѣтъ, голубчикъ, продолжалъ онъ, снова обращаясь къ Моргану.-- Я не имѣю ни малѣйшаго желанія затѣвать съ тобой новыя денежныя дѣла, но мы составимъ маленькій документикъ, который ты будешь любезенъ подписать. Впрочемъ, нѣтъ! ты самъ напишешь его, ты вѣдь теперь мастеръ писать. Садись и пиши. Вотъ тугъ, за столомъ. Вотъ-вотъ. Не мѣшаетъ, конечно, поставить число. Пиши: "Бюри-Стритъ, Сентъ Джемская часть, 21 октября 18*" "
   Морганъ написалъ, что было сказано, а маіоръ безжалостно продолжалъ:
   "Я, Джемсъ Морганъ, поступившій въ крайней бѣдности на службу къ Артуру Пенденнису, эсквайру, маіору службы ея величества, симъ удостовѣряю, что въ продолженіи пятнадцати лѣтъ я получалъ отъ своего хозяина щедрое жалованье и содержаніе".
   -- Вѣдь это совершенная правда,-- добавилъ маіоръ.
   "И содержаніе",-- написалъ Морганъ.
   "За это время, ~ продолжалъ диктовать маіоръ,-- благодаря своему благоразумію и бережливости,; мнѣ удалось собрать достаточно денегъ, чтобы купить домъ, въ которомъ живетъ мой хозяинъ, и, кромѣ того, отложить небольшой капиталъ. Въ числѣ другихъ лицъ, отъ которыхъ я получалъ деньги, я могу упомянуть о моей теперешней квартиранткѣ, м-ссъ Бриксгемъ, которая, взамѣнъ шестидесяти фунтовъ, занятыхъ у меня пять лѣтъ тому назадъ, уплатила мнѣ двѣсти пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ и, кромѣ того, выдала: мнѣ вексель на сто двадцать фунтовъ. Этотъ вексель я ей возвращаю но желанію моего бывшаго хозяина, маіора Артура Пенденниса, уничтожая вмѣстѣ съ тѣмъи имѣющуюся у меня закладную на ея мебель". Написалъ?
   -- Будь этотъ пистолетъ заряженъ, я бы вамъ влѣпилъ пулю въ лобъ.
   -- Разсказывай! Ты слишкомъ дорожишь своей шеей, голубчикъ. Ну, поставь точку и продолжай дальше. "Укравши, въ отплату за доброту моего хозяина, его вещи, которыя теперь находятся въ моихъ сундукахъ, и оклеветавъ его семейство и нѣкоторыя другія почтенныя семьи, я теперь, въ виду его милости ко мнѣ, выражаю свое раскаяніе въ совершенной мною кражѣ и произнесенной мною клеветѣ и объявляю, что я нарушилъ довѣріе, и въ будущемъ, да, такъ, такъ!-- въ будущемъ надѣюсь исправиться. Руку приложилъ Джемсъ Морганъ".
   -- Будь я проклятъ, если подпишу это,-- сказалъ Морганъ.
   -- Любезный, это все равно съ тобою случится, подпишешь ты или нѣтъ,-- разсмѣялся маіоръ, довольный своею остротой.-- Этимъ документомъ, конечно, я не воспользуюсь, если... если ты меня не принудишь къ тому. М-ссъ Бриксгемъ и нашъ пріятель полисменъ, понятно, засвидѣтельствуютъ его, не читая. Ты отдашь хозяйкѣ ея вексель и заявишь, что ваши разсчеты покончены. Ага, вотъ и Фрошъ явился съ извозчиками. Я сейчасъ переѣзжаю въ гостинницу. Полисменъ! Вы можете теперь зайти. Мы съ м-ромъ Морганомъ уладили нашъ споръ. Я буду очень обязанъ вамъ, если вы, полисменъ, и вы, м-ссъ Бриксгемъ, подпишетесь, въ качествѣ свидѣтелей, на этомъ документѣ. М-ссъ Бриксгемъ, вы и вашъ уважаемый хозяинъ, м-ръ Морганъ,-- теперь въ полномъ разсчетѣ. Поздравляю васъ. Пусть Фрошъ вынесетъ вещи.
   Фрошъ съ помощью Слюняйки и подъ безмолвнымъ наблюденіемъ м-ра Моргана, вынесъ ящики маіора Пенденниса, а м-ссъ Бриксгемъ, улучивъ минуту, когда ея преслѣдователя не было въ комнатѣ, призвала благословеніе Божіе на маіора -- ея спасителя и лучшаго, спокойнѣйшаго, добрѣйшаго изъ квартирантовъ. Маіоръ прервалъ ея благодарственную рѣчь, обильно орошаемую слезами, и протянулъ ей свой палецъ, который смиренная старушка пожала, сдѣлавъ низкій реверансъ. Затѣмъ маіоръ отправился въ отель Джерминъ-Стрита, находившійся недалеко отъ дома Моргана.
   Послѣдній, глядя въ окно на удаляющагося квартиранта, напутствовалъ его чѣмъ угодно, только не благословеніями, но бравый старикъ уже не боялся м-ра Моргана и, стуча палкой по тротуару, послалъ ему на прощанье насмѣшливый и презрительный взглядъ.
   Не прошло нѣсколько часовъ послѣ того, какъ маіоръ оставилъ свою квартиру на Бюри-Стритѣ, и м-ръ Морганъ только что началъ наслаждаться своей праздностью, куря съ важнымъ видомъ у дверей сигару и глядя на вечерній туманъ, какъ сюда явился Артуръ Пенденнисъ, эсквайръ, герой нашей исторіи.
   -- Дяди нѣтъ, конечно, дома, Морганъ?-- сказалъ онъ адъютанту маіора, зная хорошо, что въ присутствіи хозяина лакей не сталъ бы курить.
   -- Маіора Пенденниса нѣтъ здѣсь совсѣмъ, сэръ,-- внушительно отвѣтилъ Морганъ, кланяясь, но не снимая шапки.-- Маіоръ Пенденнисъ выѣхалъ отсюда, сэръ, и я ужь не имѣю чести служить у него, сэръ.
   -- Вотъ какъ? Гдѣ же онъ?
   -- Надо полагать, что онъ временно находится въ отелѣ Кокса на Джерми въ-Стритѣ, -- сказалъ Морганъ и послѣ нѣкотораго молчанія добавилъ:-- Вы надолго изволили пріѣхать въ городъ, сэръ? Вы изволите жить въ Темплѣ? Позвольте зайти къ вамъ и сказать вамъ пару словъ.
   -- Вы хотите, чтобы дядя васъ принялъ назадъ?-- добродушно спросилъ Артуръ.
   -- Не имѣю ни малѣйшаго желанія, будь онъ...-- сказалъ Морганъ и запнулся.-- Нѣтъ, сэръ, благодарю васъ,-- продолжалъ онъ болѣе почтительно.-- Я хотѣлъ бы поговорить съ вами о дѣлѣ, касающемся васъ. Не удостоите-ли зайти ко мнѣ въ домъ?
   -- Если на минуту или двѣ, я могу, Морганъ,-- сказалъ Артуръ и подумалъ про себя: "Навѣрное, онъ хочетъ, чтобы я кому-нибудь его порекомендовалъ".
   Они вошли въ домъ, въ окнахъ котораго уже виднѣлись бѣлые билетики. Морганъ повелъ Пена въ столовую, предложилъ ему стулъ и, усѣвшись рядомъ, сообщилъ ему свѣдѣнія, о которыхъ читатель уже знаетъ.
   

ГЛАВА XXXIV,
въ которой Пенденнисъ считаетъ цыплятъ раньше осени.

   Нашъ пріятель прибылъ въ Лондонъ только сегодня, да и то на короткое время. Онъ пріѣхалъ не одинъ и, оставивъ своихъ дорожныхъ товарищей въ гостинницѣ, поспѣшилъ въ Темпль, грѣвшійся въ тѣхъ скудныхъ лучахъ, которые солнце обыкновенно посылало этому мрачному, хотя и не чуждому удобствъ зданію. Вмѣсто солнечнаго свѣта здѣсь царитъ свобода, и тампліеръ, хоть и ворчитъ, но все же чувствуетъ себя здѣсь въ своей тарелкѣ. Узнавъ отъ своего слуги, что Баррингтонъ уже возвратился домой, Артуръ, понятно, помчался въ комнату своего друга. Онъ засталъ его, какъ встарь, въ ароматныхъ клубахъ дыма и за обычной газетной работой. Друзья поздоровались съ тѣмъ суровымъ радушіемъ, которое обнаруживаютъ при встрѣчѣ молодые англичане, и которое подъ своей грубой оболочкой таитъ не мало сердечности и доброты. Баррингтонъ улыбнулся, вынувъ свою трубку изо рта и сказалъ:
   -- А, юнецъ!
   Пенъ подошелъ къ нему, протянулъ ему руку и сказалъ:
   -- Здорово, старичина!
   Таково было привѣтствіе, которымъ обмѣнялись друзья, не видавшіеся нѣсколько мѣсяцевъ. Альфонсъ и Фредерикъ бросились бы другъ другу въ объятія и воскликнули бы одинъ у другого на плечѣ: "Се bon coeur! Ce cher Alphonse!" Максъ и Вильгельмъ напечатлѣли бы другъ у друга на устахъ съ полдюжины поцѣлуевъ, благоухающихъ гаванной.-- "А, юнецъ!" "Здорово, старичина!" -- вотъ все, что говорятъ два британца, еще вчера, можетъ быть, спасшіе одинъ другому жизнь. За завтракомъ они только кивнутъ другъ другу головой, а на слѣдующій день разстанутся, обмѣнявшись рукопожатіемъ. А между тѣмъ каждый изъ нихъ питаетъ къ другому самое горячее уваженіе и довѣріе; каждый изъ нихъ раздѣлитъ съ другимъ свой кошелекъ и, слыша въ обществѣ нелестные для него отзывы, не замедлитъ разразиться громкими и восторженными похвалами своему другу. Но разставаясь они говорятъ только: "Прощай", а встрѣчаясь:-- "Здравствуй",-- и во время разлуки не переписываются другъ съ другомъ. Курьезная скромность, странность, странная стоическая внѣшность англійской дружбы! "Да, мы не такъ экспансивны, какъ эти проклятые иностранцы ",-- говоритъ Гардманъ, который не только никогда не выказалъ дружбы, но и не питалъ ея.
   -- Былъ въ Швейцаріи?-- спрашиваетъ Пенъ.
   -- Да,-- отвѣчаетъ Баррингтонъ.-- Не могъ, представь себѣ, достать порядочнаго табаку, пока не пріѣхалъ въ Страсбургъ.
   Его душа, быть можетъ, еще полна впечатлѣній, оставленныхъ величественными картинами природы, которыя онъ видѣлъ, но онъ настолько застѣнчивъ, что не хочетъ обнаружить своего энтузіазма и окутываетъ его облаками табачнаго дыма. Зато онъ выскажется въ дружеской вечерней бесѣдѣ, и съ жаромъ и откровенностью напишетъ о томъ, о чемъ стѣсняется говорить. Мысли и опытность, вынесенныя имъ изъ своего путешествія, найдутъ мѣсто въ его статьяхъ, а ученость, которой онъ никогда не обнаруживаетъ въ разговорѣ, обогатитъ его слогъ мѣткими сравненіями и блестящими аналогіями, придастъ колоритъ его возвышенному краснорѣчію и отточитъ жало его остроумія.
   Старшій даетъ бѣглый отчетъ о мѣстахъ, которыя онъ посѣтилъ во время своего путешествія. Онъ видѣлъ Швейцарію, Сѣверную Италію и Тироль, домой вернулся черезъ Вѣну, Дрезденъ и Реннъ. Все это говорится вкратцѣ, сурово, словно онъ даже не хотѣлъ бы упоминать объ этихъ мѣстахъ, и словно зрѣлище ихъ сдѣлало его несчастнымъ.
   Когда такимъ образомъ старшій окончилъ свой угрюмый разсказъ, началъ говорить младшій. Онъ былъ все время въ деревнѣ -- чуть не умеръ съ тоски, собиралъ голоса, скучная исторія, пріѣхалъ сюда на день или два, а отсюда поѣдетъ... въ Тенбриджъ, къ знакомымъ, тоже довольно скучная исторія. Какъ трудно заставить англичанина сознаться, что онъ счастливъ!
   -- Ну, а какъ съ парламентомъ, Пенъ? Улажено это дѣло, -- спросилъ Баррингтонъ.
   -- О, да, какъ только парламентъ соберется, и можно будетъ издать приказъ о выборахъ, Клеврингъ уходитъ, а я сажусь на его мѣсто,-- отвѣтилъ Пенъ.
   -- На чью же сторону станетъ парламентскій боецъ/ На сторону либераловъ, консерваторовъ или правительства, или будетъ стоять совсѣмъ особнякомъ?
   -- Гмъ! Какая теперь политика? У каждаго, въ сущности, своя, и у всѣхъ почти одна и та же. У меня недостаточно земли, чтобы быть протекціонистомъ, да едва-ли, кажется, я сдѣлался бы имъ, имѣй я даже всю землю въ графствѣ. Во многомъ, конечно, я буду идти съ правительствомъ, исключая, однако, нѣкоторыхъ соціальныхъ вопросовъ, которыми занимаюсь теперь на досугѣ... Не смѣйся, старый циникъ, я дѣйствительно штудирую Синія Книги и намѣренъ не ударить лицомъ въ грязь по нѣкоторымъ санитарнымъ и колоніальнымъ вопросамъ.
   -- Другими словами, мы сохраняемъ за собою право подавать голосъ противъ правительства, хотя вообще относимся къ нему дружественно. Но avant tout, конечно, мы друзья народа. Мы читаемъ лекціи въ Клеврингскомъ институтѣ и пожимаемъ руки просвѣщеннымъ ремесленникамъ. Мы стоимъ за значительное расширеніе привиллегій и въ то же время не прочь отъ коронной должности, когда палата выслушаетъ нѣсколько нашихъ громкихъ рѣчей, а администрація оцѣнитъ наши достоинства.
   -- Я не Моисей, -- отвѣтилъ Пенъ съ обычнымъ грустнымъ оттѣнкомъ въ голосѣ.-- У меня нѣтъ посланныхъ небомъ законовъ, которые бы я могъ принести народу съ горы. Да и вообще я не принадлежу къ горѣ и отнюдь не воображаю себя руководителемъ или реформаторомъ человѣческаго рода. Для этого у меня не достаточно ни вѣры, ни тщеславія, ни лицемѣрія. Я не буду лгать, Джорджъ, это я тебѣ обѣщаю, но я не буду и опровергать той лжи, которая уже существуетъ и вошла въ плоть и кровь, такъ что не можетъ быть удалена безъ разстройства всего кровообращенія. Признай, наконецъ, за человѣкомъ право на скептицизмъ. Если представится случай сказать что-нибудь хорошее въ палатѣ, я скажу; поддержать хорошую мѣру, я поддержу. Если мнѣ предложатъ хорошее мѣсто, я съ радостью возьму его. Но я не стану льстить ни великому человѣку, ни толпѣ. И вотъ тебѣ вся моя политика, какъ я смотрю на нее теперь. Почему я долженъ быть непремѣнно вигомъ? Виги не святые. Почему не подать голоса вмѣстѣ съ консерваторами? Они сдѣлали для народа то, чего сами виги никогда бы не сдѣлали. Мнѣ кажется, что "Утренняя Почта" часто бываетъ права, а "Пончъ" -- неправъ. Я не подчиняю себя опредѣленному направленію, а буду пользоваться случаемъ. Parlons d'autre chose.
   -- Послѣ политики тебя больше всего занимаетъ, конечно, любовь?-- сказалъ Баррингтонъ.-- Какъ идутъ эти дѣла? Намѣрены мы начать новую жизнь и оставить нумера? Думаешь-ли ты развестись со мной, Артуръ, и взять себѣ жену?
   -- Кажется, да. Она очень добрая и милая дѣвушка. Она поетъ и позволяетъ мнѣ курить. У нея недурное состояніе,-- я не знаю, сколько, но мой дядя много уповаетъ на щедрость бегумы. И, повидимому, Бланшъ чертовски любитъ меня,-- сказалъ Артуръ со вздохомъ.
   -- Другими словами, мы принимаемъ ея ласки и ея деньги?
   -- Развѣ мы уже не говорили съ тобой, что жизнь есть сдѣлка? Я не притворяюсь безумно влюбленнымъ въ нее. Я довольно откровенно сказалъ ей о своихъ чувствахъ и... и сдѣлалъ ей предложеніе. Съ того времени и въ особенности за послѣдніе два мѣсяца она, какъ мнѣ кажется, все болѣе и болѣе привязывается ко мнѣ. Это видно изъ ея писемъ ко мнѣ и въ особенности изъ ея писемъ къ Лаурѣ. Я пишу довольно просто -- никакихъ, понятно, восторговъ, никакихъ обѣтовъ; я смотрю на нашъ бракъ какъ на affaire faite и не желаю ускорять или откладывать его.
   -- А Лаура? Какъ она поживаетъ?-- рѣшился спросить Баррингтонъ.
   -- Лаура?-- отвѣчалъ Пенъ, пристально глядя ему въ лицо.-- Лаура -- благороднѣйшая и лучшая дѣвушка въ мірѣ!
   Его голосъ дрогнулъ при этихъ словахъ; казалось, что онъ едва имѣлъ силы произнести ихъ. Онъ протянулъ руку товарищу, который пожалъ ее и кивнулъ ему головой.
   -- Ты теперь только пришелъ къ этому заключенію?-- спросилъ Баррингтонъ.
   -- Кому не случалось узнавать истину слишкомъ поздно, Джорджъ?-- воскликнулъ Артуръ и продолжалъ, постепенно разгорячаясь:-- Чья жизнь -- не разочарованіе?-- Кому удается унести въ гробъ свое сердце не израненнымъ? Я не знаю человѣка, который былъ бы совершенно счастливъ, или которому не приходилось бы откупаться отъ судьбы какимъ-нибудь дорогимъ для него сокровищемъ. Блаженъ тотъ, кто, уплативъ однажды свой штрафъ, оставляется этимъ тираномъ въ покоѣ. Да и что же, если я только теперь постигъ, что безвозвратно потерялъ лучшее сокровище въ мірѣ, что въ теченіе многихъ лѣтъ ангелъ жилъ подъ однимъ кровомъ со мной, и я далъ ему улетѣть, -- развѣ я одинъ? Ахъ, милый, милый Джорджъ, развѣ я одинъ? Неужели ты думаешь, что мнѣ легче переносить свою судьбу, сознавая, что я ее заслужилъ? Да, мы лишились ея! Дай Богъ ей счастья! Она могла бы остаться, но ушла по моей винѣ. Какъ Уидина, неправда-ли, Джорджъ?
   -- Она была нѣкогда здѣсь,-- промолвилъ Джорджъ.
   Онъ видѣлъ ее здѣсь, слышалъ ея милый голосъ, созерцалъ ея нѣжную улыбку и свѣтящіеся добротой глаза, ея лицо, которое стояло передъ нимъ въ теченіе многихъ безсонныхъ ночей, которое онъ всегда благословлялъ и любилъ. Теперь ея нѣтъ! Стаканъ, въ которомъ стояли цвѣты, Библія съ надписью Елены -- вотъ все, что осталось отъ этого недолговѣчнаго цвѣтка его жизни. Пусть это -- сонъ, пусть это -- мимолетное видѣніе, но все же лучше воспоминаніе о снѣ, нежели безцѣльное пробужденіе отъ безсознательной спячки.
   Оба друга сидѣли нѣкоторое время молча, каждый былъ погруженъ въ свои мысли и угадывалъ мысли другого.
   Пенъ первый прервалъ молчаніе, сказавъ, что долженъ идти къ дядѣ отдать ему отчетъ о своихъ успѣхахъ. Маіоръ писалъ ему грустныя письма, маіоръ замѣтно старѣлъ. "Прежде чѣмъ я закрою свои глаза, я хотѣлъ бы видѣть тебя членомъ парламента, хозяиномъ уютнаго, привѣтливаго дома и отцомъ,-- писалъ онъ -- А затѣмъ, старый Пенденнисъ уступитъ мѣсто болѣе молодымъ. Довольно онъ гранилъ мостовую Пелль-Мелля".
   -- Въ этомъ старомъ язычникѣ таится все же много доброты,-- сказалъ Баррингтонъ.-- Все-таки онъ заботится не о себѣ одномъ, или, по крайней мѣрѣ, не объ одной только той части себя, на которой одѣтъ его сюртукъ. Онъ интересуется тобою и расой. Онъ хотѣлъ бы, чтобы потомство Пенденнисовъ множилось и росло, и надѣется, что оно заполонитъ страну. Старый патріархъ благословляетъ тебя изъ клубнаго окна, а затѣмъ его увозятъ и погребаютъ подъ плитами Сенъ-Джемской церкви, въ виду Пиккадилли, извозчичьей стоянки и каретъ, ѣдущихъ на великосвѣтскій раутъ. Трогательная кончина!
   -- Новая кровь, которую я ввожу въ нашу семью,-- задумчиво молвилъ Пенъ,-- не можетъ похвалиться чистотой. Будь моя воля, я бы ни за что не выбралъ родоначальникомъ своего рода ни моего тестя Эмори, ни стараго Спелля, ни его восточныхъ предковъ. Кстати, кто такой этотъ Эмори? Онъ былъ лейтенантомъ индійскаго корабля. Бланшъ посвятила ему нѣкоторыя стихотворенія,-- буря, водяныя горы, могила моряка, благородный отецъ и тому подобное. Онъ утонулъ, во время рейса между Калькуттой и Сиднеемъ. Эмори и бегума не были счастливой парой. Бѣдняжка вообще была несчастлива въ выборѣ мужей, потому что, между нами будь сказано, болѣе презрѣнной личности, чѣмъ сэръ Френсисъ Клеврингъ, еще никогда...
   -- Не было среди членовъ парламента, -- докончилъ Баррингтонъ, причемъ Пенъ сильно покраснѣлъ.
   -- Кстати, -- сказалъ Баррингтонъ,-- въ Баденѣ я встрѣтилъ нашего пріятеля шевалье Стронга въ полной формѣ съ орденами. Онъ сообщилъ мнѣ, что поссорился съ Клеврингомъ, о которомъ онъ, кажется, не лучшаго мнѣнія, чѣмъ ты. Съ Стронгомъ былъ и Блондель, который училъ тебя въ Оксбриджѣ играть въ карты, и время, повидимому, вызвало наружу всѣ таившіеся въ немъ таланты, такъ что онъ теперь гораздо большій негодяй, чѣмъ былъ въ эпоху твоего студенчества. Но царемъ всего курорта оказался знаменитый полковникъ Альтамонтъ, передъ которымъ все падало ницъ; онъ угощалъ все общество и, говорятъ, не разъ срывалъ банкъ.
   -- Мой дядя что-то знаетъ о немъ. Клеврингъ тоже что-то знаетъ о немъ. Тутъ дѣло нечисто. Однако довольно! Мнѣ надо идти въ Бюри-Стритъ исполнить долгъ племянника.
   И Пенъ взялъ свою шляпу.
   -- Я тоже пройдусь,-- сказалъ Баррингтонъ.
   Пріятели направились внизъ по лѣстницѣ, но по дорогѣ зашли въ квартиру Пена, которая, какъ помнитъ читатель, помѣщалась теперь во второмъ этажѣ.
   Здѣсь Пенъ сталъ опрыскивать себя одеколономъ и старательно надушилъ свою бороду и волосы.
   -- Что это значитъ? Вѣдь ты не курилъ. Или ты боишься, что моя трубка отравила тебя?-- спросилъ Баррингтонъ.
   -- Мнѣ надо будетъ зайти къ кое-какимъ дамамъ,-- сказалъ Пенъ.-- Я сегодня обѣдаю у нихъ. Онѣ проѣздомъ въ городѣ и остановились въ отелѣ на Джерминъ-Стритѣ.
   Баррингтонъ съ добродушнымъ любопытствомъ смотрѣлъ, какъ прихорашивался его пріятель, который надѣлъ пышный галстухъ, свѣжія перчатки и блестящія ботинки. Джорджъ былъ въ толстыхъ сапогахъ, его старая сорочка была разорвана на груди, а воротникъ вытрепался отъ тренія его синей бороды.
   -- Отлично,-- простодушно молвилъ онъ.-- Я люблю, когда ты глядишь такимъ франтомъ. Когда я иду рядомъ съ тобой, мнѣ кажется, что у меня роза въ петличкѣ. Притомъ ты всегда любезенъ. Мнѣ кажется, что въ Темплѣ не найдется другого такого юноши, какъ ты. А ты еще не стѣсняешься ходить рядомъ со мной?
   -- Перестань смѣяться надо мной, Джорджъ,-- сказалъ Пенъ.
   -- Послушай, Пенъ,-- съ грустью продолжалъ тотъ,-- если ты...-- будешь писать Лаурѣ, передай ей отъ меня привѣтъ.
   Пенъ покраснѣлъ, затѣмъ посмотрѣлъ на Баррингтона и разразился неудержимымъ смѣхомъ.
   -- Да я сегодня у нея обѣдаю,-- сказалъ онъ.-- Я пріѣхалъ съ нею и леди Рокминстеръ. Мы ѣхали два дня, ночевали въ Барѣ. Знаешь что, Джорджъ, приходи и ты обѣдать. Я могу пригласить кого угодно, а старуха постоянно твердитъ о тебѣ.
   Джорджъ отказался. Джорджу нужно было писать статью. Джорджъ колебался и -- какъ это ни странно -- подъ конецъ согласился. Они рѣшили, что сейчасъ же пойдутъ къ дамамъ, и въ веселомъ настроеніи направились въ Джерминъ-Стритъ. Онъ снова увидѣлъ милое лицо; снова дорогой голосъ говорилъ съ нимъ, и нѣжная ручка радушно привѣтствовала его.
   Оставалось полчаса до обѣда.
   -- Сходите теперь къ вашему дядѣ, м-ръ Пенденнисъ, -- сказала леди Рокминстеръ.-- Только не приводите его къ обѣду. Ни-ни. Его старые разсказы невыносимы, а мнѣ хочется побесѣдовать съ м-ромъ Баррингтономъ. Онъ насъ позабавитъ. Ваши же всѣ анекдоты я ужь слышала. Слава Богу, цѣлыхъ два дня провели вмѣстѣ и успѣли надоѣсть другъ другу.
   Артуръ послѣдовалъ приказанію леди Рокминстеръ и направился въ квартиру дяди.
   

ГЛАВА XXXIII.
Fiat justitiа *).

*) Да свершится правосудіе.

   Когда Артуръ возвратился, обѣдъ уже былъ на столѣ, и леди Рокминстеръ начала журить Артура за то, что онъ опоздалъ. Но Лаура, увидѣвъ блѣдное и испуганное лицо кузена, прервала свою повелительную патронессу и тревожно спросила Артура, что случилось.
   Артуръ выпилъ залпомъ большой стаканъ хереса.
   -- Я узналъ самыя необыкновенныя новости и послѣ разскажу тебѣ, -- сказалъ онъ, глядя на слугъ.
   Во время обѣда онъ былъ чрезвычайно взволнованъ.
   -- Что вы тамъ топчете подъ столомъ ногами?-- приставала къ нему леди Рокминстеръ.-- Вы наступили на Фидо и опрокинули его чашку. Посмотрите, какъ спокойно сидитъ м-ръ Баррингтонъ.
   За дессертомъ -- казалось, что этотъ несчастный обѣдъ никогда не кончится -- леди Рокминстеръ сказала:
   -- Такого глупаго обѣда еще никогда не было. Вѣрно случилось что-то, и вы хотите поговорить съ Лаурой. Ну, я пойду спать. Чая пить не буду. До свиданія, м-ръ Баррингтонъ. Приходите еще, когда не будетъ такихъ необыкновенныхъ дѣлъ.
   И старуха, кивая головой, величественно удалилась изъ комнаты.
   Вмѣстѣ съ нею всѣ встали изъ-за стола; Баррингтонъ тоже рѣшилъ уйти и сталъ прощаться съ Лаурой, которая съ тревогой смотрѣла на своего кузена. Но Артуръ сказалъ:
   -- Останься, пожалуйста, Джорджъ. Ты тоже долженъ выслушать меня и дать мнѣ совѣтъ. Я не знаю, что мнѣ дѣлать?
   -- Навѣрное, что-нибудь о Бланшъ, Артуръ,-- сказала Лаура съ бьющимся сердцемъ и подумала, что еще никогда такъ не краснѣла, какъ въ эту минуту.
   -- Да, и нѣчто въ высшей степени необыкновенное, -- отвѣтилъ Пенъ.-- Когда я пришелъ на квартиру дяди, я засталъ у дверей Моргана, его стараго лакея, и послѣдній сообщилъ мнѣ, что онъ уже не служитъ у дяди; дядя оставилъ эту квартиру и переѣхалъ въ отель -- вотъ въ этотъ самый. На обратномъ пути я заходилъ къ нему, но онъ ушелъ обѣдать. Морганъ сказалъ, что имѣетъ сообщить мнѣ нѣчто очень важное и просилъ зайти къ нему въ домъ. Это теперь его домъ. Какъ видно, онъ накопилъ много денегъ, будучи на службѣ у дяди, и теперь очень богатъ. Я зашелъ къ нему,-- и какъ вы думаете, что онъ мнѣ разсказалъ? Пусть это останется тайной между нами,-- по крайней мѣрѣ, насколько это отъ насъ зависитъ, потому что этотъ негодяй можетъ ее всѣмъ разболтать. Отецъ Бланшъ не умеръ. Онъ живъ и здоровъ. Бракъ между Клеврингомъ и бегумой не дѣйствителенъ.
   -- Но Бланшъ все-таки наслѣдуетъ послѣ своего дѣда?-- спросилъ Баррингтонъ.
   -- Можетъ быть, но знаете, чья она дочь? Она дочь Эмори -- бѣглаго каторжника -- и Клеврингъ знаетъ объ этомъ. Дядя тоже знаетъ и именно этимъ держитъ Клевринга въ страхѣ. Такимъ образомъ онъ и заставилъ его уступить мнѣ свое депутатское мѣсто.
   -- А Бланшъ и леди Клеврингъ не знаютъ этого? спросила Лаура.
   -- Нѣтъ, -- отвѣтилъ Пенъ.-- Бланшъ вообще не знаетъ исторіи своего отца. Она думаетъ, что онъ развелся съ ея матерью. Ея нянка Бопнеръ говорила ей въ дѣтствѣ, что онъ утонулъ въ Новомъ Южномъ Валлисѣ. Слѣдовательно, онъ былъ тамъ каторжникомъ, а не капитаномъ корабля, какъ думаетъ бѣдная Бланшъ. Леди Клеврингъ говорила мнѣ, что ея первый мужъ былъ дурной человѣкъ, и она не была съ нимъ счастлива. Она обѣщала мнѣ когда-нибудь подробно обо всемъ разсказать. Я помню, она говорила мнѣ со слезами на глазахъ, какъ тяжело для женщины признаваться въ томъ, что она была рада смерти своего мужа и оба раза такъ неудачно вышла замужъ. Что же теперь дѣлать? Тотъ не можетъ вернуться къ своей женѣ: если только онъ явится, ему грозитъ возвращеніе на каторгу, а, можетъ быть, даже и смерть. Но этотъ негодяй держитъ Клевринга подъ угрозой открытія секрета и время отъ времени вымогаетъ у него деньги.
   -- Это -- полковникъ Альтамонтъ, -- сказалъ Баррингтонъ.-- Теперь это ясно!
   -- Если онъ вернется сюда,-- продолжалъ Артуръ,-- то Морганъ воспользуется своими свѣдѣніями, чтобы взять съ него выкупъ. Онъ думаетъ такимъ же образомъ вымогать деньги и у всѣхъ насъ. Негодяй думалъ, что я знаю все это, -- говорилъ Пенъ, побѣлѣвъ отъ гнѣва, -- онъ предлагалъ мнѣ купить его молчаніе и угрожалъ мнѣ -- понимаете, мнѣ, словно я торговалъ несчастіемъ бегумы и хотѣлъ насильно получить отъ Клевринга его парламентское мѣсто. Боже, Боже! Гдѣ была голова мое то дяди, что онъ вмѣшался въ это грязное дѣло? Представь себѣ, Лаура, сына нашей матери въ роли вымогателя!
   -- О, это невозможно, милый Артуръ, -- воскликнула Лаура и, схвативъ его руку, поцѣловала ее.
   -- Конечно, нѣтъ, -- раздался низкій дрожащій голосъ Баррингтона. Онъ смотрѣлъ на благородную, любящую пару, и сердце его сжималось отъ какой-то сладостной муки.-- Нѣтъ. Нашъ Пенъ не можетъ участвовать въ такой низкой интригѣ. Артуръ Пенденнисъ не можетъ жениться на дочери каторжника и засѣдать въ парламентѣ депутатомъ отъ Новаго Южнаго Валлиса. Ты долженъ умыть свои руки въ этомъ дѣлѣ, Пенъ. Ты долженъ порвать со всѣмъ этимъ. Ты не долженъ давать никакихъ объясненій, скажи, что семейныя обстоятельства дѣлаютъ этотъ бракъ невозможнымъ. Пусть эти несчастныя женщины лучше считаютъ тебя измѣнникомъ, нежели узнаютъ правду. Наконецъ, отъ этого негодяя Клевринга -- я легко могу тебѣ это устроить -- ты можешь получить формальное заявленіе, что причины, которыя ты изложилъ ему, какъ главѣ семейства, достаточно уважительны. Согласны-ли вы со мною, Лаура?
   Произнося эти слова, онъ почти не рѣшался смотрѣть ей въ лицо. Онъ зналъ, что отталкиваетъ отъ себя послѣднюю надежду, которую еще могъ имѣть, послѣдній обломокъ своего разбитаго счастья, за который онъ еще могъ ухватиться, и даетъ пучинѣ несчастья окончательно сомкнуться надъ его головой. Пенъ вскочилъ, услышавъ эти слова, и посмотрѣлъ на него. Тотъ отвернулъ свою голову въ сторону.
   Лаура также встала, подошла къ Пену, взяла его за руку и опять поцѣловала его.
   -- Видишь, добрая Лаура согласна со мною, -- сказалъ Джорджъ.
   -- Но Бланшъ не можетъ отвѣчать за преступленіе своего отца, милый Артуръ,-- съ живостью сказала Лаура.-- Если бы ты уже былъ женатъ на ней, развѣ ты покинулъ бы ее, зная, что она ничѣмъ не виновата? Вѣдь ты уже связанъ съ нею. Неужели ты оставишь ее, потому что ее постигло несчастье? Если она несчастна, ты долженъ утѣшить ее. Такъ сказала бы наша мать, будь она здѣсь.
   Она обняла его шею и спрятала свое лицо у него на груди.
   -- Наша мать -- ангелъ, -- зарыдалъ Пенъ.-- А ты -- лучшая и благороднѣйшая изъ женщинъ. Милая, милая, благородная, научи меня моему долгу. Молись за меня, чтобы я имѣлъ силы исполнить его, чистое сердце! Да благословитъ тебя Богъ, дорогая сестра!
   -- Аминь,-- чуть не со стономъ произнесъ Баррингтонъ.-- Она. права,-- шепталъ онъ про себя.-- Эта дѣвушка всегда права.
   Много дней спустя онъ видѣлъ передъ собой ея улыбку, ея лучезарное лицо, глядѣвшее въ эту минуту на Пена; она откинула назадъ свои локоны, зардѣлась, улыбалась и съ нѣжною любовью глядѣла на Пена.
   Черезъ минуту она положила свою маленькую ручку на столъ и слежа забарабанила пальцами.
   -- А теперь...-- сказала она и остановилась, глядя на обоихъ молодыхъ людей.
   -- Что теперь?-- спросилъ Джорджъ.
   -- А теперь мы будемъ пить чай, -- усмѣхнувшись отвѣтила она.
   Но, прежде чѣмъ могло осуществиться такое прозаическое заключеніе весьма романической сцены, явился слуга съ докладами, что маіоръ Пенденнисъ вернулся въ гостинницу и ждетъ своего племянника. При этихъ словахъ Лаура бросила на Пена тревожный и умоляющій взглядъ, который говорилъ: "будь твердъ и помни свой долгъ, говори съ дядей мягко, но рѣшительно".
   Она простилась съ обоими молодыми людьми и ушла въ свою комнату. Баррингтонъ, который вообще не былъ любителемъ чая, былъ очень недоволенъ, однако, что лишился этого угощенія. И не могъ этотъ старый Пенденнисъ придти часомъ позже! Но что значитъ часомъ позже или раньше. Все равно часъ пробьетъ, и придетъ неизбѣжный моментъ сказать: "прости". Дверь закрылась, друга нѣтъ; короткая радость миновала, и ты вновь одинъ. "Въ какомъ изъ этихъ оконъ горитъ ея свѣтъ?" -- быть можетъ, спрашиваетъ онъ, шагая по улицѣ и глядя вверхъ на многочисленныя окна гостинницы. Онъ входитъ въ дымный залъ сосѣдняго клуба и обращается къ своему обычному утѣшенію -- сигарѣ. Люди шумятъ, кричатъ о политикѣ, оперныхъ пѣвицахъ, скачкахъ, о невозможномъ деспотизмѣ старшинъ, и онъ съ своей священной тайной, входитъ въ эту шумную среду. Говорите одинъ громче другого, смѣйтесь, шутите, разсказывайте анекдоты и всякія забавныя исторіи! Какъ странно подумать, что каждый изъ этихъ людей имѣетъ свое сокровенное "я", которое одиноко притаилось вдали отъ шумной суеты, поглощающей остальную часть нашего существа.
   Артуръ направился по корридорамъ гостиницы, чувствуя, что въ немъ разгорается гнѣвъ. Онъ негодовалъ при мысли, что старикъ, къ которому онъ теперь направляется, превративъ его въ куклу и игрушку для своихъ плановъ и бросилъ такую тѣнь на его честь и доброе имя. Рука старика была холодна и дрожала, когда Артуръ пожалъ ее. Старикъ кашлялъ и брюжжалъ у камина: Фрошъ не умѣлъ привести въ порядокъ его бумагъ и приготовить для него шлафрокъ такъ, какъ дѣлалъ этотъ безстыдный мерзавецъ Морганъ; старый джентльменъ оплакивалъ свою судьбу и сердито проклиналъ неблагодарность Моргана.
   -- Безстыдный мерзавецъ! Представь себѣ, Пенъ, вчера вечеромъ онъ напился пьянъ и полѣзъ со мной въ драку. Ей-Богу, въ эту минуту я пришелъ въ такой гнѣвъ, что хотѣлъ было пырнуть его ножомъ. Я увѣренъ, что у этого негодяя есть теперь тысячъ десять, онъ заслуживаетъ висѣлицы, которой онъ, въ концѣ концовъ, и не избѣгнетъ. А все-таки, чортъ его возьми, я бы желалъ, чтобы онъ остался при мнѣ до моей смерти. Онъ зналъ всѣ мои привычки; стоило мнѣ позвонить -- и онъ приносилъ все, что мнѣ нужно,-- не то, что этотъ нѣмецкій болванъ... Ну, а какъ ты проводилъ время въ деревнѣ? Часто бываешь у леди Рокминстеръ? Хорошо дѣлаешь. Она -- изъ старой школы, vieille école, bonne école! Да, теперь ужь мало осталось такихъ джентльменовъ и леди, и черезъ какихъ-нибудь пятьдесятъ лѣтъ одного человѣка нельзя будетъ отличить отъ другого. Ну, на мой вѣкъ хватитъ. Мнѣ уже не долго осталось здѣсь гостить. Я сильно старѣюсь, Пенъ, голубчикъ. Знаешь, о чемъ я думалъ сегодня, укладывая свою маленькую библіотечку? Я нашелъ тамъ Библію, которая принадлежала моей бѣдной матери. Сохрани эту книгу, Пенъ, прошу тебя! Да, я думалъ, что тебѣ когда-нибудь придется раскрыть этотъ ящикъ, когда онъ будетъ твоей собственностью, а старикъ будетъ лежать подъ землей..
   И старый маіоръ кашлялъ и качалъ головой у камина.
   Его возрастъ, его ласковый тонъ нѣсколько обезоружили гнѣвъ Пена. Онъ съ нѣкоторой тревогой готовился приступить къ объясненію, которое, какъ онъ зналъ, разрушитъ самую завѣтную мечту старика и вызоветъ въ его груди цѣлую бурю гнѣва и огорченія.
   -- Да, да, пора мнѣ въ путь,-- сказалъ старикъ, продолжая качать головой.-- Но я бы хотѣлъ напередъ прочитать твою рѣчь въ Таймсѣ: "М-ръ Пенденнисъ сказалъ: -- Не привыкши говорить публично", и тому подобное... Недурно, Артуръ, а? У тебя прекрасный видъ, Артуръ, чертовски свѣжій и здоровый. Я всегда говорилъ, что мой брать Джекъ поставитъ нашу семью на ноги. Ты долженъ поѣхать на запада, и выкупить наше старое имѣніе. "Nee tenui penna". Мы снова поднимемся, сударь, -- да, взмахнемъ крыльями,-- и, право, очень можетъ быть, что ты на старости лѣтъ сдѣлаешься баронетомъ.
   Его слова терзали Аена. "И я самъ,-- думалъ онъ,-- долженъ разрушить этотъ воздушный замокъ бѣднаго старика. Но выхода нѣтъ, скорѣе къ дѣлу!"
   -- Я... былъ у васъ, въ Бюристритѣ, и не засталъ, -- медленно началъ Пенъ.-- Я говорилъ тамъ съ Морганомъ, дядя.
   -- Вотъ какъ?
   Щеки старика слегка порозовѣли, и онъ проборматалъ:-- Ну, начинается исторія.
   -- Онъ разсказалъ мнѣ нѣчто, дядя, такое, что чрезвычайно удивило меня и огорчило, -- сказала, мягко Пенъ.
   Маіоръ старался принять непринужденный видъ.
   -- Навѣрно объ этомъ... какъ бишь его?..
   -- Объ отцѣ миссъ Эмори, о первомъ мужѣ леди Клеврингъ, о томъ, кто и что онъ.
   -- Гм! Да, чертовски непріятная исторія,-- сказалъ старикъ, потирая себѣ переносье,-- я... я тоже недавно узналъ объ этомъ... Скверная штука!
   -- Жаль, что я объ этомъ не узнала, раньше, -- мрачно сказалъ Артуръ.
   -- Еще не все пропало, -- подумалъ старикъ съ облегченіемъ и сказалъ вслухъ:-- Боже мой! Да я хотѣлъ совершенно скрыть это отъ тебя и отъ этихъ двухъ несчастныхъ женщинъ, которыя нисколько не виновны во всемъ этомъ.
   -- Вы правы, этимъ женщинамъ незачѣмъ знать объ этомъ, и я никогда не скажу имъ, хотя этотъ негодяй Морганъ можетъ имъ все разболтать, -- мрачно продолжалъ Артуръ.-- Онъ, повидимому, намѣренъ извлечь выгоду изъ этого и уже предлагалъ мнѣ купить его молчаніе. Я жалѣю, что не зналъ раньше, дядя: не очень-то пріятно быть женихомъ дочери каторжника?
   -- Вотъ почему я и скрывалъ это отъ тебя, дорогой мой. Но какая же миссъ Эмори дочь каторжника? Миссъ Эмори -- дочь леди Клеврингъ съ пятьюдесятью или шестьюдесятью тысячами фунтовъ приданаго, а ея отчимъ, баронетъ и помѣщикъ съ самой незапятнанной репутаціей, одобряетъ этотъ бракъ и уступаетъ своему зятю мѣсто въ. парламентѣ. Что можетъ быть проще этого?
   -- И это вѣрно, дядя?
   -- Да какъ же не вѣрно? Разумѣется, вѣрно! Вѣдь Эмори умеръ; я говорю тебѣ, что онъ умеръ. Какъ только онъ подастъ признаки жизни, онъ мертвъ. Онъ не можетъ показаться. Мы держимъ его подъ замкомъ,-- знаешь, какъ въ комедіи "Критика". Чертовски забавная комедія, эта "Критика". Остроумный человѣкъ былъ Шериданъ. Его сынъ, представь себѣ, тоже ему не уступитъ. Вотъ, напримѣръ, когда я былъ на мысѣ Доброй Надежды...
   Разговорчивость старика и желаніе увезти Артура на мысъ Доброй Надежды возникли, конечно, изъ его стремленія отклонить бесѣду отъ предмета, который его племянникъ такъ близко принималъ къ сердцу! Но Артуръ прервалъ его.
   -- Если бы вы разсказали мнѣ объ этомъ раньше, то, быть можетъ, избавили бы меня и себя отъ большого горя и разочарованія, и я не завязалъ бы отношеній, которыхъ честь теперь не позволитъ мнѣ разорвать.
   -- О, да! Мы тебя крѣпко привязали, но, сознайся, голубчикъ, человѣкъ, который привязанъ къ мѣсту въ парламентѣ и хорошенькой дѣвушкѣ съ двумя тысячами годового дохода, привязанъ къ недурной вещи.
   -- Боже Праведный!-- воскликнулъ Артуръ.-- Вы слѣпы, что-ли? Развѣ вы не видите, что...
   -- Чего не вижу, молодой человѣкъ?
   -- Не видите, что скорѣе, чѣмъ торговать тайной Эмори, я самъ пойду работать на каторгу вмѣстѣ съ своимъ тестемъ? Что скорѣе, чѣмъ принять парламентское мѣсто отъ Клевринга, въ качествѣ награды за молчаніе, я украду со стола серебряную ложку? Развѣ вы не видите, что вы жените меня на дочери преступника, обрекаете меня на позоръ и бѣдность, испортили мою жизнь, которая могла быть... могла сложиться совершенно иначе? Развѣ вы не видите, что мы играли въ опасную игру и теперь попались? Что, разсчитывая жениться на этой несчастной дѣвушкѣ изъ-за парламентскаго мѣста, я унижалъ себя и продавалъ свою честь?
   -- Ради Бога, что ты хочешь этимъ сказать?-- воскликнулъ старикъ.
   -- Я хочу этимъ сказать, что существуютъ границы низости, которыхъ я не могу преступить,-- отвѣтилъ Артуръ.-- Мнѣ очень жаль, если эти слова оскорбляютъ васъ, но я иначе не могу назвать того, что я сдѣлалъ. Я чувствую, что мое поведеніе въ этомъ дѣлѣ было грязно, эгоистично, гнусно. Разсчитывая продать себя за деньги и мѣсто въ парламентѣ, я справедливо наказанъ, если лишаюсь того и другого.
   -- Почему же ты лишаешься того и другого? Кой чортъ отнимаетъ у тебя деньги и мѣсто? Да я ручаюсь тебѣ, что Клеврингъ дастъ тебѣ и то и другое. Ты получишь всѣ восемьдесятъ тысячъ до послѣдняго шиллинга.
   -- Я сдержу свое обѣщаніе, данное м-ссъ Эмори, сэръ.
   -- А ея родители сдержатъ свое.
   -- О, нѣтъ,-- отвѣчалъ Артуръ.
   -- Я согрѣшилъ, но, съ помощью Божьей, больше не стану грѣшить. Я освобождаю Клевринга отъ той сдѣлки, которая была заключена безъ моего вѣдома. Я возьму за Бланшъ только тѣ деньги, которыя были первоначально назначены за ней, и попытаюсь сдѣлать ее счастливой. Вы виноваты въ томъ, вы навлекли на меня это несчастье, но вы не знали, что вы дѣлаете, и потому я васъ прощаю.
   -- Артуръ... ради Бога... заклинаю именемъ твоего отца, гордаго человѣка, которому всегда была дорога честь его семьи... ради меня... ради бѣднаго старика, который всегда такъ любилъ тебя... не отказывайся отъ этого счастья. Прошу тебя, умоляю тебя, мой милый, мой дорогой, не отказывайся отъ него. Это составитъ твою карьеру. Ты выдвинешься впередъ, ты будешь баронетомъ, ты будешь получать три тысячи въ годъ. Прошу тебя! Вотъ, на колѣняхъ прошу тебя, не дѣлай этого!
   И старикъ, дѣйствительно, упалъ на колѣни, схватилъ руки Артура и умоляюще глядѣлъ на него; Артуръ не могъ видѣть этихъ трясущихся рукъ, этого сморщеннаго, старческаго лица, этихъ мигающихъ слезящихся глазъ.
   -- Ахъ, сэръ,-- простоналъ онъ, довольно вы причинили мнѣ мукъ, избавьте отъ новыхъ. Вы хотѣли, чтобы я женился на Бланшъ, -- я женюсь на ней. Ради Бога встаньте, я не могу видѣть этого.
   -- Такъ ты... ты хочешь сказать, что женишься на ней безъ денегъ, на нищей?-- сказалъ старикъ, поднимаясь на ноги и сильно закашлявшись.
   -- Я смотрю на нее, какъ на свою невѣсту, которую постигло большое несчастье. Она не виновата въ этомъ. Я далъ ей слово, когда она была богата, и не измѣню ему теперь, когда она бѣдна. Я приму мѣсто Клевринга только въ томъ случаѣ, если онъ добровольно уступитъ мнѣ его послѣ брака. Я не приму ни одного шиллинга больше, чѣмъ было за ней первоначально назначено.
   -- Потрудитесь позвонить,-- сказалъ старикъ.-- Я сдѣлалъ все, что могъ, и сказалъ все, что могъ... Я чертовски старъ... и... и... все равно... Шекспиръ правъ... кардиналъ Вольси тоже. Если бы я такъ служилъ своему Богу, какъ служилъ вамъ, да, да, на колѣняхъ передъ своимъ племянникомъ... этого бы не было... Прощайте, сэръ, и не трудитесь навѣщать меня.
   Артуръ взялъ его руку, она была влажна и совершенно безсильна. Маіоръ имѣлъ теперь видъ очень дряхлаго старика, словно споръ и пораженіе сразу состарили его на много лѣтъ.
   Весь слѣдующій день онъ лежалъ въ постели и отказался видѣть своего племянника, когда тотъ пришелъ его навѣстить.
   

ГЛАВА XXXIV,
въ которой развязка приближается.

   Накинувъ на себя шлафрокъ, Артуръ на слѣдующее утро отправился, по своему обыкновенію, въ квартиру Баррингтона для того, чтобы разсказать своему другу о результатѣ вчерашней бесѣды съ дядей и спросить у него совѣта. Но единственное живое существо, которое Артуръ нашелъ въ квартирѣ, была Фланаганъ. Джорджъ взялъ чемоданъ и уѣхалъ къ своему брату въ Суффолькъ. На столѣ лежали пакеты, оставленные имъ для газетъ и журналовъ, для которыхъ онъ работалъ.
   -- Они сидѣли за столомъ и писали, когда я пришла, -- сказала Фланаганъ.-- Одна свѣчка уже со всѣмъ догорѣла. Всю ночь, должно быть, не ложились.
   Дѣйствительно, когда шумъ клубной залы сдѣлался для него невыносимымъ, Джорджъ пошелъ домой и провелъ всю ночь за работой, стараясь дописать начатыя имъ разныя статьи. Когда онъ кончилъ ихъ, ночь прошла, и позднее ноябрьское утро глядѣло къ нему въ окно. Очень можетъ быть, что многіе изъ насъ читали соотвѣтственные номера газеты или журнала, восхищались силою его таланта, разнообразіемъ его сравненій, ѣдкостью сатиры и глубиною мысли. Но въ нихъ не было и слѣда другихъ мыслей, которыя всегда занимали его, не покидая и за работой. Только болѣе меланхолическій тонъ, болѣе ѣдкая, нетерпѣливая сатира въ произведеніяхъ этого періода его жизни, быть можетъ, бросились въ глаза тѣмъ немногимъ лицамъ, которымъ былъ знакомъ его слогъ и его имя. Какъ мы уже выше говорили, если бы можно было знать на ряду съ мыслями автора и его чувства, какъ интересны были бы книги,-- гораздо болѣе интересны, чѣмъ забавны. Я думаю, что лицо паяца за его маской всегда серьезно, если не грустно. Пусть тотъ, кто живетъ своимъ перомъ и прочитаетъ эти строки, припомнитъ свой собственный опытъ, долгіе часы своего уединенія и труда. Пусть онъ припомнитъ, какъ неотлучная забота сидѣла рядомъ съ нимъ за столомъ: быть можетъ, въ сосѣдней комнатѣ лежалъ больной; быть можетъ, тамъ метался въ жару; его ребенокъ, а жена со страхомъ и молитвой сидѣла около него; или, быть можетъ, его постигло тяжкое горе, и пелена заслоняла передъ его глазами бумагу, на которой онъ писалъ; и все же неумолимая необходимость гнала перо. Кому изъ насъ незнакомы такія ночи и такіе часы? но какъ ни велики эти страданія, мужественное сердце можетъ ихъ перенести; какъ ни длинна ночь, но въ концѣ концовъ приходитъ разсвѣтъ, раны заживаютъ, жаръ спадаетъ, является отдыхъ, и вы далеко не съ горькимъ чувствомъ оглядываетесь назадъ на минувшія бѣды.
   Двѣ или три книги, присланныя для отзыва, клочки разорванной рукописи, открытые ящики, чернильница и перья, едва замѣтные слѣды чернилъ на промокательной бумагѣ, кусочки сургуча, -- вотъ все, что свидѣтельствовало о пребываніи Баррингтона; и Пенъ, бросившись въ пустое кресло Джорджа, по своему обыкновенію и противъ своей воли, замѣчалъ все это. На книжной полкѣ, ближайшей къ старому Платону съ гербомъ коллегіи св. Бонифація, не доставало книги въ томъ мѣстѣ, гдѣ всегда стояла Библія Елены. "Онъ взялъ ее съ собой", -- подумалъ Пенъ. Пенъ зналъ, почему уѣхалъ его другъ. Милый, милый Джорджъ! Пенъ провелъ рукой по глазамъ. "Насколько умнѣе, насколько лучше, насколько благороднѣе онъ, нежели я, -- думалъ Пенъ.-- Гдѣ найти такого друга, такое честное сердце? Гдѣ я услышу такой привѣтливый голосъ и добрый смѣхъ? Гдѣ я увижу такого истиннаго джентльмена? Не удивительно, если она любила его. Что такое я, въ сравненіи съ нимъ? Развѣ она могла не полюбить его? До конца нашихъ дней мы будемъ ей братьями, потому что такъ разсудила судьба. Мы будемъ ея рыцарями, будемъ вѣрно служить ей, а когда состаримся, скажемъ, какъ мы любили ее. Милый, милый Джорджъ!"
   Когда Пенъ возвращался къ себѣ, его взоръ упалъ на ящикъ для писемъ, на который онъ прежде не обратилъ вниманія. Въ немъ лежало маленькое письмо, адресованное: "А. П. эскв." Пенъ тотчасъ узналъ почеркъ Баррингтона. Вѣроятно, Джорджъ опустилъ это передъ своимъ отъѣздомъ.
   "Дорогой Пенъ! Когда ты проснешься, я уже буду далеко. Я предполагаю провести Рождество въ Суфф. или гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ.
   "Я имѣю особое мнѣніе о послѣдствіяхъ того событія, о которомъ мы вчера говорили на Дж.-Стритѣ, и считаю свое присутствіе de trop. Vale.

Д. Б.

   "Передай мой искренній привѣтъ своей кузинѣ".
   Итакъ, Джорджъ уѣхалъ, и въ его пустой квартирѣ безконтрольно царила прачка Фланаганъ.
   Въ этотъ день Пенъ, разумѣется, счелъ своимъ долгомъ навѣстить дядю, но не былъ принятъ имъ. Тогда онъ зашелъ въ помѣщеніе леди Рокминстеръ, которая тотчасъ же спросила о "Синей бородѣ" и настаивала, чтобы онъ пришелъ къ обѣду.
   -- Синяя борода уѣхалъ,-- отвѣтилъ Пенъ и, вынувъ изъ кармана записку Баррингтона, подалъ ее Лаурѣ.
   Лаура пробѣжала ее и затѣмъ, не глядя на Пена, возвратила ее назадъ и вышла изъ комнаты. Пенъ разразился передъ леди Рокминстеръ краснорѣчивыми похвалами милому, дорогому Джорджу, не мало удививъ почтенную даму своимъ энтузіазмомъ. Она никогда не слышала отъ него такихъ горячихъ похвалъ кому бы то ни было и, съ обычною откровенностью, объявила ему, что до сихъ поръ не считала его способнымъ на такую привязанность.
   Проходя однажды черезъ Ватерлооскую площадь по направленію къ гостинницѣ, гдѣ жила Лаура, и куда его ежедневно призывалъ долгъ почтительнаго племянника, онъ столкнулся съ своимъ старымъ знакомымъ, который выходилъ изъ дверей знаменитаго магазина гг. Финти и Флюшки въ сопровожденіи любезнаго лавочника, провожавшаго его до кареты со сверткомъ въ рукахъ. Джентльменъ былъ въ глубокомъ траурѣ; карета, кучеръ, лошадь -- все было въ траурѣ. Экипажъ и маленькій джентльменъ, его собственникъ, олицетворяли собою скорбь въ хорошемъ финансовомъ положеніи, смягчаемую нѣжными рессорами и подушками.
   -- Ба! Фокеръ!-- закричалъ Пенъ (читатель тоже, безъ сомнѣнія, узналъ стараго товарища Артура) и протянулъ руку наслѣднику блаженной памяти Джона Генри Фокера, Эсквайра, собственника Логвуда и другихъ домовъ, главнаго пайщика большой пивоварни Фокеръ и Ко.
   Въ отвѣтъ на привѣтствіе Артура протянулась маленькая ручка, затянутая въ траурную перчатку, мрачный цвѣтъ которой еще болѣе оттѣнялся бѣлоснѣжнымъ обшлагомъ трехдюймовой ширины. Другая ручка держала маленькую сафьянную коробку, въ которой, нѣтъ сомнѣнія, заключалось нѣчто драгоцѣнное, только что пріобрѣтенное м-ромъ Фокеромъ у гг. Финти и Флюшки. Проницательные глаза и сатирическое чутье Пена тотчасъ подсказали ему, чѣмъ былъ занятъ м-ръ Фокеръ, и онъ невольно вспомнилъ стихотвореніе Горація о наслѣдникѣ, расточающемъ вино изъ бочекъ своего отца, и подумалъ, что человѣческая природа почти одинакова на Регентской улицѣ и на Via Сасга.
   -- Le Roi est mort, vive le Roi!-- сказалъ Артуръ.
   -- А, да!-- отвѣтилъ тотъ.-- Благодарю... весьма обязанъ. Какъ поживаешь, Пенъ?.. Я страшно занятъ... прощай!-- и онъ прыгнулъ въ экипажъ и усѣлся, точно маленькая черная забота за плечами чернаго кучера. При видѣ Пена онъ сильно покраснѣлъ и вообще обнаружилъ признаки смущенія и боязни, которыя Пенъ объяснилъ новизной его положенія.
   -- Да, таковъ общій удѣлъ,-- разсуждалъ Пенъ.-- Могильная земля насыпается надъ Гарри Четвертымъ, и Гарри Пятый воцаряется на его мѣстѣ. Старые министры пивоварни преклоняютъ передъ нимъ свои колѣна и повергаютъ къ его стопамъ свои книги; его подданные, чернорабочіе, бросаютъ вверхъ шапки и кричать "ура".
   -- Между отцомъ и сыномъ съ самаго начала стоялъ слишкомъ крупный выигрышъ для того, чтобы они могли сильно любить другъ друга. Пока одинъ человѣкъ мѣшаетъ другому получать двадцать тысячъ въ годъ, младшаго всегда будетъ мучить нетерпѣливая жажда короны и пробуждать въ немъ мысль о скорѣйшемъ обладаніи ею. Слава Богу, что никакіе денежные разсчеты не существовали между мною и мамой, Лаура.
   -- Ихъ не могло быть. Ты отвергъ бы ихъ съ презрѣніемъ!-- воскликнула Лаура.-- Къ чему приписывать себѣ недостатки, которыхъ ты не имѣешь? Къ чему хотя бы даже на минуту допускать мысль, что въ твоей душѣ можетъ быть мѣсто для такой... такой ужасной низости? Ахъ, Артуръ, ты заставляешь меня краснѣть за тебя! Ты заставляешь меня...-- и ея глаза, къ которымъ она поднесла платокъ, докончили фразу.
   -- Есть истины, которыхъ женщины никогда не хотятъ признать, сказалъ Пенъ.-- Ваша скромность отворачивается отъ нихъ. Я не говорю, что я способенъ на такое чувство, я только радуюсь, что у меня не было искушенія. Что же дурного въ такомъ сознаніи своей слабости?
   -- Мы всѣ учились молиться объ избавленіи насъ отъ искушенія, Артуръ,-- тихо молвила Лаура.-- Я рада, что ты былъ избавленъ отъ такого ужаснаго грѣха, но мнѣ грустно, что ты могъ когда-нибудь совершить его. Нѣтъ, ты не могъ, и ты самъ знаешь это. Ты -- великодушенъ и добръ, ты неспособенъ къ низкимъ поступкамъ. Ты берешь Бланшъ безъ денегъ, безъ матеріальныхъ выгодъ. Ты не способенъ продать себя. Я всегда думала это, и не ошиблась. Зачѣмъ же предаваться такому скептицизму, Артуръ? Зачѣмъ сомнѣваться въ своемъ сердцѣ и насмѣхаться надъ нимъ? Ахъ, Артуръ, если бы ты зналъ, какъ ты меня этимъ заставляешь страдать! Я лежу по ночамъ и думаю о твоихъ жестокихъ словахъ, и мнѣ больно, что ты это говоришь, что ты это думаешь.
   -- Развѣ тебѣ много приходится думать обо мнѣ, Лаура? Я заставляю тебя плакать?-- спросилъ Артуръ, и въ отвѣтъ глаза ея засіяли свѣтомъ чистой любви. Небесная улыбка, взглядъ, горѣвшій нѣжностью, сочувствіемъ, состраданіемъ освѣтилъ ея лицо. Артуръ съ восторженнымъ благоговѣніемъ смотрѣлъ на нее.
   -- Я... я не знаю,-- молвилъ онъ, -- чѣмъ я заслужилъ такую преданность двухъ женщинъ. Это все равно, что незаслуженная похвала, Лаура, или, слишкомъ большое счастье, которое невольно пугаетъ... или, если хочешь, отвѣтственный постъ, для котораго человѣкъ не чувствуетъ себя пригоднымъ. Ахъ, дорогая сестра, какъ слабы и порочны мы, какъ безупречны и исполнены вѣрности и любви -- женщины! Я думаю, что для нѣкоторыхъ изъ васъ не существуетъ грѣха,-- продолжалъ онъ, глядя на нее почти съ отеческимъ восхищеніемъ.-- Вы не можете не питать возвышенныхъ мыслей, не можете не совершать хорошихъ поступковъ. Вы ихъ носите съ собою, какъ цвѣты.
   -- И что дальше, сэръ?-- спросила Лаура.-- Я вижу, какъ насмѣшки крадется на твое лицо. Ну, говори! Что такое прогоняетъ всѣ эти добрыя мысли?
   -- Насмѣшка? Неужели? Я думалъ о томъ, что природа поступила очень хорошо, сдѣлавъ васъ такими добрыми и любящими, но...
   -- Но что? Опять это ужасное "но"? Почему ты не можешь обойтись безъ этого "но"?
   -- "Но" приходитъ, не спрашивая насъ. "Но" -- это размышленіе. "Но" -- это демонъ скептика, съ которымъ у него заключенъ договоръ. Всякій разъ какъ скептикъ забываетъ о немъ и предается счастливымъ мечтамъ, или строитъ воздушные замки, или слушаетъ пріятную музыку, колокольный звонъ,-- "Но" стучится у дверей и говоритъ: хозяинъ, я здѣсь. Вы мнѣ хозяинъ, но и я вамъ также. Куда бы вы ни пошли, вы не можете оставить меня. Я буду шептать вамъ, когда вы стоите на колѣняхъ въ церкви. Я буду стоять у вашего брачнаго ложа. Я буду сидѣть за столомъ съ вашими дѣтьми. Я буду за занавѣской вашего смертнаго одра. Вотъ что такое "но".
   -- Пенъ, ты пугаешь меня,-- сказала Лаура -- Знаешь-ли ты, что такое сказало мнѣ это "но", придя ко мнѣ въ ту минуту, когда я смотрѣлъ на тебя? Оно сказало: Еслибы у этой дѣвушки было столько же ума, сколько любви, она бы тебя не любила. Если бы она знала тебя такимъ, каковъ ты есть -- гнуснымъ эгоистомъ, котораго "ты" знаешь, то она покинула бы тебя и отказала бы тебѣ въ любви и сочувствіи. Вѣдь я ужь сказалъ,-- нѣжно прибавилъ онъ,-- что нѣкоторыя изъ васъ не способны грѣшить. Любовь знакома вамъ, но знаніе зла вамъ не дано.
   -- О чемъ это вы толкуете здѣсь, молодые люди?-- спросила леди Рокминстеръ, которая въ эту минуту вошла въ комнату. Она уже! исполнила въ таинственномъ уединеніи своей уборной сложную процедуру туалета, безъ котораго она никогда не появлялась въ обществѣ.-- М-ръ Пенденнисъ, вы что-то зачастили сюда.
   -- Здѣсь очень пріятно, -- отвѣчалъ Артуръ.-- Когда вы вошли, мы толковали о моемъ другѣ, Фокерѣ, котораго я только что встрѣтилъ и который, какъ вамъ извѣстно, наслѣдовалъ царство своего отца.
   -- У него очень хорошее состояніе: онъ имѣетъ пятнадцать тысячъ въ годъ. Это мой кузенъ. Очень милый молодой человѣкъ, онъ долженъ бывать у меня.-- При этомъ леди Рокминстеръ взглянула на Лауру.
   -- Онъ уже много лѣтъ обрученъ съ своей кузиной, сударыня!
   -- Леди Анна -- глупая дѣвченка, -- отвѣтила леди Рокминстеръ,-- я положительно ее терпѣть не могу. Она пренебрегаетъ всякими приличіями, она разбила сердце своего отца и выбросила за окно пятнадцать тысячъ годового дохода.
   -- Выбросила? что вы хотите этимъ сказать?-- спросилъ Пенъ.
   -- Не сегодня, завтра объ этомъ всѣ будутъ говорить, и я не вижу теперь надобности держать это въ тайнѣ,-- сказала леди Рокминстеръ, которая уже успѣла написать и получить съ дюжину писемъ по этому поводу.-- Я получила вчера письмо отъ дочери, которая была въ Друммингтонѣ, пока всѣмъ не пришлось уѣхать оттуда вслѣдствіе ужасной катастрофы, разыгравшейся тамъ. Когда м-ръ Фокеръ пріѣхалъ изъ Ниццы и похоронилъ отца, леди Анна упала на колѣни передъ отцомъ и заявила, что она не можетъ выйти замужъ за своего кузена, что она любитъ другого и скорѣе умретъ, чѣмъ откажется отъ него. Бѣдный лордъ Рошервиль, котораго это поразило, какъ громомъ, разсказалъ дочери, въ какомъ положеніи его дѣла, и старался дать ей понять, что этотъ бракъ неизбѣженъ. Однимъ словомъ, мы всѣ были увѣрены, что она послушается голоса разсудка и исполнитъ желаніе семьи. Но представьте себѣ, что случилось? Въ прошлый вторникъ она ушла утромъ вмѣстѣ съ своей служанкой и обвѣнчалась въ ихъ же церкви въ Друммингтонѣ съ м-ромъ Гобсономъ, капелланомъ ея отца и гувернеромъ ея брата, какимъ-то рыжимъ вдовцемъ съ двумя дѣтьми. Бѣдный Рошервиль страшно убитъ. Онъ хочетъ, чтобы Гарри Фокеръ женился на Алисѣ или Варварѣ; но Алиса -- рябая, а Варвара -- на десять лѣтъ старше его. Притомъ же теперь молодой человѣкъ, конечно, самъ располагаетъ собою и ужь не будетъ никого спрашивать. Леди Агнеса ужасно потрясена смертью мужа. Она неутѣшна. Ей осталось только ея приданое и домъ на Гросвенорской площади въ пожизненное владѣніе. Вы знакомы съ ней? Ахъ, да, она обѣдала однажды у леди Клеврингъ. Въ тотъ день я въ первый разъ увидѣла васъ и даже подумала, какой вы непріятный человѣкъ. Но я васъ передѣлала. Вѣдь мы его передѣлали, не правда-ли, Лаура? А гдѣ же Синяя борода, отчего онъ не показывается? Этотъ ужасный Гриндли, дантистъ, продержитъ меня въ городѣ еще цѣлую недѣлю.
   Послѣднія слова леди Рокминстеръ Артуръ пропустилъ мимо ушей. Онъ задумался о томъ, для кого Фокеръ могъ покупать у ювелира бездѣлушки. Почему Гарри такъ смутился при видѣ его? Неужели онъ остался вѣренъ той привязанности, которая его такъ потрясла и заставила уѣхать въ изгнаніе полгода тому назадъ. Нѣтъ, эти подарки предназначены, вѣроятно, для старинныхъ пріятельницъ Фокера изъ оперы и французскаго театра. До курительныхъ комнатъ клубовъ доходили изъ Неаполя и Парижа слухи, что молодой человѣкъ нашелъ утѣшеніе, и можетъ быть, встрѣтивъ препятствіе для своей безпорочной любви, вернулся къ своимъ прежнимъ пріятелямъ и забавамъ. Не онъ первый, котораго общество толкаетъ къ дурному и удерживаетъ отъ хорошаго; онъ не первая жертва жестокихъ законовъ свѣта.
   Такъ какъ хорошій поступокъ бываетъ тѣмъ лучше, чѣмъ раньше онъ совершается, то Лаура настаивала на томъ, чтобы свадебный планъ Пена, какъ можно скорѣе былъ приведенъ въ исполненіе, и съ какимъ-то лихорадочнымъ нетерпѣніемъ торопила его. Почему она не могла ждать? Для Пена было безразлично, но Лаура не хотѣла слышать о промедленіи. Она писала Пену, она умоляла Пена, она прибѣгала ко всякимъ средствамъ, чтобы ускорить дѣло. Казалось, будто она не успокоится до тѣхъ поръ, пока счастье Артура не будетъ полнымъ.
   Она сама назвалась къ Бланшъ въ гости на то время, когда леди Рокминстеръ отправится къ царствующему дому рода Рокминстеровъ. Старая вдова ворчала, просила, приказывала, но Лаура была глуха и неумолима: она должна поѣхать въ Тенбриджъ, она поѣдетъ въ Тенбриджъ; она, у которой обыкновенно не было своихъ желаній, которая съ улыбкой подчинялась всевозможнымъ прихотямъ и капризамъ другихъ, въ этомъ случаѣ обнаружила самую упорную и эгоистическую рѣшимость. Пусть вдова сама ухаживаетъ за собой въ припадкахъ ревматизма, пусть она сама читаетъ себѣ передъ сномъ, если не можетъ слушать горничную, которая читаетъ хриплымъ голосомъ и портитъ самыя трогательныя страницы романовъ,-- Лаура же поѣдетъ къ своей новой сестрѣ. На слѣдующую недѣлю послѣ описанныхъ происшествій она написала дорогой Бланшъ о своемъ желаніи пріѣхать къ ней погостить.
   Въ отвѣтъ на письмо дорогой Лауры за No 1 дорогая Бланшъ выразила свое крайнее восхищеніе при мысли увидѣться съ сестрой. Какъ очаровательно будетъ повторить ихъ старые дуэты, бродить по зеленымъ тропамъ и среди желтѣющихъ листьевъ Тенбриджскихъ лѣсовъ. Бланшъ считала часы до того момента, когда она обниметъ свою дорогую сестру.
   Лаура въ No 2 выразила свое удовольствіе по поводу милаго отвѣта дорогой Бланшъ. Она надѣялась, что ихъ дружба никогда не уменьшится, что довѣріе между ними съ каждымъ днемъ будетъ увеличиваться, что у нихъ не будетъ другъ отъ друга никакихъ секретовъ, и что цѣлью жизни каждой изъ нихъ будетъ счастье извѣстнаго лица.
   Письмо Бланшъ No 2 послѣдовало черезъ два дня: какъ досадно, что ихъ домъ такъ малъ, а двѣ лишнихъ комнаты заняты этой ужасной миссъ Плантеръ и ея матерью, которая вздумала къ тому же заболѣть (она всегда болѣетъ на дачѣ) и не можетъ, или не хочетъ, скоро уѣхать.
   Лаура въ No 3: Это дѣйствительно досадно; Л. надѣялась въ пятницу услышать одну изъ прелестныхъ пѣсенъ дорогой Б. Но она примиряется съ необходимостью ждать, потому что леди Р. не совсѣмъ здорова и любитъ, когда Л. за ней ухаживаетъ. Бѣдный маіоръ Пенденнисъ также нездоровъ, онъ лежитъ въ той же гостинницѣ; онъ такъ боленъ, что не можетъ даже видѣть Артура, который ежедневно заходитъ къ нему. Сердце Артура полно нѣжности и любви. Она знаетъ Артура много лѣтъ, и отвѣчаетъ -- отвѣчаетъ даже курсивомъ -- за его любовь, доброту и мягкость.
   Письмо Бланшъ No 3 требуетъ объясненія. Лучшаго объясненія не нужно, какъ привести это странное и загадочное письмо Артура Пенденниса.
   

ГЛАВА XXXV.
М-ръ и м-ссъ Сэмъ Гекстеръ.

   "Милая Бланшъ!-- писалъ Артуръ.-- Вы всегда говорите и мечтаете о хорошенькихъ драмахъ и увлекательныхъ романахъ въ дѣйствительной жизни. Хотите-ли вы теперь играть роль въ одномъ изъ такихъ романовъ? Но не ту пріятную роль, дорогая Бланшъ, гдѣ героиня вступаетъ во владѣніе дворцомъ и богатствомъ своего отца и, представляя своего счастливаго мужа бѣднымъ слугамъ и вѣрнымъ вассаламъ, говоритъ: "Все это мое и твое". Нѣтъ, иную роль, роль несчастной женщины, которая неожиданно открываетъ, что она жена не принца, а Клода Мельнотта, нищаго, что она жена Альнасхара,-- та самая, которая входитъ въ ту минуту, когда ея мужъ повалилъ на полъ подносъ съ фарфоровой посудой, долженствующій составить ему состояніе. Впрочемъ, Альнасхаръ, который разбилъ фарфоровую посуду, не былъ женатъ, онъ только остановилъ свой взоръ на дочери визиря, но его надежда разбилась вмѣстѣ съ фарфоровыми чашками.
   "Хотите-ли вы быть дочерью визиря и съ презрительнымъ смѣхомъ отвергнуть Альнасхара, или же вы хотите быть госпожею Ліонъ и любить нищаго Клода Мельнотта. Роль послѣдняго я беру на себя. Я отцамъ вамъ за то всю свою любовь. Я постараюсь сдѣлать вашу скромную жизнь счастливой. Да, она будетъ скромной, по крайней мѣрѣ, на иное трудно разсчитывать. Мы будемъ жить и умремъ, какъ обыкновенные, бѣдные, прозаическіе люди. У героя нашего романа не будетъ ни звѣздъ, ни эполетъ. Я напишу еще одинъ-два романа, которые скоро будутъ забыты. Я займусь адвокатурой и постараюсь пробиться въ ней впередъ; быть можетъ, когда-нибудь, если мнѣ повезетъ, и я буду сильно работать (что невѣроятно), я получу назначеніе въ колоніи, и вы сдѣлаетесь женой индійскаго судьи. іѣмъ временемъ я куплю "Пель-Мелльскую" газету -- издатели очень тяготятся ею послѣ смерти бѣднаго Шандона и продадутъ ее за безцѣнокъ. Баррингтонъ будетъ моей правой рукой, и его статьи поднимутъ газету до значительнаго числа подписчиковъ. Я познакомлю васъ съ помощникомъ редактора, м-ромъ Финуканомъ, и знаю, кто въ концѣ концовъ, будетъ м-ссъ Финуканъ -- кроткое, милое созданіе, тихо прожившее свою печальную жизнь,-- однимъ словомъ, мы будемъ пробиваться, надѣяться на лучшія времена и заработывать себѣ пропитаніе честнымъ трудомъ. Вамъ будетъ предоставлено посѣщать оперные спектакли, завѣдывать великосвѣтской хроникой и разбивать свое маленькое сердце въ "Уголкѣ поэта". Гдѣ вы хотите поселиться? Надъ редакціей, въ Стрендѣ -- тамъ есть четыре премиленькія комнатки, кухня и чердакъ для Лауры? Или вы предпочитаете жить за Темзой -- тамъ очень хорошо, но на мосту каждый разъ приходится сторожу платить полпенни. Дѣтишки будутъ безплатно посѣщать колледжъ, хорошо? Вамъ кажется все это шуткой?
   "Ахъ, дорогая Бланшъ, это не шутка; я въ здравомъ умѣ и говорю вамъ правду. Наши прекрасныя грезы на яву рушились. Наша карета умчалась изъ вида, какъ у Сандрильоны. Нашъ аристократическій домъ развѣялся въ воздухѣ подъ дыханіемъ злобнаго генія, и я теперь такъ же мало членъ парламента, какъ я -- епископъ, засѣдающій въ палатѣ лордовъ, или герцогъ съ орденомъ Подвязки на колѣнѣ. Вы знаете хорошо мои средства и ваше собственное маленькое состояніе. Этого будетъ для насъ достаточно, чтобы жить скромно, не нуждаясь: взять по временамъ извозчика, когда мы отправимся къ своимъ друзьямъ, и не отказывать себѣ въ омнибусѣ, когда почувствуемъ усталость. Но и только. Довольно-ли этого для васъ, моя маленькая красавица? Подчасъ я сомнѣваюсь, перенесете-ли вы такую жизнь, какую я предлагаю вамъ. Во всякомъ случаѣ, я считаю долгомъ предупредить васъ, какова она будетъ. Если вы скажете: "Да, Артуръ, я послѣдую за тобой, какова бы ни была твоя судьба, и буду для тебя преданной и любящей женой!" тогда придите ко мнѣ, дорогая Бланшъ, и да поможетъ мнѣ Богъ исполнить свой долгъ по отношенію къ вамъ. Если нѣтъ, если вы стремитесь къ болѣе высокому положенію то я не стану вамъ на дорогѣ, я отойду къ толпѣ и стану глядѣть, когда вы будете ѣздить ко Двору и, можетъ быть, пошлете мнѣ улыбку изъ окна своей кареты. Въ прошлый сезонъ я видѣлъ леди Мирабель. Счастливый супругъ, сидѣвшій рядомъ съ ней, блисталъ звѣздами и лентами; всѣ цвѣты, какіе есть въ саду, красовались на груди кучера. Что вы желаете получить: карету и цвѣты, или ходить пѣшкомъ и штопать чулки вашего мужа?
   "Я не могу теперь вамъ сказать, быть можетъ, я сдѣлаю это послѣ, если настанетъ тотъ день, когда мы не будемъ имѣть другъ отъ друга никакихъ секретовъ,-- что заставило меня за эти немногіе часы измѣнить всѣ мои жизненные планы. Знайте только, что я узналъ нѣчто, принуждающее меня отказаться отъ своихъ будущихъ видовъ и отъ многихъ тщеславныхъ и честолюбивыхъ надеждъ, которымъ я предавался. Только что я написалъ сэру Фрэнсису Клеврингу, сообщая ему, что не могу принять его мѣста въ парламентѣ раньше, чѣмъ состоится нашъ бракъ. Точно такъ же я не могу и не хочу взять за вами больше приданаго, чѣмъ до сихъ поръ принадлежало вамъ послѣ смерти вашего дяди и рожденія вашего своднаго брата. Ваша добрая матушка также не подозрѣваетъ -- и надѣюсь, что никогда не будетъ подозрѣвать -- тѣхъ причинъ, которыя побудили меня къ этому странному рѣшенію. Эти причины зависятъ отъ одного печальнаго обстоятельства, котораго никому изъ насъ нельзя поставить въ вину; но это обстоятельство столь непоправимо и неизбѣжно, какъ и тотъ толчекъ, который опрокинулъ по суду честнаго Альнасхара и безвозвратно разрушилъ всѣ его надежды. Какъ видите, я пишу объ этомъ въ довольно веселомъ тонѣ, потому что безполезно оплакивать то, что непоправимо Мы не получимъ большого выигрыша въ лоттереѣ, милая Бланшъ, но если вы имъ будете довольны, то и я больше ничего не желаю и, повторяю вамъ отъ чистаго сердца, я сдѣлаю все возможное, чтобы доставить вамъ счастье.
   "Ну, а теперь какія новости сообщить вамъ? Мой дядя очень нездоровъ и съ сильнымъ гнѣвомъ узналъ о моемъ отказѣ отъ парламентскаго мѣста, вѣдь этотъ планъ былъ созданъ имъ, бѣднымъ старикомъ, и потому ему простительно оплакивать эту неудачу. Но Баррингтонъ, Лаура и я держали военный совѣтъ. Они знаютъ эту ужасную тайну и поддерживаютъ меня въ моемъ рѣшеніи. Вы должны любить Джорджа, потому что вы любите благородство, честность и великодушіе. Что же касается Лауры, то она должна быть нашей сестрой, Бланшъ, -- нашей святыней, нашимъ добрымъ ангеломъ. Съ такими двумя друзьями мы можемъ не заботиться объ окружающемъ мірѣ и о томъ, кто избранъ депутатомъ отъ Клевринга, кто приглашенъ, или не приглашенъ на великосвѣтскій балъ".
   Въ отвѣтъ на это откровенное сообщеніе Бланшъ написала одно письмо Лаурѣ и одно самому Пену. "Васъ испортилъ свѣтъ, -- писала она,-- вы не любите вашей бѣдной Бланшъ такъ, какъ ей этого хотѣлось бы, въ противномъ случаѣ вы не говорили бы такъ легко о разлукѣ съ нею. Да, Артуръ, вы меня не любите. Какъ человѣкъ свѣта, вы дали мнѣ слово и готовы сдержать его, но гдѣ же беззавѣтная преданность, полная, вѣчная любовь,-- гдѣ она, гдѣ эта греза моей молодости? Я для васъ только часть вашей жизни, тогда какъ я желала быть всею! Я только мимолетная мысль, тогда какъ я желала быть вашей душой. Я хотѣла слить наши сердца въ одно, но ахъ!-- Артуръ, какъ недоступно ваше сердце! Ка: кую малую частичку его вы даете мнѣ! Вы говорите о разлукѣ съ улыбкой на устахъ, о нашемъ свиданіи -- и не пытаетесь ускоритьего! Неужели наша жизнь есть только разочарованіе, и ея цвѣты такъ скоро вянутъ? Я плакала, я молилась, я проводила безсонные часы, я проливала горькія -- горькія слезы надъ вашимъ письмомъ! Я принесла вамъ всю поэзію моей жизни, порывы души, которая ищетъ любви, которая жаждетъ любви, любви и только любви, которая падаетъ къ вашимъ ногамъ и молитъ: "люби меня, Артуръ!" И ваше сердце не бьется сильнѣе при этомъ воплѣ, вашъ взоръ не заволакивается слезою состраданія, сокровища моей души вы принимаете равнодушно, какъ мелкую игрушку, а не какъ перлы изъ бездонной глубины привязанности, не какъ брилліанты изъ розсыпей сердца. Вы обращаетесь со мною, какъ съ рабой, и приказываете мнѣ преклоняться передъ своимъ господиномъ! Такова награда за мою любовь, такова отплата за то, что я отдала вамъ свою жизнь? Впрочемъ, когда же бываетъ иначе? Когда любовь не встрѣчаетъ разочарованія? Какъ могла я (безразсудная!) надѣяться быть исключеніемъ изъ общаго жребія и склонить свой пылающій лобъ на грудь, которая можетъ меня понять? Безумная! Одинъ за другимъ увяли всѣ цвѣты моей жизни, и этотъ, послѣдній, самый дорогой, нѣжный, безумно любимый и лелѣемый гдѣ онъ? Но довольно. Не обращайте вниманія на мое кровью обливающееся сердце. Благословляю васъ, вѣчно благословляю васъ, Артуръ!
   "Напишу вамъ подробно, когда приду въ себя. Мой истерзанный мозгъ отказывается мыслить. Я хочу видѣть Лауру! Надѣюсь, что она пріѣдетъ къ намъ, какъ только мы возвратимся изъ деревни. И вы также, холодный! Б".
   Все это было написано чистымъ и отчетливымъ почеркомъ Бланшъ на раздушенной бумагѣ. Но смыслъ этого произведенія немало озадачилъ Пена. Принимаетъ-ли Бланшъ его предложеніе, или нѣтъ? Значатъ-ли эти фразы и восклицательные знаки, что Пенъ не любитъ ее, и она возвращаетъ ему слово, или что она беретъ его и приноситъ себя ему въ жертву, несмотря на его холодность? Онъ сардонически засмѣялся при мысли объ этомъ письмѣ и тѣхъ обстоятельствахъ, которыя вызвали его. Онъ засмѣялся при мысли о томъ, что судьба одурачила его, что онъ заслужилъ это. Онъ вертѣлъ въ своихъ рукахъ эту раздушенную золотообрѣзную загадку. Она забавляла его, точно какая-то смѣшная исторія.
   Онъ сидѣлъ такимъ образомъ, вертя письмо въ рукѣ и мрачно иронизируя надъ самимъ собою, когда слуга подалъ ему карточку джентльмена, желавшаго говорить съ нимъ по личному дѣлу. Если бы Пенъ выглянулъ въ корридоръ, онъ увидѣлъ бы своего стараго знакомаго Самюэля Гекстера, который съ волненіемъ ожидалъ пріема, посасывая набалдашникъ своей палки и вращая бѣлками глазъ.
   -- М-ръ Гекстеръ, по личному дѣлу?-- повторилъ Пенъ.-- Проси!
   -- Прошу садиться, м-ръ Гекстеръ, -- величественно сказалъ Пенъ, когда смущенный Сэмъ явился въ комнату.-- Чѣмъ могу служить вамъ?
   -- Я бы не желалъ говорить передъ этимъ... того... слугой.
   Слуга удалился.
   -- Я съ покорнѣйшей просьбой, м-ръ Пенденнисъ.
   -- Въ чемъ дѣло?
   -- Она послала меня къ вамъ.
   -- Какъ? Фанни? Какъ она поживаетъ? Я собирался навѣстить ее, но очень занятъ со времени возвращенія въ Лондонъ.
   -- Я слыхалъ о васъ отъ своего старика и отъ Джека Гобнелля,-- заявилъ Гекстеръ.-- Поздравляю васъ, м-ръ Пенденнисъ, и съ мѣстечкомъ и съ леди, сэръ. Фанни тоже поздравляетъ васъ,-- прибавилъ онъ, слегка краснѣя.
   -- Улита ѣдетъ -- когда-то будетъ! Кто знаетъ, что еще можетъ случиться, м-ръ Гекстеръ, и кто будетъ депутатомъ отъ Клевринга въ слѣдующую сессію.
   -- Вы можете все сдѣлать съ моимъ старикомъ; -- продолжалъ м-ръ Гекстеръ.-- Онъ былъ очень радъ, сэръ, что вы изволили пригласить его и обезпечили за нимъ Клеврингъ-Паркъ. Гобнелль писалъ мнѣ объ этомъ. Не можете-ли вы взять на себя сообщить моему старику, м-ръ Пенденнисъ?
   -- О чемъ же?
   -- Да о томъ, что я тутъ натворилъ,-- сказалъ онъ, бросивъ на Пена особенный взглядъ.
   -- То есть, какъ это, сэръ? Вы не хотите этимъ сказать, что обидѣли чѣмъ-нибудь это милое созданіе?-- сказалъ Пенъ, вскакивая въ гнѣвѣ съ мѣста.
   -- Надѣюсь, нѣтъ, но я женился на ней. И я знаю, что теперь дома выйдетъ страшная передряга. Мы условились, что по окончаніи курса я войду съ старикомъ въ компанію, и у насъ будетъ "Гекстеръ и сынъ". Да не выгоритъ теперь это дѣло. Старикъ написалъ мнѣ, что собирается въ городъ за лекарствами. Онъ завтра будетъ здѣсь, и тогда все откроется.
   -- А когда произошло это событіе?-- спросилъ Пенъ, не очень довольный извѣстіемъ, что особа, которую онъ нѣкогда удостоилъ своимъ королевскимъ вниманіемъ, перемѣнила подданство и утѣшилась другимъ.
   -- Въ прошлый четвергъ исполнилось пять недѣль. Мы обвѣнчались черезъ два дня послѣ того, какъ миссъ Эмори была въ Пастушьемъ подворьѣ,-- отвѣтилъ Гекстеръ.
   Пенъ вспомнилъ, что въ одномъ изъ своихъ писемъ Бланшъ упоминала объ этомъ посѣщеніи.
   -- Я былъ тамъ, -- продолжалъ Гекстеръ.-- Смотрѣлъ ногу стараго Коса. Ну, да и другое дѣльце было. Тамъ я встрѣтилъ Стронга, который сказалъ мнѣ, что въ нумерахъ заболѣла женщина, и нужна, молъ, моя помощь. Это была старуха, что служитъ у миссъ Эмори, экономка, надо полагать. Съ нею сдѣлался сильнѣйшій припадокъ истерики. Она дрыгала руками и ногами такъ что мое почтеніе. Она лежала въ квартирѣ Стронга, миссъ! Эмори плакала и была блѣдна, какъ полотно, полковникъ Альтамонтъ суетился вокругъ -- ну, словомъ, столпотвореніе. Онѣ пробыли два часа, а потомъ старуху отвезли на извозчикѣ. Ей было куда хуже, чѣмъ молодой. На другой день я зашелъ на Гросвенорскую площадь, спросить, не могу-ли я быть полезенъ, но онѣ уѣхали, даже не поблагодаривъ меня. Ну, а на слѣдующій день у меня было свое дѣло,-- тоже морока порядочная,-- мрачно добавилъ онъ.-- Ну, что сдѣлано, того не воротишь.
   "Она уже около мѣсяца знаетъ это,-- подумалъ Пенъ, и его сердце сжалось отъ мучительной боли и отъ мрачнаго состраданія.-- Вотъ чѣмъ объясняется ея письмо. Она щадитъ отца, боится выдать его (тайну, но хочетъ освободить меня отъ моего слова и ищетъ предлога. Благородная дѣвушка!"
   -- Вы знаете, кто такой полковникъ Альтамонтъ, сэръ?-- спросилъ Гекстеръ послѣ паузы, во время которой Пенъ былъ занятъ своими собственными дѣлами.-- Мы съ Фанни много толковали объ этомъ; и рѣшили, что, должно быть, это первый мужъ м-ссъ Лайтфутъ объявился, а она тутъ второй разъ замужъ вышла. Лайтфутъ, кажется, жалѣть не будетъ,-- добавилъ онъ со вздохомъ, бросая на Артура свирѣпый взглядъ, потому что демонъ ревности уже терзалъ его душу, и теперь болѣе, чѣмъ когда-либо, бѣдняга подозрѣвалъ, что; сердце Фанни принадлежитъ его сопернику.
   -- Поговоримъ о вашемъ дѣлѣ,-- сказалъ Пенъ.-- Разъясните мнѣ, какъ я могу помочь вамъ, Гекстеръ. Позвольте мнѣ поздравить васъ съ женитьбой. Я очень радъ, что Фанни, это доброе, милое, очаровательное созданіе, нашла честнаго человѣка и джентльмена, который сдѣлаетъ ее счастливою. И такъ, объясните мнѣ, какимъ образомъ я могу помочь вамъ.
   -- Она думаетъ, что вы можете, сэръ, сказалъ Гекстеръ, пожимая протянутую Пеномъ руку.-- Благодарю васъ... Она думаетъ, что вы могли бы переговорить съ моимъ отцомъ и уломать его, да и мать мою, которая все величается тѣмъ, что она пасторская дочь. Фанни не изъ очень хорошей семьи, это правда, и не подходитъ къ намъ по образованію и тому подобное,-- но она теперь тоже Гекстеръ.
   -- Конечно, жена слѣдуетъ состоянію своего мужа,-- замѣтилъ Пенъ.
   -- И когда она немного потолкается въ хорошемъ обществѣ,-- продолжалъ Гекстеръ, впивая въ себя набалдашникъ своей палки,-- она будетъ не хуже всякой дѣвушки въ Клеврингѣ. Надо было бы вамъ послушать, какъ она поетъ и играетъ на фортепіано. Вы слышали? Ее училъ старый Боусъ. Если хозяинъ выгонитъ меня, то она пойдетъ на сцену; но я не хотѣлъ бы этого. Она не можетъ не кокетничать, м-ръ Пенденнисъ, она не можетъ. Да, я вамъ прямо скажу, и теперь она кокетничаетъ съ двумя или тремя изъ моихъ товарищей, которыхъ я познакомилъ съ нею. Даже Джекъ Линтонъ, котораго я всегда уважалъ,-- и тотъ оказался не лучше другихъ, и она постоянно поетъ и строитъ ему глазки. Боусъ правду говоритъ, что если въ комнатѣ будетъ двадцать человѣкъ, и одинъ не будетъ обращать на нее вниманія, то она неуспокоится, пока и онъ не будетъ покоренъ.
   -- Вамъ бы слѣдовало держать при ней ея мать,-- сказалъ Пенъ смѣясь.
   -- Мать должна быть въ привратницкой. Жена не можетъ бывать у нихъ такъ часто, какъ прежде. Это невозможно. Примите во вниманіе мое положеніе въ обществѣ,-- сказалъ Гекстеръ, поглаживая своей грязной рукой подбородокъ.
   -- Au fait,-- сказалъ Пенъ, котораго это чрезвычайно забавляло, несмотря на то, что mutatо nomine басня могла быть разсказана и о немъ.
   Они еще не кончили своей бесѣды, какъ снова послышался стукъ въ двери, и слуга доложилъ о приходѣ м-ра Боуса. Старикъ медлено вошелъ, его блѣдное лицо слегка покраснѣло, а рука дрогнула, когда онъ пожалъ руку Пена. Онъ закашлялся, вытеръ лицо своимъ клѣтчатымъ бумажнымъ платкомъ и сѣлъ на стулъ, положивъ руки на колѣни. Солнце освѣщало его лысую голову. Пень съ теплымъ участіемъ глядѣлъ на эту неуклюжую фигуру, "У этого человѣка также не мало печалей и ранъ,-- думалъ Артуръ.-- Онъ тоже положилъ свое сердце и свои дарованія къ ногамъ женщины, и она съ презрѣніемъ оттолкнула ихъ прочь. Счастье было противъ него, и выигрышъ достался вотъ этому субъекту". Послѣдній между тѣмъ подмигивалъ однимъ глазомъ на стараго Боуса и вертѣлъ въ своихъ рукахъ нѣжно любимую трость.
   -- Итакъ, мы проиграли, м-ръ Боусъ, и вотъ счастливый побѣдитель,-- сказалъ Пенъ, глядя на старика.
   -- Да, вотъ счастливый побѣдитель.
   -- Вы отъ меня?-- спросилъ Гекстеръ, который, подмигивая до сихъ на Боуса однимъ глазомъ, подмигнулъ теперь Пену другимъ, словно говоря: "Одурѣлъ старикашка, понимаете, по уши влюбленъ въ нее, бѣдняга".
   -- Да, я прямо отъ васъ. Ваша жена послала меня за вами. Она боялась, чтобы вы не сдѣлали какой-нибудь глупости, по своему обыкновенію, Гекстеръ.
   -- И кромѣ меня найдутся дураки на свѣтѣ,-- проворчалъ молодой врачъ.
   -- Маловѣроятно,-- отвѣтилъ старикъ,-- во всякомъ случаѣ немного. Да! Она послала меня за вами, такъ какъ боялась, что вы оскорбите м-ра Пена и не передадите ея порученія. Она знала, что я-то исполню ея порученіе. Она просила васъ къ себѣ. Онъ передавалъ вамъ это, сэръ?
   Гекстеръ покраснѣлъ, какъ ракъ, и старался скрыть свое смущеніе въ какихъ-то проклятіяхъ. Пенъ засмѣялся. Эта сцена какъ нельзя болѣе подходила къ его злобному настроенію.
   -- Я не сомнѣваюсь, что м-ръ Гекстеръ собирался сказать мнѣ,-- отвѣтилъ Артуръ.-- Я очень польщенъ приглашеніемъ его жены.
   -- Они живутъ въ Чартергаузъ-Ленѣ, надъ булочной, по правую руку, когда вы идете изъ улицы С. Джона,-- безжалостно продолжалъ Боусъ.-- Вы знаете Смитфильдъ, м-ръ Пенденнисъ? Ну такъ вотъ, улица С. Джона выходитъ въ Смитфильдъ. Докторъ Джонсовъ часто, бывало, ходилъ по этой улицѣ въ своихъ истоптанныхъ башмакахъ и съ связкой статей по пенни за строчку для "Gent's Magаziе". Теперь вашему брату, литераторамъ, куда лучше; вы разъѣзжаете въ кэбахъ и носите желтыя перчатки.
   -- Я знаю многихъ честныхъ и дѣльныхъ людей, которыхъ постигла неудача, и столько же обманщиковъ и шарлатановъ, которые имѣютъ успѣхъ,-- съ грустью отвѣтилъ Артуръ.-- Вы ошибаетесь. Неужели вы думаете, что жизненныя награды достаются наиболѣе достойнымъ, и успѣхъ считаете доказательствомъ заслуги. Вы должны знать, что вы не хуже меня; я никогда не оспаривалъ этого. Вы раздражены капризами судьбы и завидуете удачѣ, которая выпадаетъ на долю другихъ. Не въ первый разъ, вы несправедливо меня обвиняете, Боусъ.
   -- Быть можетъ, вы отчасти правы, сэръ,-- отвѣтилъ старикъ, вытирая свой лобъ.-- Когда задумаешься о себѣ, начинаешь роптать. Это почти со всѣми бываетъ. Вотъ кто получилъ выигрышъ въ лоттерею, вотъ счастливецъ!
   -- Я не понимаю, на что вы, собственно, намекаете,-- сказалъ Гекстеръ, который былъ крайне озадаченъ вышеприведенными замѣчаніями.
   -- Охотно вѣрю, -- сухо отвѣтилъ Боусъ.-- Ваша жена послала меня сюда, чтобы узнать, передали-ли вы ея порученіе м-ру Пенденнису. Оказывается, что вы не передали, и стало быть, она была: права. Женщины всегда правы; онѣ всегда найдутъ основаніе, для чего угодно. Да вотъ, сэръ,-- на смѣшливо продолжалъ онъ, обращаясь къ Пену,-- она нашла осіюваніе и для того порученія, съ которымъ я пришелъ. Я сидѣлъ съ ней, преспокойно бесѣдовалъ, а она чинила ваши сорочки, Гекстеръ, какъ вдругъ пришли два вашихъ товарища: Джекъ Линтонъ и Бобъ Бледзъ. Вотъ она и придумала, какъ меня услать. Да вы не спѣшите, Гекстеръ, она не соскучилась по васъ, а товарищи ваши подождутъ, не безпокойтесь.
   Но Гекстеръ, приведенный этими словами въ крайнее смущеніе, всталъ съ мѣста, сунулъ палку въ карманъ своего пальто и схватилъ шляпу -- Такъ вы будете у насъ, сэръ?-- сказалъ онъ Пену.-- Сдѣлайте милость, переговорите съ моимъ хозяиномъ, чтобы я могъ уѣхать отсюда и возвратиться въ Клеврингъ.
   -- А вы обѣщаете лечить меня даромъ, если я заболѣю въ Фэроксѣ?-- пошутилъ Пенъ.-- Я постараюсь сдѣлать все, что могу. Я немедленно зайду къ м-ссъ Гекстеръ, и мы обсудимъ, что предпринять.
   -- Я зналъ, чѣмъ услать его отсюда, сэръ,-- сказалъ Боусъ, снова садясь на стулъ, когда молодой врачъ оставилъ комнату.-- Но все это правда, сэръ,-- сущая правда. Она хочетъ васъ видѣть и посылаетъ за вами мужа. Этотъ чертенокъ со всѣми кокетничаетъ. Она кокетничаетъ съ вами, со мной, съ бѣднымъ Костиганомъ, съ молодыми студентами изъ больницы Варѳоломея,-- у нея уже цѣлый штатъ, а если никого нѣтъ, она практикуется надъ старымъ нѣмцемъ -- булочникомъ, или строитъ на улицѣ глазки трубочисту.
   -- Любитъ она мужа?-- спросилъ Пенъ
   -- Трудно судить объ этомъ,-- отвѣтилъ Боусъ.-- Да, пожалуй, она любитъ его и, забравши себѣ это въ голову, она уже не успокоилась, пока не вышла за него замужъ. Оглашеніе было сдѣлано въ церкви св. Климента, такъ чтобы никто. этого не зналъ Въ одинъ прекрасный день она украдкой ушла изъ дома и перевѣнчалась, а затѣмъ поселилась съ своимъ мужемъ, написавъ мнѣ письмо, чтобы я сообщилъ обо всемъ матери. Боже мой! Старуха это также знала, какъ и я, но притворялась, что ничего не замѣчаетъ. И вотъ ея нѣтъ, и я опять одинъ! Тяжело мнѣ, сэръ, я привыкъ, чтобы она бѣгала по нашему двору и приходила на свои уроки пѣнія. Теперь у меня духа не хватаетъ зайти въ привратницкую, которая кажется безъ нея такой пустой. И вотъ я, какъ старый дурень, прихожу къ ней и торчу тамъ у нея на квартирѣ. Она держитъ свою квартирку очень хорошо и опрятно, чинитъ сорочки и платья Гекстера, варитъ обѣдъ и поетъ за работой, какъ жаворонокъ. Что пользы сердиться? Я занялъ имъ на пропитаніе три фунта, потому что до примиренія съ родителями у него не будетъ ни гроша.
   По уходѣ Боуса, Пенъ отнесъ полученное имъ отъ Бланшъ письмо къ своему обычному совѣтнику Лаурѣ.
   Удивительно, какъ часто теперь м-ръ Артуръ, который обыкновенно не справлялся ни съ чьимъ мнѣніемъ, сталъ нуждаться въ дружескихъ совѣтахъ. Безъ Лауры онъ теперь не могъ сдѣлать ни шата; если ему нужно было выбрать себѣ жилетъ, онъ спрашивалъ миссъ Белль; если бы ему понадобилось купить лошадь, онъ и тутъ не обошелся бы безъ совѣщанія съ миссъ Белль. Всѣ эти признаки уваженія необыкновенно забавляли хитрую старую даму, съ которой жила миссъ Белль и которая питала извѣстные читателю планы относительно своей протеже.
   Артуръ показалъ письмо Бланшъ Лаурѣ и попросилъ у нея объясненія. Лаура была очень взволнована и озадачена содержаніемъ письма.
   -- Мнѣ кажется,-- сказала она,-- что Бланшъ хочетъ уклониться отъ отвѣта.
   -- И сохранить за собой возможность принять или отклонить мое предложеніе, не правда-ли?
   -- Да, боюсь, что такого рода хитрость не служитъ очень хорошимъ предзнаменованіемъ для вашего будущаго счастья и представляетъ недостойный отвѣтъ на твою откровенность и честность Но... я думаю... думаю... Ахъ, я положительно не знаю, сказать-ли то, что я думаю,-- проговорила Лаура, сильно покраснѣвъ, но, въ концѣ концовъ, разумѣется, сдалась на увѣщанія брата и высказала свою; мысль.-- Мнѣ кажется, Артуръ, что здѣсь... замѣшанъ кто-то другой,-- сказала она и еще больше покраснѣла.
   -- И если такъ, -- воскликнулъ Артуръ,-- если я опять свободенъ, то могу-ли я надѣяться:.
   -- Ты не свободенъ, дорогой братъ,-- спокойно отвѣтила Лаура.-- Ты принадлежишь другой. Мнѣ больно думать о ней дурно, но я иначе не могу. Меня изумляетъ, что въ этомъ письмѣ она не требуетъ отъ тебя объясненія, почему ты отказываешься отъ плановъ, которые были такъ выгодны для тебя, и вообще избѣгаетъ говорить объ этомъ. Письмо производитъ такое впечатлѣніе, какъ будто она знаетъ тайну своего отца.
   -- Да, она знаетъ, -- отвѣтилъ Пенъ и разсказалъ только что слышанную имъ отъ Гекстера исторію о встрѣчѣ Бланшъ и м-ссъ Боннеръ съ Альтамонтомъ.
   -- А мнѣ она не такъ описывала эту встрѣчу,-- сказала Лаура и вынула то письмо, въ которомъ Бланшъ, упоминала о своемъ посѣщеніи Пастушьяго подворья. "Но и тутъ насъ постигла неудача: мы застали въ комнатѣ только Стронга и какого-то его пріятеля". Вотъ все, что она пишетъ. Впрочемъ, она обязана хранить тайну отца. А все таки это очень странно.
   Странно было дѣйствительно то, что въ теченіе трехъ недѣль, послѣ этого посѣщенія Пастушьяго подворья, Бланшъ воспламенилась еще большею любовью къ своему дорогому Артуру, настаивала, насколько это позволяла ей скромность, на ускореніе свадьбы, а между тѣмъ теперь что-то, казалось, охладило ея желаніе, какъ будто Артуръ въ бѣдности былъ далеко не такъ угоденъ Бланшъ, какъ Артуръ-богачъ и членъ парламента,-- какъ будто здѣсь скрывалась какая-то тайна. Наконецъ, Лаура сказала:
   -- Вѣдь Тенбриджъ не далеко, Артуръ. Не лучше-ли всего тебѣ съѣздить туда?
   Они были въ городѣ цѣлую недѣлю, и никто изъ нихъ до сихъ поръ не подумалъ объ этомъ простомъ планѣ.
   

ГЛАВА XXXVI
показываетъ, что Артуръ сд
ѣлалъ бы лучше, если бы сразу взялъ и обратный билетъ.

   Какъ ни коротокъ былъ путь до Тенбриджа, Артуръ успѣлъ за это время оглянуться на всѣ событія своей жизни и на тѣ печальныя послѣдствія, къ которымъ привели его себялюбіе и своенравіе.
   "Конецъ надеждамъ и упованіямъ,-- думалъ онъ,-- конецъ иллюзіямъ и честолюбію! Уступчивъ-ли я, или упоренъ,-- я одинаково несчастенъ. Моя мать умоляетъ меня, и я все-таки отказываюсь отъ ангела. Но что было бы, если бы я исполнилъ ея желаніе? Насильно навязанная мнѣ Лаура никогда не казалась бы мнѣ ангеломъ. Я не могъ бы отдать ей своего сердца по чужому внушенію, я никогда не постигъ бы ея, если бы другой долженъ былъ объяснять мнѣ ея качества и указывать ея достоинства. Я уступаю увѣщаніямъ дяди, принимаю подъ его ручательствомъ; Бланшъ и мѣсто въ парламентѣ, богатство, карьеру,-- и глядь! Судьба оставляетъ мнѣ жену, но лишаетъ приданаго, которое я взялъ взамѣнъ сердца. Почему я не былъ болѣе честенъ, или ужь совсѣмъ недоступенъ угрызеніямъ совѣсти? Никто мною не можетъ быть доволенъ. Слабо-изломанное существо, я, повидимому, не способенъ переносить никакую судьбу. Я не могу сдѣлать счастливымъ ни самого себя, ни тѣхъ, кто связанъ со мной. Что ждетъ въ будущемъ легкомысленную дѣвушку, которая готовится принять мое безъизвѣстное имя? Меня теперь честолюбіе не волнуетъ, у меня нѣтъ достаточно уваженія къ себѣ, чтобы примириться съ неудачей. Если бы я когда-нибудь написалъ книгу, которая имѣла бы двадцать изданій, я и тогда первый издѣвался бы надъ своею извѣстностью. Если бы я, положимъ, имѣлъ въ адвокатурѣ успѣхъ и пріобрѣлъ состояніе, сбивая съ толка свидѣтелей и передергивая доказательства, развѣ тачая слава удовлетворила бы меня, развѣ я примирился бы на всю жизнь съ этимъ призваніемъ? Какъ бы я желалъ быть этимъ свящеи; пикомъ, который сидитъ теперь противъ меня. За все это время онъ ни разу не поднялъ взора отъ своего молитвенника, за исключеніемъ той минуты, когда мы вошли въ туннель, гдѣ ничего не было видно. Какъ бы я желалъ быть этимъ старикомъ, который сидитъ рядомъ съ нимъ и съ ненавистью глядитъ на него изъ-за своей газеты. Священникъ закрываетъ свои глаза, чтобы не видѣть міра, и предается мыслямъ надъ книгой, которая служитъ для него жизненнымъ руководителемъ. Его сосѣдъ ненавидитъ его, какъ чудовище, какъ тирана, преслѣдователя; его воображенію рисуются сжигаемые на кострахъ мученики, на которыхъ безстрастно глядитъ это блѣдное лицо, озаряемое пламенемъ. У нихъ, по крайней мѣрѣ, нѣтъ сомнѣній. Они увѣренно идутъ впередъ, закованные въ броню своей логики.
   -- Не угодно-ли вамъ взглянуть на газету, сэръ?-- сказалъ ему высокій джентльменъ (въ газетѣ была помѣщена пламенная статья противъ ордена, къ которому принадлежалъ сидѣвшій рядомъ съ нимъ монахъ). Пенъ поблагодарилъ его, взялъ газету, но, не прочитавъ и двухъ строчекъ, снова погрузился въ свои мысли.
   "Но развѣ ты согласился бы принять вѣру этихъ людей съ вытекающими изъ нея послѣдствіями?-- думалъ онъ.-- Конечно, нѣтъ! Ты долженъ переносить свое бремя, творить свою вѣру, думать своими мыслями и читать свой молитвенникъ. Кому я могъ бы сказать то, гдѣ у меня есть на душѣ, кто могъ бы меня понять? Кто можетъ оцѣпить чужія неудачи, потерянные шансы, взвѣсить силу страстей, недостатки разсудка? Кто можетъ измѣрить, какую сумму правды и истины способенъ усвоить чужой умъ? Кто можетъ опредѣлить, какой неизвѣстный или забытый случай, дѣтскій испугъ, удача или неудача измѣнили потокъ жизни? Песчинка можетъ измѣнить его, а обвалъ совсѣмъ преградитъ ему путь. Кто можетъ взвѣсить всѣ обстоятельства, страсти, искушенія, которыя говорятъ о насъ въ ту или другую сторону,-- исключая одного, предъ мудростью котораго мы преклоняемъ колѣни, и милосердіе котораго мы молимъ о прощеніи. Конецъ! Сегодня или завтра подводится счетъ моей юности. Печальный обзоръ! сколько страницъ его я хотѣлъ бы никогда не перечитывать! Но кому не приходилось падать, и кто выходилъ изъ этой борьбы безъ рубцовъ?"
   Его голова поникла на грудь, и онъ въ душѣ съ печалью и смиреніемъ палъ ницъ у подножья того трона, на которомъ возсѣдаетъ мудрость, любовь, состраданіе ко всѣмъ, и совершилъ свою исповѣдь.
   "Не все-ли равно, слава или бѣдность?-- думалъ онъ.-- Если я женюсь на этой дѣвушкѣ, которую самъ избралъ для себя, то дай Богъ мнѣ лишь имѣть силу и желаніе остаться ей вѣрнымъ и сдѣлать ее счастливой. Если у меня будутъ дѣти, то я молю Бога научить меня говорить имъ правду и оставить имъ честное имя. Моя жизнь будетъ лишена блеска. Но развѣ я его заслужилъ? Я начинаю новую фазу, и молю Бога, чтобы. она была лучше, чѣмъ предыдущая".
   Въ это время поѣздъ остановился въ Тенбриджѣ. Пенъ возвратилъ своему спутнику газету и простился съ нимъ, между тѣмъ какъ монахъ продолжалъ мрачно глядѣть въ свою книгу. Пенъ выпрыгнулъ изъ вагона съ саквояжемъ въ рукѣ и рѣшилъ смѣло идти на встрѣчу своей судьбѣ. Кабріолетъ быстро примчалъ его къ дому леди Клеврингъ. По дорогѣ Артуръ составилъ маленькую рѣчь, съ которой намѣревался обратиться къ Бланшъ, и которая была столь честна и благородна, какъ только можно ожидать отъ человѣка съ его характеромъ и въ его положеніи. Смыслъ этой рѣчи былъ таковъ: "Бланшъ, изъ вашего послѣдняго письма я не могу понять, принимаете-ли вы мое честное и откровенное предложеніе, или нѣтъ? Мнѣ кажется, что вы знаете причину, побуждающую меня отказаться отъ связанныхъ съ нашимъ бракомъ матеріальныхъ выгодъ, которыхъ я не могу принять, не нарушая своей чести. Если вы сомнѣваетесь въ моей привязанности, то я готовъ доказать ее вамъ. Пригласите Смерка, и пусть онъ сейчасъ же обвѣнчаетъ насъ, я готовъ немедленно произнести отъ всего сердца свой обѣтъ и надѣюсь сдержать его, всю жизнь лелѣять васъ и быть для васъ вѣрнымъ и любящимъ мужемъ". Подъѣхавъ къ дому, Артуръ соскочилъ съ экипажа и встрѣтилъ у дверей лакея, котораго не зналъ. Лакей, повидимому, былъ удивленъ прибытіемъ господина съ саквояжемъ и не обнаружилъ никакого желанія взять его у него изъ рукъ.
   -- Миледи нѣтъ дома,-- заявилъ онъ.
   -- Я Пенденнисъ,-- сказалъ Артуръ.-- Гдѣ Лайтфутъ?
   -- Лайтфута нѣтъ,-- отвѣтилъ лакей.-- Миледи нѣтъ дома, и мнѣ приказано...
   -- Я слышу въ гостиной голосъ миссъ Эмори,-- сказалъ Артуръ.-- Отнесите, пожалуйста, саквояжъ въ уборную.
   И, пройдя мимо лакея, онъ направился прямо въ гостиную, изъ которой, какъ только открылась дверь, послышались мелодичныя трели.
   Сирена сидѣла за фортепіано и пускала въ ходъ всѣ чары своего голоса. Мистеръ Клеврингъ спалъ на софѣ, не интересуясь музыкой. Но подлѣ Бланшъ сидѣлъ другой джентльменъ, съ восхищеніемъ слушавшій пѣсни страстнаго и меланхолическаго характера.
   Какъ только Артуръ открылъ дверь, джентльменъ вскочилъ съ мѣста, музыка прекратилась, пѣвица издала легкій крикъ, а Френкъ Клеврингъ проснулся на софѣ. Артуръ вышелъ впередъ и сказалъ:
   -- Ба! Фокеръ! Здравствуй, Фокеръ!
   Онъ взглянулъ на фортепіано и замѣтилъ на немъ, недалеко отъ миссъ Эмори совершенно такой же сафьяный футляръ, какой онъ видѣлъ въ рукахъ Гарри три дня тому назадъ у ювелирнаго магазина на Ватерлооской площади. Футляръ былъ открытъ, и въ немъ, вокругъ бѣлой атласной подушки, вился въ видѣ змѣйки великолѣпный браслетъ съ блестящей рубиновой головкой и брилліантовымъ хвостомъ.
   -- Здравствуй,-- отвѣтилъ Фокеръ.
   Бланшъ трепетала своими плечиками и обнаруживала признаки любопытства и волненія. Она бросила на сафьянную коробочку свой носовой платокъ, и сдѣлавъ нѣсколько шаговъ по направленію къ Пену, подала ему свою дрожащую руку.
   -- Какъ поживаетъ милая Лаура?-- спросила она.
   Рожицу Фокера, съ жалобнымъ и озадаченнымъ видомъ глядѣвшую изъ глубокаго траура, мы предоставляемъ воображенію читателя нарисовать себѣ. Столь же не поддается описанію и лицо мастэра Френка Клевринга, который, посмотрѣвъ на всѣхъ трехъ съ необычайно лукавымъ выраженіемъ, успѣлъ только произнести:
   -- Ну, будетъ потѣха!-- и скрылся изъ комнаты.
   Первое мгновеніе Пенъ сдерживался, но, глядя на Фокера, который покраснѣлъ до самыхъ кончиковъ ушей, въ концѣ концовъ, разразился такимъ дикимъ и громкимъ хохотомъ, что Бланшъ еще больше испугалась.
   -- Такъ вотъ гдѣ разгадка? Не краснѣй, Фокеръ, и не отворачивайся. Да ты, дружище, образецъ постоянства. Могу-ли я становиться между Бланшъ и такимъ постоянствомъ? Могу-ли я становиться между миссъ Эмори и пятнадцатью тысячами дохода?
   -- Вы ошибаетесь, м-ръ Пенденнисъ,-- съ достоинствомъ произнесла Бланшъ.-- Не деньги, не положеніе, не золото трогаютъ меня, но постоянство, вѣрность, довѣрчивое любящее сердце,-- вотъ что я цѣню, да! вотъ что я цѣню!
   При этомъ она протянула руку къ своему платку, но вспомнивъ, что подъ нимъ, остановилась.
   -- Я не притворялась -- моя жизнь выше притворства, -- я ничего не скрыла отъ того, кому отдала свое сердце -- для него оно всегда будетъ открыто... Да, я не скрыла отъ него, что нѣкогда, казалось мнѣ, я любила васъ... Я вѣрила, что я любима вами. Какъ я льнула къ этой вѣрѣ! Какъ я старалась, жаждала, убѣждала себя вѣрить этому! Но ваше постоянное поведеніе... ваши собственныя слова, холодныя безсердечныя, безжалостныя, открыли мнѣ глаза! Вы играли сердцемъ несчастной дѣвушки. Вы презрительно бросили мнѣ назадъ данный мною обѣтъ! Я все, все разсказала м-ру Фокеру.
   -- Это правда,-- сказалъ Фокеръ, захлебываясь отъ восторга.
   -- Какъ! все?-- сказалъ Пенъ, многозначительно глядя на Бланшъ.-- Значитъ, я виноватъ? Пусть будетъ такъ, Бланшъ. Я не стану спорить противъ вашего заявленія и молча примирюсь съ нимъ. Я ожидалъ встрѣтить здѣсь нѣчто совершенно другое, Бланшъ. Я ѣхалъ сюда съ сердцемъ, искренно расположеннымъ къ вамъ. Надѣюсь, что вы будете счастливы съ другимъ, но даю вамъ слово, я тоже хотѣлъ вашего счастья. И я надѣюсь, что мой честный старый другъ получитъ жену, достойную его любви, преданности и постоянства. Эти качества заслуживаютъ уваженія со стороны всякой женщины,-- даже м-ссъ Бланшъ Эмори. Дай руку, Гарри. Не гляди на меня такъ сурово. Развѣ ты имѣешь основаніе считать меня лживымъ и безсердечнымъ?
   -- Я считаю тебя...-- яростно закричалъ Фокеръ, по Бланшъ прервала его:
   -- Ни слова, Гарри! Молю васъ, пусть будетъ прощеніе!
   -- Вы ангелъ,-- клянусь честью, вы ангелъ!-- воскликнулъ Фокеръ, послѣ чего Бланшъ подняла на канделябръ ангельскій взоръ.
   -- Несмотря на то, что произошло, и ради того, что произошло, я должна смотрѣть на Артура, какъ на брата,-- продолжалъ серафимъ.-- Мы знаемъ другъ друга долгіе годы, мы блуждали вмѣстѣ по однимъ и тѣмъ же полямъ и рвали одни и тѣ же цвѣты. Артуръ! Гарри! Умоляю васъ, подайте другъ другу руки и будьте друзьями. Простите другъ друга! Я прощаю васъ, Артуръ,-- отъ чистаго сердца прощаю! Я должна простить васъ уже потому, что вы сдѣлали меня счастливой.
   -- Изъ насъ троихъ мнѣ только одного жаль, Бланшъ,-- внушительно произнесъ Артуръ,-- и повторяю вамъ, я надѣюсь, что вы сдѣлаете этого добраго, честнаго и преданнаго человѣка счастливымъ.
   -- Счастливымъ! О, Боже!-- воскликнулъ Гарри. Онъ не могъ говорить, и счастье потекло изъ его глазъ.
   -- Она не знаетъ... она не можетъ знать, какъ я люблю ее... И кто я? Жалкій шалопай, котораго она беретъ... И говоритъ, что постарается меня л.. лю... любить! Я не достоинъ такого счастья. Пожми наши руки, другъ, потому что она прощаетъ тебя за твое безсердечіе и любитъ тебя. Я буду любить всѣхъ, кого она любитъ. Если она прикажетъ мнѣ цѣловать полъ, -- будь я проклятъ, если я не поцѣлую его. Прикажите мнѣ поцѣловать полъ! Прикажите!
   Бланшъ снова серафимомъ взглянула вверхъ. Ея нѣжная грудь колыхалась. Она протянула руку, какъ бы благословляя Гарри, и затѣмъ снисходительно ему позволила поцѣловать ее. Между тѣмъ какъ Гарри цѣловалъ и мочилъ слезами ея прекрасную ручку, другою рукой она подняла платокъ и и прижала его къ глазамъ.
   -- Клянусь, что только безсердечный человѣкъ въ состояніи обмануть это любящее созданіе,-- сказалъ Пенъ.
   Бланшъ снова оставила платокъ и съ нѣжностью положила ручку No 2 на голову Фокера, которая цѣловала и орошала слезами ручку No 1.
   -- Глупый мальчикъ, -- молвила она.-- Васъ будутъ любить какъ вы того заслуживаете. Можно-ли любить такое глупенькое созданіе?
   Сантиментальное тріо было нарушено Френкомъ Клеврингомъ.
   -- Слушайте, Пенденнисъ!
   -- Что такое, Френкъ!
   -- Извозчикъ требуетъ денегъ, Онъ выпилъ пиво и хочетъ ѣхать назадъ.
   -- Я поѣду съ нимъ назадъ,-- воскликнулъ Пенъ.-- Прощайте, Бланшъ! Да благословитъ тебя Богъ, голубчикъ Фокеръ. Я здѣсь лишній!
   Ему хотѣлось поскорѣе убраться отсюда.
   -- Подождите, я должна вамъ сказать нѣсколько словъ,-- сказала Бланшъ.-- Нѣсколько словъ наединѣ. Вы позволите мнѣ остаться съ нимъ наединѣ? Вы намъ довѣряете, не правда-ли, Гарри?
   Тонъ, которымъ было произнесено слово "Гарри", привелъ Фокера въ восторгъ.
   -- Довѣряю-лня вамъ?-- воскликнулъ онъ.-- Кто же вамъ не будетъ довѣрять? Идемъ, Френки, дорогой мой.
   -- Давайте-ка закуримъ по сигарѣ, сказалъ Френки, когда они вышли въ залъ.
   -- Она не любитъ этого,-- мягко отвѣтилъ Фокеръ.
   -- Богъ съ вами! Ей рѣшительно все равно. Пенденнисъ всегда курилъ, -- сказалъ откровенный юноша.
   -- Я немного имѣю сказать вамъ,-- самымъ спокойнымъ тономъ произнесла Бланшъ, обращаясь къ Пену, когда они остались одни.-- Вы никогда не любили меня, м-ръ Пенденнисъ.
   -- Я не обманывалъ васъ. Я откровенно сообщилъ вамъ, каково мое чувство къ вамъ.
   -- Теперь вы, конечно, поѣдете домой и женитесь на Лаурѣ,-- продолжала она.
   -- Вы это желали мнѣ сказать?-- спросилъ Пенъ.
   -- Вы будете у нея сегодня же вечеромъ, я увѣрена въ этомъ. Вы не можете отрицать этого. Вы никогда не любили меня?
   -- Et vous? (А вы?)
   -- Et moi, c'est diffreent (я -- другое дѣло). Я избалована съ дѣтства. Я не могу жить вдали отъ общества, безъ сильныхъ ощущеній. Пожалуй, я могла бы, но теперь уже поздно. Если я не могу имѣть сильныхъ ощущеній, я должна жить въ обществѣ. Вы мнѣ не даете ни того, ни другого. Вы blasé (пресыщены) всѣмъ, даже честолюбіемъ. Передъ вами была карьера, но вы отказались отъ нея. И изъ-за чего? Изъ-за bêtise, изъ-за нелѣпой щепетильности. Почему вы вздумали быть такимъ puritain и отказаться отъ мѣста? Почему вы отказались отъ того, что принадлежитъ мнѣ по нраву,-- по праву, entendez-vous?
   -- Стало быть, вы все знаете?-- сказалъ Пенъ.
   -- Я узнала только мѣсяцъ тому назадъ. Но подозрѣвала еще со времени Баймутскаго бала... n'importe (все равно) съ какого времени. Еще не поздно. Можно считать, что его никогда не было, и передъ вами еще положеніе въ свѣтѣ. Почему вамъ не засѣдать въ парламентѣ, не изощрять своихъ талантовъ, не достичь положенія въ свѣтѣ для себя, для вашей жены? Я беру celui-là. Il est bon. Il est riche. Il est, vous le connaissez autant que moi, enfin. (Я беру того. Онъ добръ. Онъ богатъ. Онъ... наконецъ, вы его также знаете, какъ и я). Неужели вы думаете, что я не предпочту un homme qui fera parler de moi (человѣка, который заставитъ говорить обо мнѣ)? Если тайна обнаружится, вѣдь я богата à millions! Чего же мнѣ бояться? Это не моя вина. Это не можетъ обнаружиться.
   -- Вы, конечно, все разскажете Гарри?
   -- Je comprends. Vous refusez! (Я понимаю. Вы отказываетесь!) -- воскликнула Бланшъ съ яростью.-- Я разскажу Гарри, когда найду удобнымъ,-- послѣ свадьбы. Вы меня не выдадите, надѣюсь? Вы не воспользуетесь тѣмъ, что узнали тайну беззащитной дѣвушки? Вы не захотите воспользоваться этимъ? S'il me plait de le cacher, mon secret; pourquoi le donnerai]e? Je l'aime mon pauvre père, voyez-vous? (Если мнѣ угодно хранить эту тайну, зачѣмъ я стану выдавать ее? Вѣдь я люблю своего бѣднаго отца) Я скорѣе пойду жить съ нимъ, чѣмъ съ вами, пошлыми свѣтскими интриганами. Я жажду сильныхъ ощущеній -- il m'en donne. Il m'écrit. Il écrit, voyez-vous -- comme un pirate -- comme un Bohémien -- comme un homme (и онъ мнѣ даетъ ихъ. Онъ пишетъ мнѣ -- и очень хорошо пишетъ. Онъ пишетъ, какъ пиратъ, какъ бродяга, какъ мужчина). Не будь этого, я бы сказала своей матери: Ma mère! quittons ce lâche mari, cette lâche société-retournons à mon père (Мать моя! оставимъ этого презрѣннаго мужа, это презрѣнное общество, возвратимся къ моему отцу).
   -- Ну, пиратъ вамъ также наскучилъ бы, какъ и все остальное,-- сказалъ Пенъ.
   -- Нѣтъ! Онъ мнѣ доставляетъ сильныя ощущенія. Il me fait des émotions,-- отвѣтила Бланшъ.
   За всѣ годы близкаго знакомства съ нею Пенъ не видѣлъ и не понималъ ея такъ ясно, какъ въ настоящую минуту, хотя и теперь онъ видѣлъ больше, нежели существовало въ дѣйствительности. Эта дѣвушка, въ сущности, не была способна ни на какое чувство, у нея былъ поддѣльный энтузіазмъ, поддѣльная ненависть, поддѣльная любовь, поддѣльный вкусъ, поддѣльная грусть,-- и каждое изъ этихъ чувствъ лишь на мгновеніе вспыхивало и ярко горѣло, съ тѣмъ, чтобы снова погаснуть и уступитъ, мѣсто другому, столь же поддѣльному чувству.
   

ГЛАВА XXXVII.
Брачныя д
ѣла.

   Полчаса, которые въ страшномъ нетерпѣніи Пенъ провелъ на Тенбриджской платформѣ въ ожиданіи вечерняго поѣзда въ Лондонъ, показались ему шестью часами. Но, наконецъ, и этотъ долгій промежутокъ времени прошелъ, поѣздъ явился, поѣздъ помчался впередъ, показались лондонскіе огни, -- и пассажиръ, забывъ свой саквояжъ въ вагонѣ, бросился къ извозчику.
   -- Пошелъ что есть духа на Джерминъ-Стритъ.
   Извощикъ поблагодарилъ за щедрую плату, а Пенъ побѣжалъ по лѣстницѣ гостинницы въ помѣщеніе, занимаемое леди Рокминстеръ. Лаура сидѣла одна въ гостиной, читая при свѣтѣ лампы книгу, и подняла свое блѣдное лицо, когда Пенъ открылъ дверь. Послѣдовать-ли и намъ за нимъ. Великіе моменты жизни, какъ и всякіе другіе,-- только моменты. Одно слово или два -- и ваша участь рѣшена. Одинъ взглядъ глазъ, простое пожатіе руки, дрожаніе беззвучныхъ губъ рѣшаютъ ее.
   Леди Рокминстеръ, окончивъ свой послѣобѣденный сонъ, встаетъ и выходитъ въ гостиную. Теперь и мы можемъ послѣдовать за нею.
   -- Это еще что, молодые люди!-- восклицаетъ она, а ея горничная съ любопытствомъ выглядываетъ изъ-за ея плеча.
   Она дѣйствительно имѣетъ основаніе воскликнуть это, ея горничной есть на что бросить любопытный взглядъ, потому что молодые люди находятся въ позѣ, о которой всякая молодая дѣвушка, читающая эти строки, навѣрное, слышала, и которую, можетъ быть, даже сама видѣла, или надѣется видѣть, или во всякомъ случаѣ, мы желаемъ ей когда-нибудь увидѣть.
   Коротко сказать, войдя въ комнату, Пенъ подошелъ къ блѣдной Лаурѣ и, не далъ ей даже времени выговорить: -- "Какъ, такъ скоро вернулся?" -- схватилъ ея протянутую, дрожащую руку, упалъ на колѣни и вскричалъ:
   -- Я видѣлъ ее. Она предпочла Гарри Фокера... и... и теперь, Лаура?
   Пожатіе руки, блескъ глазъ, беззвучный трепетъ губъ служатъ для него отвѣтомъ. Пенъ склоняетъ голову къ ней на колѣни, произноситъ, заливаясь слезами:-- "Милая мама, благослови насъ!" -- и руки, столь же нѣжныя, какъ у Елены, обнимаютъ его.
   Въ эту минуту леди Рокминстеръ входитъ въ комнату и говоритъ:
   -- Это еще что, молодые люди? Бекъ! Ступай отсюда! Что у тебя за манера всюду совать свой носъ?
   Пенъ съ сіяющимъ лицомъ вскакиваетъ, не выпуская руки Лауры, и говоритъ:
   -- Она утѣшаетъ меня въ моемъ несчастьѣ, мамъ!
   -- Что это значитъ, что вы цѣлуете ея руку? Я ужь, право, не знаю, что вы потомъ сдѣлаете.
   Потомъ Пенъ поцѣловалъ руку графини.
   -- Я былъ въ Тенбриджѣ у миссъ Эмори и засталъ тамъ... мерзавца, который похитилъ у меня ея любовь,-- сказалъ онъ съ трагическимъ видомъ.
   -- Больше ничего? И вотъ объ этомъ вы тутъ хныкали на колѣняхъ?-- отвѣтила старуха, приходя въ раздраженіе.-- Могли отложить ваши новости до завтра.
   -- Да, другой вытѣснилъ меня,-- продолжалъ Пенъ.-- Но зачѣмъ называть его мерзавцемъ? Онъ храбръ, онъ вѣренъ, онъ молодъ, онъ богатъ, онъ красивъ.
   -- Что за вздоръ вы тутъ городите, сэръ?-- воскликнула старуха.-- Что случилось?
   -- Миссъ Эмори измѣнила мнѣ и приняла предложеніе Гарри Фокера, эсквайра. Я засталъ ее распѣвающей ему пѣсни, между тѣмъ какъ онъ лежалъ у ея ногъ; послѣдніе десять дней принимались подарки, произносились обѣты. Гарри былъ тѣмъ ревматизмомъ старой м-ссъ Плантеръ, который помѣшалъ визиту Лауры. Онъ оказался постояннѣйшимъ и благороднѣйшимъ изъ людей. Онъ обѣщалъ мужу леди Анны Ловгудской приходъ, сдѣлалъ ей великолѣпный свадебный подарокъ, и какъ только почувствовалъ себя свободнымъ, бросился къ ногамъ Бланшъ.
   -- Другими словами, такъ какъ для васъ недоступна Бланшъ, то вы удовлетворяетесь Лаурой?-- спросила старуха.
   -- Онъ поступилъ благородно,-- сказала Лаура.
   -- Я поступилъ такъ, какъ она приказала мнѣ,-- сказалъ Пенъ.-- Наконецъ, это все равно, леди Рокминстеръ. Я поступилъ, насколько могъ и умѣлъ лучше. Если вы хотите сказать, что я недостоинъ Лауры, то вы правы, и я молю Бога, чтобы Онъ далъ мнѣ силы исправиться,-- и если любовь и общество лучшаго и благороднѣйшаго созданія въ мірѣ могутъ этому способствовать, то по крайней мѣрѣ у меня будетъ эта помощь.
   -- Гмъ, гмъ!-- отвѣтила старуха, глядя на молодыхъ людей нѣсколько болѣе милостиво.-- Все это очень хорошо, но я предпочла бы Синюю бороду.
   Тутъ Пенъ, желавшій отвлечь разговоръ отъ предмета, который становился для нѣкоторыхъ непріятнымъ, вспомнилъ о своемъ утреннемъ разговорѣ съ Гекстеромъ и о дѣлахъ Фанни Болтъ. Онъ разсказалъ дамамъ, какъ Гекстеръ возвелъ Фанни въ санъ своей супруги, и съ какимъ страхомъ ожидаетъ теперь пріѣзда своего отца. Все это онъ описалъ съ большимъ юморомъ и особенно останавливался на тѣхъ подробностяхъ, которыя бросали яркій свѣтъ на кокетство Фанни и на ея неудержимое желаніе плѣнять мужскую половину человѣческаго рода. Смыслъ этого былъ таковъ: "Видишь, Лаура, какъ мало я виноватъ въ этой исторіи. Фанни сама старалась увлечь меня, но я противился. Теперь, когда меня при ней нѣтъ, эта маленькая сирена примѣняетъ свое искусство и свои чары на другихъ. Забудь, пожалуйста, объ этомъ маленькомъ эпизодѣ, или, по крайней мѣрѣ, не подвергай меня слишкомъ жестокому наказанію за мою ошибку".
   Лаура отгадала этотъ смыслъ подъ горячностью его разсказа.
   -- Если ты поступилъ не хорошо, милый Пенъ, ты раскаялся. Наконецъ, ты знаешь, что я во всякомъ случаѣ не имѣю права упрекать тебя, -- прибавила она многозначительно и вся вспыхнула.
   -- Гмъ!-- ворчала старая леди Рокминстеръ.-- Я бы предпочла Синюю бороду.
   -- Прошедшее миновало. Передъ нами только будущее, и я постараюсь сдѣлать его для тебя счастливымъ, дорогая Лаура,-- сказалъ Пенъ.
   Его сердце смирялось при мысли о выпавшемъ на его долю счастьѣ, ея небесная доброта и кротость наполняли его благоговѣніемъ. Пенъ уважалъ свою будущую жену тѣмъ болѣе, что она созналась ему въ своемъ непродолжительномъ чувствѣ къ Баррингтону и открыла передъ нимъ свое благородное сердце. А она -- она, вѣроятно, думала: "Какъ странно мнѣ кажется, что я могла когда-нибудь думать о другомъ. Мнѣ даже непріятно, что я любила его такъ мало и такъ недолго страдала, когда мы разстались. О, въ эти два мѣсяца я и научилась любить Артура. Я не думаю ни о чемъ, кромѣ Артура; просыпаясь и засыпая, я думаю о немъ; мысль о немъ меня никогда не покидаетъ. И подумать, что онъ будетъ мой,-- мой! Что я буду его женой, а не служанкой, какъ я еще хотѣла сегодня утромъ, когда рѣшила на колѣняхъ умолять Бланшъ позволить мнѣ жить съ ними! И теперь!.. Какое счастье. Ахъ, мама, мама, если бы ты была тутъ!" -- И ей казалось, будто Елена невидимо присутствуетъ здѣсь. Сіяніе счастья озаряло Лауру. Она двигалась иною походкой и расцвѣла покой красотой. Артуръ видѣлъ эту перемѣну; она не укрылась и отъ проницательныхъ глазъ леди Рокминстеръ.
   -- Какая ты хитрая, тихенькая плутовка,-- прошептала она Лаурѣ, пока Пенъ весело и со смѣхомъ разсказывалъ про Гекстера.-- Какъ ты затаила свой секретъ!
   -- Какъ бы намъ помочь этой молодой парочкѣ?-- сказала Лаура.
   Какъ свойственно всѣмъ влюбленнымъ, она живо интересовалась другими влюбленными и другими молодыми парочками.
   -- Надо съѣздить къ нимъ,-- сказалъ Пенъ.
   -- О, конечно,-- сказала Лаура.-- Я намѣрена полюбить Фанни. Поѣдемъ сейчасъ. Леди Рокминстеръ, можно взять карету?
   -- Сейчасъ? Ахъ, ты, глупая! Вѣдь теперь уже одиннадцать часовъ ночи. Гекстеръ уже давно, вѣроятно, надѣлъ свой ночной колпакъ. Да и вамъ, м-ръ Пенденнисъ, пора идти. Спокойной ночи!
   Артуръ и Лаура просили еще десять минутъ отсрочки.
   -- Въ такомъ случаѣ мы поѣдемъ завтра утромъ. Я заѣду за тобой и вызову тебя черезъ Марту.
   -- Графская корона произведетъ громадный эффектъ на Ягнячьемъ дворѣ и въ Смитфильдѣ,-- сказалъ Пенъ, которому также пріятно было прокатиться въ каретѣ леди Рокминстеръ.-- Ба! Леди Рокминстеръ, вы примете участіе въ нашемъ маленькомъ заговорѣ?
   -- Какъ это въ заговорѣ?
   -- Не будете-ли вы любезны завтра немножко заболѣть и, когда старый Гекстеръ пріѣдетъ, пригласить его къ себѣ? Если приглашеніе къ баронету въ деревнѣ способно привести его въ хорошее настроеніе, то какъ же на него подѣйствуетъ графиня? А когда онъ совершенно размякнетъ и растаетъ, мы ему преподнесемъ этотъ сюрпризъ, подведемъ къ нему молодую пару, исторгнемъ у него отцовское благословеніе -- и конецъ.
   -- Цѣлая куча вздора,-- сказала старуха.-- Возьмите вашу шляпу, сэръ. Идемте, миссъ. Ну вотъ -- теперь я не смотрю на васъ. До свиданія. И кто знаетъ, кромѣ самой старухи, не подумала-ли она о своей молодости, когда выходила подъ руку съ Лаурой изъ комнаты, кивая головой и что-то бормоча про себя.
   На слѣдующее утро, какъ было условлено, явились Лаура и Марта, произведши, будемъ надѣяться, желанный эффектъ на обитателей Ягнячьяго двора, откуда всѣ трое направились къ м-ссъ Самюэль Гекстеръ.
   Лаура и Фанни глядѣли другъ на друга съ живѣйшимъ интересомъ, а послѣдняя даже съ большимъ волненіемъ. Со времени того событія, которое соединило ее съ м-ромъ Гекстеромъ, Фанни еще не видѣла своего "опекуна", какъ она любила называть Пена послѣ исполненія имъ посмертной воли его матери.
   -- Самюэль мнѣ говорилъ о вашей любезности, сказала она.-- Вы всегда были очень любезны, м-ръ Пенденнисъ... Надѣюсь, что вашей подругѣ, которая заболѣла въ нашемъ подворьѣ, теперь лучше, мамъ,-- обратилась она къ Лаурѣ.
   -- Меня зовутъ Лаура,-- отвѣтила та, вспыхнувъ.-- Я сестра... т. е. была... нѣтъ, я сестра Артура. Мы всегда будемъ помнить, что вы были такъ добры къ нему, когда онъ заболѣлъ. Когда мы будемъ пріѣзжать въ деревню, надѣюсь часто съ вами видѣться. И я всегда буду радоваться вашему счастью, Фанни.
   -- Мы собираемся сдѣлать то же, что сдѣлали вы съ Гекстеромъ, Фанни,-- сказалъ Пенъ.-- Гдѣ Гекстеръ? Какая прелестная, уютная квартирка у васъ! Какая красивая кошка!
   Пока Фанни отвѣчала на вопросы Пена, Лаура говорила себѣ: "Боже мой! И этой женщины мы всѣ такъ боялись! Что могъ онъ найти въ ней? Обыкновенное созданіе, но за то какія манеры! Ну, что же, она была очень добра къ нему. Да наградитъ ее Богъ за это!"
   М-ра Самюэля не было дома: онъ поѣхалъ встрѣчать своего отца. По словамъ м-ссъ Гекстеръ, старикъ долженъ сегодня пріѣхать и остановиться въ Сомерсетской кофейнѣ, въ Стрендѣ. Фанни созналась, что ужасно безпокоится по поводу ихъ встрѣчи.
   -- Если родители откажутся отъ него, что мы будемъ дѣлать? Я никогда не прощу себѣ, что навлекла на мужа раззореніе. Вы должны вступиться за насъ, м-ръ Артуръ. Если кто можетъ повліять на старика, то только вы.
   Очевидно, что Фанни продолжала смотрѣть на Пена, какъ на какое-то высшее существо. По всей вѣроятности, Артуръ вспоминалъ прошлое, глядя на трагическіе жесты и взгляды, на вздрагиваніе и кокетство этой маленькой новобрачной. Какъ только Лаура и Пенъ уѣхали, въ комнату вошли гг. Линтонъ и Бледзъ, которые, разумѣется, пришли навѣстить своего товарища и внесли съ собой очаровательный ароматъ табаку. У дверей булочной они видѣли карету и съ благоговѣніемъ разсматривали графскую корону на ея дверцахъ. Они спросили Фанни, кто эти богачи, которые только что уѣхали отсюда, и высказали предположеніе, что эта графиня -- первый сортъ. Услышавъ, что это были м-ръ Пенденнисъ и его сестра, они замѣтили, что отецъ Пена былъ простымъ лекаришкой, а теперь его сынокъ страшно разважничался. Это были тѣ самые товарищи Гекстера, которые присутствовали при его маленькомъ пререканіи съ Пеномъ въ Людской.
   По дорогѣ домой, Лаура, къ безконечному удовольствію Пена, заявила, что Фанни ей очень понравилась, но въ ней нѣтъ ничего особеннаго, т. е. можетъ быть, и есть, но она, по крайней мѣрѣ... этого не видитъ. Проѣзжая по Флитъ-Стриту, они увидѣли молодого Гекстера.
   -- Старикъ пріѣхалъ и остановился въ Сомерсетской кофейной, довольно веселъ, что-то тамъ устроилось съ желѣзной дорогой, -- во все-таки Сэмъ не рѣшился сказать ему о... своемъ дѣлѣ. Не постарается-ли м-ръ Пенденнисъ?
   Пенъ отвѣтилъ, что онъ сейчасъ же зайдетъ къ м-ру Гекстеру и посмотритъ, нельзя-ли что-нибудь сдѣлать. Гекстеръ-младшій подождетъ на улицѣ, пока будетъ происходить этотъ важный разговоръ. Корона на дверцахъ кареты чрезвычайно удивила Сэма; старый же Гекстеръ, увидѣвши ее изъ оконъ кофейни, глядѣлъ въ которыя доставляло ему большое удовольствіе, пришелъ положительно въ восторгъ.
   -- Видите, я тоже иногда позволяю себѣ маленькое развлеченіе, сэръ,-- сказалъ м-ръ Гекстеръ, пожимая руку Пена.-- Ну, конечно, вы знаете нашу новость? Мы выхлопотали концессію. Мимо Клевринга пройдетъ теперь вѣтвь желѣзной дороги... Наши акціи поднимутся, сэръ... мы купимъ три вашихъ участка около Брауля и не одинъ пенни положимъ въ вашъ карманъ, м-ръ Пенденнисъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? Это очень: пріятно!
   Пенъ вспомнилъ, что уже три дня на его столѣ въ Темплѣ лежитъ письмо отъ м-ра Тэтема, но, будучи занятъ другими дѣлами, онъ до сихъ поръ его не распечатывалъ.
   -- Надѣюсь, что вы не думаете разбогатѣть и оставить практику,-- сказалъ Пенъ.-- Мы не можемъ безъ васъ обойтись въ Клеврингѣ, м-ръ Гекстеръ, хотя я слышалъ очень хорошіе отзывы и о вашемъ сынѣ. Мой другъ, докторъ Гудинефъ, его очень хвалитъ. Какъ жаль, что человѣкъ съ вашими дарованіями принужденъ оставаться въ провинціальномъ городкѣ.
   -- Да, сэръ, столица -- вотъ моя настоящая сфера,-- сказалъ м-ръ Гекстеръ, оглядыая Стрендъ.-- Но человѣкъ берется за дѣло тамъ, гдѣ находитъ его. Вѣдь вы знаете, что я наслѣдовалъ своему отцу.
   -- Мой отецъ тоже занимался этимъ дѣломъ,-- сказалъ Пенъ,-- и я иногда жалѣю, что не пошелъ по его стопамъ.
   -- Нѣтъ, сэръ, вы мѣтите гораздо выше,-- сказалъ старикъ.-- Вы стремитесь въ парламентъ, къ литературнымъ почестямъ. Вы владѣете поэтическимъ перомъ, сэръ, и вращаетесь въ великосвѣтскихъ кружкахъ. Мы слѣдимъ за вами въ Клеврингѣ, мы читаемъ ваше имя при описаніи баловъ у отборнѣйшихъ аристократовъ. Помилуйте, да вотъ еще недавно моя жена удивлялась, что при описаніи бала у графа Киддерминстера не было упомянуто ваше имя. А позвольте спросить, какому члену аристократіи принадлежитъ экипажъ, въ которомъ вы пріѣхали? Вдовствующей графинѣ Рокммистеръ? Какъ здоровье ея сіятельства?
   -- Ея сіятельство не совсѣмъ здорова,-- отвѣтилъ Пенъ.-- Когда я услышалъ, что вы собираетесь въ городъ, я настоятельно убѣждалъ ее посовѣтоваться съ вами, м-ръ Гекстеръ.
   Старый Гекстеръ почувствовалъ, что, будь у него сто голосовъ отъ Клевринга, онъ бы всѣ ихъ отдалъ Пену.
   -- Въ этомъ экипажѣ сидитъ ваша старая знакомая, тоже изъ Клевринга. Угодно вамъ будетъ выйти поговорить съ ней?-- спросилъ Пенъ.
   Возможность среди многолюднаго Стренда поговорить съ дамой, сидящей въ графской каретѣ, привела стараго врача въ восхищеніе, и онъ, улыбаясь и кланяясь, выбѣжалъ на улицу. Гекстеръ-младшій, слонявшійся невдалекѣ, созерцалъ, какъ его отецъ разговаривалъ съ Лаурой, которая протянула ему руку, а минуту спустя увидѣлъ, что онъ, обмѣнявшись нѣсколькими словами съ Пеномъ, вскочилъ въ карету и куда-то уѣхалъ съ миссъ Белль.
   Для Артура въ каретѣ не было мѣста, и онъ со смѣхомъ подошелъ къ молодому врачу и разсказалъ ему, куда поѣхалъ его отецъ. Всю дорогу хитрая Лаура кокетничала и любезничала съ старымъ джентльменомъ такъ искусно, что онъ совершенно растаялъ, а леди Рокммистеръ довершила побѣду, похваливъ его искусство и выразивъ желаніе посовѣтоваться съ нимъ. Каковы симптомы ея сіятельства? Не угодно-ли ея сіятельству, чтобы онъ переговорилъ съ ея домашнимъ врачемъ? М-ра Джонсона нѣтъ въ городѣ? Онъ сочтетъ своимъ долгомъ употребить всѣ усилія и всю свою опытность, чтобы помочь ея сіятельству.
   Онъ былъ такъ очарованъ своей паціенткой, что немедленно написалъ о ней домой женѣ и дѣтямъ, а когда Самюэль пришелъ къ нему, чтобы раздѣлить съ нимъ бифстексъ и устричный соусъ и повести своего родителя въ театръ, старикъ ни о чемъ не говорилъ, кромѣ леди Рокммистеръ. Вотъ величавая простота, вотъ благовоспитанность и грація! Такой вѣжливой и любезной дамы онъ не встрѣчалъ во всю свою жизнь. Симптомы ея, къ счастью, не внушаютъ опасеній. Онъ назначилъ ей: Spir. Ammon. Aromat, и немного Spir. Menth Pip. съ померанцевымъ цвѣтомъ, и надѣется, что этого будетъ для нея совершенно достаточно.
   -- Миссъ Белль, повидимому, находится въ очень тѣсной дружбѣ съ ея сіятельствомъ. Она выходитъ замужъ. Всѣ молодые люди должны вступить въ бракъ,-- такъ выразилась графиня. Представь себѣ, она даже удостоила меня спросить о моей семьѣ,-- и знаешь, голубчикъ Сэмъ, я ей назвалъ тебя. Завтра я опять зайду, и если назначенное мною лекарство окажетъ дѣйствіе, на которое я разчитываю, то я, по всей вѣроятности, прибавлю еще немного Spr. Layеn cl. Comp, и такимъ образомъ, поставлю свою благородную паціентку на ноги. Ну-ка, скажи, Сэмъ, какой изъ здѣшнихъ театровъ наиболѣе посѣщается... высшимъ классомъ? Куда ты сегодня поведешь стараго деревенскаго доктора?
   На слѣдующій день, когда м-ръ Гекстеръ зашелъ въ двѣнадцать часовъ на Джерминъ-Стритъ, леди Рокминстеръ еще не выходила изъ комнаты, но миссъ Белль и м-ръ Пенденнисъ уже поджидали его. "Леди Рокминстеръ прекрасно провела ночь и чувствуетъ себя какъ нельзя лучше. Гдѣ былъ сегодня вечеромъ м-ръ Гекстеръ? Въ театрѣ? Съ сыномъ? Прекрасная піеса! Какъ очаровательна м-ссъ О'Лери, и какъ она чудно поетъ! А какой славный малый -- молодой Гекстеръ! Его всѣ любятъ, онъ дѣлаетъ честь своей профессіи. Правда, ему недостаетъ манеръ своего отца, той старосвѣтской выдержки, которая въ послѣднее время совершенно исчезаетъ у насъ, но все-таки онъ превосходный молодой человѣкъ".
   -- Ему бы слѣдовало заняться практикой въ деревнѣ, подобно вамъ,-- сказалъ Артуръ.-- Жениться ему пора, какъ дѣлаютъ другіе, и устроиться.
   -- Тѣ же самыя слова изволила сказать вчера ея сіятельство, м-ръ Пенденнисъ. О, да, онъ долженъ жениться. Сэмъ скоро женится, сэръ.
   -- Городъ полонъ искушеній,-- продолжалъ Пенъ, и старикъ тотчасъ подумалъ объ этой гуріи, м-ссъ О'Лери.-- И знаете, ничто такъ не предохраняетъ отъ нихъ молодого человѣка, какъ ранняя женитьба на какой-нибудь честной, преданной дѣвушкѣ.
   -- Ваша правда, сэръ, ваша правда.
   -- Любовь лучше, чѣмъ деньги, неправда-ли?
   -- Развѣ можно въ этомъ сомнѣваться!-- вставила миссъ Белль.
   -- Я вполнѣ присоединяюсь къ мнѣнію такого прелестнаго авторитета,-- сказалъ старикъ кланяясь.
   -- И... представьте себѣ, сэръ,-- сказалъ Пенъ.-- Мнѣ кажется, что я могу сообщить вамъ кое-какія новости.
   -- Господи Боже мой! М-ръ Пенденнисъ, что вы хотите этимъ сказать?
   -- Предположимъ, я сказалъ бы вамъ, что одинъ молодой человѣкъ, увлекаемый непреодолимою любовью къ превосходной, очаровательной молодой дѣвушкѣ, въ которую всѣ влюбляются,-- послѣдовалъ внушенію своего сердца и разсудка. Предположимъ, я сказалъ бы вамъ, что этотъ человѣкъ -- мой другъ; что нашъ превосходный благородный другъ, вдовствующая графиня Рокминстеръ, питаетъ къ нему большой интересъ (а вы, конечно, понимаете, что ожидаетъ въ будущемъ молодого человѣка, въ которомъ принимаетъ участіе такое семейство!). Предположимъ, я сказалъ бы вамъ, что вы знаете его... что онъ тутъ... что это...
   -- Сэмъ? Господи Боже мой! Неужели Сэмъ женился?
   -- И на прелестной дѣвушкѣ, любезный м-ръ Гекстеръ.
   -- Ея сіятельство очарована ею, -- сказалъ Пенъ, отливая чуть-ли не самую большую пулю въ своемъ разсказѣ.
   -- Женился? Ахъ, бездѣльникъ!-- восклицалъ старикъ.
   -- И хорошо сдѣлалъ,-- сказалъ Пенъ и раскрылъ дверь.
   Въ комнату вошли м-ръ и м-ссъ Самюэль Гекстеръ, приблизились къ старику и стали передъ нимъ на колѣни. Маленькая Фанни, стоявшая на колѣняхъ, нашла милость въ его глазахъ. Надо полагать, что въ ней все же было что-нибудь привлекательное, вопреки мнѣнію Лауры.
   -- Больше никогда мы этого не сдѣлаемъ,-- сказалъ Сэмъ
   -- Вставай, братъ, -- отвѣтилъ м-ръ Гекстеръ.
   Они встали. Фанни робко потянулась къ старику и глядѣла на него такъ мило и жалобно, что м-ръ Гекстеръ, самъ не зная какъ, началъ цѣловать эту малютку, которая смѣялась и плакала въ одно и то же время, и почувствовалъ, что онъ уже ее любитъ
   -- Какъ тебя зовутъ, милочка?
   -- Фанни, папа,-- отвѣтила м-ссъ Самюэль.
   

ГЛАВА XXXVIII.
Занав
ѣсъ опускается.

   Со времени событій и разговоровъ, представленныхъ въ предыдущей главѣ, всѣ наши дѣйствующія лица сдѣлались на мѣсяцъ старше, и большая часть ихъ случайно снова собралась въ томъ маленькомъ провинціальномъ городкѣ, гдѣ мы съ ними въ первый разъ познакомились. Фредерикъ Лайтфутъ, бывшій метръ-д'отель сэра Фрэнсиса Клевринга, изъ Клеврингъ-Парка, позволилъ себѣ довести до свѣдѣнія почтеннѣйшей публики --скаго графства, что онъ снялъ въ Клеврингѣ извѣстную, удобную гостинницу, подъ названіемъ "Клеврингскаго Герба", и надѣется, что мѣстные джентльмены и семейства по прежнему не оставятъ ея своимъ вниманіемъ и покровительствомъ. "Старинное, удобное зданіе,-- гласитъ манифестъ м-ра Лайтфута,-- отремонтирована и украшена въ самомъ комфортабельномъ стилѣ. Джентльмены, охотящіеся съ собаками, найдутъ въ "Клеврингскомъ Гербѣ" превосходныя конюшни для лошадей и крытые экипажи. Къ дому пристроена удобнѣйшая билліардная, а погребъ снабженъ наилучшими винами и водками, выбранными Фредерикомъ Лайтфутомъ, не щадя издержекъ. Джентльмены коммерческаго міра найдутъ въ "Клеврингскомъ Гербѣ" удобнѣйшій пріютъ, а цѣны на все урегулированы въ согласіи съ экономическимъ направленіемъ нашего времени".
   Дѣйствительно, старая гостинница значительно оживилась. Клеврингскій гербъ на воротахъ заново покрашенъ. Окна общей залы чисто вымыты и украшены рождественской омелой; мѣстная администрація зачастую рѣшаетъ дѣла сокращеннымъ порядкомъ въ карточной комнатѣ стараго собранія. Общій столъ фермеровъ остается попрежнему и посѣщается болѣе значительнымъ числомъ членовъ, привлекаемыхъ кулинарнымъ искусствомъ м-ссъ Лайтфутъ. Особенною извѣстностью пользуются ея индійскіе сои и супы. Маіоръ Стоксъ, уважаемый арендаторъ Фэрокса, капитанъ Глендерсъ и другіе мѣстные помѣщики рѣшительно высказались въ ихъ пользу, имѣвъ случай не разъ наслаждаться ими, и каждый въ отдѣльности, и сообща, за обѣдомъ, даннымъ въ честь основанія Клеврингскаго Института, когда главные обыватели этого цвѣтущаго городка собрались вмѣстѣ и отдали должную честь превосходной кухнѣ хозяйки. Предсѣдательство за обѣдомъ было возложено на сэра Фрэнсиса Клевринга, баронета, вмѣстѣ съ уважаемымъ ректоромъ, д-ромъ Портманомъ. Вице-предсѣдателемъ (при поддержкѣ ихъ преподобій Д. Симко и С. Джаульза) былъ Баркеръ, эскв., предпріимчивый глава Клеврингской ленточной фабрики и главный директоръ Клевринго-Четтриской вѣтви Великой Западной желѣзной дороги, которая, благодаря стараніямъ инженеровъ и рабочихъ, имѣетъ быть открыта въ будущемъ году.
   "Интересное событіе, которое, по всей вѣроятности, вскорѣ произойдетъ въ жизни нашего талантливаго согражданина Артура Пенденниса, эсквайра, побудило его отказаться отъ своего первоначальнаго намѣренія выступить кандидатомъ отъ нашего мѣстечка. Ходитъ слухъ (такъ говоритъ "Четтрискій Боецъ, Клеврингскій Земледѣлецъ и Баймутскій рыболовъ", провинціальная газета, отличающаяся своими неподкупными принципами и вѣрностью Британскому дубу и столь удобная для распространенія объявленій), что сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, въ случаѣ, если слабое здоровье принудитъ его отказаться отъ своего мѣста въ парламентѣ, уступитъ его молодому джентльмену, обладающему колоссальнымъ состояніемъ, принадлежащему къ высшей аристократіи имперіи и намѣревающемуся вступить въ бракъ съ обворожительной, образованной леди, связанной узами родства съ уважаемымъ семействомъ Клеврингъ-Парка. Леди Клеврингъ и миссъ Эмори уже прибыли въ паркъ, чтобы провести здѣсь святки. Мы слышали, что здѣсь ожидается много представителей аристократіи, и въ началѣ новаго года будутъ имѣть мѣсто празднества самаго интереснаго характера".
   Догадливый читатель, благодаря приведенному сообщенію, самъ отгадаетъ, что произошло за тотъ короткій перерывъ, который имѣлъ мѣсто въ нашемъ разсказѣ.
   Хотя леди Рокминстеръ не мало ворчала на Лауру за предпочтеніе, оказанное ею Пенденнису передъ Баррингтономъ, но тѣ, кто знаетъ тайну послѣдняго, поймутъ, что молодая дѣвушка не имѣла иного выбора. Кромѣ того, добрая старушка, взявшая ее на свое попеченіе, была въ сущности, далеко не прочь осуществить величайшее назначеніе въ жизни молодыхъ дѣвушекъ и выдать одну изъ нихъ замужъ. Въ первый же вечеръ она сообщила своей служанкѣ объ этомъ интересномъ событіи, и м-ссъ Бекъ, отъ которой ничто происходящее въ домѣ никогда не укрывалось, и которая, благодаря Мартѣ, имѣла обо всемъ уже самыя точныя свѣдѣнія, выразила, понятно, свое крайнее удивленіе и восторгъ.
   -- М-ръ Пенденнисъ,-- говорила леди Рокминстеръ своей служанкѣ, -- имѣетъ столько-то дохода; желѣзная дорога, какъ онъ говоритъ, дастъ ему еще столько-то. М-ссъ Белль имѣетъ столько-то, а когда-нибудь получитъ еще кое-что. Для людей ихъ круга этого вполнѣ достаточно. Кромѣ того, я поговорю съ моимъ племянникомъ Пинсентомъ, который, кажется, былъ когда-то къ ней очень неравнодушенъ, но, разумѣется, этого нельзя было бы допустить ("О, конечно, миледи, я сама тоже думаю")... Напрасно ты воображаешь, что ты понимаешь что-нибудь въ этихъ вещахъ, или что твое дѣло -- вообше думать объ этомъ... Я поговорю съ Джорджемъ Пинсентомъ, который состоитъ теперь главнымъ секретаремъ въ департаментѣ Сургуча и Тесемки, -- онъ тоже что-нибудь сдѣлаетъ для м-ра Пенденниса. Да, Бекъ! Завтра утромъ ты пойдешь къ маіору Пенденнису и скажешь, что я ему кланяюсь и хочу навѣстить его въ часъ дня. Да,-- пробормотала старуха про себя,-- надо ихъ помирить, онъ долженъ оставить свое состояніе дѣтямъ Лауры.
   Согласно съ этимъ, въ первомъ часу слѣдующаго дня вдовствующая леди Рокминстеръ явилась къ маіору Пенденнису, который, понятно, пришелъ въ восхищеніе. Маіоръ уже былъ приготовленъ, если не къ тѣмъ новостямъ, которыя леди Рокминстеръ думала сообщить ему, то къ извѣстію, что бракъ Пена съ миссъ Эмори разстроился. Пенъ, который, надо сознаться, вспомнилъ о своемъ дядѣ только сегодня, встрѣтивъ въ прихожей гостинницы Фроша, поспѣшилъ написать своему покровителю коротенькое извѣщеніе о происшедшемъ. "Дорогой дядя,-- писалъ онъ,-- если между нами были какія-нибудь пререканія, то теперь они должны кончиться. Я вчера былъ въ Тенбриджѣ и нашелъ, что нѣкто перехватилъ у меня призъ, который мы медлили взять. Миссъ Э. безъ всякихъ колебаній наградила собою Гарри Фокера и его пятнадцать тысячъ дохода. Я неожиданно настигъ ихъ вмѣстѣ и уступилъ ему поле битвы.
   "Вамъ, конечно, пріятно будетъ услышать, что Тэтемъ продалъ три моихъ участка желѣзной дорогѣ за довольно внушительную сумму. Разскажу вамъ подробнѣе объ этомъ и еще кое о чемъ при встрѣчѣ, и остаюсь всегда любящимъ васъ

А. П".

   -- Я, кажется, догадываюсь, о чемъ вы намѣрены мнѣ сообщить, -- сказалъ маіоръ, любезнѣйшимъ образомъ улыбаясь и кланяясь посланницѣ Пена.-- Съ вашей стороны очень любезно, миледи, взять на себя сообщеніе этого извѣстія. Какой у васъ цвѣтущій видъ! Какъ вы добры! Какъ вы всегда любезны къ этому молодому человѣку!
   -- Только ради его дяди,-- любезно отвѣтила леди Рокминстеръ.
   -- Онъ уже сообщилъ мнѣ о своихъ дѣлахъ и написалъ мнѣ милое письмецо,-- очень милое,-- продолжалъ старикъ.-- Теперь его состояніе значительно возросло,-- да. И принимая въ соображеніе различныя обстоятельства, я не особенно сожалѣю, что дѣло съ миссъ Эмори разстроилось; право, принимая все въ соображеніе, я даже радъ этому.
   -- Мы должны утѣшить его, маіоръ Пенденнисъ,-- сказала старуха.-- Мы должны найти ему жену.
   Маіоръ сразу догадался, въ чемъ дѣло, и понялъ истинную причину, побудившую леди Рокминстеръ взять на себя роль посланницы.
   Нѣтъ надобности передавать содержаніе разговора, который произошелъ между маіоромъ и его гостьей, или объяснять, какимъ образомъ леди удалось добиться примиренія, которое, по правдѣ сказать, вовсе не было затруднительно. Не было никакихъ основаній Пену не жениться, согласно своей склонности и желанію покойной матери; что же касается леди Рокминстеръ, то она подкрѣпила это соображеніе еще нѣкоторыми намеками, которые имѣли въ глазахъ маіора громадное значеніе, но которыхъ мы не станемъ излагать здѣсь, потому что графиня, хотя и достигла уже глубокой старости, но еще жива и ея родные могутъ разсердиться. Однимъ словомъ, старый маіоръ былъ совершенно плѣненъ явнымъ благоволеніемъ леди Рокминстеръ къ нему и ея привязанностью къ Лаурѣ. Дѣйствительно, старая графиня во время этого свиданія была воплощенною добротою и любезностью, за исключеніемъ только одного момента, когда маіоръ выразился, что его племянникъ упустилъ хорошій шансъ: тутъ графиня произнесла маленькую рѣчь, въ которой дала маіору понять, что Лаура въ тысячу разъ лучше Пена (съ чѣмъ этотъ молодой человѣкъ и его знакомые вполнѣ согласны). Лаура, говорила она,-- достойна быть женой короля, Лаура образецъ всѣхъ. добродѣтелей и совершенствъ. Когда же маіоръ Пенденнисъ услышалъ, что такая знатная дама, какъ леди Рокминстеръ, восхищается Лаурой Белль, онъ тотчасъ же самъ началъ ею восхищаться.
   Герръ Фрошу было поручено сходить въ комнаты леди Рокминстеръ и сообщить миссъ Белль и м-ру Артуру Пенденнису, что маіоръ желаетъ ихъ видѣть. Когда Лаура, зардѣвшись отъ счастья, явилась подъ руку съ Пеномъ, маіоръ съ непритворнымъ волненіемъ и радушіемъ пожалъ имъ руки, а затѣмъ еще инымъ образомъ поздравилъ Лауру, заставивъ ее покраснѣть еще больше. Разсказчикъ обращается къ своимъ молодымъ читательницамъ и выражаетъ надежду, что и на ихъ щекахъ когда-нибудь будетъ такой румянецъ.
   Когда Пенъ такъ добродушно отретировался изъ Тенбриджа, а очаровательная Бланшъ наградила своею дѣвственною любовью цвѣтущаго наслѣдника пятнадцати тысячъ годового дохода, въ сердцѣ и домѣ леди Клеврингъ воцарилась такая радость, какой бѣдная бегума уже много лѣтъ не знала. Бланшъ и ея мать были въ самыхъ дружественныхъ и сердечныхъ отношеніяхъ. Пылкій Фокеръ томился нетерпѣніемъ и жаждалъ сократить, насколько возможно, траурный срокъ, чтобы вступить въ обладаніе тѣхъ несмѣтныхъ очарованій и достоинствъ, которыхъ онъ, такъ сказать, пока былъ законнымъ наслѣдникомъ, а не настоящимъ собственникомъ. Кроткая Бланшъ не могла ни въ чемъ отказать своему ненаглядному повелителю. Леди Клеврингъ покинула Тенбриджъ. Модистки и ювелиры принялись за приготовленіе гименеевыхъ параферналій. Леди Клеврингъ была въ такомъ благодушномъ настроеніи, что и сэръ Фрэнсисъ извлекъ изъ этого пользу: между ними состоялось примиреніе, сэръ Фрэнсисъ возвратился въ Лондонъ, вновь возсѣдалъ въ концѣ своего стола и имѣлъ деньги для своихъ излюбленныхъ билліардныхъ и игорныхъ домовъ.. Однажды, когда маіоръ Пенденнисъ и Артуръ явились на обѣдъ на Гросвенорскую площадь, они застали своего стараго знакомаго въ роли мажордома: джентльменъ въ черномъ фракѣ, съ важностью и изысканной почтительностью предлагавшій имъ шампанское, былъ ни кто иной, какъ м-ръ Джемсъ Морганъ. Въ числѣ гостей былъ и шевалье Стронгъ, находившійся въ наилучшемъ расположеніи и финансовыхъ обстоятельствахъ и занимавшій общество разсказами о своихъ заграничныхъ приключеніяхъ.
   -- Я пришелъ по приглашенію миледи,-- шепнулъ онъ Артуру.-- Этотъ Морганъ былъ мраченъ, какъ туча, когда я явился. Онъ здѣсь не къ добру. Я выйду раньше и подожду васъ и маіора Пенденниса у воротъ Гайдъ-Парка.
   Когда маіоръ Пенденнисъ уходилъ, Морганъ подалъ ему пальто и что-то пробормоталъ насчетъ того, что онъ временно поступилъ въ услуженіе къ Клеврингамъ.
   -- У меня есть ваша бумажка, м-ръ Морганъ,-- сказалъ маіоръ.
   -- Можете показать ее сэру Фрэнсису, если хотите,-- отвѣтилъ Морганъ, опуская глаза.-- Я очень обязавъ вамъ, маіоръ Пенденнисъ, и постараюсь отплатить вамъ за вашу доброту.
   Артуръ слышалъ эти слова и замѣтилъ ненависть, сверкнувшую во взорѣ слуги. Онъ тотчасъ крикнулъ, что забылъ свой носовой платокъ, и побѣжалъ назадъ въ гостиную. Фокеръ еще былъ тамъ, млѣя подлѣ сирены. Пенъ бросилъ на сирену многозначительный взглядъ, и надо полагать, что сирена понимала многозначительные взгляды, потому что, когда онъ нашелъ спасительный платокъ и вышелъ изъ комнаты, сирена весело воскликнула:
   -- Ахъ, Артуръ... м-ръ Пенденнисъ! Я должна что-то передать милой Лаурѣ, и выбѣжала вслѣдъ за нимъ.
   -- Что такое?-- спросила она, затворяя за собою двери.
   -- Вы разсказали Гарри? Имѣйте въ виду, что этому негодяю Моргану все извѣстно.
   -- Я знаю.
   -- Вы разсказали Гарри?
   -- Нѣтъ еще. Вы не выдадите меня?
   -- Морганъ выдастъ.
   -- Нѣтъ, онъ не выдастъ. Я обѣщала ему... n'imрогtе. Онъ подождетъ до свадьбы. Ахъ, какъ я несчастна!-- воскликнула дѣвушка, которая весь вечеръ улыбалась, хохотала и кокетничала.
   -- Умоляю васъ, разскажите Гарри. Разскажите ему теперь. Это не ваша вина. Онъ проститъ вамъ все. Скажите ему сегодня же.
   -- Такъ не забудьте же ей передать это,-- il est là (онъ здѣсь). Простите, что задержала васъ. Если она будетъ въ половинѣ четвертаго у мадамъ Кринолинъ, и леди Рокминстеръ отпуститъ ее, я бы очень желала показаться съ нею въ паркѣ.
   И Бланшъ снова впорхнула въ комнату, напѣвая веселый мотивъ и посылая своей маленькой ручкой воздушные поцѣлуи, между тѣмъ какъ Морганъ своей бархатной походкой поднялся по устланной ковромъ лѣстницѣ.
   Вышедши на улицу, Пенъ снова услышалъ блестящую музыку Бланшъ. Онъ догналъ дядю и вкратцѣ сообщилъ ему содержаніе своего разговора съ нею.
   -- Что теперь дѣлать?-- спросилъ онъ.
   -- Что дѣлать? Что же дѣлать, чортъ возьми, какъ не махнуть на это рукой? Знаешь, братъ,-- содрогаясь добавилъ маіоръ,-- будемъ благодарны, что мы отдѣлались отъ этой исторіи, и пусть ее распутываютъ тѣ, кого она касается.
   -- Дай Богъ, чтобы она сказала ему, -- воскликнулъ Пенъ.
   -- Она сдѣлаетъ, какъ найдетъ нужнымъ, -- сказалъ маіоръ.-- Миссъ Эмори себѣ на умѣ, голубчикъ, и пусть дѣйствуетъ на свой рискъ. Я чертовски радъ, что ты отдѣлался отъ этой исторіи,-- клянусь честью, чертовски радъ. Кто это тамъ куритъ? Ба, это опять Стронгъ. Онъ, кажется, хочетъ всунуть туда и свой носъ. Послушай меня, Артуръ, не мѣшайся ты въ это дѣло.
   Стронгъ разъ или два пробовалъ заговаривать объ этомъ предметѣ, но маіоръ упорно не слышалъ ни слова. Онъ распространялся о лунномъ свѣтѣ, объ Эпслигоузѣ, о погодѣ, объ извозчикахъ, -- однимъ словомъ, обо всемъ, кромѣ этого предмета. Повернувъ въ улицу С. Джемса, онъ сухо поклонился Стронгу и продолжалъ держать племянника подъ руку, повторяя ему свое предостереженіе.
   -- Вся эта исторія чуть не стоила тебѣ очень дорого, и тѣмъ охотнѣе ты долженъ послѣдовать моему совѣту, оставить ее въ покоѣ.
   Выйдя изъ гостинницы, Артуръ тотчасъ увидѣлъ въ нѣсколькихъ шагахъ отъ себя плащъ и сигару Стронга. Когда Артуръ подошелъ къ нему, веселый шевалье разсмѣялся.
   -- Я тоже старый солдатъ,-- сказалъ онъ.-- Мнѣ нужно было переговорить съ вами, Пенденнисъ. Я слышалъ обо всемъ, что тутъ произошло въ мое отсутствіе. Поздравляю васъ съ женитьбой и съ избавленіемъ отъ... понимаете? Не мнѣ было говорить, но я отлично знаю, что эта особа... ну, да все равно что. Вы поступили, какъ мужчина и честный человѣкъ, и удачно отдѣлались.
   -- Мнѣ не о чемъ жалѣть, -- сказалъ Пенъ.-- Я возвращался, чтобы попросить несчастную Бланшъ разсказать все Фокеру. Я бы желалъ для нея же, чтобы она разсказала, но боюсь, что она этого не сдѣлаетъ. Есть только одна политика, Стронгъ, только одна.
   -- Счастливъ тотъ, кто можетъ держаться ея,-- отвѣтилъ Стронгъ. -- А этотъ негодяй Морганъ затѣваетъ что-то недоброе. Онъ ужъ два мѣсяца вертится около моей квартиры, онъ пронюхалъ, кто такой -- этотъ бѣдняга Эмори, и теперь хочетъ развѣдать, гдѣ онъ. Ужъ онъ допытывалъ Болта и не разъ накачивалъ до-пьяна стараго Костигана. Онъ подкупилъ привратника, для того чтобы тотъ далъ ему знать, когда Эмори пріѣдетъ, и поступилъ онъ къ Клеврингамъ тоже не безъ цѣли. Онъ хочетъ за эту исторію сорвать большой кушъ, и сорветъ, помните мое слово.
   -- Гдѣ Эмори?-- спросилъ Пенъ.
   -- Въ Булони, кажется. Я оставилъ его тамъ и предостерегалъ, чтобы онъ не возвращался сюда. Я порвалъ съ нимъ всякія отношенія послѣ отчаянной ссоры, какъ и можно было, конечно, ожидать отъ такого сумасшедшаго человѣка. Я радъ, что онъ теперь у меня въ долгу, и что я ужъ не разъ избавлялъ его отъ бѣды.
   -- Онъ ужъ проигрался до тла, вѣроятно?-- сказалъ Пенъ.
   -- О, нѣтъ. Наоборотъ, теперь у него еще прибавилось денегъ,-- по крайней мѣрѣ, такъ было двѣ недѣли тому назадъ. Ему замѣчательно везло въ Баденѣ, онъ нѣсколько разъ срывалъ банкъ и сдѣлался просто притчей во языцѣхъ. Онъ связался тамъ съ господиномъ, по фамиліи Блонделль, который собралъ вокругъ себя цѣлое общество всевозможныхъ плутовъ обоего пола и всякихъ національностей, русскихъ, нѣмцевъ, французовъ, англичанъ. Эмори сдѣлался до того наглымъ, что одинъ разъ я не выдержалъ и отколотилъ его.
   -- И онъ вызвалъ васъ?-- спросилъ Пенъ.
   -- Вы хотите сказать, что если бы я его пристрѣлилъ, никому отъ этого не было бы худа? Вы правы, сэръ. Я ждалъ вызова, но напрасно, и на слѣдующій же день, когда мы встрѣтилась, онъ самъ попросилъ у меня извиненія. "Стронгъ, сказалъ онъ,-- извините меня. Вы поколотили меня и хорошо сдѣлали". Я пожалъ ему руку, но жить съ нимъ ужь больше не могъ. Я заплатилъ то. что задолжалъ ему наканунѣ,-- прибавилъ Стронгъ, краснѣя.-- Заложилъ все, что у меня было, а на послѣдніе десять флориновъ пошелъ играть въ рулетку. Если бы я проигралъ, то на слѣдующій же день далъ бы ему себя застрѣлить. Жизнь мнѣ была не мила. Ей Богу, сэръ, не стыдно-ли, что такой человѣкъ, какъ я, который, если и выдалъ нѣсколько векселей, то зато никогда не покидалъ друга и не совершалъ ничего безчестнаго, не имѣетъ къ чему приложить свои руки для добыванія себѣ средствъ? Но въ тотъ вечеръ мнѣ повезло, сэръ, и съ тѣми деньгами, что я выигралъ, я рѣшилъ начать. Я буду торговать виномъ. Родственники моей жены живутъ въ Кадиксѣ. Я намѣренъ выписывать оттуда испанскія вина и окорока. Этимъ можно составить себѣ состояніе, сэръ,-- ей Богу, состояніе. Вотъ моя карточка! Если вамъ понадобится хересъ или окорока, помните, что Недъ Стронгъ къ вашимъ услугамъ.
   И шевалье вынулъ изящную карточку, на которой было обозначено, что Стронгъ и Ко, въ Пастушьемъ подворьѣ, состоятъ единственными агентами по продажѣ знаменитой брилліантовой манзанильи герцога Гарбансона, первокласснаго испанскаго гранда,-- и не менѣе знаменитыхъ тобозскихъ окороковъ, для которыхъ свиньи откармливаются желудями только на родинѣ Донъ-Кихота.
   -- Заходите-ка ко мнѣ попробовать ихъ, сэръ! Видите, какъ я теперь практиченъ, и клянусь честью, на этотъ разъ я буду имѣть успѣхъ.
   Пенъ разсмѣялся.
   -- Не знаю, позволено-ли мнѣ будетъ посѣщать холостыя пирушки. Вѣдь я собираюсь...
   -- Но у васъ долженъ быть хересъ, сэръ, долженъ быть!
   -- Я буду покупать у васъ, можете разсчитывать на меня, сэръ,-- отвѣтилъ Пенъ.-- Знаете, хорошо, что вы раздѣлались и съ другимъ вашимъ пріятелемъ! А почтенный Альтамонтъ и его доченька, я слышалъ, переписываются?-- добавилъ онъ послѣ нѣкоторой паузы.
   -- Какъ же. Она писала ему длиннѣйшія посланія, хитрый чертенокъ!-- а онъ отвѣчалъ на имя м-ссъ Боннеръ. Первые два дня онъ все твердилъ, что возьметъ ее къ себѣ, ни о чемъ другомъ слышать не хотѣлъ. Ну, а она, понятно, не особенно жаждала перейти къ нему. Вскорѣ, впрочемъ, онъ и самъ поостылъ. (Тутъ Стронгъ расхохотался). Да знаете-ли, сэръ, что собственно было причиной нашей ссоры и драки? Въ Баденѣ была вдова, какая-то баронесса Крютъ-Кассе, которая, положимъ, и отъ него не далеко ушла. Такъ этотъ негодяй хотѣлъ на ней жениться.-- и навѣрное женился бы, если бы я не сказалъ ей, что онъ уже женатъ. Впрочемъ, повторяю, она немногимъ была лучше его. Я видѣлъ ее на Булонской пристани въ тотъ день, когда возращался въ Англію.
   Теперь мы довели нашъ разсказъ до того момента, когда въ "Четтрисскомъ Бойцѣ" появилась вышеуказанная замѣтка.
   Уже не за горами былъ тотъ блаженный день, когда Фокеръ долженъ быль назвать очаровательную Бланшъ своею. Клеврингскіе обыватели сгорали желаніемъ видѣть великолѣпнѣйшую новую карету, которая уже стояла въ экипажномъ сараѣ "Клеврингскаго Герба" и показывалась главнымъ кучеромъ м-ра Фокера,-- конечно, за извѣстное угощеніе. Мадамъ Фрибсби была занята изготовленіемъ прелестныхъ платьевъ для арендаторскихъ дочерей, которыя должны были фигурировать въ качествѣ хора дружекъ во время вѣнчальнаго обряда и свадебнаго завтрака. При этой восхитительной оказіи въ Паркѣ имѣло состояться пышное празднество.
   -- Да, м-ръ Гекстеръ, да! Счастливые арендаторы -- украшеніе деревни -- соберутся въ залѣ баронскаго замка, качая своими бородами. Будетъ закланъ быкъ, пойдетъ круговая чаша, будутъ гудѣть колокола, а мой тесть со слезами умиленія на глазахъ выйдетъ насъ благословлять у подъѣзда замка Вотъ вамъ весь церемоніалъ, м-ръ Гекстеръ! Надѣюсь, что мы увидимъ васъ и вашу милую жену. Да не хотите-ли чего-нибудь выпить, сэръ? М-ссъ Лайтфутъ, мадамъ, будьте любезны предоставить въ распоряженіе моего уважаемаго друга и лейбъ-медика, м-ра Гекстера, м-ра Самюэля Гекстера, члена ученыхъ обществъ, вашъ запасъ прохладительныхъ напитковъ и запишите на мой счетъ. М-ръ Лайтфутъ, а вы, что желаете выпить, сэръ? Хотя, кажется, вы уже нагрузились достаточно, ха-ха!
   Такъ говорилъ Гарри Фокеръ въ буфетѣ "Клеврингскаго Герба". Онъ поселился въ этой гостинницѣ и собралъ вокругъ себя цѣлый кружокъ друзей. Онъ угощалъ всякаго, кто ни приходилъ. Онъ былъ такъ счастливъ! Онъ ухаживалъ за мадамъ Фрибсби, близкой пріятельницей м-ссъ Лайтфутъ, задумчиво сидѣвшей за буфетомъ. Онъ утѣшалъ м-ссъ Лайтфутъ, которая уже начинала тревожиться за свое семейное счастье, потому что молодой Лайтфутъ, получивъ въ свое полное распоряженіе погребъ, хозяйничалъ въ немъ очень энергично и былъ пьянъ съ утра до вечера. Печально глядѣла его любящая жена на этого здороваго парня, который расписывалъ "мыслете" по двору и по дому, или распивалъ съ фермерами и торговцами собственныя выдержанныя вина и изысканныя водки.
   Въ свободное время приходилъ изъ Парка буфетчикъ Морганъ, чтобы выпить стаканчикъ на счетъ хозяина "Клеврингскаго Герба". Онъ съ язвительной улыбкой слѣдилъ за пьяными выходками Лайтфута. Безпокойство м-ссъ Лайтфутъ усиливалось, когда она ловила взоръ Моргана, устремленный на ея супруга. Быть замужемъ всего нѣсколько мѣсяцевъ и уже дойти до этого! Мадамъ Фрибсби сочувствовала ей. Мадамъ Фрибсби могла поразсказать ей о такихъ же дурныхъ мужчинахъ. У нея тоже были свои горести и свой печальный опытъ. Такъ ужь суждено, что никто не бываетъ вполнѣ счастливъ, и, какъ замѣтилъ м-ръ Фокеръ, горечь находится въ чашѣ каждаго человѣка. Только его чаша, повидимому, не имѣла ни одной капли этой горечи, счастье и радость лилось въ ней черезъ край.
   М-ръ Морганъ былъ неизмѣнно почтителенъ къ Фокеру.
   -- И все-таки онъ мнѣ почему-то не нравится,-- говорилъ простодушный юноша м-ссъ Лайтфутъ.-- Мнѣ такъ и кажется, что онъ снимаетъ съ меня мѣрку для гроба. Тесть мой боится его. Мой тестюшка... гмъ... все равно, но теща-таки славная женщина, м-ссъ Лайтфутъ.
   -- Ваша правда, сэръ,-- отвѣтила м-ссъ Лайтфутъ и со вздохомъ созналась, что для нея, можетъ быть, было бы лучше, если бы она не разставалась съ своей барыней.
   -- Да! "Не люблю тебя я, докторъ, самъ не знаю почему",-- продолжалъ Фокеръ -- А онъ все просится, чтобы я взялъ его къ себѣ. Бланшъ тоже настаиваетъ на этомъ. Почему онъ такъ нравится миссъ Эмори?
   -- Онъ нравится миссъ Бланшъ?
   Это извѣстіе, повидимому, сильно взволновало м-ссъ Лайтфутъ, а тутъ вскорѣ возникла еще одна причина для безпокойства. Въ одно прекрасное утро на ея имя пришло письмо съ заграничной маркой, и супруги ссорились изъ-за него, когда Фокеръ, намѣреваясь идти въ Клеврингъ Паркъ, проходилъ черезъ буфетъ. Онъ имѣлъ обыкновеніе каждое утро завтракать тамъ, наслаждаясь обществомъ богини; такъ какъ лирическое общество Клевринга. наводило на него тоску, а къ спорту онъ не питалъ влеченія, то послѣ завтрака онъ вновь возвращался къ билліарду и обществу "Клеврингскаго Герба"; затѣмъ наступалъ часъ, когда онъ катался верхомъ съ своей невѣстой, и, наконецъ, пообѣдавъ въ Клеврингѣ, онъ скромно возвращался въ свою гостинницу.
   И такъ, Лайтфутъ и его жена ссорились изъ-за письма. Что это за заграничное письмо? Почему она вѣчно получаетъ изъ-за границы письма? Отъ кого? Онъ не вѣритъ, что это отъ брата. Это не его дѣло? Нѣтъ, это его дѣло! И, изрыгнувши проклятіе, онъ схватилъ свою жену и полѣзъ къ ней въ карманъ.
   Несчастная женщина пыталась сопротивляться, а потомъ сказала: "Ну, вотъ, возьми его!" но какъ только онъ взялъ въ руки письмо, и въ комнату вошелъ Фокеръ, она вскрикнула и хотѣла вырвать письмо назадъ. Но Лайтфутъ оттолкнулъ ее, распечаталъ письмо, и оттуда на столъ упалъ другой конвертъ.
   -- Эй, вы, руки прочь!-- закричалъ маленькій Фокеръ, подбѣгая къ нему.-- Оставьте женщину въ покоѣ, сэръ. Человѣкъ, который трогаетъ женщину не для ласки... Ба! Тутъ письмо для миссъ Эмори! Что это такое, м-ссъ Лайтфутъ?
   М-ссъ Лайтфутъ разразилась упреками по адресу мужа:
   -- Извергъ! Обращаться такъ съ женщиной, которая подобрала тебя съ улицы! Бить свою жену! Зачѣмъ я вышла за тебя замужъ? Зачѣмъ я оставила миледи? Зачѣмъ я истратила тысячу восемьсотъ фунтовъ на этотъ домъ, чтобы ты могъ пьянствовать и обжираться?
   -- Она получаетъ письма и не хочетъ сказать отъ кого,-- произнесъ Лайтфутъ пьянымъ голосомъ.-- но это семейное дѣло, сэръ. Не желаете-ли чего-нибудь выпить?
   -- Я возьму это письмо къ миссъ Эмори, потому что я все равно иду въ Паркъ,-- сказалъ Фокеръ, блѣднѣя, и, взявъ его со стола, вышелъ изъ комнаты.
   -- Онъ ѣдетъ сюда? Чортъ возьми, кто такой ѣдетъ сюда? М-ссъ Лайтфутъ, кто такой этотъ Д. Э.? Чортъ возьми, кто такой этотъ Д. Э.?-- кричалъ мужъ.
   Но м-ссъ Лайтфутъ отвѣтила: "Молчи, пьяная скотина!" Схватила шаль и шляпку и, видя, что Фокеръ пошелъ по улицѣ, свернула въ окольный переулокъ и побѣжала что было мочи къ воротамъ Клеврингъ-Парка. Фокеръ увидѣлъ впереди фигуру бѣгущей женщины, но она исчезла, прежде чѣмъ онъ добрался до воротъ. Онъ остановился и спросилъ:
   -- Кто только что вошелъ сюда?
   -- М-ссъ Боннеръ,-- былъ отвѣтъ.
   Гарри едва держался на ногахъ; все завертѣлось у него передъ глазами. Разъ или два онъ долженъ былъ остановиться, прислонившись къ стволамъ обнаженныхъ липъ.
   Леди Клеврингъ сидѣла съ сыномъ въ столовой, а ея мужъ тутъ же зѣвалъ надъ газетой.
   -- Добраго утра, Гарри,-- сказала бегума.-- Получены письма, масса писемъ. Леди Рокммистеръ пріѣдетъ во вторникъ вмѣсто понедѣльника, а Артуръ съ маіоромъ будутъ сегодня. Лаура будетъ у доктора Портмана и оттуда прямо поѣдетъ въ церковь. Но что съ вами, дорогой мой? Отчего вы такой блѣдный, Гарри?
   -- Гдѣ Бланшъ?-- спросилъ онъ едва слышнымъ голосомъ.-- Еще не выходила?
   -- Бланшъ всегда приходитъ позже всѣхъ,-- сказалъ Фрэнкъ, съ полнымъ ртомъ.-- Она страшная соня. Когда васъ нѣтъ, она способна все утро пролежать въ постели.
   -- Молчи, Фрэнкъ, -- сказала мать.
   Въ ту же минуту явилась и Бланшъ. Она была очень блѣдна и при входѣ бросила тревожный взглядъ на Фокера. Она подошла къ матери и поцѣловала ее, а затѣмъ, улыбаясь самымъочаровательнымъ образомъ, направилась къ Гарри.
   -- Здравствуйте, Гарри,-- сказала она, протягивая ему обѣ руки.
   -- Я., я принесъ вамъ письмо,-- сказалъ Гарри.
   -- Письмо? Отъ кого же это? Voyons.
   -- Я не знаю... мнѣ было бы интересно узнать,-- отвѣтилъ онъ.
   -- Какъ же я могу вамъ сказать, не видя его?
   -- Развѣ м-ссъ Боннеръ не сказала вамъ?-- спросилъ онъ дрожащимъ голосомъ.-- Это какая-то тайна. Отдайте "вы" ей это письмо, леди: Клеврингъ.
   Леди Клеврингъ съ недоумѣніемъ приняла письмо изъ его дрожащихъ рукъ и взглянула на адресъ. Но едва она увидѣла почеркъ, какъ ея лицо исказилось отъ страха, она затряслась всѣми членами, выронила письмо, подбѣжала къ Френку, прижала его къ себѣ и разразилась рыданіями.
   -- Возьмите это прочь, это невозможно, невозможно!
   -- Въ чемъ дѣло?-- воскликнула! Бланшъ, блѣдная, какъ полотно.-- Вѣдь это письмо отъ... бѣднаго пенсіонера, нашего родственника.
   -- Это неправда, неправда!-- кріі; чала леди Клеврингъ.-- Нѣтъ, мой Френкъ! Вѣдь это неправда, Клеврингъ?
   Бланшъ подняла письмо и направилась съ нимъ къ огню, но Фокеръ подскочилъ къ ней и схватилъ ее за руку.
   -- Я долженъ знать, отъ кого это письмо,-- сказалъ онъ.-- Отдайте его мнѣ. Не бросайте его въ печку.
   -- Вы... вы не смѣете такъ обращаться съ миссъ Эмори въ моемъ домѣ!-- закричалъ баронетъ.-- Отдайте письмо, чортъ возьми!
   -- Ну, читайте -- и смотрите на нее,-- воскликнула Бланшъ, указывая на мать.-- Ради нея я скрывала это! Читайте, жестокій человѣкъ!
   Фокеръ распечаталъ письмо и прочиталъ:
   "Я не писалъ тебѣ, милая Бесси, эти три недѣли, а теперь пишу, чтобы послать тебѣ свое родительское благословеніе, и я пріѣду почти въ одно время съ этимъ письмомъ, потому что хочу посмотрѣть на церемонію и на моего зятя. Я остановлюсь у Боннеръ. Я провожу очень пріятно время, квартирую въ отелѣ, гдѣ очень хорошее общество, и живу на широкую ногу. Не знаю, хорошо-ли ты дѣлаешь, бросая м-ра П. ради м-ра Ф., да и имя "Фокеръ" не очень красивое, притомъ же ты сама пишешь, что онъ оселъ, а не красавецъ. Но онъ получилъ хорошее наслѣдство, а это -- дѣло. И такъ, до скораго свиданія, моя дорогая Бесси.

Твой любящій отецъ
Д. Эмори Альтамонтъ".

   -- Прочитайте это, леди Клеврингъ. Теперь ужь поздно скрывать это отъ васъ,-- сказалъ несчастный Фокеръ.
   Леди Клеврингъ пробѣжала письмо и снова разразилась истерическимъ плачемъ, судорожно сжимая въ своихъ объятіяхъ сына.
   -- Они погубили тебя, мой мальчикъ,-- говорила она.-- Они обезчестили твою старую мать, но я невинна, Френкъ, клянусь Богомъ, я невинна. Я не знала этого, м-ръ Фокеръ,-- право, не знала.
   -- Я не сомнѣваюсь въ этомъ,-- сказалъ Фокеръ, подходя и цѣлуя ея руку.
   -- Великодушный, великодушный Гарри!-- восторженно воскликнула Бланшъ.
   Но онъ отдернулъ руку, которую она хотѣла схватить, и отвернулся отъ нея съ дрожащими губами.
   -- Вы -- другое дѣло, -- промолвилъ онъ.
   -- Ради нея, только ради нея, Гарри!-- восклинула миссъ Эмори и приняла новую позу.
   -- Надо было что-нибудь сдѣлать и ради меня,-- отвѣтилъ онъ.-- Я бы взялъ васъ, несмотря ни на что. Вѣдь въ Лондонѣ все извѣстно. Я зналъ, что вашъ отецъ былъ... несчастенъ. Не можете же вы думать, что я хотѣлъ жениться на васъ изъ-за вашихъ связей. Будь проклята моя судьба! Я любилъ васъ всею душой два года, а вы все время играли мною и обманывали меня! О, Бланшъ, Бланшъ, тяжело мнѣ это, тяжело!
   Онъ закрылъ свое лицо руками и зарыдалъ.
   Бланшъ подумала: "Зачѣмъ я не разсказала ему въ тотъ вечеръ, когда меня предостерегалъ Артуръ?"
   -- Не отказывайтесь отъ нея, Гарри!-- воскликнула леди Клеврингъ.-- Возьмите ее, возьмите все, что я имѣю. Вѣдь это все достанется ей послѣ моей смерти. Этотъ мальчикъ ничего не можетъ получить. (Мастэръ Френкъ, который все время съ испугомъ глядѣлъ на эту сцену, теперь разразился громкимъ плачемъ).-- Возьмите все до послѣдняго шиллинга. Оставьте мнѣ только на пропитаніе, для того чтобы я могла куда-нибудь скрыться съ этимъ мальчикомъ, убѣжать отъ обоихъ. Ахъ, они оба злые, злые люди! Быть можетъ, онъ уже здѣсь. Не показывайте мнѣ его.Клеврингъ, негодный трусъ, защити меня отъ него!
   При этомъ предложеніи Клеврингъ вскочилъ на ноги.
   -- Ты шутишь, Джемима?-- сказалъ онъ.-- Вѣдь ты не бросишь меня и Френка? Вѣдь я не зналъ объ этомъ, клянусь... Фокеръ, я не зналъ объ этомъ, пока онъ самъ не явился ко мнѣ, этотъ проклятый бѣглый каторжникъ!
   -- Этотъ кто?-- спросилъ Фокеръ.
   Бланшъ вскрикнула.
   -- Да,-- завопилъ баронетъ.-- Да, проклятый бѣглый каторжникъ! Человѣкъ, который поддѣлалъ подпись своего тестя, убилъ въ Ботани-Беѣ надзирателя, будь онъ проклятъ, и убѣжалъ въ заросли, чтобы онъ лопнулъ! Я жалѣю, что онъ тамъ не издохъ. А потомъ онъ явился ко мнѣ шесть лѣтъ тому назадъ и сталъ вымогать у меня деньги. Я разоряюсь для того, чтобы содержать этого негодяя. И Пенденнисъ знаетъ это, и Стронгъ знаетъ, и этотъ дьяволъ Морганъ тоже знаетъ... И она знаетъ уже давнымъ давно, но я никогда бы не разсказалъ этого, никогда, я скрывалъ это отъ жены!
   -- Ты видѣлъ его и не убилъ, Клеврингъ? Трусъ!-- сказала жена Эмори.-- Идемъ, Френкъ, твой отецъ трусъ, я опозорена, но я твоя старая мать. Ты будешь... будешь любить меня?
   Бланшъ eplorée подошла къ матери, но леди Клеврингъ отскочила отъ нея съ какимъ-то испугомъ.
   -- Не прикасайся ко мнѣ,-- сказала она.-- У тебя нѣтъ сердца, у тебя никогда не было его. Я вижу теперь все. Я вижу, почему этотъ трусъ хотѣлъ отдать свое мѣсто въ парламентѣ Артуру,-- да, трусъ! Я вижу, почему ты угрожала отнять у меня половину состоянія Френка. И когда Артуръ хотѣлъ жениться на тебѣ безъ денегъ, потому что онъ не хотѣлъ ограбить моего мальчика, ты покинула его и взяла бѣднаго Гарри. Не имѣйте съ ней дѣла, Гарри. У васъ добрый характеръ, добрый! Не женитесь на этой... дочери каторжника. Идемъ, Френкъ, голубчикъ. Мы спрячемся съ тобой. Но мы честны,-- да, честны!
   Въ это время странная восторженность овладѣла Бланшъ. Мѣсяцъ, который она провела съ Гарри, истомилъ ее. Все его богатство не могло сдѣлать для нея сносной мысль о немъ. Ей опротивѣло его простодушіе, и надоѣло проявлять притворныя ласки.
   -- Подожди, мама! Подождите, мадамъ!-- воскликнула она съ жестомъ, который всегда былъ умѣстенъ, хотя немного театраленъ.-- У меня нѣтъ сердца, говорите вы? Я держу въ тайнѣ позоръ моей матери; я отказываюсь отъ своихъ правъ въ пользу моего своднаго... незаконнаго брата, -- да, отъ своихъ правъ и отъ своего состоянія; я не выдаю своего отца, -- и вы говорите, что у меня нѣтъ сердца! Но теперь довольно! Я возвращу себѣ права, законы моей страны возвратятъ мнѣ ихъ. Я обращусь къ защитѣ отечественныхъ законовъ, -- да, отечественныхъ законовъ! Преслѣдуемый вами сегодня возвратится. Я пойду къ своему отцу.
   И маленькая особа взмахнула рукой и рѣшила, что она героиня.
   -- Ты пойдешь къ своему отцу, вотъ какъ?-- воскликнулъ Клеврингъ, сопровождая это однимъ изъ своихъ обычныхъ проклятій.-- Но я представитель власти, и я его запру въ тюрьму! Вотъ ѣдетъ экипажъ. Быть можетъ, это онъ. Пусть идетъ!
   По дорогѣ, дѣйствительно, показался экипажъ. Обѣ женщины кричали, одна громче другой, ожидая, что сейчасъ появится Альтамонтъ.
   Дверь открылась, и Морганъ доложилъ о пріѣздѣ маіора Пенденниса и м-ра Пенденниса, которые тотчасъ вошли и застали всю эту бурю. Большія ширмы отдѣляли столовую отъ залы, и весьма вѣроятно, что м-ръ Морганъ, по своему обыкновенію, воспользовался этимъ обстоятельствомъ для того, чтобы познакомиться съ тѣмъ, что тутъ происходитъ.
   Наканунѣ было условлено, что молодые люди поѣдутъ кататься, и въ назначенный часъ, послѣ полудня, лошади м-ра Фокера прибыли изъ "Клеврингскаго Герба". Но миссъ Бланшъ на этотъ разъ не сопровождала своего жениха. Пенъ вышелъ съ нимъ на крыльцо и пожалъ ему руку, а Гарри Фокеръ уѣхалъ, въ сопровожденіи своего облаченнаго въ трауръ грума. Всѣ происшествія, которыя изложены въ послѣднихъ частяхъ нашей исторіи, были обсуждены участвующими лицами въ продолженіи этихъ двухъ или трехъ часовъ.-- Много совѣтовъ было дано, новостей сообщено, исходовъ предложено, а въ концѣ концовъ Гарри Фокеръ уѣхалъ прочь, напутствуемый печальнымъ благословеніемъ Пена. Мрачно прошелъ въ этотъ день въ Клеврингъ-Паркѣ обѣдъ; новый буфетчикъ на немъ не присутствовалъ, обѣихъ дамъ тоже не было. Послѣ обѣда Пенъ сказалъ:
   -- Я пойду въ Клеврингъ и посмотрю, пріѣхалъ-ли онъ.
   И онъ пошелъ по темной аллеѣ, черезъ мостъ и затѣмъ по дорогѣ, мимо своего собственнаго дома; нѣкогда спокойныя знакомыя поля были озарены теперь пламенемъ печей и кузницъ, запятыхъ желѣзнодорожными работами. Онъ миновалъ все это, вступилъ въ городъ и направился къ "Клеврингскому Гербу".
   Было уже послѣ полуночи, когда онъ вернулся назадъ. Онъ былъ очень блѣденъ и взволнованъ.
   -- Леди Клеврингъ еще не спитъ?-- спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, но сидитъ у себя въ комнатѣ.
   Онъ поднялся къ ней и здѣсь нашелъ несчастную женщину въ слезахъ и отчаяніи.
   -- Это я, Артуръ,-- сказалъ онъ, заглянувъ въ комнату, и, подойдя къ леди Клеврингъ, взялъ ея руку и нѣжно поцѣловалъ.-- Вы всегда, были моимъ добрымъ другомъ, милая леди Клеврингъ,-- продолжалъ онъ.-- Я васъ очень люблю. Я принесъ вамъ новости.
   -- Ахъ, не называйте меня этимъ именемъ,-- отвѣтила она, пожимая ему руку.-- Вы всегда были добрымъ мальчикомъ, Артуръ. Съ вашей стороны очень любезно, что вы пришли теперь ко мнѣ, очень любезно. Вы иногда замѣчательно похожи на свою маму, голубчикъ.
   -- Милая, добрая леди Клеврингъ,-- повторилъ Артуръ съ особеннымъ удареніемъ, случилось нѣчто неожиданное.
   -- Съ нимъ что-нибудь случилось?-- пролепетала леди Клеврингъ.-- Ахъ, мнѣ страшно подумать, что я могу быть рада его гибели.
   -- Нѣтъ, онъ живъ и здоровъ. Онъ былъ здѣсь и уѣхалъ. Не бойтесь теперь, онъ уѣхалъ, и вы по прежнему леди Клеврингъ.
   -- Неужели это правда, что онъ иногда говорилъ мнѣ?-- вскрикнула она.-- Что онъ...
   -- Онъ уже былъ женатъ, когда женился на васъ,-- сказалъ Пенъ. Онъ сознался въ этомъ сегодня. Онъ больше никогда не вернется.
   Леди Клеврингъ опять вскрикнула, обвила руками шею Пена, поцѣловала его и залилась слезами у него на плечѣ.
   То, что Пенъ, часто прерываемый восклицаніями и рыданіями доброй женщины, разсказалъ ей, должно быть здѣсь изложено вкратцѣ, потому что наша книга уже достигла предположенныхъ размѣровъ, и нашъ разсказъ приходитъ къ концу. Въ этотъ день Эмори дѣйствительно пріѣхалъ и остановился въ "Клеврингскомъ Гербѣ", подъ фамиліей Альтамонта. Онъ тотчасъ же заказалъ себѣ обѣдъ и, будучи въ веселомъ расположеніи духа, пригласилъ хозяина выпить съ нимъ, на что тотъ, конечно, охотно согласился. Выпытавши у Лайтфута всѣ новости относительно Клевринговъ и убѣдившись, что м-ссъ Лайтфутъ ничего не разболтала, онъ приказалъ подать для м-ра Лайтфута еще вина, послѣ чего оба джентльмена, придя въ очень возбужденное настроеніе, направились въ буфетъ м-ссъ Лайтфутъ.
   Она въ это время пила чай съ своею пріятельницей мадамъ Фрибсби. М-ръ Лайтфутъ дошелъ теперь до такого блаженнаго состоянія, когда человѣкъ уже ничему не удивляется, а потому, когда Альтамонтъ пожалъ м-ссъ Лайтфутъ руку, какъ старый знакомый, это обстоятельство ничуть не показалось ему страннымъ, и онъ только увидѣлъ въ немъ уважительную причину для того, чтобы выпить еще. Оба джентльмена стали наслаждаться грогомъ и предложили его дамамъ, не обращая вниманія на ихъ испуганный видъ.
   Между тѣмъ какъ они такимъ образомъ прохлаждались, въ комнату, часовъ около шести вечера, вошелъ м-ръ Морганъ, новый слуга сэра Френсиса Клевринга, и, понятно, тотчасъ же былъ приглашенъ составить компанію. Онъ выбралъ свой любимый напитокъ, и присутствующіе завязали общій разговоръ.
   Спустя нѣкоторое время м-ръ Лайтфутъ заснулъ. М-ръ Морганъ уже нѣсколько разъ дѣлалъ м-ссъ Фрибсби намеки, чтобы она ушла домой, но эта дама, находясь въ какомъ-то странномъ возбужденіи или слѣдуя просьбѣ м-ссъ Лайтфутъ, не двигалась съ мѣста. Ея упорство причиняло сильную досаду м-ру Моргану, и послѣдній выразилъ свое неудовольствіе въ такихъ выраженіяхъ, которыя испугали м-ссъ Лайтфутъ, а Альтамонта побудили сказать, что м-ръ Морганъ чудаковатый малый и весьма невѣжливъ съ дамскимъ поломъ.
   Пререканія по этому поводу между обоими джентльменами были очень непріятны для женщинъ, въ особенности для м-ссъ Лайтфутъ, которая поспѣшила, насколько возможно, умиротворить Моргана. Затѣмъ, дѣлая видъ, что даетъ пріѣзжему закурить, она передала ему бумажку, на которой украдкой написала слова: "Онъ знаетъ васъ, уходите". Но очевидно, что въ той манерѣ, съ какою она передала эту бумажку, въ той манерѣ, съ какою гость прочиталъ ее, было нѣчто подозрительное, потому что, когда спустя короткое время гость заявилъ, что пойдетъ спать, Морганъ тоже всталъ и со смѣхомъ замѣтилъ, что еще слишкомъ рано идти спать.
   Тогда пріѣзжій заявилъ, что онъ пойдетъ въ свою спальную. Морганъ отвѣтилъ, что онъ покажетъ ему дорогу. На это пріѣзжій сказалъ:
   -- Идемъ! У меня наверху есть парочка недурныхъ пистолетовъ, которыми я могу размозжить голову всякому доносчику или шпіону.
   При этомъ онъ такъ свирѣпо посмотрѣлъ на Моргана, что послѣдній поспѣшилъ встряхнуть Лайтфута за воротникъ, чтобы разбудить его, и закричалъ:
   -- Джонъ Эмори! арестую васъ именемъ королевы! Помогите мнѣ, Лайтфутъ. Это пахнетъ тысячью фунтовъ.
   И онъ протянулъ руку, словно собираясь схватить своего плѣнника, но послѣдній, сжавъ кулакъ, хватилъ Моргана въ грудь съ такою силой, что тотъ опрокинулся на Лайтфута. Лайтфутъ, человѣкъ очень сильный и не робкаго десятка, крикнулъ, что онъ прошибетъ голову своему гостю, и дѣйствительно собирался привести это намѣреніе въ исполненіе. Пріѣзжій, снявъ сюртукъ и проклиная обоихъ враговъ, сталъ вызывать ихъ на бой, но въ эту минуту м-ссъ Лайтфутъ съ пронзительнымъ крикомъ бросилась къ своему мужу, а мадамъ Фрибсби, закричавъ еще сильнѣе, бросилась къ пріѣзжему со словами:-- "Армстронгъ! Джонни Армстронгъ!-- и уцѣпилась за его обнаженную руку, на которой были видны татуированное сердце и буквы М. Ф.
   Восклицаніе мадамъ Фрибсби, повидимому, удивило и отрезвило пріѣзжаго. Онъ посмотрѣлъ на нее и закричалъ:
   -- Да это Полли, клянусь честью.
   М-ссъ Фрибсби продолжала голосить:
   -- Это не Эмори, это Джонни Армстронгъ, мой гадкій, злой мужъ; онъ вѣнчался со мной въ церкви Св. Мартина, когда былъ штурманомъ индійскаго корабля, а черезъ два мѣсяца бросилъ меня, мерзавецъ! Это Джонъ Армстронгъ. Вотъ у него знакъ на рукѣ, который онъ сдѣлалъ для меня.
   Пріѣзжій сказалъ:
   -- Это вѣрно, Полли, я Джонни Армстронгъ, Эмори, Альтамонтъ, и пусть они, чертъ ихъ побери, выходятъ на меня. Я покажу имъ, что значитъ британскій матросъ! Ура! Выходи!
   Морганъ тоже продолжалъ кричать:-- Держите его!
   Но м-ссъ Лайтфутъ отвѣтила:
   -- Держать его? Держать его? Подлый шпіонъ! Какъ! уничтожить бракъ, раззорить миледи и отнять у насъ "Клеврингскій Гербъ"?
   -- Онъ хочетъ отнять у насъ "Клеврингскій Гербъ"?-- спросилъ м-ръ Лайтфутъ, оборачиваясь назадъ.-- Ахъ, будь онъ проклятъ! Да я его задушу!
   -- Придержи его, голубчикъ, до прихода дилижанса. Онъ скоро будетъ здѣсь.
   -- Ахъ, чтобы онъ лопнулъ! Да я его задушу, если онъ только пошевельнется,-- сказалъ Лайтфутъ.
   Они дѣйствительно продержали Моргана до прихода дилижанса, и м-ръ Эмори, или Армстронгъ, безпрепятственно уѣхалъ на станцію, а оттуда въ Лондонъ. Морганъ послѣдовалъ за нимъ. Но этого обстоятельства Артуръ не счелъ нужнымъ сообщать леди Клеврингъ. Выслушавъ его разсказъ, леди Клеврингъ призвала на него благословеніе Божье и пошла въ комнату сына, котораго ей захотѣлось передъ сномъ поцѣловать. Пенъ разстался съ ней и ушелъ домой. Это былъ очень трудный день.
   Намъ остается теперь отмѣтить событія еще одного только дня, а именно, когда м-ръ Артуръ, въ новой шляпѣ, въ новомъ голубомъ фракѣ и голубомъ шарфѣ, въ новомъ модномъ жилетѣ, новыхъ ботинкахъ и новыхъ запонкахъ (подаренныхъ ея сіятельствомъ вдовствующей графиней Рокммистеръ) явился къ завтраку въ Клеврингъ-Паркѣ, причемъ не могъ проглотить ни кусочка. У его тарелки лежали два письма, и онъ прежде всего распечаталъ, то, которое было написано крупнымъ писарскимъ почеркомъ. Оно было слѣдующаго содержанія:
   "Коммиссіонерство Гарбансоскихъ винъ, Пастушье подворье, понедѣльникъ.
   Мой милый Пенденнисъ! Поздравляю васъ съ событіемъ, которое должно составить счастье всей вашей жизни, я вмѣстѣ съ тѣмъ шлю самое искреннее привѣтствіе м-ссъ Пенденнисъ, съ которой надѣюсь познакомиться ближе, чѣмъ былъ знакомъ до сихъ поръ. И если я обращу ея вниманіе на то обстоятельство, что одинъ изъ наиболѣе необходимыхъ предметовъ комфорта для ея мужа представляетъ чистый хересъ, то я знаю, что она будетъ моей постоянной покупательницей.
   "Но я долженъ сообщить вамъ и еще кое о чемъ. Вчера послѣ полудня Д. Э. пріѣхалъ ко мнѣ изъ Клевринга, который онъ оставилъ при обстоятельствахъ, безъ сомнѣнія, вамъ извѣстныхъ. Несмотря на наши разногласія, я не могъ, конечно, не дать ему пищи и крова (онъ съ большимъ удовольствіемъ отвѣдалъ Гарбансоскаго Амонтилльяда и Тобозскаго окорока), и онъ сообщилъ мнѣ о нѣкоторыхъ удивительныхъ своихъ приключеніяхъ. Оказывается, что этотъ негодяй женился въ первый разъ шестнадцати лѣтъ, до того, какъ познакомился съ нашей бѣдной модисткой, и съ тѣхъ поръ неоднократно повторялъ эту церемонію въ Сиднеѣ, Новой Зеландіи, Южной Америкѣ, Ньюкесѣ. Однимъ словомъ, это настоящій Донъ-Жуанъ.
   "Но, повидимому, командоръ, наконецъ, настигъ его, потому что, когда мы сидѣли за нашимъ обѣдомъ, въ дверь послышались три тяжелыхъ удара, которые заставили нашего пріятеля вздрогнуть. Я выдержалъ въ своей квартирѣ двѣ или три осады, и теперь поспѣшилъ пойти на свое обычное мѣсто рекогносцировки. Благодаря благопріятному повороту въ моей судьбѣ, я ужь теперь не выдаю никакихъ векселей, и, кромѣ того, этотъ народъ никогда не является такимъ образомъ. Я увидѣлъ у дверей бывшаго слугу вашего дяди, Моргана, а съ нимъ -- полисмена (по всей вѣроятности, подложнаго), и они сказали мнѣ, что имѣютъ предписаніе объ арестѣ Джонни Армстронга, alias Эмори, alias Альтамонта, бѣглаго каторжника, и угрожали взломать дверь.
   "Надобно вамъ сказать, сэръ, что въ дни моей собственной осады я открылъ маленькій выходъ по водосточной трубѣ къ окну Боуса-Костигана, а потому въ этотъ разъ я и послалъ по этому прикрытому пути Джека Аліаса, не безъ опасенія за его жизнь, потому что водосточная труба сдѣлалась очень ветхой. Затѣмъ я впустилъ, на правахъ парламентеровъ, гг. Моргана и его пріятеля. Этотъ бездѣльникъ, очевидно, зналъ о существованіи прикрытаго пути, потому что тотчасъ же велѣлъ полисмену сойти внизъ и стать у воротъ, а самъ устремился по лѣстницѣ въ верхнюю комнату, какъ будто онъ зналъ расположеніе квартиры. Въ ту минуту, когда онъ готовился полѣзть изъ окна, мы услышали голосъ капитана Костигана, кричавшаго: -- Кто вы, и какого чорта вамъ здѣсь нужно? Не трогайте этой водосточной трубы, потому что здѣсь уже убился одинъ человѣкъ!
   "Когда же Морганъ, высунувшись въ окно, сталъ вглядываться въ темноту, желая убѣдиться, правда ли это, капитанъ схватилъ метловище и сразу перебилъ соединительную трубу. Сегодня утромъ, сіяя отъ радости, онъ мнѣ сообщилъ, что эта чудесная стратагема пришла ему въ голову потому, что онъ не разъ видѣлъ въ театрѣ подобную же сцену, гдѣ его ненаглядная Эмилія играла ролъ Коры. Я лично очень жалѣю, что этотъ негодяй Морганъ не стоялъ на водосточной трубѣ, когда "генералъ" привелъ въ исполненіе свою стратагему.
   "Если я услышу еще что-нибудь о Джекѣ Аліасѣ, я вамъ сообщу. У него еще много денегъ, и я убѣждалъ его послать часть бѣдной модисткѣ, но этотъ подлецъ разсмѣялся въ отвѣтъ и сказалъ, что у него не больше денегъ, чѣмъ ему нужно, а вмѣсто денегъ онъ готовъ дать кому угодно локонъ своихъ волосъ. Прощайте, будьте счастливы и не забывайте преданнаго вамъ Э. Стронга".
   -- Ну, а теперь другое письмо,-- сказалъ Пенъ, взявъ маленькій конвертикъ, написанный хорошо знакомой рукой.
   -- Милый, милый Джорджъ!-- И прежде чѣмъ распечатать письмо, онъ его поцѣловалъ.
   "Баррингтонъ. Четвергъ.
   Спѣшу сегодня же послать вамъ обоимъ свое искреннее поздравленіе и благословеніе. Дай Богъ вамъ, милый Артуръ и милая Лаура, быть счастливыми. Я увѣренъ, Пенъ, что ты имѣешь лучшую жену въ мірѣ, и надѣюсь, что ты будешь ее любить и беречь. Наша старая квартира будетъ казаться мнѣ одинокой безъ тебя, милый Пенъ, но когда мнѣ будетъ очень скучно, я пойду къ своимъ дорогимъ брату и сестрѣ. Я теперь практикуюсь въ искусствѣ обращенія съ дѣтьми для того, чтобы быть готовымъ принять на себя роль дяди Джорджа. Прощайте, совершайте ваше свадебное путешествіе и пріѣзжайте назадъ.

Д. Б.".

   Когда завтракъ, данный докторомъ Портманомъ, былъ конченъ и гости разошлись, Пенъ и его жена прочитали это письмо вмѣстѣ. У воротъ докторскаго дома уже стояла карета, окруженная цѣлою толпою, а они прошли черезъ калитку, выходившую на кладбище церкви св. Маріи, гдѣ звонили всѣ колокола, на могилу Елены, и здѣсь Артуръ показалъ женѣ письмо Джорджа. Что изъ двухъ: скорбь или счастье заставило Лауру оросить слезами это письмо? И тутъ еще разъ, въ присутствіи священнаго праха, она поцѣловала и благословила Артура.
   Въ этотъ день въ клеврингской церкви состоялась только одна свадьба. Несмотря на всѣ жертвы, принесенныя миссъ Бланшъ своей ненаглядной матери, честный Гарри не могъ простить женщины, которая обманула своего будущаго мужа, и справедливо разсуждалъ, что она обманетъ его опять. Онъ уѣхалъ къ пирамидамъ и въ Сирію и, оставивъ здѣсь свою болѣзнь, возвратился домой съ огромнымъ запасомъ наргиле и кальяновъ, которыми и угощаетъ теперь своихъ друзей. Онъ живетъ на широкую ногу и, по рекомендаціи Пена, получаетъ вино изъ знаменитыхъ виноградниковъ Герцога Гарбансоса.
   Что касается бѣднаго Коса, то объ его участи уже было упомянуто выше. Нельзя было и ожидать славнаго конца для подобной жизни. Морганъ теперь одинъ изъ весьма уважаемыхъ обывателей прихода С. Джемской церкви и при современномъ политическомъ движеніи выказалъ себя, какъ подобаетъ мужчинѣ и британцу. А Боусъ? Послѣ кончины м-ра Пайпера, клеврингскаго органиста, маленькая м-ссъ Сэмъ Гекстеръ, которая дѣлаетъ съ д-ромъ Портманомъ, что хочетъ, выписала Боуса изъ Лондона на конкурсъ органистовъ, и ея каидидатъ одержалъ верхъ. Когда сэръ Френсисъ Клеврингъ покинулъ эту безцѣльную жизнь, та же маленькая неутомимая агитаторша взяла мѣстечко приступомъ, и теперь депутатомъ Клевринга состоитъ Артуръ Пенденнисъ. Бланшъ Эмори, какъ это достовѣрно извѣстно, вышла замужъ въ Парижѣ, и салонъ графини Монморанси де-Валентинуа былъ однимъ изъ наиболѣе suivi. Дуэль между графомъ и молодымъ, пылкимъ представителемъ Горы Альсидомъ де-Миробо была вызвана исключительно тѣмъ, что Миробо подвергъ въ клубѣ сомнѣнію право своего противника на графскій титулъ. Послѣ этого происшествія мадамъ Монморанси де-Валентинуа поѣхала путешествовать. Бунгей издалъ стихотворенія графини въ видѣ изящной книжки съ графскимъ гербомъ.
   Маіоръ Пенденнисъ на склонѣ своихъ дней сдѣлался очень серьезенъ и болѣе всего былъ счастливъ, когда Лаура читала ему вслухъ своимъ нѣжнымъ голосомъ, или слушала его разсказы. Эта кроткая женщина служитъ другомъ для старыхъ и молодыхъ, и вся ея жизнь проходитъ въ томъ, чтобы дѣлать другихъ счастливыми.
   "А какой мужъ вышелъ изъ Пенденниса?" -- спросятъ многіе читатели, сомнѣваясь въ счастьѣ Лауры. Имъ слѣдуетъ обратиться къ самой Лаурѣ (если они съ нею встрѣтятся), которая, несмотря на всѣ его недостатки и капризы, несмотря на то, что ей извѣстны люди лучше его, продолжаетъ его вѣрно и нѣжно любить. Его дѣти и ихъ мать никогда не слышатъ отъ него рѣзкаго слова, и когда проходятъ его припадки угрюмости и молчаливости, они встрѣчаютъ его съ неизмѣнною любовью и довѣріемъ. Его другъ остался по прежнему другомъ -- съ совершенно исцѣленнымъ сердцемъ. Та болѣзнь, которую онъ перенесъ, никогда не бываетъ роковой для здороваго органа. Джорджъ отлично исполняетъ свою роль крестнаго папеньки и живетъ одинъ. Если Пенъ достигъ своими сочиненіями большей извѣстности, чѣмъ его болѣе даровитый другъ, котораго никто не знаетъ, то зато Джорджъ и не ищетъ славы. Если лучшіе выигрыши не достаются лучшимъ людямъ, то мы знаемъ, что такъ угодно Распорядителю лоттереи. Мы ежедневно видимъ, какъ лживые и недостойные живутъ и благоденствуетъ, тогда какъ добрые отзываются въ иной міръ, молодые и милые преждевременно гибнутъ; въ жизни каждаго человѣка мы находимъ разрушенное счастье, частое паденіе, безплодныя попытки, борьбу между добромъ и зломъ, въ которой нерѣдко погибаетъ сильный и падаетъ проворный; мы видимъ иногда, что цвѣты добра растутъ въ убогихъ мѣстахъ, а великолѣпная и блестящая судьба исполнена пороковъ и запятнана зломъ. Зная, какъ ничтожны лучшіе изъ насъ, протянемъ сострадательно руку Артуру Пенденнису: у него много недостатковъ и прегрѣшеній, но зато онъ и не мнитъ себя героемъ; онъ считаетъ себя только человѣкомъ и братомъ нашимъ.

Конецъ.

   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru