Практикантами правъ на его родинѣ назывались тѣ изъ молодыхъ людей, которые въ продолженіе трехъ лѣтъ занимались законовѣдѣніемъ въ университетахъ, затѣмъ выдержали первый и второй экзамены и потомъ работали въ судѣ даромъ, то-есть безъ всякаго вознагражденія до-тѣхъ-поръ, пока имъ посчастливится получить судейскую должность съ жалованьемъ или адвокатуру.
Вотъ и Рудольфъ Зандеръ находился на этой степени бюрократіи своей родины. Онъ прекрасно выдержалъ оба экзамена. Въ судѣ, при которомъ онъ состоялъ, его работы признавались лучшими; несмотря на то, онъ не могъ получить ни судейской должности съ жалованьемъ, ни адвокатуры.
Судьба не улыбнулась ему.
До этого времени на его родинѣ человѣкъ, выдержавшій два вышеупомянутые экзамена, былъ признаваемъ способнымъ подвизаться на юридическомъ поприщѣ. Такъ было еще въ то время, когда Рудольфъ Зандеръ занимался въ университетѣ, такъ было еще и въ то время, когда онъ выдержалъ первый экзаменъ и приготовился ко второму.
Но въ это время правительство его страны услышало о славѣ бюрократіи въ Пруссіи, а также и о томъ, какъ эта слава и этотъ блескъ достигались и сохранялись, въ-особенности, при помощи многихъ экзаменовъ, которые должны были выдерживать молодые чиновники въ Пруссіи. Многочисленные экзамены весьма нравились старому министру юстиціи, и въ одинъ прекрасный день онъ подалъ старому владѣтелю страны къ подписанію декретъ, по которому опредѣлялось, что на будущее время практикантъ правъ, для полученія должности судьи, или званія адвоката, долженъ предварительно выдержать еще третій экзаменъ. Этотъ третій экзаменъ назывался, такъ же какъ и въ Пруссіи, "большимъ государственнымъ испытаніемъ", и молодые люди, выдержавшіе его, получали титулъ ассессоровъ.
Государь подписалъ декретъ; это случилось за нѣсколько дней передъ вторымъ экзаменомъ кандидата Рудольфа Зандера, и молодой человѣкъ, выдержавшій второй экзаменъ блистательнымъ образомъ, могъ надѣяться на осуществленіе своихъ плановъ въ будущемъ столько же, сколько надѣялся на то прежде, да, даже менѣе, гораздо-менѣе.
Большое государственное испытаніе, по тому же самому декрету государя, должно было выдержать въ столицѣ государства, и потому, для приготовленія къ экзамену письменныхъ сочиненій и такъ далѣе, нужно было пробыть въ столицѣ по-крайней-мѣрѣ полгода. Но для такого пребыванія въ главномъ городѣ требовались деньги, много денегъ, а у Рудольфа Зандера ужь не было ихъ.
Зандеръ былъ сынъ честнаго чиновника, который, потому, умеръ бѣднякомъ и оставилъ сыну столько, что послѣдній могъ только достигнуть степени практиканта правъ. Дѣйствительно, отъ капитала Рудольфа оставалось не болѣе пятидесяти талеровъ, и у молодаго человѣка не было на свѣтѣ ни родственника, ни другаго лица, отъ котораго онъ могъ бы получить, или, можетъ-быть, захотѣлъ бы принять вспомоществованіе.
Хотя старый правитель страны и умеръ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ подписанія декрета и юный властитель (какъ обыкновенно поступаютъ юные властители) опредѣлилъ новыхъ министровъ, а также и новаго министра юстиціи, несмотря на то, съ третьимъ экзаменомъ случилось то же, что случается съ вздорожавшимъ хлѣбомъ или мясомъ: цѣна поднимается быстро, но не понизится снова; она остается даже и въ такомъ случаѣ, если обстоятельство, поднявшее ее, давно уже исчезло со всѣми своими послѣдствіями. Третій экзаменъ остался.
Вотъ что составляло несчастіе практиканта правъ Рудольфа Зандера.
Къ-сожалѣнію, то не было его единственнымъ несчастіемъ.
Да и когда же случается, чтобъ за однимъ несчастіемъ не слѣдовали другія?
Городъ, гдѣ молодой человѣкъ занимался въ судѣ, былъ большимъ провинціальнымъ городомъ страны; потому-что эта страна (скажемъ мимоходомъ) принадлежала не къ самымъ малымъ княжествамъ, герцогствамъ или великимъ герцогствамъ Германіи.
Въ этомъ провинціальномъ городѣ находился большой и извѣстный пансіонъ для молодыхъ дѣвицъ, и чиновники, значительные граждане и мелкіе дворяне провинціи отправляли своихъ дочерей въ этотъ пансіонъ для дальнѣйшаго образованія.
Съ одной изъ этихъ дочерей познакомился Рудольфъ Зандеръ. Ее звали Элизой, собственно Елизаветой Альтгаусъ; она была дочь перваго бургомистра Андельфингена, хотя незначительнаго, но весьма-достаточнаго уѣзднаго городка провинціи.
Если молодой практикантъ правъ и молодая дѣвица, находящаяся въ пансіонѣ, познакомятся другъ съ другомъ, и познакомятся покороче, то обыкновенно до любви недалеко; она сначала способствуетъ ближайшему знакомству, а потомъ выросгаетъ изъ него въ огромныхъ размѣрахъ. Двое же влюбленныхъ почти всегда только и думаютъ о томъ, какъ бы сдѣлаться поскорѣе женихомъ и невѣстой.
Рудольфъ Зандеръ и Элиза Альтгаусъ узнали другъ друга, полюбили и затѣмъ обручились.
Это было вторымъ и истиннымъ несчастіемъ молодаго человѣка.
Но Рудольфъ Зандеръ не терялъ своего веселаго и (мы должны сознаться въ этомъ) своего нѣсколько-беззаботнаго расположенія духа.
-- Чортъ возьми! говорилъ онъ:-- я учился, у меня есть довольно силъ длятого, чтобъ работать; у меня есть мужество. Вѣдь это было бы загадкой, еслибъ изъ меня все-таки не вышло ничего.
Правда, на свѣтѣ случается много загадочнаго.
Его невѣста также не теряла мужества. Она имѣла серьёзный характеръ, отличавшійся въ то же время твердостью и силою.
-- Будемъ, главное, полагаться на Бога и на свои собственныя силы, говорила она возлюбленному:-- и мы не пропадемъ тогда.
Такимъ-образомъ они разстались, когда молодая дѣвушка окончила свое образованіе въ пансіонѣ и должна была возвратиться въ родительскій домъ.
Дѣйствительно, недѣли четыре спустя, она писала ему:
"Нашъ старый городской синдикъ умеръ. Его должность слѣдуетъ замѣстить кѣмъ-нибудь. Она приноситъ шестьсотъ талеровъ въ годъ. Замѣщеніе ея зависитъ отъ городскаго магистрата. Проси этой должности. Я буду содѣйствовать тебѣ тайно."
Она могла дѣйствовать только тайно, потому-что не смѣла открыть свою любовь ни своему отцу, суровому, скупому старику, ни своей матери, высокомѣрной женщинѣ, мечтавшей о блестящей партіи для дочери -- словомъ, никому.
Рудольфъ Зандеръ обратился къ городскому магистрату съ просьбою о назначеніи его городскимъ синдикомъ. На просьбу молодаго человѣка не послѣдовало отказа, напротивъ, высокостепенный и мудрый магистратъ города Андельфингена прислалъ ему увѣдомленіе въ томъ смыслѣ, что онъ, магистратъ, во вниманіе къ доставленнымъ ему весьма-лестнымъ аттестаціямъ, допускаетъ его, Рудольфа Зандера, къ конкурсу, но что, прежде утвержденія его въ должности городскаго синдика, онъ, Рудольфъ Зандеръ, долженъ лично представиться мудрому и высокостепенному магистрату города Андельфингена.
Въ то же время возлюбленная писала ему:
"Твое присутствіе здѣсь необходимо: члены нашего магистрата говорятъ, что не хотятъ покупать вещь за-глаза. Приходи сюда только съ видомъ какъ можно-болѣе-важнымъ, потому-что эти господа страшно натянуты; нашъ городокъ такъ-незначителенъ. Лучше было бы, еслибъ ты могъ, тотчасъ по прибытіи сюда, прежде всего переговорить со мною: я познакомила бы тебя съ личностями, которымъ ты долженъ представиться, и могла бы дать тебѣ нѣсколько полезныхъ совѣтовъ въ другихъ отношеніяхъ. Съ этою цѣлью обращаюсь къ тебѣ съ слѣдующимъ полезнымъ предложеніемъ: приходи сюда 2-го октября утромъ, остановись въ гостиницѣ: "Медвѣдь", не называйся настоящимъ именемъ, и ровно въ двѣнадцать часовъ, когда жители нашего городка сидятъ за обѣдомъ, будь у нашего сада, который находится за городскими воротами. Ты ужь знакомъ съ нимъ по моимъ прежнимъ описаніямъ; ты не можешь не найти его: онъ четвертый садъ на правой сторонѣ отъ городскихъ воротъ. На калиткѣ изображена гражданская корона, а влѣво, близь самой калитки, небольшой павильйонъ съ зелеными жалюзи. Постучи въ калитку, или въ жалюзи, и я выйду къ тебѣ. Напиши мнѣ, однакожь, прежде, можешь ли ты исполнить это и согласенъ ли ты на мое предложеніе."
Онъ вполнѣ соглашался съ предложеніемъ и могъ исполнить желаніе своей возлюбленной. Онъ отвѣчалъ утвердительно и своевременно отправился въ путь.
1-го октября, послѣ обѣда, около трехъ часовъ Рудольфъ Зандеръ, съ легкою сумою за плечами и тяжелою суковатою палкой въ рукѣ, уже находился въ нѣсколькихъ миляхъ отъ города Андельфингена.
Онъ шелъ легкою поступью. Счастье всегда бываетъ легко. Правда, счастье весьма-часто бываетъ такъ же легко, какъ мыльный пузырь.
"Шестьсотъ талеровъ въ годъ! Да вѣдь мы заживемъ тогда по-княжески. Когда же почтенный старикъ, мой будущій тесть, утомится занятіями и откажется отъ должности -- ахъ! кто же помѣшаетъ мнѣ сдѣлаться его наслѣдникомъ? Въ такихъ малыхъ городахъ все переходитъ по наслѣдству: глупость, состояніе, вздоръ, должность. Первый бургомистръ Андельфингена! Чортъ возьми! Вотъ я и составилъ себѣ карьеру... Еслибъ я выдержалъ проклятый третій экзаменъ, то, конечно, могъ бы пойти дальше, могъ бы сдѣлаться директоромъ, совѣтникомъ, даже предсѣдателемъ. Но, что жь дѣлать, выдержать экзаменъ я не могу, а человѣкъ долженъ быть доволенъ тѣмъ, что есть."
И онъ былъ веселъ и доволенъ.
Онъ вступилъ въ тихую уединенную долину.
День былъ теплый. И октябрское солнце можетъ палить. Оно палило.
Онъ присѣлъ подъ деревомъ въ сторонѣ отъ дороги, желая отдохнуть и освѣжиться въ тѣни.
Лишь только онъ успѣлъ расположиться подъ деревомъ, какъ тишина уединенной долины нарушилась.
Ему представилась нерадостная картина, о которой мы упомянули при самомъ началѣ и въ которой онъ долженъ былъ принять на себя дѣйствующую роль. То была нерадостная, но тѣмъ не менѣе весьма-трогательная картина.
На дорогѣ въ сторонѣ показалась старая открытая тележка о двухъ колесахъ. Ее везли женщина, лѣтъ тридцати слишкомъ, и мальчикъ, которому было лѣтъ одиннадцать, или двѣнадцать. Женщина была блѣдна и худощава, мальчикъ щедушный.
На тележкѣ лежала скудная домашняя утварь, между утварью сидѣлъ еще мальчикъ лѣтъ трехъ и игралъ цвѣтками, а въ старой небольшой люлькѣ спалъ ребенокъ, которому было едва-ли болѣе полугода. Эти оба ребенка имѣли свѣжій и цвѣтущій видъ, какъ все, что только начинаетъ жить. Они, конечно, не знали голода, тогда-какъ блѣдная мать и блѣдный старшій братъ, быть-можетъ, изъ-за нихъ, нерѣдко нуждались въ пищѣ.
Дорога, по которой везли тележку, черезъ нѣсколько шаговъ вела круто на высоту. Женщина довезла тележку до подошвы пригорка и остановилась.
Она взяла трехлѣтняго мальчика изъ тележки и, поставивъ его на землю, заставила идти рядомъ.
-- Теперь вывеземъ, сказала она.
Вмѣстѣ съ старшимъ мальчикомъ она снова принялась тащить тележку, но тележка не подвигалась, дорога была слишкомъ-крута, грузъ тяжелъ, а силы слабы.
-- Отдохнемъ немного, сказала она.
Она подвезла тележку къ орѣшнику и съ обоими дѣтьми сѣла подъ его тѣнью. Сонъ младшаго ребенка не прервался.
Она отерла со лба струившійся потъ платкомъ, которымъ до того времени была повязана ея голова, въ защиту отъ солнечныхъ лучей.
Потомъ она вынула изъ кармана краюшку ржанаго хлѣба, отломила два куска для мальчиковъ, находившихся возлѣ нея, и третій кусокъ себѣ.
Всѣ трое ѣли хлѣбъ съ большимъ апетитомъ.
Четверть часа спустя, она и дѣти встали.
-- Теперь вывеземъ, сказала она опять.
Въ эту самую минуту поднялся и Рудольфъ Зандеръ, молодой практикантъ правъ.
Онъ ужь прежде измѣрилъ взглядомъ вышину пригорка, куда собиралась взобраться женщина; потомъ онъ посмотрѣлъ на часы.
"Время есть у меня", сказалъ онъ, разсуждая про-себя. "Для бѣдной женщины и слабаго мальчика этотъ пригорокъ по-крайней-мѣрѣ въ четыре раза выше и круче, нежели для меня. Итакъ, впередъ!"
Онъ подошелъ къ женщинѣ, которая находилась отъ него въ разстояніи тридцати-сорока шаговъ. Вдругъ онъ остановился.
Старый, суровый господинъ сейчасъ, казалось, разразится гнѣвомъ; но этого не случилось; онъ переломилъ себя, только, съ досады, ворчалъ сквозь зубы, но такъ тихо, что едва можно было разобрать слова: "глупецъ и глупость". Къ которому изъ молодыхъ людей они должны были относиться -- осталось сомнительнымъ: вѣроятно, къ обоимъ.
Рудольфъ Зандеръ хорошо замѣтилъ все это.
"Это не отецъ съ сыномъ" подумалъ онъ. "Молодой человѣкъ командуетъ. Онъ-то настоящій господинъ, можетъ-быть, молодой графчикъ: по его знатному и гордому виду можно заключить это; а старикъ, вѣроятно, какой-нибудь приживающій дядя, можетъ-быть, отставной капитанъ или майоръ съ пепсіею, которою онъ не можетъ жить и при которой не можетъ умереть, и вотъ онъ находится у племянника на хлѣбахъ, долженъ за-то гулять съ нимъ, помогать дамамъ разматывать нитки и оказывать подобныя услуги... Постой же, старый баронъ, капитанъ, майоръ... кто бы ты ни былъ, сегодня ты попотѣешь у меня, да и какъ еще! Обоимъ вамъ будетъ работа."
-- Итакъ, вы согласны, милостивый государь? спросилъ онъ молодаго человѣка.
-- Извольте.
-- Въ такомъ случаѣ, пойдемте.
Они пошли къ тележкѣ.
Женщина и старшій мальчикъ могли, между-тѣмъ, подвинуть ее только на нѣсколько шаговъ.
-- Позвольте, мы попытаемся! сказалъ Рудольфъ Зандеръ, обращаясь къ женщинѣ.
Онъ отстранилъ ее и мальчика отъ телеги, не давая обоимъ опомниться отъ изумленія.
-- Такъ, милостивый государь, мы оба возьмемся за дышло, а вы, почтенный господинъ, двигайте сзади.
Пожилой господинъ снова хотѣлъ-было разразиться гнѣвомъ, но снова ограничился лишь ворчаньемъ.
"Вотъ глупости!" ворчалъ онъ, но только немного, немного-громче прежняго.
Затѣмъ онъ послушно сталъ за телегою, приготовляясь двигать ее впередъ.
Молодой человѣкъ уже взялся за дышло.
-- Позвольте, еще одну минуту! сказалъ молодой практикантъ правъ.-- Сударыня, посадите маленькаго мальчика опять въ телегу: ему трудно подыматься на гору.
-- Но что жь господамъ угодно? спросила женщина.
-- Посадите мальчика.
Озадаченная женщина снова посадила мальчика въ тележку.
-- Теперь впередъ, господа!
Рудольфъ Зандеръ взялся за дышло съ другой стороны.
Молодые люди повезли.
Старый господинъ помогалъ сзади.
-- Праведный Боже! говорила женщина, со слезами на глазахъ:-- такіе знатные господа везутъ мое бѣдное имущество!
-- Вотъ еще! возразилъ Рудольфъ Зандеръ: -- знатные господа живутъ же нѣсколько насчетъ бѣдности бѣдныхъ людей.
Но женщина заливалась горькими слезами.
Молодой господинъ не пропустилъ безъ вниманія замѣчаніе Зандера; онъ посмотрѣлъ на него съ нѣкоторою недовѣрчивостью, но его недовѣрчивость, повидимому, не подтверждалась, и онъ сказалъ:
-- Вы произнесли парадоксальную фразу.
-- Парадоксальную? возразилъ молодой практикантъ правъ.-- Я скорѣе ожидалъ упрека въ томъ, что она черезчуръ-обыденна.
-- И то, и другое.
Молодой аристократъ произнесъ эти слова такъ тонко, что нашъ практикантъ правъ былъ озадаченъ этимъ.
" Чортъ возьми!" подумалъ онъ," графскій сынокъ оказывается неглупымъ".
-- Милостивый государь! произнесъ онъ громко:-- ваше послѣднее замѣчаніе было въ такой степени вѣрно, что оно избавляетъ меня въ то же время отъ объясненія моей фразы. Я вижу, что вы меня совершенно поняли.
Молодой аристократъ не возразилъ ничего.
Тележка и люди двинулись.
Бѣдная женщина шла возлѣ нихъ, присматривая за дѣтьми въ тележкѣ. Она продолжала плакать, но плакала тихо, про-себя; только пожилой господинъ, который сзади помогалъ везти ея бѣдное имущество, могъ видѣть это.
-- Чего же ты плачешь? спросилъ онъ тономъ, въ которомъ хотя и слышалась досада, но который отзывался и состраданіемъ.
Женщина, вѣроятно, разслышала только гнѣвный тонъ. Это привело еще въ большее замѣшательство ея мысли, и безъ того спутанныя страннымъ происшествіемъ.
-- Ахъ, мой добрый господинъ! сказала она: -- вотъ все, что у меня есть: мои вещи и мои дѣти. Мужъ мой умеръ три недѣли назадъ.
Молодые люди, тянувшіе дышло, также невольно оглянулись на нее.
Блѣдная, худощавая женщина снова повязала платкомъ голову, желая защитить ее отъ солнечныхъ лучей. Подъ платкомъ у ней была надѣта шапочка. Лента шапочки выбивалась наружу; лента была черная: то былъ единственный видимый признакъ, что женщина горевала по своемъ мужѣ. Но гдѣ же бѣдняку выражать свою печаль одеждой?... И, несмотря на то, худоба, изнуренное лицо, горькія слезы бѣдной женщины -- развѣ все это не было признакомъ глубокой печали?
-- Гм! гм! произнесъ пожилой господинъ, и въ его голосѣ уже не слышалось гнѣва.-- А куда же ты тащишься теперь съ своимъ скарбомъ и дѣтьми?
Женщина указала на пригорокъ, на который они поднимались. Между деревьевъ виднѣлась низкая крыша, покрытая мхомъ.
-- Вотъ туда, отвѣчала она: -- тамъ живетъ мой дядя-старикъ, угольщикъ. Послѣ смерти мужа я не могла долѣе оставаться въ деревнѣ: у насъ нѣтъ тамъ ни одного родственника.
-- И ты будешь жить у дяди?
-- У него нѣтъ дѣтей, и онъ хочетъ взять меня къ себѣ съ моими ребятишками.
Пожилой господинъ не разспрашивалъ далѣе.
Женщина молчала.
Шествіе продолжалось въ безмолвіи.
Но везти тележку не было привычнымъ дѣломъ для господъ, въ-особенности для-здороваго, неповоротливаго, пожилаго господина. Онъ начиналъ уже сопѣть, какъ сопитъ человѣкъ, погруженный въ глубокій сонъ: онъ трудился такъ усердно...
Рудольфъ Зандеръ оглянулся на него.
-- Чортъ возьми, почтеннѣйшій! сказалъ онъ: -- вы ведете себя на вашемъ посту весьма-добросовѣстно, можно думать, что главнокомандующій поручилъ вамъ главный пунктъ битвы.
Лицо пожилаго господина снова побагровѣло.
-- Послушайте! воскликнулъ онъ съ гнѣвомъ, который не могъ долѣе сдерживать:-- оставьте ваши остроты...
Онъ, однакожъ, долженъ былъ подавить гнѣвъ и прервать фразу.
Его молодой спутникъ, аристократъ, также весьма-быстро оглянулся и значительно посмотрѣлъ на него.
Пожилой господинъ вдругъ замолчалъ.
Рудольфъ Зандеръ не замѣтилъ быстраго взгляда, но онъ остался совершенно-спокойнымъ при гнѣвной вспышкѣ пожилаго господина и только съ трудомъ могъ удержаться отъ смѣха.
-- Я и не думалъ острить, отвѣчалъ онъ: -- я только хотѣлъ просить васъ о томъ, чтобъ вы перестали двигать тележку. Вы, человѣкъ пожилой, нѣсколько-тяжелый...
-- Милостивый государь, чортъ...
-- И вамъ трудно везти тележку, а мы оба еще люди молодые и одни можемъ справиться.
-- И вы того же мнѣнія -- не правда ли? спросилъ онъ, обращаясь къ своему сосѣду.
-- Совершенно, совершенно, сказалъ молодой человѣкъ: -- и я прошу...
Онъ остановился, какъ-бы не смѣя произнести то, что было у него на языкѣ, и какъ-бы не зная, что сказать ему вмѣсто этого въ настоящую минуту.
-- Мы повеземъ вдвоемъ, сказалъ онъ затѣмъ полу-повелительнымъ и полу-просительнымъ тономъ, обращаясь къ пожилому господину.
Но послѣдній принялся работать еще усерднѣе.
"Странное отношеніе между ними", подумалъ Рудольфъ Зандеръ. "Не-уже-ли мой молодой товарищъ, который такъ усердно тянетъ дышло, не-уже-ли же этотъ юноша еще нѣчто болѣе, нежели графскій сынокъ? Но кто бы такой могъ онъ быть?.. Ба, а выйдетъ, пожалуй, что онъ даже и не графчикъ. Они, просто-на-просто, лѣсничіе этой области. Молодой человѣкъ, бѣдный и тѣмъ болѣе высокомѣрный воспитанникъ лѣснаго вѣдомства, а старикъ -- лѣсничій, который ужь теперь, правда, съ нѣкоторою досадою, боится будущаго благороднаго начальника. Я думаю, что это предположеніе вѣрнѣе. Какъ бы то ни было, однакожь, они оба добрые малые: молодой тотчасъ же согласился тащить телегу, а старикъ, право, готовъ былъ плакать вмѣстѣ съ бѣдною женщиною. Графы не сдѣлали бы этого. Да, такъ, старикъ -- лѣсничій, а молодой -- кандидатъ по лѣсному вѣдомству; гражданская, много-много полудворянская кровь, оттого и гражданскія чувства."
И онъ остановился на этомъ предположеніи.
Они уже достигли половины пригорка.
Со всѣхъ троихъ потъ струился ручьями.
-- Господа! сказалъ Рудольфъ Зандеръ:-- мы всѣ не привыкли къ подобной работѣ. Отдохнемъ немного.
Никто не противорѣчилъ этому.
Тележку поставили подъ тѣнистымъ дубомъ, и всѣ трое расположились подъ тѣнью.
Съ средины пригорка представлялся прекрасный видъ. Возвышенность на другомъ концѣ долины была ниже; съ правой стороны вовсе не было горъ, взорамъ открывалась обширная равнина; она, казалось, была чрезвычайно-плодоносна. Мѣстами расли кудрявые, густые кустарники, мѣстами разстилались необозримыя поля; тамъ-и-сямъ лежали обширныя деревни и многочисленныя отдѣльныя дачи. Поля покоились подъ собранной жатвой, или снова были обработаны плугомъ; на нѣкоторыхъ люди усердно пахали и сѣяли.
-- Чудная страна! сказалъ молодой незнакомецъ:-- и богатая страна, присовокупилъ онъ.
-- Да, и женщина, которая находится возлѣ насъ, замѣтилъ Рудольфъ Зандеръ:-- можетъ свидѣтельствовать о бѣдности, существующей въ этой странѣ.
По взору, который устремилъ молодой человѣкъ на практиканта правъ, можно было заключить, что замѣчаніе непріятно поразило его.
-- Вамъ, можетъ-быть, и это замѣчаніе кажется парадоксальнымъ? спросилъ Рудольфъ Зандеръ.
По изумленіе молодаго человѣка быстро смѣнилось размышленіемъ.
-- Къ-сожалѣнію, нѣтъ, возразилъ онъ.
-- Да вѣдь иначе и быть не можетъ, произнесъ Зандеръ.
-- Но оно должно бы быть иначе.
-- Тамъ, гдѣ много свѣта, много и тѣни. Развѣ вы можете уничтожить законъ?
-- Нравственный міръ имѣетъ другіе законы, которые разнятся отъ физическихъ.
Въ свою очередь, практикантъ правъ, пораженный, взглянулъ на говорившаго, но онъ не былъ пораженъ непріятно, онъ даже громко засмѣялся.
Это, повидимому, разстроило молодаго дворянина.
-- Вы находите смѣшными мои слова?
Но Рудольфъ Зандеръ воскликнулъ:
-- Простите меня! Я смѣялся надъ самимъ собою. Я было принялъ васъ за кандидата по лѣсной части и думалъ...
Какая яркая краска разлилась при этихъ словахъ по всему лицу молодаго человѣка съ тонкими аристократическими чертами!
Какъ заворчалъ пожилой господинъ! Вѣтви стараго дуба, подъ которымъ онъ лежалъ, не могли бы ворчать такъ сердито, когда между нихъ ворвался бы сильный вѣтеръ.
-- Вотъ что происходитъ отъ подобныхъ...
Слово "глупостей", можетъ-быть, и было у него на языкѣ, онъ, однакожь, не произнесъ его.
Рудольфъ Зандеръ спокойно продолжалъ:
-- Я думалъ, что серны и зайцы и кубическій объемъ буковъ и дубовъ составляютъ ваши главнѣйшія умственныя занятія. Я ошибся и, присовокупилъ онъ съ искренностью: -- и я радъ, что ошибся.
-- Эта радость, возразилъ молодой незнакомецъ: -- радуетъ меня.
-- Итакъ, на радости, будемъ же продолжать нашъ разговоръ. Я, въ свою очередь, отбрасываю шутливый тонъ. Вѣдь и я могу быть серьёзенъ, хотя иногда мнѣ достается это дьявольски-трудно... Вы правы, милостивый государь: нравственные законы должны быть различны отъ физическихъ. И дѣйствительно они различны. Но, къ-сожалѣнію, именно самые благоразумные законы почти не признаются въ жизни, а исполняются еще менѣе.
-- Кто же виноватъ въ этомъ? спросилъ молодой незнакомецъ.
-- Всѣ. Тѣ, которые даютъ положительные законы обществу, государствамъ, и тѣ, для которыхъ даны эти законы... управляющіе и управляемые. Правда, болѣе всего, первые.
-- Управляющіе? Этотъ упрекъ живетъ давно; въ новѣйшее время онъ раздается особенно-часто, тѣмъ не менѣе онъ несостоятеленъ. Правительство можетъ давать законы и приводить ихъ въ исполненіе, только согласуясь съ степенью образованности народа, массъ. Если же, къ-сожалѣнію, массы еще необразованы...
-- Совершенно-справедливо, и потому основательное обученіе народа должно быть первою задачею хорошаго правительства. Но правительство можетъ идти впередъ въ своемъ законодательствѣ только постепенно, по мѣрѣ того, какъ образовывается народъ.
Важное спокойствіе незнакомца подѣйствовало на практиканта правъ: онъ сталъ спокойнѣе.
-- Вы были бы правы, сказалъ онъ: -- еслибъ, по моему мнѣнію, не совершенно ошибались въ одномъ.
-- Въ чемъ же?
-- Самое важное и самое дѣйствительное средство образовать и воспитать народъ заключается въ томъ, чтобъ издавать такіе законы и прилагать ихъ такъ, какъ-будто они назначены для самыхъ образованныхъ людей на свѣтѣ.
-- И въ какое безконечное замѣшательство ввергнули бы вы тѣмъ необразованный народъ?
Рудольфъ Зандеръ снова разгорячился.
-- Э! воскликнулъ онъ:-- эта фраза также раздается ежедневно въ новѣйшее время. Я ея не понимаю. Еслибъ я былъ правителемъ, я, право, изъ уваженія къ самому себѣ, никогда не называлъ бы моего народа грубою, необразованною массою и не обращался бы съ нимъ, какъ съ такою массою. Я бы гордился, еслибъ могъ сказать: мой народъ образованъ; я управляю не грубой толпою или несовершеннолѣтними юношами. И, повѣрьте мнѣ, если правитель рѣшится, съ гордостью рѣшится сказать это и дѣйствовать согласно съ этимъ, онъ будетъ счастливѣйшимъ регентомъ образованнаго и свободнаго народа.
Молодой незнакомецъ не покраснѣлъ при этихъ словахъ, но сталъ весьма задумчивъ и тихъ.
Молодой практикантъ правъ, пользуясь случаемъ, разсуждалъ про-себя о наступившей общей тишинѣ.
"Молодой графъ (внѣ всякаго сомнѣніи, это графъ) обидѣлся. Да мнѣ-то что за дѣло до этого? Молодые дворяне должны слушать и истину."
Его всегдашнее веселое расположеніе духа вскорѣ возвратилось къ нему, когда взорамъ его представилась слѣдующая семейная картина.
Самый младшій ребенокъ бѣдной женщины, до этого времени спокойно-спавшій на своей постелькѣ въ тележкѣ, проснулся; проснувшись, онъ потребовалъ пищи. Пищу получалъ онъ отъ груди матери. Мать присѣла съ нимъ къ сторонкѣ, отвернулась отъ мужчинъ и приложила его къ груди.
Второй мальчикъ остался въ тележкѣ одинъ. Когда онъ увидѣлъ, что его крошечная сестра почувствовала голодъ и жажду, то тѣ же чувства пробудились и въ немъ. Мать послала ему чрезъ старшаго мальчика кусокъ хлѣба. Но пить она не могла дать ему: у нея не было ничего, а маленькій буянъ немилосердо кричалъ о томъ.
-- Послушайте! сказалъ Рудольфъ Зандеръ, обращаясь къ женщинѣ.-- Есть ли здѣсь гдѣ-нибудь поблизости вода?
-- Здѣсь долженъ быть источникъ, возразила женщина:-- неподалеку, отсюда, вотъ направо. Я только въ точности не знаю мѣста.
Зандеръ посмотрѣлъ на своего юнаго сосѣда, который вмѣстѣ съ нимъ везъ тележку.
-- Какъ вы думаете, не поискать ли намъ источника?
-- Отчего же нѣтъ? съ готовностью возразилъ молодой незнакомецъ.
Пожилой господинъ поднялся съ мѣста.
-- Не пойти ли лучше мнѣ? спросилъ онъ съ тою особенною осторожною нерѣшительностью, или съ нерѣшительною осторожностью, которую онъ постоянно обнаруживалъ до этихъ поръ, иногда, быть-можетъ, даже довольно-неохотно, въ обращеніи съ своимъ молодымъ спутникомъ.
-- Нѣтъ, коротко возразилъ послѣдній.
Но на этотъ разъ пожилой человѣкъ, повидимому, не хотѣлъ допустить, чтобъ отъ него отбоярились такъ легко. Онъ близко подошелъ къ молодому незнакомцу.
-- Ваше королевское высочество, произнесъ онъ тихо, такъ тихо, что даже тотъ, къ кому относились три слова, едва могъ разслышать ихъ.
На лицѣ молодаго незнакомца показалась, однакожь, тѣнь неудовольствія.
-- Но прошу васъ, Вальтеръ!... сказалъ онъ такъ же тихо.
Пожилой господинъ почтительно отошелъ въ сторону.
Рудольфъ Зандеръ не замѣтилъ этой непродолжительной сцены. Онъ въ это время подошелъ къ тележкѣ и отъискалъ между утварью бѣдной женщины два глиняные горшка.
Одинъ изъ нихъ онъ передалъ молодому незнакомцу, другой оставилъ себѣ.
-- Такъ мы оба пойдемъ туда, направо, но по различнымъ направленіямъ: такимъ образомъ мы вѣрнѣе найдемъ источникъ. Кто откроетъ его первый, тотъ позоветъ другаго.
-- Вы -- человѣкъ практическій, сказалъ незнакомецъ.
Они хотѣли идти, но маленькій мальчикъ, сидѣвшій въ тележкѣ, вдругъ принялся кричать еще громче: жажда, вѣроятно, стала томить его сильнѣе.
Мать, державшая ребенка у груди, не могла подойти къ нему.
Слабенькій старшій мальчикъ не могъ управиться съ буяномъ, притомъ же тележка была для него слишкомъ-высока.
-- Чортъ возьми, почтеннѣйшій! сказалъ Рудольфъ Зандеръ, обращаясь къ пожилому господину:-- если вы не хотите, чтобъ крошечный крикунъ сломалъ себѣ шею и ноги, то вамъ, право, придется принять его на свое попеченіе.
Эта выходка была, повидимому, хуже-всего, что случилось съ пожилымъ господиномъ сегодня, а ужь онъ испыталъ сегодня многое, что случается съ старымъ храбрымъ генераломъ не каждый день.
-- Каково предположеніе? Ему быть гувернёромъ! принять на себя роль няньки!
Лицо его снова покрылось густою краскою гнѣва. На этотъ разъ гнѣвъ даже прорвался на одну минуту, несмотря на уваженіе, которое пожилой господинъ питалъ къ своему государю.
-- Милостивый государь, воскликнулъ онъ: -- чего это требуете вы отъ меня?
Молодой незнакомецъ повидимому также находился въ нѣкоторомъ смущеніи за пожилаго господина. Онъ хотѣлъ-было сказать что-то.
Но Рудольфъ Зандеръ предупредилъ его.
-- Я думаю, сказалъ онъ, обращаясь къ пожилому господину: -- что это поступокъ чисто-христіанскій и чисто-человѣчный. Еслибъ вотъ этотъ крошечный мальчуганъ, вмѣсто того, чтобъ быть бѣднымъ, оборваннымъ нищимъ, былъ молодой принцъ... о, почтеннѣйшій! не считали ли бы вы для себя честью предохранить его отъ бѣды? Спросите же небеснаго Творца, спросите ваше собственное благородное сердце -- потому-что вы еще недавно доказали, что у васъ благородное сердце -- спросите: какое же различіе въ этомъ отношеніи существуетъ между христіанствомъ и человѣчествомъ?
Молодой практикантъ правъ началъ говорить, по своему обыкновенію, слегка, а кончилъ свою рѣчь, противъ своего намѣренія, гораздо-серьёзнѣе.
Его слова произвели странное впечатлѣніе.
Пожилой господинъ уже подошелъ къ кричавшему мальчику, бережно поднялъ его изъ тележки и посадилъ на мягкую траву.
Онъ, конечно, ворчалъ при этомъ довольно-внятно.
Молодой незнакомецъ снова бросилъ на Рудольфа Зандера недовѣрчивый взглядъ, но, не подмѣтивъ ни малѣйшей хитрости въ ясномъ взорѣ молодаго практиканта правъ, сказалъ:
-- У васъ и меткій языкъ.
Затѣмъ молодые люди разстались и пошли отъискивать источникъ.
Уже чрезъ нѣсколько минутъ Рудольфъ Зандеръ закричалъ:
-- Сюда, сюда! Я открылъ чудный источникъ.
Молодой незнакомецъ въ одну минуту былъ подлѣ Зандера.