Lib.ru/Классика: Тихонов Владимир Алексеевич. Доктор Сбитнев

Владимир Алексеевич Тихонов

Доктор Сбитнев

Дождь только что прошёл; из сада потянуло прохладой и цветами. Марья Петровна решила, что чай пить мы будем на воздухе, и распорядилась, чтобы стол накрывали на террасе.

-- Да бросьте вы, пожалуйста, ваши шахматы! Ну, можно ли в такую погоду сидеть уткнувши нос в эту глупую доску? -- добродушно-капризным тоном заметила она мне и своему старшему сыну Сергею Дмитриевичу, моему большому приятелю.

-- Сейчас, мама, сейчас! -- отозвался тот, не поднимая головы. -- Вот я ему только мат закачу!

И действительно, не прошло и десяти минут, как я получил великолепный мат.

-- Что, брат, не любишь? -- расхохотался Сергей, глядя на моё удивлённое лицо...

-- Да постой... Как же это так? -- недоумевал я...

-- Да так же вот!.. Как и следует быть!

Я уже две недели, как гостил в имении у Марьи Петровны Грулёвой, и ежедневно, после обеда мы с Сергеем Дмитриевичем сражались за шахматной доской, причём он неизменно оставался победителем.

-- Ну, теперь пойдём чай пить! -- предложила хозяйка, и мы вышли на террасу.

Там, за накрытым чайным столом, собралась уже вся наша небольшая компания, т. е. сама Марья Петровна, второй её сын Коля, мальчик лет пятнадцати, гувернантка Варвара Ивановна -- девица средних лет, очень ещё недурненькая, с большими чёрными глазами, её воспитанница Катя, дочка Марьи Петровны, и, наконец, задумчивая, мечтательная Вера Павловна, молоденькая вдовушка, обладательница прекрасного имения при селе Покровском. Она приходилась нашей хозяйке родной племянницей и часто приезжала гостить к ней из своей усадьбы недели на две, на три, уверяя, что в Покровском она просто жить не может, -- так там скучно, пусто и одиноко.

-- А где же дядя? -- спросила Марья Петровна при нашем появлении.

-- Да где? Вероятно у себя в лаборатории, -- ответил Сергей, подсаживаясь к столу.

-- Коля, сбегай, позови дядю!..

Коля, не поднимаясь с места, а только перевесившись через перила террасы, крикнул в сад:

-- Дядя! Чай пить иди!

Вера Павловна от этого неожиданного крика вздрогнула, а по лицу Варвары Ивановны скользнула брезгливая гримаска.

-- Иду! -- послышался отклик из самой чащи густого сада, и через минуту Пётр Петрович, брат Марьи Петровны, появился на главной аллее, бодро семеня коротенькими ножками.

Петру Петровичу, или -- как теперь его звали -- "химику" было лет шестьдесят, но на вид он был гораздо моложе. Старый холостяк и добродушнейший человек, он безвыездно жил в имении своей сестры и проводил время "в изучении различных наук", как выражался он сам, или "занимался пустяками", как отзывались о нём другие. То он изучал механику, то агрономию, то медицину, то химию, и сообразно занятиям, носил и прозвища: то механика, то химика и т. д. В саду ему отдана была старая беседка, где он и копошился с утра до ночи над разными баночками и скляночками.

-- А у меня в лаборатории-то протекать начало, -- заявил он, войдя на террасу и обтирая ноги о войлочек, лежавший на последней ступеньке.

-- Ну, батюшка, починять не стану, -- отозвалась Марья Петровна, подвигая ему стакан чаю. -- Давно уже я подумываю на дрова её сломать, а то что -- гниёт только без толку.

-- Да где же я расположусь тогда? -- опечалился Пётр Петрович.

-- А уж где знаешь.

-- Поезжайте ко мне в Покровское, -- предложила Вера Павловна, -- там у меня места много.

Старик искоса посмотрел на неё: шутит она, дескать, или всерьёз?

-- Право, поезжайте; и мне веселее будет, а то я там совсем одна...

-- А что ж, -- сие дело треба разжувати! -- успокоился "химик" и принялся за чай.

Я знал, что беседку починят, и никуда Пётр Петрович из своего угла не выберется, но подобные разговоры повторялись довольно часто.

-- А как хорошо после дождя-то! -- заметил я.

-- Да... Чудно! -- отозвалась Вера Павловна. -- Воздух как ключевую воду пьёшь и напиться не можешь... А посмотрите-ка на небо-то! Какое оно чистое, ясное... умылось словно... А вон и она -- "последняя туча рассеянной бури... Одна ты несёшься по ясной лазури! Одна ты наводишь унылую тень"... [А. С. Пушкин "Туча". Прим. ред.]

-- Это вы насчёт чего поэзию-то разводите? -- перебил её сиплый и грубоватый голос.

Все вздрогнули и обернулись.

На пороге двери, ведущей в комнаты, стоял приземистый и коренастый человек лет тридцати, с маленькими, сухими глазками и с длинной рыжеватой бородой. Одет он был в синюю косоворотку-рубашку, в суконную поддёвку и высокие сапоги.

-- А! Доктор! Доктор! -- послышались восклицания. -- Вот неожиданно! Как это вы подкрались?..

-- Подкрадываться я не думал, но и из пушек палить, извещая о своём прибытии, тоже не желал! -- проговорил он, не улыбаясь и небрежно протягивая всем свою короткую, покрытую веснушками руку.

-- Давно ли воротились-то? -- осведомилась у него Марья Петровна.

-- Да с неделю уж.

-- Ай-ай! И до сих пор нас не навестили!?

-- Да ведь у вас все здоровы?..

-- Слава Богу, все...

-- Ну, так зачем же вам меня?

-- Ну, вот, что вы говорите! Не как доктора, а просто как доброго знакомого мы всегда рады видеть вас...

-- Есть мне время добрых знакомых навещать! -- отрезал доктор и устремил на меня вопросительный взгляд.

-- Ах, я вас и не познакомил! -- спохватился Сергей Дмитриевич. -- Доктор Матвей Васильевич Сбитнев, наш земский врач, а это мой университетский товарищ и мой старый друг... гостит у нас теперь...

Сбитнев молча сунул мне свою руку. Я тоже ничего не нашёлся сказать.

-- Ну, рассказывайте теперь, как съездили? -- обратилась хозяйка к новому гостю.

-- А вы мне вот сначала чаю дайте.

-- Сейчас, сейчас, -- заторопилась та, наливая ему стакан. -- Ну, что в Москве новенького?

-- Что в Москве новенького? -- переспросил доктор. -- Да что? Царь-колокол, Иван Великий да Василий Блаженный.

-- Ну, это новости старые, а нет ли чего-нибудь вообще посвежее?..

-- Вообще посвежее ничего не видал.

-- Да что же вы там делали, где вы бывали, если не видали ничего? -- заметила гувернантка.

-- Много будете знать, скоро состаритесь! -- оборвал её Сбитнев и принялся основательно намазывать себе масла на хлеб.

Все как-то сконфуженно примолкли. Вообще появление доктора произвело странное впечатление: все видимо обрадовались, предупредительно смотрели ему в глаза, но в то же время словно оробели; в голосе у всех появилось заискивающее что-то. Даже вечно спокойный и ровный Сергей Дмитриевич, и тот казался несколько взволнованным. Особенная же перемена произошла с Верой Павловной: вся она съёжилась как-то и то краснела, то бледнела поминутно. Сбитнев же спокойно и уверенно посматривал на всех своими серыми, холодными глазками, глубоко запавшими под густыми русыми бровями.

-- Так как? Как? -- "Последняя туча рассеянной бури"... -- лениво выговаривая слова, обратился он к Вере Павловне, принимаясь за чай.

Та начала сконфуженно улыбаться.

-- А знаете ли вы, на что она наводит "унылую-то тень"? А? На крестьянское сено-с. Ехал я сюда, -- смотрю, ни у кого не убрано ещё... Погниёт, так вот и будет тебе "унылая тень"...

-- Ну, не беда -- просохнет! Теперь неопасно ещё... -- заметил Сергей Дмитриевич.

Доктор молча посмотрел на него и только фыркнул...

-- Я у вас ночевать останусь, -- обратился он немного спустя к Марье Петровне. -- Завтра пораньше к Бабиковым проехать надо.

-- Пожалуйста, пожалуйста! Я сейчас приготовить велю. Коля, ступай, скажи Марфе, чтобы она постель устроила.

Коля лениво поднялся со стула и отправился в комнаты.

-- А вы сейчас из города прямо? -- спросила Вера Павловна.

-- Нет, к Слепнёвым заезжал.

-- Опять, верно, Евгения Фёдоровна расхворалась? -- добродушно вмешался Пётр Петрович. -- Всё-то она прихварывает. Скажите, пожалуйста, Матвей Васильевич, чем она больна?

-- А вам какое дело?

"Химик" страшно сконфузился и беспокойно заёрзал на стуле.

-- Ведь вы знаете моё правило -- никогда не говорить, чем больны мои пациенты! -- добавил Сбитнев, очевидно для того, чтобы несколько смягчить слишком грубо сказанную фразу.

-- Правило весьма похвальное, но неужели из какого-нибудь пустяка, из лихорадки, нужно тоже делать тайну? -- вступился Сергей Дмитриевич.

Доктор посмотрел на него и опять фыркнул.

-- Да, нужно! Потому что, если я про пустяки буду всем говорить, то серьёзное само собой выяснится, -- пояснил он.

Наступило опять неловкое молчание.

-- Ах, батюшка, Матвей Васильевич, чуть было не позабыла! -- спохватилась Марья Петровна. -- Лизавета у нас всё прихварывает.

-- Какая Лизавета?

-- Да птичница... Посмотрели бы вы на неё, что с ней.

-- Что ж, посмотреть можно... Где она у вас помещается?

-- Да вот тут, за садом сейчас, около скотного...

Сбитнев допил стакан и взялся за фуражку.

-- Чрез сад пройти можно?

-- Можно, можно: как зайдёте за беседку, так тут тропиночка...

-- Да давайте я вас провожу, -- вызвалась Вера Павловна, поднимаясь с места.

-- Ну, проводите, -- согласился доктор, спускаясь в сад.

Вдовушка пошла за ним.

-- Вера, смотри, в саду сыро после дождя-то, -- не простудись смотри! -- заметил ей вслед Сергей Дмитриевич.

-- Вот нежности-то! -- буркнул, не оборачиваясь, Сбитнев.

-- Вы не глядите на то, что он грубоват несколько, -- начала Марья Петровна, обращаясь ко мне, когда они скрылись из виду, -- но сердце у него золотое, да притом и знающий человек; чрезвычайно знающий! Так что некоторые странности мы ему вполне прощаем. Что делать, -- человек без воспитания... посвятил всю жизнь науке, так до манер ли ему.

-- Да действительно, работник он хороший и некорыстолюбив, кажется, -- заметил и Сергей Дмитриевич.

-- Ну, положим, от мзды не отказывается; если можно, так в лучшем виде сдерёт!.. -- начал было, к моему удивлению, добродушный Пётр Петрович, но молчавшая до сих пор гувернантка не дала ему договорить.

-- Ну, как вам не стыдно, Пётр Петрович! Ну, с кого это он драл-то? -- горячо заговорила она, так и впиваясь в "химика" своими чёрными глазами. -- С кого, скажите пожалуйста? Уж не с вас ли? Когда вы две недели с постели не вставали, так он от вас трое суток не отходил почти...

-- Да, распутица его тогда у нас задержала, -- попытался было вывернуться Пётр Петрович.

-- Распутица! -- фыркнула гувернантка, совсем так же, как фыркал Сбитнев. -- Распутица! Право, слушать неприятно! А когда вы на Рождестве гуся объелись, кто возился около вас? А? Тоже распутица задержала? А?!

-- Нет, нет, грех про него сказать что-нибудь дурное! -- поддержала её Марья Петровна. -- Вот он у нас всего с год, не больше, а уж весь уезд от него в восторге.

-- Нет, что говорить, работник он хороший. Это и говорить нечего! -- повторил опять Сергей Дмитриевич.

"Химик" был окончательно сконфужен, а я понял, что фонды доктора стояли в этом доме очень высоко.

Когда Вера Павловна и Сбитнев вернулись от Лизаветы, начинало уже смеркаться, и всё общество перешло в комнаты.

Сергей Дмитриевич и доктор сейчас же подсели к шахматному столику и глубокомысленно погрузились в игру.

-- Вот, Матвей Васильевич не по твоему играет, -- заметил мне при этом Сергей. -- С ним, брат, ухо востро нужно держать.

Гувернантка ушла укладывать спать свою воспитанницу. Марья Петровна отправилась хлопотать об ужине. Коля тоже исчез куда-то, так что я остался вдвоём с Верой Павловной. Чтобы не мешать играющим, мы перешли в гостиную, где она присела к роялю и начала едва слышно перебирать клавиши.

-- Как вам наш доктор понравился? -- вполголоса спросила она меня.

-- Да что же я могу сказать про человека, которого видел только мельком?

-- Однако? Какое впечатление произвёл он на вас? Правда, ведь в нём масса жизни? -- настойчиво допытывалась вдовушка.

-- Грубоват он, кажется... -- сорвалось у меня.

-- Ну так что ж, что грубоват? Грубоват!.. Ну, грубоват! А что ж, по вашему эти чопорные, лощёные петербургские франтики лучше? Грубоват... да зато дело делает, а не на фразах выезжает. Человек вечно на работе, трудится без отдыху, -- есть ему время о манерах думать! Нет, по-моему, уж лучше будь грубоват, да искренен; а у многих, под маской внешнего приличия, или пошлость, или подлость скрывается...

Она настолько увлеклась, произнося эту тираду, что подняла даже голос, так что из соседней комнаты наверное можно было расслышать каждое слово.

-- Вот, вы в нём грубость заметили и только; а если бы вы увидали его у постели больного, то подглядели бы и другое кое-что...

-- Очень может быть, очень может быть, -- я ведь сужу по первому впечатлению, -- оправдывался я.

-- Э! Что такое первое впечатление! Первое впечатление и на меня он произвёл неблагоприятное... и я сначала была неприятно поражена его несколько резким тоном... но потом, когда мне пришлось поближе познакомиться с ним, поприглядеться к нему, я поняла, что нельзя доверять первому впечатлению.

-- Говорят, первое впечатление -- самое верное.

-- Ну, это только говорят! -- с лёгкой иронией в голосе возразила Вера Павловна. -- Я на деле испытала, что такое первое впечатление... Вы знаете, что я замуж вышла по первому впечатлению? -- после небольшого молчания проговорила она опять.

-- Ну и что же?

-- Ну и не раз потом раскаивалась.

-- Разве вы были так несчастливы в замужестве?

-- Как вам сказать? Мой муж был прекраснейшей души человек, и другая с ним была бы наверное очень счастлива. Но я... но мне он был не пара: из разного теста мы с ним были слеплены.

-- Ваш муж военный был?

-- Да, он был гусар... Очень добрый малый, но и не больше...

-- Да ведь он любил вас?

-- Любил, и даже очень, но только по своему -- как куколку хорошенькую... Да и любовь-то у него вся выражалась в непрерывном целовании ручек... А что у меня в душе творилось, -- до этого ему никакого дела не было. Туда он не заглядывал, да если бы и заглянул, так ничего бы и не разглядел. А между тем, как я томилась пустотой и пошлостью нашего общества!

-- Вопросы жизни грызли?

-- Да, вопросы жизни... А у него на все эти вопросы только один ответ и был: "фантасмагория". Скажет, бывало, свою "фантасмагорию", повернётся на каблучках, защёлкает шпорами -- и прав! Думает, что он этим всё решил... Боже мой, что это за глухая драма была! Мне жить хотелось, хотелось деятельной жизни, а он воображал, что шоколадные конфеты -- лучшая отрада человека...

Вера Павловна глубоко задумалась; пальцы её лежали неподвижно на клавишах. Я смотрел в окно. Сумерки сгущались всё более и более. Летучая мышь мелькнула несколько раз передо мной. Где-то далеко в деревне однообразно лаяла собака... Над озером белел туман...

-- Вы поверите ли, что мы с ним по целым дням в пикет играли? -- совсем тихо добавила погружённая в воспоминания вдовушка.

-- Ну, а что же этот -- Сбитнев -- решил вам все эти вопросы жизни?.. -- вдруг спросил я и сам почувствовал, что в голосе у меня было что-то раздражённое.

Вера Павловна молча подняла на меня глаза.

-- Да, решил!.. Решил! И главное, решил не словами, не фразами, а самою жизнью же -- своим примером! Он -- труженик -- рабочая сила, и от этого его место на земле почтенно! -- твёрдо проговорила она.

"Фантасмагория!" -- чуть было не сорвалось у меня с языка, но я вовремя удержался.

Через минуту нас позвали ужинать. За ужином Вера Павловна сидела молча и почти ничего не ела. Сбитнев тоже молчал, зато довольно основательно отдавал честь подаваемым кушаньям, не забывая, впрочем, и напитков.

После ужина сухие глазки доктора слегка умаслились, и мне удалось подметить два-три умильных взгляда, которыми он провожал молоденькую горничную Дуняшу, подававшую нам ужинать.

Постель ему постлали в моей комнате.

-- А что, доктор, хороша здесь практика? -- спросил я его, когда мы уже раздевались, чтобы лечь спать.

Сбитнев посмотрел на меня как-то подозрительно.

-- Практика? -- переспросил он.

-- Да.

-- Так себе, -- ничего особенного... Да ведь я собственно за практикой и не гонюсь!

-- А за чем же вы гонитесь?

-- За работой-с!

-- Да ведь практика и есть, в сущности, ваша работа.

-- Да... конечно... но я вас не понял... то есть мне показалось, что вы спрашиваете о доходности... Так это для меня вопрос второстепенный, лишь бы дело было... А дела здесь достаточно...

-- Ну и славу Богу! -- заключил я.

Сбитнев стоял посредине комнаты уже в одном белье и, сопя и пыхтя, почёсывал свою широкую, покрытую волосами грудь.

-- Да-с, и славу Богу! -- подтвердил через минуту и он, грузно опускаясь на кровать.

-- А к вам здесь, кажется, все чрезвычайно расположены? -- спросил я немного спустя.

-- Не знаю, и это меня нисколько не интересует, лишь бы...

Но дальше он не договорил, а словно сообразив что-то, круто повернулся лицом к стене и натянул на себя одеяло.

Минут чрез пять он уже храпел во все свои богатырские лёгкие.

Когда я проснулся на другой день, Сбитнева в комнате не было. Я подошёл к окну, выходящему в сад, и неожиданно увидал его коренастую фигуру, мелькавшую по большой, тенистой аллее. Рядом с ним шла какая-то женщина. "Вера Павловна", -- предположил я. Каково же было моё удивление, когда женщина повернула голову, и я узнал в ней не интересную вдовушку, а черноглазую гувернантку...

Было ещё слишком рано, и я решил попытаться уснуть ещё часика три. "Однако, он времени даром не теряет", -- невольно подумал я, завёртываясь в простыню.

Я проспал дольше, чем предполагал, и когда мы собрались к утреннему чаю, то оказалось, что Сбитнев уже давно уехал. Вера Павловна тоже собиралась к себе в Покровское. После обеда мы распростились с ней, и с тех пор я её больше не видал, так как недели через две должен был вернуться в Петербург.

* * *

Прошло года полтора. Однажды утром, когда я только что проснулся и не успел ещё встать с постели, в комнату ко мне совершенно неожиданно вошёл Сергей Дмитриевич.

-- Хорош! Хорош! -- начал он прямо. -- И не стыдно тебе?.. Хоть бы строчку черкнул! Чуть не два года прошло, а ты и не догадался вспомнить обо мне!..

-- Серёжа! Какими судьбами ты это в Питер попал?..

-- Ладно! Ладно! Зубы-то не заговаривай! А впрочем, у вас это, может быть, принято -- старых друзей забывать... Ещё хорошо, что в адресном столе адрес твой нашёл...

-- Спасибо, голубчик! Спасибо! Прости: всё занят был... Но что тебя сюда привело?

-- Что привело? Разве что хорошее сюда нашего брата приводит? Конечно процесс!

-- Процесс? С кем же это?

-- С кем? С belle [великолепным - фр.] братцем!

-- Что такое? -- не понял я.

-- Ну, или -- как там оно называется? С beau-frére'ом [сводным братом - фр.], что ли? С господином Сбитневым!

-- Как?!

-- Да, ведь ты ничего не знаешь! -- Как же, родственничком теперь нашим стал: Вера-то за него замуж вышла.

-- Давно ли?

-- Да уж больше года! И такой-то он негодяй да сутяга оказался, что на редкость! Окрутил бабёнку в лучшем виде... Всё в руки забрал и живёт теперь турецким султаном!.. Гувернантку-то нашу, Варвару Ивановну, помнишь?

-- Помню.

-- Ну и её для компании прихватил... Просто скандал на весь уезд!..

-- А Вера-то Павловна что же?

-- А что ж Вера Павловна! Известно что -- чахнет!

------------------------------------

Источник: Тихонов В. А. Военные и путевые очерки и рассказы. -- СПб: Типография Н. А. Лебедева, 1892. -- С. 241.

OCR, подготовка текста: Евгений Зеленко, апрель 2013 г.

Оригинал здесь: Викитека.

Оставить комментарий Тихонов Владимир Алексеевич (bmn@lib.ru) Год: 1892 Обновлено: 19/04/2013. 22k. Статистика. Рассказ: Проза Военные и путевые очерки и рассказы	Скачать FB2 Ваша оценка:

Тихонов Владимир Алексеевич Доктор Сбитнев

Владимир Алексеевич Тихонов

Доктор Сбитнев

Тихонов Владимир Алексеевич
Доктор Сбитнев