Толстой Алексей Николаевич
Гибель искусства

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   "Деготь или мед": Алексей Н. Толстой как неизвестный писатель (1917--1923).
   М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 2006.
   

ГИБЕЛЬ ИСКУССТВА55

   В то время, когда немцы жгли библиотеки, разрушали храмы, подпиливали фруктовые сады и взрывали замки, когда обе воюющие стороны обращали города в груды развалин, когда по всей земле только и делали, что лили пушки, начиняли снаряды, шили бинты и подштанники, когда возвышенным делом считалось -- разжигать ненависть и благословлять убийство -- за эти четыре года мирового греха искусство зачахло, а в России погибло почти совсем.
   Во время войны искусство было непонятно, потому что говорило о любви и красоте покоя, было ненужно, потому что не приносило победы, было даже враждебно, потому что по своей сущности оно женственно.
   И вот искусство, как женщина, обнаженная грубой солдатской рукой, поспешило прикрыть свою божественную и стыдную красоту грубой военной одеждой.
   Оно нахмурило нежные брови, притворяясь мужественным, старалось потрясать оружием, пело солдатские песни и румянилось, как полковая девка.
   Таким оно еще нравилось, и оно огрубело и опростело. В театрах появилась помятая и затхлая мелодрама, в журналах то, что было стыдно читать, музыка замолкла, поэзия уединилась, архитектура стала. Отзвуки и отсветы искусства блестели только в кабачках, в подвалах, в кабаре.
   Революция сдвинула классы. Те, кто еще питал искусством свое духовное содержание, ушли в темноту, обнищали. На их место выступила новая порода -- человек-брюхо, быстро разбогатевший и неграмотный, искусства он не понимает совсем и не хочет. Искусство гибнет. Нужно его спасать. Зачем?
   В нашей окаянной жизни, когда нет ни родины, ни достоинства, ни покоя, время ли думать сейчас об искусстве? Ну и пусть его гибнет, от этого не станет хуже ни с транспортом, ни с ценами, не прибавится грабежей и убийств. Пусть будут факты и только факты; а искусство, да и всех, кто еще пищат о нем, как ветошь -- с дороги ногой в канаву.
   На это возразить нечего, действительно -- из Пушкина булки не испечь. Но все же вы, и вы, и вы, и гордые, и богатые, и тщеславные, и жаждущие жизни умрете, исчезнете без следа; исчезнут государства и города, все покроется черноземом, порастет травой и останется от народа, от целой культуры -- одно искусство, как кристалл бессмертного человеческого духа.
   Оно одно есть вечная ценность, источник силы, величия и счастья. Италия и Греция могли вновь и вновь возрождаться от разорения только потому, что у них было их искусство, их прошлое, талисман, вечно обновляющий и животворящий.
   Из него возникла мировая цивилизация, ею мы живы, без нее -- мы стадо взбесившихся зверей. Примеры излишни -- выйдите на улицу.
   Сейчас, когда все разрушено, так все непрочно, яснее, чем когда-либо видно, что цель народного бытия, этого неустанного и неспокойного муравейника, -- созидание вечных ценностей. А культура, правопорядок, промышленность и прочее -- лишь средство и условия для этого созидания.
   Во имя чего сейчас умирают добровольцы в сугробах под Воронежем, Царицыным, под Вяткой и Вологдой?
   За Россию.
   А кто она такая, Россия, чтобы из-за нее умирать во цвете лет?
   Родина, место рождения. Ну, только за это мало сейчас найдется охотников умирать.
   А за Россию -- народ, создающий вечные ценности, за эти вечные ценности, за то необъясненное состояние чувствования себя особым, изумительным, русским, чем-то бесконечно богатым, можно и должно сложить буйную голову.
   А искусство все же умирает. И гибель его не в том, что сейчас трудно открывать театры, печатать книги, писать картины и прочее, а в том, что страшно, стремительно понижается потребность в высоком искусстве. Человек-брюхо вошел в хоровод муз и, подняв брови, чтобы лучше видеть, сказал, несмело и нагло: "Вы бы, девочки, веселенькое что-нибудь, заковыристое, отколите, денег не пожалею".
   Искусство в опасности! Спасайте муз! Города и все те, кому дорога Россия, должны прийти на помощь. Должны создаваться коллегии музыкантов, актеров, художников, писателей. Должны создаваться театры высокого искусства, где зрителями будут те, кто жаждут и не могут получить этого искусства; создаваться издательства дешевых и художественных книг, студии художников и пр., и пр. Искусство должно возмутиться и потребовать прав и средств.
   Иначе в один прекрасный день человек-брюхо дунет на еще тлеющий огонек, и Россия погрузится во мрак, где будет слышен только хруст челюстей.
   Спасайте искусство.
   
   Статья "Гибель искусства", последняя из написанного Толстым в Одессе, является прежде всего реакцией на бедственное положение деятелей искусства -- изгнанников из Москвы и Петрограда. К февралю -- концу зимнего сезона и началу великопостного -- выяснилось, что театральный сезон 1918-1919 гг. был чахлым и неинтересным. Театры и антрепренеры сплошь прогорали. Ср.:
   
   Актеры пошли из театров в рестораны, варьете и в клубы ... на разные амплуа: конферансье, распорядителями, некоторые почти метрдотелями, некоторые крупье, а иные скромными менялами денег56.
   
   На этом фоне Толстой затевает с Ю.Э. Озаровским "Весенний театр", театр, основанный на доброкачественной драматургии (ср. в статье: "Должны создаваться театры высокого искусства...").
   Чтобы понять, почему Толстой был так раздражен на "человека-брюхо", от которого зависит искусство, надо вспомнить, что именно в Одессе сосредоточилась деловая и финансовая активность юга России. В Одессе потенциальный потребитель искусства был часто абсурдно, немыслимо богат и столь же безмерно эстетически нетребователен. Тема "человек-брюхо" ("мамона" -- капиталист) здесь звучала острее всего.
   Тэффи проиллюстрировала этот же самый "зазор" в фельетоне от 2 апреля:
   Клубы и рестораны переполнены. Жрут курицу по восемьдесят рублей за лапу. Продувают в железку "последний миллионишко".
   
   Вздувшиеся животы, потухшие глаза и виза вплоть до острова Крокотокату (черт его знает, где он) без права остановки ...
   Из игорного дома вышел сахарозаводчик. Он дулся в карты до утра и вот к утру проиграл два с половиной миллиона. Это все-таки довольно много <...> Он щурится и не может сразу разглядеть любопытную сценку тут же на тротуаре.
   На тротуаре в круглом углублении для посадки дерева копошится человек. Очевидно, бывший актер -- об этом говорит щетина его когда-то бритого лица. Кожа висит на щеках глубокими складками, оттягивающими вниз углы рта.
   На актере летнее пальто, а сверху -- в виде мантии короля нищих -- бурый, дырявый плед, сколотый под горло булавкой.
   Актер занят делом. Он копается в выброшенной кем-то ореховой скорлупе. Ищет выплюнутое по ошибке зернышко. Вот, кажется, нашел. Он поднес его к самому носу и, слегка скосив глаза, быстрым обезьяньим движением выколупывает огрызок.
   Сахарозаводчик, прищуря усталые глаза, смотрит несколько секунд на эту сцену, спокойно и бесстыдно, как смотрят на обезьяну, развертывающую карамельную бумажку ...57
   
   Впоследствии гораздо более сложные культурные портреты нуворишей были созданы Толстым в "Ибикусе", рассказах 20-х годов и "Эмигрантах".
   Фраза "пусть будут факты и только факты" приводит на ум теории левого искусства, ниспровергающие искусство как отжившую форму деятельности, утратившую высокий общенародный смысл и служащую гедонистическим интересам отдельных индивидов.
   Очевидно, слухи и газетная информация о подобных декларациях деятелей искусства уже доходили и до юга России. Несколько позже, когда советская власть задрапировалась в мантию мецената, пропагандируя мнимый расцвет искусства в стране, Толстой всячески изобличал ее ложные претензии в статье "Торжествующее искусство" (см. ниже).
   
   Исчезнут государства и города, все покроется черноземом, порастет травой и останется от народа, от целой культуры -- одно искусство, как кристалл бессмертного человеческого духа. -- Программным документом для этой статьи явно был гумилевский перевод Теофиля Готье:
   
   Все тлен -- одно, ликуя,
   Искусство не умрет.
   Статуя
   Переживет народ.
   
   Даже "кристалл" у Толстого звучит эхом другой строфы того же стихотворения:
   
   Искусство тем прекрасней,
   Чем взятый матерьял
   Бесстрастней --
   Стих, мрамор иль металл.
   
   Раньше Толстой мог отмежевываться от петербургского эстетизма, подшучивать над ним во имя политической злобы дня. Теперь революция восстановила истийную шкалу ценностей.
   

Примечания

   55 Одесский листок. 1919. No 42. 15 (2) февр.
   56 С.H.H. Театральные негативы // Вечерний час. 1919. No 53. 28 (15) марта. С. 4.
   57 Тэффи. Последний завтрак // Наше слово. 1919. No 1. 2 апр. С. 3.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru