На входной двери в парикмахерской Дыркина изображен процесс стрижки: парикмахер тащит клиента за волосы прочь со стула и замахнулся на него ножницами. Синее лицо клиента с красными пятнами на щеках, с лезущими на лоб глазами, искаженное выражением адских мук, производит потрясающее впечатление. Вся группа сильно напоминает сцену из практики святой инквизиции.
Но внизу под сценой успокаивающая надпись: "стрижка и бритье".
В окне цирюльни выставлено двое часов: одни идут и показывают иногда 6, а иногда 7 часов. Другие без внутренностей и из года в год показывают четверть одиннадцатого. Сверху над часами написано: "часовой мастер", а внизу: "пьявки".
Был канун пасхи, и Дыркин, единственный парикмахер в городе, без отдыха стриг и брил с утра до поздней ночи.
Правда, против его мастерской помещалась еще одна парикмахерская, но так как мастер ее накануне больших праздников бывал всегда пьян, то фактически на весь город оставался опять-таки один парикмахер.
Было уже около 11 часов ночи, через час должны были ударить к заутрене, а небритых и нестриженых посетителей было столько, что мастерская Дыркина оказывалась положительно тесной.
Старик Дыркин сосредоточенно переходил от ножниц к мылу, от мыла к бритве, сдергивал с "оконченного" посетителя покрывало и, таинственно произнеся следующему: "пожалуйте", принимался за то же самое.
Пот ручьями струился по глубоким морщинам его маленького, похожего на сжатый кулак лба и крупными каплями повисал на седой щетине подбородка. Но Дыркин не обращал на это внимания и священнодействовал.
Дверь с привешенным к ней через блок полупудовым камнем запела в четыре голоса и впустила нового посетителя, на коротеньких ножках, с черепаховым пенсне на пуговицеобразном носу.
-- Постричься и побриться,-- произнес он, поправляя белый галстучек.
Дыркин, не поднимая головы, промычал:
-- Пожалуйте-с.
Новый посетитель уселся на стул и, постукивая палочкой, произнес:
-- Газет не имеется почитать?
-- Нет, не имеется,-- произнес Дыркин,-- крестный календарь Гатцука, может, пожелаете?
Молодой человек с презрением отвернулся и стал ждать очереди.
Его очередь наступила, когда ударили к заутрене и в парикмахерской нестриженых и небритых уже не было.
Дыркин благочестиво вздохнул, поправил лампадку, и стал брить молодого человека.
Он сбрил пух с румяных щек посетителя и взялся было за ножницы, чтобы приступить к стрижке.
-- И усы тоже,-- произнес посетитель.
-- Сбрить? -- удивленно переспросил Дыркин.
-- Сбрить.
Дыркин покрыл мылом чуть сереющую верхнюю губу и, взявши молодого человека двумя пальцами за кончик носа, стал действовать бритвой.
-- Зачем это вы, извиняйте за беспокойство, усы сбриваете?-- спросил он, когда бритье было окончено и окутанный белой простыней молодой человек стал похож на вылупливающегося из яйца цыпленка.
-- Действительно что,-- продолжал Дыркин, принимаясь за стрижку,-- в относительности касательно деликатности, оно требуется, ну, а только со стороны...
-- А что же со стороны?
-- А, извиняйте, сходство неприличное выходит.
-- Какое сходство?
-- Ну, вроде как бы, извиняйте, с обезьяной. То есть это я не с умыслом каким говорю, а так вообще, не желая обидеть.
-- Я нисколько не обижаюсь,-- произнес молодой человек,-- потому что каждый человек натурально имеет сходство с обезьяной.
-- Именно что! Уж и морды попадаются...
-- Потому человек похож на обезьяну, что сам он от обезьяны произошел. Ты знаешь? Ведь все люди от обезьяны произошли.
-- Потеха!-- усмехнулся Дыркин.
-- Нет, я не шучу. Я совершенно серьезно: и ты и я -- все от обезьяны.
-- То есть как же это?
-- Очень просто. Наука признает, что была сначала клеточка, а из клеточки маленькие животные, а из маленьких животных обезьяна, а из обезьяны человек.
-- Нет, это вы шутейно или всурьез?
-- Конечно, серьезно. И ты и я -- все от обезьяны.
-- Н-ну, не знаю! Может, вы и от обезьяны, а только у меня, слава тебе господи, родители были.
-- Так и родители ж от обезьяны.
Дыркин перестал стричь и посмотрел на голову собеседника. Бока ее уже были выстрижены. На макушке же оставался невыстриженный клок бурых волос, производящий впечатление распластавшейся на голове дохлой крысы.
-- Нет, вы, господин, покорно прошу, родителей моих не касайтесь,-- проговорил Дыркин, снова принимаясь за ножницы,-- потому -- я за упоминание родителей моих могу...
-- Ты как же можешь против науки идти, ежели Дарвин доказал?
-- Ну хорошо. Вот вы носитесь с обезьяной. А как же вы, например, в рассуждении Адама и Евы?
-- Никакого Адама и Евы не было.
-- Не было?
-- Не было.
-- Значит, весь народ через обезьяну?
-- Через обезьяну.
-- И православные?
-- И православные.
-- То есть ежели бы завтра не такой день, я бы тебе, жулику, показал обезьяну!
-- Что ж ты, невежа, ругаешься! С тобой образованный человек говорит, а ты споришь. Как ты смеешь!
Дыркин положил ножницы на стол. У крысы на голове молодого человека он успел обрезать только одну сторону.
-- Уходи прочь! -- произнес он, трясясь всем телом.
-- Как это?!
-- Уходи, говорят тебе, пока цел!
-- Послушай, как же так это? Ты же не достриг меня!
-- Не стану я поганить ножницы об такую голову! Уходи!
Молодой человек побагровел, крыса на его макушке ощетинилась.
-- Ты должен меня достричь! -- завизжал он, ерзая на стуле.
-- Я, брат, знаю, что я должен с этакими махометами делать, которые обезьяну да разную там математику проповедуют! Денег я с тебя уж не возьму,-- продолжал он, укладывая свои инструменты,-- пущай мой труд пропадет.
Молодой человек вскочил на ноги.
-- Я полицию позову! -- закричал он, хватаясь за шляпу.
-- Позови, позови! -- ворчал Дыркин.-- Я, брат, знаю, что полиция с такими мазуриками делает!
-- То есть ты это все за то, что человек от обезьяны?
-- А ты поговори у меня про обезьяну, поговори!
-- И буду говорить, потому что наука доказывает, что человек от обезьяны, а ты, невежа, не поним...
Дыркин схватил его за шиворот, сделал движение коленкой, и не успел посетитель вскрикнуть, как дверь парикмахерской захлопнулась за ним.