Уэллс Герберт Джордж
Неопытное привидение

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Inexperienced Ghost.
    Перевод А. В. Туфанова (1924).

Герберт Уэллс.

Неопытное привидение.
The Inexperienced Ghost (1902).
Переводчик А. В. Туфанов

   Первая публикация перевода: Уэллс Г. Сочинения в 11 тт. т.1 (Армагеддон) Л.: Мысль, 1924.
   Источник.: Герберт Уэллс. Избранные научно-фантастические произведения в трех томах. Том 1. - М.: Изд-во ЦК ВЛКСМ "Молодая гвардия", 1956. - 496 с. С. 463-478
   Оптическое распознавание символов и вычитка: http://sobakabaskervilej.ru (Официальный сайт повести Артура Конан Дойла "Собака Баскервилей").
  
   Обстановка, при которой Клейтон рассказал свою последнюю историю, очень ярко встает у меня в памяти. Большую часть вечера он сидел в углу возле большого камина, а Сандерсон сидел рядом и покуривал свою брослейскую глиняную трубку, которая так и называлась "трубка Сандерсона". Был тут еще Ивенс, а также Уиш -- это чудо среди актеров и в то же время скромный человек. В эту субботу утром мы все собрались в клубе "Сирена", за исключением Клейтона, который провел там ночь, что, в сущности, и послужило началом его истории. Мы играли в гольф, пока не стемнело, обедали и были в настроении молчаливого благодушия, при котором люди терпеливо слушают рассказы. Когда Клейтон начал рассказывать, мы, по обыкновению, подумали, что он врет. Быть может, он и действительно врал, в этом читатель скоро и сам будет в состоянии разобраться настолько же, насколько и я. Правда, начал он свой рассказ в манере весьма прозаической, но мы подумали, что тут сказывается только неискоренимое искусство этого человека.
   -- Так вот, -- начал он после долгого созерцания взвивающегося дождя искр от полена, которое Сандерсон разбивал в камине. -- Вы знаете, что я провел здесь ночь в одиночестве.
   -- Не считая слуг, -- заметил Уиш.
   -- Которые спали в другом флигеле, -- возразил Клейтон. -- Да! Ну, и... -- На несколько секунд он занялся своей сигарой, как будто все еще боясь открыть тайну. А затем произнес совсем тихо: -- Я поймал привидение!
   -- Поймал привидение, говорите вы? -- воскликнул Сандерсон. -- Где же оно?
   А Ивенс, который безмерно восхищался Клейтоном и пробыл две недели в Америке, крикнул:
   -- Поймали привидение, говорите вы, Клейтон? Как я рад! Расскажите нам сейчас про это.
   Клейтон заявил, что сию минуту начнет, только попросил закрыть дверь.
   Он взглянул на меня, как бы ища оправдания...
   -- Здесь, конечно, никто не подслушивает. Только бы нам не напугать здешней прислуги. Ведь если пойдет слух о привидениях в этих местах... Здесь слишком много теней и дубовой обшивки, чтобы шутить с этим. А это, видите ли, было не совсем обыкновенное привидение, и я думаю, что едва ли оно снова явится когда-либо.
   -- Значит, вы не удержали его? -- сказал Сандерсон.
   -- У меня не хватило духу, -- ответил Клейтон.
   Тогда Сандерсон заметил, что это его удивляет.
   Мы засмеялись, а Клейтон как будто огорчился.
   -- Я знаю, -- продолжал он с некоторым проблеском улыбки, -- но факт тот, что это в самом деле было привидение, и я уверен в этом так же, как в том, что я сейчас говорю с вами. Я не шучу. Я знаю, что говорю.
   Сандерсон глубоко затянулся трубкой, поглядывая красноватым глазом на Клейтона, и затем выпустил тонкую струйку дыма, более красноречивую, чем иные слова.
   Клейтон не обратил на это внимания.
   -- Это самый странный случай в моей жизни. Вы знаете, что я никогда до этого не верил в привидения и ни во что подобное, а тут, понимаете, загнал его в угол; теперь весь материал у меня в руках.
   Он погрузился в еще более глубокое раздумье, достал и начал обрезать вторую сигару своей маленькой, странного вида сигарной гильотинкой.
   -- Говорили вы с ним? -- спросил Уиш.
   -- Приблизительно около часа.
   -- Болтливое оказалось? -- заметил я, присоединяясь к группе скептиков.
   -- Очень смущен был, бедняга, -- продолжал Клейтон, наклоняя голову к сигаре, и в словах его слышался легкий оттенок порицания.
   -- Что ж, оно рыдало? -- спросил кто-то. Вспомнив все, Клейтон искренно вздохнул.
   -- Боже мой, -- воскликнул он, -- конечно! -- И прибавил: -- Бедняга!.. Конечно.
   -- Где же вы наткнулись на него? -- спросил Ивенс со своим самым лучшим американским акцентом.
   -- Я никогда и не воображал, -- продолжал Клейтон, игнорируя его, -- какими жалкими созданиями могут быть эти привидения! -- И на некоторое время он отвернулся от нас, пока искал спички в кармане, чтобы чиркнуть и разжечь сигару. -- Я имел случай убедиться в этом, -- наконец задумчиво произнес он.
   Мы не торопили его.
   -- Характер, -- продолжал он, -- остается тем же самым, если существо стало и бестелесным. Об этом мы слишком часто забываем. Люди, с известной силой и настойчивостью ставящие себе какую-нибудь цель, могут иметь призраки, с силой и настойчивостью стремящиеся к той же цели; большинство привидений, видите ли, так же может быть предано одной идее, как маниаки, и может так же упрямо, как мулы, постоянно возвращаться все к одному и тому же. Но это бедное создание было не из таких. -- Он вдруг как-то странно поглядел вверх и обвел глазами комнату. -- Я говорю это, -- продолжал он, -- с самыми лучшими чувствами, но что же делать, если такова правда. Даже при первом взгляде он поразил меня своею хилостью.
   Сигарой своей Клейтон как будто ставил знаки препинания.
   -- Я, знаете, наткнулся на него там, в длинном коридоре. Он был спиной ко мне, и я первый его увидел. Я сразу признал его за привидение. Он был прозрачен и беловат. Сквозь его грудь я мог ясно видеть тусклый свет оконца в конце коридора. И не только его облик, даже самая его поза говорили о том, что предо мной хилое существо. Он, понимаете, имел такой вид, как будто совершенно не знал, что, собственно, он хочет делать. Одна рука его лежала на дубовой панели, а другая дрожала около рта. Вот так!
   -- Каков же он был физически? -- спросил Сандерсон.
   -- Тощий. Знаете, такие бывают шеи у юношей -- с двумя ямками тут и тут вот! Маленькая низкая голова с жалкими волосами и довольно безобразными ушами. Узкие плечи, уже бедер, смятый воротник, короткий пиджак из магазина готового платья, штаны мешком и с бахромой над каблуками. В таком виде он предстал предо мной. Я спокойно поднимался по лестнице. Света я с собой не прихватил, -- свечи и лампа стоят на столике, на площадке лестницы, -- и был я в своих мягких туфлях. И вот когда я поднялся наверх, я увидел его... Я остановился сзади очень близко и явно привел его в ужас. А сам я ни крошечки не был испуган. Я думаю, что в таких случаях человек уж вовсе не бывает так испуган или возбужден, как воображают. Я был удивлен и заинтересован. Я думал: "Боже мой! Наконец-то привидение! А я-то еще не верил в призраки ни минуты в течение последних двадцати пяти лет".
   -- Гм! -- произнес Уиш.
   -- По-моему, когда я поднялся на площадку, он в тот же миг почувствовал меня. Вот почему он тотчас же повернулся: предо мной было лицо какого-то незрелого молодого человека, слабый нос, маленькие, жалкие усики, слабо развитый подбородок. На мгновение мы остановились, -- он глядел на меня через плечо, -- и смотрели друг на друга. Затем он как будто вспомнил о своем высоком призвании. Повернулся кругом, приосанился, откинул голову, поднял руки, распростер ладони по установленному для привидений образцу и пошел ко мне навстречу. А в то же время жалкая его челюсть отвисла, и он слабо, сдавленно крикнул;
   -- Бу-у!
   Нет, это было ни капли не страшно. Я недавно пообедал и выпил бутылку шампанского, -- я чувствовал себя совсем одиноким, -- и выпил, может быть, две или три, а может быть, даже четыре или пять рюмок виски. Поэтому я был тверд, как утес, и не более испуган, чем если бы лягушка прыгнула на меня.
   -- Бу-у! -- сказал я. -- Пустяки. Вы чужой этому месту. Что вы делаете здесь?
   Я заметил, как он нахмурился.
   -- Бу-у, -- произнес он еще раз.
   -- Бу-у, чорт бы вас взял! Вы член клуба? -- продолжал я, и именно, чтобы показать, что мне нет никакого дела до него, я шагнул сквозь него и зажег свечу. -- Так вы не член, -- повторил я, глядя на него искоса.
   Он немного шевельнулся, чтобы выпутаться из меня, и его облик стал унылым.
   -- Нет, -- произнес он в ответ настойчивому вопросу моих глаз, -- я не член клуба, я -- призрак.
   -- Хорошо, но это не дает вам права расхаживать по клубу. Разве тут есть кто-нибудь, кого вы желаете видеть, или что-нибудь в этом роде? -- И я зажег свечу, делая это насколько возможно тверже, чтобы он по ошибке не принял некоторую мою неуверенность(причиной ее было виски) за признаки страха. Я повернулся к нему со свечой. -- Что вы здесь делаете? -- повторил я.
   Он опустил руки, перестал повторять свое "бу-у" и стоял смущенный и неуклюжий, дух хилого, глуповатого, болтающегося без цели молодого человека.
   -- Я преследую, -- произнес он.
   -- Вам совершенно незачем это делать, -- заметил я спокойным тоном.
   -- Я -- призрак, -- возразил он как бы в оправдание.
   -- Весьма возможно, но здесь вам совершенно незачем заниматься своими преследованиями. Это почтенный частный клуб, здесь часто останавливаются с няньками и детьми, и при подобного рода бесцельных прогулках, какими вы занимаетесь, какая-нибудь бедная крошка легко может наткнуться на вас и испугаться. Мне кажется, вы об этом не подумали.
   -- Нет, сэр, -- ответил он, -- не думал.
   -- А следовало бы. У вас ведь нет никаких прав на этот дом, не правда ли? Разве вы были здесь убиты, или что-нибудь в этом роде?
   -- Нет, сударь, но я полагал, что это старое и обшитое дубом...
   -- Это не оправдание. -- Я строго посмотрел на него. -- Ваше появление здесь -- ошибка, -- продолжал я тоном дружеского превосходства. Я сделал вид, будто разыскиваю спички, а потом откровенно поглядел на него. -- Будь я на вашем месте, я не ждал бы, пока закричит петух, -- сейчас же исчез.
   Он, казалось, смутился.
   -- Дело в том, сэр... -- начал он.
   -- Я бы исчез, -- перебил я, направляя его домой.
   -- Дело в том, сэр, что так или иначе -- я не могу.
   -- Не можете?
   -- Нет, сэр, я что-то позабыл. Я блуждал здесь со вчерашней полуночи, все прятался в шкафах по пустым спальням и в разных других местах. Я волнуюсь, Я еще никогда до сих пор не преследовал никого, и это, кажется, губит меня.
   -- Губит?
   -- Да, сэр. Я пробовал делать это несколько раз, и все не выходит. Я позабыл что-то такое, какой-то пустяк, и вот не могу вернуться.
   Ну, уж это, знаете, было слишком для меня. Он посмотрел на меня таким жалким взглядом, что уж потом всю свою жизнь я не смогу вернуться к обычному своему обращению с людьми -- довольно-таки высокомерному.
   -- Странно, -- проговорил я, и в то время, как я говорил, мне определенно послышалось, как будто кто-то ходит внизу. -- Пойдемте в мою комнату и расскажите мне об этом подробно, -- продолжал я, -- я, конечно, не могу понять этого.
   И тут я попробовал взять его за руку. Хотя, конечно, с таким же успехом вы могли бы попытаться схватить клуб дыма! Кажется, я тогда забыл свой номер; во всяком случае, помню, что я заходил в несколько спален, -- к счастью, я был единственной живой душой в этом флигеле, -- пока я не нашел своего логовища.
   -- Вот мы и дома, -- сказал я и сел в кресло, -- садитесь и расскажите мне все. Мне кажется, старина, что вы поставили себя в довольно неловкое положение.
   Ну, и он сказал, что не сядет, что он предпочитает порхать туда и сюда по комнате, если это все равно для меня. Он так и сделал, и скоро мы погрузились в длинный и серьезный разговор. Тут, знаете, часть этого виски с содовой уже испарилась, и я начал понемногу понимать, в какую странную и очаровательную историю я попал. Он стоял предо мной, полупрозрачный, настоящий, по всем правилам, фантом. Он был беззвучен, за исключением его призрачного голоса, он мелькал взад и вперед в этой милой, чистенькой, с ситцевыми занавесями старинной спальне. Можно было видеть сквозь него отблеск медных подсвечников и огни на каминной решетке из желтой меди, углы вставленных в рамы гравюр на стене; и вот здесь-то он мне поведал историю всей своей злополучной маленькой жизни, которую недавно закончил на земле. Нельзя сказать, чтобы у него было особо искреннее лицо, но, конечно, будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды.
   -- Как? -- сказал Уиш, внезапно выпрямляясь в кресле.
   -- Что? -- спросил Клейтон.
   -- Будучи прозрачным, он не мог говорить ничего иного, кроме правды, я этого не понимаю, -- сказал Уиш.
   -- И я этого не понимаю, -- повторил Клейтон с неподражаемой уверенностью. -- Но, уверяю вас, это тем не менее так. Я не могу допустить, чтобы он уклонился от святой правды вот хоть настолько. Он рассказал мне, как он был убит: спустился в подвал со свечкой, чтобы осмотреть газовые трубы, -- откуда-то шел газ, -- и он сказал, что был старшим мастером в одной лондонской частной школе, когда случилось это освобождение от плоти.
   -- Бедняга! -- произнес я.
   -- Так и я подумал, и чем больше он говорил, тем больше я его жалел. Он был бесцелен в жизни и бесцелен вне ее. Он говорил об отце, о матери, о школьном учителе и обо всех, кто был хотя бы чем-нибудь для него в мире, отзывался дурно. Он был слишком обидчивым, слишком нервным, он говорил, что никто из них не оценил его как следует и никто не понимал его. По-моему, у него никогда в мире не было настоящего друга, у него никогда не было и успеха. Его избегали в играх и проваливали на экзаменах.
   -- Это бывает с некоторыми людьми, -- продолжал он. -- Всякий раз как я входил в экзаменационную комнату, мне казалось, что все идет кругом. -- Между прочим, был он помолвлен и, конечно, я думаю с такой же, как он, чрезмерно обидчивой особой; только неосторожное обращение с газом кончило это дело.
   -- А где вы теперь? -- спросил я. -- Не в..?
   Но этого он себе вполне еще не уяснил. Судя по впечатлению, которое он произвел на меня, это было что-то вроде смутно-переходного состояния, специально предназначенного для душ, для которых по-настоящему ничто не существует, -- ни одно из таких вполне определенных явлений, как грех или добродетель. Я не понял. Он был слишком самоуверен и ненаблюдателен, чтобы дать мне ясное представление о характере места или страны по Ту Сторону Вещей. Но кто бы он ни был, попал он, кажется, все-таки в среду родственных ему призраков -- в среду молодых лондонских ротозеев с христианскими именами, и между ними, конечно, было много разговоров о том, что надо бы "пойти явиться кому-нибудь", и о других подобных вещах. Да, "явиться"! Это казалось им невероятным приключением, и большая часть их все время трусила и уклонялась от этого. Так вот он, понимаете, и "явился".
   -- Но все-таки! -- бросил Уиш в сторону огня.
   -- По крайней мере, такое впечатление он произвел на меня, -- скромно ответил Клейтон. -- Возможно, конечно, что я был в состоянии, не очень благоприятствующем критической работе мысли, однако именно так в основном сложилось впечатление после его рассказа. Он продолжал порхать взад и вперед и своим тоненьким голоском болтать, болтать о своем несчастном "я", но ни одного ясного слова, точного с самого начала и до конца. Если бы он был реален и жизнен, тогда он не был бы так тощ, простоват и туп. Только тогда, знаете, он не был бы и здесь, в моей комнате, если бы он был живой. Я бы его выпроводил.
   -- Да, -- сказал Ивенс, -- бывают такие жалкие смертные, вроде него.
   -- И для них как раз столько же случаев стать привидениями, сколько и для всех нас, -- добавил я.
   -- Некоторую остроту ему придавало то, что он уже как будто почти понял свою сущность. Переделка, в которую он попал, пожелав "явиться", подействовала на него чрезвычайно угнетающе. Ему сказали, что это будет только "развлечением", ну, он и явился, не ожидая ничего иного, кроме "развлечения", а вышло, что к его биографии только прибавилась еще одна неудача. Он показал себя бесподобным воплощением неудачника. Он говорил, -- и я вполне верю, -- что он никогда во всю жизнь не сделал ничего такого, что не кончилось бы полным провалом, и в течение бесконечных веков иного он не сделает. Если бы еще нашелся кто-нибудь, кто отнесся бы к нему сочувственно... Тут он остановился, сосредоточенно поглядел на меня и сказал, как это ни было странно, что ни от кого и никогда не видел он такого сочувствия, как от меня. Я понял, чего недостает ему, и решил поставить его на место. Быть может, это было грубо, но, знаете, быть "единственным настоящим другом" и наперсником одного из этих хилых себялюбцев, человека или призрака, все равно -- это свыше моих сил. Я быстро поднялся и сказал:
   -- Не кажется ли вам, что вы с этим возитесь, как наседка с яйцами? Если вам что и надо сделать, так это поскорей выбраться из всего этого. Соберитесь с силами и попытайтесь.
   -- Не могу, -- промолвил он.
   -- А вы попытайтесь, -- повторил я, и он попробовал,
   -- Попробовал! -- воскликнул Сандерсон. -- Каким же образом?
   -- При помощи пассов, -- ответил Клейтон
   -- Пассов?
   -- Да. Он проделывал целый ряд сложных движений руками. При помощи этих пассов он явился и при помощи их исчез. Боже! Сколько мне было возни с ним!
   -- Но как же с помощью каких-то пассов... -- начал я.
   -- Дорогой мой, -- прервал меня Клейтон, поворачиваясь ко мне и с особым ударением произнося некоторые слова. -- Вы желаете, чтобы все было ясно. Я не знаю как. Все, что я знаю, это то, что вы делаете или, по крайней мере, что он делал, вот и все. Прошло несколько ужасных минут, он продолжал свои пассы и сразу же исчез.
   -- Следили ли вы за его пассами? -- медленно спросил Сандерсон.
   -- Да, -- ответил Клейтон и как будто задумался. -- Было чрезвычайно странно, -- продолжал он, -- нас было двое -- я и оно, это неуловимо-прозрачное привидение, в этом молчании комнаты, в этой тишине пустой гостиницы, в маленьком городишке в ночь на пятницу. Ни единого звука, если не считать наших голосов и слабого шороха, который слышался, когда призрак парил в воздухе. Были две зажженные свечи на туалетном столике, вот и все. Порою то одна, то другая вытягивалась длинным, тонким пламенем. И вот тут случилось нечто странное.
   -- Я не могу, -- сказал призрак, -- я никогда... -- И, вижу я, садится он в маленькое кресло в ногах постели и начинает рыдать и рыдать. Боже! Какое это было жалкое, всхлипывающее существо!
   -- Ну возьмите себя в руки, вы! -- сказал я и хотел слегка похлопать его по спине, но... моя рука прошла сквозь него! А к этому времени, надо заметить, я уже был не тот, каким вошел на площадку лестницы. Я уже освоился со странностью происходящего. Помню, я с легким содроганием отдернул руку и отошел к туалетному столику. -- Возьмите же себя в руки, -- повторил я, -- попробуйте. -- И чтобы придать ему духу и помочь ему, я начал и сам проделывать это.
   -- Что! -- воскликнул Сандерсон. -- Пассы?
   -- Да, пассы.
   -- Но ведь... -- сказал я, почувствовав, что мне пришла в голову одна идея.
   -- Это интересно, -- перебил Сандерсон, сунув палец в свою трубку. -- Вы хотите сказать, что это ваше привидение...
   -- Сделало все, что могло, чтобы переступить назначенный ему предел бытия? Да?
   -- Нет, -- сказал Уиш, -- он был не в состоянии, он не мог. Или и вы тоже отправились бы туда вместе с ним.
   -- Именно так, -- сказал я. Теперь найдены были слова для той мелькнувшей на миг идеи.
   -- Именно так, -- повторил Клейтон, сосредоточенно глядя на огонь.
   На короткое время наступило молчание.
   -- И все же в конце концов он сделал это? -- спросил Сандерсон.
   -- В конце концов да, сделал. Мне пришлось помогать ему, и в конце концов он это сделал -- это вышло как-то внезапно. Он уже совсем был в отчаянии. У нас была сцена с ним. А потом он вдруг поднялся и попросил меня медленно повторить перед ним все его пассы.
   -- Мне кажется, -- сказал он, -- если я увижу, то сразу пойму, в чем была в моих пассах ошибка.
   Так я и сделал.
   -- Я знаю, -- вдруг говорит он.
   -- Что вы знаете? -- спрашиваю я.
   -- Я знаю, -- повторил он и с раздражением продолжал: -- я не могу этого сделать, когда вы глядите на меня, уверяю вас, не могу: отчасти это и было причиной всей неудачи. Я человек настолько нервный, что вы можете мне помешать.
   Ну, у нас вышел тут спор. Вполне естественно, что я хотел посмотреть, а он был упрям, как мул, но тут я вдруг чувствую, что устал, как собака; он надоел мне.
   -- Ладно, -- говорю я, -- не буду смотреть на вас. -- И отвернулся к зеркалу на платяном шкафу у кровати.
   И он быстро принялся за дело. Я пробовал следить за ним в зеркале, чтобы увидеть, в чем именно секрет. Его руки и кисти рук вертелись вот так, и так, и так, и затем быстро последний из пассов -- когда вы стоите выпрямившись, широко распростерши руки. И вот когда дело дошло до этого решительного момента, он вдруг исчез. Исчез! Его не было! Я повернулся к тому месту, где он стоял, -- там ничего не было. Я был один, потрясенный, на столике мигали свечи. Что произошло? Да и было ли вообще что-нибудь? Может быть, это был сон?.. И вот в виде финала в это мгновение раздался нелепый звон -- это часы над площадкой нашли момент как раз подходящим для того, чтобы ударить: раз. Дзинь! А я был серьезен и хладнокровен, как судья, несмотря на все выпитое шампанское и виски. Странное это, знаете, чувство, чертовски странное! Господи, до чего странно!
   Он взглянул на сигарный пепел и сказал:
   -- Вот и все, что случилось.
   -- А потом вы отправились спать? -- спросил Ивенс.
   -- А что же мне еще оставалось!
   Я взглянул в глаза Уишу. И мне и ему хотелось позубоскалить немного, но было что-то, может быть, в голосе и в облике Клейтона, что сковало это наше желание.
   -- А как же насчет этих пассов? -- спросил Сандерсон.
   -- Я думаю, что я мог бы показать вам их сейчас.
   -- О! -- воскликнул Сандерсон и, вынув перочинный ножик, принялся вычищать свою глиняную трубку.
   -- Ну, чего же вы не показываете? -- спросил Сандерсон, закрывая с треском перочинный ножик.
   -- Это я сейчас сделаю, -- ответил Клейтон.
   -- Они не подействуют, -- заметил Ивенс.
   -- Если они подействуют... -- намекнул я предостерегающе.
   -- А знаете, лучше бы вы этого не делали, -- заметил Уиш, вытягивая ноги.
   -- Почему? -- спросил Ивенс.
   -- Лучше не делать, -- повторил Уиш.
   -- Но ведь все равно он делает их неправильно, -- сказал Сандерсон, набивая в трубку слишком много табаку.
   -- Тем не менее я считаю, что лучше, если бы он не делал, -- настаивал Уиш.
   Мы стали разубеждать Уиша. Он говорил, что для Клейтона пройти вновь через эти жесты значило бы издеваться над серьезными вещами.
   -- Но ведь вы-то сами не верите?.. -- возразил я. Уиш взглянул на Клейтона, который пристально смотрел на огонь, что-то обдумывая.
   -- Я верю, во всяком случае больше чем на половину верю, -- сказал Уиш.
   -- Клейтон, -- сказал я, -- мы хорошо знаем, как вы умеете приврать. Большая часть вашего рассказа правдоподобна. Но вот это исчезновение... это требует доказательства. Сознайтесь, что все это сказка.
   Он поднялся с кресла, оставив без ответа мои слова, стал посередине коврика перед камином и посмотрел мне в лицо. Потом взглянул задумчиво на свои ноги, а дальше все время глаза его оставались прикованными к стене напротив. Он медленно поднял обе руки на уровне своих глаз и начал...
   А надо заметить, Сандерсон -- член масонской ложи Четырех Королей, которая посвятила себя изучению и истолкованию всех тайн масонства в его прошлом и настоящем, и среди последователей этой ложи Сандерсон, во всяком случае, не из последних. Он следил за движениями Клейтона с особенным интересом.
   -- Неплохо, -- заметил он, когда все было сделано. -- Вы, знаете, все это проделали, Клейтон, прямо с удивительным искусством. Однако упущена одна маленькая подробность.
   -- Я знаю, -- возразил Клейтон, -- и могу даже сказать вам какая.
   -- А именно?
   -- Вот это, -- сказал Клейтон и сделал едва заметное странное движение руками, сгибая их и выбрасывая вперед.
   -- Да.
   -- Это, видите ли, именно то, что ему никак не удавалось, -- заметил Клейтон. -- Но каким же образом вы?..
   -- Большую часть этих пассов, особенно тех, которые вами придуманы, я вообще не понимаю, -- ответил Сандерсон, -- но как раз вот эту часть их я знаю. -- Он задумался: -- Случайно эта часть пассов имеет связь с некоторыми обрядами в одной из ветвей эзотерического масонства, вероятно, вы знаете. -- Затем он добавил: -- Я не думаю, чтобы мог повредить вам тем, что скажу, в чем у вас ошибка. Кроме того, раз уж вы знаете, так, значит, знаете.
   -- Я ничего не знаю, -- заметил Клейтон, -- за исключением того, что узнал от бедняги в прошлую ночь.
   -- Ну, да это все равно, -- сказал Сандерсон и очень заботливо положил свою трубку на каминную полку. Затем он быстро принялся делать пассы.
   -- Так? -- сказал Клейтон, повторяя его движения.
   -- Так, -- ответил Сандерсон и снова взял трубку.
   -- Значит, теперь, -- сказал Клейтон, -- я могу все проделать правильно.
   Он стал перед потухающим камином и улыбнулся всем нам. Но мне кажется, что в его улыбке была некоторая неуверенность.
   -- Если я начну сначала... -- сказал он.
   -- Лучше бы не начинать, -- заметил Уиш.
   -- Ладно, ладно! -- крикнул Ивенс. -- Материя неразрушима. Не думайте, что какое-нибудь вот такое дурацкое привидение может утащить Клейтона в мир призраков. Нет! По-моему, Клейтон, вы можете проделывать эти пассы, пока у вас руки не заболят.
   -- Я так не думаю, -- сказал Уиш, встал и положил руки на плечи Клейтона. -- Вы уже заставили меня наполовину поверить в ваш рассказ, и мне не надо, чтобы вы проделывали эти штуки.
   -- Каково! -- воскликнул я. -- Уиш испугался!
   -- Да, -- согласился Уиш с неподдельной, или великолепно подделанной, твердостью. -- Я верю, что если он правильно выполнит эти движения, он уйдет.
   -- Ничего подобного с ним не будет, -- крикнул я. -- Для людей нашего мира только один путь, чтобы уйти из жизни, и Клейтон в тридцати годах от него. И кроме того... этакое-то привидение!.. Неужели вы думаете...
   Уиш прервал меня жестом. Он прошел мимо наших стульев и остановился около стола.
   -- Клейтон, -- сказал он, -- вы глупец.
   Клейтон с огоньком юмора в глазах улыбнулся ему в ответ.
   -- Уиш, -- сказал он, -- прав, а вы все не правы. Я уйду. Я доведу до конца эти пассы, и как только последние взмахи прошелестят в воздухе, этот каминный коврик опустеет, вся комната превратится в одно сплошное изумление, и прилично одетый джентльмен изрядного веса бухнется в мир теней. Я в этом уверен. Убедитесь и вы. Я не хочу больше никаких споров. Позвольте мне начать опыт.
   -- Нет, -- возразил Уиш, шагнул и остановился, а Клейтон поднял руки еще раз, чтобы повторить пассы привидения.
   В это время, знаете, мы все были в напряженном состоянии, больше всего на нас подействовало поведение Уиша. Мы сидели и глядели на Клейтона, и, по крайней мере, у меня было чувство какой-то тяжести, скованности, как будто мое тело от затылка до середины бедер стало стальным. С невозмутимым спокойствием Клейтон наклонился, поднял руки, взмахнул ими. Чем дальше шло к концу этих пассов, тем больше чувствовалось что-то вроде зубной боли. Заключительный пасс, как я уже говорил, состоял в том, что широко распростирались руки, а лицо в это время было поднято кверху. И когда, наконец, он приступил к этому последнему пассу, у меня даже дыхание захватило. Конечно, это было смешно, но вы знаете, что чувствуешь, когда рассказывают всякие такие истории о привидениях. Время было к ночи, дело происходило в странном, старинном, мрачном доме...
   И вот он остановился на одно мгновение, широко распростирая руки и запрокинув вверх лицо. Ярко светила висячая лампа. Для нас этот один момент был целой вечностью, а затем у всех вырвалось нечто вроде полувздоха безмерного облегчения и успокоения. "Нет"! Ибо явно он не исчезал. Все это была чепуха. Он рассказал небылицу, и ему почти удалось убедить нас в том, что все это на самом деле было!.. Но тут вдруг мгновенно лицо у Клейтона изменилось.
   Оно изменилось. Изменилось, как освещенный дом меняет свой вид, когда огни в нем неожиданно погаснут. Глаза как будто остановились, улыбка застыла на губах, он стоял безмолвно -- стоял, едва заметно покачиваясь.
   И этот миг тоже показался вечностью. А потом, знаете, загромыхали стулья, падали какие-то вещи, мы все вскочили. Колени у него как будто подогнулись, и он упал лицом вперед. Ивенс вскочил и подхватил его под руки...
   Мы были ошеломлены. С минуту, по-моему, никто не мог сказать ничего связного. Мы поверили -- и в то же время не могли поверить... Я вышел из оцепенения и понял, что стою на коленях около него: жилет и рубашка у него были разодраны, рука Сандерсона лежала на его сердце...
   Да... Пред нами был простой факт, и можно было уже особенно не торопиться с тем, чтобы осмыслить его. Мы стояли перед этим фактом целый час. Он гнетет меня в воспоминаниях, и доныне все еще мрачный и поражающий. Клейтон действительно ушел в мир, который лежит близко и в то же время так далеко от нашего, перешел туда единственным путем, который доступен смертному. Но перешел ли он туда при помощи чар того жалкого призрака, или он был случайно поражен ударом в то время, как рассказывал нам разные небылицы, в чем позже хотело нас убедить судебное следствие, это не имеет значения для меня; это одна из тех необъяснимых загадок, которая должна остаться неразрешимой, пока не наступит окончательное разрешение всего. Достоверно я знаю только то, что в тот самый момент, в то именно мгновение этих заключительных пассов он изменился, зашатался и упал перед нами мертвый!
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru