Уйда
Птицы в снегу

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рождественский разсказ.
    Текст издания: журнал "Русская рѣчь", No 1, 1881.

  

Птицы въ снѣгу.

Рождественскій разсказъ Уйда.

"Русская рѣчь", No 1, 1881

   Зима была такая суровая, какой никто не запомнитъ, и была она сурова повсемѣстно. Снѣгъ валилъ такими густыми хлопьями, безпрерывно, положительно залѣпляя всѣмъ прохожимъ глаза, что причинилъ много несчастій на водѣ и на сушѣ: было нѣсколько случаевъ кораблекрушеній, занесенія рельсовъ, задержки желѣзнодорожныхъ поѣздовъ, остановки почтъ, страшнаго замедленія сообщеній почти во всѣхъ провинціяхъ южной Англіи, а тамъ, далѣе, на холодномъ, мрачномъ сѣверѣ, эти сообщенія даже совсѣмъ прекратились. И представьте себѣ, въ самой южной провинціи, въ Девоншайрѣ, снѣгъ лежалъ также глубокими сугробами, а ледъ образовалъ на рѣкахъ толстую кору -- въ этомъ благорастворенномъ влажномъ климатѣ, гдѣ даже и въ зимнее время нерѣдко цвѣтутъ розы, дуютъ теплые южные вѣтры и все зеленѣетъ, какъ въ іюлѣ.
   Этимъ обстоятельствомъ былъ въ особенности пораженъ маленькій людъ, жившій въ старомъ домѣ священника, при рѣкѣ Дартъ. Никто изъ нихъ, выключая старшаго -- Рэя, которому было не болѣе семи лѣтъ отъ роду, никогда не видалъ земли, покрытой снѣгомъ. Если же Рэй и получилъ о зимѣ нѣкоторое понятіе, то это именно потому, что однажды провелъ святки у своей крестной матери, жившей въ покрытой тундрами и болотами мѣстности Истъ-Райдинга; но его братья и сестры, Робъ, Томъ и Дикки, и двѣ крошечныя, меньшія дѣвочки-близнецы, Сузи и Нелли, никогда не видали земли подъ сплошнымъ бѣлымъ покровомъ, такъ что, при взглядѣ на него, имъ стало и весело, и боязно, а такое смутное настроеніе души вѣдь само по себѣ не лишено своего рода прелести для всѣхъ возрастовъ вообще, хотя имѣетъ также и свою худую сторону.
   И такъ, эти шестеро маленькихъ дѣтишекъ жили въ священническомъ домѣ. Отецъ ихъ былъ тотъ самый священникъ, которому принадлежалъ этотъ домъ, а ихъ мать, увы!-- у бѣдняжекъ не было матери, потому что Богъ взялъ ее къ себѣ на небеса (какъ имъ говорили) въ ту самую минуту, когда Онъ послалъ на землю съ небесъ Сузи и Нелли.
   -- Это можетъ быть перышки отъ крыльевъ мамы, смотря на тихо опускавшіеся хлопья ослѣпительно бѣлаго снѣга, сказалъ маленькій Робъ, который хорошо помнилъ мать и до сихъ поръ часто плакалъ по ней.
   -- Если-бы у нея были крылья, то она навѣрное прилетѣла бы къ намъ, сказалъ Рэй, внимательно смотря вверхъ.-- Я не думаю, чтобы у нея были крылья; конечно, нѣтъ.
   -- Но вѣдь папа говоритъ, что она теперь сдѣлалась ангеломъ, а у ангеловъ всегда есть крылья, замѣтилъ Робъ, который отличался отъ другихъ положительностью своихъ взглядовъ и мнѣній.
   -- Ужъ она разумѣется воротилась бы къ намъ, если-бы могла летать, сказалъ Рэй;-- впрочемъ, надо сказать, если Богъ отпуститъ ее сюда, прибавилъ онъ въ видѣ глубокомысленнаго разсужденія.-- А какъ вы думаете? если-бы она сказала Богу: "мнѣ хочется поцѣловать Роба, и Рэя, и Тэмми, потому что имъ скучно безъ меня", то неужели бы Онъ не отпустилъ ее къ намъ?
   Робъ помолчалъ нѣсколько секундъ, потомъ сказалъ своему брату:
   -- Папа всегда говоритъ, что мама уже не придетъ опять къ намъ; можетъ быть и Богъ точно также скажетъ: "нѣтъ, я не пущу тебя туда".
   -- Конечно, можетъ быть и такъ, сказалъ Рэй, глубоко вздохнувъ.
   -- Нѣтъ, мама уже больше никогда не воротится къ вамъ, безпрестанно твердили дѣтямъ всѣ, нисколько не подозрѣвая, какую печаль вносятъ они этими словами въ дѣтскую душу.
   Священническій домъ былъ старинной постройки, очень ветхій, весь обросшій снаружи ползучими растеніями, именно такой домъ, въ какихъ особенно хорошо живется дѣтямъ и собакамъ, гдѣ пропасть разныхъ нишей, глубокихъ оконъ, выступовъ каминовъ, закоулковъ, образуемыхъ шкафами, и темныхъ коридоровъ; это былъ именно такой домъ, въ которомъ можно было съ большимъ удобствомъ играть въ прятки, во время сумерекъ, и найти уютное мѣстечко возлѣ пылающаго камина, чтобы выслушать кѣмъ нибудь разсказанную сказку; однимъ словомъ, такой домъ, въ которомъ чаще чѣмъ гдѣ либо могъ слышаться дѣтскій смѣхъ, шумъ и возня разыгравшихся дѣтей, ихъ веселые возгласы и дѣтскія ссоры. Но ни смѣхъ, ни рѣзвость, ни веселье, ни дѣтскія ссоры не были терпимы въ священническомъ домѣ, и хотя всѣ эти запрещенныя вещи составляютъ необходимую принадлежность всякаго мѣста, гдѣ находится шестеро дѣтей, тѣмъ не менѣе онѣ проявлялись какъ-то робко, въ тихомолку, а если и слышался иногда смѣхъ, то онъ былъ сдержанный, подавленный, а не свободно-звонкій, какимъ вообще смѣются дѣти. Это было вслѣдствіе того, что надъ всѣмъ домомъ и надъ сердцами дѣтей тяготѣла холодная, мрачная фигура отца послѣднихъ. Онъ былъ приходскимъ священникомъ въ отдаленномъ захолустьѣ Гольденрода, лежащемъ по обѣ стороны рѣчки Дартъ, куда онъ былъ переведенъ на мѣсто прежняго священника Геррика, добродушнаго, любящаго, настоящаго деревенскаго духовнаго пастыря, съ которымъ онъ положительно не имѣлъ ничего общаго. Къ несчастію его бѣдняжекъ дѣтей, онъ былъ молчаливаго и угрюмаго характера, кромѣ того очень скупой и строгій, такъ что когда его тяжелые шаги раздавались по коридору, то Робъ и Рэй спѣшили какъ можно скорѣе убѣжать прочь, а прочія малютки принимались плакать. Даже тотъ прежній небольшой запасъ отцовской нѣжности, находившійся въ его душѣ, исчезъ съ той самой минуты, какъ онъ похоронилъ свою жену подъ развѣсистыми ивами въ церковной оградѣ; такъ что дѣти положительно боялись его, боялись ужасно, съ замираніемъ сердца.
   А между тѣмъ отецъ ихъ былъ въ сущности хорошій человѣкъ, т. е. онъ былъ въ высшей степени правдивый, честный, трудолюбивый человѣкъ, никогда не отступающій отъ точнаго исполненія своихъ обязанностей, какъ бы ни были онѣ трудны, и никогда не позволявшій себѣ ни малѣйшихъ развлеченій, какъ бы невинны онѣ ни были. Но онъ былъ крайне угрюмый и суровый человѣкъ и притомъ еще очень скупой, -- "кулакъ", какъ называла его Кезія. Приходъ его былъ разбросанъ на дальнее разстояніе, но дохода приносилъ ему чрезвычайно мало, такъ какъ прихожане были народъ бѣдный. Однакожъ онъ лично самъ ни въ чемъ не нуждался, такъ что у него былъ даже припрятанъ въ банкѣ небольшой капиталецъ, и хотя онъ далеко не находился въ стѣсненныхъ денежныхъ обстоятельствахъ, тѣмъ не менѣе жилъ какъ самый бѣдный человѣкъ, болѣе по свойствамъ своего характера, чѣмъ вслѣдствіе необходимости; онъ былъ скряга въ душѣ и потому требованія его въ домашней и семейной жизни были крайне тяжелы для его окружающихъ.
   Дѣти однакожъ вообще все-таки считали себя счастливыми, потому что около нихъ былъ и старинный садъ, и огородъ съ поросшими мохомъ канавками, и плетни, и лѣса, и рогатый скотъ, и цыплята, а въ самомъ домѣ -- просторная кухня, гдѣ они безъ стѣсненія усаживались на деревянныя скамейки, ѣли свою горячую похлебку и слушали чудесныя исторіи, разсказываемыя имъ Кезіей, которая была и кухаркою, и нянькою, и скотницею, и хозяйкою, все вмѣстѣ. Кезія очень любила ихъ; всѣ они родились при ней, а когда мать ихъ умирала, то она обѣщала ей никогда не покидать ихъ и сдержала свое слово, не смотря на то, что была красивая женщина, за которую сватался давно ухаживавшій за нею богатый мельникъ, жившій миляхъ въ одиннадцати, внизъ по рѣкѣ, гдѣ находилась его мельница. Кезія много кое-чего хотѣла-бы сдѣлать для дѣтей, но не могла, потому что никогда не смѣла ослушаться своего господина, и ей нерѣдко приходилось давать дѣтямъ воды, вмѣсто молока, и холодные, неразогрѣтые остатки ѣды, тогда какъ она охотно дала бы имъ теплаго, только что вынутаго изъ печи хлѣба; а когда она одѣвала дѣтей въ ихъ старыя, совсѣмъ выношенныя платья, то ей просто бывало совѣстно передъ ними за ихъ отца. "Раньше чѣмъ исполнять свои обязанности по приходу, нужно было бы прежде всего позаботиться о своихъ дѣтяхъ!" думала она про себя.--"Что толку оттого, что онъ ведетъ строгую, безукоризненную жизнь, когда онъ такой противный скряга!" говорила она самой себѣ, подразумѣвая подъ именемъ "скряги" священника.
   А когда выпалъ снѣгъ, то она мысленно называла его такъ съ еще большимъ озлобленіемъ.
   Дѣти совсѣмъ почти закоченѣли отъ холода, а она не смѣла положить въ печь побольше толстыхъ дубовыхъ полѣньевъ и пожарче натопить всѣ находившіеся въ домѣ камины каменнымъ углемъ, чтобы отогрѣть дѣтей, какъ бы ей это хотѣлось, а потому въ Гольденродѣ было и сыро, и холодно.
   -- Побѣгайте по двору, мои цыпиньки; такъ вы лучше согрѣетесь! говорила она дѣтямъ, когда непривычная для ихъ глазъ бѣлая пелена покрыла сплошь всю землю, отчего надувшаяся рѣка и обнаженныя деревья казались еще чернѣе.
   Отецъ самъ училъ Рэя и Роба въ своемъ кабинетѣ, маленькой, темной, тѣсной комнаткѣ, которая внушала имъ такой же страхъ, какъ инквизиціонная камера, потому что познанія ихъ въ первоначальной наукѣ были еще весьма скудны, но за то дѣти были очень хорошо знакомы съ камышевою тростью отца, который производилъ ею свои экзекуціи надъ малютками именно въ этой комнатѣ. Но въ это самое утро они были свободны, потому что отца ихъ позвали къ одному умирающему прихожанину, по ту сторону огромнаго топкаго болота, которое шло на далекое разстояніе и примыкало къ плетню ихъ огорода.
   И такъ, Робъ и Рэй не только сами выбѣжали на дворъ, но потащили съ собою также меньшихъ братьевъ, даже посадили въ маленькую деревянную телѣжку своихъ малютокъ-сестеръ и принялись ихъ катать; а затѣмъ они рѣзвились, бѣгали въ запуски, пробовали кататься на ногахъ, боролись, скакали, прыгали, веселились, какъ будто въ классной комнатѣ не было ни грозной трости отца, ни перепачканныхъ чернилами тетрадей для чистописанія, которыя такъ несносны и такъ скучны. Такимъ образомъ они играли "въ санки", изображеніе которыхъ они видѣли въ своихъ раскрашенныхъ книжкахъ, причемъ двѣ малютки-сестры должны были представлять принцесъ; потомъ они стали играть "въ Наполеона подъ Москвой", исторію котораго Рэй прочелъ недавно въ ихъ общей книжкѣ "Markham's History", и въ такой степени увлеклись своею игрою, своими маршами и сраженіями, своею воображаемою смертью и погребеніемъ подъ снѣгомъ, что даже совсѣмъ не слышали шаговъ, приближеніе которыхъ всегда приводило въ ихъ трепетъ.
   Вдругъ знакомый звукъ голоса священника перерѣзалъ воздухъ какъ ножомъ
   -- Вы приготовили заданные вамъ уроки?
   Робъ, занятый въ настоящую минуту зарываніемъ Тэмми, въ качествѣ умершаго, въ снѣгъ, а Рэй, несшій на своей спинѣ Дикки, который изображалъ замерзшаго солдата старой гвардіи, услыхали этотъ голосъ одновременно и, остолбенѣвъ, моментально покинули свою забаву, какъ развизжавшаяся собака тотчасъ же прилегаетъ къ землѣ, заслышавъ надъ своею головою свистъ плети.
   Робъ, лицо котораго сдѣлалось бѣлѣе снѣга, отвѣчалъ за себя и за брата.
   -- Мы приготовили наши уроки, папа.
   -- Чтожъ вы теперь дѣлали?
   -- Мы играли.
   -- Хорошо. Идите въ классную.
   Робъ заплакалъ, а губы Рэя задрожали. Они знали, что значитъ такой приказъ.
   -- Это я во всемъ виновата, баринъ, я одна! закричала Кезія, выбѣгая на дворъ; но священникъ отстранилъ ее движеніемъ руки.
   -- Для меня не новость, что вы всегдашняя баловница дѣтей, сказалъ онъ холодно.-- Но мальчики оба уже не такъ малы, чтобы не понимать того, что они должны дѣлать.
   Протесты Кезіи были напрасны; мальчикамъ строго приказано было идти въ классную.
   -- Ужъ побейте только меня одного, папа, сказалъ Рэй робко;-- пожалуйста, только одного меня, потому что если-бы я не вышелъ на дворъ, то и Робъ не вышелъ бы сюда, а остался бы въ комнатѣ.
   Священникъ внутренно созналъ все великодушіе такого рода просьбы и въ глубинѣ души гордился своимъ сынишкой, но сдѣлалъ видъ, что не слыхалъ его словъ, и потому одинаково подвергъ обоихъ мальчиковъ наказанію, больно отколотивъ ихъ по ладонямъ покраснѣвшихъ отъ холода и почти окоченѣвшихъ рученокъ. Затѣмъ оба они были заперты на ключъ, посажены за свои уроки и, вмѣсто обѣда, получили только по ломтю черстваго хлѣба.
   Священникъ былъ человѣкъ весьма уважавшій дисциплину и постоянно проводившій ее въ жизнь. Мальчики принялись за свои уроки, Рэй поспѣшно, Робъ медленно, но оба вмѣстѣ смачивая листы прописи и своихъ собственныхъ тетрадокъ горячими слезами; потомъ они прижались въ уголъ, возлѣ узкаго окна, и стали спрашивать другъ друга то, что имъ приказано было выучить наизусть. Окно комнаты какъ разъ выходило на лужайку, посреди которой росъ густой кустъ боярышника, а подъ кустомъ прижалось также десятка два разныхъ птицъ.
   -- Посмотри-ка сколько тамъ птицъ, сказалъ Рэй. -- Какія онѣ всѣ измокшія, жалкія; даже всѣ перья у нихъ поднялись кверху.
   -- Онѣ озябли, отвѣчалъ Робъ серьезно и, услыхавъ привычнымъ дѣтскимъ слухомъ стукъ тарелокъ, вилокъ и ножей въ сосѣдней комнатѣ, прибавилъ:-- онѣ можетъ быть также голодны, какъ и мы.
   -- Голодны? повторилъ Рэй, которому никогда не приходило въ голову о томъ, чѣмъ питаются птицы. Его блѣдное личико вдругъ вспыхнуло и онъ бросился прибирать всѣ книги и тетради.
   -- А вѣдь въ самомъ дѣлѣ онѣ голодны. Ахъ, какой я глупый! Вѣдь земля замерзла, а онѣ питаются червяками и разными сѣмечками, гдѣ же имъ теперь взять всего этого? Ахъ, бѣдныя, бѣдныя, несчастныя пичужки!
   Взявъ свой кусокъ черстваго хлѣба, онъ вскочилъ на подоконникъ, отворилъ одну тяжелую половинку оконной рамы, искрошилъ весь этотъ кусовъ и выбросилъ цѣлую пригоршню хлѣба птицамъ. На эту приманку разомъ слетѣлись всѣ, пріютившіяся подъ кустарникомъ, птицы: воробьи, серенькія коноплянки, дрозды, пестренькіе зяблики, три большихъ черныхъ дрозда, одна синичка и нѣсколько ряполововъ. Теперь уже не жалко было смотрѣть на нихъ; онѣ прыгали, клевали, перепархивали, щебетали и ѣли вмѣстѣ, не отнимая у другихъ пищи, какъ это иногда случается между людьми.
   Наѣвшись досыта, онѣ опять размѣстились подъ развѣсистымъ кустомъ боярышника, вѣтви котораго были увѣшаны ледяными иглами, опушенными мягкимъ бѣлымъ снѣгомъ, и тотчась же повеселѣли; началось общее чириканье и щебетанье, разносившееся въ морозномъ воздухѣ какъ "Пѣсня безъ словъ", точь въ точь какъ это бываетъ, когда боярышникъ находится въ цвѣту, а онѣ собираются вить свои гнѣзда. Робъ и Рэй были въ восхищеніи; высунувшись изъ окна, они продолжали бросать птицамъ хлѣбныя крошки, радуясь и почти смѣясь отъ удовольствія по поводу своей находчивости и сообразительности на счетъ птицъ, когда тѣ сидѣли голодныя въ снѣгу. Имъ положительно ни разу не пришло въ голову, что они сами могутъ проголодаться, и потому, въ минуту нервнаго возбужденія и порыва участія, они истратили весь свой хлѣбъ. Они такимъ образомъ дождались той минуты, когда все до послѣдней крошки было склевано птицами, которыя встряхнули свои перышки и улетѣли прочь. Одинъ ряполовъ взлетѣлъ на самую верхнюю вѣтку куста и прощебеталъ что-то, какъ бы въ знакъ благодарности отъ имени всѣхъ прочихъ за полученный кормъ.
   -- Ахъ, какъ весело! какъ хорошо! почти вскрикнулъ задыхающимся отъ удовольствія голосомъ Рей.-- Ахъ, какой ты умникъ, Робъ, что догадался напомнить мнѣ накормить голодныхъ птицъ!
   -- Ну, что ты, кяеой же я умникъ! отозвался на это Робъ съ нѣкоторымъ чувствомъ самодовольства,
   -- Эй, ребята! Что вы тутъ дѣлаете у окна? внезапно раздался голосъ ихъ отца.
   Въ одну минуту вся ихъ радость исчезла; ряполовъ пересталъ пѣть и улетѣлъ. На этотъ разъ уже Робъ отвѣчалъ за себя и за брата.
   -- Мы кормили хлѣбомъ голодныхъ птицъ. Это я придумалъ, папа.
   -- Какъ? вы искормили имъ весь свой хлѣбъ?
   -- Да, папа, оба куска.
   Священникъ нахмурилъ брови.
   -- Ну такъ вотъ за это вы сами будете голодать вплоть до чая, и знайте, что я не потерплю такихъ глупыхъ проказъ на будущее время. Поберегите свои крохи для тѣхъ, кто нуждается въ нихъ болѣе птицъ, которыхъ можно сравнять съ ворами, похищающими изъ нашихъ садовъ плоды, а изъ нашихъ полей сѣмена и зерна, такъ что на теперешній морозъ нужно смотрѣть, какъ на одно изъ многочисленныхъ благодѣяній Божьихъ, потому что онъ поубавитъ количество этихъ истребителей нашихъ трудовъ. Вы знаете ли, что даже грѣшно идти наперекоръ Божіей воли!
   На лицѣ Рэя выразились грусть и смущеніе, а лицо Роба сдѣлалось вдругъ серьезнымъ и сосредоточеннымъ.
   -- Да неужели самъ Богъ убиваетъ птицъ? спросилъ, наконецъ, Робъ, на что отецъ его отвѣчалъ ему:
   -- Богъ посылаетъ морозъ, который, конечно, убиваетъ ихъ.
   -- Ну, послѣ этого не стоитъ любить Бога, сказалъ Робъ, помолчавъ немного.
   -- Что ты! какъ можно такъ говорить? Богъ добрый! Вѣрно папа ошибся и сказалъ не то, что надо, отвѣчалъ ему Рэй.
   Отецъ ихъ пришелъ въ ужасъ и совсѣмъ позеленѣлъ отъ злости при мысли: неужели эти богохульники его родныя дѣти?
   И они еще разъ были наказаны, съ тою только разницею, что вмѣсто битья линейкою по ладонямъ, они были высѣчены, а вслѣдъ затѣмъ ихъ дрожавшія отъ побоевъ рученки должны были выводить буква за буквою вычурнымъ почеркомъ въ своихъ тетрадяхъ такого рода пространное изрѣченіе: "Морозъ есть явленіе природы, ниспосылаемое премудрою благостью Творца для истребленія массы расплодившихся птицъ, которыя опустошаютъ осенью сжатый хлѣбъ земледѣльцевъ и уменьшаютъ лѣтній сборъ плодовъ въ садахъ".
   -- Это неправда! говорилъ Рэй сквозь зубы, выводя усталою рученкою буквы длиннаго изрѣченія.-- Я увѣренъ, что это неправда.
   -- Да, это неправда, отозвался Робъ, который былъ всегда какъ бы эхомъ своего брата и который даже при болѣе благопріятныхъ условіяхъ не могъ хорошенько справиться съ выписываніемъ буквъ, а въ настоящую минуту совершенно безуспѣшно пытался написать какъ слѣдуетъ букву О.-- Какое мнѣ дѣло до земледѣльцевъ, сказалъ Робъ.-- Я знаю только то, что они ставятъ бѣднымъ птичкамъ силки; вотъ что!
   Рэй ничего не отвѣтилъ на это. У него было слишкомъ тяжело на сердцѣ, чтобы онъ могъ сказать что нибудь въ настоящую минуту. Онъ думалъ о томъ, что прочелъ въ одной изъ книжекъ, подаренныхъ ему его крестною матерью, какъ гдѣ-то въ сѣверной странѣ существуетъ обычай разсыпать у крыльца каждаго дома хлѣбныя зерна для голодныхъ птицъ во время зимы, и жалѣлъ о томъ, отчего этотъ обычай не существуетъ вездѣ. Онъ и Робъ проплакали всю ночь, не будучи въ состояніи заснуть отъ холода; у нихъ ныло и болѣло все ихъ маленькое тѣло въ такой же мѣрѣ, какъ болѣло ихъ сердце.
   На слѣдующее утро, какъ только встали, они тотчасъ побѣжали къ окну. Было совсѣмъ бѣло и свѣтло; яркая полная луна заходила на горизонтѣ позади темнаго болота; снѣгъ шелъ всю ночь. Маленькій прудъ, въ которомъ обыкновенно полоскались утки, совсѣмъ замерзъ; холодъ значительно усилился, а на выступѣ окна ихъ комнаты лежала замерзшая маленькая птичка.
   Это былъ молодой щегленокъ.
   При видѣ этой жертвы холода, у Рэя отъ жалости почти захватило духъ; а щеки Роба вспыхнули отъ злости.
   -- Ахъ ты бѣдная, бѣдная, маленькая пичужка! Какъ намъ тебя жаль! почти въ одинъ голосъ вскрикнули они, и въ эту минуту жизнь ихъ самихъ показалась имъ такъ ужасна, что они обнялись и заплакали. Этотъ безжалостный, холодный, покрытый точно саваномъ свѣтъ, въ которомъ Богъ убиваетъ ни въ чемъ неповинныхъ птичекъ, внушалъ имъ къ себѣ такой же страхъ, какой они испытали, когда опустили въ могилу тѣло ихъ матери, и потомъ, засыпавъ гробъ, навалили сверху еще нѣсколько пластовъ дерна.
   Но вдругъ Рэй поднялъ голову и глава его блеснули.
   -- Я отдамъ весь свой завтракъ птицамъ, хоть убей меня за это папа, коли хочетъ!
   -- Я также, отозвался Робъ, который никогда ни въ чемъ, ни словомъ, ни дѣломъ, не отставалъ отъ своего брата, хотя сердце его дрогнуло при этой мысли, потому что онъ самъ очень проголодался въ это холодное, суровое утро.
   -- А вѣдь трудно будетъ оставаться намъ самимъ неѣвши, какъ ты думаешь, Рэй? почти шопотомъ спросилъ онъ.
   -- Конечно, трудно будетъ, отвѣчалъ Рэй, съ гордостью глядя ему прямо въ глаза.-- Но вѣдь мученикамъ было еще тяжелѣе, а все же они пошли на мученія.
   Робъ замолчалъ и твердо рѣшился не роптать болѣе, такъ какъ Рэй постоянно разсказывалъ ему о мученикахъ, хотя Роба они не особенно интересовали; его сочувствіе возбуждали въ гораздо большей степени птички, которымъ земледѣльцы разставляли сѣти.
   -- Ну, пойдемъ внизъ, сказалъ Рей, и оба они, взявшись за руки, стали спускаться по ветхой, темной, крутой, дубовой лѣстницѣ.
   Дѣти обыкновенно получали свою первую утреннюю ѣду въ кухнѣ, ради большаго удобства Кезіи и ради большаго спокойствія ихъ отца. Они всѣ садились вокругъ обѣденнаго стола, поставленнаго передъ печкой; меньшіе -- на своихъ высокихъ стульяхъ, а Робъ и Рэй на простыхъ деревянныхъ табуретахъ.
   Иногда имъ давали на завтракъ чего-нибудь горячаго, и въ это утро передъ каждымъ изъ нихъ была поставлена чашка кипятку съ молокомъ и съ ломтемъ хлѣба, къ которому, въ видѣ десерта, Кезія прибавила еще медъ, "потому что уже скоро будетъ праздникъ Рождества Христова", и что теперь, какъ она говорила, уже двадцать третье число декабря.
   Рэй взглянулъ на хлѣбъ съ медомъ.
   -- Это мнѣ?
   -- Да, милый, конечно, отвѣтила удивленная Кезія.
   -- И я могу ѣсть или не ѣсть это, какъ мнѣ вздумается?
   -- Разумѣется, дорогой мой! Что это ты такъ вытаращилъ на меня глаза, Рэйди? это нехорошо.
   Но у Рэя было передъ глазами искушеніе, которое тяжело отзывалось въ его душѣ. Его одолѣвалъ голодъ и у него былъ апетитъ здороваго, семилѣтняго, деревенскаго мальчика; но его воображенію представлялись въ эту минуту птицы, умирающими отъ холода и голода. Онъ всталъ, ваялъ свою порцію хлѣба, взглянулъ на своего брата и пошелъ къ кухонной наружной двери. Робъ, съ повисшими на рѣсницахъ слезами, рѣшительно схватилъ со стола свой кусокъ и послѣдовалъ за братомъ, такъ что нянька не замѣтила ихъ ухода, потому что въ это время стояла, повернувшись къ нимъ спиной, и кормила двухъ малютокъ, дѣвочекъ-близнецовъ.
   -- Пусть папа заколотитъ насъ до смерти, но за то Богъ не разсердится на насъ, сказалъ Рэй спокойнымъ голосомъ, съ такою торжественностью и увѣренностью, какъ истый мученикъ. Затѣмъ онъ принялся крошить свой хлѣбъ и разбрасывать его вокругъ себя по снѣгу.
   Робъ, не будучи въ состояніи противустоять искушенію, откусилъ отъ своего ломтя порядочный кусокъ, потомъ принялся раскидывать остальную часть ломтя птицамъ.
   Вдругъ надъ ихъ головою, изъ форточки окна, раздался грозный голосъ ихъ отца.
   -- Я уже вамъ сказалъ, чтобы вы нс смѣли бросать зря хлѣбъ, непослушные, дрянные мальчишки! Вѣдь вы знаете, что мое слово -- законъ!
   -- Пусть онъ убьетъ меня, если хочетъ, но я сдѣлаю по своему, прошепталъ чуть слышно поблѣднѣвшій Рэй своему брату.
   Робъ нахмурилъ брови и смотрѣлъ мрачно.
   -- Да развѣ это значитъ бросать хлѣбъ зря? сказалъ онъ.-- Вѣдь если бы мы сами съѣли этотъ хлѣбъ, такъ онъ былъ бы давно въ нашемъ "брюхѣ", а теперь, его съѣдятъ птички.
   Между тѣмъ вся масса птицъ, сидѣвшая на вѣтвяхъ боярышника и на сосѣднемъ плетнѣ, со всѣхъ сторонъ слеталась къ разбросанному корму и принялась жадно клевать его, съ веселымъ щебетаньемъ.
   Дѣти услыхали шаги отца, спускавшагося внизъ по лѣстницѣ и зовущаго Кезію.
   -- Джобъ Стивенсъ, рубя дрова, сильно поранилъ себѣ руку и теперь находится при смерти, говорилъ онъ;-- за мной сейчасъ присылали и я долженъ отправиться къ нему; позовите этихъ негодныхъ дѣтей въ комнату и заприте ихъ въ классной; я накажу ихъ уже по моемъ возвращеніи...
   -- Слушайте, ваше благословеніе, сказала испуганная такимъ приказаніемъ Кезія.-- Да какъ же вы отправитесь въ такую мятель? вѣдь Джонъ Стивенсъ живетъ отсюда по крайней мѣрѣ миляхъ въ шестнадцати.
   -- Конечно я долженъ буду идти пѣшкомъ, потому что на лошади тамъ не проѣдешь, отвѣчалъ священникъ торопливо.-- Это ничего; дойду какъ-нибудь. такъ заприте-же обоихъ мальчишекъ и не выпускайте ихъ на дворъ до моего возвращенія.
   Съ этими словами священникъ накинулъ на плечи плащъ и, укутавшись въ него, зашагалъ по дорогѣ, пролегавшей черезъ болото, посреди свиста и завыванія вѣтра и снѣжныхъ, крутящихся въ воздухѣ, вихрей. Робъ и Рэй стояли на мѣстѣ какъ остолбенѣлые.
   Кезія тотчасъ-же вышла къ нимъ.
   -- Дѣточки, милыя! вы слышали, что баринъ приказалъ мнѣ? со слезами на глазахъ сказала эта добрая женщина.
   Робъ бросился къ ней и крѣпко обвилъ своими пухленькими рученками ея шею.
   -- Да, слышали; но вѣдь онъ ушелъ, няняша! Ты навѣрное не захочешь запереть насъ?
   Кезія не знала какъ ей поступить; она колебалась и поцѣловала мальчика въ кудрявую головку. Но Рэй при этомъ нѣсколько разъ измѣнился въ лицѣ.
   -- Нѣтъ, пускай няня запрётъ насъ, Робъ, грустно сказалъ онъ.-- Не надо, чтобы изъ-за насъ ее побранили.
   -- Ахъ, ты мой хорошій мальчикъ! дорогой мой Рэйди! вскрикнула Кезія и зарыдала. Она, скрѣпя сердце, заперла ихъ; а въ часъ принесла имъ ихъ обѣдъ и жалостно посмотрѣла на нихъ. -- Вѣдь его благословеніе не сказалъ, чтобъ держать васъ здѣсь взаперти до его возвращенія, вполголоса сказала она, гладя Рэя по головѣ.
   -- Нѣтъ, няняша, и не думай выпускать насъ отсюда, почти шепотомъ произнесъ Рэй, -- вѣдь намъ здѣсь очень хорошо. Мы выучили свои уроки, сдѣлали все, что намъ было задано, и теперь можемъ играть.
   -- А чѣмъ-же мы будемъ здѣсь играть? сердито отозвался Робъ, лежавшій ничкомъ или, какъ онъ выражался, "на брюхѣ", подъ столомъ.
   -- Да другъ съ другомъ, между собой, сказалъ Рэй.
   И такъ, Кезія опять заперла дѣтей, внутренно разозлившись на своего господина какъ никогда, за этихъ бѣдныхъ, не имѣющихъ почти никакихъ радостей малютокъ.
   -- Вѣдь это не дѣти, а право Божьи ангелы, настоящіе херувимы; а онъ -- просто дикій звѣрь или какой-нибудь скотъ! А еще каждое воскресенье причащается св. таинъ, безжалостный! ворчала она себѣ подъ носъ, уже совсѣмъ выйдя изъ себя. Если бы она знакома была съ житіемъ Святыхъ, то навѣрное пожелала бы, чтобы съ ея господиномъ случилось то же, что и съ св. Германомъ Норбертомъ, получившимъ такимъ способомъ благодать тихаго нрава, который онъ сохранилъ потомъ на всю жизнь.
   Скучно, вяло тянулся этотъ снѣжный, вѣтреный, бурный, мрачный и мокрый день. Наступили сумерки, а священникъ все еще не возвращался. "А пора уже варить яица, подумала Кезія.-- Нѣтъ, пойду выпущу дѣтей; а ему скажу, что они сидѣли взаперти цѣлый день, и онъ повѣритъ мнѣ, потому что знаетъ, что я лгать и врать не стану".
   Такимъ образомъ она выпустила дѣтей изъ ихъ заточенія. Робъ, какъ бомба, выскочилъ изъ классной въ коридоръ; а Рей вышелъ оттуда тихо, какъ-бы нехотя, и все думая о томъ, какъ-бы за это не побранили ихъ няню.
   -- Баринъ рѣдко запаздываетъ, сказалъ работникъ, жившій въ домѣ священника для разныхъ хозяйственныхъ подѣлокъ.-- Онъ, можетъ быть, ночуетъ у сквайра?
   -- Да, немудрено что и такъ, отвѣчала на это Кезія.
   У сквайра былъ самый просторный домъ въ деревнѣ Тамслейгъ, гдѣ поранившій себѣ руку дровосѣкъ лежалъ при смерти.
   "Навѣрное онъ остался ночевать у сквайра, иначе и думать нечего, тѣмъ больше, что вѣдь это часто случается", подумала Кезія, затворяя ставни и запирая дверь на крюкъ, а потомъ посовѣтовала работнику идти спать, пока господина нѣтъ дома.
   Такимъ образомъ отсутствіе священника ни въ комъ не возбуждало безпокойства. Всѣ знали, что онъ отправился въ Тамслейгъ, гдѣ по всей вѣроятности и остался ночевать у своего давнишняго пріятеля, видѣвъ, что снѣжная мятель и сильный вѣтеръ не утихаютъ; иначе и быть не можетъ!
   А пока гудѣлъ вѣтеръ и завывала снѣжная мятель, дѣтямъ было очень весело, потому что Кезія, будучи отъ природы веселаго характера, разсказывала имъ разныя смѣшныя сказки и говорила имъ, что такъ какъ до Рождества остался только одинъ день, то она приготовитъ имъ яблоковъ, начинитъ ихъ гвоздичными головками и сваритъ въ настоенномъ смородиною винѣ, какъ это поется въ старинныхъ пѣсняхъ, написанныхъ Бэномъ Джонсономъ.
   Было уже довольно поздно, болѣе восьми часовъ вечера, когда дѣти пошли спать.
   -- "И сохрани, Господи, всѣхъ птичекъ, чтобы онѣ не замерзли въ снѣгу. Аминъ!" Такъ заключилъ Рэй свою молитву на сонъ грядущій.
   -- "Аминь", отвѣтилъ ему соннымъ голосомъ Робъ, уже начинавшій дремать.
   Никто ни о чемъ не безпокоился въ эту ночь; но когда настало утро, потомъ прошелъ и полдень, а священникъ все еще не возвращался, то прислуга страшно встревожилась и эта тревога невольно сообщилась также и дѣтямъ.
   Мятель разбушевалась еще сильнѣе. Снѣгъ шелъ не переставая, небо слилось въ одну сплошную сѣрую массу, вѣтеръ дулъ съ такою силою, какъ будто хотѣлъ сорвать крышу съ дома; такой ужасной погоды никто не запомнилъ въ Девоншайрѣ втеченіи двадцати лѣтъ; а тамъ, далеко, на морѣ, эта буря причинила много, много бѣдъ и несчастій.
   -- Что это барина нѣтъ до сихъ поръ? Гдѣ-же онъ теперь можетъ быть? безпрестанно повторяла встревоженная Кезія.-- Невозможно, чтобы онъ все находился у сквайра въ Тамслейгѣ, потому что сегодня канунъ Рождества, и какже онъ оставитъ приходъ безъ обѣдни, а церковь безъ божественной службы?
   Приходъ былъ разбросанъ въ разныхъ мѣстахъ по сю и по ту сторону болота, а поблизости церкви и дома священника было только нѣсколько крестьянскихъ хатъ, стоявшихъ на довольно большомъ разстояніи одна отъ другой, и во всемъ приходѣ находился лишь одинъ домъ, побольше другихъ, именно домъ сквайра въ Тамслейгѣ. Тѣ прихожане, которые жили поближе, уже начали сходиться въ домъ священника съ сумерекъ короткаго зимняго дня, наканунѣ праздника, и каждый изъ нихъ выражалъ свои опасенія на счетъ бѣдъ, какія можетъ, причинить бушевавшая мятель, причемъ многіе припоминали разные несчастные случаи, о которыхъ имъ приходилось слышать прежде.
   Рэй стоялъ тутъ-же и внимательно слушалъ, широко раскрывъ глаза. До этой минуты онъ былъ совершенно счастливъ тѣмъ, что няня дала ему полное рѣшето зеренъ для корма птицъ, а теперь у него явилось какое-то смутное представленіе о томъ, что въ ближайшемъ времени кому-то грозитъ большая бѣда. А Робъ пѣлъ, скакалъ, прыгалъ, кричалъ и рѣзвился до упаду; страшная снѣжная мятель нисколько не пугала его.
   -- Вѣрно случилось что-нибудь особенное, говорила то тому, то другому изъ пришедшихъ крестьянъ встревоженная Кезія, не зная, что ей дѣлать, потому что послать узнать о священникѣ кого-нибудь, въ такую мятель, по ту сторону болота, которое и въ обыкновенное время представлялось мѣстомъ невполнѣ безопаснымъ, было невозможно; даже собаку жалко было бы выгнать на улицу, и къ тому же она боялась разсердить этимъ священника, если онъ, какъ нужно полагать, пережидаетъ мятель у сквайра въ Тамслейгѣ; онъ терпѣть не могъ "никакой безтолочи и суеты". Она положительно недоумѣвала, какъ ей поступить въ данномъ случаѣ.
   Вдругъ, въ сумерки, или даже нѣсколько позднѣе, когда наступившая темная ночь окутала своимъ непроницаемымъ покровомъ всю окрестность, когда мятель наносила цѣлыя горы снѣга и почти завалила совсѣмъ окна и двери, пришедъ старикъ разнощикъ, съ своимъ тяжелымъ коробомъ за спиною, который чуть не сбился съ дороги и, почти совсѣмъ закоченѣвъ отъ холода, просилъ пріютить его.
   Разнощика этого всѣ хорошо знали во всемъ округѣ. Его приняли, усадили у печки, напоили глинвейномъ, чтобы отогрѣть, и сказали ему, чтобы онъ остался ночевать и что для него сейчасъ приготовятъ постель. Какъ только онъ немного опомнился отъ испытаннаго недавно страха заблудиться и замерзнуть, такъ прежде всего освѣдомился о священникѣ; но когда онъ услыхалъ, что хозяинъ до сихъ поръ еще не возвращался домой, то вдругъ совсѣмъ остолбенѣлъ, какъ будто съ нимъ сдѣлался параличъ.
   -- Что-же это такое? вскрикнулъ онъ.-- Да вѣдь я еще вчера вечеромъ встрѣтилъ его благословеніе, возвращающагося домой изъ Тамслейга! Господи помилуй! Господи помилуй!... Онъ навѣрное погибъ, переходя во время мятели черезъ болото!
   Всѣ собравшіеся въ кухнѣ приходскіе крестьяне вскрикнули въ одинъ голосъ, услыхавъ это, а лица дѣтей совсѣмъ помертвѣли отъ ужаса.
   -- Да ты навѣрное можешь сказать, что видѣлъ именно его, а не кого-нибудь другаго? съ замираніемъ сердца спросила Кезія.
   -- Что вы? Богъ съ вами! Да развѣ я не знаю вашего господина? возразилъ ей на это разнощикъ. -- Онъ еще поздоровался со мной и сказалъ мнѣ, что навѣрное придетъ сюда ранѣе меня, потому что мнѣ нужно было свернуть немного въ сторону, чтобы занести женѣ Кэрью крючковъ, иголокъ и нитокъ, которыя она заказала мнѣ принести ей; тутъ мы и разошлись по разнымъ дорогамъ; переночевавъ въ хатѣ Кэрью, я поутру отправился дальше. Господи помилуй! Ну, теперь иадо полагать, что его благословенія уже нѣтъ болѣе въ живыхъ!
   При общихъ возгласахъ и суматохѣ, вызванныхъ этимъ извѣстіемъ, никто не обратилъ вниманія на присутствовавшихъ тутъ дѣтей, какъ вдругъ Робъ отчаяннымъ голосомъ закричалъ:
   -- Рэйди также умеръ!
   Всѣ оглянулись и увидали, что ребенокъ лежитъ на полу безъ чувствъ.
   Въ одну секунду всѣ бросились къ нему и окружили его; наконецъ, онъ открылъ глаза, какимъ то безсознательнымъ взглядомъ обвелъ комнату, вздрогнулъ, заплакалъ и чуть слышно произнесъ:
   -- Это за то, что папа не хотѣлъ помочь бѣднымъ птичкамъ!
   Кезія, сообразивъ въ эту ужасную минуту всю тяжесть ноши, какую судьба взвалила ей на плечи, ей, безпомощной, одинокой женщинѣ, тѣмъ не менѣе сочла своею обязанностью дѣйствовать въ этомъ случаѣ энергично и потому, отнеся Рэя на рукахъ въ его постель, она стала уговаривать его, чтобы онъ не пугался, такъ какъ пока еще нѣтъ положительной причины приходить въ отчаяніе. Потомъ она сошла внизъ, при всѣхъ громко разбранила разнощика, назвавъ его старымъ дуракомъ за то, что онъ вздумалъ выражать свои предположенія и опасенія при дѣтяхъ, и затѣмъ стала совѣщаться съ сосѣдами на счетъ того, какъ было бы лучше дѣйствовать въ настоящее время.
   Крестьяне добровольно предложили свои услуги отправиться на поиски священника; но ихъ было всего человѣка четыре или пять и притомъ двое изъ нихъ уже совсѣмъ старики. Тѣмъ не менѣе, взявъ свои фонари и вооружившись топорами, они отправились и вскорѣ скрылись въ вихрѣ снѣжной мятели.
   Сначала они рѣшили, что нужно влѣзть на церковную колокольню и звонить тамъ въ оба колокола; но потомъ сообразили, что это будетъ безполезно, такъ какъ при сильныхъ порывахъ вѣтра колокольный звонъ совсѣмъ не будетъ слышенъ. Такимъ образомъ крестьяне пошли на поиски въ эту бурную ночь, а ихъ испуганныя жены остались дожидаться ихъ въ кухнѣ священническаго дома, находя даже нѣкотораго рода удовольствіе въ ощущеніи чувства страха всякій разъ, когда старикъ-разнощикъ чуть не каждую минуту, всплеснувъ руками, громко произносилъ.
   -- Господи помилуй! Онъ теперь погибшій человѣкъ!
   И это продолжалось до тѣхъ поръ, пока Кезія, обозвавъ его еще разъ старымъ дуракомъ, не отослала его спать, что онъ тотчасъ же безпрекословно исполнилъ.
   Женщины между тѣмъ расположились около кухонной печки, попивали предложенное имъ Кезіею и настоенное на разныхъ пряностяхъ вино, и разсказывали одна другой самыя страшныя вещи и случаи, о которыхъ онѣ слыхали отъ своихъ отцовъ и дѣдовъ, безпрестанно уснащивая свои повѣствованія словами: "а вотъ еще сказываютъ" и т. д.
   А Кезія пошла наверхъ и сѣла возлѣ кроватей Роба и Рэя. Робъ крѣпко спалъ, а Рэй лежалъ съ открытыми глазами, часто вздрагивалъ, стоналъ и все твердилъ:
   -- Папа не хотѣлъ помочь бѣднымъ птичкамъ, да, не хотѣлъ, и я знаю, что Богъ разсердился на него за это.
   Вотъ и ночь уже прошла, томительная, безконечно длинная ночь, но вѣтеръ по прежнему вылъ, а снѣжная мятель по прежнему не унималась. На разсвѣтѣ крестьяне воротились; поиски ихъ не привели ни къ чему. Они говорили, что искали вездѣ, по всему болоту, на разстояніи цѣлыхъ восьми миль; но въ сущности, сами того не подозрѣвая, они не отходили отъ священническаго дома далѣе четырехъ миль, болѣе кружась на одномъ мѣстѣ, такъ какъ сквозь снѣжную, залѣплявшую имъ глаза мятель трудно было узнать, гдѣ именно находишься. Наступило утро, мрачное, сѣрое; снѣгъ все еще продолжалъ идти, но вѣтеръ уже стихъ. Тогда Кезія обратилась къ самому молодому и самому сильному изъ находившихся въ кухнѣ крестьянъ съ просьбою дойти до самаго Тамслейга, чтобы навести болѣе вѣрныя справки о священникѣ. Это было дѣло трудное и даже небезопасное, такъ какъ всѣ дороги были занесены и всевозможныя сообщенія прекратились; но молодой парень былъ не трусъ и смѣло обѣщалъ ей постараться сдѣлать все, что можно, пробормотавъ, однакожъ, себѣ подъ носъ:
   -- Я знаю, что это будетъ напрасно; священникъ, по всей вѣроятности, уже давно замерзъ въ эту холодную ночь.
   Между тѣмъ прочіе крестьяне забрались на церковную колокольню и принялись звонить въ колокола, такъ какъ теперь вѣтеръ утихъ, слѣдовательно, звонъ могъ быть слышенъ даже въ дальнихъ хатахъ, откуда можно было ожидать какой нибудь помощи или вѣстей.
   Было одинадцать часовъ утра, тотъ самый часъ, въ который обыкновенно начинается богослуженіе въ день Рождества Христова. Церковь была маленькая, темная и мрачнаго вида; кое-гдѣ она была украшена вѣтками остролистника и бобовника, да и это сдѣлалось какъ бы противъ воли священника, который не любилъ такихъ постороннихъ украшеній, называя это глупостью; поэтому церковь смотрѣла какъ-то уныло, съ своими голыми каменными стѣнами, простымъ деревяннымъ аналоемъ и тѣсною, угрюмою и сырою каѳедрою, которая похожа была на тюремную камеру. Когда погода немного прояснилась, то туда собрались женщины, въ своихъ красныхъ праздничныхъ плащахъ, и зажгли тамъ нѣсколько восковыхъ свѣчъ, освѣтившихъ немного царствующую въ церкви темноту, но не остались тамъ, потому что было очень холодно и притомъ какъ-то жутко, и еще болѣе холодно становилось на душѣ при мысли, что въ такой великій день въ храмѣ не совершается обычнаго богослуженія, и что пастырь этой церкви лежитъ гдѣ нибудь замерзшій въ снѣгу.
   А въ домѣ священника Кезія попробовала было прочитать дѣтямъ утреннія молитвы этого торжественнаго дня, но голосъ ея дрожалъ, а вниманіе дѣтей было развлечено другимъ. Всѣ онѣ сидѣли серьезныя, съ испуганными личиками, даже двѣ крошки-дѣвочки близнецы; а Рэй сидѣлъ поодаль отъ прочихъ, прислонившись головою къ стеклу окна, и все молчалъ. Видъ этого мальчика пугалъ его няню пожалуй не менѣе судьбы, постигшей ея господина.
   "Да, этотъ ребенокъ все принимаетъ къ сердцу", думала она про себя, вздыхая.
   Нечего было и пытаться занять дѣтей чтеніемъ духовной книги; поэтому Кезія сложила большой молитвенникъ въ черномъ кожаномъ переплетѣ и пригласила стоявшихъ у крыльца прихожанъ войти въ домъ. Нѣкоторые изъ нихъ съ опасностью жизни пришли въ мятель за нѣсколько миль, чтобы не пропустить торжественной рождественской церковной службы; но они нашли церковь пустою, а ея пастыря отсутствующимъ. Всѣ они были увѣрены, что священника нѣтъ уже болѣе въ живыхъ, и увѣренность эта еще болѣе усилилась послѣ того, какъ изъ тамслейгскаго большаго дома, отъ сквайра, присланъ былъ съ трудомъ добравшійся до мѣста человѣкъ узнать, благополучно ли священникъ добрался до дома.
   -- Что? неправду я говорилъ вамъ, жиды вы эдакіе невѣрующіе? торжествующимъ и даже какъ будто отчасти радостнымъ голосомъ крикнулъ разнощикъ, первый вѣстникъ страшнаго событія.
   Теперь уже не могло оставаться никакого сомнѣнія. Священникъ, не взирая ни на какія убѣжденія сквайра, ушелъ изъ Тамслейга и настойчиво рѣшилъ, что онъ непремѣнно пойдетъ обратно домой.
   Теперь всякому стало понятно, что онъ заблудился во время мятели и замерзъ гдѣ нибудь при переходѣ черезъ болото.
   -- Надъ нимъ точно совершилась Божья кара, шепотомъ. говорила Кезія своей пріятельницѣ, чтобы дѣти не могли ее услышать.-- Ахъ! ужъ точно это Богъ наказалъ его! Онъ безпрестанно бранилъ и наказывалъ этихъ милыхъ малютокъ, и недавно еще побранилъ и собирался наказать ихъ за то, что они кормили птицъ, которыя чуть не замерзли въ снѣгу. А теперь, теперь онъ самъ узналъ, каково умирать на снѣгу!
   Робъ принялся громко плакать, глядя на плачущихъ женщинъ; ему стало страшно. Но Рэй не проронилъ ни одной слезинки и все молчалъ, постоянно твердя мысленно: "Богъ прогнѣвался на него!"
   Вотъ уже наступилъ и полдень великаго праздника Рождества Христова, а ростбифъ все еще лежалъ на столѣ не жареный, между тѣмъ, какъ пудингъ, приготовленный еще съ вечера, кипѣлъ на плитѣ, забытый совершенно; церковные колокола гудѣли неумолкаемо. Народъ сталъ понемногу сходиться изъ отдаленныхъ мѣстъ прихода, такъ какъ небо прояснилось, а усилившійся морозъ далъ возможность пробраться кое-какъ сквозь, снѣжные сугробы. Всѣ они принесли страшныя вѣсти о происшествіяхъ предшествовавшаго дня и ночи: о замерзшихъ снѣгомъ телѣгахъ, о заблудившихся проѣзжихъ и прохожихъ, о погибели лошадей, о мальчикахъ утопленникахъ, подъ ногами которыхъ подломился тонкій ледъ только что замерзшей рѣки, и о крышахъ нѣсколькихъ деревенскихъ домовъ, снесенныхъ снѣжнымъ вѣтромъ. Носились еще слухи и о томъ, что большой, шедшій изъ Лондона желѣзнодорожный поѣздъ остановился на двадцатой милѣ совсѣмъ, будучи занесенъ снѣгомъ, со всѣмъ багажемъ и пасажирами, многіе изъ которыхъ оказались замерзшими въ вагонахъ въ эту страшно холодную ночь.
   Кезія слушала всѣ эти разсказы съ замираніемъ сердца. Было уже три часа пополудни; она отставила къ сторонѣ праздничный обѣдъ и, накормивъ дѣтей только горячимъ молочнымъ супомъ, собрала ихъ всѣхъ около себя. Они не настолько любили своего отца, чтобы замѣчать его отсутствіе и тревожиться за него; но въ ихъ маленькихъ сердцахъ заронилось смутное представленіе о томъ, что надъ ними тяготѣетъ какое-то большое несчастіе, вслѣдствіе чего всѣ они притихли и озирались испуганными глазами на все окружающее. Рэй по прежнему молчалъ и почти не двигался съ мѣста.
   Въ четыре часа уже совсѣмъ стемнѣло. Крестьяне сидѣли всѣ, повѣся голову, и также притихли, словно испуганныя дѣти. Вотъ уже наступалъ и вечеръ великаго праздника Рождества, а церковной службы нѣтъ и отправлять ее некому. Это обстоятельство казалось имъ такимъ великимъ грѣхомъ, котораго не замолить потомъ во всю жизнь.
   Ни звука не было слышно на всемъ пространствѣ занесеннаго снѣгомъ болота; только изрѣдка раздавалось блеяніе овецъ и мычаніе воровъ, загнанныхъ хозяевами въ хлѣвъ. Во всей деревнѣ и въ церкви царствовало мертвенное молчаніе, а если люди и рѣшались заговорить другъ съ другомъ, то не иначе, какъ вполголоса. Вдругъ Кезія встала, подвязала бѣлокурыя головки дѣвочекъ-близнецовъ платками, закутала малютокъ потеплѣе и, взявъ ихъ обѣихъ на руки, сказала, обращаясь въ собравшемуся въ кухнѣ народу:
   -- День Рождества не долженъ быть проведенъ безъ молитвы въ церкви. Пойдемте туда и помолимся тамъ всѣ вмѣстѣ за моего барина. Такимъ образомъ, ми все-таки почтимъ этотъ великій праздникъ, и не будемъ проводить его точно какіе-нибудь нехристи.
   И она вышла изъ дома въ глубокіе сумерки, не смотря на холодный воздухъ, потому что теперь вѣтеръ уже совсѣмъ утихъ. Рядомъ съ нею шли по снѣжнымъ сугробамъ всѣ дѣти и добрались воевавъ до портала церкви, по обѣ стороны котораго росли двѣ высокія темныя ели; за ней и за дѣтьми слѣдовала толпа женщинъ, съ фонарями. Взойдя въ церковь, онѣ поставили ихъ на полъ трапезы, причемъ блѣдный свѣтъ ихъ упалъ на церковныя плиты, которыя въ то же время были могильными плитами схороненныхъ подъ церковью прихожанъ. Кезія стала на колѣни и громко проговорила молитву, которую вполголоса повторяли за нею всѣ прочія женщины; по окончаніи молитвы наступило общее молчаніе, посреди котораго вдругъ раздался слабый голосовъ маленькаго Рэя, произнесшаго слѣдующія слова:
   -- Господи, прошу Тебя, не сердись больше на папу за бѣдныхъ птичекъ; вѣдь онъ не отъ злости запретилъ намъ кормить ихъ хлѣбомъ. Спаси и сохрани птичекъ, овечекъ, коровушекъ и лошадокъ; помилуй также папу, и не сердись на него больше, прошу Тебя!
   Сказавъ это, онъ зарыдалъ, а глядя на него заплакали и всѣ женщины, всхлипыванія которыхъ громко раздавались въ пустой, мрачной церкви. Въ такомъ же благоговѣйномъ молчаніи, какъ пришли въ церковь, онѣ потомъ и вышли изъ нея; но раньше чѣмъ уйти, кто-то изъ нихъ сказалъ: "пропоемте всѣ вмѣстѣ какой нибудь псаломъ". Однакожъ никто не былъ въ состояніи осуществить это предложеніе, потому что у всѣхъ было тяжело на сердцѣ, такъ какъ у многихъ мужья находились въ отсутствіи, и кто же могъ поручиться, что они не погибли также гдѣ нибудь во время снѣжной мятели, при переходѣ черезъ болото. На возвратномъ пути въ дому, Кезія, обратившись въ сосѣдкамъ, сказала:
   -- Спасибо вамъ всѣмъ за ваше участіе въ дѣтямъ. Идите же теперь всѣ по домамъ; теперь мнѣ уже не до разговоровъ; а я останусь пока одна съ дѣтьми. Помолитесь, чтобы Богъ сохранилъ ихъ отца!
   Женщины были въ высшей степени тронуты привязанностью Кезіи въ этимъ малюткамъ и поражены ея грустнымъ видомъ, привыкши видѣть ее всегда веселою и говорливою; поэтому онѣ безпрекословно разошлись по домамъ. Она сдѣлала, какъ сказала. Придя домой, она собрала вокругъ себя всѣхъ дѣтей священника, посадивъ себѣ на колѣни обѣихъ маленькихъ дѣвочекъ, которыя, прильнувъ къ ней, такъ и заснули у нея на рукахъ. На землю, одѣтую снѣжнымъ покровомъ, постепенно спускалась ночь. Старикъ разнощикъ и старый работникъ, по слабости своихъ силъ, будучи не въ состояніи отправиться вмѣстѣ съ прочими крестьянами на поиски священника, сидѣли въ кухнѣ у печки, попивали эль и толковали о недавней бурѣ и мятели, какой они оба не запомнятъ ужъ лѣтъ сорокъ тому назадъ.
   Въ этотъ вечеръ, Кезія не закрыла ставней, а напротивъ, зажегши свѣчи, поставила ихъ на каждомъ окнѣ, все еще надѣясь, что свѣтъ ихъ наведетъ скорѣе священника на настоящую дорогу, если онъ еще живъ, но заблудился и отыскиваетъ дорогу къ своему дому.
   "Господи, спаси, помилуй и сохрани всякую живую душу", мысленно молилась она, качая на рукахъ дѣвочекъ-малютокъ и въ то же время думая о корабляхъ на морѣ, о путешественникахъ, которые теперь переходятъ черезъ болото по разнымъ направленіямъ, о застигнутыхъ мятелью стадахъ овецъ и о поѣздѣ желѣзной дороги, завязшемъ въ снѣгу.
   Рэй сидѣлъ передъ каминомъ, обхвативъ рученками свои голыя колѣни, такъ какъ онъ былъ уже совсѣмъ раздѣтъ, и смотрѣлъ на огонь, широко раскрывъ глаза и ротъ.
   -- Няня, не укладывай меня въ постель, сказалъ онъ:-- пожалуйста, прошу тебя!
   Кезія согласилась на его просьбу и, уложивъ другихъ дѣтей слать, позволила ему остаться сидѣть съ нею у огня.
   -- Отчего ты не хочешь ложиться спать, мой милый? спросила она его, когда часы съ кукушкою пробили девять.
   Рэй вздрогнулъ.
   -- Оттого, что когда я легъ спать вчера вечеромъ, то я видѣлъ во снѣ папу, что онъ лежитъ мертвый въ снѣгу, а Божьи птички закрываютъ его листьями. Вотъ мнѣ и кажется, что я опять увижу такой же сонъ.
   -- Ахъ ты бѣдняжка!
   Онъ положилъ свою голову къ ней на плечо и они продолжали сидѣть такимъ образомъ передъ огнемъ камина.
   Часы съ кукушкою пробили десять.
   Вдругъ на дворѣ послышались голоса и скрипъ людскихъ шаговъ по снѣгу, залаяли собаки и въ окнахъ снаружи мелькнулъ огонь зажженныхъ факеловъ. Рэй и его няня въ одну минуту вскочили н, бросившись къ двери, поспѣшно отворили ее. Тутъ они увидали нѣсколькихъ человѣкъ, несущихъ кого-то на носилкахъ, и въ эту самую минуту тотъ, который шелъ впереди, закричалъ:
   -- Маленькій баринъ, гляди-ка сюда! мы несемъ тебѣ твоего отца. Младенецъ Христосъ помогъ намъ найти его въ канунъ своего праздника... Нѣтъ, нѣтъ, не бойся! онъ живъ!
   Рэй, какъ сидѣлъ, босой выскочилъ на снѣгъ.
   Впродолженіи нѣсколькихъ минутъ происходила страшная суматоха; потомъ крестьяне бережно положили носилки на полъ передъ топившейся печкой, сняли съ нихъ плащъ, который былъ наброшенъ на нихъ, и глазамъ Рэя представилась неподвижно лежавшая фигура его отца, съ закрытыми глазами, но помертвѣвшія блѣдныя губы котораго, шептали чуть слышно:
   -- Не бойся, сынокъ... я еще живъ!
   Рэй зарыдалъ и бросился цѣловать своего отца такъ, какъ никогда не осмѣлился бы поцѣловать его прежде.
   Отправившись изъ Тамслейга въ обратный путь домой, священникъ благополучно прошелъ полпути черезъ болото не смотря на порывистый вѣтеръ и снѣжную мятель; но съ наступленіемъ темноты, онъ потерялъ дорогу и, сбившись съ нея, продолжалъ однакожъ идти, самъ не зная куда; снѣгъ залѣплялъ ему глаза, ноги едва передвигались и, набредя случайно на какое-то углубленіе въ скалѣ, вокругъ которой росли деревья, онъ пріютился тутъ, закутался въ свой плащъ и сталъ пережидать мятель, въ надеждѣ, что скоро разсвѣтетъ. Но вѣтеръ, какъ-бы разсвирѣпѣвшій еще болѣе, вырвалъ съ корнемъ сосѣднія деревья, которыя повалились съ ужаснымъ трескомъ, увлекая въ своемъ паденіи обломки скалы и загородивъ собою совершенно отверстіе того углубленія, гдѣ нашелъ себѣ временное убѣжище измучившійся путникъ. Въ этомъ-то самомъ мѣстѣ провелъ онъ канунъ Рождества и половину праздничнаго дня, полузамерзшій, голодный, съ отчаяніемъ въ душѣ, между тѣмъ, какъ его прихожане отыскивали его по всѣмъ направленіямъ, а маленькій Рѳй просилъ Бога "не сердиться на папу". Его страшно клонило ко сну, но онъ всячески старался превозмочь себя, зная, какой роковой исходъ будетъ имѣть этотъ сонъ; тѣмъ не менѣе, онъ считалъ себя окончательно погибшимъ, заваленнымъ безвыходно обрушившимися камнями и вырванными съ корнемъ деревьями, изъ-за которыхъ голосъ его никѣмъ не могъ быть услышанъ въ этой безлюдной пустынѣ.
   Смерть была передъ нимъ лицомъ въ лицу, и ея грозный призракъ заставилъ его пожалѣть о многомъ и въ еще большей степени раскаяться во многомъ. Онъ съ грустью и съ укоромъ совѣсти думалъ о своихъ бѣдныхъ дѣтишкахъ и вспомнилъ, какъ безжалостно упрекалъ своего старшаго сынишку въ его состраданіи къ птицамъ, за крохи хлѣба, которымъ онъ самъ былъ бы такъ радъ въ настоящую минуту и поблагодарилъ бы за нихъ Бога, какъ за великую Его къ себѣ милость! А когда до его слуха донесся звукъ людскихъ шаговъ и лай его собственной собаки, той самой собаки, которую онъ часто привязывалъ на цѣпь и даже билъ; когда потомъ шаги эти все приближались и люди, наконецъ, подали ему шестъ, за который онъ ухватился; когда его вытащили наружу и онъ опять увидалъ ясный, усѣянный звѣздами, небесный сводъ,-- то силы совершенно оставили его и онъ упалъ безъ чувствъ. Онъ находился подъ снѣгомъ впродолженіи цѣлыхъ тридцати часовъ.
   Теперь же, лежа передъ топившейся печкой въ своемъ собственномъ домѣ, чувствуя въ своемъ тѣлѣ возвращающуюся благотворную теплоту и любуясь отблесками огня на золотистыхъ волосахъ Рэя, онъ протянулъ въ нему свои ослабѣвшія руки и горячо обнялъ свое дитя.
   -- Сынокъ мой дорогой! Я былъ жестокъ относительно тебя... Прости меня!.. Теперь, когда Богу было угодно пощадить мою жизнь, я постараюсь сдѣлать счастливою и твою, и жизнь твоихъ братьевъ и сестеръ!
   -- А что же ты ничего не сказалъ о птичкахъ, папа? робко произнесъ Рэй.
   Отецъ его невольно улыбнулся.
   -- Теперь ты можешь каждую зиму постоянно вывѣшивать подъ окнами дома хоть по цѣлому рѣшету хлѣбныхъ зеренъ для птицъ, какъ это дѣлается въ Швеціи, судя по разсказамъ, напечатаннымъ въ твоей книжкѣ. Я теперь по собственному опыту знаю, каково умирать подъ снѣгомъ.
   Рэй прильнулъ головою къ груди отца и былъ вполнѣ счастливъ.
   Съ наступленіемъ утра, яснаго, тихаго, онъ получилъ въ свое распоряженіе цѣлое рѣшето хлѣбныхъ зеренъ, которыя онъ вынесъ на дворъ, причемъ имѣлъ радость видѣть, какъ со всѣхъ сторонъ слетались къ нему, щебеча и чирикая, разныя птички, а проворные и смѣлые воробьи явились прежде всѣхъ.
   -- Вотъ, видно Богъ услыхалъ меня, когда я просилъ его, чтобы Онъ не сердился на папу, сказалъ Рэй Робу, который, не желая ни въ чемъ отставать отъ брата, сказалъ въ свою очередь: "вѣдь и я также просилъ объ этомъ Бога". И оба мальчугана, взявшись за руки, счастливые, довольные, подняли свои глаза къ небу, голубой безоблачный сводъ котораго какъ бы уносился въ безпредѣльное пространство.
  

(Переводъ съ англійскаго).

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru