*) См. выше, т. I, отд V, стр. 98; т. II, отд. V, стр. 65.
Состояніе французской журналистики и господствующее нынѣ направленіе въ гуманныхъ наукахъ, на чемъ мы сосредоточили наше вниманіе въ послѣднемъ очеркѣ, говорятъ, конечно, много о современной Франціи, служа центромъ идей, расходящихся по всему обществу. Но только въ экономической литературѣ возможно открыть то, что -- болѣе чѣмъ интересуетъ современную Францію, что, можно сказать, составляетъ въ эту минуту самый жизненный для нея вопросъ. Уступая Франціи въ экономическомъ развитіи, мы пользуемся выгодою не знать всѣхъ затрудненій, какія представляетъ здѣсь "рабочій вопросъ" и для государственныхъ людей и для публицистовъ; мы съ трудомъ оцѣнимъ ту утиную борьбу, которая завязалась во Франціи съ конца XVIII столѣтія, и не перестаетъ грозить до настоящей минуты. Вся длинная исторія этого вопроса не привела къ счастливымъ результатамъ. Революція 1789 года и національное собраніе взялись за рабочій вопросъ такъ, какъ и можно было того ожидать въ ту эпоху, когда читалось всѣми "Путешествіе по Франціи" агронома Артура Юнга, безпристрастнаго англійскаго наблюдателя. "Невозможно -- говоритъ онъ -- оправдать всѣ насилія народа; но кого слѣдуетъ во всемъ обвинять: его ли, или его притѣснителей, которые такъ долго держали этотъ народъ въ рабствѣ. Тотъ, кто желаетъ, чтобы ему служили рабы, и вдобавокъ, нищіе-рабы, тотъ долженъ знать, что его положеніе весьма отличается отъ того, кто любитъ лучше имѣть свободныхъ и счастливыхъ людей; тотъ, кто пируетъ подъ звуки стоновъ, не долженъ жаловаться, если въ минуту возстанія, его дочери будутъ Похищены, а сыновья умерщвлены.... Журналы упоминаютъ только объ убійствѣ владѣтеля или о пожарѣ замка; но гдѣ найдемъ списки всѣхъ притѣсненій и взысканій этого же самаго владѣтеля съ тѣхъ, которые были осуждены дѣлаться свидѣтелями голодной смерти своихъ дѣтей?" {Voyage en France, Espagne et Italie. 1790--1794.-- Apт. Юнгъ путешествовалъ по Франціи въ 1787 году.} Національное собраніе хотѣло вдругъ облагодѣтельствовать человѣчество, соразмѣряясь въ этомъ случаѣ болѣе съ бѣдственностью положенія массы, нежели со своими средствами. Никогда никто не диктовалъ такой программы будущимъ поколѣніямъ, не создавалъ такихъ восторженныхъ декретовъ, но никогда также всѣ реформы не оставались такъ исключительно на одной бумагѣ. Больше этого революція и не могла сдѣлать; одинъ починъ остался за нею: но уже нельзя было ни остановиться, ни идти назадъ. Революція прошла, страна какъ будто успокоилась, по рабочій вопросъ остался на поверхности, вызывая собою множество соціальныхъ теорій и утопій, пріобрѣтая ревностныхъ защитниковъ, изготовившихъ почву для будущаго его развитія. Это развитіе получаетъ сильный отпоръ въ новой силѣ, созданной тою же революціею, -- въ буржуазіи, и 1848-й годъ послужилъ ареною столкновенія буржуазныхъ и рабочихъ интересовъ. "Буржуазное" правительство Луи-Филиппа пало на нашихъ глазахъ, и съ тѣхъ поръ, какихъ мѣръ не предпринимало новѣйшее правительство Франціи для разрѣшенія рабочаго вопроса его устраненіемъ, какихъ не было заботъ съ его стороны о томъ, чтобы этотъ вопросъ не рѣшился какъ нибудь помимо его почина! Но сколько оно ни запрещало въ первые года всякое обсужденіе рабочаго вопроса, какихъ работъ ни выдумывало, чтобы занять руки (весь новый Парижъ отстроенъ съ цѣлью отсрочивать всякое болѣе раціональное рѣшеніе рабочаго вопроса), къ какимъ войнамъ ни прибѣгало, чтобы отвести глаза,-- все ограничилось только тѣмъ, что искуственныя работы привлекали страшное число рабочихъ рукъ въ центры, а села опустѣли, и правительство стало лицомъ къ лицу съ кризисомъ и въ деревняхъ и въ городахъ.
Какъ наканунѣ 1848 года литература бросилась на экономическіе вопросы, такъ то же явленіе повторилось и теперь, только не съ тою силою, какая была обнаружена въ 40-хъ годахъ: нынѣшній разъ литература отнеслась къ рабочему вопросу болѣе робко и боязливо, не строя теорій и ограничиваясь одною критикой современнаго экономическаго положенія и голымъ указаніемъ на необходимость распространенія нѣкоторыхъ мѣръ для улучшенія экономическаго и нравственнаго быта страны. Преимущество современной литературы предъ теоріями 40-хъ годовъ состоитъ въ томъ, что она ввела рабочій вопросъ въ обыденную жизнь, направивъ на него и философовъ и публицистовъ и романистовъ; но главнымъ ея представителемъ все-таки считается Жюль Симонъ.
Многое можно сказать, и многое справедливо говорится многими, противъ Ж. Симона, какъ философа, моралиста, но въ отношеніи рабочаго вопроса его заслуги дѣйствительно велики: онъ одинъ изъ первыхъ снова заговорилъ объ экономическомъ положеніи своей страны, ярко поставилъ на видъ матеріальное и нравственное состояніе работника, работницы и ребенка, который убивается съ 8-и лѣтняго возраста на фабрикѣ {Нашъ почтенный корреспондентъ справедливо замѣтилъ выше, что въ Россіи рабочій вопросъ не можетъ имѣть такого значенія, какъ въ западной Европѣ, но изъ этого не слѣдуетъ, что у насъ нѣтъ надобности наблюдать за отдѣльными случаями злоупотребленій. Достаточно остановиться для примѣра на томъ, что писалось недавно изъ Костромы въ газету "Востокъ": "Съ легкой руки пароходнаго завода г. Шипова, здѣсь, въ недавнее время, появились фабрики гг. Зотова, Брюханова и Кашина -- льнопрядильныя. Дѣятельность этой, прежде почти пустынной, части города значительно оживилась. На улицахъ, на которыхъ прежде трудно было встрѣтить даже и животныхъ, теперь постоянно кипятъ народъ, вслѣдствіе громаднаго запроса на ленъ, и крестьяне стали больше сѣять его и пренебрегаютъ даже хлѣбопашествомъ. Работа на фабрикахъ продолжается 12 часовъ въ сутки, и изъ этого правила не исключены даже дѣти. Мнѣ кажется (?) что такая эксплуатація дѣтскаго труда по меньшей мѣрѣ заслуживаетъ состраданія, если несовершеннаго запрещенія... Однимъ дѣтямъ приходятся работать съ 6 часовъ вечера до 12 часовъ ночи и быть опять готовыми къ 6 часамъ утра; другимъ -- просыпаться въ 12 часовъ ночи, и бѣжать иногда отъ теплой постели, въ грязь, вьюгу, дождь и непогоду, чтобы смѣнить товарищей. Ни о какихъ школахъ при фабрикахъ для дѣтей не слышно; да и странно бы было посылать еще въ школу и безъ того заморенныхъ дѣтей, единственно бьющихся день и ночь изъ-за куска хлѣба, потому что, сколько я слышалъ отъ нѣкоторыхъ рабочихъ, платы достаетъ только на хлѣбъ насущный, въ полномъ смыслѣ этого слова. Что около фабрикъ процвѣтаютъ фирмы распивочно и навыносъ,-- это не доказательство излишнихъ заработковъ, а доказательство крайней бѣдности я, можетъ быть, одного отчаянія"... Такое мѣстное зло слѣдуетъ пресѣкать безотлагательно, не ожидая его дальнѣйшаго развитія.-- Ред.}; нельзя оспаривать у него и той заслуги, которую онъ оказалъ своему обществу, подведя итоги положенія, въ которомъ находится Франція относительно народнаго образованія, постоянно требуя и настаивая на необходимости дарового и обязательнаго обученія. Четыре работы, явившіяся почти одна за другою: le Travail, V Ouvrière, l'Ouvrier de huit ans и l'École даютъ обильный матеріалъ для оцѣнки его дѣятельности. И мы вслѣдствіе того остановимся именно на этой дѣятельности.
Чтобы нагляднѣе, понятнѣе было экономическое положеніе рабочаго класса въ наше время, Жюль Симонъ въ одномъ изъ своихъ сочиненій "Travail" представляетъ намъ его прошедшее, показываетъ какимъ образомъ, пройдя черезъ рабство древнихъ республикъ, зависимость среднихъ вѣковъ, трудъ впервые освобождается только въ XVIII столѣтіи, и достигаетъ состоянія зародыша той формы, которая едва еще обозначилась, но уже носитъ опредѣленное имя ассоціаціи. Нсь въ исторіи труда не столько интересенъ его древній вѣковой періодъ рабства, сколько интересны тѣ перипетіи, которыя прошелъ трудъ послѣ своего перваго освобожденія, въ теченіе какихъ нибудь 80 лѣтъ существованія. Наполеоновскія войны, бурбонская реставрація и реакція замѣшкали развитіе рабочаго вопроса, вмѣстѣ съ другими вопросами. Отсюда продолжительный кризисъ для французскаго общества.
Болѣе богатые и образованные классы пробуждаются ранѣе массы. Не желая диктатуры 93 года, они возвращаются къ идеямъ 89 года, но что же они дѣлаютъ для того, спрашиваетъ Жюль Симонъ? "Они установляютъ ограниченную свободу, беря монополію ея въ свои руки". Вся разница между падшимъ древнимъ и новымъ порядкомъ ограничилась такимъ образомъ тѣмъ, что въ старомъ всѣ политическія и соціальныя силы, всѣ права принадлежали аристократическому классу, ревниво не допускавшему въ себя новыхъ элементовъ, между тѣмъ какъ въ новомъ всѣ силы и права забрала въ свои руки буржуазія, говоря народу: мы не каста, мы не замкнутый классъ, мы не привилегированный, не праздный слой общества, мы съ охотою, съ радостью даемъ всѣ права, принимаемъ въ себѣ всѣхъ, кто заслужилъ уваженіе, кто имѣетъ достоинства. (Мѣрило же этому достоинству было одно: деньги, богатство.) Мы отъ васъ не спрашиваемъ, должна была бы сказать буржуазія всѣмъ, кто входилъ въ ея составъ, какъ вы пріобрѣли ваши средства: пріобрѣтайте ихъ какъ хотите, трудомъ или какъ нибудь иначе, намъ все равно, только бы вы ихъ имѣли. Внѣ этихъ средствъ, внѣ богатства, для насъ нѣтъ ничего важнаго, ничего достойнаго уваженія. Сообразно съ этимъ, средства, которыя употребила буржуазія во Франціи для удержанія въ своихъ рукахъ политической власти, были очень просты: такой-то поземельный налогъ, чтобы быть избраннымъ, такой-то, чтобы быть избирателемъ, такой-то, чтобы быть присяжнымъ. Буржуазія считала себя истинно либеральною и думала, что въ ней на землѣ осуществилось полное торжество демократіи. Она постоянно говорила народу: Франція свободна; мы, пользующіеся всѣми политическими правами, и вы, не пользующіеся никакими, одинаково наслаждаемся свободою, потому что вы, сдѣлавъ небольшой запасъ доброй воли, здраваго смысла и труда, можете занять мѣсто въ нашихъ рядахъ. Напрасно ей отвѣчали на это, что собственность не всегда есть необходимое слѣдствіе труда и честности. "Буржуазія -- говоритъ Жюль Симонъ, дѣлая ея интересный портретъ -- честна, безъ того, чтобы быть особенно добродѣтельною; у нея есть и умъ и здравый смыслъ, но безъ большой тонкости во вкусахъ и идеяхъ; она предана порядку по разсчету и интересу, нѣсколько рутинна, но все-таки либеральна, и не любитъ, чтобы ею слишкомъ управляли." Еслибы этотъ портретъ былъ совершенно вѣренъ, то, вѣроятно, "умъ и здравый смыслъ" буржуазіи заставили бы ее быть внимательнѣе во всеобщему ропоту, и она раціональными уступками съумѣла бы предупредить новую революцію, которая утвердила во Франціи "всеобщую подачу голосовъ". Но по достиженіи въ 1848 г. полнаго политическаго равенства, соціальное неравенство сдѣлалось несравненно нагляднѣе. Рабочіе классы во Франціи спросили себя, что выиграли они отъ полученной свободы, когда они не могутъ ею пользоваться; они убѣдились, что мало имѣть одно право, что нужно еще имѣть средства, чтобы употребить его въ дѣло. "Право близко приближается къ нертвой буквѣ, говоритъ Жюль Симонъ, когда оно не сопровождается ни личною способностью, ни соціальною. Способность же эта не существуетъ, когда люди съ восьми-лѣтняго возраста и до глубокой старости должны безъ отдыха работать по двѣнадцати и четырнадцати часовъ въ сутки, когда главною ихъ заботою на всю жизнь дѣлается одинъ вопросъ: будетъ ли хлѣбъ на завтра? Это сознаніе невозможности для нихъ пользоваться свободою, заниматься общественными дѣлами, привело ихъ къ требованію немедленной помощи отъ государства, немедленнаго уничтоженія пауперизма. Капиталъ, испуганный такого рода требованіями, приготовился къ кровавой и ожесточенной междоусобной борьбѣ. Оба лагеря были воодушевлены одинаковою враждою, бой завязался.... побѣда досталась ни тому, ни другому, а третьему игроку, давно уже выжидавшему удобной минуты, чтобы облагодѣтельствовать Францію." Говоря объ этой эпохѣ, Ж. Симонъ высказываетъ мнѣніе, что "исторія когда нибудь скажетъ, что дрались изъ недоразумѣнія", и что на самомъ дѣлѣ не могло быть вражды между трудомъ и капиталомъ, потому что трудъ есть не что иное, какъ завтрашвій капиталъ, и капиталъ -- вчерашній трудъ. Еслибы въ ту минуту, когда Ж. Симонъ писалъ эту фразу, онъ обратился бы къ фактамъ, бросающимся во Франціи въ глаза, еслибы онъ вспомнилъ, что чаще обманъ, лотерея, распространяющаяся биржевая игра, безъ всякаго участія труда, одному бросаетъ въ руки капиталъ, у другого отнимаетъ, дѣлаетъ и раздѣлываетъ состоянія, -- онъ вѣрно поспѣшилъ бы оговорить высказанное имъ положеніе, и сознался бы, что въ современной Франціи трудъ и капиталъ не живутъ душа въ душу. Даже въ Англіи эти два понятія не мало враждебны другъ другу, и мы каждый день читаемъ о распространяющихся стачкахъ англійскихъ рабочихъ. А что же значатъ эти стачки, какъ не то, что трудъ воюетъ съ капиталомъ. Самъ Ж. Симонъ приводитъ факты, что въ числѣ нуждающихся, записанныхъ на листахъ администраціи общественной помощи въ Парижѣ, попадаются такія имена, которыя, переходя отъ отца къ сыну, восходятъ до временъ Революціи. Едвали потому можно было утверждать, что въ 1848 г. Французы боролись изъ недоразумѣнія. Но подобныя противорѣчія у Ж. Симона могутъ быть объяснены только извѣстною его страстью примиренія двухъ враждебныхъ становъ. Не дѣлая никакихъ иллюзій, мы должны сознаться, что и послѣ февральской революціи, положеніе рабочихъ во Франціи также требуетъ для себя перемѣны, какъ то было и прежде. Съ того времени эта необходимость сдѣлалась еще болѣ настоятельною, а вопросъ; кѣмъ должна быть произведена такая перемѣна, съ участіемъ ли правительства, государства, или только и исключительно самимъ рабочимъ классомъ, безъ всякой посторонней помощи, -- этотъ вопросъ представилъ еще болѣе затрудненій и поднялъ ожесточенные споры. На той и другой сторонѣ стоятъ замѣчательные по таланту защитники, то и другое разрѣшеніе находитъ себѣ горячихъ партизановъ и въ самомъ рабочемъ классѣ Жюль Симонъ является непреклоннымъ врагомъ вмѣшательства государства въ рабочій вопросъ. Но, можетъ быть, было бы справедливѣе остановиться на мысли, что раціональное и искреннее участіе правительства въ интерессахъ рабочаго класса не только не излишне, цо даже законно и необходимо. Если Жюль Симонъ правъ въ своей боязни государственной благотворительности, то, кажется, правы и тѣ, которые говорятъ, что они желали бы только иначе понимать вмѣшательство государства въ рабочій вопросъ.
Какими же средствами обладаетъ рабочій классъ, чтобы самому облегчить свое существованіе, какія мѣры проповѣдуются и требуются тѣми, которые желаютъ, чтобы работники были обязаны только самимъ себѣ въ перемѣнѣ своего тяжелаго положенія? Прежде чѣмъ мы ста, немъ говорить объ этихъ мѣрахъ и средствахъ, взглянемъ на самое положеніе рабочаго, какъ рисуетъ его еще смягчающими красками Жюль Симонъ въ своихъ двухъ сочиненіяхъ: "l'Ouvrière" и "L'ouvrier de huit aus".
Появленіе "Работницы" (l'Ouvrière) въ 1860 Году составило чрѣ. неэпоху въ экономической литературѣ Франціи. Если много было и прежде говорено о состояніи работниковъ на фабрикахъ, большихъ Мануфактурахъ, то никто еще не посвящалъ своего труда исключительно положенію работницы. Жюль Симонъ посѣтилъ всѣ главные промышленные центры, близко познакомился съ жизнію работницы и работника, много разъ поднимался на холодный чердакъ, много разъ спускался въ удушливый погребъ, подземелье, гдѣ "простой посѣтитель не можетъ дышать", видѣлъ женщину на фабрикѣ, видѣлъ ее на улицѣ; кабакѣ видѣлъ ее дока, и даль всему, гдѣ онъ былъ самъ свидѣтелемъ, краснорѣчивое, подчасъ патетическое описаніе. Описаніе это, какъ онъ самъ сознается въ предисловіи къ своей книгѣ, блѣднѣетъ вередъ дѣйствительностью; вездѣ его ожиданія, опасенія, его фантазія, воображеніе были превзойдены самою жизнію. Нѣтъ ничего легче, какъ отыскать главную идею его книги, она бросается въ глаза; все начало и конецъ, результатъ, въ которому онъ приходитъ, жалоба, которую онъ повторяетъ каждую минуту, заканчиваются въ одномъ словѣ и это слово какъ раздирательная нота, звучитъ черезъ всю книгу, останавливаясь и усиливаясь на каждой страницѣ. Слово это: "отсутствіе семьи!" "Въ нашей экономической организаціи, говорятъ онъ, есть страшное зло, порождающее нищету,-- зло, которое нужно побѣдить, если общество не хочетъ погибнуть, это -- уничтоженіе семейной жизни". Откуда же произошло это зло? Но помимо этого вопроса, на который нетрудно отвѣтить, есть еще одинъ вопросъ болѣе важный, требующій, казалось бы, положительнаго разрѣшенія. Можно ли побудить это зло всѣхъ волъ, о которомъ говоритъ авторъ "Ouvrière"? Если слѣпо слѣдовать за Жюль Симономъ, то пришлось бы сказать тогда: какъ ни грустно, но уничтожить зла нельзя, нужно покориться и дѣлать добро, только улучшая старое, т. е. ослабляя, но не уничтожая этого зла въ самомъ корнѣ По счастью, это зло только кажется непобѣдимымъ; Ж. Симовъ на него смотритъ такъ, потому что онъ ищетъ средствъ противъ него въ томъ же самомъ экономическомъ положеніи, изъ котораго только и стремится выйти рабочій классъ, съ которымъ онъ хочетъ покончить, пересоздать его. Вообще, нельзя найти средствъ противъ зла въ самомъ злѣ Притомъ, уничтоженіе семьи не есть причина дурного положенія рабочаго класса, а только его слѣдствіе; причина подобнаго гибельнаго разрушенія семейной связи лежитъ въ самой экономической организаціи общества, въ недостаточномъ вознагражденіи труда, въ отсутствіи образованія, въ вѣчной междоусобной войнѣ производительныхъ силъ отравы. Еслибы вознагражденіе за четырнадцати-часовой трудъ работника было достаточно, чтобы удовлетворять всѣ необходимыя потребности рабочей семьи, то, разумѣется, женщина, на отвѣтственности которой лежатъ малолѣтнія дѣти, не бросала бы ихъ на произволъ судьбы въ продолженіе цѣлыхъ тринадцати или четырнадцати часовъ, чтобы заработать ту добавочную копѣйку, безъ которой семья не можетъ существовать. При такомъ порядкѣ вещей, естественно, что развитіе фабричной промышленности, уничтоженіе частныхъ, маленькихъ мастерскихъ и замѣненіе ихъ большими мануфактурами, всеобщее введеніе новой силы, которая почти уничтожила значеніе физической силы человѣка, и дала возможность женщинѣ исправлять почти всѣ работы наравнѣ съ мущиною, все способствовало къ тому, чтобы привести къ результату, на который такъ жалуется Жюль Симонъ, т. е. къ привлеченію женщины на мануфактуру.
Паръ сдѣлалъ то, чего не могъ сдѣлать никакой законодатель, что не удалось ни Кольберу, ни Людовику XIV, когда они хотѣли въ видахъ покровительства фабричнаго производства собрать женщинъ въ большія мастерскія; а паръ притянулъ ихъ въ эти красныя кирпичныя зданія, гдѣ уничтожается личность, гдѣ силою гаснетъ всякое чувство, гдѣ требуется, чтобы женщина забыла свою самую естественную обязанность, и изъ матери превратилась-бы въ машину. Фабриканты, большіе капиталисты, стоящіе во главѣ мануфактуръ, получивъ возможность, благодаря изобрѣтеннымъ и каждый день изобрѣтаемымъ машинамъ,-- замѣнять мужской трудъ женскимъ, стали, очевидно, заботясь о собственной выгодѣ, предпочитать послѣдній, какъ менѣе стоющій. Какое же положеніе создано женщинѣ развитіемъ фабричнаго производства, въ какую рамку установлена ея жизнь всепоглощающею мануфактурою, какова вообще ея участь при настоящей экономической организаціи общества? Первый вопросъ, который представляется всякому, говоря о матеріальномъ положеніи работницы, заключается въ приблизительномъ опредѣленіи одного вознагражденія, которое получаетъ женщина за свой трудъ, и въ разсмотрѣніи, на сколько это вознагражденіе способно удовлетворять ея необходимымъ потребностямъ. Хотя это вознагражденіе и рознится въ различныхъ отрасляхъ труда, въ которыхъ женщина заняла мѣсто, тѣмъ не менѣе вопросъ будетъ достаточно выясненъ, если взять только среднюю величину, т. е. показавъ, какъ вознаграждается вообще трудъ въ большомъ фабричномъ производствѣ и, если можно такъ выразиться, въ мелкой промышленности. Собственно говоря и подобное разграниченіе не есть необходимо, такъ какъ и тутъ и тамъ это вознагражденіе почти тождественно. Когда экономисты говорятъ, что вознагражденіе за женскій трудъ простирается до 20 fr. въ день, и когда вмѣстѣ съ тѣмъ знаешь, что изъ 113 тысячъ работницъ, которыя были въ Парижѣ въ 1851 году, только одна тысяча заработывала 20 fr., то къ подобнымъ фразамъ теряешь возможность относиться серьезно. Эти нѣсколько сотенъ работницъ, которыя получаютъ плату, позволяющую имъ житъ болѣе или менѣе въ довольствѣ, теряются въ сотняхъ тысячахъ работницъ, которымъ плата за ихъ трудъ далеко не даетъ даже необходимаго. Рядомъ съ этою баснословною цифрою 20 fr.-- существуетъ другая, которая обозначена какъ minimum вознагражденія: 15 сантимовъ! Въ фабричной промышленности положеніе работницы считается непремѣнно однимъ изъ лучшихъ, напр. ткачихи шелка, когда ея трудъ даетъ ей 1 fr. и 75 сантимовъ, что въ годъ, состоящій изъ 300 рабочихъ дней, составитъ 525 франковъ. Ж. Симонъ раскладываетъ эту цифру, дѣлаетъ такъ сказать бюджетъ работницы, который не лишенъ интереса. Онъ разсчитываетъ, что, если изъ этой цифры взять 72 fr. на квартиру, слишкомъ 20 сантимовъ въ день, то квартира эта будетъ нечеловѣческая канура;-- 150 fr. на обувь, одежду, стирку, то на это почти нѣтъ возможности пріобрѣсти себѣ необходимое, и тогда останется 80 сантимовъ въ день на пищу и всѣ непредвидимые расходы. Но если вмѣсто преувеличенной цифры, одного франка и 75 санъ, взять болѣе нормальную плату 1 fr. и 50 с., тогда на ежедневные расходы останется всего 55 сантимовъ, т. е. сумма, на которую можно получить самую скудную пищу, недостаточную, чтобы возобновить утраченныя силы въ продолженіе двѣнадцати часовой работы. И при этомъ нужно сказать, что положеніе ткачихи въ мануфактурѣ является какъ бы привилегированнымъ: онѣ играютъ роль фабричной аристократіи. Въ мелкой промышленности, въ ремеслахъ, гдѣ игла занимаетъ главное мѣсто, если заработная плата остается приблизительно таже, т. е. колеблется отъ 2 fr. и до 75 сантимовъ, то за-то эта плата достается едва ли не еще труднѣе, чѣмъ на фабрикѣ. Въ самомъ дѣлѣ, нужно сдѣлать усиліе, чтобы понять, какимъ образомъ можно сидѣть за работою впродолженіе 12 или 13 часовъ, не отводя главъ отъ иглы, не давая своей рукѣ ни минуты отдыха, и при этомъ еще страдать зимою отъ холода до того, что костенѣютъ и ноги и руки. Болѣзнь глазъ, болѣзнь груди являются самыми обыкновенными слѣдствіями этой безостановочной работы, которая продолжается сквозь слезы и вздохи, не смѣя обращать вниманія ни на слабость, ни на изнеможеніе, ни на болѣзнь женщины. Она должна быть пригвождена къ своему стулу, подъ угрозою голода. И такая работа далеко не всегда еще оплачивается двумя франками; въ самомъ Парижѣ, гдѣ жизнь такъ дорога, есть тысячи работницъ, которыя получаютъ за 13-ти часовой трудъ 75 санъ Какая ужасная задача для работницы, получающей въ годъ 225 или 270 fr. въ годъ, привести въ равновѣсіе свой бюджетъ {Е. Levasseur -- Histoire des classes ouvrières eu France depuis 1789 jusque nos jours. Tome second. 439 p. 1867.}! Но предполагая даже, что женщина зарабатываетъ 2 fr. въ день, самое большое составитъ приблизительно 500 fr. въ годъ, и то скорѣе меньше, нежели больше, потому что изъ года необходимо вычесть всѣ воскресенья, праздники и время застоя, отсутствія работы, которому подвержены всѣ ремесла. Но огромное большинство работницъ получаютъ 50-ю и даже 75-ю сантимами меньше. "Тѣмъ, которые никогда не посѣщали жилищъ работниковъ, трудно даже представить себѣ эти норы, въ которыхъ они живутъ, тѣ лохмотья, въ которыя они одѣты, тяжело забраться на эти "мрачныя, холодныя, сырыя мансарды, гдѣ красивыя и изнуренныя дѣвушки съ утра до поздняго вечера стегаютъ иглою и умираютъ за работой..." Тутъ одна дорога, на которую ихъ нѣминуемо толкаетъ тяжелая, грустная жизнь, дорога, которая, правда, приводить часто еще къ худшей жизни, къ болѣе тяжкому положенію. Бѣда, когда дѣвушка попадетъ на любовника, который не привяжется, не полюбитъ ее, а броситъ ее при первой болѣзни, мри первой беременности. То, что едва хватало на ея существованіе, теперь должно быть раздѣлено между ею и ея ребенкомъ, который отнимаетъ у нея время, мѣшаетъ работать, и часто доводитъ или до преступленія, если при такомъ положеніи это можетъ быть названо безусловнымъ преступленіемъ, или до страшнаго разврата. Тотъ фактъ, что женщина прибѣгаетъ къ разврату для того, чтобы прокормитъ своего ребенка, подтверждается свидѣтельствами всѣхъ тѣхъ, которые близко подходили къ положенію французской работницы. Сколько ни трудись женщина, сколько ни работай, трудъ ея никогда даже не будетъ оплачиваться наравнѣ съ мужскимъ, потому что ея сфера, кругъ ея дѣятельности несравненно тѣснѣе того, въ которомъ вращается мущина. Множество ремеслъ, въ которыхъ она можетъ работать съ такимъ же успѣхомъ какъ и онъ, остаются для нея закрытыми, и когда женщина какъ нибудь случайно прорывается въ одно изъ нихъ, то ее тотчасъ встречаетъ ожесточенная вражда работниковъ. Такъ, напр., недавно было съ типографскимъ ремесломъ. Фактъ тотъ, что распространеніе круга женской дѣятельности тотчасъ печально отзывается на работникахъ пониженіемъ платы за ихъ трудъ. Порокъ экономической органзаціи привелъ Жюль Симона къ словамъ: "право работницы на распространеніе труда очевидно, но не менѣе очевидна и опасность отъ этого для работниковъ".
Все, что до сихъ поръ было говорено, относится къ той работницѣ, которая стоитъ одиноко въ жизни, на большомъ рынкѣ труда, и должна исключительно заботиться о собственномъ существованіи безъ всякой посторонней помощи. Но не лучше ли положеніе дѣвушки, которая выходитъ замужъ, которая находитъ опору въ своемъ мужѣ; должна ли замужняя женщина также работать какъ и незамужняя, не можетъ ли ограничиться ея трудъ уходомъ за дѣтьми, хозяйствомъ, работать на дому? Отвѣтъ на это можно найти въ необходимомъ бюджетѣ рабочей семьи и въ томъ, сколько заработываетъ среднимъ числомъ работникъ.
Представители рабочаго класса, посланные на послѣднюю Лондонскую всемірную выставку, представили въ 1864 отчетъ о положенія работниковъ, изъ котораго сдѣлалось ясно отношеніе заработной платы къ тому, во что обходится жизнь, разумѣя только самое необходимое. Они разсчитали, что квартира въ годъ на семейство, состоящее изъ четырехъ лицъ, должна стоить въ самой отдаленной части Парижа чтобы не сказать за Парижемъ, покрайней мѣрѣ 250 fr.; содержаніе, т. е. одежда и обувь -- 260 fr.; освѣщеніе и отопленіе -- 50 fr.; стирка бѣлья -- 50 fr., итого 600 fr., не считая ни пищи, никакихъ случайныхъ, но всегда необходимыхъ расходовъ. И все это, нужно сказать, разсчитано въ самый обрѣзъ, взято только самое необходимое, безъ чего нельзя существовать, безъ чего жизнь перестаетъ быть жизнію. Эти же самые работники даютъ цифру 3 fr., какъ необходимую для дневного пропитанія семьи, состоящей изъ четырехъ лицъ. Въ годъ это составитъ 1,100 fr., что вмѣстѣ съ 600-мы дѣлаетъ 1,700 fr. Эти 1,700 fr. необходимы для самаго стѣсненнаго хозяйства. На сколько жё соотвѣтствуетъ этой суммѣ заработная плата, получаемая парижскимъ работникомъ? Изслѣдованіе, сдѣланное въ 1859 году, показало, что работникъ добываетъ въ день, разумѣется беря среднюю величину, 4 fr. 41 è., не сбитая 52 воскресеній, и разумѣется столько же дней, какъ minimum, уходитъ на праздники, на застой въ работѣ, болѣзнь и т. д. Однимъ словомъ, въ году останется всего 261 рабочихъ дней. Если, помножить это количество рабочихъ дней на ту среднюю цифру, то легко убѣдиться, что работникъ не имѣетъ физической возможности срдадрать своей семьи. Но если даже взять то количество рабочихъ дней, которое беретъ для круглоты цифры Жюль-Симонъ, т. е. 280, и ту плату, которую, по изслѣдованію 59 года, получаетъ часть парижскаго рабочаго населенія, т. е. 6 fr. въ день, то и тогда окажется, что изъ трехъ сотъ тысячъ парижскихъ работниковъ только 34,597 получаютъ 1,680 fr. въ годъ, т. е. сумму, позволяющую имъ содержать свою семью. Но и тутъ нужно сдѣлать не прибавку, а урѣзку въ 20 fr., такъ, какъ необходимый бюджетъ долженъ равняться 1,700 франкамъ.
Изъ этого кратнаго разсчета очевидно только одно, что такъ какъ жалованья мужа не хватаетъ чтобы прокормить семью, то недостающую сумму должна заработать жена, и чѣмъ меньше получаетъ мужъ, тѣмъ болѣе, должна получить жена. Если мужъ получаетъ 5 fr. въ день, то она должна заработать 300 fr.; если только онъ заработываетъ 4 fr., то на ея. долю приходится 580 fr., считая, что годъ состоитъ, согласно Жюль Симону, изъ 280 дней. А сколько есть работниковъ, которые не получаютъ и четырехъ франковъ! Сколько бы слѣдовательно ни толковали о томъ, что женщина-мать не должна покидать своего дома, своихъ дѣтей, сколько бы ни говорили, что женщина не должна работать; что ей слишкомъ много дѣла у себя, сколько бы ни повторяли за Мишле его фразы: "Работница! проклятое, мерзкое слово, которое никакой языкъ, никакое время не поняло бы прежде нашего желѣзнаго вѣка, слово, которое одно покачнетъ весь нашъ воображаемый прогрессъ!" {La femme; par. J. Mihcelet.} -- тѣмъ не менѣе женщина должна работать, должна принести каждый, день домой тотъ франкъ и тѣ су, безъ которыхъ семья будетъ брошена въ нищету. А сколько есть женщинъ, которыя, не смотря на свои тринадцать и четырнадцать часовъ работы, не имѣютъ никакихъ средствъ пополнить недостающую сумму? Положеніе замужней женщины едва ли еще не болѣе критическое, нежели положеніе дѣвушки. Участь этой рѣшена, она знаетъ, что она должна работать, она спокойно можетъ оставить свою конуру, ей некого беречь въ ней, она отвѣчаетъ только за себя, она заботится только о себѣ; если на дворѣ холодно, ей одной холодно, если ей нечего ѣсть, она одна только страдаетъ, если она дѣлается больна, она идетъ въ больницу, когда есть тамъ мѣсто; на фабрикѣ, за работой, во время болѣзни она не должна вѣчно думать: что дѣлается дома!
Показавъ такимъ образомъ, что заработная плата ни въ какомъ случаѣ не можетъ въ настоящее время соотвѣтствовать необходимымъ средствамъ существованія, интересно бросить взглядъ на то, какъ существуютъ эти рабочія семьи во Франціи, какъ справляются они съ своимъ положеніемъ. Первое, въ чемъ обнаруживается недостатокъ средствъ, нищета, это -- квартира; на ней работникъ или работница прежде всего стараются спасти нѣсколько франковъ, недостающихъ на пищу. Читая описанія рабочихъ квартиръ, мы часто отказываемся вѣрить написанному. Но дѣйствительность превышаетъ всякое воображеніе, и часто тѣ, которые обвиняли описанія въ преувеличеніи, кончаютъ тѣмъ, что упрекаютъ ихъ въ недостаточной силѣ. Жюль Симонъ принадлежитъ къ послѣднимъ, и потому его описаніямъ можно смѣло вѣрить, тѣмъ болѣе, что его подтверждаютъ даже и тѣ, которые умышленно смотрятъ на все въ оптимистическое стекло. Спрашивается, что находитъ работникъ, когда онъ возвращается усталый и измученный домой послѣ цѣлаго дня безостановочной работы? Шумная, часто удушливая и грязная мастерская можетъ показаться ему дворцомъ по сравненію съ комнатой, гдѣ онъ живетъ, гдѣ онъ находитъ свое семейство. Рабочія квартиры, помѣщаются большею частью въ старыхъ домахъ различныхъ предмѣстьевъ, въ узкихъ, едва проходимыхъ улицахъ; иногда вмѣсто комнаты попадается сырой подвалъ, иногда мансарда, въ которую черезъ крышу бьетъ вѣтеръ и дождь. Жюль Симонъ осмотрѣлъ рабочія квартиры почти во всѣхъ главныхъ городахъ Франціи, онъ видѣлъ эти норы, въ которыхъ копошатся люди въ Ліонѣ, Амьенѣ, Рубэ, Лиллѣ, Реймсѣ, Руанѣ и т. д.-- и вотъ общее заключеніе, которое, кажется, можно сдѣлать: большинство работниковъ помѣщены несравненно хуже, нежели приговоренные къ тюремному заключенію. Самое большое зло рабочихъ кануръ заключается въ недостаткѣ воздуха, который убійственно дѣйствуетъ на здоровье. Рядомъ съ этимъ зломъ господствуетъ неопрятность, нечистота, которая неизбѣжна въ такомъ помѣщеніи, гдѣ нельзя даже поставить самой необходимой мебели. Въ такой крошечной конурѣ, гдѣ часто нельзя даже развести огня за отсутствіемъ камина или печи, гдѣ и ночью и днемъ почти одинаково темно,
гдѣ свѣтъ проходитъ черезъ щель или едва примѣтное окошечко, въ такой конурѣ живетъ часто нѣсколько человѣкъ, мущины, женщины, дѣти, всѣ вмѣстѣ. Часто женщина не имѣетъ никакой возможности въ такомъ помѣщеніи приготовить ни обѣда, ни ужина, все нужно тогда покупать готовое. Да и когда ей есть время приготовлять? По большей части, дома съ такими квартирами находятся на разстояніи часа отъ фабрики, и женщина, проработавъ 13 часовъ, должна употребить еще два часа на ходьбу. Послѣ 15-ти часовъ, она возвращается, усталая, измученная,-- ей нельзя даже думать о томъ, чтобы содержать въ чистотѣ свою конуру. Безъ нея между тѣмъ все приходитъ еще въ большее запущеніе: грязь, духота, удушливый воздухъ, вотъ что ожидаетъ и мужа и жену, когда они возвращаются домой. Но не преувеличено ли такое описаніе, не есть ли такая квартира исключеніе? Нѣтъ, "конура есть общее правило, а сносная квартира исключеніе", свидѣтельствуетъ самъ Жюль Симонъ. Нечего спрашивать о ночи. Дѣти съ большими, мужчины и женщины -- все это вмѣстѣ, въ грязи валяется на одномъ тюфякѣ. Чуть-свѣтъ, мужъ и жена уходятъ, и въ этой душной дырѣ остаются дѣти, одни, безъ присмотра, да гдѣ нибудь въ углу лежитъ, не вставая по недѣлямъ, по мѣсяцамъ, больная старуха или полуумирающій инвалидъ труда. А что дѣлается зимою? Иногда нѣсколько человѣкъ дѣтей, одинъ другого меньше, стоятъ безъ движенія около давно угасшаго огня, и трясутся отъ холода, сырости; на рукахъ кого они остались?-- на рукахъ часто семилѣтнаго ребенка, который смотритъ и нянчитъ ихъ. Правда, что вездѣ существуютъ пріюты, заведенія, куда принимаютъ дѣтей на тѣ часы, когда мать на работѣ, но все это недостаточно, особенно когда сравниваешь число маленькихъ дѣтей, которыхъ мать должна бросать почти на улицѣ, съ количествомъ мѣстъ, которыя существуютъ для дѣтей въ подобныхъ учрежденіяхъ.
Каково же положеніе ребенка у фабричнаго, какъ воспитывается, развивается онъ въ извѣстной уже намъ обстановкѣ, при какихъ условіяхъ растетъ и дѣлается человѣкомъ, работникомъ, являющимся на смѣну своего отца? Этому важному вопросу, вопросу о положеніи ребенка-работника и посвятилъ Жюль Симонъ свой послѣдній трудъ: "L'ouvrier de huit ans". Эти простыя слова "работникъ 8 лѣтъ" представляютъ собою высшее выраженіе экономическаго порядка на Западѣ, они являются послѣднимъ результатомъ, вѣнцомъ положенія рабочаго населенія. Нѣтъ сомнѣнія, что въ этомъ большомъ общемъ рабочемъ вопросѣ нѣтъ ничего, что заслуживало бы большаго вниманія, какъ этотъ частный вопросъ. Въ немъ скрывается вся будущность страны, все ея богатство, вся ея сила, и потому авторъ, который напоминаетъ о немъ, разработываетъ и настоятельно требуетъ въ этомъ вопросѣ реформы, -- такой авторъ оказываетъ дѣйствительную услугу обществу. За подобную услугу Жюль Симону смѣло можно не ставить въ укоръ ту узкость его соціальныхъ воззрѣній, которая иногда проглядываетъ въ его трудахъ, изъ страха быть обвиненнымъ въ желаніи поколебать до основанія современный экономическій порядокъ, въ чемъ нѣтъ ни малѣйшей необходимости, а потому и страхъ автора неоснователенъ. Съ самыхъ первыхъ дней появленія на свѣтъ ребенка для него уже начинается та отчаянная борьба между жизнью и смертью, которая должна тянуться до конца его дней. Большая часть изъ новорожденныхъ тотчасъ оставляются своими матерьми, для того, чтобы быть отданными или въ воспитательный домъ, или на руки какой нибудь женщины, которая кормитъ ихъ козьимъ молокомъ, или для того, чтобы быть отправленными куда нибудь въ деревню, кормилицѣ, которая за-разъ берется закормить нѣсколько дѣтей. Сколько останется въ живыхъ изъ этихъ дѣтей черезъ годъ отъ дня ихъ рожденія -- страшно и спрашивать? Въ департаментѣ Seine-Inférieure изъ 100 дѣтей спасаютъ только 13. Въ департаментѣ Eure-et-Loir, въ которомъ распространено это ремесло кормилицъ, въ 1861, 62, 63 и 64 годахъ, изъ незаконныхъ дѣтей, отправленныхъ туда на выкормленіе, умерло -- страшно сказать -- болѣе чѣмъ 95 на 100 {L'ouvrier de huit ans, par Jules Simon.}. Но, разумѣется, такія цифры составляютъ исключеніе; беря же среднее число, изъ 100 новорожденныхъ въ рабочемъ классѣ по минованіи года остается 70 дѣтей, въ буржуазіи же изъ 100 спасается 90. Но вотъ ребенокъ спасся; послѣ года, онъ возвращается матери, и для него начинается жизнь въ семействѣ. Мать и отецъ съ ранняго утра уходятъ на фабрику, и ребенокъ оставляется на произволъ судьбы. "Кто не встрѣчалъ -- говоритъ Жюль Симонъ въ своей книгѣ -- въ этихъ узкихъ улицахъ, куда едва проникаетъ лишь свѣтъ, цѣлыя стаи маленькихъ дикарей, грязныхъ и ободранныхъ, оспаривающихъ другъ у друга куски, которыхъ не захотѣли бы даже собаки? Кто не содрогнулся тогда, думая объ ихъ будущности?" Въ этихъ-то улицахъ, въ грязи, привыкнувъ къ дождю и холоду, растетъ, развивается, живетъ ребенокъ, блуждая по цѣлымъ днямъ вмѣстѣ съ такими же брошенными дѣтьми, какъ и онъ самъ, изъ одного конца улицы въ другой. Тутъ проходятъ его первые годы, тутъ застаетъ его та пора, когда всякій ребенокъ долженъ былъ бы получить въ руки азбуку и начать учиться. Но не школа ожидаетъ его. Введеніе пара произвело цѣлую экономическую революцію; паръ отозвался и на нравственномъ устройствѣ общества, измѣнивъ отношенія, господствовавшія между тремя членами семьи: отцемъ, матерью и ребенкомъ. Когда паръ потребовалъ большее количество рукъ и, не находя ихъ, привлекъ къ себѣ въ первый разъ женщинъ, тогда, благодаря этой явившейся конкуренціи рабочихъ силъ, удалось до того понизить вознагражденіе за трудъ, что экономическое начало, утверждающее, что заработная плата не можетъ быть, ниже необходимыхъ средствъ для существованія, было ниспровергнуто... Плата, получаемая не только мужемъ, но и женою, за ихъ четырнадцати и пятнадцати-часовой трудъ, сдѣлалась недостаточна для содержанія рабочаго семейства, какъ это уже было показано на рабочемъ бюджетѣ. Нужно было искать дополнительныхъ средствъ, которыя бы не дали дѣтямъ умереть съ голоду. Гдѣ же были найдены эти средства? "Когда англійскіе фабриканты -- говоритъ Мишле -- страшно обогащенные изобрѣтенными машинами, пришли жаловаться къ Питту и сказали: "мы больше не можемъ такъ жить, мы мало выигрываемъ)". тогда онъ произнесъ ужасное слово, которое, по выраженію Мишле,. тяготѣетъ надъ его памятью: "возьмите дѣтей"! Съ этой минуты участь дѣтей рабочаго населенія была рѣшена, они поставлены были подъ тяжелое ярмо фабричнаго производства. Всѣ условія труда, которыя до сихъ поръ существовали, были нарушены, и наружу вышли самые уродливые факты; такъ напр., въ нѣкоторыхъ промышленныхъ центрахъ Англіи работники оставались совершенно безъ дѣла въ то время, когда ихъ жены и малолѣтнія дѣти работали на фабрикахъ, такъ какъ ихъ трудъ стоилъ фабрикантамъ несравненно менѣе мужского. Роли мѣнялись и, вмѣсто естественнаго факта, чтобы малолѣтнія дѣти существовали трудомъ отца, обществу представлялся совершенно неестественный фактъ, т. е. что отецъ, полный силъ и. здоровья, оставался дома въ бездѣльи въ то время, когда всѣ дѣти отправлялись на работу, фабриканты не знали никакой мѣры; они наполняли свои фабрики дѣтьми пяти, шести лѣтъ, которыя едва умѣли еще лепетать, и заставляли ихъ работать по 13 по 14-ти часовъ, часто ночью, въ удушливыхъ, темныхъ, полныхъ міазмовъ, мастерскимъ, которыя были для нихъ самыми жестокими палачами. Родители; ихъ, не понимая, что они совершаютъ дѣтоубійство, вели своихъ шестилѣтнихъ дѣтей въ эти бойни, зная только одну угрозу, вѣчно стоявшую предъ ними: голодъ! Общество не могло оставаться равнодушнымъ къ пагубнымъ слѣдствіямъ этой ранней, продолжительной, несоразмѣрной съ силами ребенка, работы. Неизбѣжнымъ и неисправимымъ результатомъ этого введенія дѣтей на фабрику было уничтоженіе, разрушеніе ихъ здоровья, которое должно было отозваться на будущихъ поколѣніяхъ, и нанести неминуемый ударъ народнымъ силамъ. Прогрессивная часть общества, его лучшіе представители понимали очень хорошо все уродство подобнаго экономическаго явленія и всѣ бѣдствія, которыя связаны съ нимъ въ будущемъ, но они не на столько имѣли силы, чтобы заговорить объ его уничтоженіи. Все, что онимогли сдѣлать, и все, что они на самомъ дѣлѣсдѣлали, это -- поднять вопросъ, дѣтской работы и потребовать, чтобы въ немъ были сдѣланы нѣкоторыя самыя настоятельныя измѣненія и ограниченія. Они посмѣли заговорить о томъ, чтобы были ослаблены самыя вредныя стороны этого явленія, и за это уже одно имъ можно воздвигнуть памятникъ благодарности. Первый, кто торжественно формулировалъ требованіе ограничить это зло, былъ Робертъ Пиль старшій, который сдѣлалъ въ 1802 году въ англійскомъ парламентѣ предложеніе въ этомъ духѣ. По тому самому, что онъ предложилъ въ своемъ биллѣ, видно, какъ велико было зло. Онъ требовалъ, чтобы дѣтямъ была запрещена ночная работа отъ 9 часовъ вечера до 6-ти часовъ утра, чтобы рабочій день дѣтей былъ ограниченъ 12-ю часами въ сутки, и чтобы изъ этого времени удѣлялось еще на первоначальное образованіе. Его билль прошелъ, но такъ какъ въ немъ говорилось только о тѣхъ дѣтяхъ, съ родителями которыхъ былъ заключенъ контрактъ объ ученичествѣ, то фабриканты продолжали набирать малолѣтнихъ дѣтей и держать ихъ днемъ, ночью, по 15, 16-ти часовъ, съ тою только разницею, что не заключали болѣе контрактовъ. Пиль видѣлъ, что его билль превратился въ дымъ, и потому въ 1815 году потребовалъ, чтобы слово "ученикъ" было замѣнено словомъ "дѣти". Это измѣненіе прошло только въ 1819 году, но продолжительность работы, т. е. эти страшные 12-ть часовъ оставались по прежнему для всѣхъ дѣтей, ниже 16-ти лѣтняго возраста. Напрасно требовалъ Вильберфорсъ, тотъ самый Вильберфорсъ, имя котораго съ такою славою связано съ уничтоженіемъ торга неграми, чтобы для дѣтей ниже 13-ти лѣтняго возраста число рабочихъ часовъ было сокращено. Требованіе его получило удовлетвореніе только 15 лѣтъ спустя въ 1833 году, когда прошелъ билль о томъ, чтобы число рабочихъ часовъ для дѣтей отъ 13 до 9-ти лѣтъ было ограничено 8-ью часами, а для юношей отъ 13 до 18-ти лѣтъ 11 1/2 часами. По этому же самому биллю, ни одинъ фабрикантъ не имѣлъ права принимать къ себѣ на фабрику ребенка, если онъ не приносилъ въ понедѣльникъ свидѣтельства объ ежедневномъ посѣщеніи школы впродолженіе 2 часовъ. Наконецъ, послѣднее измѣненіе въ этой отрасли законодательства было сдѣлано биллемъ 1844 года, но которому дѣти ниже 13-ти лѣтняго возраста могутъ работать на фабрикѣ вмѣсто 8 часовъ всего 6 1/2, и кромѣ того на школу опредѣлено 3 часа въ день. Вотъ слѣдовательно въ краткихъ словахъ, ходъ этого вопроса въ Англіи, которая была свидѣтельницею пятидесятилѣтней борьбы между людьми прогресса и тою буржуазною партіею, которая видитъ только одно: личную выгоду, настоящую минуту, да лишнюю копѣйку, поступающую въ ея карманъ, и не обращаетъ никакого вниманія на то, что эта копѣйка стоитъ жизни тысячи дѣтей, которыя, развившись въ здоровой атмосферѣ, составили бы впослѣдствіи истинное богатство страны. Что же, спрашивается, потеряла Англія отъ того, что она хоть нѣсколько удовлетворила требованію простой человѣчности, что она потеряла отъ этой реформы, которая должна была -- какъ кричала буржуазія -- уничтожить все производство Англіи, и которая, говоря ея словами, нарушала "свободу труда"? Англійское производство увеличилось! Это было оффиціально доказано. Всѣ другія государства западной Европы послѣдовали за Англіей на этомъ пути. Пруссія и Баварія опредѣлили, что дѣти могутъ быть допущены на фабрику только по исполненіи 9 лѣтъ, Австрія опредѣлила 10 лѣтъ, Саксонія также, и наконецъ Швеція назначила 12 лѣтъ, какъ возрастъ, въ который дѣти могутъ поступить на фабрику. То, что въ Англіи было сдѣлано въ 1802 году, то во Франціи было начато только въ 1841 году. По реформѣ 1841 года, вступленіе на фабрику было дозволено дѣтямъ, которымъ исполнилось 8 лѣтъ, и число рабочихъ часовъ было назначено для всѣхъ дѣтей отъ 8 до 12 лѣтъ точно также какъ и въ Англіи по закону 1833 года -- восемь, и для дѣтей отъ 12 до 16 лѣтъ -- двѣнадцать. Въ то время, когда въ Англіи ночная работа была строго запрещена, здѣсь она была позволена въ нѣкоторыхъ, хотя правда, рѣдкихъ случаяхъ. И главное, что при этомъ слѣдуетъ замѣтить, этотъ законъ 1841 года касался только тѣхъ мастерскихъ, гдѣ работало болѣе 20 человѣкъ; что же дѣлалось во всѣхъ другихъ мастерскихъ, работали ли тамъ дѣти 6 лѣтъ, сидѣли ли они тамъ по 12, 13 часовъ -- до этого закону не было дѣла. Какъ ни ограниченъ былъ кругъ этого закона, какъ ни мало онъ носилъ на себѣ правильный характеръ,-- подготовленіе его было крайне медленно, и нужны были цѣлые томы медицинскихъ отчетовъ, свидѣтельствовавшихъ объ отчаянныхъ слѣдствіяхъ ранней дѣтской работы, громкія жалобы, благородныя старанія такихъ людей, какъ Сисмонди, какъ Виллермё, которые указывали на этихъ несчастныхъ, измученныхъ, одѣтыхъ въ лохмотья дѣтей, отправляющихся съ босыми ногами по дождю и грязи, держа въ рукахъ кусокъ хлѣба -- пищу ихъ цѣлаго дня, на фабрику, гдѣ они каждый день подвергаются новой пыткѣ двѣнадцатичасового труда,-- нуженъ былъ, однимъ словомъ, громкій протестъ всѣхъ честныхъ людей, чтобы заставить восторжествовать этотъ скромный законъ. Какъ ни скроменъ онъ былъ, и что еще хуже, какъ ни часто онъ нарушался, такъ какъ усмотръ за его исполненіемъ не былъ хорошо организованъ, тѣмъ не менѣе буржуазная партія старалась отъ него отдѣлаться, предложивъ замѣнить его закономъ, который бы позволялъ, начиная съ 10 лѣтъ, всѣмъ дѣтямъ работать на фабрикѣ двѣнадцать часовъ въ сутки. Но, къ счастью, назначенная коммиссія для разсмотрѣнія этого новаго человѣколюбиваго проекта закона, отвергла его, разбивъ на всѣхъ пунктахъ, и въ свою очередь эта коммиссія представила свой проектъ въ концѣ 1847 года. Проектъ коммиссіи опредѣлялъ, что всякая мастерская, гдѣ работаетъ болѣе 10 человѣкъ, подчиняется предписаніямъ закона, который въ остальномъ почти не развился отъ закона 1841 года. Проевдъ^ртотъ былъ принятъ правительствомъ и долженъ былъ быть вотированъ въ ту минуту, хоода вспыхнула революція. Національное собраніе, которое 9-го Сентября 1848 года опредѣлило, что рабочій день для взрослыхъ не можетъ превышать 12 часовъ, ничего не сдѣлало для уменьшенія числа рабочихъ часовъ для дѣтей. Законодательство слѣдовательно остановилось въ этомъ вопросѣ на той точкѣ, на которую оно стало въ 1841 году.
Такое юридическое положеніе дѣтей не могло не вызвать у всѣхъ друзей прогресса, и въ томъ числѣ, чтобы не сказать во главѣ другихъ, у Жюль Симона,-- самыхъ жестокихъ нападеній и самыхъ рѣшительныхъ требованій измѣненія подобнаго положенія. Поведеніе Ж. Симона въ этомъ вопросѣ составляетъ одну изъ его услугъ французскому обществу. Онъ громко требуетъ, чтобы для всѣхъ дѣтей безъ всякаго исключенія число рабочихъ часовъ было понижено на 6 и даже на 5 1/2, т. е. половицу рабочаго дня взрослаго работника. Онъ съ большею силою и съ неменьшею справедливостью говоритъ, что если семейства этихъ несчастныхъ дѣтей слѣпы и не понимаютъ, какой вредъ они дѣлаютъ, отводя ребенка на 8 и часто, на 10 часовъ на фабрику, и принуждаютъ его работать, отнимая у него средства къ образованію. даже, хамъ, гдѣ его можно получить, гдѣ существуютъ школы,-- то общество, представляемое правительствомъ, не должно быть слѣпо и должно же позволять родителямъ вредить ихъ дѣтямъ и тѣмъ самымъ обществу.. Право общества начинается въ ту минуту, когда отецъ, посягая на физическое и нравственное развитіе ребенка, посягаетъ на общественные интересы, "Народъ, какъ народъ -- говоритъ Жюль Симонъ имѣетъ предложить и требовать отъ согражданъ то, что необходимо для его жизни, какъ народа". И въ этомъ Жюль Симонъ совершенно правъ;. интересы, общества всегда должны стоять выше частнаго, индивидуальнаго интереса. Въ то время, дока прогрессивная часть общества требуетъ измѣненія, реформы законовъ, относящихся къ дѣтскому труду, интересно спросить, какъ относятся къ этому же вопросу, сами работники, семейства этихъ дѣтей. Родители, которые не видятъ ничего другого какъ завтрашній день, которые давно забыли все, кромѣ слова "нужда", постоянно жалуются на предписанія закона, который не позволяетъ дѣтямъ вступленіе на мануфактуру ранѣе 8-ми лѣтняго возраста. День, когда ребенку исполняется 8 лѣтъ, представляется имъ какимъ-то праздникомъ; съ этой минуты доходы семьи прибавляются, 8-ми лѣтній ребенокъ становится человѣкомъ, который начнетъ самъ заработывать себѣ на жизнь, онъ падаетъ съ ихъ плечъ, жизнь становится имъ легче, свободнѣе. Удивляться этому нельзя. Мать такого ребенка видитъ только настоящее, которое слишкомъ тяжело, чтобы оно позволяло ей думать, о будущемъ; фабрика съ перваго дня оказываетъ на ребенкѣ, пагубные результаты, они являются мало по малу, и потому мать не можетъ даже думать о нихъ. Въ мастерской она видитъ прибавленіе жалованья для всей семьи, она видитъ въ ней кровъ, убѣжище для своего ребенка. Превращеніе для ребенка дѣлается быстро и не стоитъ ему большого труда. Семейная жизнь замѣнилась для него мастерской, домой онъ приходитъ измученный, усталый, для того только, чтобы на скоро проглотить что нибудь и потомъ въ изнеможеніи броситься на тюфякъ. На другой день чуть свѣтъ семья поднимается, и всѣ трое, т. е. отецъ, мать и ребенокъ расходятся часто по разнымъ концамъ, едва имѣя минуту, чтобы переброситься словомъ. На фабрикѣ ребенокъ сидитъ между взрослыми женщинами, онъ слышитъ, что говорится, онъ видитъ, что дѣлается, никто не обращаетъ вниманія на ребенка, имъ никто не стѣсняется, и нужно всего нѣсколько дней, чтобы онъ акклиматизировался въ этой средѣ, чтобы у него составился въ головѣ Цѣлый лексиконъ самыхъ неупотребительныхъ словъ, выраженій, чтобы онъ усвоилъ себѣ привычки, обычаи мастерской. Голосъ его искусственно грубѣетъ, онъ начинаетъ курить, кабакъ иногда становится для него приманкой; во всемъ своемъ поведеніи, въ разговорѣ, въ манерахъ онъ старается подражать своимъ взрослымъ товарищамъ по мастерской. Его крошечный заработокъ даетъ ему независимость, самостоятельность, которою дѣти скоро пріучаются пользоваться. Если такая жизнь пагубна для дѣтей въ нравственномъ отношеніи, то еще болѣе пагубна она въ физическомъ. Рабочій день по закону долженъ продолжаться 8 часовъ, на практикѣ же, въ дѣйствительности они проводятъ на фабрикѣ по большей части десять часовъ. При такомъ положеніи, когда весь день поглощенъ работой на фабрикѣ, въ мастерской, нечего и думать о томъ, чтобы ребенокъ аккуратно ходилъ, въ. школу, чтобы онъ занимался со вниманіемъ, чтобы онъ прилагалъ стараніе къ азбукѣ, когда онъ измученъ и физически и нравственно. Законъ 1841 года, который гласитъ, что ребенокъ, принятый на фабрику, долженъ до 12 лѣтъ ходить въ школу, остается слишкомъ часто только, на бумагѣ, и нельзя не согласиться съ Жюль Симономъ, когда онъ говоритъ: "до тѣхъ поръ, пока мы будемъ закрывать глаза на неисполненіе и недѣйствительность существующихъ законовъ о дѣтскомъ трудѣ, до тѣхъ поръ мы можемъ сколько угодно прибавлять департаментовъ къ нашей территоріи, мы будемъ подобными присоединеніями занимать только болѣе мѣста на картѣ, и каждый день менѣе и менѣе въ дѣйствительности".
Въ виду такого отчаяннаго положенія рабочаго класса и трехъ его агентовъ; а именно, работника, работницы и фабричнаго ребенка, всѣ мыслящіе люди и понимающіе важность для Франціи благополучнаго разрѣшенія рабочаго вопроса, раздѣлились на два лагеря. Одни ищутъ палліативныхъ, смягчающихъ мѣръ, другіе вѣрятъ въ возможность раціональной перемѣны. Къ мѣрамъ палліативнымъ относится: реформа квартиръ, устройство различныхъ обществъ, однихъ подъ покровительствомъ правительства, другихъ безъ него, заведеніе пріютовъ, госпиталей, и т. д.; раціональнымъ средствомъ считаются: ассоціація и школа.
Устройство квартиръ и домовъ для рабочихъ, оставаясь частною мѣрою, способною измѣнить къ лучшему судьбу нѣсколькихъ сотъ, нѣсколькихъ тысячъ человѣкъ, но безсильною, когда дѣло идетъ объ общемъ вопросѣ, представляетъ тѣмъ не менѣе интересъ, какъ примѣръ добраго по крайней мѣрѣ покровительства. Помѣщеніе рабочихъ всегда составляло и до сихъ поръ составляетъ одну изъ самыхъ печальныхъ сторонъ ихъ жизни, и потому давно уже и очень многіе заботились и мечтали объ устройствѣ для нихъ человѣческихъ жилищъ. Мысль чисто практическая, легко приложимая къ дѣлу, явилась у англичанъ, которые тотчасъ составили общество, подъ предсѣдательствомъ покойнаго принца Альберта, для постройки домовъ для работниковъ. Общество это составилось въ 1844 году и немедленно приступило къ дѣду. Выстроено было нѣсколько зданій для помѣщенія рабочихъ, нѣсколько моделей, которыя были описаны въ одномъ сочиненіи, имѣвшемъ большой успѣхъ: "The dwellings of the labouring classes". Сочиненіе это было переведено на французскій языкъ по приказанію президента республики принца Наполеона, который, домогаясь популярности, уже писалъ прежде объ уничтоженіи пауперизма и теперь заботился о постройкѣ домовъ для рабочихъ. По его настоянію и подъ его покровительствомъ начаты были въ Парижѣ огромныя постройки, изъ которыхъ нѣкоторыя должны были помѣстить до 500 человѣкъ. Но несмотря на всѣ старанія, несмотря на то, что декретомъ 1852, имѣвшимъ цѣлію заставить примириться рабочее населеніе Парижа съ только-что совершеннымъ coup d'État, было отпущено 10 милліоновъ франковъ на улучшеніе рабочихъ квартиръ,-- дѣло не пошло на ладъ. Деньги были затрачены понапрасну, работники отказались селиться въ выстроенныхъ имъ казармахъ. Неудачу этого предпріятія объяснили отвращеніемъ рабочихъ жить въ большихъ домахъ, огромными скопищами, и потому выстроили въ Парижѣ отдѣльные домики, но попытка эта точно также провалилась какъ и первая, рабочіе не явились. Дѣло устройства рабочихъ домовъ имѣло гораздо больше успѣха въ Эльзасѣ, въ департаментѣ du Haut-Rhin, и именно въ Мюльгаузенѣ, который давно уже былъ извѣстенъ своимъ стараніемъ хоть немного улучшить жизнь того рабочаго населенія, которое копошилось около его фабрикъ. Еще въ 1826 году, въ этомъ городѣ составилось "Société industrielle de Mulhouse", задавшее себѣ цѣлію покровительствовать всему, что можетъ способствовать процвѣтанію мануфактуръ этого департамента. Поэтому всѣ вопросы какъ техническаго усовершенствованія, такъ и улучшенія быта рабочихъ, этого необходимаго элемента въ области мануфактуръ, занимали собою общество. Общество это, заключавшее въ себѣ всѣхъ главныхъ фабрикантовъ города, очень хорошо понимало, что для ихъ личныхъ интересовъ важно не только усовершенствованіе обыкновенныхъ машинъ, но усовершенствованіе и той самой сложной и самой трудной машины, которая зовется человѣкомъ. Вотъ почему оно создало библіотеки, шкоды, публичные курсы, и занялось вопросомъ объ улучшеніи матеріальнаго быта рабочихъ. Въ концѣ сентября 1851 года, въ комитетъ мюльгаузенскаго общества было внесено предложеніе о томъ, чтобы представить обществу проэктъ, который позволилъ бы доставить многочисленнымъ работникамъ Мюльгаузена удобныя, здоровыя и дешевыя помѣщенія. "Удобство, чистота квартиры оказываютъ большее вліяніе, чѣмъ можно было бы предполагать, говорится въ отчетѣ, представленномъ обществу, на нравственность и благосостояніе семейства. Тотъ, кто возвращаясь къ себѣ не находитъ ничего больше, какъ грязную, несчастную яму, гдѣ онъ дышетъ вреднымъ и противнымъ воздухомъ, тотъ не останется здѣсь охотно и убѣжитъ въ кабакъ, чтобы провести большую часть своего свободнаго времени. Его очагъ становится для него чуждымъ, и въ немъ вкореняются пагубная привычки къ издержкамъ, которыя тяжко отзываются на его семьѣ и приводятъ всегда почти въ нищетѣ. Если, напротивъ, мы предложимъ этимъ самымъ людямъ веселыя и опрятныя жилища, если мы дадимъ каждому маленькій садикъ...... не разрѣшимъ ли мы тогда одну изъ самыхъ важныхъ задачъ соціальной экономіи и не способствуемъ ли мы къ тому, чтобы крѣпче стянуть семейныя связи, и не окажемъ ли мы истинной услуги рабочему классу, возбуждающему такой интересъ, и самому обществу" {Les cités ouvrières de Mulhouse et du département du fîaut-Hhin, pur А. Penot, 1867.}. На основаніи сдѣланнаго заключенія, общество формулировало желаніе, чтобы нѣсколько мюльгаузенскихъ гражданъ, соединившись вмѣстѣ, посвятили себя этому благородному дѣлу. Желаніе общества не осталось тщетнымъ. Въ іюнѣ 1853 года явилось Société mulhousienne des Cités ouvrières, поставившее себѣ главною цѣлію, не только снабдить работниковъ лучшими квартирами, во стараться о развитіи въ нихъ чувства собственности, давая возможность, облегчая имъ пріобрѣтеніе выстроенныхъ Домиковъ. Между Мюльгаузеномъ и Дорналомъ тянется большая равнина, которая пересѣкается каналомъ, окружающимъ Мюльгаузенъ. На этой-то равнинѣ мюльгаузенское общество начало строить ряды небольшихъ домиковъ, за дешевую цѣну купивъ себѣ большое пространство земли. Общество это стало дѣйствовать съ капиталомъ въ 300,000 fr., раздѣленнымъ на 60 акцій по 5,000 fr. каждая; къ этому капиталу правительство прибавило какъ помощь еще 300,000 fr., которые дали возможность обществу дѣйствовать болѣе свободно. Оно немедленно приступило къ дѣлу, и скоро вокругъ пяти, зданій мануфактуръ выросъ цѣлый рабочій городъ, какъ можно судить по цифрѣ выстроенныхъ домиковъ. Къ 1 январю 1867 года существовало уже 800 домиковъ, изъ которыхъ.684 были уже проданы работникамъ. Общество приняло нѣсколько плановъ домовъ, изъ которыхъ одни двухъэтажные, другіе одноэтажные. На парижской выставкѣ 1867 года можно было видѣть модель домиковъ, которые оказались самыми удобными для работниковъ. Устройство ихъ крайне просто; четыре отдѣльные домика приставлены одинъ къ другому, такъ что составляютъ какъ будто бы одинъ домъ, окруженный садомъ. Садъ точно также разбитъ на четыре части, такъ что каждому домику принадлежитъ свой уголъ. Всѣ выстроенные дома стоютъ или 3,400 fr -- это тѣ, которые надъ res-de-chaussée имѣютъ еще одинъ этажъ -- или 2,650 fr., въ которыхъ нѣтъ ничего кромѣ одного этажа Поверхность, занимаемая каждымъ домикомъ и садомъ, представляетъ 160 квадратныхъ метровъ. Продажа этихъ домовъ, работникамъ совершается слѣдующимъ образомъ: при покупкѣ работникъ платитъ въ первый разъ 300 fr. или 250, смотря, по тому, покупаетъ ли онъ домъ въ 3,400 или въ 2,650, и затѣмъ всю остальную сумму онъ выплачиваетъ, мало по малу, внося каждый мѣсяцъ отъ 18 до 25 франковъ. Если же онъ не можетъ при началѣ внести 250 или 300 fr., то тогда его мѣсячный взносъ увеличивается нѣсколькими франками. Такимъ-то образомъ, къ 1 январю 1867 года было продано болѣе чѣмъ на два милліона франковъ, и изъ 684 домовъ 112 уже совершенно оплачены. Домики эти, какъ продаются, точно также и отдаются работникамъ въ наймы, хотя условія найма не такъ выгодны для нихъ. Наемная плата немногимъ меньше тѣхъ ежемѣсячныхъ взносовъ, которые дѣлаются при покупкѣ дома. "Когда работникъ купилъ, напр., домъ въ 3,000 fr., стоимость котораго онъ вполнѣ уплатитъ въ 13 лѣтъ и нѣсколько мѣсяцевъ, то въ сущности, въ концѣ этого промежутка времени онъ издержитъ всего 1.300 fr. больше, нежели если бы онъ былъ простымъ жильцемъ" {Les. cités ouvrières, par А. Penot.}. Продажа этихъ домовъ производится подъ нѣкоторыми условіями, между, которыми стоитъ слѣдующее: покупщикъ не можетъ продать своего дома ранѣе 10 лѣтъ со дня контракта, ни отдать часть его въ наймы другому семейству, безъ особеннаго дозволенія административнаго совѣта. Кромѣ этихъ домовъ для отдѣльныхъ семействъ, выстроено было огромное зданіе для холостыхъ работниковъ, которые имѣютъ въ немъ комнаты по 6 fr., въ мѣсяцъ. Здѣсь точно также сдѣланы обществомъ нѣкоторыя условія и между прочимъ, чтобы всѣ жильцы были дома въ десять часовъ вечера, и чтобы ни одна женщина не входила бы въ домъ. Эти условія намъ объясняютъ, почему первое возраженіе, которое обыкновенно дѣлается всѣмъ соціальнымъ теоріямъ, заключается въ словахъ: стѣсненіе личной свободы! Чтобы дополнить картину мюльгаузенскаго рабочаго города, нужно еще сказать, что тутъ же въ отдѣльномъ зданіи устроена булочная, гдѣ хлѣбъ продается дешевле, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ, но подъ условіемъ немедленнаго платежа, -- большой ресторанъ, гдѣ за 40 или 50 сантимовъ можно имѣть хорошій обѣдъ; впрочемъ, эта издержка можетъ быть сдѣлана только меньшинствомъ работниковъ {Idem, р. 37.}. Во всякомъ случаѣ, эти послѣднія учрежденія принадлежать частному лицу, носятъ характеръ чистѣйшаго коммерческаго разсчета, и потому не могутъ заслуживать, тѣхъ похвалъ, которыя имъ расточаются. Примѣру Мюльгаузена послѣдовали нѣкоторые другіе города, заводя у себя подобныя "cités ouvrières" съ большими или меньшими. отклоненіями отъ мюльгаузенской модели. Нисколько не отказывая въ пользѣ этому порыву для улучшенія рабочихъ квартиръ, признавая за людьми, вызвавшими это движете, самое искреннее желаніе добра, тѣмъ не менѣе не слѣдуетъ возлагать на эту благую мѣру слишкомъ большихъ надеждъ, не нужно, придавать ей слишкомъ большого значенія, такъ, какъ улучшая судьбу нѣкоторыхъ работниковъ, переводя ихъ въ классъ собственниковъ, она рѣшительно не способна ни на волосъ измѣнить сущность положенія рабочаго вопроса.
Совершенно иной характеръ носятъ на себѣ другія два средства, которыя при свободномъ развитіи могутъ получить дѣйствительную силу для разрѣшенія рабочаго вопроса во Франціи, это ассоціація и школа. Ассоціація рабочихъ долго составляла предметъ упорной борьбы различныхъ экономическихъ швахъ, и одною своею неопредѣленностью, наводила страхъ. Ліонское возстаніе 1832 года показало, что дѣйствительное положеніе рабочихъ подвергаетъ общество большей опасности, нежели литературныя пренія, и что раціональное рѣшеніе рабочаго, вопроса неизбѣжно. Потому со дня ліонскаго возстанія начинается дѣятельная проповѣдь ассоціаціи, и общество начинаетъ прислушиваться къ толкамъ о ней. Слово ассоціація разносится по всѣмъ концамъ Франціи журналами, брошюрами, книгами; ему служатъ l'Atelier, Phаlanstère, который смѣняется новымъ органомъ фурьеристической школы la Phalange, потомъ Démocratie pacifique, Revue du Progrès, которое, публикуетъ сочиненіе, имѣвшее такой большой успѣхъ "Organisation du Travail". 1848-й годъ засталъ потому рабочее населеніе въ состояніи, энтузіазма; но при всемъ томъ, какъ замѣчаетъ одинъ изъ историковъ февральской революціи, понятіе о соціализмѣ находилось въ 1848 году въ самомъ хаотическомъ состояніи: "Соціализмъ имѣлъ столько различныхъ формъ, что трудно было сказать, гдѣ онъ начинался и гдѣ онъ оканчивался; слова не имѣли для всѣхъ одного я того же значенія, а когда нельзя быть согласнымъ въ словахъ, то еще труднѣе быть согласнымъ въ самой сущности дѣла {Histoire du gouvernement provisoire du 1848, par Ruttiez.}. Членамъ временнаго правительства было ясно одно, что немедленно нужно было заняться судьбою рабочаго населенія; но оно было еще очень далеко отъ того, чтобы декретировать организацію труда, чтобы приложить къ дѣлу какую-нибудь новую систему всего соціальнаго порядка. Соціалисты, желавшіе чтобы правительство какъ можно скорѣе рѣшилось на какую-нибудь коренную реформу, и видя, что оно въ этомъ отношеніи остается въ бездѣйствіи, стали требовать, чтобы было устроено "министерство прогресса." Требованіе это нашло себѣ поддержку въ двухъ членахъ временнаго правительства, Луи Бланѣ и Альбертѣ, которые въ свою очередь были поддержаны манифестаціею нѣсколькихъ тысячъ работниковъ, на знаменахъ которыхъ было написано: "Организація труда! министерство прогресса! уничтоженіе эксплуатаціи человѣка человѣкомъ!" Послѣ бурнаго засѣданія временнаго правительства, въ засѣданіе котораго была допущена депутація работниковъ, и послѣ ожесточенной борьбы между Луи Бланомъ и Ламартиномъ, въ которой первый настаивалъ на министерствѣ прогресса, говоря, что первый вопросъ, который долженъ быть разрѣшенъ, это самый важный вопросъ объ организаціи труда, такъ какъ характеръ совершившейся революціи есть чисто соціалистическій, -- временное правительство рѣшилось назначить коммиссію, имѣвшую своею цѣлію изученіе всѣхъ вопросовъ, касавшихся соціальной реформы. Президентомъ этой "правительственной коммиссіи для работниковъ" былъ назначенъ Луи Бланъ, вице-президентомъ -- Альбертъ. Въ декретѣ, назначавшемъ эту коммиссію, были такія двѣ фразы: "Пришла пора положить конецъ долгимъ и несправедливымъ страданіямъ работниковъ"; и другая: "Безъ малѣйшаго замедленія нужно позаботиться объ обезпеченіи народу законныхъ плодовъ его труда." Когда декретъ этотъ былъ прочтенъ народу, собравшемуся на площади Hôtel-de-Ville, онъ успокоился, ропотъ затихъ, казалось, что надежды его должны скоро уже сбыться. Коммиссія эта открыла свои засѣданія въ Люксембургскомъ дворцѣ... кому неизвѣстенъ ея печальный исходъ. Рабочій вопросъ не былъ разрѣшенъ; "долгимъ и несправедливымъ страданіямъ работниковъ" не было положено конца; но тѣмъ не менѣе идея ассоціаціи, какъ ни ничтоженъ тотъ результатъ, сдѣлала небольшой шагъ впередъ: изъ теоріи она перешла въ практику. Тогда явилось множество ассоціацій, взявшихъ за основаніе равенство заработной платы и исключеніе капитала. Но большинство изъ нихъ кончилось вмѣстѣ съ республикою; пять ассоціацій пережили всю эту тяжелую годовщину, и перенесли мысль ея во вторую имперію. Въ первые годы имперіи, это, какъ и всякое другое, движеніе остановилось; мысль ассоціаціи сохранялась только въ существовавшихъ уже ассоціаціяхъ, но онѣ не распространялись; казалось, что идея ихъ должна погибнуть. Не такъ случилось на самомъ дѣлѣ. Въ 1857 году, когда меньше всего можно было ожидать, вдругъ является новая ассоціація; въ 1858, появилась еще одна, потомъ опять затишье, и на цѣлые пять лѣтъ. Лондонская выставка 1862 г. дала сильный толчокъ замершему движенію; она расшевелила умы, и съ тѣхъ поръ новое броженіе обхватываетъ массы, движете быстро ростетъ: съ 1863 года, одна ассоціація является за другою, но онѣ не представляютъ того направленія, того духа, который одушевлялъ ихъ въ 1848 году. Съ 1848 года, въ работникахъ произошла большая перемѣна: они потеряли свою наивную довѣрчивость къ людямъ, событія научили ихъ быть осторожными, они не забыли, что всѣ ихъ лучшія надежды были разбиты, что золотой вѣкъ они видѣли только во снѣ, въ какомъ-то лихорадочномъ бреду; ко всему, вслѣдствіе этого, они стали относиться съ горькимъ скептицизмомъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, благодаря 48 году, они отлично сознали ту роль, которую они играютъ, они поняли, что они тяготѣютъ на политическихъ вѣсахъ. "Работникъ гордъ, говоритъ Левассёръ, тѣмъ, что онъ достигъ наконецъ политическаго совершеннолѣтія; онъ чувствуетъ свое могущество, и онъ склоненъ дать почувствовать другимъ свой вѣсъ." Но, почувствовавъ свое значеніе, работники стали, къ счастью, больше чѣмъ когда-нибудь прежде, учиться.
Никогда съ такою настойчивостью, какъ теперь, не раздавалось требованіе работниками сокращенія рабочихъ часовъ, и въ защиту, въ основаніе своего требованія, они ставятъ именно то, что имъ должно быть оставлено время для образованія. Если до 48 года меньшинство работниковъ только занималось политическими и соціальными вопросами, то теперь это меньшинство значительно выросло и продолжаетъ рости каждый день; но въ обсужденіе этихъ вопросовъ они не вносятъ за то той лихорадки, которая была отличительною чертою 48 года: многіе изъ работниковъ перенесли свое недовѣріе отъ людей на самыя вещи, и усомнились въ томъ, чему они прежде такъ охотно вѣрили. Перемѣна произошла не въ однихъ работникахъ, а также и въ тѣхъ двухъ враждебныхъ лагеряхъ, которые въ 40-хъ годахъ проповѣдывали имъ свои противоположныя ученія. Экономисты почувствовали всю несостоятельность борьбы противъ ассоціаціи, и самою силою событій приведены были къ нѣкоторымъ уступкамъ, къ допущенію реформъ, противъ которыхъ боролись съ такимъ ожесточеніемъ.
Въ 1862 году, французскій рабочій классъ-послалъ на лондонскую выставку своихъ представителей, которые по своемъ возвращеніи въ Парижъ, посмотрѣвъ на свободу англійскихъ работниковъ, на ихъ ассоціаціи, на ихъ "trade unions", представили отчеты, громко требовавшіе одного -- ассоціаціи. "Ассоціація, говорили они, вотъ истинное и самое могущественное средство прогрессивнаго и мирнаго освобожденія рабочаго класса." И въ другомъ мѣстѣ: "Истинное средство -- это владѣніе сообща всѣми работниками орудій труда, это ассоціація въ производствѣ, которая антагонизмъ замѣнитъ общностью интересовъ." Англія, гдѣ ассоціаціи въ ходу, и Германія, гдѣ народные банки получили такое развитіе, давали французскому рабочему населенію примѣръ и опору, и еще лучше, служили укоромъ Франціи, которая первая провозгласила принципъ ассоціаціи. Съ этой минуты движеніе было рѣшено, и въ 1863 году образуется общество, которое дало уже хорошіе результаты, "Société du Crédit au Travail"; положившее себѣ цѣлію кредитовать существующія ассоціаціи, помогать образованію новыхъ ассоціацій производства, потребленія и кредита, и вмѣстѣ съ тѣмъ служить сберегательною кассою для рабочихъ. Начало этого общества было крайне скромно; въ день его основанія 29-го сентября 1863 года, оно имѣло всего 172 человѣка съ подписаннымъ капиталомъ въ 20,120 fr., изъ котораго наличными деньгами было внесено всего 4,082 франка. Меньше чѣмъ черезъ годъ, т. е. въ февралѣ 1864 г., капиталъ этотъ возвышался до 60,000 fr., а къ 31-му августа 1867 г., онъ уже дошелъ до 302,040 fr. Число членовъ или общниковъ увеличилось до 1728 человѣкъ, и въ то время когда въ 1864 году было сдѣлано дѣлъ всего на 2,133,000 fr., теперь ихъ дѣлается почти на 2 милліона въ мѣсяцъ {Almanach de la Coopération pour 1868 -- Annuaire de l'association pour 1867.}. Благодаря этому обществу, образованіе ассоціацій было значительно облегчено, и одна ассоціація стала являться за другою.
Всѣ существующія ассоціаціи можно раздѣлить на три категоріи: ассоціаціи кредитныя, ассоціаціи на потребленіе, и наконецъ производительныя ассоціаціи. Первыя, получившія такое быстрое развитіе въ Германіи, что въ какихъ-нибудь двѣнадцать лѣтъ число кредитныхъ ассоціацій изъ скромной цифры пяти, существовавшихъ въ 1855 году, превратилась въ серьезную цифру 1,200 въ началѣ 1867 года, во Франціи не принялись съ особенною силою. Въ концѣ 1866 года, въ Парижѣ существовало 120 обществъ взаимнаго кредита, изъ которыхъ первое мѣсто занимаетъ "Société du Crédit au Travail", которое главнымъ образомъ рознится отъ нѣмецкихъ народныхъ банковъ тѣмъ, что эти послѣдніе дѣлаютъ ссуды только своимъ членамъ, между тѣмъ какъ Crédit au Travail кредитуетъ ассоціаціямъ и даже просто отдѣльнымъ лицамъ, не членамъ ассоціаціи, требуя только ручательства трехъ членовъ. Внѣ Парижа, кредитныя общества распространены очень мало. Въ Ліонѣ, Лиллѣ, Стразбургѣ, Кольмарѣ, Мюльгаузенѣ существуютъ по одному обществу Crédit au Travail, которыя въ нѣкоторыхъ изъ этихъ городовъ, какъ напр. въ Ліонѣ, тяжело оспариваютъ свое существованіе. Ассоціаціи на потребленіе развиваются съ необыкновенною медленностью, особенно если принять во вниманіе, съ какою быстротою они ростуть въ Англіи. Англія можетъ считаться родиною потребительныхъ ассоціацій, которыя дали здѣсь очень замѣчательные результаты. Рочдель, небольшой городъ Ланкастра, около Манчестера, "навсегда останется памятнымъ въ исторіи ассоціаціоннаго движенія. Въ 1844 году, нѣсколько человѣкъ основали ассоціацію для потребленія, и доказательствомъ тому, что между ними не было ни одного Креза, можетъ служить цифра капитала, положеннаго въ основаніе общества. Послѣ долгихъ стараній, послѣ всевозможныхъ лишеній, 28 человѣкъ, составлявшихъ общество, набрали наконецъ капиталъ въ 28 ф. ст. Первые дни существованія этого общества были тяжелы, потомъ мало по малу дѣла улучшились и кое-какъ пошли на ладъ. Въ концѣ 1866 года, ассоціація эта имѣла уже не 28 членовъ, а 6,246, капиталъ не въ 28 ф. стерл. а въ 99,989 фунт., и она дѣлала дѣлъ на 249,122 ф. ст. и чистой выгоды получила 31,931 ф. стерл. {The Rochdale Equitable Pioueers'Society limited -- Almanach for 1867.} Маленькая лавочка, въ которой въ 1844 году продавались членамъ ассоціаціи только необходимые съѣстные припасы, осталась по прежнему, но рядомъ съ нею рочдельская ассоціація выстроила великолѣпный дворецъ съ огромными залами для митинговъ, кабинета для чтенія, библіотеки и т. д. и кромѣ того во всемъ городѣ разбросаны богатые магазины, принадлежащіе ассоціаціи. Примѣръ Рочделя былъ полезенъ, за этою ассоціаціею явилось множество другихъ, и теперь въ Англіи насчитывается болѣе тысячи потребительныхъ ассоціацій. но какъ относительно ни хороши эти результаты, ихъ полезность является одною каплею въ морѣ.... въ морѣ англійскаго пауперизма. Во Франціи, и въ особенности въ Парижѣ, ассоціаціи для потребленія не имѣютъ большого успѣха, что можно видѣть по ихъ числу. Въ Парижѣ ихъ всего семь, и то дѣла ихъ далеко не блестящи; въ Ліонѣ, гдѣ они принялись несравненно лучше, ихъ насчитывается 22, и при этомъ нужно сказать, что всѣ онѣ идутъ довольно успѣшно. И за тѣмъ, еще въ нѣкоторыхъ городахъ существуетъ по одной, по двѣ потребительныхъ ассоціацій. Форма ассоціацій, которая имѣетъ во Франціи самый большой успѣхъ, и къ которой работники относятся съ самымъ большимъ сочувствіемъ, есть производительная. Она одна уничтожаетъ собою наемный трудъ, и дѣлаетъ работника своимъ собственнымъ хозяиномъ. Важность этой производительной ассоціаціи Жюль Симонъ характеризуетъ однимъ словомъ: "работать для себя, зависѣть только отъ себя {Этимъ же словомъ характеризуется и печальное состояніе общественнаго хозяйства, и хозяйство дикаря, поставленнаго въ зависимость отъ одного себя, -- а потому мысль Ж. Симона можетъ быть неправильно понята, если ограничиться ея буквальнымъ выраженіемъ.-- Ред.}." Но вмѣстѣ съ этимъ производительныя ассоціаціи представляютъ больше трудностей, чѣмъ какія-нибудь другія, и трудность заключается именно въ необходимости капитала. Во всѣхъ тѣхъ дѣлахъ, которыя не требуютъ значительныхъ капиталовъ, производительныя ассоціаціи могутъ имѣть въ самомъ дѣлѣ успѣхъ; но какія средства имѣетъ ассоціація, чтобы бороться, въ тѣхъ отрасляхъ производства, которыя нуждаются.въ большихъ капиталахъ, съ тѣми мануфактуристами, которые ворочаютъ нѣсколькими милліонами? Понятно, что если бы какая-нибудь рабочая ассоціація начала дѣло, которое вслѣдствіе машинъ, пара, м"и жетъ быть выгодно предпринимаемо только въ большихъ размѣрахъ, то такое дѣло, начатое въ маленькомъ видѣ, тотчасъ будетъ забито конкурренціею сильныхъ. Эта необходимость большого капитала и невозможность, при настоящихъ условіяхъ, пріобрѣсти его для работниковъ, и служитъ однимъ изъ главныхъ аргументовъ той школы, которая требуетъ вмѣшательства государства въ вопросъ объ организаціи труда. Но не смотря на всѣ трудности, сопряженныя съ производительными ассоціаціями, онѣ имѣютъ во Франціи больше успѣха, чѣмъ гдѣ бы то ни было, и сердце работниковъ лежитъ къ нимъ больше чѣмъ ко всѣмъ другимъ. Въ одномъ Парижѣ, съ конца 1863 года, составилось болѣе пятидесяти производительныхъ ассоціацій, и всѣ онѣ дали болѣе или менѣе хорошіе результаты. Во всей остальной Франціи движеніе это идетъ далеко не такъ быстро, и всѣхъ производительныхъ ассоціацій не существуетъ даже и тридцати. Въ Ліонѣ напр., гдѣ потребительныя ассоціаціи идутъ съ такимъ успѣхомъ, производительныя рѣшительно не могутъ существовать, такъ какъ все почти рабочее населеніе принадлежитъ къ шелковой мануфактурѣ, для устройства которой требуются значительные капиталы.
Если производительная ассоціація, развиваясь свободно въ средѣ промышленнаго класса, можетъ получить большую важность для разрѣшенія рабочаго вопроса, то не меньшую важность имѣетъ распространеніе сельской ассоціаціи, которая находится во Франціи только въ состояніи зародыша {Уясненіе устройства и законовъ развитія сельской ассоціаціи имѣло бы важное значеніе въ Россіи, гдѣ происходить такая борьба приверженцевъ общины и личнаго владѣнія въ сельскомъ быту. Быть можетъ, наши защитники общины не встрѣтили бы столько упрековъ, болѣе или менѣе справедливыхъ, за поддержаніе начала, въ сущности свидѣтельствующаго объ отсталости общественнаго развитія, если бы они внеси въ понятіе общины тѣ идеи, на которыхъ должна быть устроена сельская ассоціація. Западная Европа, конечно, можетъ позавидовать намъ въ томъ, что у насъ сама народная жизнь выработала общину, но за то западная Европа можетъ и обогнать насъ своими сельскими ассоціаціями, если мы не будемъ внимательно слѣдить и изучать это новое и важное экономическое явленіе.-- Ред.}: На этотъ родъ ассоціаціи еще мало обращаютъ вниманія, и только изрѣдка слышится откуда-нибудь голосъ, который говоритъ: "земля у васъ часто раздроблена до того, что вы не имѣете средствъ кормить лошадь или быка для земледѣльческихъ работъ, вы не можете пріобрѣсти себѣ дорогихъ машинъ, которыя облегчали бы вашъ трудъ; если же вы соединитесь вмѣстѣ, то не только вы купите себѣ и скотъ и машины, но вы выиграете много доходной земли, уничтоживъ всѣ ваши заборы, всѣ разграниченія, всѣ раздѣляющія земли пропасти; соедините всѣ ваши кусочки въ одинъ большой кусокъ образуйте между собою ассоціацію и тѣмъ измѣните вашу судьбу {L'association dans les Campagnes, par P. Joigne aux, помѣщенное въ Almanach de la Coopération.}". Такъ говорятъ люди, понимающіе всю важность сельскихъ ассоціацій. Въ нихъ лежитъ можетъ быть секретъ общественнаго благосостоянія и въ ту минуту, когда вся или почти вся Франція превратится въ одну земледѣльческую ассоціацію, рабочій вопросъ будетъ разрѣшенъ самымъ выгоднымъ образомъ. На сельскія ассоціаціи должна была бы теперь во Франціи сосредоточить свое вниманіе ассцсіаціонная пропаганда, которая снова началась съ 1863 года. Въ слѣдующемъ году былъ основанъ журналъ Association, который, просуществовавъ два года и заслуживъ общее уваженіе, долженъ былъ прекратиться. Его мѣсто, но не съ такимъ достоинствомъ, занялъ другой журналъ подъ названіемъ Coopération. Кромѣ него существуетъ еще нѣсколько журналовъ, посвященныхъ ассоціаціонному движенію, какъ: le Travail, la Mutualité, Solidarité и т. д. Помимо періодическихъ журналовъ, начиная съ 1862 года, стали выходить различныя сочиненія, альманахи, сборники, отчеты по ассоціаціонному движенію. Но между всѣми подобными изданіями нѣтъ ни одного, которое безпрепятственно могло бы развивать свои идеи, такъ какъ тотчасъ оно будетъ подкошено правительствомъ, что случилось уже съ журналомъ Association. Французское правительство, вышедшее изъ демократіи и ссылающееся безпрестанно на "великія" начала 1789 г., не очень благосклонно смотритъ на источники своего происхожденія, если въ нихъ замѣчается самостоятельная жизнь, и потому съ цѣлью запутать ассоціаціи въ свои сѣти, оно само старается вызывать нѣкоторыя ассоціаціи, даетъ помощь, назначаетъ коммиссіи для изслѣдованія ихъ положенія относительно законодательства и т. д.; но работники, опасаясь такого вмѣшательства, стали всѣми силами ему противиться и отказываться отъ предлагаемыхъ благъ. Какъ само рабочее населеніе, такъ и всѣ тѣ, которые занимаются и пишутъ о его положеніи, высказываютъ постоянно одну и туже мысль: ассоціаціонное движеніе тогда только можетъ привести пользу, когда развитіе его будетъ свободно, а свободно оно не можетъ быть при современномъ политическомъ строѣ Франціи. Необходимость того сознается очень хорошо всѣми рабочими, которое не дальше какъ два мѣсяца назадъ на конгрессѣ, устроенномъ "международною ассоціаціею рабочихъ" въ Лозаннѣ, приняли единогласно постановленія именно въ томъ смыслѣ, что ассоціація одна можетъ рѣшить всѣ экономическія затрудненія въ ихъ положеніи, а успѣхи ассоціаціи возможны только при существованіи политической свободы. И наоборотъ, французское правительство употребляетъ всѣ косвенныя мѣры, чтобы рабочіе классы достигли благосостоянія, но не прибѣгая къ ассоціаціи, т. е. къ тому, что одно въ силахъ уничтожить страшную картину быта рабочихъ.
Но вопросъ объ ассоціаціяхъ тѣсно связанъ съ вопросомъ о народномъ образованіи, о народныхъ школахъ.
Вопросъ о народномъ образованіи во Франціи, впродолженіе почти уже цѣлаго вѣка служитъ "перчаткою", которая бросается въ лицо противнику, лишь только та или другая сторона чувствуетъ въ себѣ силу для новаго боя. Отсюда безпрерывная перемѣна системъ, а часто безусловное отрицаніе сегодня того, что вчера признавалось истиною. Народное просвѣщеніе разсматривалось, какъ политическое орудіе, и потому заботы о просвѣщеніи не рѣдко обращались въ заботы о поддержаніи невѣжества, хотя и въ послѣднемъ случаѣ фирма: "народное просвѣщеніе", фигурировало попрежнему. Но до тѣхъ поръ, пока Франція будетъ считаться "старшею дочерью Рима", пока католицизмъ будетъ господствующею религіею, исторія Франція, вмѣстѣ съ исторіею своего народнаго просвѣщенія будетъ представлять дикую смѣсь двухъ враждебныхъ принциповъ, изъ которыхъ одинъ выражается 1572-мъ годомъ съ его Варѳоломеевскою ночью, другой -- 1789-мъ годомъ и революціею.
Такова и была судьба народнаго просвѣщенія во Франціи до второй имперіи, но и вторая имперія, несмотря на "всеобщую подачу голосовъ" -- источникъ своего происхожденія -- полагаетъ, что подача голосовъ можетъ быть всеобщею безъ всеобщаго образованія. До революціи, или какъ говорятъ французы, при "старомъ порядкѣ" (ancien régime), народное образованіе не было разсматриваемо даже какъ и политическое орудіе. О немъ просто не было рѣчи; вопросъ объ образованіи былъ вопросомъ такъ-сказать экономическимъ, и образованіе обусловливалось достаткомъ, какъ обусловливается пріобрѣтеніе хорошей мебели, одежды и т. п. Народнымъ массамъ нельзя было сказать, что "не о единомъ хлѣбѣ живъ будетъ человѣкъ", потому что ихъ потребностью считался буквально одинъ хлѣбъ.
Въ этомъ легко убѣдиться, если взглянуть только на сохранившіеся финансовые документы того времени {Жюль Симонъ, въ своей книгѣ "l'École", приводить родъ бюджета того времени за нѣсколько послѣднихъ годовъ до революціи, и каждый годъ онъ заключаетъ словами: "pour lee écoles rien".}. Въ бюджетѣ "стараго порядка" ни одной копѣйки не полагалось на народное образованіе. Впрочемъ, какъ ни мало о немъ заботились, тѣмъ не менѣе въ послѣдніе годы предъ революціею, въ нѣкоторыхъ деревняхъ заводятся уже школы, которыя, разумѣется, попадаютъ въ руки духовенства, и все ученіе большею частью ограничивается нѣсколькими молитвами, заучиваемыми наизусть даже безъ помощи азбуки. Въ 80-хъ годахъ послѣдняго столѣтія, на такое положеніе дѣлъ начали жаловаться провинціальныя собранія. Въ 1786 году, провинціальное собраніе Берри сѣтуетъ объ отсутствіи образованія между крестьянами, и въ 89 году всѣ провинціи повторяютъ ту же жалобу, и требуютъ, говоритъ Левассеръ, учрежденія "школъ въ приходахъ, школьныхъ учительницъ въ деревняхъ, дарового образованія для крестьянъ и созданія системы народнаго образованія" {Histoire des classes ouvrières depuis 1789 jusqu' à nos jours.}. Но удовлетвореніе этихъ жалобъ, вслѣдствіе революціи, должны были принять на себя временныя правительства, смѣнившія древнюю монархію. Первое изъ нихъ, Національное собраніе, немедленно декретировало, что всякій французъ долженъ умѣть читать, и потому вездѣ должны были быть устроены школы, гдѣ бы давалось даровое образованіе. "Будетъ создано и устроено общественное образованіе, общее для всѣхъ гражданъ", говорилось "въ декретѣ. Были назначены большія суммы для этой цѣли, но въ то же время понимали хорошо необходимость дѣйствовать систематически. Талейрану предоставили изготовить проектъ народнаго образованія. По его плану, сами департаменты назначали количество первоначальныхъ школъ, необходимыхъ для каждаго изъ нихъ; въ этихъ школахъ слѣдовало учить чтенію, письму, четыремъ правиламъ ариѳметики, съ общимъ понятіемъ о мѣрахъ и географіи; такія школы слѣдовало устроить одинаково какъ для мальчиковъ, такъ и для дѣвочекъ. За первоначальными школами шли окружныя школы, съ семигодичнымъ курсомъ; потомъ спеціальныя школы для образованія юристовъ, медиковъ, священниковъ и т. д.; и наконецъ, надъ всѣмъ стоялъ національный институтъ, при которомъ были бы устроены публичные курсы, библіотеки и т. д. Помимо этихъ общественныхъ заведеній, гдѣ народъ получалъ бы образованіе, допускалось устройство частныхъ школъ, провозглашалась полная свобода преподаванія. Первоначальное образованіе разсматривалось какъ бы долгъ передъ обществомъ, а потому оно объявлено было даровымъ. "Что даровое образованіе должно существовать, этотъ принципъ неоспоримъ, говоритъ Талейранъ, но гдѣ даровое образованіе должно останавливаться? "Единственное образованіе, которое общество должно давать совершенно даромъ, это то, которое самимъ существеннымъ образомъ обще всѣмъ, какъ необходимое для всѣхъ"; изъ этого слѣдовало, что только одно первоначальное образованіе должно быть даровое, другое же нѣтъ. Но Талейранъ объявляетъ себя противникомъ обязательнаго образованія. "Нація, говоритъ онъ, предлагаетъ большое благодѣяніе образованія, но она никому не навязываетъ его". Всему Этому проекту суждено было, впрочемъ, остаться на бумагѣ. За планомъ Талейрана слѣдовалъ планъ Кондорсе, который мало разнился отъ перваго; онъ назначалъ, чтобы первоначальная шкода была устроена вездѣ, гдѣ есть 400 человѣкъ жителей, второстепенная въ каждомъ округѣ и въ каждомъ городѣ, имѣющемъ 4,000 чел. Жителей, затѣмъ на 3-й степени стояли 114 институтовъ, родъ техническихъ заведеній, затѣмъ на 4-й степени 9 лицеевъ, гдѣ преподавались бы науки во всей ихъ полнотѣ; и наконецъ, Національное Общество наукъ и искуствъ. Въ одномъ только отношеніи планъ Кондорсе разнится отъ проекта Талейрана; онъ не ограничиваетъ даровое образованіе однимъ первоначальнымъ, а простираетъ его и на высшее образованіе: "Для общественнаго благосостоянія, говорить Кондорсе, необходимо дать дѣтямъ бѣдныхъ классовъ, которые самые многочисленные, возможность развивать свои таланты; это средство не только обезпечитъ отечеству болѣе гражданъ способныхъ служить ему, наукамъ болѣе людей способныхъ способствовать ихъ прогрессу, но также уменьшитъ то неравенство, которое проистекаетъ изъ разницы состояній и смѣшаетъ между собою классы, которые эта разница состояній стремится разъединить". И для того, чтобы сдѣлать высшее образованіе болѣе доступнымъ для бѣдныхъ классовъ народа, онъ предлагаетъ, чтобы избранные изъ первоначальныхъ школъ переходили въ дальнѣйшія учрежденія, и содержались на счетъ государства, такъ какъ далеко не всѣ дѣти, говорилъ онъ, имѣютъ такихъ достаточныхъ родителей, которые бы могли давать имъ возможность посвящать себя продолжительнымъ ученымъ занятіямъ Такіе избранные ученики называются "учениками отечества" (les élèves de la patrie). Планъ Кондорсе постигла та же участь, какъ и проектъ Талейрана; онъ пережилъ только одно засѣданіе и скоро былъ замѣненъ новымъ планомъ народнаго образованія, носившимъ на себѣ характеръ своего автора, Робеспьера, который требовалъ, чтобы "всѣ дѣти, отъ пятя до двѣнадцати лѣтъ для мальчиковъ и до одиннадцати для дѣвочекъ, всѣ безъ всякаго различія и безъ всякаго исключенія, были бы воспитаны вмѣстѣ на счетъ Республики; и чтобы всѣ, подъ святымъ покровомъ равенства, получали бы одинаковую одежду, одинаковую пищу, одинаковое образованіе, одинаковую заботливость". Кромѣ этого, Робеспьеръ вводилъ новый принципъ обязательнаго образованія, впрочемъ, не безъ фантастическихъ формъ: "Молодые граждане, говорилось въ декретѣ 17-го ноября 1794 года, которые не посѣщаютъ школъ, подвергаются экзамену въ присутствіи народа въ день праздника Молодости, и если будетъ доказано, что они не имѣютъ необходимыхъ для французскихъ гражданъ познаній, то тогда они будутъ-устранены отъ всѣхъ общественныхъ должностей до тѣхъ поръ, пока они не пріобрѣтутъ ихъ". Севъ-Жюстъ требовалъ, чтобы ко всему этому было прибавлено еще нѣсколько спартанскихъ правилъ относительно одежды, пищи и жилища, но конвентъ не рѣшился этого декретировать. Онъ постановилъ только, что образованіе будетъ обязательное и даровое, и вмѣстѣ съ тѣмъ объявилъ свободу преподаванія. Чувствуя страшный недостатокъ въ преподавателяхъ, конвентъ основалъ Нормальную школу, изъ которой до сихъ поръ выходятъ лучшіе профессора. Кромѣ этого онъ декретировалъ образованіе центральныхъ школъ, одну на 300,000 жителей, при которыхъ существовали бы библіотеки, и кромѣ того, профессора читали бы при нихъ публичныя лекціи. Но всѣ эти начинанія не были приведены въ исполненіе. Въ эпоху консульства и имперіи сдѣланъ былъ даже шагъ назадъ. Республика разсчитывала на народное образованіе, какъ на средство содѣйствовать развитію свободныхъ учрежденій; имперія обратила вниманіе на этотъ же предметъ, какъ на средство къ утвержденію своего вліянія, и потому руководилась особенными взглядами на просвѣщеніе. Даровое и обязательное обученіе было уничтожено; коммюнамъ предоставлено заботиться самимъ объ открытіи школъ, безъ помощи изъ бюджета. Новымъ можно считать одинъ катихизисъ, которому учились, по приказанію Наполеона I, дѣти въ церквахъ. Вотъ, обращикъ его:
Вопр/ Какія обязанности имѣютъ христіане относительно государей, которые управляютъ, и какія въ особенности наши обязанности по отношенію къ Наполеону I, нашему императору?-- Отв. Христіане обязаны питать къ государямъ, которые ими управляютъ, и мы въ особенности къ Наполеону I, нашему императору, обязаны чувствовать любовь, уваженіе, покорность, преданность; мы должны нести предъ нимъ военную службу, требуемыя подати для сохраненія и защиты имперіи и его трона; мы обязаны возносить пламенныя мольбы за его спасеніе и за благоденствіе государства".-- Вопр. Нѣтъ ли особенныхъ причинъ, по которымъ мы обязаны быть крѣпко привязаны къ Наполеону I, нашему императору?-- Отвѣтъ. Да, такъ какъ онъ нарочно поставленъ Богомъ въ трудныя для насъ минуты и т. д. По возвращеніи съ острова Эльбы, и желая опять притянуть къ себѣ народъ, онъ, вмѣсто приведенныхъ правилъ катехизиса, обращается къ нему съ другого рода рѣчью: "Я вышелъ изъ народа, говоритъ онъ, и если народъ въ самомъ дѣлѣ желаетъ свободы, я долженъ ему ее дать; я призналъ его верховную власть, я долженъ слѣдовательно исполнять его волю и даже его капризы". Признавая, такимъ образомъ, верховную власть народа, Наполеонъ I долженъ былъ подумать о народномъ образованіи, и Карно, который былъ во время "Ста дней" министромъ внутреннихъ дѣлъ, представилъ ему проектъ обученія народа. Но этотъ проектъ погибъ вмѣстѣ съ имперіей на поляхъ Ватерлоо. Явилась реставрація, которая передала снова дѣло народнаго образованія совершенно и безусловно въ руки католическаго духовенства. Правда, въ 1816 году, явился законъ о народномъ образованіи, который говорилъ, чтобы всякая коммюна позаботилась объ устройствѣ школы, въ которой мальчики были бы отдѣлены отъ дѣвочекъ, но законъ этотъ, къ несчастію, не позаботился о средствахъ, на которыя коммюны могли устроить бы школы. Онъ подробно опредѣлялъ, кто можетъ преподавать, подъ чьимъ надзоромъ должно находиться образованіе, кто назначаетъ учителей, кто можетъ смѣнять ихъ, однимъ словомъ, онъ опредѣлялъ все, что должно было стѣснять народное образованіе, но ничего, что дало бы ему возможность распространиться и получить прочное существованіе. Все, что было для него сдѣлано, эт это, что въ бюджетъ была внесена сумма въ 50,000 фр., назначавшаяся на изданіе сочиненій, на награду учителямъ и на устройство моделей первоначальныхъ школъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцовъ послѣ этого закона, Royer-Collard, министръ Лудовика XVIII, дозволяетъ въ школахъ систему взаимнаго обученія, которую Карно предлагалъ Наполеону, и въ 1817 году было уже около 100 школъ взаимнаго обученія, которое сопряжено съ самыми незначительными издержками, такъ какъ ученики, дѣлаясь учителями, сокращали количество необходимыхъ учителей. Но католическая партія, относясь недовѣрчиво къ этой системѣ, начала борьбу, которая окончилась въ 1824 году полнымъ торжествомъ. Система взаимнаго обученія погибла, и всѣ учителя и всѣ школы были поставлены въ прямую зависимость епископовъ. Только уже въ послѣдніе мѣсяцы реставраціи, правительство снова начинаетъ заботиться о народномъ образованіи; министръ народнаго просвѣщенія Guernon-Ranville представляетъ Карлу X рапортъ объ его состояніи, и тогда является указъ, въ которомъ говорится: "приказавъ представить себѣ отчетъ о состояніи первоначальныхъ школъ въ королевствѣ, мы убѣдились, что значительное количество коммюнъ лишены всякихъ средствъ образованія, которое, мы желаемъ, чтобы было предоставлено всѣмъ нашимъ подданнымъ". На основаніи этого указа, муниципальные совѣты должны были сдѣлать итогъ необходимымъ издержкамъ для первоначальнаго устройства школъ, составить списки дѣтей, которыя должны быть допущены въ школы даромъ, назначить для другихъ величину мѣсячной платы и опредѣлить жалованье преподавателямъ, и наконецъ, они должны были вотировать необходимыя средства для содержанія этихъ школъ и учителей. Если коммюна рѣшительно не въ состояніи содержать своими средствами школу, тогда на ея помощь должны были являться генеральные совѣты департамента, и наконецъ, неимущимъ департаментамъ являлось на помощь само государство. Бюджетъ народнаго образованія выросъ изъ 50,000 фр. въ 300,000; по мѣра эта была принята уже слишкомъ поздно, реставрація смѣнилась іюльскою монархіею.
Іюльская монархія въ дѣлѣ народнаго образованія совершила актъ, который составляетъ ея главную славу. Послѣ революціи 30-го года, люди, стоявшіе во главѣ правленія, стали понимать не только необходимость удовлетворить, наконецъ, общественному требованію народнаго образованія, а также и то, что это образованіе не должно ограничиваться умѣніемъ кое-какъ читать и писать, но также возвысить уровень знаній, между тѣмъ какъ Наполеонъ I предписывалъ строго смотрѣть за чѣмъ, чтобы учителя не шли въ своемъ преподаваніи далѣе назначенной границы.
Въ 1831 году, министръ народнаго просвѣщенія предлагаетъ проектъ закона, которымъ снова провозглашалась свобода преподаванія, и вмѣстѣ съ тѣмъ коммюнамъ ставилось въ обязанность устроить помѣщеніе для школы и назначить изъ ея доходовъ содержаніе учителямъ. Въ случаѣ невозможности это сдѣлать для коммюны, департаментъ и за тѣмъ само государство должны были являться на помощь. Но проектъ этотъ, устраняя совершенно духовенство изъ дѣла образованія, вызвалъ противъ себя цѣлую бурю; правительство должно было уступить, проектъ былъ принятъ, и на сцену явился новый министръ народнаго просвѣщенія Гизо. По всей Франціи были разосланы инспектора, которые должны были осмотрѣть всѣ школы и представить свои заключенія. Отчеты эти привели къ одному заключенію: что въ дѣлѣ народнаго образованія еще ничего не сдѣлано, что страшно поразительное невѣжество и грубость господствуютъ въ этой странѣ. Инспектора находили учителей, которые знали столько же, сколько и ученики, т. е. почти не умѣли читать; нѣкоторые изъ нихъ не знали даже, въ чемъ состоитъ ихъ обязанность, чему они должны учить. Само правительство испугалось результатовъ ревизіи, и поспѣшило представить проектъ народнаго образованія, который превратился въ знаменитый законъ 23-го іюня 1833 года. Въ этомъ законѣ было два большихъ недостатка; во первыхъ, католическое духовенство не было устранено, и во вторыхъ, женское образованіе было совершенно оставлено въ сторонѣ. Первоначальное образованіе было раздѣлено на элементарное и высшее, и обязанность содержанія школъ, согласно провозглашенному принципу 89 года, должна лежать на коммюнахъ. Обязанность эта простирается на основаніе школы, доставленіе помѣщенія и содержаніе учителя. Когда коммюна неспособна несія такихъ издержекъ, тогда въ это дѣло вмѣшивается департаментъ, и наконецъ, государство; однимъ словомъ, принята система, которую предлагалъ одинъ изъ министровъ реставраціи передъ самымъ ея паденіемъ. Упомянутыя обязанности коммюны были очень точно опредѣлены, и потому она не могла ускользать отъ нихъ. Она должна была, помимо доставленія приличнаго, назначеннаго исключительно для школы помѣщенія, давать учителю minimum 200 фр. Если она не могла этого сдѣлать изъ своихъ обыкновенныхъ доходовъ, то она могла ввести новый налогъ, который бы не прибавлялъ къ платимымъ уже налогамъ болѣе 3 сантимовъ. Департаментъ для этой же цѣли могъ увеличить свои налоги на 2 сантима, и наконецъ, государство вносило въ свой бюджетъ сумму для этого расхода. Затѣмъ, въ законѣ 1833 года есть еще два большихъ достоинства, которыя составляютъ его главную заслугу. Во-первыхъ, этимъ закономъ спора провозглашена свобода преподаванія, хотя, разумѣется, болѣе ограниченная, чѣмъ свобода, которая предоставлялась проектами революціи, во тѣмъ не менѣе свобода, которая позволяла свѣтскому элементу занять въ дѣлѣ народнаго образованія болѣе дѣятельную роль. Зависимость преподавателей отъ епископовъ, священниковъ и т. д., была замѣнена надзоромъ особенныхъ комитетовъ и инспекторовъ. Другое достоинство закона 33 года, это то, что даровое образованіе сдѣлалось болѣе дѣйствительно, оно перестало быть ограниченнымъ извѣстнымъ количествомъ дѣтей. Комнюнальныя школы принимали въ себя, какъ платящихъ, такъ и неплатящихъ дѣтей, сколько бы ихъ ни было.
Результатъ этого закона не заставилъ себя ждать долго. Въ одинъ годъ было открыто болѣе 2,276 школъ, и 454,400 дѣтей прибавилось сразу къ цифрѣ учениковъ. Количество школъ выросло въ пять, шесть лѣтъ въ относительно значительную цифру 39,460. Въ 1848 году, было уже почти 44,000 школъ, гдѣ получали образованіе почта 2,200,000 дѣтей. Въ 1831 году, болѣе половины рекрутовъ не умѣли ни читать ни писать; въ 1846 году, произошло небольшое улучшеніе, т. е. на 100 было уже только 40 неграмотныхъ; черезъ 20 лѣтъ послѣ закона, т. е. въ 1854, на 100 оставалось еще все-таки большое число: 32 неумѣющихъ читать и писать, а теперь, т. е. въ 1867 г., несмотря на значительное улучшеніе, изъ 100 человѣкъ все же было еще 25 незнавшихъ грамоты. Цифра эта громадна, если подумать, что въ Пруссіи на 100 человѣкъ, поступающихъ въ военную службу, только 3 не умѣютъ читать, и то, вѣроятно, потому, что въ Пруссіи есть и населеніе католическое. Помимо школъ для дѣтей, въ то время стали заботиться о распространеніи образованія между взрослыми людьми, и въ 1835 году заводятся нѣсколько публичныхъ курсовъ для работниковъ; число этихъ курсовъ наканунѣ революціи почти достигло семи тысячъ. Февральская революція и республиканское правительство также поддерживали начало дарового и обязательнаго обученія, распространивъ свои заботы на образованіе женскаго пола. Всякій ребенокъ, не посѣщающій публичной школы, долженъ быть представленъ его отцомъ въ экзаменаціонную коммиссію, а если будетъ доказано, что ребенокъ не пріобрѣтаетъ дома, или въ частной школѣ, никакого образованія, тогда родитель получаетъ на первый разъ публичный выговоръ, а на слѣдующій годъ, если ребенокъ попрежнему останется безъ требуемаго образованія, тогда онъ можетъ быть приговоренъ къ штрафу отъ 20 фр. до 500 фр. и къ лишенію избирательныхъ правъ отъ года до пяти лѣтъ. Но все это было однимъ проектомъ, который въ 1849 году замѣнили клерикальнымъ планомъ министра народнаго просвѣщенія Фаллу. Видимо, уже начиналось подготовленіе второй имперіи. Планъ Фаллу, разумѣется, абсолютно уничтожалъ даровое и обязательное образованіе, снова понизилъ minimum вознагражденія преподавателей до 200 фр., и образованіе дѣвочекъ поставилъ опять болѣе чѣмъ на второй планъ; такъ какъ только та коммюна, которая имѣетъ не менѣе 800 человѣкъ, обязывалась содержать женскую школу, и то только тогда, если она сама имѣетъ для этого средства. Проектъ этотъ былъ вотированъ 15 марта 1850 года. Но хуже всего то, что новый законъ, который отодвинулъ на нѣсколько шаговъ назадъ дѣло народнаго образованія, опять вырвалъ его изъ рукъ "университетскаго" {Т. е. министерскаго, свѣтскаго.} управленія и передалъ значительное вліяніе католическому духовенству, допустивъ и давъ ему самое большое мѣсто во всѣхъ совѣтахъ по образованію, предоставивъ ему право надзора за школами, которыя подпадаютъ такимъ образомъ зависимости католической партіи.
Въ этомъ видѣ застала народное образованіе вторая имперія, гордящаяся тѣмъ, что въ основаніи ея лежитъ народная воля. Какъ же начала она свою дѣятельность въ этой важной отрасли общественнаго благосостоянія? Новое правительство ознаменовало свое вступленіе двумя постановленіями, относящимися къ народному образованію. Первое явилось въ началѣ 1853 года и имѣло своею цѣлію ограничить даровое образованіе. По закну 15 марта, первоначальное образованіе должно было даваться даромъ всѣмъ дѣтямъ, родители которыхъ не въ состояніи были платить. Постановленіе 31 декабря 1853 г., нашло этотъ законъ слишкомъ либеральнымъ и сдѣлало въ немъ такого рода измѣненіе: муниципальный совѣтъ не можетъ болѣе разрѣшать даровое образованіе всѣмъ, кто въ немъ нуждается; цифра дѣтей, которыя могутъ быть допущены даромъ въ первоначальныя школы опредѣляется префектомъ, и муниципальный совѣтъ не имѣетъ права выйти изъ назначеннаго предѣла. Мысль эта очевидно была похищена у первой имперіи, которая точно также поспѣшила ограничитъ даровое образованіе. Другая мѣра, слѣдующая за этою, явилась въ 1854 году, и она не отличается болѣе либеральнымъ характеромъ. Народное образованіе очутилось въ зависимости отъ префектовъ, которые получили право назначать и смѣнять преподавателей, однимъ словомъ, эти послѣдніе подпали подъ полную власть людей, совершенно не компетентныхъ въ дѣлѣ образованія и заботящихся исключительно о политическихъ интересахъ. Народное образованіе конечно не могло отъ этого выиграть. Оно должно было бы придти еще въ худшее положеніе чѣмъ было прежде, если бы съ тѣхъ поръ въ немъ не были произведены хотя нѣкоторыя перемѣны. Положеніе преподавателей, если ухудшилось въ нравственномъ положеніи, то въ матеріальномъ отношеніи оно значительно улучшилось. Для преподавателей опредѣленъ былъ minimum въ 600 фр., и для преподавательницъ отъ 400 до 500 фр. И то эта перемѣна была сдѣлана только закономъ 11 марта 1867 года. Другое важное преобразованіе было сдѣлано декретомъ 28 марта 1866 года, который позволилъ муниципальнымъ совѣтамъ распространить даровое образованіе на всѣхъ дѣтей, семейства которыхъ не могутъ вносить въ школу платы. Оффиціальныя донесенія самаго правительства начинаютъ клониться какъ будто бы къ тому, чтобы болѣе и болѣе убѣдить въ необходимости обязательнаго обученія. На упрекъ, который часто дѣлается правительству, что мало заботятся о распространеніи школъ, оно отвѣчаетъ, что школъ довольно, что если не всѣ дѣти ихъ посѣщаютъ, то не недостатокъ ихъ тому причиной, а отсталость и невѣжество родителей. И въ самомъ дѣлѣ, Жюль Симонъ тоже приводитъ нѣсколько фактовъ, гдѣ на вопросъ родителямъ, отчего ихъ дѣти не ходятъ въ школу, они отвѣчаютъ: "въ прежнія времена ничего этого не знали, а были не менѣе счастливы". Но эта жалоба правительства на невѣжество родителей и должна была бы служить въ пользу обязательнаго образованія.
У французскаго правительства, которое не желало введенія обязательнаго образованія, и у тѣхъ, кто поддерживалъ въ этомъ правительство, была готовая аргументація противъ обязательнаго образованія; она заключалась въ двухъ словахъ: "уничтоженіе семьи"! Подобно тому, французскій кабинетъ отвѣчаетъ на вопросъ: почему оно не позволяетъ Италіи присоединить Римъ: "это будетъ торжествомъ революціи"! Недавно еще, нѣсколько мѣсяцевъ назадъ, въ послѣднюю законодательную сессію, когда дѣло шло о распространеніи дарового и обязательнаго образованія, какою фразою опровергали это требованіе защитники правительства? "Скажемъ прямо, говорилъ одинъ изъ нихъ, та система, которая требуетъ образованія, даваемаго государствомъ, имѣетъ пагубное происхожденіе. Она вышла изъ одного изъ самыхъ большихъ заблужденій революціоннаго ума: уничтоженія семьи! Это Дантонъ, который говорилъ за другими преобразователями своего времени: "Пора провозгласить наконецъ великій принципъ, что дѣти принадлежатъ обществу прежде нежели своему семейству" {Рѣчь Кольбъ-Бернара, произнесенная въ законодательномъ корпусѣ 1-го марта 1867 г.} Имя Дантона было приведено для того, чтобы испугать и заставить отказаться отъ обязательнаго образованія -- тѣхъ, которые его требовали. Но отвѣтъ на это было найти не трудно, и тѣ были правы, которые отвѣчали оратору: "Что же дѣлать, если это пугало человѣчества предлагалъ что нибудь хорошее; воспользуемся этимъ, съумѣемъ вездѣ отъискать хорошую сторону, и обратимъ ее въ свою выгоду"! Но другіе ораторы, можетъ быть болѣе искренніе, отвѣчали гораздо проще; они прямо говорили: "Нѣтъ, вы совсѣмъ не потому не заботитесь о распространеніи образованія", что вы боитесь нарушить власть отца, что вы боитесь поколебать основанія семьи: причина лежитъ гораздо ближе къ вамъ, вы знаете очень хорошо, говорили они, что, въ политическомъ отношеніи, образованное населеніе будетъ вѣроятно гораздо затруднительнѣе для дурного правительства, и что, не смотря на разумную любовь этого населенія къ порядку, оно рѣшится возстать противъ дурного правительства". Къ этому вторая имперф въ свое назиданіе, можетъ развѣ прибавить еще одинъ аргумеж: правительство, напримѣръ, реставраціи также боялось просвѣщеніи, но и такая боязнь просвѣщенія ему также не представила ничего спасительнаго.
Впрочемъ, справедливость требуетъ сказать, что во Франціи въ настоящее время есть много и такихъ людей, которые искренне желаютъ распространенія образованія, но вмѣстѣ съ тѣмъ противятся принципу обязательнаго обученія. Причина заключается въ самомъ странномъ смѣшеніи понятій, въ спорѣ о правѣ государственнаго вмѣшательства съ одной стороны и объ индивидуальной свободѣ съ другой. Но личная свобода должна оканчиваться тамъ, гдѣ она посягаетъ на высшіе интересы, интересы цѣлаго общества. Система, выражаемая двумя словами: laisses-faire, laisses-passer, представляетъ много опаснаго и приводитъ иногда къ одному результату: къ праву сильнаго. Разумѣется, когда французское правительство беретъ образованіе исключительно въ свои руки, и притомъ съ цѣлію вмѣшать въ него политику и свои личные интересы, тогда вредъ очевиденъ; но обязательное образованіе совсѣмъ не требуетъ, чтобы ребенокъ шелъ въ такую-то именно школу, онъ долженъ получить только необходимое первоначальное образованіе, но какимъ способомъ, -- до этого правительству не можетъ быть дѣла, получаетъ ли онъ его дома или въ школѣ общественной или частной, что все равно, лишь бы онъ его получилъ. Гораздо лучше и справедливѣе бороться съ злоупотребленіемъ свободнаго обученія, нежели, ради зла, не дозволять и добро. Къ счастью, эта система laissesfaire, и особенно въ дѣлѣ народнаго образованія, все болѣе и болѣе ослабѣваетъ въ Европѣ, и даже тамъ, гдѣ эта система имѣла больше всего защитниковъ,-- въ Англіи, въ странѣ, гдѣ она привилась съ такою силою, она начинаетъ теперь терять свою твердую позицію. Въ то самое время, когда противники государственнаго вмѣшательства въ дѣлѣ народнаго образованія, указываютъ на Англію, которая съумѣла обойтись безъ него, нужно посмотрѣть, что говорятъ сами англичане объ этой системѣ laisses-foire. Нѣсколько дней тому назадъ одна изъ самыхъ популярныхъ личностей въ либеральной партіи Англіи, Hepworth Dixon, на митингѣ въ Ливерпулѣ произнесъ слѣдующія слова: "Мы перестали думать, что лучшее средство управлять міромъ, это предоставить его самому себѣ". И въ то самое время, когда одинъ изъ представителей либеральной партіи произносилъ эти слова, другой ораторъ, представитель консервативной партіи, г. Іоне, выразился такъ именно по вопросу о народномъ образованіи: "Всѣ признаютъ теперь, что образованіе бѣднаго не принадлежитъ къ числу предметовъ, которые могутъ быть предоставлены частной иниціативѣ, это обязанность государства.... Образованіе бѣднаго есть дѣло государства на столько же, на сколько составленіе законовъ, управленіе иностранными дѣлами, администрація арміи и флота, -- столько же, сколько полиція и правосудіе".
Вотъ, какимъ образомъ разсуждаютъ нынѣ въ Англіи, "гдѣ -- во справедливому замѣчанію Дизраели, сдѣланному имъ въ Эдинбургѣ (онъ недавно говорилъ тамъ рѣчь о положеніи рабочаго класса въ Англіи),-- имѣется еще другой неистощимый источникъ народнаго образованія -- въ свободной печати". Для современной же Франціи -- свобода печати, какъ она понимается въ Англіи, есть еще вопросъ, а народныя школы между тѣмъ представляютъ собою интерессъ болѣе тѣхъ, которые учатъ, нежели тѣхъ, которые учатся. Если правительство сдѣлало въ послѣднее время нѣкоторыя уступки въ пользу свободы обученія, и министръ народнаго просвѣщенія г. Дюрюи докладывалъ императору, что "30,000 курсовъ для взрослыхъ, собиравшихся эту зиму есть не что иное, какъ suffrage universel, декретирующій необходимость обязательнаго образованія для народа",-- то такія уступки и такое признаніе свидѣтельствуютъ только о невозможности обойти вопросъ или рѣшать его съ одними политическими разсчетами. Современная Франція серьезно озабочена соціальнымъ положеніемъ рабочаго класса; французское правительство испытало неудачу въ Мексикѣ, въ Германіи, не особенно прославило себя и въ Италіи,-- но все это не могло повлечь за собою того, что можетъ угрожать второй имперіи, если не разрѣшится благополучно соціальный вопросъ. Ассоціація и школа, какъ мы видѣли, представляютъ къ тому лучшій путь -- и теперь все зависитъ отъ того, захочетъ ли правительство оказать имъ поддержку, чтобы потомъ въ свою очередь найти въ нихъ опору и для себя, или правительство останется при прежней мысли, что дружба клерикальной партіи можетъ, въ случаѣ надобности, замѣнять все. Е. О.