Lib.ru/Классика: Венгеров Семен Афанасьевич. Л. Шепелевич, С. Венгеров, Р. Бойль. Генрих VIII

Шекспиръ В. Полное собраніе сочиненій / Библіотека великихъ писателей подъ ред. С. А. Венгерова. Т. 4, 1904.

Генрихъ VIII.

О времени постановки пьесы мы имѣемъ весьма опредѣленныя свѣдѣнія: театръ, гдѣ ставили "Генрихъ VIII", сгорѣлъ во время перваго представленія. Современникъ Шекспира сэръ Уаттонъ пишетъ изъ Лондона 6-го Іюля 1613 г. своему племяннику: "Отложивъ въ сторону общественныя дѣла, я разскажу вамъ о томъ, что случилось на нашихъ берегахъ на этой недѣлѣ. Королевскіе актеры играли новую пьесу "Все правда" (All is true), которая изображаетъ главныя событія царствованія Генриха VIII. Пьесу поставили съ необыкновенной роскошью и великолѣпіемъ; сцену покрыли коврами; кавалеры орденовъ шли со своими знаками и съ подвязками y колѣнъ; гвардія въ вышитыхъ платьяхъ и т. п.,-- словомъ, было все, что могло сблизить зрителей съ величіемъ двора и даже сдѣлать его смѣшнымъ. Вдругъ, въ то время, когда король Генрихъ въ домѣ кардинала Вольсея забавлялся на маскарадѣ и при появленіи его давали залпъ изъ двухъ мортиръ, что то бумажное или въ этомъ родѣ, чѣмъ забивали пушки, загорѣлось, пламя упало на соломенную крышу и, такъ какъ въ началѣ не обращали вниманія на дымъ, считая его маловажнымъ, такъ какъ глаза всѣхъ были направлены на сцену, то внутри что-то загорѣлось, пламя какъ по сѣрной ниткѣ побѣжало вокругъ зданія и втеченіе неполнаго часа все зданіе сгорѣло до тла". Другое письмо Томаса Лоркина отмѣчаетъ и дату пожара (29 іюня). "Когда Борбеджъ, писалъ Лоркинъ, игралъ вчера со своими актерами драму "Генрихъ VIII" и было для большого народа произведено нѣсколько выстрѣловъ -- появился огонь". Пьеса "Генрихъ VIII" несмотря на точность опредѣленія времени ея представленія, возбуждаетъ много недоумѣній и сомнѣній y критиковъ. Отмѣтимъ главнѣйшія. Время постановки пьесы не должно, конечно, непремѣнно совпадать со временемъ ея композиціи. Въ этомъ вопросѣ критики рѣзко распадаются на два лагеря. Въ одномъ господствуетъ убѣжденіе (Гервинусъ, Деліусъ, Герцбергъ и др.), что "Генрихъ VIII"былъ въ 1613 г. новой пьесой, написанной въ 1612 г. Другой лагерь (Джонсонъ, Теобальдъ, Стивенсъ, Мелонъ, Колліеръ, Галливель и др.) относитъ сочиненіе пьесы къ 1602 г. Въ пользу того и другого предположенія приводятся соображенія, почти равносильныя. Пламенныя похвалы Елисаветы въ пьесѣ основательно сопоставляются съ похвалами въ честь Іакова, что служитъ однимъ изъ доказательствъ въ пользу пріуроченія пьесы къ концу царствованія Елисаветы или началу царствованія Іакова. Что касается до конкретнаго событія, къ которому пріурочивается пьеса, то таковымъ называютъ бракосочетаніе пфальцграфа Фридриха (1612--13). Шекспиръ будто-бы приготовилъ "Генриха VIII" для этого празднества. Но достаточно бѣглаго чтенія пьесы, чтобы убѣдиться въ несостоятельности такого предположенія. Менѣе всего годилась для брачнаго торжества пьеса, темой которой служило преслѣдованіе ни въ чемъ неповинной королевы и насильственный разводъ. Это была бы жестокая насмѣшка надъ царственными бракосочетающимися. Не входя въ разносторонній анализъ аргументовъ въ пользу той или другой даты пьесы, мы постараемся высказать тѣ доводы, по которымъ считаемъ необходимымъ отнести пьесу къ 1612 г. или за нѣсколько лѣтъ раньше, во всякомъ случаѣ къ царствованію Іакова. Намъ лично представляется дѣло въ томъ видѣ, что "Генрихъ VIII" былъ задуманъ и отчасти обработанъ въ одинъ изъ послѣднихъ годовъ царствованія Елисаветы, a окончательная редакція пьесы относится къ царствованію Іакова. Дѣло въ томъ, что драма, написанная по какому-то намъ точно неизвѣстному торжественному случаю при дворѣ Елисаветы, естественно должна была льстить самолюбію властолюбивой "весталки сѣвера". Реабилитаціи ея отца и отчасти матери она и была посвящена. Затѣмъ, при постановкѣ пьесы при Іаковѣ, оказалось необходимымъ допустить лесть и по адресу короля. Похвалы Іакову были тѣмъ болѣе необходимы, что этотъ король не имѣлъ никакого основанія относиться къ памяти Елисаветы съ признательностью и благоговѣніемъ.

Приступая къ пьесѣ, можетъ быть, на заданную тему, автору драмы пришлось имѣть дѣло съ сюжетомъ благодарнымъ по драматическимъ мотивамъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ далеко не подходящимъ для идеализаціи героя пьесы. Истый "синяя борода", жестокій, надменный, сластолюбивый и коварный, строившій религію на личномъ разсчетѣ, возвышающій и низвергающій фаворитовъ, Генрихъ VIII могъ быть выведенъ на сцену или въ отталкивающемъ или въ несоотвѣтствующемъ дѣйствительности видѣ. Первое было невозможно при Елисаветѣ, второе -- слишкомъ-бы портило пьесу. Отсюда неясность и противорѣчія въ характерѣ короля.

Къ сожалѣнію, критикамъ лишь по заглавію извѣстны тѣ драматическія обработки "Генриха VIII", которыя существовали до Шекспира. Слѣдуетъ полагать, что въ "Генрихѣ VIII", какъ и въ "Королѣ Джонѣ", Шекспиръ пользовался предшествующими драматическими обработками. Не подлежитъ сомнѣнію, что въ распоряженіи Шекспира былъ тотъ-же историческій документальный матеріалъ, что и y его предшественниковъ.

Источниками драмы, опредѣлившими наиболѣе существенныя черты ея воззрѣній на характеры главныхъ дѣйствующихъ лицъ служили извѣстныя хроники, Голиншеда и Галля. Голиншедъ въ свою очередь пользовался для біографіи Уольсея трактатомъ Кавендиша. Драма использовала благодарный матеріалъ, доставленный ей хроникерами. Достаточно сравнить знаменитую сцену пира y кардинала Уольсея. Еще убѣдительнѣе окажется сопоставленіе, если мы обратимъ вниманіе на ту сцену, гдѣ Екатерина предстала предъ судомъ изъ короля и духовныхъ. Ея рѣчи, исполненныя высокаго поэтическаго паѳоса въ драмѣ, не менѣе хороши и въ историческихъ источникахъ и аргументація несчастной жены и королевы аналогична въ обоихъ случаяхъ. Королева въ хроникѣ призываетъ Господа Бога и людей въ свидѣтели, что она никогда не переставала быть покорной и любящей женой короля, ни въ чемъ ему не противорѣчила и обвиняетъ во всемъ дурныхъ совѣтниковъ короля. Ея рѣчь построена весьма искусно и полна неподдѣльнаго паѳоса и воодушевленія.

Характеристика Уольсея y Голиншеда заключаетъ въ эмбріонѣ тѣ черты, которыя впослѣдствіи блестящимъ образомъ были развиты y Шекспира. Властный, честолюбивый и талантливый кардиналъ и y Голиншеда величественъ въ своемъ паденіи.

Слѣдуя точно указаніямъ своихъ источниковъ, Шекспиръ сдѣлалъ изъ своего сюжета все, что возможно было сдѣлать при данныхъ обстоятельствахъ. Онъ смягчилъ и очеловѣчилъ непривлекательный образъ Генриха VIII, не взявшись, однако, за неблагодарную задачу идеализаціи этого короля. Далѣе онъ вывелъ на сцену мать Елизаветы, полную женственности и красоты, каковой она и была въ дѣйствительности. На неприглядную ея роль въ дѣлѣ Екатерины онъ набросилъ завѣсу.

Пассивность молодой красавицы, ея нравственное безразличіе -- эти существенныя черты достаточно подчеркнуты Шекспиромъ.

Отвергнутая королева изображена полной величія и горя, королевой отъ головы до пятокъ. Можно колебаться, что для нея важнѣе -- утрата любви мужа или вѣнца. И то, и другое для нея одинаково важно. Умирающая, она не можетъ простить слугѣ неумѣстнаго, въ ея глазахъ, обращенія.

Непривлекательный по нравственнымъ качествамъ, но высокодаровитый государственный человѣкъ Уольсей, написанъ Шекспиромъ во весь ростъ, со всѣми его признанными исторіей недостатками и положительными чертами характера. Гордый, заносчивый, коварный и лживый, Уольсей притомъ трудолюбивъ, дѣятеленъ, щедръ и демократиченъ. У него нѣтъ чертъ случайнаго выскочки, на всякомъ шагу виденъ зрѣлый умъ, опытъ, широкій взмахъ полета. Онъ падаетъ съ достоинствомъ и величіемъ, не желая изображать изъ. себя ни мученика, ни жертву; это -- борецъ за государственную идею, понимаемую узко и эгоистично.

Едва-ли не верхъ искусства проявилъ Шекспиръ въ изображеніи Генриха VIII. Идеализировать этого порочнаго короля не позволяла ему совѣсть поэта и историка. Выставить Генриха въ надлежащемъ свѣтѣ не позволяли обстоятельства. И Шекспиръ избираетъ такіе моменты жизни короля, которые, будучи особенно знаменательными, давали возможность поэту очеловѣчить этотъ гнусный обликъ жестокаго тирана. Въ процессѣ съ Екатериной король проявляетъ историческія черты деспота, лицемѣра и сластолюбца; но при всемъ этомъ король, подчиняясь влеченію сильной страсти, искренно y Шекспира сожалѣетъ о своей несчастной, отвергнутой первой супругѣ. Въ отношеніяхъ къ Аннѣ Болейнъ, Генрихъ VIII проявляетъ сильную и горячую любовь, отчасти примиряющую съ нимъ зрителя. Какъ отцу, ему тоже готовы сочувствовать зрители и читатели. Наконецъ, y Шекспира Генрихъ VIII далеко не безучастенъ къ участи своихъ подданныхъ.

Вопреки мнѣнію нѣкоторыхъ критиковъ, слѣдуетъ считать доказанными, что къ англійской реформаціи, какъ таковой, пьеса Шекспира никакого отношенія не имѣетъ. Отдѣленіе короля отъ церкви является y Шекспира совершенно случайнымъ, обусловленнымъ стремленіемъ къ разводу, a характеристика Кранмера касается его симпатичныхъ чертъ, какъ человѣка, безъ всякаго отношенія къ религіознымъ вопросамъ.

По стилю Генрихъ VIII относится къ лучшему періоду творчества Шекспира. Мы полагаемъ, ее можно, вмѣстѣ съ однимъ изъ критиковъ, отнести къ началу XVII ст. Она могла быть заказана Шекспиру Елисаветой по поводу семидесятилѣтія со времени свадьбы Анны Болейнъ (12 апрѣля 1603). Пьеса ставилась послѣ смерти королевы при Іаковѣ,-- отсюда необходимость соотвѣтствующихъ вставокъ и измѣненій. Не претендуя на уровень "Гамлета", "Короля Лира", "Макбета" и др., пьеса "Генрихъ VIII" обладаетъ, все-же, поэтическими достоинствами стѣсненнаго въ своихъ сюжетахъ геніальнаго писателя. Она свидѣтельствуетъ, что даже такому генію, какъ Шекспиръ, было невозможно, при навязанной свыше темѣ, достигнуть той высоты, которой онъ достигалъ тогда, когда его орлиный полетъ не направлялся посторонней рукой.

Л. Шепелевичъ.

II.

Въ своей замѣткѣ проф. Шепелевичъ совершенно не захотѣлъ коснуться вопроса, въ какой мѣрѣ "Генрихъ VIII" дѣйствительно можетъ считаться Шекспировской пьесой. Останавливаясь на нѣсколькихъ замѣчательныхъ сценахъ и характерахъ "Генриха VIII", почтенный профессоръ не жалѣетъ для нихъ восторженныхъ словъ. Правда, онъ не замалчиваетъ и литературные недочеты пьесы, которые такъ бросаются въ глаза, даже самому обыкновенному читателю при ознакомленіи съ этой, въ общемъ, очень слабой и малоинтересной пьесой. Но недочеты Л. Ю. Шепелевичъ считаетъ возможнымъ вполнѣ удовлетворительно объяснить тѣмъ, что даже такого генія, какъ Шекспиръ, не могла не стѣснить тема, навязанная извнѣ и не родившаяся свободно въ творческихъ настроеніяхъ великаго писателя.

Это отношеніе къ "Генриху VIII" еще не исчезло окончательно изъ шекспировской литературы {Ср. напр. предисловіе Боденштедта въ относительно позднихъ нѣмецкихъ изданіяхъ Шекспира (1890), въ рус. литературѣ введенія къ "Генриху VIII" въ изданіяхъ Гербеля (1899) и Соколовскаго (1886).}. Но оно несомнѣнно почти уже уступило мѣсто другому воззрѣнію, по которому участіе Шекспира въ этой пьесѣ не болѣе какъ частичное. Еще въ серединѣ 18 вѣка, нѣкоторые англійскіе критики обратили вниманіе на особенности метра "Генриха VIII", весьма непохожаго на метръ другихъ пьесъ Шекспира. Но этому замѣчанію долго никто не придавалъ особаго значенія. Лишь въ 1850 г. Спедингъ напечаталъ замѣчательную статью въ "Gentleman's Magazine", въ которой весьма убѣдительно доказывалъ, что большая часть пьесы написана въ манерѣ извѣстнаго драматурга Флетчера. Основываясь на соображеніяхъ метрическихъ и эстетическихъ, Спедингъ приходилъ къ заключенію, что Шекспиру можетъ быть приписано только: 1) Дѣйствіе I -- сцены 1 и 2; 2) Дѣйствіе II -- сцены 3 и 4; 3) Дѣйствіе III -- сцена 2, до того мѣста, гдѣ король уходитъ. 4) Дѣйствіе V -- сцена 1. Все остальное Спедингъ приписываетъ Флетчеру, хотя не считаетъ невозможнымъ участіе еще третьяго автора.

Мнѣніе Спединга не скоро получило господство. Но въ началѣ 70-хъ годовъ статья его была перепечатана въ трудахъ "Новаго Шекспировскаго Общества" (New Shakespeare Society), во главѣ котораго стоитъ извѣстный шекспирологъ Фэрниваль (Furnival) и это сразу придало авторитетность теоріи Спединга. Что всего важнѣе -- ее всецѣло приняли изслѣдователи Шекспировскаго метра -- Флэ (Fleay), Абботъ и др. A метръ -- это очень надежное средство распознаванія и Шекспировскаго творчества и творчества всякаго поэта вообще. Особенности метра -- своего рода художественный почеркъ, которымъ можно пользоваться почти съ тою же увѣренностью, съ какою калиграфы пользуются обыкновеннымъ почеркомъ для установленія принадлежности данной рукописи тому или другому лицу.

Въ настоящее время теорія Спединга принята всѣми англійскими авторитетными шекспирологами. И если самые осторожные изъ нихъ уклоняются отъ точнаго указанія, какія именно сцены "Генриха VIII" должны считаться Шекспировскими, то во всякомъ случаѣ никто на оспариваетъ того, что значительнѣйшая часть слабой пьесы не принадлежитъ великому писателю, изъ подъ пера котораго только что вышелъ такой chef d'oeuvre какъ "Буря".

Есть, однако, теорія, которая идетъ еще дальше Спединга. Извѣстный нашимъ читателямъ выдающійся англо-русскій шекспирологъ -- Робертъ Ивановичъ Бойль (см. т. IV, стр. 68) помѣстилъ въ "Transactions" того же "Новаго Шекспировскаго Общества" за 1880--85 г. детально-разработанное изслѣдованіе, въ которомъ доказываетъ, что въ томъ текстѣ "Генриха VІІІ", который дошелъ до насъ въ знаменитомъ изданіи in folio сочиненій Шекспира 1623 г. ничего Шекспировскаго нѣтъ. По его мнѣнію, при пожарѣ театра Глобусъ (см. выше стр. 496) подлинный манускриптъ сгорѣлъ, a такъ какъ слава пьесы была очень велика, то нашлись драматурги, которые охотно написали на тотъ же сюжетъ новую пьесу. Одинъ изъ этихъ драматурговъ несомнѣнно Флетчеръ, другой -- извѣстный намъ по предисловію къ "Троилу и Крессидѣ" Мэсинджеръ.

Теорія Бойля не встрѣтила документальныхъ опроверженій и если не можетъ считаться общепризнанной (къ ней напр. относится очень отрицательно новѣйшій очень авторитетный біографъ Шекспира Сидней Ли), то все-таки, мнѣніе о непричастности Шекспира къ "Генриху VIII" очень распространено. Брандесъ къ своему справедливому заявленію, что "многіе изъ современныхъ компетентныхъ критиковъ утверждаютъ, что Шекспиръ не написалъ въ этой пьесѣ ни одного стиха", прибавляетъ слѣдующее важное сообщеніе:

"Ф. Д. Фэрниваль разсмотрѣлъ въ своемъ большомъ изслѣдованіи, служащемъ вступленіемъ къ "The Leopold Shakespeare" эту пьесу, какъ одну изъ тѣхъ, которыя частью должны быть приписаны Шекспиру. Впослѣдствіи онъ отказался отъ своего взгляда и написалъ на поляхъ подареннаго мнѣ экземпляра подъ Генрихомъ VIII -- "not Shakespere's" (не Шекспировская). Артуръ Саймонсъ, помѣстившій эту пьесу въ изданіи Ирвинга и снабдившій ее вступленіемъ, сказалъ мнѣ устно, что склоняется теперь къ мнѣнію, въ виду метрическихъ особенностей, что Шекспиръ не участвовалъ въ созданіи этой пьесы. В. А. Дэньелъ, глубокоученый издатель столь многихъ Шекспировскихъ in quarto, заявилъ мнѣ, что не знаетъ, кто былъ авторомъ этой пьесы" (Брандесъ, Шекспиръ, II, 321).

Въ виду такого положенія вопроса о "Генрихѣ VIII" мы сочли полезнымъ для читателей нашего изданія просить уважаемаго Р. И. Бойля сдѣлать извлеченіе изъ его изслѣдованія. Ниже помѣщаемое извлеченіе дополнено нѣкоторыми новыми соображеніями, но вмѣстѣ съ тѣмъ оно, къ сожалѣнію, по необходимости, лишено самой доказательной своей части: 1) таблицы метровъ разныхъ частей пьесы, соотвѣтственно которымъ авторъ приписываетъ ихъ то Флетчеру, то Мэсенджеру и 2) сопоставленія тѣхъ мѣстъ "Генриха VIII" и подлинныхъ пьесъ Шекспира, гдѣ разработаны одни и тѣ же положенія и темы. Эта существеннѣйшая часть изслѣдованія г. Бойля имѣетъ значеніе только для подлинника.

С. Венгеровъ.

III.

Попытка оспаривать принадлежность Шекспиру драмы, включенной издателями знаменитаго перваго собранія его сочиненій (in folio) 1623-го года, представляется на первый взглядъ очень смѣлой. Однако изъ предисловіи къ "Троилу и Крессидѣ" мы знаемъ, какъ мало можно полагаться на издателей этого собранія, отнесшихся къ принятой ими на себя задачѣ очень небрежно. Они должны бы были знать, что многое изъ того, что было выпущено въ свѣтъ подъ именемъ Шекспира, въ дѣйствительности было написано не имъ, a иными драматургами. Но они не считаютъ нужнымъ даже и намекнуть на это. Они заявляютъ, что издаютъ драматическія произведенія Шекспира слово въ слово по рукописямъ поэта. A между тѣмъ по опечаткамъ можно совершенно ясно видѣть, что они печатали не съ рукописи, a съ тѣхъ самыхъ изданій іn quarto, которыя они называли мародерскими. Обстоятельства, при которыхъ появилась наша драма, разсказаны выше. Сгорѣли-ли при этомъ и рукописи, въ точности неизвѣстно, но, конечно, весьма вѣроятно, что онѣ не уцѣлѣли. 3 года спустя сгорѣла такъ называемая арена для пѣтушиныхъ боевъ (Cock-pit), и въ этомъ случаѣ положительно установлено, что манускрипты затерялись. Эта утрата не только объясняетъ разныя неясности по отношенію къ "Генриху VIII", но также и въ отношеніи другихъ драмъ Шекспира, которыя, какъ и эта пьеса, оставались въ рукописномъ видѣ до 1623 г. Существуетъ множество предположеній о времени написанія "Генриха VIII". Нѣкоторые авторитетные писатели, напр., Эльце, относили нашу драму ко времени царствованія Елизаветы. Но когда было изслѣдовано развитіе бѣлаго стиха y Шекспира, то стало очевидно, что драма эта не могла быть написана въ столь раннюю пору. Лондонское "Новое шекспировское общество" обнародовало нѣкоторые матеріалы, касающіеся этого вопроса, и воспроизвело разные литературные памятники, доказывающіе, что многія мѣста въ драмѣ написаны особымъ, легко распознаваемымъ размѣромъ Джона Флетчера. Это открытіе дѣлаетъ необходимымъ предположеніе, что въ завершеніе своей драматической дѣятельности и еще при полномъ обладаніи своими умственными силами Шекспиръ вступилъ въ сотрудничество съ второстепеннымъ драматургомъ, послѣдствіемъ чего было появленіе произведеній, лишенныхъ тѣхъ характеристическихъ особенностей, которыми отличаются прочія его драмы, особенно позднѣйшія. Въ запискахъ лондонскаго "Новаго Шекспировскаго общества" (New Shakespeare society", Transactions for the years 1880--85 г.) авторъ настоящихъ строкъ напечаталъ статью, въ которой доказывается, что "Генрихъ VIII" всецѣло принадлежитъ Флетчеру и Мэссинджеру (Massinger). Съ того времени не появилось ни одной серьезной попытки опровергнуть эту гипотезу.

Труды членовъ "Новаго Шекспировскаго общества" уже доказали, на основаніи особенностей стихосложенія, что дата драмы -- 1613 г., до сихъ поръ признаваемая англійскими авторитетами, повидимому, очень близка къ истинѣ. Наша гипотеза сдѣлала шагъ далѣе. Оказалось, что фактура стиха "Генриха VIII", въ такой же мѣрѣ отлична отъ Шекспировской, въ какой болѣе ранняя манера Мэссинджера отличается отъ "Бури" и "Зимней сказки". Это ясно видно изъ таблицы стихотворныхъ размѣровъ, приложенной къ упомянутой выше нашей статьѣ въ запискахъ Ново-Шекспиров. общества. Герцбергъ (Hertzberg), единственный основательный изслѣдователь Шекспировскаго бѣлаго стиха, указываетъ на частое стеченіе сильныхъ и слабыхъ окончаній, какъ на что-то необычное въ "Генрихѣ VIII", и прибавляетъ, что тамъ, гдѣ такое стеченіе происходитъ въ сосѣднихъ строкахъ, это производитъ нѣкоторую жесткость -- черта, несвойственная обыкновенно гармоничному стиху Шекспира. Но такое же точно стеченіе этихъ окончаній въ сосѣднихъ строкахъ можно въ изобиліи найти и y Мэссинджера -- доказательство, что метрическія особенности "Генриха VIII", отличающія эту драму отъ другихъ произведеній Шекспира, пошли по направленію, взятому Мэссинджеромъ въ его другихъ драмахъ.

Само собой разумѣется, что одно только различіе въ фактурѣ стиха "Генриха VIII"и "Бури" или "Зимней сказки" не достаточно еще для теоріи, отрицающей на этомъ основаніи самую принадлежность драмы Шекспиру. Но дѣло мѣняется, разъ мы находимъ много другихъ звеньевъ, связывающихъ эту драму съ другими извѣстными драмами Мэссинджера, и когда видимъ, что вся обрисовка характеровъ въ драмѣ вполнѣ въ стилѣ Мэссинджера и не имѣетъ никакого сходства съ Шекспировской. Могли бы возразить, что Мэссинджеръ былъ слишкомъ хорошо извѣстенъ какъ драматургъ, чтобы написанная имъ драма могла сойти за Шекспировскую, и чтобы въ теченіе цѣлыхъ 25 лѣтъ, протекшихъ со дня обнародованія драмы по день его смерти, не появилось ни малѣйшаго намека на его участіе въ созданіи ея. Но для тѣхъ, кто близко знакомъ съ условіями литературной жизни того времени, въ этомъ нѣтъ ничего ни невозможнаго, ни невѣроятнаго.

Мнѣніе, что большую часть "Генриха VIII" написалъ Флетчеръ, основывается главнымъ образомъ на характерѣ стихосложенія. Это мнѣніе можно доказывать (или оспаривать) только при помощи англійскаго текста. Здѣсь же достаточно сказать, что за послѣднія 30 лѣтъ въ Англіи не раздалось ни одного голоса, который отрицалъ бы сотрудничество Флетчера. Поэтому мы можемъ ограничиться лишь доказательствами сотрудничества въ созданіи этой драмы еще и Мэссинджера и указаніемъ на отдѣльныя мѣста, сближающія нашу драму съ драмами, написанными однимъ Флетчеромъ. Эти совпаденія имѣютъ тѣмъ большую цѣну, что Флетчеръ повторяется рѣдко. Прологъ принадлежитъ Флетчеру. Въ немъ есть стихъ, очень важный для нашего предположенія:--

To rank our chosen truth with such a show

As fool and fight.

Это же выраженіе встрѣчается и въ пьесѣ, написанной однимъ Флетчеромъ:--

To what end do I walk? for man to wonder at,

And fight and fool?"

(Дешевое изданіе Рутледжа [Routlege], т. стр. 169).

Пьеса эта называется "Women Pleased". Первыя свѣдѣнія о ней мы встрѣчаемъ въ 1633 голу, но она повидимому появилась много ранѣе, вѣроятно, около 1612--1615. Въ пьесѣ "Women Pleased", представляющей собою что-то въ родѣ пародіи на "Укрощеніе строптивой" Шекспира (Taming of the Shrew), женщины ведутъ разговоры въ томъ легкомысленномъ, двусмысленномъ духѣ, который вообще свойственъ Флетчеру. Въ V актѣ, сц. 2, Изабелла, замужняя женщина, и Клавдіо, молодой иностранецъ, увидѣвшій ее съ улицы, сидятъ и разговариваютъ; Клавдіо признается Изабеллѣ въ любви.

Isab. He that would proffes this. And bear that foil affection you make show of, should do.

Claudio. What should Ido?

Isab. I cannot show you.

Изaбеллa. Тотъ, кто сознается въ этомъ и полонъ тѣмъ чувствомъ, о которомъ вы говорите, сдѣлалъ бы...

Клaвдіо. Что же долженъ я сдѣлать?

Изабелла. Я не могу вамъ этого показать.

Въ приписываемой Флетчеру части "Генриха VIII" (актъ I, сцена 4, ст. 47) въ разговорѣ лорда Сандса и Анны Болейнъ центръ тяжести въ тѣхъ-же непристойностяхъ, выраженныхъ тѣми-же самыми словами.

Lord Sands.

And pledge it, madame

For't is to such a thing...

Anne.

You cannot show me.

Особенность "Генриха VIII" составляетъ то, что цѣлый рядъ ситуацій мы вновь встрѣчаемъ въ пьесахъ Флетчера и Мэссинджера.

У Мэссинджера эти положенія повторяются въ драмахъ, появившихся позднѣе "Генриха VIII", что можно истолковать въ томъ смыслѣ, что онъ смотрѣлъ на нихъ какъ на свою личную собственность. Что касается Флетчера, то пьеса, гдѣ встрѣчается подобная же сцена -- "Гибель Дѣвушки" (The Maid's Tragedy) -- появилась въ 1611 году, за два года до пожара театра "Глобусъ".

Необходимо сравнить обѣ сцены: "Maid's Tragedy Act. I, sc. 2.

Enter Calianax and Diagoras.

Calianax. Diagoras, look to the doors better, for shame! You let in all the world...

Diagoras. What now?

Melantius (within). Open the door.

Diagoras. Who's thero?

Melantius. Melantius.

Diagoras. Stand back there! Room for my Lord Melantius! Pray, bear back; this is no place for such youths and their trulls. Let the doors shut again. No? do your beads itch? I'll scratch them for you (Shuts the door). Again, who is't now? I cannot blame my Lord Calianax for running away; would he were here? He would run raging axong them, and break a dozen wiser heads than his own in the twinkling of an eye. What's the nows now?

(Within). I pray you can help me to the speech of the master cook?

Diagoras. If I open the door I'll cook some of your calvos heads. Рeасо, rogues!

Входятъ Каліанаксъ и Дiaгоръ.

Кaлiанаксъ. Діагоръ, что за срамъ! Смотри получше за дверьми. Ты пускаешь сюда кого попало...

Дiaгоръ. Кто тамъ еще?

Mелaнтий (снаружи). Мелантій!

Діагоръ. Назадъ! дорогу милорду Мелантію! здѣсь не мѣсто для такихъ молокососовъ и ихъ потаскушекъ. Сдѣлайте милость -- назадъ! Затворите двери. Нѣтъ? Или y васъ засвербѣло въ башкѣ? Ну такъ я почешу ее вмѣсто васъ. (Затворяетъ дверь). Опять! Кто тамъ еще? Не осуждаю, что господинъ мой Каліанаксъ ушелъ. Будь онъ здѣсь,-- разсердился бы и въ одно мгновеніе ока разбилъ бы съ дюжину головъ поумнѣе своей собственной. Еще тамъ что?

(Голосъ снаружи). Послушайте, какъ бы мнѣ поговорить съ господиномъ кухаремъ?

Діагоръ. Вотъ открою я двери, да покухарю кое-чьи болваньи башки! Тише вы, бродяги!

Если сравнить эту сцену съ акт. V, сц. 4 "Генриха VIII", то убѣдимся, что послѣдняя -- не что иное, какъ передѣлка приведенной сцены изъ "Гибели Дѣвушки".

Что касается Мессинджера,то мы должны принимать въ разсчетъ скорѣе общій характеръ письма, чѣмъ параллельность отдѣльныхъ пассажей. Этотъ вопросъ изслѣдованъ нами въ предисловіи къ "Троилу и Крессидѣ". Тамъ объяснено, что художественныя созданія Шекспира можно раздѣлить на два разряда чисто-художественныя и философскія. До "Гамлета" Шекспиръ пользовался преимущественно первымъ родомъ выраженія своихъ мыслей. Второй родъ выраженія -- болѣе прямой и драматическій -- встрѣчается въ совершенной формѣ впервые въ "Гамлетѣ", a затѣмъ во множествѣ мѣстъ въ позднѣйшихъ драмахъ. Если бы "Генрихъ VIII"принадлежалъ Шекспиру, то мы должны бы были встрѣтить въ немъ пріемъ послѣдняго рода -- драматическую, a не чисто описательную манеру. Но то обстоятельство, что во всей драмѣ не встрѣчается ни одного такого мѣста, убѣдительнѣе всего свидѣтельствуетъ въ пользу авторства Мэссинджера.

Въ своемъ изслѣдованіи о "Генрихѣ VIII" въ запискахъ Ново-Шекспировскаго общества мы привели 13 образчиковъ совершенно различнаго способа обработки однихъ и тѣхъ-же положеній и темъ въ "Генрихѣ VIII" и въ подлинныхъ пьесахъ Шекспира.

Во всемъ "Генрихѣ VIII" нѣтъ ни одной картины, которую было бы возможно поставить наряду съ картинами философскаго характера послѣ-Гамлетовскаго періода, Напротивъ того -- въ немъ встрѣчаются топорнѣйшія частности, которыя могутъ вызвать только смѣхъ. Напр. I, 1. 9:

"How they clung

In their embracements as they grew together

Which had they what four ihroned ones could have weighed

Such a compounded one".

Спѣшившись, другъ друга заключили

Въ объятія и будто-бы срослись.

Да и срослись они на самомъ дѣлѣ

Но отыскать-бы въ свѣтѣ четырехъ

Властителей, подобныхъ этимъ двумъ,

Въ одно соединеннымъ.

Это выраженіе напоминаетъ мѣсто изъ другой мнимо Шекспировской пьесы. "Двухъ знатныхъ родственниковъ" (The two Noble Kinsmen), когда Эмилія размышляетъ о своихъ двухъ поклонникахъ (V, 3. 4):

"Were they metamorphosed

Both into one! O, why, there were no woman

Worth so composed a man".

T. e. "Если бы оба они превратились въ одного! О, тогда не нашлось бы женщины, достойной такого составного мужа".

И все таки это не такъ смѣшно, какъ сейчасъ приведенное мѣсто изъ "Генриха VIII".

Самое начало драмы взято изъ пьесы Мэссинджера "Императоръ Востока". III. 1;

Комната во дворцѣ.

  Входятъ Пaвлиникъ и Филaнaксъ.

Paul.

Nor this, nor the age hefore us over looked on

The like solomuity.

Philanax.

A sudden fever

Kept me at home. Pray you, mylord, acquaint me

With the particulars.

Paul.

You may presume

No pomp or ceremony could be wanting

Where there was privilege to command and mens

To cherish rare inventions.

Philanax.

I believe it;

But the sum of all in brief.

То-есть:

Paul. Ни этотъ вѣкъ, ни времена, протекшія до насъ

Не видѣли такого торжества.

Philanax. Внезапный припадокъ лихорадки удержалъ меня дома. Прошу васъ, милордъ, разскажите мнѣ о подробностяхъ.

Paul. Само собою -- не было недостатка ни въ пышности, ни въ церемоніяхъ. Тутъ былъ случай и возможность пустить въ ходъ самыя хитрыя выдумки.

Philanax. Вѣрю. Но разскажи все вкратцѣ.

Въ "Генрихѣ VIII" I, 1, дѣйствіе открывается совершенно такимъ-же образомъ (см. дальше пьесу).

Мэссинджеръ неоднократно повторяетъ въ своихъ драмахъ пассажи изъ другихъ своихъ произведеній, но -- насколько этотъ вопросъ изслѣдованъ -- онъ никогда не присваивалъ себѣ собственности другихъ драматурговъ. Онъ пользуется разговоромъ двухъ дѣйствующихъ лицъ для описанія какого нибудь дѣйствія, происшедшаго внѣ сцены. Этотъ пріемъ во всѣхъ шекспировскихъ драмахъ встрѣчается только однажды -- въ "Зимней сказкѣ". Въ "Барнавельтѣ" Мэссинджера и Флетчера есть сцена, гдѣ принцъ Оранскій, вызванный въ Совѣтъ, получаетъ отъ Барнавельта и его друзей грубый приказъ остановиться на порогѣ и не входить въ залъ Совѣта. Въ "Генрихѣ VIII" Кранмеръ вызывается въ Coвѣтъ -- и его держатъ въ передней среди лакеевъ и пажей. Это историческій случай, происшедшій съ Кокомъ, (Coke) когда его лишили званія главнаго судьи. Эльсмеръ его преемникъ, держалъ его въ своей передней среди лакеевъ, не снявшихъ даже въ его присутствіи своихъ шляпъ.

Обратимся теперь къ обрисовкѣ характеровъ въ "Генрихѣ VIII". Сначала о женскихъ характерахъ. Они отличаются отъ характеровъ болѣе раннихъ пьесъ Шекспира позднѣйшаго періода своей идеализаціей. Если мы сравнимъ Миранду, Пердиту, Имогену, Изабеллу, Виргилію съ Джульетой, Порціей, Геро, Беатрисой, Розалиндой, Целіей, Віолой,-- то увидимъ, что первая серія этихъ характеровъ имѣетъ нѣчто своеобразное, отличающее ее отъ другихъ серій. Это, такъ, сказать "небесныя и святыя созданія", по опредѣленію Люціо въ разговорѣ съ Изабеллой. Другія серіи представляютъ собою "духовъ -- но все таки и женщинъ", и какъ говоритъ Уордсворстъ, "не слишкомъ блестящихъ, но нужныхъ какъ хлѣбъ насущный для человѣческой природы". ("Spirits but yet women too", "no too bright and good for human nature's daily food").

Анна, если бы она была созданіемъ Шекспира, должна бы быть отнесена къ первой серіи. Но въ дѣйствительности она очерчена въ манерѣ Бьюмонта (Beaumont) и Флетчера, и мы бы прибавили -- Мэссинджера, по впечатлѣнію, которое она производитъ на другихъ. Камергеръ говорить о ней, II, 3. 75:

Я хорошо понялъ ее; красота и добродѣтель такъ тѣсно соединены въ ней, что поразили даже короля: и кто знаетъ, не отъ этой ли лэди произойдетъ брилліантъ, который озаритъ весь нашъ островъ.

Суффолькъ говоритъ о ней III, 2, 49:

Она восхитительное созданье, совершенство по уму т по красотѣ. Я убѣжденъ, что ради нея на эту страну снизойдетъ благословеніе, которое увѣковѣчитъ ея имя.

Даже Уольсей (Wolsey) говоритъ о ней:

Я знаю, что она добродѣтельная и достойная уваженія женщина.

Въ дѣйств. IV, 1, 43 второй джентельменъ говоритъ о ней:

Да благословитъ тебя небо. У тебя самое прелестное лицо, которое я когда либо видѣлъ; сэръ, она ангелъ, это такъ же вѣрно, какъ то, что я имѣю душу. Король въ ея объятіяхъ имѣетъ всѣ богатства Индіи -- и даже что-то болѣе драгоцѣнное. Я не осуждаю его.

И сэръ Томасъ Ловель въ дѣйствіи V, 1, 24, говоритъ:

Совѣсть моя говоритъ мнѣ, что она доброе созданье, и кроткое существо -- заслуживаетъ нашихъ лучшихъ пожеланій.

Таковы впечатлѣнія, которыя она производитъ на окружающихъ, друзей и враговъ. Но, когда мы посмотримъ, что она дѣлаетъ, чтобы заслужить такую высокую оцѣнку, то мы увидимъ, что_/ она вступаетъ въ остроумный, но скользкій разговоръ съ лордомъ Сандсомъ, какъ было указано выше, или разсуждаетъ со старой лэди, служащей вмѣстѣ съ ней y королевы, о томъ, что больше всего огорчитъ ихъ госпожу, если она утратитъ королевское достоинство. По мнѣнію Анны, королевѣ тяжелѣе всего будетъ разстаться съ великолѣпіемъ и пышностью, къ которымъ она привыкла за девятнадцать лѣтъ.

Это, думаетъ она, такая-же агонія, какъ разставаніе души съ тѣломъ. Гдѣ найдемъ мы что нибудь столь мелкое и тривіальное y какой либо изъ шекспировскихъ героинь, раньше или позже? Что она въ этой сценѣ играетъ комедію вмѣстѣ съ старой лэди, это ясно, и старая лэди хорошо понимаетъ это и намекаетъ на это. Однако та, кто была равной ей, пока на Анну не упалъ благосклонный взглядъ короля, бросаетъ ей суровый и заслуженный упрекъ. Невозможно считать Анну созданьемъ Шекспира, но она чрезвычайно подходитъ для галлереи женскихъ портретовъ Мэссинджеръ-Флетчеръ-Бьюмонта, -- такъ какъ почти всѣ эти характеры отличаются такимъ же поверхностнымъ душевнымъ складомъ.

Катерина создана совсѣмъ по другому образцу: будучи возвышеннѣе и чище по своей природѣ, чѣмъ ея соперница, она стоитъ на ряду съ наиболѣе благородными типами позднѣйшихъ драмъ. Впервые мы встрѣчаемся съ нею въ актѣ I, сц. 2, гдѣ она поддерживаетъ бароновъ противъ Уольсея и дѣлаетъ робкую попытку спасти Букингама. Въ сценѣ суда мы можемъ бросить взглядъ въ глубь ея духовной природы,-- a затѣмъ драма выводитъ ее въ слѣдующей сценѣ и въ четвертомъ актѣ и совершенно измѣняетъ ея образъ. Сцена суда, выказывающая Катерину съ ея лучшей стороны, естественно вызываетъ на сравненіе съ другой сценой суда, которая,-- если Шекспиръ написалъ "Генриха ІІІІ-го"въ настоящемъ видѣ,-- была бы написана почти одновременно. Катерина, конечно, благородное созданье, если сравнить ее съ хитрымъ и лукавымъ тираномъ, безсовѣстнымъ Уольсеемъ, или съ Анною, ея жалкою соперницей. Но невозможно утверждать даже ея самымъ пламеннымъ поклонникамъ, что она достигла высоты Герміоны въ "Зимней сказкѣ". Мы можемъ глубоко заглянуть въ чистую душу послѣдней и видѣть побужденія, которыя лежатъ въ корнѣ всего, что она говоритъ и дѣлаетъ.

И та и другая отличаются женственной покорностью. Катерина говоритъ, что она никогда не относилась съ благорасположеніемъ къ людямъ, которые не нравились королю. Ея робкая попытка спасти Букингама показываетъ, что поэтъ не пытался согласовать ея дѣйствія съ ея словами. Она увѣряетъ, что всегда старалась оказывать расположеніе любимцамъ короля. Эта ложная идея о женской покорности (которую она къ тому же смѣшиваетъ, очевидно, съ раболѣпствомъ) совсѣмъ не совмѣщается съ той царственностью, которую она проявила во время суда.

Здѣсь она естественна и тверда, и мы судимъ ее по ея дѣйствіямъ и забываемъ ея слова и ея прославленіе рабскаго повиновенія по отношенію къ мужу. Обѣ женщины напоминаютъ о своемъ высокомъ рожденіи, но дѣлаютъ это совершенно различнымъ образомъ. Герміона, дочь русскаго императора, желаетъ, чтобы отецъ ея взглянулъ на ея несчастія, но глазами состраданія, a не мести. Катерина, при воспоминаніи, что она королевская дочь, выражаетъ желаніе, чтобы ея слезы обратились въ огненныя искры.

Герміона защищала свое женское достоинство и свою добрую славу съ такой же энергіей, какъ Катерина, и была унесена изъ суда, повидимому, безъ признаковъ жизни. Катерина же не обнаруживаетъ ни слѣда того смягчающаго вліянія несчастія, которое составляетъ преобладающую черту позднѣйшихъ характеровъ шекспировскихъ драмъ.

Она уходитъ изъ суда угрюмая и недовѣрчивая, бросивъ въ лицо своему мучителю жалобу къ папѣ. Она даже не упоминаетъ о своей любви къ королю.

Герміонѣ же стоитъ огромныхъ усилій подавить слова любви, которыя бьютъ ключемъ въ ея сердцѣ, какъ это видно изъ ея восклицанія, чтобы отецъ "взглянулъ на ея несчастія глазами состраданія, a не мести". Смягчающее вліяніе страданій совершило свое дѣло въ ея сердцѣ. Катерина не дѣлается менѣе благороднымъ образомъ отъ того, что не обнаруживаетъ и слѣда такихъ чертъ; но это ставитъ ее въ дисгармонію со всѣми позднѣйшими образами великаго поэта. Драма намекаетъ на эту черту въ ней только въ сценѣ, гдѣ она отдаетъ должную справедливость своему заклятому врагу, скончавшемуся кардиналу.

Смягчающее вліяніе страданій является идеей, занимающей поэта еще въ драмѣ "Какъ вамъ это понравится" (As you like it). (1600). Просперо лелѣетъ въ себѣ и достигаетъ идеала человѣчности во время долгихъ лѣтъ изгнанія на пустынномъ островѣ. Леонтъ ("Зимняя сказка") становится подъ вліяніемъ несчастій такимъ кроткимъ, что даже Паулина -- сама примѣръ этого смягчающаго вліянія -- боится, что упрекала его слишкомъ безжалостно. Периклъ, въ первой драмѣ четвертаго періода Шекспировскаго творчества, представляетъ прекрасный примѣръ той же черты.

Эту черту можно прослѣдить въ каждой драмѣ послѣдняго періода творчества Шекспира, хотя она не всегда проявляется y него, одинаковымъ образомъ. Она является плодомъ жизненнаго опыта поэта, научившаго его, что не тѣ люди лучше всѣхъ, которые никогда не грѣшили, или по крайней мѣрѣ, казались безгрѣшными, какъ напр. Анжело въ "Мѣрѣ за мѣру". (Measure for Measure).

Здѣсь Маріана (актъ V сц. I.), выражаетъ взглядъ самого поэта, говоря:

"And for the most become much more the better

For being a little bad".

(T. e. "обыкновенно люди становятся лучше отъ небольшихъ пороковъ".) Такъ оно и есть. "Зрѣлость есть все", говоритъ Эдгаръ въ "Королѣ Лирѣ". (V, сц. 2.). Произведенія великаго поэта показываютъ, что онъ достигъ этой зрѣлости, если исключить "Генриха VІІІ-го" и "Двухъ знатныхъ родственниковъ"; поэтому трудно допустить, вопреки тому, что издатели in folio 1623 г. включили въ свое изданіе разбираемую драму, что Шекспиръ дѣйствительно авторъ "Генриха VIII", который былъ бы послѣднимъ изъ твореній поэта; это уничтожило бы всякую возможность создать гармоническую картину развитія поэта.

Мужскіе характеры нашей драмы еще менѣе, чѣмъ женскіе, способны произвести впечатлѣніе подлинно-шекспировскихъ. Уольсей долженъ бы производить впечатлѣніе крупной натуры, какъ оно и было въ дѣйствительности. Но въ драмѣ его величіе зависитъ просто и единственно отъ его положенія при королѣ. Поэтому, когда король лишаетъ его своей благосклонности, онъ немедленно, не сдѣлавъ даже попытки спасти себя, возвращается въ первоначальное ничтожество. Онъ не обладалъ тѣми качествами, которыя внушили-бы уваженіе зауряднымъ натурамъ бароновъ и заставили бы ихъ относиться къ нему съ почтеніемъ и послѣ его паденія. Какъ ни груба сцена ссоры Уольсея со своими врагами, но въ характерѣ кардинала вообще такъ мало истиннаго благородства, что сцена эта ни мало насъ не поражаетъ. (Достаточно вспомнить напр. его распоряженіе объ обнародованіи указа о сложеніи налоговъ,-- будто бы по его совѣту, его разговоръ относительно доктора Пэса и подобные этому эпизоды). Онъ губитъ Букингама при помощи предателя-слуги, при чемъ, беззастѣнчиво пользуясь трусостью короля, онъ укрывается отвѣтственностью Совѣта, когда королева обвиняетъ его въ угнетеніи простого народа, хотя этотъ Совѣтъ всегда былъ лишь игрушкой въ его рукахъ. Однимъ словомъ, онъ всюду и всегда проявляетъ свое ничтожество и низость.

Личность короля неуловима на пространствѣ всей драмы. Онъ изображенъ трусливымъ тираномъ, наводящимъ на всѣхъ ужасъ, хотя съ другой стороны всѣ безъ колебанія пользуются его трусостью. Невозможно допустить, чтобы величайшій изъ поэтовъ, которыхъ когда либо видѣлъ міръ, завершилъ свой творческій путь столь плачевною фигурой.

Генрихъ точь-въ-точь такая же тиранническая, безсильная и непослѣдовательная фигура, какія мы встрѣчаемъ въ драмахъ, въ которыхъ принималъ участіе Бьюмонтъ,-- какъ напр. Тьерри (въ Thierryand Theоdoret), Арбасессъ (въ A King and no King), король и Мелантій (въ A Maid's Tragedy) и другія. Сюда относятся и Тезей въ Two Noble Kinsmen и Генрихъ VIII. Букингамъ и Уольсей обращаются въ этой драмѣ въ ничтожество, какъ только ихъ коснулось несчастье, такимъ же образомъ, какъ это вообще свойственно Флетчеру, который трактуетъ Барневельта въ недавно открытой драмѣ этого же имени совершенно такъ же, какъ и Уольсея и Букингама въ "Генрихѣ VIII".

Въ заключеніе необходимо сказать нѣсколько словъ относительно попытки истолкованія романтическихъ драмъ Шекспира однимъ молодымъ американскимъ ученымъ въ трудѣ его The Influence of Beaumont and Fletcher on Shakespeare (Вліяніе на Шекспира Бьюмонта и Флетчера). Его изслѣдованіе дѣлаетъ весьма вѣроятнымъ предположеніе, что три изъ ихъ романтическихъ драмъ были написаны ранѣе "Цимбелина" -- первой изъ драмъ Шекспира въ этомъ родѣ. Онъ указываетъ много параллелизмовъ между "Цимбелиномъ" Шекспира и "Филастеромъ" Бьюмонта и Флетчера, параллелизмы, уже отмѣченные ранѣе ученымъ шекспирологомъ П. Леонгардтомъ, который, однако, не видѣлъ тутъ доказательства вліянія этихъ молодыхъ драматурговъ на Шекспира. Ashley Thorndike, авторъ упомянутаго труда, показываетъ, что Бьюмонтъ и Флетчеръ пользуются въ 6 изъ своихъ раннихъ драмъ 5 основными характерами или типами. Это во 1-хъ герой, злополучное картонное существо, игралище обстоятельствъ, мѣняющее свой характеръ при всякомъ новомъ положеніи. Лейкиппъ въ "Мести Амура" (Cupid's Revenge), Филастеръ въ драмѣ того же имени, Аминторъ въ "The Maid's Tragedy" -- примѣры этого типа. Во 2-хъ -- младенчески-чистая, любящая, самоотверженная дѣвушка, какъ напр. Аспазія Белларіо и Уранія въ тѣхъ же драмахъ. Въ 3-хъ злодѣйка, страстное, чувственное, распущенное существо -- какъ Бакка (Cupid's Revenge), Мэгра (Philaster), Эвадна (Maid's Tragedy). Въ 4-хъ хвастливый трусъ, не разъ использованный въ указанныхъ драмахъ. Въ 5-хъ вѣрный другъ. Къ этимъ типамъ я прибавляю еще 6-ой -- страстнаго лицемѣрнаго тирана въ родѣ короля въ "The Maid's Tragedy" и Филастера въ драмѣ того же имени. Къ этому типу принадлежитъ и Генрихъ VIII. Мэссинджеръ подставляетъ этотъ типъ вмѣсто "вѣрнаго друга" или "героя" -- смотря по обстоятельствамъ. Торндайкъ предполагаетъ, что Шекспиръ сознательно пришелъ къ изученію романтической драмы, созданной младшимъ поколѣніемъ драматурговъ и что онъ написалъ "Генриха VIII" въ сотрудничествѣ съ Флетчеромъ. Торндайкъ идетъ такъ далеко, что даже утверждаетъ, что въ трехъ послѣднихъ драмахъ Шекспира нѣтъ развитія характера; что освѣщеніе, въ которомъ дѣйствующія лица драмы являются передъ читателемъ, зависитъ не отъ ихъ характера, a отъ созданной для нихъ обстановки; другими словами, что Шекспиръ, въ заключеніе своей творческой дѣятельности, вернулся къ пріемамъ своего незрѣлаго періода. Мы, разумѣется, должны отвергнуть такое скороспѣлое заключеніе; однако нѣтъ сомнѣнія, что въ трехъ послѣднихъ драмахъ Шекспира: "Цимбелинѣ", "Зимней сказкѣ" и "Бурѣ" сказывается огромное вліяніе Бьюмонта и Флетчера. Вмѣстѣ съ тѣмъ мнѣ кажется, что изъ труда самого Торндайка вытекаетъ, что въ двухъ послѣднихъ произведеніяхъ Шекспиръ уже освободился отъ этого вліянія. Во всякомъ случаѣ развитіе характеровъ и изобиліе событій разнообразнѣе въ позднѣйшихъ драмахъ Шекспира, чѣмъ въ его большихъ трагедіяхъ.

Торндайкъ, примыкая къ прежде установившемуся мнѣнію, что "Генрихъ VIII" написанъ Шекспиромъ совмѣстно съ Флетчеромъ, по нашему мнѣнію, еще недостаточно близокъ къ истинѣ. Едва-ли можно утверждать въ настоящее время, что даже какая-нибудь сцена въ этой слабой драмѣ вышла изъ-подъ пера Шекспира, только что создавшаго "Бурю".

Р. Бойль¹).

¹) Переводъ съ рукописи Е. А. Егорова.

Оставить комментарий Венгеров Семен Афанасьевич (bmn@lib.ru) Год: 1904 Обновлено: 16/05/2019. 56k. Статистика. Статья: Критика Критика и публицистика Иллюстрации/приложения: 1 штук.	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Перевод статьи Роберта Бойля с рукописи Е. А. Егорова).

Венгеров Семен Афанасьевич Л. Шепелевич, С. Венгеров, Р. Бойль. Генрих VIII

Венгеров Семен Афанасьевич
Л. Шепелевич, С. Венгеров, Р. Бойль. Генрих VIII