В хате, за облепленным жужжащими мухами столом, в кругу своих верных друзей сидел Иван Чернояров. Ворот его гимнастерки был расстегнут, костлявые, завалившиеся ключицы обнажены. На маслянистом от пота, землистом лице его лежала печать суровой замкнутости.
Обедали. [427/428]
Вдруг в полутемных сенцах послышался какой-то шум, потом, вполголоса, яростная ругань, грохот опрокинутой скамейки с пустыми ведрами, и в хату, шипя и отбиваясь палкой от вестового Миколы Пидопригора, впятился дюжий парубок.
-- Что за война? -- крикнул из-за стола Юхим Закора. -- Кто такой?
-- А нечиста сила его знает, что он за человек, -- дребезжащим от обиды голосом затараторил Пидопригора. -- Прет себе, як видмедь, напролом. "Мне, каже, до Чернояра" да и все. Уж я ему, Иван Михайлович, всякие резоны приводил. -- Он крутнулся к парубку и гаркнул: -- А ну, бисова душа, гайда до коменданта. Я там тебя расшифрую.
-- Погоди, Микола, -- остановил Юхим Закора вестового и, не сводя глаз с незнакомца, опять спросил: -- Кто таков?
-- Андрей Порохня.
-- Чьих родов, каких городов?
-- С Мелитопольщины.
-- Ну, какое же у тебя дело?
-- А ты сам кто такой, шо меня допрашиваешь?
-- Я? -- Юхим оглянулся на своих. -- Я эскадронный Юхим Закора.
-- Я -- Чернояров, -- сказал он, -- говори скорее, чего тебе надо и проваливай.
Незнакомец стоял у порога в вольной позе. Измазанные дегтем и лопнувшие по швам офицерские зеленые галифе его были забраны в шерстяные чулки. На ногах тяжелые чоботы, из коротких рукавов вылинявшей рубахи торчали здоровенные, в золотистой шерсти, ручищи.
-- Хочу, товарищ Чернояр, послужить в твоем полку,-- тяжко, со скрипом выговорил наконец он.
-- А где ты до сего дня блукал?
-- Да служил.
-- Где служил?
-- Да в банде у батьки Махна три месяца гулял.
-- Ну?
-- Ну, сбежал.
-- А что? [428/429]
-- Не по душе... Где чего награблють -- все в свое село везут и там делят. Я совсем не из ихнего уезда.
-- Где еще служил?
-- В банде у Зеленого служил.
-- Сбежал?
-- Сбежал.
-- А чего?
-- Не по душе... Ни якого порядка нема. Явился к ним по-честному, привел своего коня, трех лет гнедой жеребчик, опять же и тачанку на полном ходу...
-- Добре, хлопец, добре, -- нетерпеливо перебил его Иван. -- А у белых тоже служил?
-- Обязательно.
-- Сам пошел?
-- Мобилизовали.
-- Ну?
-- Ну, сбежал... Фельдфебель, будь он проклят, где можно обойтись одной -- влепит тебе две или три горячих защечины. Пороли меня у них за подрыв дисциплины, и шомполами.
-- Куда же ты сбежал?
-- К красным. В таганрогский полк, вторая рота.
-- Ну, ну, ври дальше, -- поощрил Семен Озеров. -- И от таганрогцев сбежал?
-- Сбежал.
-- Не по душе?
-- Ой, не по душе. Ночью в бою, а днем, где бы выспаться, политрук то на митинг тащит, то на лекцию, то книжку всучит с приказанием прочесть срочно. А пуще всего один жидок меня допек. Узнал, что я перебежчик, и вот ходит за мной с карандашом и бумажкой. "Дядька, говорит, расскажи, как тебя у белых мучили?" -- "Да я ж тебе рассказывал, говорю". -- "Да нет, ты мне расскажи в подробностях, мне нужно для газеты". Я уж от него и бегал и прятался -- найдет-таки проклятый и опять: "А ну, дядька, расскажи". И так он мне надоел, собака, терпенья моего не стало -- сбежал.
-- Ээ, да ты пулеметчик! -- воскликнул Чернояров.
-- И на пулемете работал, -- растерянно улыбнулся он, пораженный всезнайством командира.
-- А ну, подойди, подойди сюда, ближе к свету... Я тебя рассмотрю хорошенько. Эге-ге-ге, гусь лапчатый, да я тебя [429/430] узнаю, -- говорил меж тем Чернояров, не спуская с него глаз. -- Ты полковника Толстопятова знавал?
-- Ни. Ни якого Толстопята не знал, не знаю и знать не хочу.
-- Брешешь! -- загремел голос Черноярова, и он, вскочив, в мгновение ока выдернул из коробки маузер. -- Становись к стенке! Смерть тебе, кадетский прихвостень!
Парень попятился.
Чернояров, следя за выражением его лица, поднял маузер и выстрелил два раза ему через голову, в стенку.
Потом Чернояров засмеялся и спрятал маузер:
-- Ты, видать, не из робкого десятка... Служи мне да не журись. -- Он повернулся к Шалиму. -- Выдать ему коня, шашку и наган.
Юхим Закора налил новому бойцу стакан вина и сказал:
-- Так и быть, беру тебя в свой эскадрон.
(1936)
Комментарии (Заяры Веселой)
Рассказ, подготовленный к печати в начале 1936 г., одновременно с рассказом "Степь да степь кругом..." при жизни автора напечатан не был.
Впервые опубликован в журнале "Новый мир", 1988, No 5.
В настоящем издании печатается по авторизованной машинописной копии.
Текст приводится по изданию А.Веселый. Избранное / Сост., вступ. ст. и ком. З.А.Веселой. -- М.: Правда, 1990.