Воронов Михаил Алексеевич
Несчастные дети

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Рассказ гувернантки).

   

НЕСЧАСТНЫЯ ДѢТИ.

(Разсказъ гувернантки.)

   Вечеръ. Петербургская сторона совершенно потонула во мракѣ, особенно въ дальнихъ своихъ концахъ... тамъ гдѣ нибудь, около острововъ. Осенній вѣтеръ, сырой и холодный, то носится съ какимъ-то воплемъ-хохотомъ вдоль пустынныхъ улицъ, съ-маху расшибаясь объ чуть-мерцающіе фонари, то съ визгомъ и стономъ упорно бьется въ ворота, двери и окна, словно умоляя: "пусти-и! пусти-и!" Порой, какъ изъ ведра, польетъ частый, крупный дождь и, подхваченный рѣзкимъ вѣтромъ, звонко, барабанной дробью разсыплется по стекламъ: "тру-ту, ту-ту, туту!" -- Разверзаются хляби небесныя, -- держись! Быть наводненью... Чу! вонъ ужь и пушка реветъ...
   Въ дальнемъ переулкѣ Петербургской стороны, въ деревянномъ домишкѣ, старомъ и облупленномъ, сидѣли у стола, въ небольшой двухоконной зальцѣ, двѣ женщины -- обѣ пожилыя, обѣ за работой: одна вязала чулокъ, другая шила что-то. Абажуръ низко спущенъ на лампу и свѣтъ падаетъ лишь на грудь и руки работающихъ, такъ что лицъ нельзя разсмотрѣть въ темнотѣ. Гдѣ-то, невдалекѣ, мѣрно чикаютъ часы, то рельефно выколачивая свое монотонное "чикъ-чикъ", то чуть выдѣляясь изъ-за подавляющаго гула и свиста уличнаго вѣтра.
   -- Вотъ такъ вѣтеръ! замѣтила одна изъ женщинъ, та, которая шила.
   Другая подняла голову и стала чутко прислушиваться.
   "Ай-ай-ай! Тру-ту, ту-ту, ту-ту! Пусти-и! пусти-и-и!" назойливо вопитъ вѣтеръ, вмѣстѣ съ ливнемъ-дождемъ напирая на окна!
   Прошло нѣсколько минутъ въ полнѣйшемъ молчаніи: слышался даже съ улицы хляскъ лошадиныхъ копытъ по грязи и глухой стукъ проѣзжавшаго мимо экипажа. Томитъ женщинъ скука адская, которую хотѣлось бы хоть разговоромъ, что-ли, какимъ разбить, разогнать; но, какъ нарочно, и разговоръ не вяжется, только буря все сильнѣе и сильнѣе лютуетъ на улицѣ, все больше и больше сжимается сердце отъ какого-то невольнаго страха...
   -- О, Господи Іисусе Христе, Сыне Божій, помилуй насъ! рѣшается опять прервать тяжелое молчаніе швея.-- Каково-то теперь въ дорогѣ, странникамъ разнымъ? ни съ того, ни съ сего вопрошаетъ она.
   -- Какимъ странникамъ?
   -- Да вотъ которые по святымъ мѣстамъ ходятъ...
   Другая женщина, къ которой обращенъ вопросъ о странникахъ, очень хорошо понимаетъ, что странники тутъ ни при-чемъ и что подобные вопросы родитъ злая скука,-- молчитъ, не имѣя силъ разрѣшить такую малоизвѣстную ей задачу.
   -- У насъ была старушка, все по святымъ мѣстамъ ходила, снова заводитъ разговоръ швея:-- такъ какъ умерла, три тысячи съ чѣмъ-то денегъ послѣ себя оставила. Ужь такая ли была угодная Богу душа!
   И опять молчаніе... пять, десять минутъ. "Чикъ-чикъ, чикъ-чикъ!" докучно стукаютъ часы.
   -- Скоро ли нашъ Иванъ Саддокычъ вернется? еще разъ прорѣзываетъ мертвую тишь все тотъ же голосъ; на минуту оставляя шитье, вопрошающая щурится куда-то вглубь комнаты.
   Компаньонка молча приподнимаетъ уголъ абажура и пристально смотритъ на противоположную стѣну, гдѣ въ уголкѣ около печки, глухо брякаютъ часы.
   -- Когда еще... всего десятый часъ.
   -- Охъ, какъ бы ого, какъ пойдетъ по Троицкому мосту, вѣтромъ не сорвало -- можетъ, хмѣленъ будетъ, со вздохомъ замѣчаетъ швея.
   -- Что вы, Катерина Захаровна, маленькій онъ, что-ли,-- ребенокъ, что-ли, какой...
   Катерина Захаровна выпрямилась.
   -- Ахъ, матушка, Марья Дементьевна! Живо заговорила она, усердно жестикулируя:-- Да развѣ вы не знаете, какой онъ сахаръ есть?.. Вѣдь стыдно сказать, а. грѣхъ утаить, -- вѣдь какія съ нимъ дѣла-то бывали...
   Марья Дементьевна вопросительно посмотрѣла на Катерину Захаровну.
   -- Въ третьемъ году, этакъ же, пошелъ на именины, продолжала Катерина Захаровна:-- обрядила я его, обмыла, вычистила, выхолила, сюртучокъ новый, эти новыя дала; часы взялъ, денегъ четыре рубля; "можетъ, говоритъ, въ карты буду играть." Ну, словомъ, пошелъ человѣкъ-человѣкомъ, а вернулся -- такъ я вамъ и сказать не могу... Разорванный весь да запачканный, ни часовъ, ни денегъ, на головѣ какая-то соломенная дѣтская шапочка, -- а дѣло было, какъ теперь же, осенью, -- да еще, должно быть, гдѣ нибудь въ эту хорошую яму попалъ -- ну, просто, не продохнешь... хоть скобелемъ его скобли.
   Слушательница только головой замотала.
   -- Такъ долго ли, говорю, такому человѣку въ воду бултыхнуть?
   -- Что и говорить...
   -- Право, вѣрите ли, Марья Дементьевна, все сердце во мнѣ выболитъ, какъ идетъ, онъ когда, да еще одинъ, въ эти проклятые гости! Вотъ-вотъ, думаю, бѣда, какая стрясется.
   -- Еще бы...
   -- И вѣдь не то обидно, голубушка Марья Дементьевна, что онъ ту пору пьянъ напьется, а то, что вѣдь обдерется да разобьется весь, да звѣремъ какимъ-то сдѣлается: я ли, изъ дѣтей ли кто, сохрани Боже, на глаза, ему попадемся -- такъ наотмашь и крошитъ!
   -- Тссъ...
   -- Да, вотъ и подите... За дѣтей-то мнѣ ужь всего и обиднѣй: они-то тутъ при чемъ?
   -- Ужь не скажите.-- Охъ, дѣти, дѣти! вздохнула Марья Дементьевна: -- то-есть сколько имъ, бѣднымъ часто достается, да еще ни-за-что, ни про-что,-- просто сердце холодѣетъ!
   Собесѣдницы обмѣнились сочувственными взглядами: тэма для разговора была найдена -- это ихъ радовало.
   -- Ну, да ужь съ него, положимъ, съ пьянаго человѣка, что спрашивать, замѣтила. Марья Дементьевна.-- Нѣтъ, вы тому подивитесь, Катерина, Захаровна, какъ иные родители во всякое время бываютъ для своихъ дѣтей хуже враговъ,-- вотъ это такъ удивительно!
   -- Мало ли изверговъ-то на свѣтѣ!
   -- Какое, матушка Катерина Захаровна, изверги; вовсе и не изверги, а, со стороны-то посмотрѣть, такъ люди, какъ люди. Право, не будь у нихъ дѣтей, они были бы хоть куда; вотъ только дѣти-то ихъ спутали: съ ними ужь они признаться, ровно никуда не годятся.-- Охъ, даже вспомнить жутко!
   -- Ну-ка, разскажите, разскажите, Марья Дементьевна: я такъ люблю слушать, когда вы разсказываете.
   -- Да вѣдь это, голубчикъ, длинная исторія.
   -- А намъ-то что? Время-то наше...
   -- Извѣстно, наше.
   -- Такъ и разсказывайте; скуки ради.
   Марья Дементьевна, съ достоинствомъ высморкалась, такъ что на секунду заглушила и вой бури и чиканье часовъ, поправила воротъ платья, даже подтянула, неизвѣстно для чего, ближе къ кистямъ рукава и подсунула волосы подъ сѣтку,-- словомъ, вошла, но ея понятіямъ, въ роль истаго разсказчика,-- и затѣмъ вотъ что разсказала она, "скуки ради"...

-----

   "Не годъ и не два, скоро минетъ двадцать пять лѣтъ, какъ мыкаю я горе по чужимъ людямъ: всякаго народу видывала, во всякихъ передѣлкахъ была, -- но такихъ рѣдкостныхъ родителей, объ какихъ я хочу разсказать вамъ, Катерина, Захаровна, право -- даже и мнѣ не приводилось встрѣчать!
   "Дѣло было вотъ какъ...
   "Пять лѣтъ тому назадъ, немного пораньше этого времени -- въ іюлѣ, въ двадцатыхъ числахъ -- осталась я. какъ теперь же, безъ мѣста: то-есть мѣсто-то у меня было, да было оно впереди, въ октябрѣ мѣсяцѣ, -- стало быть, дожидаться приходилось мѣсяца два съ половиной. Вотъ наняла я себѣ комнатку у Николы Морского, тутъ сейчасъ по Крюкову-то каналу большой такой домъ, такъ во дворѣ, у торговки у одной, у знакомой,-- наняла да и думаю: "буду, молъ, дожидаться: что дѣлать?" А была у меня, надо вамъ сказать, тутъ еще одна барынька знакомая, Ольгой Лукьяновной звали: мужъ у ней по статской части служилъ, а мурластый такой, видный. Разъ какъ-то, на грѣхъ, и захожу я къ этой Ольгѣ Лукьяновнѣ. Тары да бары, хорошіе товары -- и говоритъ мнѣ Ольга Лукьяновна: "Не хотите ли, я вамъ мѣсто порекомендую?" -- У меня, говорю, мѣсто ость, только дожидаться мнѣ его нужно до октября.-- "А сколько вы тамъ жалованья получаете?" -- Двѣнадцать рублей; какое мое жалованье!-- "Ну, вонъ видите, говоритъ мнѣ Ольга Лукьяновна, двѣнадцать рублей да до октября дожидаться; а тутъ сейчасъ мѣсто да и жалованья-то двадцать пять въ мѣсяцъ".-- Да вѣдь, говорю, за двадцать пять-то рублей не того и спросятъ, что за двѣнадцать. Можетъ, говорю, имъ и то, и другое потребуется; а вѣдь я, извѣстно, какая гувернантка,-- третьяго сорта, да еще безъ музыки... Разумѣется, читать, писать научу, присмотрю, обошью, каждый день на прогулку схожу, вымою, вычищу ребенка, одѣну, обую, причешу,-- вотъ мое дѣло, вотъ за что берусь. Ну, пожалуй, говорю, немножко арифметикѣ, немножко грамматикѣ обучу; пожалуй, съ грѣхомъ пополамъ и по-французски, что сама знаю, преподамъ; а ужь иныхъ какихъ хитростей отъ меня требовать нечего... не могу: все забыла, что знала, не такія мои лѣта.-- "Да Господи Боже ты мой!" -- это Ольга-то Лукьяновна мнѣ; -- "Да вы, говоритъ, столько насказали всякихъ наукъ, что съ васъ тамъ и половины всего этого не спросятъ. Берите-ка, съ Богомъ, мѣсто, да и конецъ." -- Надо подумать, говорю.-- "Э, чего думать! Вотъ приходите завтра же, объ эту пору, и сторгуетесь -- они у меня оба будутъ, и мужъ и жена." -- Хорошо, говорю, приду.-- Ахъ, да! спохватилась вдругъ Ольга Лукьяновна:-- я и забыла вамъ сказать, что мѣсто-то не здѣсь, а въ уѣздѣ; можетъ быть, вы туда ѣхать не захотите?" -- Уѣзда я не боюсь, отвѣчаю я Ольгѣ Лукьяновнѣ:-- были бы только люди хорошіе.-- "Да они люди совсѣмъ хорошіе, такіе люди... да и не настоящіе взрослые люди, а дѣти какія-то, -- вотъ они какіе". Я усмѣхнулась на эти слова. "Право, говоритъ мнѣ Ольга Лукьяновна,-- что вы смѣетесь?-- совсѣмъ дѣти. Они до сихъ поръ только объ удовольствіяхъ и думаютъ, а дѣтей нарожали цѣлыхъ пять человѣкъ, такъ теперь и не знаютъ, что съ ними дѣлать; связали ихъ эти дѣти по рукамъ и по ногамъ". Я, признаться, задумалась на такія слова Ольги Лукьяновны; а она сейчасъ замѣтила это да и говоритъ: "Вы что задумались?" -- По силамъ ли, говорю, трудъ-то мнѣ будетъ?-- "Ахъ, матушка, Марья Дементьевна! есть объ чемъ думать. Я вамъ говорю, что будете вы полной хозяйкой въ домѣ, все будетъ у васъ въ рукахъ: они сами ни во что не вступаются". Такъ на этомъ мы свой разговоръ съ Ольгой Лукьяновной и покончили.
   "На слѣдующій день прихожу я къ ней въ назначенный часъ. Вижу, въ залѣ дама сидитъ на диванѣ, кофій пьетъ, пышная такая, красивая, хоть годовъ-то ей, пожалуй, ужь и за тридцать будетъ. Поздоровалась я съ Ольгой Лукьяновной, дамѣ поклонилась.
   "-- Ну, вотъ хорошо, что пришли, говоритъ Ольга Лукьяновна.-- А мы только что объ васъ говорили.
   "Я молчу. Сѣла.
   "-- А вы гдѣ воспитывались? спрашиваетъ меня дама.
   "Я же, знаете, такъ, шутя, отвѣчаю ей:
   "-- Да ужь и забыла, право. Двадцать лѣтъ тому назадъ, какъ ученье-то кончила,-- гдѣ же помнить теперь...
   "Тутъ Ольга Лукьяновна сейчасъ ей:
   "-- Полно вамъ, говоритъ, вздоръ-то молоть! Ну, какіе вы вопросы даете? Ну, на что вамъ знать, гдѣ Марья Дементьевна воспитывалась? Да, опять же, развѣ вамъ воспитанную какъ нибудь особенно гувернантку нужно?-- вамъ нужно хорошаго человѣка, настоящую мать вашимъ дѣтямъ, которая вычистила бы ихъ, обшила, обмыла, умѣла бы во время и хорошо кормитьпоить, -- вотъ вамъ что нужно, а не воспитанную гувернантку. Вѣдь у васъ дѣти-то, поди, запаршивѣли совсѣмъ...
   "Такъ, знаете, прямо и сыплетъ ей въ глаза.
   "Барыня усмѣхнулась, да ко мнѣ... руку протягиваетъ.
   "-- Очень рада, говоритъ, сойтись съ вами, Марья Дементьевна; тѣмъ больше рада, что Ольга Лукьяновна рекомендовала мнѣ васъ съ самой лучшей стороны.
   "Я поклонилась въ отвѣтъ.
   "Принесли мнѣ кофій; пью.
   "--Такъ ужь выручите вы насъ, Марья Дементьевна, говоритъ мнѣ барыня:-- совсѣмъ мы съ мужемъ дураки: нарожали дѣтей, а теперь и сами не знаемъ, что съ ними дѣлать.
   "-- А сколько у васъ дѣточекъ? спрашиваю.
   "-- Пять штукъ. Впрочемъ, вамъ только четырехъ мы сдадимъ на руки; пятая, дѣвочка, останется у няньки.
   "-- Съ кѣмъ же они теперь у васъ остались?
   "-- Да нянька тамъ съ ними, горничная, да еще солдатъ-писарь; онъ же троихъ мальчиковъ и учитъ... читать тамъ да писать.
   "-- Хорошъ долженъ быть учитель! замотала головой Ольга Лукьяновна.
   "-- Да ужь, хорошъ ли, дуренъ ли, что же дѣлать? Надо же кого нибудь. Если бы средства были, такъ, разумѣется, нашли бы хорошаго.
   "-- Были у васъ и средства, да и большія сродства... Знаю я, махнула рукой Ольга Лукьяновна.-- "Глупому сыну не въ помощь богатство", говоритъ пословица.
   "Какъ сказала это Ольга Лукьяновна, барыня наша вскочила съ мѣста и давай ее цѣловать.
   "-- Вотъ люблю, говоритъ, Ольгу Лукьяновну за прямоту! Никто, кажется, никогда намъ такихъ вещей но говорилъ, какъ она: не въ бровь, а прямо въ глазъ такъ и колетъ!
   "-- Ну, отстаньте, отстаньте, Варвара Андреевна, отпихиваетъ отъ себя барыню Ольга Лукьяновна. (А барыню-то, забыла я вамъ сказать, Варварой Андреевной зовутъ).-- Вотъ, чѣмъ обниматься-то да цѣловаться, такъ вы лучше сговоритесь съ Марьей Дементьевной въ цѣнѣ и во всемъ томъ, въ чемъ слѣдуетъ.
   "-- Да что я въ этомъ понимаю.
   "-- Э-э! шутя такъ махнула на нее Ольга Лукьяновна.
   "-- Нѣтъ, ужь вы, милая, сами уговоритесь во всемъ.
   "-- Да что уговариваться -- я ужь все сказала. Во-первыхъ, цѣна -- двадцать пять рублей въ мѣсяцъ. Согласны?
   "-- Ахъ, голубчикъ, и не спрашивайте меня. Разумѣется, согласна...
   "-- Во-вторыхъ, она должна быть полной хозяйкой въ домѣ: что Марья Дементьевна отличная хозяйка и превосходная женщина, объ этомъ не вамъ разсуждать! Въ третьихъ, вы должны давать ей столько денегъ, сколько понадобится: Марья Дементьевна женщина экономная и больше того, сколько нужно на мало-мальски возможное веденіе того или другого дѣла,-- больше она не спроситъ. Потомъ... Вы когда ѣдете домой? спрашиваетъ она барыню.
   "-- Да сегодня которое у насъ число?.. или, какой день?
   "-- Четвергъ.
   "-- Такъ въ субботу мы поѣдемъ.
   "-- Ну, вотъ и отлично! говорить Ольга Лукьяновна.-- Значитъ въ субботу и Марья Дементьевна поѣдетъ съ вами. Слышите!
   "Варвара Андреевна опять вскочила съ мѣста и принялась цѣловать Ольгу Лукьяновну. Право, знаете, хоть я и видѣла, что она пустая женщина, но я очень не винила ее въ это время: я видѣла, что она все это дѣлаетъ отъ чистаго сердца, что она искренно радуется тому, что Ольга Лукьяновна хоть чуть-чуть поправила ея запутанныя дѣла, въ которыхъ сама-то она и шагу ступить не умѣла.
   "Ужь не помню, объ чемъ тутъ дальше былъ разговоръ, только, слышимъ звонокъ: входитъ мужчина, лѣтъ тридцати-пяти такъ, красивой такой, веселый, одѣтъ по-статскому. Идетъ -- приплясываетъ; въ рукѣ бумажку какую-то держитъ.
   "-- Вотъ еще саврасъ безъ узды! къ мужчинѣ-то обращается Ольга Лукьяновна,-- мыкается по городу, какъ угорѣлый какой.
   "Мужчина (это былъ мужъ Варвары Андреевны) поздоровался съ Ольгой Лукьяновной, поцѣловалъ жену, поклонился мнѣ и сѣлъ.
   "-- Basile! вотъ гувернанта, отрекомендовала меня Варвара Андреевна.
   "Basile привсталъ съ мѣста, какъ-то жеманно раскланялся мнѣ и, приложивъ руку къ сердцу, проговорилъ:
   "-- Очень радъ. Вѣрьте, что я за вами буду ухаживать: гувернантки, это -- моя слабость! Скажу больше -- страсть!
   "Я улыбнулась на такую глупость.
   "-- Да полно тебѣ, глупецъ! остановила мужа Варвара Андреевна.
   "-- Вы на него не обращайте вниманія, замѣтила мнѣ Ольга Лукьяновна.-- Ужь она пустая баба,-- Ольга Лукьяновна, указала на Варвару Андреевну,-- аопъ такъ -- совершенный дуракъ!.. И это отецъ пятерыхъ дѣтей!" добавила Ольга Лукьяновна, качая головой.
   "-- Матушка, Ольга Лукьяновна! Не буду! сейчасъ лопнуть, не буду! запаясничалъ мужъ Варвары Андреевна и всталъ передъ Ольгой Лукьяновной на колѣни.
   "-- А что у тебя за бумажка въ рукѣ? спросила его жена.
   "-- Ахъ, Barbe! это афишка. Сегодня къ Излеру нужно -- какіе-то замѣчательные акробаты тамъ завелись.
   "Жена подскочила и вырвала у него афишку.
   "-- Полно вамъ, стыдитесь! уговариваетъ еге Ольга Лукьяновна.-- Какъ вамъ не стыдно послѣднія-то деньжонки проматывать. Поди, вѣдь дѣти дома голодныя сидятъ, а онъ къ Излеру...
   "-- Апъ, не голодныя! вступился за себя баринъ.
   " -- Ну-ка, сколько, сколько оставилъ? Ну, по чистой совѣсти...
   "-- Два цѣлковыхъ,-- вотъ сколько...
   "Ольга Лукьяновна на такія его слова даже плюнула со злости.
   "-- Пять человѣкъ дѣтей, начала по пальцамъ выкладывать она; -- нянька, горничная, кухарка, кучеръ, лошадь...
   "-- Корова, подсказала Варвара Андреевна.
   "-- Такъ, вотъ видите, еще корова, -- и все это должно четыре, пять дней продовольствоваться на два рубля. А дрова? а свѣчи?.. Нѣтъ, Василій Григорьичъ, извините меня, но я должна вамъ сказать, что вы, просто, свинья какая-то!
   "-- А онъ ей на это:
   "-- Эхъ, голубчикъ, Ольга Лукьяновна! Но вы однѣ меня споконъ-вѣку и свиньей и хуже ругали, да что же дѣлать? Сознаю, говоритъ, что имѣютъ право ругать.
   "А самъ соскочилъ со стула, пѣсенку какую-то французскую напѣваетъ, кругомъ по комнатѣ кружитъ -- совсѣмъ мальчишка этакой, пятнадцати-лѣтній, что-ли.
   "Ну, посидѣла я тутъ съ ними, Катерина Захаровна, пять, можетъ десять минутъ, распростилась и пошла домой. Уговорились мы въ субботу вмѣстѣ ѣхать.
   "Пришла суббота -- поѣхали. Пришлось пропутешествовать верстъ семдесятъ: все по желѣзной дорогѣ, верстъ семь развѣ на лошадяхъ-то проѣхали. Дорогой супруги-то мои только объ томъ и разсуждали, гдѣ какое гулянье было, гдѣ какое веселье или скука, гдѣ какія моды видѣли, экипажи -- больше и разговору не было. Ну, долго ли, коротко ли -- прибыли на мѣсто; а прибыли такъ часовъ въ пять послѣ обѣда. Горничная и кучеръ встрѣтили насъ на крыльцѣ. Входимъ въ комнаты.
   "-- А гдѣ же дѣти? спрашиваетъ Варвара Андреевна.
   "-- Да они увидѣли, что вы ѣдете, такъ и попрятались, говоритъ горничная.
   "-- Они у насъ совсѣмъ звѣрки, обратилась ко мнѣ барыня.
   "Ну-съ, вотъ вошли мы въ комнаты. Убрано -- ничего себѣ, то-есть мебель порядочная, зеркала, фортепьяно и все, какъ слѣдуетъ; но только безпорядокъ вездѣ, пыль, соръ.
   "-- Поди-ка, отыщи поросятъ-то да приведи сюда! приказала барыня горничной.-- Да вы, пожалуйста, безъ церемоній, повернувшись ко мнѣ, пригласила она: -- будьте, какъ дома.-- Вотъ, хотите, я вамъ сейчасъ одного звѣря покажу, сказала она и, не дожидаясь моего отвѣта, почти бѣгомъ перебѣжала залу изъ конца въ конецъ и скрылась.
   "Я, признаться, не понимала, какого звѣря она хочетъ мнѣ показать, и ждала съ нетерпѣніемъ.
   "-- Да барыня! да что ты! Она только започивала... Нетрожь! послышался незнакомый голосъ изъ комнаты, смежной съ залой.
   "-- Ну, полно, дура! Не твое дѣло, слышу отвѣчаетъ ей Варвара Андреевна.
   "И слышу я, матушка Катерина Захаровна, какъ что-то зашуршало, зашуршало, заскребло, ровно бы, по полу, словно тащатъ что-то тяжелое да жесткое такое.
   "-- Вотъ онъ, вотъ онъ звѣрь! съ хохотомъ вбѣжала въ залу Варвара Андреевна и, вижу, тащитъ она за собой по полу какую-тр корзину, большую такую, вотъ въ которыя прачки бѣлье складываютъ. За барыней, вижу, и нянька бѣжитъ.
   "Подтащила ко мнѣ Варвара Петровна корзину-то, а въ ней, въ корзинѣ-то, дитя, дѣвочка, такъ годикъ ей съ чѣмъ нибудь, не больше: жмурится, бѣдненькая, глазки кулачками протираетъ и сама не плачетъ, а такъ... верещитъ ровно бы. Хорошенькая такая дѣвочка!
   "Я было къ корзинѣ, хочу робенка на руки взять, а барыня меня сейчасъ за руку:
   "-- Что вы! что вы! Да она вамъ все лицо обдеретъ.
   "-- Какъ такъ? спрашиваю.
   "-- О, она презлющая! Вотъ, посмотрите-ка, какія мы...
   "Тутъ Варвара Андреевна взяла съ фортепьяно зонтикъ да и начала дразнись имъ дѣвочку, какъ собачку: ребенокъ, вѣрите ли, такъ изъ себя и выходитъ, такъ по корзинѣ и мечется да за зонтикъ такъ ручонками и хватается. И такъ мнѣ жалко, такъ мнѣ жалко стало его, Катерина Захаровна, ипда слезы выступили изъ глазъ! Кажется, сердце во мнѣ повернулось отъ жалости.
   "-- Полноте, говорю, Варвара Андреевна, не мучьте ее, бѣдненькую.
   "Тутъ нянька догадалась -- скорехонько унесла корзину.
   "-- У васъ кроватки развѣ для нихъ нѣтъ? спрашиваю я Варвару Андреевну.
   "-- Вотъ еще... кроватку! Они у меня къ этому не пріучены.
   "Тутъ горничная подвернулась.
   "-- Гдѣ же воинство-то наше? спросила ее Варвара Андреевна.
   "-- А вонъ они прячутся, указала горничная въ дверь въ смежную комнату.
   "-- Эй, войско, выходи! Мальчики -- маршъ сюда! Лиза? ты дѣвушка, да еще большая, какъ тебѣ но стыдно,-- иди!
   "Я, знаете, Катерина Захаровна, смотрю: что будетъ.
   "Лиза, дѣвочка лѣтъ одинадцати, вышла первою и остановилась въ дверяхъ.
   "-- Дикіе они у меня совсѣмъ, замѣтила мнѣ барыня.-- Ну, Лиза, или же, иди, здоровайся съ своей гувернанткой.
   "Лиза все стояла, какъ вкопанная, въ дверяхъ и все что-то закрывала щеку рукой.
   "-- Она боится идти: ей давича Гриша камнемъ щеку разбилъ,-- слышимъ мы, говоритъ кто-то изъ мальчиковъ.
   "-- Такъ, вѣрите-ли, Катерина Захаровна, Лиза наша, вмѣсто того, чтобы подойти, какъ заголоситъ во все горло да какъ бросится назадъ въ дверь, -- такъ и скрылась! Только ее и видѣли.
   "-- А гдѣ же Гриша? спросила Варвара Андреевна.
   "-- А Гриша спрятался, отвѣчалъ тотъ же голосъ.
   "-- Ну, Коля, будь же умный: приди къ намъ, уговариваетъ мальчика мать.
   "-- А Коля и руками и ногами; только голову высунулъ въ залъ.
   "-- Какъ же онъ ей щеку разбилъ? спрашиваетъ Колю барыня.
   "-- А мы играли въ войну, объяснилъ намъ Коля:-- Лиза была крѣпость,-- она на деревѣ сидѣла,-- а мы солдаты: только Лиза и сдѣлала Гришѣ больно за ухо, а онъ ее камнемъ въ щеку... до крови мама, ей богу!
   "-- Вотъ вѣдь народъ-то какой: сорванцы какіе-то, а не дѣти благородныхъ родителей, со вздохомъ сообщила, мнѣ Варвара Андреевна, сама не понимая того, что рожденье безъ воспитанія ровно ничего не значитъ.
   "А Коля, между тѣмъ, слышимъ, опять докладываетъ изъ-за двери...
   "-- А знаешь-ли, мама, какъ сегодня Гришѣ отъ учителя досталось,-- просто, чудо!
   "-- За что? спросила мать
   "-- А за то: не смѣй булавокъ въ спину втыкать! Онъ, Гриша-то, учителю булавку вотъ настолько воткнулъ, сказалъ Коля, высунувши изъ-за двери чуть не полъ-пальца,-- а учитель ему изъ головы вотъ этакой пукъ волосъ вырвалъ, да еще повалилъ на полъ да разовъ пять въ спину кулакомъ огрѣлъ, Гриша-то послѣ часа два рюмилъ.
   "Слушаю, слушаю все это я, и, право, Катерина Захаровна, инда мурашки меня пробираютъ! "Вотъ, думаю, на мѣстечко-то попала на тепленькое"...
   "Вотъ таково-то было первое мое знакомство, сударыня Катерина Захаровна. Лучше этого, на первый разъ, извините, ничего не видѣла.
   "На другой день принялась я за дѣло. Думаю: прежде чѣмъ учить, надо дѣтей настоящими дѣтьми сдѣлать. Выстригла я ихъ, выкупала всѣхъ (думаю: хоть и воскресенье, да теперь не время праздники разбирать), надѣла на нихъ чистое бѣлье, платье кое-какъ вычистила да дыры разныя позашила, -- словомъ, немножко прихорошила дѣтишекъ,-- хоть куда стали! Принялась я потомъ вещи ихнія разсматривать,-- ужасъ! Дыра на дырѣ, клочокъ на клочкѣ: ни рубашекъ, ни чулковъ, ни платковъ -- все хламъ! Пошла я къ Варварѣ Андреевнѣ: такъ и такъ, говорю, того нужно, другого, третьяго.
   "-- Да вѣдь, голубушки Марья Дементьевна, нельзя же все новое да новое, говоритъ барыня.-- Нужно какъ нибудь такъ дѣлать, чтобы то, что не годится одному, шло бы другому. А то гдѣ же все новое -- ихъ вѣдь вонъ какая арава.
   "-- Варвара Андреевна! говорю я ей:-- ужь дыры, какъ ихъ кому ни поворачивай, все онѣ дыры, все онѣ никому негодны.
   "Такъ, Катерина Захаровна, толковали, толковали мы съ ней -- ни въ чемъ не столковались: она свое, я свое, обѣ въ разныя стороны и тянемъ.
   "Пріѣхала я къ нимъ въ субботу, прошло воскресенье, прошелъ понедѣльникъ, а во вторникъ мои господа опять въ городъ, опять до субботы. И скажу вамъ, Катерина Захаровна, вотъ муку-то мученскую приняла я, какъ они уѣхали,-- избави Богъ! Просто, вѣрите-ли, не совладаю съ дѣтьми да и только! Ужь я ихъ ласками, ужь я ихъ строгостью, гостинцами, да уговорами,-- и-и! куда! какъ схватятся, схватятся драться -- и не думай разводить, если не хочешь, чтобы самой глазъ выбили! Игры, знаете, какія у нихъ, Катерина Захаровна, такъ и не видывала я такихъ! Поймаютъ, напримѣръ, курицу и начнутъ изъ нея перья вырывать; кошекъ, собакъ камнями такъ и валяютъ; хоронятъ одинъ другого, т. е. всегда кончатъ эти похороны тѣмъ, что того, кого хоронятъ, изобьютъ, изорвутъ и выпачкаютъ до послѣдней степени; въ пожаръ играютъ, если, сохрани Боже, гдѣ спички подхватятъ. А дѣвочка все съ ними -- первая затѣйница.
   "Разъ, вечеромъ, послѣ того, какъ ходила я съ дѣтьми въ поле да какъ разогнали они тамъ цѣлое стадо крестьянскихъ, коровъ и лошадей, воротилась я домой усталая и разозленная; только объ томъ и думала я теперь, какъ бы бѣжать изъ этого омута. Уложивши дѣтей, вышла я въ залу и сѣла у стола, чиню что-то дѣтское. Подошла пявька и сѣла у стола же, чулокъ вяжетъ.
   "-- Ну, что, матушка? спрашиваетъ, меня нянька: -- какъ наши дѣти нравятся?
   "-- Да ужь такъ, говорю, нравятся, что бѣжать думаю.
   "-- Что и говорить -- тутъ не ужиться, на мои-то слова даетъ отвѣтъ мнѣ нянька.
   "Я промолчала, и нянька опять мнѣ:
   "-- Тутъ, Марья Дементьевна, ужь жили до васъ двѣ губирнапки, такъ что грѣха вышло -- лучше и не говорить!
   "-- А что? спрашиваю.
   "Нянька, знаете, этакъ попридвинулась ко мнѣ да и говоритъ:
   "-- Вы только, Марья Дементьевна, не говорите, что отъ меня это дѣло идетъ, а было то, что одной губирнанкѣ-то дѣти косу срѣзали, а другой, и того хуже, палецъ на рукѣ сломали,-- такъ калѣкой отъ насъ и ушла! Вотъ матушка, дѣла-то какія. Гдѣ тутъ жить да одной съ четверыми воевать; тутъ ежели на каждую дѣтскую душу по губирнанкѣ, такъ и то не управиться съ ними. По моему, говоритъ нянька,-- ихъ развести слѣдуетъ, по чужимъ людямъ роздать, -- и тутъ съ ними не совладать, они хоть кого завоюютъ.
   "-- Ну, а господа-то у васъ всегда такіе? спрашиваю.
   "-- Всегда этакіе, отвѣчаетъ. Прежде-то, говоритъ, извѣстно, денегъ было много такъ форсистѣе жили: лошади не лошади, лебедь не лебедь, екипажи не екипажи; а теперь, какъ прожили капиталы, вотъ и вертятся, гдѣ какъ придется. Но только на счетъ дѣтей у насъ завсегда одинаково было: ни онъ, ни она никогда и вниманія не обращали на нихъ. Я вотъ, говоритъ,-- у нихъ двѣнадцать годовъ живу, такъ я ужь всего тутъ навидѣлась, хорошого-то только мало.
   "Вчера бы, примѣрно, Катерина Захаровна, говорили мы это съ нянюшкой, а на другой день случилось такое происшествіе, что разсказывать-то страшно.
   "Сидѣла я съ дѣтьми въ саду (у насъ садикъ этакой при домѣ былъ, небольшой, по хорошенькій): пряниковъ я имъ накупила -- этимъ только еще и удерживала при себѣ. Присмирѣли какъ будто мои дѣти,-- ничего. Только не хватило у кого-то изъ нихъ этихъ шашечекъ, вотъ что цифры въ лото заставляютъ,-- а они въ лото играли,-- и вызвался старшій мальчикъ, Гриша, сходить въ комнату, принести. Я еще не успѣла и слова сказать, какъ онъ вскочилъ съ мѣста и убѣжалъ. Ну, тутъ за игрой-то мы и не замѣтили времени; да и какое время, развѣ какихъ нибудь пять или семь минутъ прошло. Вижу я, нейдетъ мой Гриша, взяла дѣтей съ собой, иду въ комнату, въ другую, въ третью -- нигдѣ нѣтъ. Странное дѣло! Думаю: "не спрятался ли куда?" Признаться, поискала и тамъ и тамъ -- нѣтъ нигдѣ. Только подошла я къ окошку, вижу народъ куда-то бѣжитъ. А домъ-то у насъ на рѣчкѣ былъ, такъ по берегу-то рѣчки, вижу, народъ все куда-то бѣжитъ. Спрашиваю какую-то бабу: "куда?" говорю. "А вонъ, говоритъ, туда, на берегъ: лошадь, говоритъ, слышь, какого-то мальчика задавила." Мнѣ сейчасъ же въ голову мысль: "ужь по Гриша-ли, избави Богъ?" Не долго думая, я туда; а на встрѣчу мнѣ нянька: "Нашего, нашего, кричитъ, лошадь задавила!" Прибѣжала я на берегъ,-- такъ, можетъ, саженяхъ въ тридцати, сорока отъ нашего дома,-- ярусъ бревенъ накатанъ, толпа народу, а въ серединѣ-то толпы лежитъ нашъ Гриша, изъ ушей, изъ ноздрей и изо рта кровь, посинѣлъ, безъ дыханья, а совсѣмъ теплый. Мужики ужь его и армякомъ накрыли. Вѣрите ли, Катерина Захаровна, въ какія нибудь пятнадцать, не-то двадцать минутъ -- и не стало мальчика! Дальше ужь я ничего не помню: какъ перенесли его, что тутъ еще было,-- помню только, что въ тотъ же день, поздно вечеромъ, пріѣхали наши господа, что извѣстіе о смерти сына хотя и смутило ихъ на первыхъ порахъ, но что скоро они оправились и смотрѣли на это такъ-себѣ.
   "Ну-съ, вотъ какъ дождалась я похоронъ, сейчасъ, Господи благослови, собралась да и въ Питеръ! Какъ они меня ни удерживали, какъ ни умасливали, какъ ни упрашивали -- ничто не взяло: уперлась на своемъ и ни на одну капельку не подалась,
   "И, вѣрите или нѣтъ, Катерина Захаровна, какъ только пріѣхала въ Петербургъ, сейчасъ ко всѣмъ скорбящимъ въ церковь молебенъ служить, -- вотъ какъ меня доѣхали: чуть съ ума не сошла отъ радости, что вырвалась!"

-----

   -- Ну, что же сталось съ дѣтьми? спросила Катерина Захаровна, когда Марья Дементьевна окончила свой разсказъ.
   -- А ужь и не знаю, право. Такъ и не справлялась.
   -- Да, вотъ это такъ мѣстечко, -- можно чести приписать! послѣ долгаго и крѣпкаго раздумья изрекла Катерина Захаровна.
   -- Ужь на что, кажется, вонъ одинъ разъ я у купца жила... начала было Марья Дементьевна, но начала не во время...
   Раздался не звонъ, а какой-то оглушительный металическій вопль, лязгъ колокольчика. Женщины испуганно переглянулись: онѣ чувствовали, что это грядетъ Иванъ Саддокычъ, если и не въ соломенной дѣтской шапочкѣ, то во всякомъ случаѣ сильно и сильно отравленный алкоголемъ!..

Михаилъ Вороновъ.

"Дѣло", No 8 1870

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru