Одесской злобой дня является теперь г. Авиновицкий и его раввинские похождения. Он очутился в положении Макара, на которого сыпятся все шишки.
Спору нет, почтенный раввин заслужил все те шипки и уколы, которыми в изобилии награждают его обыватели.
Но интересен в этом инциденте, не сам Авиновицкий; увы, такими "деятелями" у нас в России хоть пруд пруди. Интересна здесь психология обывателя.
Обыватель долго терпел Авиновицкого и его хозяйничанье, долго и молча терпел. Он с первого же дня возненавидел казенного раввина, но -- по свойственной обывателю психике -- таил свою ненависть и молчал. Ибо Авиновицкий был в силе, а пред силою особенно фаворизованной, обыватель чувствует трепет и теряет вокальные дарования.
Зато в печенке обывателя накопилось за это время много злобы и ненависти. Положим, останься Авиновицкий по-прежнему в силе, эта злоба и ненависть так и не увидели бы света, они портили бы пищеварение обывателю -- и только.
Но на счастье обывателя, Авиновицкий спотыкнулся на правую ногу. Фавор исчез, сила развеялась. Обыватель получил бестрепетное право изобличать раввина. И вот из тысячей печенок хлынули желтые потоки изобличающей злобы и карающей ненависти.
А между тем д-р Авиновицкий просто не стоит тех ведер желчи и чернил, которые на него тратятся. Это марионетка, которая движется лишь как прикажет дергающая его веревка. Не будь этой веревочки, он бы не представлял из себя ровно ничего, и никто в Одессе не подозревал бы даже о его существовании. А между тем громовые разоблачения, направленные исключительно на личность раввина, превращают эту личность в какую-то величину,-- хотя и отрицательную, но все же немалую величину.
И здесь всецело сказалась характерная трепетная психология обывателя. Получив право разоблачать какое-либо скверное явление, он с яростью накидывается на него! Уничтожает его потоками своего обличительного красноречия, искореняет его самым радикальнейшим образом. И по-обывательски, конечно, не замечает, что не только оставил нетронутыми глубокие причины, породившие это явление, но даже своей горячностью и близорукостью укрепил эти причины за счет самого явления.
Петрушка сброшен, его вышвырнули в сорную яму, но веревочка осталась, и немного спустя на этой самой веревочке будет прыгать другой Петрушка, быть может, благовиднее по внешним чертам, но зато, быть может, и каверзнее по внутреннему содержанию. Ибо было бы болото, а черти будут; была бы веревочка, а Петрушка найдется.
Обывательская "критика" похождений г. Авиновицкого тем и мелочна, тем и пошла, что, вцепившись в этого человека, совершенно игнорирует те общие условия, благодаря которым вообще гг. Авиновицкие могут играть общественную роль. Нападать на Авиновицкого, игнорируя эти условия, или даже только умалчивать о них -- значит принижать, опошлять общественный вопрос до вопроса о личности. Громадный вопрос втискивается куда-то за спину маленькой личности, т. е. прячется в карман, и в результате, с одной стороны -- мелочный, жалкий характер самой полемики, с другой -- торжество тех самых общих условий, на которых вырастают Авиновицкие.
Ибо до тех пор, пока интерес обывателя будет удовлетворяться критикой последствий, не касаясь причин, причины будут спокойно жить да поживать, да посмеиваться, бросая от времени до времени того или другого Авиновицкого в виде козла отпущения на пожрание обывателю.
И горе обывателю, если он не сможет отрешиться от этой своей никчемной, близорукой, мелочной психологии!
Псевдоним
"Одесское обозрение",
22 сентября 1909 г.
Перепечатывается впервые.
Одесский казенный раввин С. Авиновицкий (должность казенного раввина утверждалась городскими властями), действующий под покровительством городской управы и в тесном контакте с ней, был уличен в крупных финансовых злоупотреблениях. Когда его незаконные действия стали достоянием общественности, члены городской управы и сам градоначальник Толмачев, уже не имея возможности замолчать преступления раввина, всячески пытались спасти его от ответственности.
Ярый черносотенец и организатор погромов Толмачев отнюдь не чурался услуг казенного раввина и способствовал его грязным делам.
Замечание Воровского насчет "веревочки" не прошло незамеченным и вызвало письма читателей.
25 сентября 1909 г. Воровский опубликовал в "Одесском обозрении" письмо: "Уважаемый г. редактор. Ввиду запросов некоторых наших читателей вы предложили мне объяснить, что я подразумевал в моей статье в No 528 нашей газеты (от 22 сентября), когда писал о "веревочке", дергающей г. Авиновицкого.
...Под "веревочкой" понимал те "общие условия", которые сделали возможной скандальную деятельность раввина. Речь идет, следовательно, о целой общественной группе, близко стоявшей к г. Авиновицкому, попустительствовавшей и соучаствовавшей, против которой и направлена была в значительной мере статья, а с другой стороны, о той общей нездоровой атмосфере, в которой так легко и быстро распускаются столь ядовитые цветки.