Кит Китыч встревожен. Он не спит по ночам, выпивает едва четыре самовара в день, похудел и дрожит при виде фуражки с кокардой.
А когда ему случается вздремнуть после бессонной ночи, ему все время снятся ревизия, обыск, вскрытие несгораемой кассы, арест расходных книг и векселей.
Еще бы! И дед, и прадед Кита Китыча, и он сам усердно и честно поставляли товары интендантскому ведомству, движимые лишь патриотизмом да жаждой поддержать отечественную промышленность.
Они с детства учились правилу жизни, что "не подмажешь -- не поедешь", а потому усердно "мазали" и благополучно ехали. Ехали, ехали, пока не наехал на них сенатор Гарин с ревизией.
За долголетнюю полезную деятельность на пользу отечества (у него за нее даже две медали есть и звание коммерции советника) Кит Китыч создал себе вполне определенное понятие о гражданском и уголовном праве.
Под гражданским правом он понимал право каждого личного или потомственного почетного гражданина поставлять интендантскому ведомству товар такого качества и по такой цене, чтобы покрывались:
во-первых, стоимость самого товара,
во-вторых, стоимость сумм, перешедших "частным путем" из его кармана в карман приемщиков,
в-третьих, прибыли, причитающиеся ему, Киту Китычу, по законам божеским и человеческим,
в-четвертых, вознаграждение за риск.
Под уголовным же правом он привык понимать право некоторых влиятельных персон взыскивать с Кита Китыча некую мзду за непривлечение к уголовной ответственности.
В этих правилах вырос и воспитался Кит Китыч и под конец уверовал, что это и есть самые главные основы российской конституции.
И вдруг ревизия, сенатор Гарин и пр.
Пришли именем закона к нему в дом, велели открыть кассу, взяли, не смущаясь, расходную книгу, а там, не обинуясь, написано:
Такого-то числа. Заходили их превосходительство чай кушать -- столько-то.
Такого-то числа. На удовольствие г-на подполковника -- столько-то.
Такого-то числа. Получил от NN справочку о ценах конкурентов -- столько-то.
И т. д. и т. д. с выставлением полностью чина, звания, имени, отчества и фамилии, а также уплаченной суммы.
И начал распутываться клубок, и пошли от дома к дому, от Кита Китыча к его превосходительству, от его превосходительства к другому Киту Китычу, от того к его высокородию и т. д. и т. д. И везде вскрытие касс, осмотр расходных книг и сплошная срамота.
Тесно им в Москве стало ревизовать. Поехали по всей России, в самые захолустные углы заглядывают. А в перспективе -- суд, тюрьма, поселение и кто его знает, что еще может быть.
Пошла кругом голова у Кита Китыча. Это ли гражданское право? Где справедливость? Где уважение к солидному, кредитоспособному купцу? Осрамили перед конкурентами, на смех выставили перед своими же приказчиками!
Кит Китыч негодует. Он фрондирует. Он уже в оппозиции существующему строю. Он пущает такие слова (потихоньку, конечно), что жену и дочерей в холод бросает. Он готов стать кадетом, эсером, анархистом. Он требует гарантии прав и ответственного (перед купечеством) министерства.
В московских "рядах" настроение архитурецко-персидско-испанское.
Не сдобровать сенатору Гарину.
Кентавр
"Одесское обозрение",
25 июля 1909 г.
Перепечатывается впервые.
В интендантском ведомстве, а также среди предпринимателей, являвшихся поставщиками царской армии, процветало казнокрадство.
Были учреждены специальные комиссии, возглавляемые сенаторами Гариным, Паленом и др. Результаты обследования были настолько разительны, что сам сенатор Пален после ревизии в Туркестане вынужден был в беседе с представителями печати признать, что в Росии царят "произвол, бесправие и разнузданность".
Попытки правительства бороться с воровством были чрезвычайно робкими.
Депутаты думы отнюдь не были заинтересованы в решительном искоренении казнокрадства, ибо это значило подрубать сук, на котором зиждились их прибыли и благополучие. Вот почему прокатившаяся в 1909 г. волна ревизий вызвала в этой среде настоящий переполох.