Въ половинѣ минувшаго іюля я получилъ отъ С. А. П--ва приглашеніе посѣтить бурятскій праздникъ, устраиваемый въ Бо-ханѣ. Мало того, С. Л. былъ настолько любезенъ, что, бывши въ Иркутскѣ, предложилъ мнѣ ѣхать вмѣстѣ съ нимъ въ Бо-ханъ. У меня давно уже было желаніе побывать въ тѣхъ мѣстахъ, гдѣ протекли мои отроческіе годы и въ тѣхъ бурятскихъ улусахъ, гдѣ я бывалъ въ дѣтствѣ. Я принялъ предложеній, и 18 іюля мы съ О. А. отправились на "долгихъ" по ангарскому тракту. Въ 12 верстахъ отъ с. Олонокъ начались бурятскія земли. Ѣхать пришлось ночью: я могъ замѣтить только по пути отъ Олонокъ множество крестьянскихъ заимокъ, расположенныхъ по небольшой рѣчкѣ въ неширокой пади. Съ крестьянской земли начался лѣсъ и только вдали виднѣлись огоньки. Это были уже бурятскія пашни, на которыхъ буряты допахивали "пары". Дорога шла горами спустившись съ одного изъ подъемовъ, мы увидѣли тамъ и сямъ мелькавшіе огни,-- это былъ первый улусъ по рч. Тарасѣ. Еще одинъ длинный подъемъ, и мы спустились въ долину р. Иды и изъ узкой пади выѣхали въ Бо-ханъ. Разглядѣть что-нибудь было невозможно, по темнотѣ ночи.
Утро 19 іюля было великолѣпное. Я вышелъ изъ воротъ дома прямо саженяхъ въ 20 стояла передо мной на площади хорошенькая, съ иголочки церковь и подлѣ нея домъ для причта; направо прямая улица съ чисто городскими домами въ одинъ-два этажа, вотъ инородчская управа, училище, оба дома на двѣ половины, затѣмъ большіе двухъ-этажные дома Пирожковыхъ и еще 5--6 домовъ, устроенныхъ на городской манеръ, а дальше вверхъ и внизъ по рѣкѣ отдѣльные уже безъ улицъ и подъѣздовъ недурные бурятскіе дома. Это боханскіе зимники. Здѣшніе буряты не выѣзжаютъ въ лѣтники, и Бо-ханъ больше похожъ на русскую деревню, съ выгономъ и утугами вмѣсто огородовъ. Долина Иды здѣсь довольно узкая, не больше, ста саж. На сѣверъ, надъ рѣкой выдается почти голый утесъ Бо-ханъ, а за церковью и домами, покрытыя крупнымъ березнякомъ (заповѣднымъ) горы. Съ одного изъ подъемовъ къ западу и востоку долина нѣсколько расширяется и открывается рядъ улусовъ, такъ что разстояніе между ними почти незамѣтно. Пашенъ здѣсь не видано, онѣ за поскотиной по откосамъ горъ въ падяхъ. Лѣтъ около пятидесяти я не бывалъ здѣсь и не узналъ стараго Бо-хана. Тогда, въ началѣ сороковыхъ годовъ. посреди улуса стоялъ только большой домъ Инн Пирожкова, тогдашняго тайши идинскаго вѣдомства, у котораго во владѣніи было не менѣе 25 тыс. бурятъ мужского пола. Остальное были юрты; ни одного "русскаго" дома я не помню. Въ нынѣшней бо-ханской управѣ до шести тысячъ душъ, и бывшее идинское вѣдомство раздѣлено на пять управъ. Связь между бурятами порвалась, но, видно, бурятамъ эта связь дорога, и вотъ для поддержанія дружественныхъ отношеній нѣсколько родовъ и задумали устроить общій праздникъ. Іюля 20 некрещеные буряты боханскія устроили тайлагонъ, но намъ не удалось побывать на немъ (я и не зналъ объ этомъ). Двадцатаго была дождливая погода, и мы думали, что праздникъ если не разстроится, то не будетъ веселъ. Однако къ 22 іюля погода исправилась, и день выдался отличный.
Никакихъ особенныхъ хлопотъ и приготовленій. Не дѣлались; запасена была была только небольшая палатка на случай дождя. Пріѣхало нѣсколько человѣкъ гостей, въ томъ числѣ два фотографа съ приборами. Обѣщало прибыть и начальство, но пріѣхалъ только мѣстный засѣдатель. Наканунѣ вечеромъ боханскія буряты дѣлали репетицію мѣстнымъ борцамъ и выбрали иль нихъ 5 или 6 человѣкъ лучшихъ, вотъ и все. Распорядителемъ праздника былъ мой хозяинъ, но и онъ не особенно хлопоталъ, не суетился: все было улажено, приготовлено заранѣе, безъ суетливости и бѣганіи.
Часовъ въ 11 мы отправились ни. мѣсто, праздника -- на долину версты полторы шириной и до 4 верстъ длиной; вдали виднѣлись юрты лѣтниковъ. Небольшія кучки бурятъ уже расположились козлѣ горы, служащей границей зеленой, ровной долины. И здѣсь не было видно никакихъ приготовленій,-- стояла одна только бѣлая палатка. Мало по-малу стали отовсюду подъѣзжать буряты, кто въ телѣгахъ, кто верхами. Къ телѣгамъ, наполненнымъ припасами, тирасуномъ и ребятами, привязано было нѣсколько бѣгунцевъ, подморенныхъ и подготовленныхъ. Прошло около двухъ часовъ, и окраины долины представляли нѣсколько отдѣльныхъ таборовъ; впереди усѣлись хозяйки, разложивъ около себя все привезенное съ собой; ихъ окружала молодежь и ребята всѣхъ возрастовъ отъ грудного ребенка до 12--15 лѣтъ. Многія изъ старыхъ "братчихъ" разрядились по старинному, въ шелковыхъ дыгиляхъ, съ украшеніями изъ золотыхъ и серебряныхъ монетъ и съ нитками маржановъ въ косахъ и на шеѣ. Замѣчательно, что такія одежды были только на старухахъ, молодыя женщины были въ простыхъ бумажныхъ блузахъ или халатахъ. На головахъ у самыхъ нарядныхъ были шапочки, суконныя, отороченныя широкимъ золотымъ галуномъ. Мужчины слонялисъ кучками по полю. Вскорѣ началось питье тарасуна. Его припасено было по крайней мѣрѣ до 300 ведеръ. По мѣрѣ угощенія разговоры становились громче, движенія быстрѣе, но пьяныхъ не было. Хотя около на латки и стоялъ порядочный боченокъ водки, купленной на сборныя деньги (для праздника сдѣлана добровольная отъ 1 до 2 руб. складчина), но до конца праздника ею никого не нодчивали.
Кромѣ бурятъ, наѣхало нѣсколько русскихъ; тутъ были живущіе въ работникахъ у бурятъ русскіе крестьяне и поселенцы съ семьями, пять-шесть человѣкъ торгующихъ, писаря, даже одинъ томскій студентъ и два священника. И здѣсь, казалось, не было ничего, заранѣе подготовленнаго, не раздавалось никакихъ приказаній, не было никакихъ совѣщаній, все дѣлалось какъ-бы само собой.
Но вотъ вся эта масса, тысячъ около человѣкъ, зашевелилась, всѣ поднялись съ своихъ мѣстъ, даже нарядныя старухи. Масса народа раздалась и раздвинулась въ двѣ шеренги. Впередъ выступило до полусотня бурятъ, вооруженныхъ старинными луками и стрѣлами. У нѣкоторыхъ оказались колчаны и перевязи, съ серебряными насѣчками и коралловыми вставками. Впереди, саженяхъ въ шестидесяти, разставленъ былъ рядъ чурокъ, въ которыя должны были попадать стрѣльцы. Кичилась стрѣльба. Стрѣлы взвивались со звономъ и свистомъ въ воздухѣ, пролетали далѣе мѣты саженей пять -- шесть; но только немногіе сбивали чурки,-- знать, стрѣльцы отучилась отъ стрѣльбы изъ лука. Жаль, что не была устроена стрѣльба изъ ружей. Удачные выстрѣлы сопровождались громкими криками зрителей. Наиболѣе кричали тѣ кучки, изъ которыхъ выдѣлялись стрѣльцы. Вообще, замѣтно было, что какъ при стрѣлѣбѣ, такъ и въ послѣдующихъ упражненіяхъ улусы соперничали между собою и выражали громкую похвалу побѣдителямъ "изъ своихъ".
Между тѣмъ отправились въ заѣздъ, верстъ за пять бѣгунцы. Интересъ становился живѣе, пошли толки, чьи лошади выбѣгутъ. Вся толпа устремила любопытные взгляды туда, откуда должны были появиться бѣгунцы. Сперва бѣжали скакуны, числомъ до тридцати. Вотъ издали показались черныя точки -- одна за другой. Говоръ, шумъ и бѣготня усилились: всякій старался занять болѣе удобное мѣсто, чтобы лучше увидѣть. "Нашъ! Нашъ впереди!" слышалось Тамъ и сямъ оказался впереди всѣхъ, дѣйствительно "нашъ" бо-ханскій конекъ. Громкіе, оглушительныя возгласы встрѣтили побѣдителя -- перваго, втораго и третьяго, ихъ ожидали призы (серебряные стаканчики, рубли, брелоки и другія вещицы).
Послѣ скакуновъ бѣжали рысаки и иноходцы, то-же нетерпѣливое ожиданіе, та-же встрѣча и тѣ-же возгласы въ часть побѣдителей...
Между чѣмъ время шло и приближался вечеръ. Послѣ короткаго отдыха и легкой закуски съ чаепитіемъ, началась послѣдняя потѣха. То-ли выпитый въ достаткѣ тарасунъ, то-ли возбужденные предыдущими волненіями нервы, то казалось, что эта послѣдняя забава всего болѣе интересовала публику. По крайней мѣрѣ при прежнихъ упражненіяхь не проявлялось столько живости, треволненій и криковъ, какъ при этомъ послѣднемъ. Это была борьба. Въ каждомъ улусѣ и въ каждомъ родѣ выбрано было по нѣсколько лучшихъ борцовъ,-- большею частью изъ молодежи лѣтъ 20--25. Первыми выступили два лучшихъ борца; при этомъ мы замѣтили, что всѣ бо-ханскіе отличались отъ другихъ болѣе бѣлой кожей, а также и ловкостію, а борцы другихъ родовъ наиболѣе развитыми мускулами; были атлеты, точно выкованные изъ темной бронзы. Борьба происходитъ по извѣстнымъ правиламъ, съ передышками и не торопясь. Пріемы у борцовъ, однообразны; все искусство борца заключается въ томъ, чтобы воспользоваться оплошностью соперника и успѣть схватить его подъ-ножку и мгновенно повалить на землю. Первые борцы возились не менѣе часа и не могли повалить одинъ другого. Измученные и обезсиленные они разошлись по мѣстамъ: но имъ все таки долго апплодировали. За ними послѣдовали другіе. Побѣда ловкачей сопровождалась еще болѣе громкими апплодисментами, чѣмъ удачи стрѣльцовъ и бѣгунцовъ. Но вотъ выходитъ на арену сѣдой, но здоровенный бурятъ, да еще и хромой: ступня одной ноги у него, то-ли отморожена, то-ли отрублена. Ходитъ онъ по аренѣ и вызываетъ охотника. Довольно долгая пауза проходитъ прежде чѣмъ изъ противоположной кучки выступилъ тоже здоровый, крѣпкій, какъ дубовый отрубокъ парень,-- и начинается серьезный поединокъ въ которомъ то сей, то оный на гнѣтся... Долги возились два медвѣдя, старый и молодой,-- и ни одинъ не одолѣлъ другого. "Это у насъ когда-то былъ самый сильный, никѣмъ не одолимый борецъ!" замѣтилъ мнѣ одинъ старый бохонецъ. Вотъ и теперь постоялъ за себя!"
Начало смеркаться; зажглись тамъ и сямъ огоньки. Тутъ началось общественное угощеніе. Взрослые выпивали водку, женщинамъ и дѣтямъ конфеты и орѣхи... Вкругъ огней образовались хороводы и начались національные танцы; съ припѣвомъ, "еженъ-ногой, еженъ-ногой" -- ходилъ хороводъ въ 50--70 человѣкъ мужчинъ и женщинъ вокругъ огня, топчась и прискакивая отъ земли на нѣсколько вершковъ... Тутъ и тамъ слышались эти однообразные напѣвы, для насъ скучные и безтолковые... Пѣли и мы, грѣшные, свои народныя пѣсни. Подлѣ насъ образовался кружокъ молодыхъ бурятъ; со вниманіемъ слушали они наши русскія пѣсни; наконецъ и сами запѣли... свои импровизаціи. Сидѣвшій подлѣ меня священникъ изъ бурятъ перепелъ мнѣ одну изъ нихъ. Говорилось, что вотъ-де въ старину они, буряты, также собирались и играли, и пѣли, и веселились цѣлыми родами. Вотъ и теперь вспомнили старину и спасибо нашему С--ту, повеселились по старинному и т. д.
Было уже совершенно темно: старики и старухи стали собираться во свояси,-- инымъ приходилось ѣхать до дому верстъ двадцать. И ни пьянаго шума, ни одной ссоры, ни драки между этой тысячной массой миролюбиваго и добродушнаго народа! Мы воротились домой уже далеко за полночь. Ночь была тиха и высоко на небѣ мерцали звѣзды.