Пятый час дня. Площадь собора во Флоренции, солнце, голуби у Джоттовой кампаниллы; через несколько минут наш трам уйдет. Кампанилла бежит вверх плавно, тает как звук; если взобраться туда, будет видна вся Флоренция; с гор потекут благовонные токи, запах садов, фиалок, свежести обольстительной.
Трам бежит по довольно пустой улице; синие тени от домов, в окнах жалюзи, густейшая зелень выглядывает из-за стен. Но это еще город; через четверть же часа мы тихо, гудя, поползем в гору, и как тогда развернется горизонт -- виллы, сады, дали!
Против нас старая пара, англичанин с женой. Это люди чинные, здоровые, даже розовые; от них пахнет свежестью платья, мылами тонкими и прочно прожитой жизнью; верно, они снимают виллу удобную, и остаток дней продремливают в розах, среди кипарисов и чудесных синих далей.
-- San Domenico!
Англичане протирают глаза. Мы тоже слезаем. Пока шел сюда трам, кружа и делая зигзаги, все шире расстилалась внизу бессмертная долина; теперь она лежит далеко. Флоренция коричневеет черепицей, и над домами выкругляется купол Собора. Бледно-фиолетовым, голубоватым все одето. Только виллы, да селенья по холмам остро белеют.
Мы решаем идти пешком к самому Фьезоле. Скоро становится круто; хочется ветра, но ветра нет; с обеих сторон за каменными стенами сады; оттуда висят розы, кипарисы темнеют, олеандры; вот маслина; она похожа на нашу иву, узловатая, сухо блестит листьями.
На полпути, откуда Тоскана видна уже широко, лепится церковь S. Ansano. В книге о монастырях, церквах Флоренции, о ней отзыв похвальный; будто два Ботичелли есть, впрочем, из числа сомнительных. Церковь же, действительно, мила; возраст ее -- одиннадцатый век; маленькая, скромная, скорее большая часовня. Находим и нечто в роде Ботичелли: две аллегорические картины. Легкие девушки, типа "Весны", влекут колесницу, управляемую Целомудрием.
Прислужница, конечно, указывает на стенах и Джотто, и Беато Анджелико; но таков уж удел этих художников: находиться чуть не в каждой итальянской церкви.
Как бы то ни было, благодарим "кустоду" и подкрепленные художеством, прохладой, продолжаем путь. Теперь уж недалеко. Минуем бывшую виллу Виктории (раньше принадлежавшую Медичи), много разных других вилл и садов, -- наконец, добираемся до городка. Это место еще времен римских, Faesulae [Фьезуле (лат.)]. Здесь была крепость, отсюда и выселились основатели Флоренции. Сейчас тут осталась развалина амфитеатра; это, кажется, и все от античного; средневековое представлено собором XI века; собор -- огромный, мрачный, темный ящик; очень длинный и узкий, с двумя рядами колонн, образующих главный неф. Холодно в нем. Наверху черные поперечные балки, нищие бормочут у паперти, и так сумрачно, как ни в одном соборе, кажется. В глубине есть монумент, работы Мино да Фьезоле. Мино -- один из тех скульпторов (Дезидерио да Сеттиньяно, Козимо Росселли), которые образуют группу в искусстве XV века. Их можно определить интимизмом, мягкостью, некоей женственностью. Изящно, мило, но не велико. Мино, как и все они, делал надгробные памятники; он -- один из талантливейших -- делал с особенной трогательностью; такова и Дева Мария во Фьезоле; мрамор становится кротким, из него создается Богородица -- девушка, бесхитростная, светлая; она ласкова, в ней есть голубиное -- и не очень глубокое. Может быть, глядя на нее, вспомнишь кельнскую "Богородицу с бобом".
Пересекая площадь, подходим к ресторанчику; уже приехали англичане на автомобиле; мисс шестнадцатилетняя, в коричневой вуали и тупоносых ботинках щелкает кодаком. И мы сидим все на террасе, пьем гренадин со льдом из соломинок, а потом еще какую-нибудь gazzoz'y [газированную воду -- ит.]. Жажда страшная. Но под тентом солнце не жжет; внизу, в цветнике, розы; опять перед глазами равнина великая -- Тоскана, с городом своим Флоренцией. Город кажется отсюда туманной черепахой, с пятнами зелени и иглами кампанилл; справа выбегает сад Cascine, за ним Арно сверкает в солнце, змеевидно; оно режет глаз своим зеркалом. На подъем к нам взбирается поезд; ему трудно; он задыхается от дыма, жара, как бедное животное -- потом, в белых клубах, уползает внутрь нашей горы, в туннель.
Предлагают идти пешком в Сеттиньяно. "Теперь будет под гору, жар спадает, прогулка отличная; а оттуда в город трамом".
Идем. Сначала по трамвайной линии, среди тех же панорам: зелень, виллы, дальние горизонты, голубые океаны; от ширины веселеет дух, взыгрывает светлой радостью; что-то божеское в этом ослепительном расстилании мира у ног; точно дано видеть его весь, и кажется, что стоишь на высотах не только физических. Так пьянеют, вероятно, птицы, летя с гор.
Солнце ближе к закату; розовые потоки прошли по этим пространствам; кампаниллы внизу зазвонили; из города по деревням возвращаются тропинками рабочие. Мы в это время в тени парка; вот вилла загородила вид вниз, но открылся зато сбоку, в другую сторону; туда лег уже вечер; леса потемнели в долине, только на верхушке блестит в солнце старый замок.
Здесь уже итальянская деревня. Гонят ослов, едут крестьяне в таратайках, в синих куртках; сбоку каменный парапет; он защищает яблоневый сад, засеянный пшеницей. Мы садимся на эту ограду, спустив вниз ноги; оттуда тянет влагой, -- густым, славным запахом поля. Бьют кузнечики. Небеса фиолетовеют на севере, за замком; пожалуй, нельзя засиживаться. И вот, спустившись к ручью, опять поднявшись куда-то, мы в маленькой деревушке Сеттиньяно. Отсюда родом был скульптор Дезидерио, кваттрочентист. Потомки воздвигли ему памятник; мраморный Дезидерио стоит на площади, лицом к Флоренции; это юноша в художническом берете, видом как бы с фрески Гирляндайо. Но сделан плохо -- вряд ли Дезидерио под этим подписался бы.
От его подножья за Флоренцией виден закат. Как пышно! Нынче ярко-багровое и кровавое залило все небо, две тучи замерли, с золотыми ободками; эти темно-фиолетовые. "Вечный город" скоро потемнеет; но сейчас еще виден, в красном дыму, всегда ясный, всегда тонкий и твердый, вспаиватель творцов безупречных.
Мне помнится в тот вечер ожидание трама -- внизу, снова у ручья, сидя на перилах мостика. Тут же траттория, обедают рабочие. Лавочники на порогах; мальчишки скачут, в ручье занимаются девчонки. Вдруг событие. Юноша разыскал дохлую крысу. Итальянцам все занятно. Пожилые подходят, расспрашивают -- крики, веселый ужас -- это он за хвост размахивает крысой; синьорины в платочках врассыпную, мальчишки в восторге.
Слава Богу, гудит трам; и в летней ночи несет нас, пустой, в город. Сидя у окошка, нельзя надышаться садами; кой-где сено в них скошено; в бледной мгле вдруг взовьется фейерверк -- невысоко над землей; роек летучих светляков. Взвившись, растекаются они сияющими точками. Какой запах, сено! Ночь, зелень, Италия.
1908 г.
Комментарии
Фьезоле
...монумент, работы Мино да Фьезоле. -- Мино ди Джованни Мини (1430 или 1431--1484) -- флорентийский скульптор.
Дезидериода Сеттиньяно... -- Дезидерио ди Бартоломео из Сеттиньяно (между 1428 и 1431--1464) -- флорентийский скульптор.
Источник текста: Борис Зайцев. Собрание сочинений. Том 3. Звезда над Булонью. Романы. Повести. Рассказы. Книга странствия. -- М: "Русская книга". -- 1999. -- 571 с.