Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
М: Русская книга, 2000.
<О ТУРГЕНЕВЕ>
Слава шумная пришла к нему в начале шестидесятых годов, после "Отцов и детей". Пришла потому, что затронул он "общественное явление", нигилизм. Я думаю, что Базарова Тургенев написал очень правдиво и верно. Радикалы, однако, были недовольны. Поднялись нападки. Они и дали славу.
Тургенев написал еще несколько романов о современности "Дым", "Накануне", "Новь". Здесь, как и в "Отцах и детях", умно, покойно, своим круглым, по-настоящему великорусским языком он говорил о делах и вещах ему не близких и художественно мелких. Все эти Базаровы, Инсаровы, Соломины, Кукшины и Машурины не имели зерна очарования. Поэту нечего было с ними делать. Нигилисты не могли остаться на полотне положительного, любовного художника, каким был Тургенев. Они хороши для сарказма, как для Достоевского компания из "Бесов". Но сарказм не область Тургенева; полюбить же их не за что. И на них он терпел неудачи, при всем своем таланте, уме и наблюдательности. Его истинные удачи и настоящая прекрасная слава основаны на другом, что он изображал, -- на том личном и вместе национальном, чем одухотворял он лучшие свои творения. Он написал Лаврецкого в "Дворянском гнезде" и Лизу, Рудина, Зинаиду из "Первой любви" и ряд меньших обликов, где выражено русское лицо, всегда близкое душе автора и близкое и всякому русскому, ибо сказаны в них наши родные черты: и прелестное, что есть в русском, и печальное, слабое и неустроенное, неприспособленное, непрактическое -- вместе с милым и скромным, донкихотским, иногда благочестивым, часто незадачливым. Давно указано на тургеневских "лишних людей" и на стихию женственного, разлитую в его творении. Правда, в Тургеневе эти свойства были; они очень сильны в русской природе, и оттого любимые его люди пассивны, мало кузнецы, но никогда и не наглецы. Они в стороне от жизненных большаков, где орудуют люди с волчьими зубами. Их любви, дела, радости и неудачи, меланхолическое раздумье, слова элегии, изящество, аристократизм образуют ту "категорию тургеневского", о которой правильно заметил Ю. И. Айхенвальд, что она -- главное в наследстве Тургенева. Действительно, "тургеневское", некоторый тончайший эфир его души, пронизывает все написанное им, и сквозь недостатки, устарелость приемов, нередко -- слабость архитектуры (в больших вещах), остается очаровательным и вечным. Это "тургеневское", повторяю, вместе -- и очень русское, сколь ни подчеркивал он своего западничества. Не напрасно он родом из Орловской губернии, писал ее, как и Калужскую, наверно -- знал Тульскую, писал Москву, Кунцево, Нескучный сад. Говорят, он удивительно рассказывал. Но и в его литературе чувствуешь коренной великорусский говор, с мягкостью и круглотой, с великой подлинностью и тем удивительным равноденствием культуры и стихии, природы, какое редко встретишь. В его книгах говорит барин, взявший все теплое и живое у мужика, леса, зари. Его язык не столь великолепен и выделан, как у Флобера или Гоголя, не столь божественно легок, как у Пушкина. Он иногда по-старомодному важен, иногда (в лирике) словоохотлив и не сложно-музыкален, но его прелесть в естественности, в том неизменно приятном и радостном ощущении, какое от него остается.
Этими средствами души и языка Тургенев отлично писал кроме больших фигур разных простых орловских мужиков и баб, и детей, и егерей, и певцов, и старого итальянца Панталеоне, и луга, и леса Полесья, и зори, и тетеревов. Он создал "Первую любовь", "Дворянское гнездо", "Рудина", он отлично дал любовное в "Дыме", далее идут "Ася" и "Вешние воды" -- вновь с любовью и старой Германией, Рейном и руинами, "Записки охотника", "Фауст" и другие и предсмертные горькие и мистические произведения "Клара Милич". Каково его отношение к религии? В нем, думаю, были струи религиозности. Но и мешало что-то. Быть может -- та же слабость, половинчатость. Его душа вряд ли была довольна здешним. Но до конца, Истину запредельную не возлюбила.
Тургенев остался и остается в первом ряду нашей литературы как образ спокойствия и меланхолии, созерцательного равновесия и меры, без сильных страстей, облик благосклонный и радующий изяществом, глубокой воспитанностью духовной; женственный и как бы туманный. Область влияния его -- главнейше молодые годы. Чрез Тургенева каждому, кажется, надлежит проходить.
И писавший эти строки рад, что отрочество и юность (раннюю) освещал Тургенев. Ему обязан он первыми артистическими волнениями, первыми мечтами и томлениями, может быть, первыми "над вымыслом слезами обольюсь". Это чувство к Тургеневу, как к "своему", "родному", не оставляло и впоследствии, выдержало Sturm und Drang {Бурю и натиск (нем.).} модернизма и спокойной любовью осталось в зрелые годы.
ПРИМЕЧАНИЯ
Коллективный сб. "Тургенев и его время" (в подборке заметок "Художники слова о Тургеневе"). Вып. 1. M.; Пг.: ГИЗ, 1923
С 30. ..."категорию тургеневского", о которой правильно заметил Ю. И. Айхенвальд). -- Вот так передает "категорию тургеневского" Айхенвальд. "Можно отвергнуть Тургенева, но остается именно тургеневское -- та категория души, та пленительная камерная музыкальность, которой он сам вполне не достиг, но счастливая возможность которой явствует из его же творений Сладкий запах лип, и вообще эти любимые тургеневские липы, и старый сад, и старинный ланнеровский вальс в истоме "незаснувшей ночи", и "особенный, томительный, свежий запах русской летней ночи", и в ее тенях невидимый, но милый Антропка, которого тщетно кличет звонкий голос брата, и те жаворонки, что на крылья своих уносят росу и ею орошают свои ликующие песни, самый воздух утра пронзая музыкой, и все эти сирени и беседки, освещенные тургеневской любовью, и пруд из "Затишья", и тихая Лиза в тишине монастыря, и усадьба, теперь испепеленное дворянское гнездо, над которым в наши дни грустно склоняется седая тень Тургенева, и, как душа всему этому, фея усадьбы, молодая девушка, та, которая некогда чаровала воображение русских юношей и под заветным именем все той же Лизы, или Елены, или Маши, или Наташи будила чистейшие видения идеализма, все это духовно не умирает, и с ними и постольку не умирает и Тургенев. Он уходит в прошлое, но прошлое не смерть Над ним реет благодарность за все, что он дал нашей молодости..." (Айхенвальд Ю. И. Силуэты русских писателей. Тургенев Вып. 2. Цит. по изд : М.: Республика, 1994. С. 262).
С. 31. ...над вымыслом слезами обольюсь. -- Из стихотворения Пушкина "Элегия" ("Безумных лет угасшее веселье..."; 1830).