Зайцев Борис Константинович
Встреча

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
   М: Русская книга, 2000.
   

ВСТРЕЧА

   Одна из первых книг, мною в Париже прочитанных -- много лет назад, -- был роман "Genitrix", Франсуа Мориака {Ф. Мориак. Волчица (Genitrix). Перевод Г. Н. Кузнецовой. С предисловием Ив. Бунина. Издательство "Русские Записки". Париж, 1938, 117 с.}, автора тогда еще молодого, почти "начинающего". Он мне сразу понравился. Обликом своим, словом, фразой, всем художническим сложением -- этого не расскажешь, как не объяснишь, почему одно лицо нравится, а другое нет. Значит, надо за ним следить -- что он далее будет делать. Мориак шел ровно -- уверенной поступью в литературе. Как полагается во Франции, трудился немало. Выпускал чуть не по роману в год -- правда, романы его не объемисты, сжаты, но высокого духовного напряжения. Писатель католический, говоривший о последних судьбах человеческих, грехе, прощении, спасении или гибели -- говорил он всегда с изяществом и суховатостью утонченного латинизма. Это врожденное. Худ и остроуголен как в писании, так и в жизни.
   Известность его росла. Через "Thérèse Desqueyroux", "Ce qui était perdu", "Le noeud des vipères" {"Тереза Деекейру", "То, что потеряно", "Клубок змей" (фр.).} все подъем, восхождение. Начинается слава. Мориак академик (что ему ничего не прибавило. Ни Стендаль, ни Бальзак, ни Флобер академиками не были). Круг читателей вырос, стали появляться о нем книги.
   А мировая жизнь продолжалась. "Передышка" окончилась. Одной "великой" войны оказалось мало, пришла другая.
   Мориак переживал ее тяжко -- у себя в имении близ Бордо, в Ландах. (Как страдал под Руаном Флобер в 1870 году!) В доме Мориака, старинном, выросшем, как и сам он, из густой и благоуханной земли края бордосского, среди виноградников, сосен, -- расположились немцы. А сам он был "резистант". Господь сохранил его и он дожил до счастливого освобождения Франции. Продолжаю считать его как-то "моложе" себя, но, конечно, он уже немолод, а главное, много пережил -- и в поражении родины, и в освобождении ее. Как бывает с писателем созревшим, у него появилась потребность говорить прямо о жизни. Это не беллетристика и не проповедь. Но голос души, совести. Так было, в позднюю минуту жизни их, с Толстым, с Достоевским.
   Два последние года внимательно читаешь неторопливые, тонкие, иногда сдержанно-насмешливые (в полемике), почти всегда горькие и благородные строки теперешнего Мориака -- с каким блеском написанные! И как не шумно!
   Это дневник души, связанный с жизнью родины. Это всегда некоторая труба, негромко, но чисто и одиноко взывающая к небу. Голос вопиющего в пустыне -- вопиющего о чем? О человечности, духовности, сострадании и милосердии.
   Милосердие! В мире, совсем утопающем в крови и насилии, кажется, что и слово забыто. Всеми, да и не всеми. Есть вот голоca. Есть писатели, чья глотка не заткнута, кто своей родине, своему народу, да и urbi et orbi {городу и миру (лит.).}, могут говорить Истину. Не новую. О, она пришла в мир две тысячи лет назад, была им распята и ныне ежедневно распинается -- Истиной же продолжает быть.
   Всю жизнь мы ненавидели насилие и надругательство, зверство и казнь. Нам дано было непрерывное зрелище насилия. Достоевский стоял на эшафоте, отбыл каторгу. Толстой, в старости, возмущаясь казнями, писал: "намыльте веревку, захлестните на моей старческой шее", -- все же в их время насилия и истребления были детской игрой рядом с тем, что мы видели на своем веку.
   Из вопросов духа Мориак выбрал себе как бы специальностью милосердие. Оно его томит, жжет. Томит, как в ночи Ланд мучили шаги немецкого лейтенанта за стеной дома родного.
   И вот встреча с писателем новая, не в искусстве на этот раз, а в иной, и не низшей области.
   Предо мною его последняя, в день католической Пасхи, а в наше Вербное воскресенье, вышедшая статья. Единение народа в человечности -- вновь милосердие: призыв к нему. Встреча пасхальная. Лучшего и не найти для таких слов.
   Некий собрат по перу назвал Мориака в печати "пьяницей милосердия". Назвавшему есть чего постыдиться, названного украшает заушение. Опьянен милосердием -- слава Богу. Значит, жив человек. Если есть те, кого преследуют за милосердие, значит, жизнь еще не зверинец, Христов Лик не до конца затемнен.
   Русскому писателю, за которым стоит родная литература с вековым заветом сострадания и милосердия (с Пушкина, Гоголя, через Тургенева к Толстому, Достоевскому) -- в дни Пасхи радостно особенно встретить все то же, давнее и вечно живое и юное, ибо истинное, у писателя страны латинской.
   Да, Мориак, мы люди разных стран, разных народов, языков. Но наше великое счастье в том, что над нами стоит Вышний. Он дает руку. Он соединяет. Он делает так, что слова Ваши становятся мне ближе и родней, чем иные, сказанные на моем языке.
   Да хранит Вас Господь. Продолжайте быть гласом вопиющего в пустыне -- одинокой славой Вашей Родины.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Орган русских секций французской конфедерации тружеников христиан "Русская мысль". Париж, 1947. 19 апр. No 1. Заголовок рукописи: "Похвала милосердию". Печ. по изд.-- Зайцев Б. Дни. М.; Париж: YMCA-Press; Русский путь, 1995 (текст рукописи).
   С. 231. ...он был "резистант". -- "Резистант" (фр.)-- участник Сопротивления.
   С. 23Z ..."намыльте веревку, захлестните на моей старческой шее". -- См. примеч. к очерку "Казнь".
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru