Зайцев Борис Константинович
Уход Пастернака

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Зайцев Б. К. Собрание сочинений: Т. 9 (доп.). Дни. Мемуарные очерки. Статьи. Заметки. Рецензии.
   М: Русская книга, 2000.
   

УХОД ПАСТЕРНАКА

   В конце 1959 года Пастернак задумал писать пьесу. "Пожелайте мне, чтобы ничто непредвиденное извне не помешало ходу и, еще очень отдаленному, завершению захватившей меня работы. Из поры безразличия, с каким подходил я к мысли о пьесе, она перешла в состояние, когда баловство или попытка становится заветным занятием или делом страсти". В февральском (60-го г.) последнем письме он пишет об этом новом своем замысле: "Но Вам, лично Вам хочется мне сейчас свято и клятвенно пообещать и связать себя этой клятвой, что с завтрашнего дня все будет отложено в сторону... работа закипит и сдвинется с мертвой точки".
   Работа наверно и закипела, а судьба вела свою линию. Не знаю, успел ли он написать эту пьесу, но жизнь катилась к концу с той же стремительностью, с какой летят строки его писем, с какой всегда летела его душа. Есть жизни медленные, спокойно развивающиеся, есть катастрофические. К Пастернаку не шла никакая медленность и плавность. Весь он был полет и стремление, и изменение, и молодость. Ахматова давно и правильно о нем сказала, что он до конца пребудет юным. Да, он и остался, несмотря на возраст.
   Я в Москве мало его знал. Однажды, в 22 году, он принес мне отрывок своей прозы. Мне его проза понравилась и тогда (и сам он понравился): написано было крепко, мужественно, никаких вычурностей, но вполне своеобразно, крупнозернисто и ни на кого не похоже. Это тем более странно, что в те времена, по пылкости своего характера и влечению к "новому", он увлекался даже футуризмом и дружил еще с Маяковским.
   Потом надолго я потерял его из вида. Настоящая встреча заочно -- произошла только теперь, в эпоху "Доктора Живаго". Тут обнаружилось: не только бурность, но и глубина оказалась в нем. Долгий, скрытый, тайный внутренний путь проделал он за годы революции. "Царство Божие внутрь вас есть", и произрастает, как зерно горчичное. Будто бы незаметно, а меняет. Этот Пастернак был уже другой. Этому Маяковский уж никак не подходил. Со свойственной ему страстностью он даже ужаснулся -- его ранние метания показались ему теперь чуть не преступными. "Я успел, по несерьезности, очень много напутать и нагрешить". "Грех" у бывшего приятеля Маяковского! Но вот оказывается -- чуть не самобичевание (какой возврат к золотому веку русской литературы!).
   Теперь не мир крикунов, а Христов мир приоткрылся ему. Чтобы написать "Доктора Живаго", надо было много пережить и перестрадать. То, что накоплялось в душе, излилось в этом замечательном произведении, романе поэта, а не объективного романиста, бытописателя эпохи. Пастернак неизменно присутствует в нем лично, иногда заставляет героев своих говорить явно по-пастернаковски, но сам он настолько крупен, горяч, заразителен, что покоряет вполне (я вторично прочел весь роман вслух -- он выдерживает, не тускнеет и не умаляется).
   Не думаю, чтобы мировой успех романа зависел только от политики. Даже сквозь переводы нечто дошло до иностранной интеллигенции, покорило, а потом уже повело за собой массу (восторженные статьи, радио и т. п.).
   Сам Пастернак назвал в письме ко мне год Нобелевской премии "баснословным". Это и было так, конечно. И отвечало доброму вулканизму его натуры. Ему суждено было в жизни лететь, и он летел, со всем своим творчеством, планами, надеждами. Были, конечно, надежды сказать что-то в иной форме -- пьесы, драмы. И казались надежды эти вполне осуществимыми. Его видели этой зимой в Переделкине, передавали, что он был бодр, очень оживлен, всем интересовался, произвел самое лучшее впечатление. ("Только в движениях его была некоторая осторожность, точно он боялся за свое сердце".) А в общем очень, очень подходил к пейзажу русскому: лес, белочка, прыгавшая по соснам, стряхивая снег, простор.
   И вот оказалось все столь быстролетным. Как бы "расплата" за гром мировой славы в этот "баснословный" год. "Расплата"... -- но он ничем не провинился, напротив, вознес русскую литературу, имя русского писателя.
   Не нам понять тайны судеб, но к полету Пастернака все же идет и уход внезапный, в самом расцвете.
   Лицо его в гробу прекрасно. Да и весь путь открытого гроба из дому, на руках близких, мимо родных русских лесов, в сопровождении толпы молодых, простых русских лиц, и русский мостик деревянный над ручьем -- по нему медленно движется процессия -- все это превосходно и трогательно. Все говорит о глубокой связи с родной землей, родным народом.
   Уход Пастернака горестен. Еще одиноче становится. Но и еще ясней, что не все укладывается в повседневную трехмерность. Есть нечто, выводящее в вечность и в высший мир света. Быть может, смерть, особенно такого, как вот он, особенно приоткрывает окно: само лицо Пастернака в гробу говорит о нетленном, вечном.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Литературно-художественный и общественно-политический альманах "Мосты". Мюнхен, 1960. No 5.
   С. 369. "Пожелайте мне, чтобы ничто непредвиденное извне не помешало ходу работы". -- Из письма Пастернака Зайцеву от 4 октября 1959 г. Речь идет о пьесе "Слепая красавица", над которой работал Пастернак, но завершить не успел.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru