Засодимский Павел Владимирович
Много ли света в нашем просвещении?

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

МНОГО ЛИ СВѢТА ВЪ НАШЕМЪ ПРОСВѢЩЕНІИ?

I.

   Въ наше время никто не сомнѣвается, что цивилизація того или другого народа опредѣляется качествомъ его образованія вообще, и юношества въ особенности.
   Мы, русскіе, какъ народъ цивилизованный, тоже заботимся по своему о просвѣщеніи юношества, но сознательно ли заботимся? Это еще вопросъ. Сознаемъ ли мы насущную потребность образованія? Сознаемъ ли мы въ немъ силу и залогъ будущаго счастія нашихъ дѣтей? Какъ, повидимому, ни наивны эти вопросы, но мы желали бы, чтобы ихъ почаще возбуждало наше общество, чтобы надъ ними поглубже задумывались какъ учащіе, такъ и учащіеся. Я замѣчу только, что между процессомъ чтенія Гоголевскаго Петрушки и чтеніемъ Бокля лежитъ цѣлая пропасть различія.
   Вопросъ общій о сознательности нашего образованія я сдѣлаю болѣе частнымъ, перейдя къ вопросу о женскомъ образованіи -- и на этомъ вопросѣ, по возможности разъясню положеніе современнаго образованія вообще, и женскаго въ особенности.
   

II.

   Благодаря умному и честному слову, сказанному лучшими людьми нашего времени о женщинѣ и ея незавидномъ въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ положеніи, женское образованіе получило у насъ право гражданства, а послѣ освобожденія крестьянъ оно сдѣлалось жгучею необходимостью: многимъ матерямъ пришлось подумать о томъ, что ихъ дочери должны будутъ жить не даровымъ трудомъ мужика, а своимъ собственнымъ, и потому образованіе для нихъ будетъ не прихотью, не роскошью, а простымъ житейскимъ разсчетомъ. Прежніе пансіоны, принаровленные для воспитанія кисейныхъ и атласныхъ барышень -- этихъ милыхъ игрушекъ беззаботнаго и живущаго крѣпостнымъ трудомъ общества -- сдѣлались анахронизмомъ. Образованіе потребовало практическихъ цѣлей, удовлетворенія насущнымъ нуждамъ, которыя виднѣются въ перспективѣ. Надо учиться, чтобы ученіе облегчило добываніе хлѣба, и въ этой горькой истинѣ, какъ она ни горька для самолюбія многихъ, заключается вся задача будущихъ поколѣній.
   Разъ убѣдившись въ этомъ, мы примирились съ необходимостію открыть женскія гимназіи.
   Въ 1858 г. была основана обществомъ одного добропорядочнаго губернскаго города женская гимназія (въ какомъ городѣ именно не упоминаю: мало ли у насъ добропорядочныхъ городовъ на Руси!). Городъ этотъ, построенный на болотистой низѣ, впервые упоминается въ XIII вѣкѣ, а въ XV столѣтіи онъ былъ ужь -- какъ значится и въ географіи -- однимъ изъ видныхъ русскихъ городовъ. Городъ имѣетъ свою исторію, свой героическій періодъ, свои святыни и преданія, словомъ -- городъ древній и, какъ всѣ древніе города, городъ запущенный, заброшенный, глухой; стоитъ онъ въ удаленіи отъ всѣхъ центровъ образованнаго русскаго міра, на угрюмомъ сѣверѣ, среди безконечныхъ равнинъ. Для удобства и я стану звать его "Глухимъ городомъ..." Жители его -- народъ добродушный, проникнутый церковнымъ благочестіемъ, одаренный удивительною способностью изъ мухи слона дѣлать и не лишенный притомъ нѣкоторой распущенности нравовъ.
   И вздумалось въ одно утро этому патріархальному городу основать свою женскую гимназію. Консерваторы (ихъ много въ "Глухомъ городѣ") поморщились про себя, видя нововведеніе, а либералы (ихъ тоже, конечно, много) въ день открытія гимназіи помянули добрымъ словомъ прогрессъ и погладили другъ друга но головкѣ. Какъ бы тамъ ни было -- гимназія женская основалась, въ чемъ удостовѣряла и надпись на углу одного большого каменнаго дома. Сначала боязно вступали въ нее дѣвушки, но скоро убѣдившись, что въ гимназіи не ломаютъ ни реберъ, ни зубовъ, а чему-то учатъ, стали посѣщать ее охотно.
   Въ настоящее время въ женской гимназіи считается по оффиціальнымъ источникамъ 122 учащихся, 10 учителей и 7 учительницъ, съ начальницей во главѣ. Въ гимназіи преподается: законъ Божій, русскій яз., математика, исторія, географія, физика, естественная исторія, рукодѣлье и чистописаніе, для желающихъ сверхъ того французскій и нѣмецкій яз., рисованіе и танцы.
   Читая программу, думаешь: "да чего еще надо!" а присмотришься и увидишь, что многое еще нужно. Способъ преподаванія въ женской гимназіи "Глухого города" ведется тотъ же, которому слѣдовали наши предки, внушая своимъ дѣтямъ слѣдующую осторожность: "учися грамотѣ, учися и держати умъ, высочайшаго не ищи, глубочайшаго не испытуй, но елико ти предано отъ Бога, си содержи".
   Въ программѣ гимназіи однакожъ стояли: геологія, ботаника и минералогія. Эти три науки извѣстны подъ именемъ: "естественная исторія" (физика же здѣсь составляетъ, какъ водится, отдѣльный циклъ званій.) Естественная исторія въ женской гимназіи проходится такъ мертво, въ такихъ тѣсныхъ рамкахъ, въ такомъ невинномъ видѣ, что она не просвѣщаетъ, а напротивъ еще затемняетъ болѣе взглядъ дѣтей на природу. Школа не освобождаетъ дѣвочку отъ той бездны предразсудковъ и суевѣрій, которыми пропитывается она подъ роднымъ кровомъ, благодаря дѣтской впечатлительности и неразумію родителей. Для нея всякая нелѣпость, которую вобьетъ въ нее словоохотливая старая няня, кажется живою, занимательною; все дѣльное въ школѣ для нея чуждо, мертвечиной отзывается... До поступленія въ гимназію дѣвочка боится грома, молніи, всего боится; того же боится она и по выходѣ изъ гимназіи... О самомъ обыкновенномъ, что чуть не ежедневно попадается на глаза, дѣвочка не имѣетъ даже и поверхностнаго понятія:-- что такое пробка, губка, жемчугъ? Изъ чего ткутся матеріи шелковыя, откуда шелкъ берется? Откуда и какъ добывается поваренная соль? Отчего, напримѣръ, у человѣка сердце бьется? все это для гимназистки было и есть и будетъ египетскою премудростью.
   Положимъ, рамки естественной исторіи тѣсны, но то, что уже есть, развѣ нельзя дать съ большею жизнію, не облекая его въ какія-то отвлеченныя формы, недоступныя и скучныя для дѣтскаго ума. Выходитъ то, что дѣвочка видитъ въ животныхъ не живыя существа, не живые организмы, а такъ себѣ что-то въ родѣ картинокъ. Дѣвочка заучиваетъ и число зубовъ, и цвѣтъ шерсти и г. д., а понятія объ окружающей природѣ все-таки не имѣетъ. Спросите любую гимназистку: куда но зимамъ дѣваются лягушки? и, я ручаюсь, не отвѣтить ни одна... Впрочемъ, это животное съ появленія Базарова пріобрѣло въ нашемъ обществѣ печальную извѣстность; репутація этого животнаго стараніемъ г. Тургенева запятнана безповоротно... Но если взять вопросъ и попроще, то и тогда гимназистка мало выиграетъ...
   Географія, также какъ и естественная исторія, проходится въ женской гимназіи сухо, безжизненно; все окружающее, все близкое остается чуждо и непонятно. Преподается же эта наука все еще по Ободовскому, гдѣ и до сихъ поръ трактуется о ломбардо-венеціянскихъ королевствахъ и т. п. анахронизмахъ. Значитъ, учебникъ Ободовскаго удовлетворяетъ современнымъ требованіямъ? Значитъ, новѣе и лучше его ничего не явилось? Нѣтъ, читатель, это не значитъ пи то, ни другое, а просто значитъ то, что коммерческія стремленія въ дѣлѣ просвѣщенія берутъ верхъ надъ тѣми стремленіями, которыя должны бы стоять на первомъ мѣстѣ. Во время оно Ободовскаго было закуплено слишкомъ много; вѣроятно, распродать его хочется... Заучиваніе географическихъ мѣстностей, съ поясненіемъ ихъ отличительныхъ признаковъ, подающихъ, впрочемъ, ни малѣйшаго понятія объ отличіи ихъ, лежитъ исключительно на памяти ученицъ и не имѣетъ никакого отношенія къ развитію дѣтскаго ума.
   Исторія преподается по Иловайскому и вопросъ тоже прямо сводится отъ способа преподаванія на учебники. Учебникъ исторіи и до сихъ поръ представляетъ собою не исторію жизни всего человѣчества, а просто біографіи великихъ мужей, перечень фактовъ, даже ничѣмъ несвязанныхъ между собою. Впрочемъ, это не составляетъ особенности женской гимназіи "Глухого города".
   За то особенностью ея можетъ служить распредѣленіе по классамъ нѣкоторыхъ научныхъ предметовъ, распредѣленіе, признаемся, довольно странное и своеобразное, чтобы не сказать болѣе. Ученица 3-го класса, дѣвочка лѣтъ 14-ти, напримѣръ, не имѣетъ понятія о десятичныхъ дробяхъ, но въ тоже время отбарабанитъ вамъ "Персидскія войны", какъ "Отче нашъ", не упуститъ даже разсказать и о томъ, какъ Ксерксъ море усмирять изволилъ... Дѣвочка 3-го класса пребойко разскажетъ вамъ на французскомъ языкѣ о томъ, что "L'imitation de Jésus Christ" приписываютъ и Фомѣ Кемпійскому, и итальянцу Gersen'у, и французу Gerson'у, повѣдаетъ о томъ, кто написалъ "Des faits et bonnes moeurs du roi Charles cinq" и о многомъ другомъ, а о существованіи Гоголя или Бѣлинскаго дѣвочка и не подозрѣваетъ... Между тѣмъ можно сказать утвердительно, что знаніе дробей, но всему вѣроятію, понадобится въ жизни скорѣе, чѣмъ знаніе, напримѣръ, какой нибудь самохвальной надписи какого нибудь царя Леонида. Знакомство съ Бѣлинскимъ было бы въ тысячу разъ полезнѣе для развитія, чѣмъ съ войнами царя Сезостриса. Бѣлинскій одинъ изъ числа тѣхъ мыслящихъ людей, на произведеніяхъ которыхъ ростутъ и развиваются цѣлыя поколѣнія одно за другимъ; и слабыя-то стороны ихъ произведеній драгоцѣнны, ихъ уклоненія, такъ сказать, разумны, ихъ заблужденія -- законны, ихъ ошибки -- логичны: каждую ошибку ихъ можно логически прослѣдить до ея корпя. Одинъ подобный писатель сильнѣе двигаетъ общественное сознаніе впередъ, чѣмъ иная литература, взятая цѣликомъ... Отсюда прямой результатъ тотъ, что произведенія подобнаго писателя не должны забываться въ школѣ, если только она желаетъ развивать, а не притуплять юныя головы.
   Къ числу странностей, поражающихъ новичка въ описываемой женской гимназіи и могущихъ вредно вліять на ходъ образованія, можно отнести и го, по истинѣ, чудесное обстоятельство, что наставникъ, бывшій учителемъ чистописанія втеченіе цѣлыхъ десяти лѣтъ, вдругъ сдѣланъ учителемъ математики. Такое театральное превращеніе возможно объяснить только однимъ "здорово поживаешь". По метаморфоза эта, помимо всего, заставляетъ задуматься надъ собой потому, что многія дѣвочки слезно жалуются на то, что онѣ не могутъ понять арифметическихъ задачъ. Учитель же, съ своей стороны, вѣроятно, думаетъ: "что за мудрость преподавать первыя четыре правила арифметики!" Онъ такъ наивно думаетъ потому, что не умѣетъ думать. Объяснимся категорически. Преподавать четыре правила арифметики потому-то и мудрость, что они "первыя". Сверхъ того учитель не догадывается, по своей простотѣ, что кромѣ знанія первыхъ четырехъ правилъ арифметики (которыя онъ, быть можетъ, и знаетъ) нужно еще большое умѣнье передать свое знаніе другимъ такъ, чтобы и другіе могли уразумѣть его, а это еще, пожалуй, будетъ похитрѣе, чѣмъ заучить или даже понять первыя четыре правила. Переряженному учителю кажутся очень просты эти правила, онъ ихъ обзываетъ пустяками и т. п. унизительными прозвищами, простодушно удивляется тому, что дѣвочки не понимаютъ "такихъ пустяковъ", обвиняетъ ихъ въ разсѣянности, въ невниманіи и во всемъ томъ, въ чемъ испоконъ вѣка обвиняли и обвиняютъ бездарные наставники своихъ питомцевъ...
   Взялъ бы этого почтеннаго педагога, подверженнаго метаморфозамъ, какой нибудь астрономъ, знающій небо какъ свои пять пальцевъ, увелъ бы его къ себѣ на обсерваторію, разсказалъ бы ему кратко, но, на взглядъ астронома, удобопонятно о положеніи, напримѣръ, Сатурнова кольца въ отношеніи хоть Венеры, какъ планеты уже болѣе извѣстной и еще что нибудь въ томъ же родѣ, а потомъ бы спросилъ: "Поняли? Сдѣлайте одолженіе, повторите!" Но учитель бы, конечно, такого одолженія сдѣлать не могъ: многаго бы онъ не понялъ и мысленно обругалъ бы астрономію "тарабарской гранатой." Астрономъ же сталъ бы сильно удивляться: "какъ это не понимать такихъ простыхъ вещей, ясныхъ какъ Божій день. Астрономъ заподозрилъ бы превращеннаго учителя въ тупоуміи, упрекнулъ бы его въ невниманіи, въ разсѣянности.... Тогда бы только нашъ педагогъ сообразилъ, быть можетъ, что первыя четыре правила арифметики для дѣтей могутъ быть не такъ просты, какъ для него....
   Впрочемъ, подобныя превращенія не рѣдкость. Въ женской гимназіи привыкли къ тому, чтобы сапоги точалъ пирожникъ, а пироги бы пекъ -- сапожникъ.
   Особенно же оригинально преподаются въ женской гимназіи языки -- французскій и русскій. Преподаваніе этихъ предметовъ можетъ служить нагляднымъ доказательствомъ того, до чего въ состояніи дойти человѣческая глупость, если ей не противопоставить никакихъ препятствій.
   Въ 5 и 6 (послѣднемъ) классѣ изъ французскаго языка проходится по выпискамъ исторія французской литературы (на французскомъ языкѣ). Ну что же! Французы -- народъ хорошій и литература ихъ достойна всякаго почтенія.... Изучать исторію французской литературы -- дѣло весьма похвальное.... Но каково ведется это похвальное дѣло?
   Во-первыхъ, исторія французской литературы проходится вся, начиная со времени глубокой древности, со временъ галловъ -- до Виктора Гюго включительно и -- во-вторыхъ, вся она съ первой до послѣдней странички проникнута рутиннымъ духомъ, нестерпимымъ фразерствомъ и самою наивною неумѣлостью. А, между тѣмъ, при богатствѣ существующихъ матеріаловъ легко можно было бы составить очень порядочный очеркъ исторіи литературы французской, весьма удобопонятный и полезный для дѣвочекъ 16--17 лѣтъ. Составитель же записокъ, очевидно, взялся не за свое дѣло (впрочемъ, это -- какъ уже сказано -- не диво). А, быть можетъ, онъ пустилъ въ ходъ тѣ же самыя записки, по которымъ онъ обучался самъ французской литературѣ лѣтъ 20 тому назадъ. По та ли, другая ли причина способствовала появленію на свѣтъ такой исторіи литературы, но ни одна изъ лихъ не можетъ защитить составителя отъ упрека въ недобросовѣстности, или, по меньшей мѣрѣ, въ полнѣйшемъ незнаніи требованій современнаго образованія. Составитель-то, можетъ статься, имѣлъ доброе намѣреніе.... да почемъ знать! Мы корня не видимъ -- передъ нами плодъ.... Адъ, по словамъ Данта, вымощенъ благими намѣреніями....
   Болѣе подробная исторія начинается съ трубадуровъ и постепенно доходитъ до нашихъ дней. Много въ ней именъ, много годовъ, не мало и заглавіи сочиненій, между которыми попадаются и такія, о которыхъ бы и умолчать -- не грѣхъ.... Чтобы дать нѣкоторое понятіе объ этой исторіи, возьму что нибудь на выдержку.... "Franèois de Malhèbre né à Caen d'une noble et antique race -- значится въ запискахъ,-- fut presente à Henri IV par le cardinale Duperron comme le meilleur poète de l'époque...." Свѣденіями о рожденіи и смерти испещрены всѣ записки. Такимъ же образомъ говорится и о Корнелѣ, Мольерѣ, о Расинѣ, Буало, сложимъ о цѣлой массѣ придворныхъ поэтовъ, знаменитыхъ только своею ничтожностью.... Ученица, между прочимъ, узнаетъ, что Буало "mourut à Page de 75 ans," что Расинова "Андромаха" явилась въ свѣтъ въ 1667 году, что господинъ Gerson род. въ 1363, а умеръ въ 1429 г., что Christine de Pisan род. въ Венеціи въ 1363, а ум. въ 1423 г. и т. п. Упоминается, наконецъ, о Вольтерѣ и Руссо и исторія литературы ко всеобщему удовольствію заканчивается самоновѣйшими писателями, въ родѣ Ламартина.
   Пора оговориться. До сихъ поръ выписки я называлъ исторіей литературы, и называлъ ошибочно. Это не исторія литературы, это даже не біографіи литераторовъ, а просто собраніе некрологовъ. Я принялся бы, напримѣръ, пестрить листъ бумаги фразами въ родѣ слѣдующихъ: X. родился въ Монтобанѣ въ 1573 г., написалъ Клитемнестріаду, ум. въ 1608 г. W. род. въ Э. (Аіх), въ 1625 г. написалъ 10 трагедій и 2 драмы, ум. въ 1672 г., ну и т. д. Неужели бы это вышла исторія литературы? Назовите собраніемъ некрологовъ, мараньемъ, назовите, какъ хотите,-- только исторіей литературы назвать нельзя.... Если бы тамъ и сямъ не попадались на глаза рубрики разныхъ сочиненій, то таковая исторія литературы сильно бы напоминала сборникъ надгробныхъ надписей.
   Впрочемъ, о нѣкоторыхъ посредственностяхъ, въ родѣ Буало, идутъ -- въ видѣ исключенія -- пустыя разглагольствованія на нѣсколькихъ страницахъ. Что же касается значенія лучшихъ представителей французской мысли XVIII вѣка, общей картины умственнаго движенія, повліявшаго на всю Европу, то объ этомъ не говорится ни полслова. Гдѣ же тутъ исторія французской литературы, когда ученица знакомится изъ нея съ одними пустыми риторами и напудренными драматургами, въ родѣ бездушнаго, холоднаго и ходульнаго Расина.
   Ну а какъ преподается русскій языкъ?
   Въ первыхъ классахъ изъ русскаго языка проходится грамматика, о прохожденіи ея пока ничего не скажу, а перейду къ двумъ послѣднимъ, старшимъ классамъ, какъ болѣе интереснымъ, для читателя.
   Въ пятомъ классѣ преподается стилистика и тоже по выпискамъ, составляемымъ самимъ учителемъ. Стилистика, какъ извѣстно, -- ученіе о слогѣ, но учитель ужь чрезвычайно оригинально объясняетъ многое въ этомъ ученіи. Возьмемъ что нибудь на выдержку: "если аллегорія, говорится въ выпискахъ, разсказываетъ или о людяхъ, или о предметахъ одушевленныхъ, но не придавая имъ такого смысла, то подобный разсказъ называется притчею или параболою.," Въ этой фразѣ нѣтъ никакого смысла. Изъ нея мы узнаемъ только, что что-то называется параболой, а что именно -- остается угадывать. "Если иронія, говорится въ выпискахъ, бываетъ соединена съ злобною ѣдкостью, то называется сарказмомъ", и проч. Невѣроятно, чтобы дѣвочки поняли изъ этой фразы сущность сарказма! Слово "апатія" учитель объясняетъ такъ: "апатія -- отсутствіе всякой любви къ чему бы то ни было...." Объясненіе -- невѣрно. Апатія -- отсутствіе не только одной любви, но отсутствіе и злобы, и мести и вообще всего того, что называется чувствомъ, страстью....
   Тетрадки ученицъ, очевидно, никѣмъ не просматриваются, потому и встрѣчаются въ нихъ весьма курьезныя вещи. Возьмемъ, напримѣръ, то мѣсто выписокъ, гдѣ трактуется объ употребленіи иностранныхъ словъ въ русской рѣчи: "вполнѣ законно употребленіе такихъ иностранныхъ словъ, гласятъ лекціи.-- которыя относятся къ извѣстной паукѣ или къ извѣстному токарству. напр.; анатомы -- частичка недѣлимая...." Хотя учитель объясняетъ и странно нѣкоторыя слова, но мнѣ ужь не вѣрится, чтобы она" слова: "анатомъ" и "частичка недѣлимая" сопоставилъ какъ слова равнозначущія, синонимы. Это, конечно, недосмотръ.... Хороню если бы подобные недосмотры были дѣйствительно недосмотрами, а не крайнимъ невѣжествомъ педагога.
   Надъ изученіемъ такой стилистики проходитъ цѣлый годъ....
   Въ шестомъ классѣ иногда преподается исторія русской литературы, иногда -- нѣтъ: въ женской гимназіи все зависитъ отъ личнаго элемента. Если учитель трудолюбивъ и здоровъ, такъ исторія литературы проходится; а въ противномъ случаѣ просимъ не взыскать.... Отъ такого порядка дѣлъ происходятъ то, что изъ десяти выпусковъ -- два бываютъ немного знакомы съ отечественной литературой, а восемь выпусковъ и понятія о ней не имѣютъ. Впрочемъ, здѣсь народъ положительный и удивляться ничему не привыкъ.... Такъ, напримѣръ, для всѣхъ рѣшительно все равно, что нынѣ въ 6-мъ классѣ женской гимназіи проходится нѣчто въ родѣ "Теоріи словесности". Если бы, вмѣсто "Теоріи словесности" учитель вздумалъ читать лекціи хиромантіи -- никто бы въ "Глухомъ городѣ" и ухомъ не повелъ.
   Такъ, я сказалъ, нынѣ въ 6-мъ классѣ проходится нѣчто въ родѣ теоріи словесности, и проходится опять-таки въ высшей степени безтолково.
   Въ разборѣ, напр., "Недоросля", этого любимаго конька всѣхъ учителей словесности, -- въ выпискахъ значится, что "фонъ-Визинъ заставляетъ Стародума говорить словами Наказа. Да знаютъ-ли, полно, гимназистки-то, что такое за штука "Наказъ"-то! Опять-таки неизвѣстное поясняется неизвѣстнымъ... Разсказъ о Грибоѣдовѣ заключается собственно въ разсказѣ содержанія его комедіи; между прочимъ въ выпискахъ приводятся и нѣкоторые стихи, какъ-то:
   
   "Какъ станешь представлять къ крестишку, иль къ мѣстечку,
   Ну, какъ не порадѣть родному человѣчку!.."
   
   Устами Фамусова очень язвительно говоритъ Грибоѣдовъ... А между тѣмъ, въ той же самой гимназіи, гдѣ читаются такіе злобные стихи, очень радѣютъ по только "родному," но и просто даже хорошо "знакомому" человѣчку -- и изъ лицъ въ ней служащихъ "чужіе очень рѣдки. Все больше сестрины, свояченицы дѣтки" и т. д. Все это, конечно, очень похвально, если смотрѣть на дѣло образованія, какъ на средство къ скрѣпленію родственныхъ узъ, но тѣмъ не менѣе... Въ лекціяхъ сказано, что Гоголь род. въ полтавской губ., въ миргородскомъ уѣздѣ, гдѣ учился, гдѣ служилъ -- все есть, только не имѣется очерка его литературной дѣятельности.
   Въ исторіи литературы, какъ русской, такъ и французской, наставниками обращается большое вниманіе на то, когда женился и какихъ лѣтъ жену имѣлъ извѣстный писатель. Для статистики такія знанія, можетъ быть, и пригодны, но въ исторіи литературы являются онѣ лишнимъ баластомъ, котораго и такъ много... Вѣдь ужь если вдаваться въ такого рода подробности, то слѣдуетъ сказать, на которомъ году послѣ брака у такого-то писателя ребенокъ родился и многое другое. И это будетъ логично. Значитъ, эта черта можетъ служить характеристическимъ отличіемъ записокъ о литературѣ, предназначенныхъ для воспитаницъ женской гимназіи. Почему это такъ, я рѣшать не берусь, какъ и многое другое изъ той бездны нелѣпостей, которая повсюду возстаетъ передо мной... "Христина де-Пизанъ, значится въ выпискахъ, рано вышла замужъ, скоро послѣ того овдовѣла и осталась съ дѣтьми на рукахъ." -- "Шекспиръ женился на девятнадцатомъ году, жена была старше его" и т. д.
   Тетради довольно объемистыя, труда гимназисткамъ много, а все-таки приходится повторить старую-престарую поговорку:
   
   Non milita, sed multum.
   
   Въ женской гимназіи учатъ еще шить, вышивать, вязать и танцевать. Этого рода знаніе есть единственно практическое знаніе изъ всего того, что почерпаетъ гимназистка въ стѣнахъ своей гимназіи. Тотчасъ по выходѣ, или даже еще въ гимназіи оно прилагается съ успѣхомъ въ дѣствительной жизни для шитья, напримѣръ, рукавчиковъ, для вязанья прошивокъ въ кринолины и т. д. А о танцахъ нечего и говорить...
   Впрочемъ, рукодѣлью-то обучали женщинъ изъ XIII вѣкѣ, да еще, пожалуй, и ранѣе, когда нашего "Глухого города" и на свѣтѣ не было. Слѣдовательно, благодарить систему образованія за такое полезное обученіе намъ, людямъ XIX вѣка -- рѣшительно не за что...
   

III.

   Изъ бѣглаго обзора преподаваемыхъ предметовъ и способа ихъ преподаванія оказывается, такимъ образомъ, что образованіе въ женской гимназіи не имѣетъ ничего общаго съ развитіемъ дѣтей, а есть дѣло чисто-формальное, исполняемое по найму и по приказанію начальства.
   Кто же замѣшанъ въ этомъ дѣлѣ? Кто двигатели его?
   Три рода дѣятелей: родители, наставники и просвѣщаемые субъекты.
   Какъ же они всѣ относятся къ своему дѣлу? Въ отвѣтѣ на такой вопросъ должно заключаться указаніе причины, почему у насъ въ "Глухомъ городѣ" нейдетъ на ладъ дѣло женскаго образованія.
   Нѣкоторые родители смотрятъ на женскую гимназію весьма благосклонно: имъ пріятно быть въ той сладкой увѣренности, что дочекъ ихъ станутъ звать "дѣвицами образованными." И въ самомъ дѣлѣ дочки будутъ знать: гдѣ протекаетъ рѣка Пилъ, гдѣ Китайская стѣна стоитъ, кто былъ Киръ и Семирамида, Буало и сотни другихъ мудреныхъ личностей. Родительскому самолюбію очень и очень лестно имѣть дочь, знающую множество подобнаго, никому и ни къ чему негоднаго хлама... Родители недостаточнаго состоянія видятъ въ гимназіи просто богоугодное заведеніе, въ которомъ подъ видомъ какихъ-то аттестатовъ и дипломовъ, выдаются ручательства въ томъ, что дщери ихъ не умрутъ съ голода, имѣя право и возможность поступить въ гувернантки... Но чему дщери научатся въ гимназіи и чему потомъ станутъ сами учить -- родителямъ нѣтъ дѣла... Есть родители, которые учатъ своихъ дочерей единственно потому, что ихъ всѣ учатъ: Анна Савьшна учитъ свою Машу потому, что Дарья Фоминишна учитъ свою Варю и наоборотъ... Водятся въ "Глухомъ городѣ" и такіе родители, которые видятъ въ образованіи необходимое зло и допускаютъ его только въ самыхъ тѣсныхъ рамкахъ. Изъ сказаннаго, конечно, не слѣдуетъ, что только родители послѣдней категоріи одержимы свѣтобоязнью. Нѣтъ! просвѣщенія боятся вообще всѣ родители, но боязнь свою не выказываютъ. Есть, наконецъ, и такіе родители -- ихъ большинство, -- которые смотрятъ на образованіе, какъ на роскошь, какъ на дессертъ... Разъ мнѣ пришлось слышать, какъ мамаша говорила о своей дочери, некончившей курса гимназіи:
   -- Взяла я ее, разсуждала мамаша.-- Съ нее довольно! Четыре года поучилась -- ну, и будетъ...
   И говорилось это такимъ тономъ, какъ будто бы мамаша хотѣла сказать: "погуляла, потѣшилась и за дѣло приниматься надо. Нора!" Я въ чемъ состоитъ все дѣло, за которое такъ спѣшитъ усадить мамаша свою дочь,-- читатель скоро узнаетъ.
   Учителя и учительницы, съ начальницей во главѣ, смотрятъ на гимназію благосклонно по той простои причинѣ, что гимназіи имъ хлѣбъ даетъ. Дѣло образованія, какъ и многое другое, служитъ у насъ предметомъ эксплуатаціи. Равнодушіе къ дѣтямъ убійственное; преподаваніе сонное и вялое, отбываемое, какъ крѣпостная работа. Если бы дѣвочка обратилась за объясненіемъ непонятной для лея фразы или идеи къ самому учителю, то онъ навѣрное осадилъ бы ее слѣдующимъ внушеніемъ: "а почему не слушаете, когда говорятъ всѣмъ." Это значитъ -- прошу впередъ не безпокоить насъ. И, разумѣется, никто не обращается. Знаю я, тяжела обязанность учителя, если исполнять ее добросовѣстно, но спрашивается: зачѣмъ же люди не откажутся отъ непосильной работы, а продолжаютъ отбывать ее, какъ прежде отбывали барщину крестьяне! Мужичокъ, бывало, худо ли, хорошо ли -- отстукалъ три дня въ недѣлю да и баста! Но мужички за такое отбываніе барщины не требовали благодарности, хотя бы и имѣли право; наставники же требуютъ себѣ отъ общества благодарности и почтенія, не имѣя на нихъ никакихъ правъ... Вотъ чѣмъ они разнятся отъ прежнихъ барщинпиковъ!
   Между наставниками и обществомъ выходитъ недоразумѣніе, и ледоразумѣніе тѣмъ болѣе непріятное, что оно въ концѣ концовъ можетъ обратиться въ рѣшительное непониманіе другъ друга...
   Въ одной басенкѣ Крыловъ говоритъ о томъ, какъ мартышку злость взяла и зависть на то, что мужичку, работавшему на полѣ, всякій прохожій говорилъ: "Богъ на помочь". Захотѣлось и мартышкѣ добиться благодарности, вздумала она трудиться... "Нашла чурбанъ, и ну надъ нимъ возиться!
   
   Хлопотъ,
   Мартышкѣ полонъ ротъ:
   Чурбанъ она то понесетъ,
   То такъ, то сякъ его обхватитъ..."
   
   Измучилась совсѣмъ, бѣдняжка, вспотѣла -- а добраго слова не могла ни отъ кого дождаться. Къ этой басенкѣ есть и нравоученіе такого рода:
   
   "Какъ хочешь ты трудись;
   Но пріобрѣсть не льстись
   Ни благодарности, ни славы,
   Коль нѣтъ въ твоихъ трудахъ ни пользы, ни забавы."
   
   Найдутся и въ женской гимназіи, какъ во всякомъ учебномъ заведеніи, н£ь учителей человѣка два дѣльныхъ, мыслящихъ, но эти двѣ свѣтлыя точки тонутъ и безслѣдно пропадаютъ на темномъ фонѣ цѣлаго...
   

IV.

   Ученицы по большей части относятся къ своей гимназіи апатично.
   Вліяніе родителей, начинающееся съ колыбели и сопровождающее ихъ всюду по стезѣ жизни до самой могилы, дѣйствуетъ сильно и на ихъ взгляды, на отношенія ихъ къ гимназіи и вообще къ ученью. Дѣвочки заботятся не о качествѣ знанія, не о дальнѣйшихъ результатахъ его пріобрѣтенія, а о баллахъ и дипломахъ. Этотъ взглядъ -- взглядъ чисто-коммерческаго человѣка, кулака, на образованіе легко усвоивается самыми маленькими дѣвочками: десятилѣтняя, какъ и семнадцатилѣтняя, гимназистка бредитъ уже о пяти (высшій баллъ) и пуще всякаго грѣха боится единицы... Вліяніе родителей обязательно отклоняетъ ихъ отъ всякой критики, отъ всякаго анализа и погружаетъ ихъ въ сонное довольство хорошими баллами... "Что тутъ за умствованія и къ чему они? Только бы знать -- а что знать? Не всели равно... Худому не научатъ..."
   Если дѣвочка дурно занимается, т. е. если она получаетъ дурные баллы -- ее дома ожидаютъ упреки, слезы матери, брань отца, насмѣшки братьевъ и сестеръ, и даже -- случается -- замѣчаніе кухарки или горничной: "для че, барышня, урока-то не вытвердила!" Если же дѣвочка получаетъ баллы хорошіе, то ее хвалятъ и, смотря по возрасту, или покупаютъ ей бонбошекъ, или заказываютъ для нея новое платьице... Особенно послѣднее внушаетъ дѣвочкѣ мысль о необходимости хорошо учиться, т. е. получать пять.
   И въ женской гимназіи есть лѣнивые субъекты, но если считать среднимъ числомъ, то прилежныхъ субъектовъ окажется гораздо болѣе въ женской гимназіи, чѣмъ въ мужской, хотя общее число субъектовъ послѣдней значительно болѣе числа первой. 3/4 ученицъ, т. е. Почти 90 -- непремѣнно хорошія ученицы. Я не могу допустить того предположенія, что дѣвочки почему либо умнѣе, способнѣе мальчиковъ: я основываюсь на точныхъ фактахъ, добытыхъ наукою, на исторіи положенія женщины и на теоріи Дарвина... По допустимъ, что мальчики и дѣвочки равно развиты, равно способны. Вопросъ: почему же мальчики учатся хуже дѣвочекъ -- все-таки остается нерѣшеннымъ, а рѣшить его, между тѣмъ, очень просто: стоитъ только припомнить, что и понынѣ въ большей части нашихъ учебныхъ заведеній зубренье и долбленье замѣняетъ пониманіе заученаго. Многіе наставники и понынѣ требуютъ только того, чтобы ученики отвѣчали имъ безъ запинки. Это ужь sine qua non. "Хоть ври, да говори!" -- Это собственныя слова одного достопочтеннаго педагога "Глухого города".
   Дѣвочка, привыкшая съизмала къ механическому труду, не видитъ ничего особенно тяжелаго въ зубреньи уроковъ и, очень естественно, что, поступивъ въ гимназію, она и на ученье начинаетъ смотрѣть какъ на трудъ чисто-механическій. Если дѣвочка не понимаетъ урока, что случается, конечно, нерѣдко, то она -- трудолюбива, усидчива: кропотливое вязанье, огромные мотки нитокъ, безконечныя прошивки научили ее терпѣнію, она заучиваетъ непонятый урокъ слово въ слово, на завтра отвѣчаетъ его безъ запинокъ и получаетъ хорошій баллъ. Гимназистъ же, не понимая урока, забрасываетъ книжку подальше; зубрить у него не достаетъ охоты: его вѣдь не пріучали съ малыхъ лѣтъ корпѣть за механической работой. На другой день онъ не знаетъ урока -- ему учитель ставитъ дурной баллъ. И вотъ причина -- почему гимназистки, повидимому, учатся лучше гимназистовъ.
   Въ одной изъ своихъ статей нашъ почтенный сотрудникъ, г. Шелгуновъ, совершенно вѣрно замѣтилъ о забитомъ видѣ гимназистовъ. Гимназистки же за то цвѣтущи и здоровы, какъ нельзя лучше. Я объясняю это внѣшнее различіе различіемъ внутреннимъ, различіемъ способовъ ученья. Гимназистъ не покоряется безъ борьбы необходимости зубрить и зубрить; гимназистка же легко примиряется съ своею участью... Въ зубреньи -- для гимназистки не существуетъ труда, и борьбы въ ней не происходитъ... Отъ того-то она такъ свѣжа и здорова, отъ того-то ея глазки и взглядываютъ на васъ такъ открыто, весело...
   Память у гимназистокъ развита до чрезвычайности. Неудивительно, если онѣ могутъ назвать страницу и параграфъ учебника, гдѣ находится искомое мѣсто. Но такъ какъ одна способность, развившись далѣе положеннаго предѣла, развивается уже въ ущербъ другимъ способностямъ, то чѣмъ болѣе, слѣдовательно, развивается память, тѣмъ болѣе притупляется мыслительная способность. Память у гимназистки постоянно упражняется и потому крѣпнетъ, мыслительная же способность, рѣже употребляемая въ дѣло, бездѣйствуетъ, а и слѣдствіе того слабнетъ все болѣе и болѣе. Постоянное зубренье обусловливаетъ развитіе памяти, а развитіе памяти, въ свою очередь, гарантируется вѣчнымъ зубреньемъ... Вотъ коренной, самый гибельный недостатокъ женскаго образованія. Вотъ чѣмъ объясняется нерасположеніе женщинъ серьезно вдумываться; вотъ чѣмъ объясняется ихъ умственная лѣнь, вялость...
   И, благодаря зубренью, въ женской гимназіи происходятъ иногда удивительнѣйшія вещи. Я разскажу не анекдотъ, а настоящую быль... О началѣ театра во Франціи разсказывается въ выпискахъ изъ исторіи французской литературы, въ статьѣ подъ заглавіемъ: Poésie dramatique au moyen âge... Учитель однажды полюбопытствовалъ -- и спрашиваетъ:
   -- Mademoiselle N, скажите-ка о началѣ театра во Франціи?
   Mademoiselle N хлопаетъ глазами, а о началѣ театра ни гугу.
   Учитель удивляется и обращается съ тѣмъ же вопросомъ къ mademoiselle М. Получивъ такой же безмолвный отвѣтъ, онъ обращается къ m-lle X, затѣмъ къ m-lle Y и т. д. Но все напрасно. Самыя лучшія ученицы не даютъ желаемаго отвѣта и, между тѣмъ, всѣ отлично знаютъ о началѣ театра во Франціи, только... подъ другимъ заглавіемъ...
   И вотъ, собравшись учить урокъ, взявъ книжку, сотворивъ крестное знаменіе, гимназистка убирается въ свой уголокъ, затыкаетъ уши, зажмуриваетъ глаза и, покачиваясь изъ стороны въ сторону, погружается въ хаосъ непонятныхъ для нея фразъ.
   Зайдите въ урочное время въ какой нибудь домъ въ "Глухомъ городѣ" -- и если вы услышите въ домѣ неясный гулъ, слабый трескъ, похожій на трескъ кузнечика -- это значитъ, что въ домѣ есть непремѣнно гимназистка и что гимназистка упражняется въ языкоточеніи... Но все это было бы смѣшно, когда бы не было такъ грустно...
   Для гимназистки не существуетъ наукъ, разъясняющихъ явленія природы и жизнь общества; для нея существуютъ только классы: географіи, исторіи, физики и др. Но связи въ наукахъ для нея никакой нѣтъ. Вычеркните зоологію или географію, поставьте вмѣсто ихъ изученіе санскритскаго языка или кабалистику -- ей рѣшительно все равно: изъ санскритскаго языка и изъ кабалистики можно будетъ получать пять... Въ итогѣ же такового ученья выходитъ страшный сумбуръ; голова гимназистки обращается въ калейдоскопъ: знаній оказывается не мало, но всѣ знанія -- безъ связи, безъ системы; мертвымъ матерьяломъ лежатъ.
   Въ женской гимназіи "Глухого города" шесть классовъ, слѣдовательно, дѣвочки, вообще говоря, кончаютъ курсъ на 16 или 17 году... Что приготовляетъ изъ нихъ гимназія? Изъ сказаннаго видно, что она не можетъ выпускать въ жизнь развитыхъ женщинъ, сознающихъ свое достоинство, свои человѣческія права и обязанности, выработавшихъ въ себѣ силы идти безъ поддержки. Изъ гимназіи рѣдко выходятъ даже порядочныя матери семействъ, а образованныя гражданки -- никогда.
   Что же приготовляетъ изъ своихъ питомицъ гимназія?
   Гимназія приготовляетъ прежде всего невѣстъ, которыя со школьной скамьи тотчасъ же пускаются по ассамблеямъ за ловлей жениховъ. Idée fixe дѣвушки, кончившей курсъ въ женской гимназіи "Глухого города" -- развлеченья, наслажденія -- подъ какимъ бы видомъ они ни проявлялись: въ образѣ ли бала, катанья, гулянья ли съ музыкой или наряда... все равно! Эта idée fixe мѣшаетъ дѣвушкѣ спать по ночамъ, логически мыслить и чувствовать по-человѣчески. Всю жизненную дѣятельность такой дѣвушки можно резюмировать такимъ образомъ: погоня, во-первыхъ, за аттестатомъ, во-вторыхъ, за женихомъ; мотивомъ погони за тѣмъ и за другимъ служитъ жажда наслажденій.
   Дѣвушка "Глухого города" способна на каждомъ шагу влюбиться по уши, лить украдкой слезы, при свѣтѣ мѣсяца и звѣздъ, и отирать ихъ носовымъ платкомъ... Лучшая изъ нихъ способна даже и полюбить, т. е. почувствовать къ мужчинѣ такое сильное, непреодолимое влеченіе, которое заставитъ ее выйти замужъ, прожитъ съ мужемъ года два-три душа въ душу, еще года три -- смирненько и ладненько, а тамъ ужь, какъ Богъ велитъ... Такимъ образомъ, сначала добываніе аттестата, а затѣмъ пріисканіе жениха, мужа -- составляютъ первую цѣль жизни; пріисканіемъ средствъ къ ея достиженію наполняется первая половина жизни женщины. Затѣмъ цѣлью является непосредственно наслажденіе, развлеченье, т. е. способъ незамѣтно и пріятно убить остающуюся половину жизни. Не пародія ли это на разумное существованіе разумнаго божьяго созданія?
   Вся -- и рѣшительно вся -- жизнь тратится на мелочи. Полюбитъ ли женщина, полюбитъ единицу, человѣка, и въ этой личной, единичной любви похоронитъ себя, какъ въ могилѣ, замкнется въ своемъ микроскопическомъ міркѣ, изолируется отъ всего живого, общаго. Иная женщина полюбитъ даже и идеи тѣ, которыми дорожитъ любимый мужчина -- но и только... Это -- maximum. Но вѣдь она также въ состояніи полюбить и халатъ своего милаго, его собаку, его туфли... Но нельзя ожидать, чтобы женщина полюбила убѣжденія за то, что они честныя убѣжденія, идеи за то, что онѣ полезныя идеи: ни воспитаніе, ни образованіе не даетъ возможности любить женщинѣ добро за добро и предпочитать полезное пріятному... Чувство и умъ женщины тратится по мелочамъ -- и тѣсное, узкое поприще, на которомъ они расточаются такъ себѣ случайно, зря -- остается поприщемъ неблагодарнымъ...
   Если дѣвушкѣ "Глухого города" неудается долго выйти замужъ, она выдумываетъ себѣ привязанности: являются любимыя кошечки, птички, собачки и на нихъ-то растрачивается дѣятельность, лучшія силы молодости, которыя, при иномъ направленіи, при иныхъ условіяхъ воспитанія и образованія, могли бы принести плоды богатые. Если же дѣвушкѣ посчастливится выйти замужъ -- она замужемъ ищетъ развлеченій и находитъ ихъ въ поцѣлуяхъ мужа и въ ассамблеяхъ. Надъ серьезнымъ дѣломъ она такъ сладко зѣваетъ, что въ состояніи усыпить весь домъ... Несмотря на развлеченья -- времени досужаго много остается. Куда его дѣвать? На что употребить? Приходится поневолѣ скучать да сплетничать, сплетничать да скучать... Вотъ и причина, почему "Глухой городъ, такъ падокъ до сплетенъ... Иная женщина дѣятельная, трудолюбивая схватывается за хозяйство, за няньчанье дѣтей, какъ за послѣднее спасеніе отъ отупѣнія. Она погружается въ хозяйство и современемъ начинаетъ убѣждаться, что, дѣйствительно, назначеніе ея рожать дѣтей. Почему? Да потому, что всѣ женщины рожаютъ... Если разсудить по такой логикѣ, то можно забрести въ порядочный лѣсъ. Выйдетъ, напр., что назначеніе людей -- ѣсть и пить, потому что всѣ ѣдятъ и пьютъ...
   Такимъ-то образомъ идутъ и проходятъ годы, а покой породы отцовъ и матерей, о которой мечталъ еще Бецкій -- нѣтъ и нѣтъ...
   Намъ могутъ возразить, что мы ничего не созидаемъ... и мы согласимся съ этимъ. Мы остаемся только вѣрны нашему направленію. Только послѣднее отрицаніе должно быть горше перваго... Нельзя молчать, глядя на умственное фиглярство, которому подвергаютъ нашихъ женщинъ... Еще не очень давно въ нашей журналистикѣ проводились тѣ мысли, что образованіе женщинъ -- гибель и больше ничего. Умилительно видѣть, какъ добрые люди съ мельницами сражаются... Въ виду всѣхъ этихъ фактовъ, пропущенныхъ, какъ мнѣ помнится, въ свое время безъ вниманія добросовѣстною частью нашей литературы, въ виду написанныхъ и ненаписанныхъ еще романовъ Стебницкаго, Авенаріуса и т. п. убожествъ -- молчаніе невозможно. Ужь не думаетъ ли большинство родителей, что въ вашемъ просвѣщеніи много свѣта.
   Чтобы вывести изъ апатіи наше школьное образованіе, намъ необходимо допустить совмѣстныя школы, гдѣ бы мальчики и дѣвочки учились вмѣстѣ. Соревнованіе -- одна изъ сильныхъ пружинъ умственнаго развитія -- оживила бы ученіе и того и другого пола. При нашей замкнутой семейной и бѣдной содержаніемъ общественной жизни это почти единственный стимулъ для поднятія энергіи и возбужденія мысли въ учащемся юношествѣ. Опытъ американскихъ школъ ясно показалъ, какіе благіе результаты вытекаютъ изъ совмѣстнаго обученія. Но мы, конечно, не американцы, и у насъ можно бояться за грубости и пошлости, неизбѣжныя въ совмѣстной школѣ, но развѣ ихъ нѣтъ въ самой жизни? Развѣ ихъ нѣтъ въ семействѣ? По крайней мѣрѣ, въ школѣ они были бы гораздо сдержаннѣе и, подъ вліяніемъ взаимнаго уваженія учащейся молодежи, скоро изчезли бы. Это вѣрно, что онѣ изчезли бы, и слѣдовательно, бояться ихъ нечего.

П. Засодимскій.

"Дѣло", No 1, 1870

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru