Зазулин Иван Петрович
Гроза

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Набросок).

   

БЕЗЪ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ЦЕНЗУРЫ

??!!

ОКОЛО ЖЕНЩИНЪ

РАЗСКАЗЫ ИЗЪ ЖИЗНИ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13
1891

   

Гроза.

(Набросокъ).

   Казалось, что все небо вспыхивало синеватыми огоньками, а по лѣсу проносился безпрерывный рокотъ грома. Ливень съ шумомъ падалъ на листья качавшихся деревьевъ.
   По тропинкѣ лѣса шагомъ пробирался всадникъ. Лошадь фыркала и поглядывала по сторонамъ. Всадникъ не сводилъ глазъ съ тропинки и при всякомъ блескѣ молніи давалъ шпоры лошади, но та, сдѣлавъ нѣсколько прыжковъ, снова шла шагомъ.
   Сверкнула стрѣлой молнія, озаривъ на мгновеніе весь лѣсъ, и тотчасъ раздался страшный ударъ грома, словно всѣ деревья треснули и съ грохотомъ повалились другъ на друга.
   Лошадь при блескѣ молніи и при ударѣ грома отшатнулась въ сторону, а всадникъ зажмурился и приникъ къ сѣдлу. Громовой ударъ продолжительнымъ раскатомъ пошелъ по лѣсу.
   -- Однако, не ночевать же тутъ!-- сердито проговорилъ всадникъ и, дернувъ поводья, сильно пришпорилъ лошадь; та галопомъ пустилась по тропинкѣ, раскинувшейся черной лентой между толстыми стволами деревьевъ. Вдали показался просвѣтъ.
   Слабо блеснула молнія и освѣтила избушку на обширной лужайкѣ.
   Лошадь, какъ бы почуявъ близость жилья, побѣжала быстрѣе.
   Въ окнѣ избушки показался огонекъ.
   -- Наконецъ-то! проговорилъ всадникъ. Подъѣхавъ къ избушкѣ, онъ круто повернулъ лошадь къ окну и принялся громко барабанить по стеклу.
   -- Кто тамъ?-- послышался глухой голосъ изъ избы.
   -- Откройте! откройте! нетерпѣливо проговорилъ всадникъ.
   У входной двери послышались шаги, ворчаніе и звяканье засова. Наконецъ дверь отворилась и на порогѣ показался старикъ, сѣдой какъ лунь, съ круглой бѣлой бородкой.
   -- Аль заблудился, родимый?
   -- То-то -- что заблудился, нельзя ли у тебя до разсвѣта посидѣть, да пообсохнуть?
   -- Отчего нельзя? милости прошу... давай лошадку: у меня хлѣвикъ есть, я ее съ коровкой и поставлю, проговорилъ старикъ, принимая поводья отъ всадника, быстро спрыгнувшаго съ лошади.
   -- Вотъ спасибо, дѣдушка!
   -- Не за что, голубчикъ, не за что; пойдемъ въ избу, я лошадку-то покамѣстъ тутъ привяжу, а тебя внучкѣ передамъ; небось перекусить хочешь, молочка выпить?
   -- Нѣтъ, спасибо, ничего не хочу.
   -- Какъ, чай, не хочешь?.. Пойдемъ, отворяя дверь изъ сѣней въ избу, бормоталъ старикъ.
   Въ избѣ, освѣщенной лучиной, подлѣ печки, на скамьѣ, сидѣла молодая дѣвушка за какимъ-то рукодѣліемъ; при входѣ гостя, она торопливо встала и, потупивъ глаза, отошла въ сторону.
   -- Вотъ вамъ и моя внучка! Чего боишься? не бойся, Аленушка! баринъ заблудился,-- да и какъ въ этакое ненастье не заблудиться,-- а вотъ его надо по обсушить да покормить.
   -- Ничего не хочу, вѣдь я же сказалъ.
   -- Какъ не хочешь? безъ этого нельзя, не унимался старикъ; тащи, Аленушка, на столъ все, что есть, а я только лошадку поставлю и прійду.
   Молодой человѣкъ съ трудомъ снялъ съ себя измокшій охотничій кафтанъ.
   -- Дайте, баринъ, я повѣшу къ печкѣ: она теплая, все еще конфузливо потупя глаза, говорила дѣвушка.
   Молодой человѣкъ передалъ ей кафтанъ и усѣлся на скамью, подлѣ стола.
   -- Какая гроза! что, ты боишься грозы?
   -- Нѣтъ, не боюсь; можетъ и грѣхъ, что не боюсь, а мнѣ любо, какъ небо точно раскрывается и все такъ озаритъ, такъ озаритъ... я и грома не боюсь, люблю слушать, какъ онъ гремитъ. Говоря это, дѣвушка вскользь взглянула на молодого гостя и, встрѣтившись съ его взглядомъ, потупилась еще больше и вся покраснѣла.
   Дверь отворилась и въ избу вошелъ старикъ.
   -- Ну-вотъ, теперь и лошадка отдохнетъ и перекуситъ; я ей сѣнца далъ,-- овса нѣтъ и въ заводѣ,-- пусть не прогнѣвается, а что-жъ ты, Аленушка, на столъ-то ничего не подаешь?
   -- Да вѣдь я сказалъ же, что ничего не хочу.
   -- Нѣтъ, нѣтъ! безъ этого нельзя! Аленушка, подавай!
   Молодая дѣвушка поспѣшно стала ставить на столъ деревянныя миски и тарелки.
   -- Вы, баринъ, изъ далекихъ будете?
   -- Нѣтъ! это лѣсъ Трубиныхъ?
   -- Ихній-съ. Я лѣсничій; спасибо добрымъ господамъ,-- терпятъ, пока помру, а то какой уѣжъ я лѣсничій, такъ, пугало!
   -- Ну, а моя деревня, значитъ, рядомъ, Миловидовку знаешь?
   -- Какъ не знать, мы сами миловидовскаго прихода! Такъ стало быть вы Петра Николаевичъ Миловидовъ?
   -- Я и есть.
   -- Ишь ты радость-то какая для меня, старика, поспѣшно вставъ изъ-за стола и низко кланяясь, проговорилъ лѣсничій.
   -- Что ты, что ты! Я очень радъ и самъ тебѣ благодаренъ.
   -- Такъ вотъ вы какой, Петра Николаевичъ, не даромъ про васъ сказывали, что вы красавецъ; красавецъ и есть. Что же вы въ деревню такъ долго не наѣзжали?
   -- Я изъ Петербурга уѣзжалъ за границу... это значитъ, въ чужія земли.
   -- Извѣстно, въ чужихъ земляхъ лучше! То-то, чаю, ваши мужики не на радуются, все-то они васъ хвалили.
   -- Они у меня народъ хорошій, работящій.
   -- Ну, батюшка, Петра Николаевичъ, не откажи у дѣдушки Ѳомича хлѣба-соли отвѣдать,-- откажешься, горько обидишь.
   -- Что съ тобой дѣлать?-- хоть сытъ, а отвѣдаю.
   -- Вотъ такъ-то и лучше, а потомъ я тебѣ и постельку сдѣлаю.
   -- Вотъ ужъ отъ этого уволь! гроза прошла, заря занимается: спустя полчаса домой поѣду, а то у меня, чай, всѣ дворовые всполошились.
   -- Что вѣрно, то вѣрно, удержать не смѣю: закусишь, и поѣдешь.
   -- А ты бы вотъ, дѣдушка, ложился,-- что тебѣ, старику, маяться;-- а я вотъ съ твоей внучкой поболтаю.
   -- Съ ней много не наговоришься: дикая она у меня; иди сюда, Аленушка! Дѣвушка робко подошла къ старику.
   -- Вотъ она у меня какая, гладя дѣвушку по головкѣ, проговорилъ Ѳомичъ.
   -- Красавица! сорвалось у Миловидова.
   -- Да, самъ я ее, батюшка-баринъ, вынянчилъ и выхолилъ, отнять ее у меня -- все одно -- голову срѣзать, либо сердце вынуть изнутри... вотъ выдамъ ее замужъ, и самъ къ зятю переѣду: радъ не радъ -- бери, безъ нея жить не могу.
   -- Замужъ выдать не долго; я думаю, жениховъ у такой красавицы много.
   -- То-то что нѣтъ; дикая она вѣдь у меня: на село не ходитъ, ото всѣхъ бѣжитъ; есть тутъ парень одинъ, парень-то онъ хорошій, да у него ни кола, ни двора; гдѣ же жить: умру я, отсюда погонятъ: у меня ничего, у нея ничего; чѣмъ же жить-то?-- хоть бы вы, Петра Николаевичъ, на умъ наставили ее, дикую.
   -- Да, дѣдушку слушаться надо!-- машинально проговорилъ Миловидовъ, думая совсѣмъ о другомъ.
   Рѣдкая красота молодой дѣвушки словно очаровала Миловидова: онъ не сводилъ глазъ съ густой, черной какъ смоль косы, ниспадавшей по плечу на грудь, а ея большіе, черные глаза словно заползали ему въ душу и точно взглядомъ щекотали сердце. Какъ ни странно, но красота дѣвушки какъ-бы пугала Миловидова. Мысли, одна другую смѣняя, быстро проносились у него въ головѣ, и во всѣхъ этихъ мысляхъ была она одна, со своей чарующей красотой.
   -- Ну, такъ я батюшка, Петра Николаевичъ, прилягу,-- не въ мочь мнѣ старому, а какъ уходить будешь, прикрикни на меня, чтобы лошадку подать.
   Старикъ, перекрестившись передъ образомъ и поклонясь низко Миловидову, пошелъ за ситцевую занавѣску, къ полатямъ.
   -- Ну, красавица, разскажи, что у васъ, на деревнѣ, какія игры? послѣ нѣкотораго молчанія сказалъ Миловидовъ.
   -- Я въ деревнѣ рѣдко бываю, только въ церковь хожу... въ игры я не играю... я больше здѣсь въ лѣсу. Я лѣсъ люблю...
   -- Да, въ лѣсу лѣтомъ хорошо.
   -- Мнѣ и зимой хорошо, мнѣ тутъ каждое деревцо словно родное... я все люблю вокругъ.
   -- А парня того, про котораго дѣдушка говорилъ, тоже любишь? пытливо спросилъ Миловидовъ.
   Дѣвушка вся вспыхнула и робко оглянулась назадъ, къ полатямъ, откуда уже доносился тихій храпъ старика.
   -- Ну, что же ты не отвѣчаешь?
   Дѣвушка продолжала краснѣть и молчать.
   -- Что, если бы тебя полюбилъ человѣкъ лучше, красивѣе, чѣмъ этотъ твой... что бы ты тогда? Или очень ужъ ты его любишь? продолжалъ допытывать Миловидовъ.
   -- Не могу я его не любить... должна -- тихо проговорила дѣвушка.
   -- Какъ должна? Почему должна?
   Дѣвушка опустила голову, Миловидовъ наклонился и заглянулъ ей въ лицо: черные глазки заблистали слезами...
   Миловидовъ обнялъ рукою станъ дѣвушки и тихо привлекъ ее къ себѣ.
   -- Скажи же! скажи! у тебя что нибудь есть на сердцѣ?
   -- Не спрашивайте, баринъ, не спрашивайте!-- проговорила дѣвушка, готовая расплакаться.
   -- Ну, хорошо, хорошо, я не буду, сегодня не буду, я завтра пріѣду днемъ, хочешь? а?.. хочешь?
   На личикѣ молодой дѣвушки появилась радостная улыбка.
   -- Гдѣ же я тебя увижу?
   -- А тамъ, на лѣвую сторону отъ дорожки, по которой вы ѣхали, гдѣ дерево поваленное лежитъ, оврагъ есть, я прійду... Я тамъ часто одна сижу...
   Миловидовъ понялъ, что онъ произвелъ на дѣвушку большое впечатлѣніе; онъ понялъ, что она хотѣла его видѣть.
   "Что только изъ этого выйдетъ?" блеснуло въ головѣ Миловидова, и отъ этой мысли ему сдѣлалось сладко и жутко, и какъ-то страшно.
   -- Ну, я теперь поѣду.
   -- Разбудить дѣдушку?
   -- Зачѣмъ? Ты мнѣ покажи, гдѣ лошадь, я самъ...
   Миловидовъ надѣлъ просохшій кафтанъ, набросилъ ружье и тихо вышелъ изъ избы. Дѣвушка прошла впередъ.
   Изъ-за лѣсу виднѣлось зарево восхода. Въ воздухѣ вѣяло тепломъ; кое откуда слышалось чириканье птичекъ.
   Миловидовъ вывелъ лошадь, оправилъ сѣдло и быстро вскочилъ въ него.
   -- Ну, прощай, красавица!
   Дѣвушка молча и грустно смотрѣла на Миловидова. Онъ придержалъ лошадь, склонился съ сѣдла, обнялъ дѣвушку и, привлекши къ себѣ, началъ быстро цѣловать ея глаза, шею, лицо, губы, голову и затѣмъ, крѣпко пришпоривъ лошадь, быстро, въ галопъ пустился отъ избушки лѣсничаго въ чащу лѣса по знакомой тропинкѣ.
   Словно обожженная стояла дѣвушка; схватившись за косякъ двери, и долго-долго не спускала загорѣвшихся глазъ съ удалявшагося статнаго красавца.

-----

   Миловидовъ пѣшкомъ возвращался отъ оврага, закинувъ двустволку за плечо. Большой черный сетеръ то забѣгалъ впередъ, то быстро возвращался назадъ къ хозяину, весело повиливая хвостомъ. Миловидовъ шелъ тихо, опустивъ глаза внизъ. Въ головѣ его толпились вопросы къ самому себѣ и ни на одинъ изъ нихъ онъ не могъ отвѣтить.
   -- Она полюбила меня своимъ простымъ, не тронутымъ сердечкомъ,-- это ясно, но что изъ этого выйдетъ? Неужели ею воспользоваться? Нѣтъ! она слишкомъ невинна, чтобы осквернить эту невинность.-- Бѣжать бы слѣдовало, а между тѣмъ, бѣжать не хватаетъ силъ... и зачѣмъ эта гроза тогда случилась!.. думалось ему.
   Миловидовъ вышелъ изъ лѣсу и зашагалъ быстрѣе по дорогѣ между высокою колосившейся рожью. Пчелы и мухи жужжали надъ его головой и по временамъ отрывали отъ мыслей. Надъ тихо волнующейся рожью, чирикая, порхали птички, привлекая вниманіе сетера, который на минутку пріостанавливался и затѣмъ злобно взвизгивалъ и бѣжалъ дальше.
   Вдругъ онъ остановился, насторожилъ уши и, взглянувъ назадъ, какъ-то жалобно завылъ.
   -- Негръ, иси! крикнулъ Миловидовъ, но собака не тронулась съ мѣста, но только завыла сильнѣе, потомъ вдругъ вскочила и бросилась съ лаемъ въ рожь.
   -- Негръ, тубо! сердито крикнулъ Миловидовъ.
   Въ то же время изъ ржи появилась фигура молодого парня. Собака продолжала съ лаемъ бросаться вокругъ парня, пока не подоспѣлъ Миловидовъ и сильными толчками не отбросилъ ея въ сторону.
   -- Какая сердитая! грустно улыбаясь и снимая шапку, проговорилъ парень.
   -- Нѣтъ, ничего! она только лаетъ... она не тронетъ, а ты зачѣмъ же это во ржи сидишь!
   -- Васъ, баринъ, дожидался.
   -- Меня? съ изумленіемъ спросилъ Миловидовъ, и сердце у него екнуло.
   -- Да, васъ, баринъ; дѣло у меня есть.
   "Онъ", мелькнуло въ головѣ Миловидова, "ея женихъ".
   -- Какое же у тебя дѣло? Можетъ быть, хочешь, чтобы я для тебя что нибудь у Грубина попросилъ, такъ я ему напишу письмо...
   -- Нѣтъ! не надо! не то у меня дѣло,-- другое.
   -- Такъ что-жъ такое? говори!
   Эти слова Миловидовъ проговорилъ съ какою-то дрожью въ голосѣ, словно онъ боялся собесѣдника или словно ему совѣстно передъ нимъ.
   Парень не сразу отвѣчалъ, онъ отвернулъ голову въ сторону и, вытирая рукавомъ потъ, тихо проговорилъ:
   -- Оставьте ее, баринъ, на что она вамъ? оставьте ее!
   Словно слеза послышалась въ голосѣ молодого парня.
   Миловидовъ смутился, не зналъ, что отвѣтить, и растерянно смотрѣлъ на фигуру молодого парня.
   -- Это ты про Алену? наконецъ выговорилъ Миловидовъ.
   -- Про нее-съ... Зачѣмъ она вамъ? оставьте!
   -- Да тебѣ-то какое дѣло? Тебѣ что?
   -- Мнѣ, баринъ, какое дѣло? Мнѣ есть дѣло, коли говорю.
   Парень повернулъ лицо къ Миловидову, и въ маленькихъ сѣренькихъ глазахъ его сверкнулъ огонекъ.
   -- Я не знаю.
   -- Такъ узнайте, коли знать хотите: Алена не можетъ быть чужою: моя она, моею и будетъ!..
   -- Не можетъ? Почему это не можетъ? Я не говорю про себя, я ей не пара, но Еленѣ можетъ понравиться другой, такой, какъ ты, такъ почему же твоей она должна быть непремѣнно?
   -- Да такъ, должна -- и все тутъ!
   -- Я полагаю, что она вольна поступить, какъ ей угодно, и выбирать, кого хочетъ, съ запальчивостью въ голосѣ проговорилъ Миловидовъ.
   -- Нѣтъ, не вольна, коли съ петли меня вынула! зачѣмъ она вынимала, кто ее просилъ?
   -- Съ петли! съ какой петли, что такое? изумился Миловидовъ.
   -- То-то оно и есть, что знать надо... Стыдно вспомнить, а разскажу, все равно! поймете тогда, баринъ, каково мнѣ,-- что у меня теперь на душѣ дѣется!
   Вспыхнувшее было на лицѣ парня озлобленіе пропало и опять глаза его подернулись слезой.
   -- Сирота я круглый, съ измальства въ чужихъ людяхъ; окромя попрековъ да побоевъ ничего не видалъ; выросъ -- работать сталъ, работа не спорится: за что ни возьмусь -- ничего путнаго не выходитъ; на заработки въ городъ ушелъ, и тамъ не повезло. Другіе пьютъ и работу разумѣютъ, а я непьющій -- и дѣло изъ рукъ валится; изъ артели прогнали, въ деревню вернулся -- еще хуже, срамнѣе: всѣ кругомъ какъ на ледащаго смотрятъ. И ни одной-то души, чтобы пожалѣла... Какъ увижу, бывало, что мать сына приголубитъ, такъ у меня все нутро заноетъ, слезы такъ и покатятся... Одинъ-одинешенекъ, себѣ я противенъ сталъ, и задумалъ тутъ я насчетъ смерти. Чѣмъ такъ жить, лучше помирать. Долго думалъ, а лучше выдумать не смогъ. Какъ-то разъ, какъ уже очень мнѣ обидно стало, припасъ я веревку и пошелъ въ лѣсъ. Пришелъ, выбралъ сукъ понадежнѣе и уже веревку закинулъ... и такъ мнѣ стало, на сердцѣ легко, какъ всю жизнь не было. "Скорѣй бы только", думалось. Вдругъ, откуда ни возьмись, она... сразу поняла мой умыселъ... Слово за слово, разговорила меня... стыдъ на меня вдругъ напалъ: своего малодушества совѣститься сталъ. Поплакали мы вмѣстѣ и клятву дали впредь не разлучаться, а какъ время придетъ, мужемъ и женой сдѣлаться; и съ тѣхъ поръ словно Господь-Богъ ко мнѣ повернулся: легче жить стало и работа пошла скорѣе... Не одинъ уже я тогда былъ... Такъ поймите, баринъ, каково теперь мнѣ видѣть, что съ нею, съ моею кралей, дѣется?
   -- Да, конечно, задумчиво проговорилъ Миловидовъ.
   -- И прошу васъ, баринъ, Богомъ святымъ заклинаю, оставьте ее, а не оставите -- быть грѣху!.. Ни на что не посмотрю, ея и свою душу загублю, а живую не отдамъ, такъ вы и знайте!
   Парень вдругъ круто повернулся отъ Миловидова и быстро пошелъ по межѣ, межъ рожью. Миловидовъ простоялъ одинъ еще съ минуту, передумывая все слышанное отъ молодого парня.
   -- Да, онъ правъ, "оставить надо!" и безъ того погубить дѣвушку -- подлость, а тутъ еще разбить другое счастье, другую жизнь! Нѣтъ, Миловидовъ, ты не сдѣлаешь этого низкаго, безчестнаго поступка. Я уѣду, завтра же уѣду отсюда! рѣшилъ въ душѣ Миловидовъ, и ему какъ-то легче сдѣлалось отъ этово рѣшенія.
   Спустя полчаса, онъ былъ дома, въ своихъ большихъ хоромахъ. Никогда еще ему не было такъ "не по себѣ", какъ въ этотъ день: разсказъ парня не выходилъ у него изъ головы, а между тѣмъ и образъ красавицы-дѣвушки точно стоялъ передъ нимъ и дразнилъ его своей красотой.
   -- Да ужъ не люблю ли я ее самъ? подумалъ Миловидовъ.-- Не знаю, но хочу ее, одну ее!..
   -- Вина дайте мнѣ, вина! крикнулъ Миловидовъ прислугѣ.
   Вино подали, и Миловидовъ съ жадностью принялся пить его, думая опьянѣніемъ заглушить голосъ совѣсти.
   Съ опьянѣніемъ Миловидова усилилась его страсть и желаніе овладѣть дѣвушкой.
   -- Моя она будетъ, моя! говорилъ онъ самъ съ собой.-- Сегодня увезу сюда, а завтра, чуть свѣтъ, съ нею вмѣстѣ, вонъ отсюда, и будь что будетъ! Да, да, рѣшено, рѣшено! Люди! кто нибудь! крикнулъ Миловидовъ.
   Кто-то изъ прислуги вошелъ въ комнату.
   -- Накрыть у меня въ кабинетѣ ужинъ на два прибора. Вина побольше... А теперь велите запречь тройку... кучера не надо, я самъ буду править... я сейчасъ уѣду.
   -- Гроза, баринъ, собирается! доложилъ лакей.
   -- Все равно, ступай!
   При словѣ "гроза" Миловидову вспомнилось знакомство его съ дѣвушкой.
   -- Да! не будь грозы, ничего бы не было! задумчиво проворчалъ онъ,-- а что будетъ? А все равно! будь что будетъ, но никто, кромѣ меня, не овладѣетъ ею... моя она, слишкомъ она хороша, чтобы отдать ее кому бы то ни было!
   Лакей доложилъ, что тройка запряжена, и Миловидовъ поспѣшно вышелъ, усѣлся въ рессорную телѣгу и, ударивъ по лошадямъ, быстро выѣхалъ изъ воротъ дома.

-----

   Несмотря на гардины, которыми были завѣшены всѣ окна большого кабинета, блескъ молніи просвѣчивалъ сквозь нихъ и голубымъ огонькомъ освѣщалъ Миловидова, державшаго на колѣняхъ молодую дѣвушку.
   Черные глазки ея слипались, и на ея раскраснѣвшемся смугломъ личикѣ виднѣлась измученность, усталость.
   При блескѣ молніи и раскатѣ грома дѣвушка сильнѣе прижималась къ Миловидову и тихо лепетала.
   -- Страшно мнѣ...
   -- Что ты, дорогая! да вѣдь ты не боялась грозы?
   -- Не боялась, а теперь страшно... бѣдный дѣдушка, одинъ онъ мучается, чай по лѣсу ходитъ, ищетъ меня... А Егорушка -- онъ не знаетъ...
   -- Леля, я тебя просилъ о немъ, объ Егорѣ, ни слова не говорить.
   -- Не буду! не буду! Жисть ты моя, радость моя!
   Она притянула къ себѣ голову Миловидова и покрывала ее поцѣлуями.
   -- Зачѣмъ только я пила, меня теперь всю ко сну клонитъ.
   -- Такъ ты и усни, ты не бойся, я тутъ буду, а чуть утро, я тебя разбужу, и поѣдемъ... Давай я тебя уложу -- Миловидовъ бережно на рукахъ перенесъ дѣвушку на широкій турецкій диванъ и сѣлъ подлѣ нея.
   Дѣвушка не переставала лепетать "хорошій ты мой, ясный ты мой!" и подъ собственный лепетъ уснула.
   Тогда Миловидовъ тихонько всталъ. Осмотрѣлся вокругъ: на серединѣ комнаты стоялъ столъ, освѣщенный канделябрами, на немъ остатки ужина, недопитаго вина въ стаканахъ, на кровати валялась верхняя одежда Аленушки.
   -- Ну, теперь все кончено! сдѣланнаго не воротишь... А! да и нечего возвращать... пока можно будетъ, я постараюсь, чтобы она была счастлива, а тамъ будь что будетъ.
   Гроза становилась все сильнѣе и сильнѣе.
   Миловидовъ подошелъ къ окну и открылъ гардину; ему показалось, что по крышѣ флигеля, примыкавшей къ дому, скользитъ какая-то тѣнь.
   Въ темнотѣ разобрать было трудно, Миловидовъ рѣшилъ подождать блеска молніи.
   Молнія зигзагообразной линіей скользнула, казалось, у самаго окна, едва не ослѣпивъ Миловидова, который инстинктивно отскочилъ въ сторону, зажмуривъ глаза; въ то же время раздался страшный ударъ грома съ трескомъ и грохотомъ.
   -- Батюшка, баринъ,-- послышался голосъ за дверью,-- горимъ мы... Флигель горитъ...
   Миловидовъ быстро выбѣжалъ изъ кабинета; пробѣжавъ всѣ комнаты верхняго этажа, онъ спустился по лѣстницѣ внизъ и выскочилъ въ садъ.
   Передъ нимъ уже пылало зданіе флигеля,-- яркимъ пламенемъ освѣщалась вся сторона дома; подлѣ флигеля уже суетились и кричали дворовые.
   -- Грозой зажгло!
   -- Какая гроза? поджогъ -- вѣстимо!
   -- Смотри, смотри -- домъ загорается.
   Миловидовъ невольно взглянулъ на окна кабинета. Имъ овладѣлъ ужасъ: изъ оконъ кабинета густыми клубами вдругъ повалилъ дымъ и показались огненные языки.
   -- Спасите! спасите... тамъ дѣвушка; ради Бога спасите -- закричалъ онъ неестественнымъ голосомъ.
   На подоконникѣ въ дыму показалась фигура человѣка: Миловидовъ узналъ Егора. На рукахъ у него была дѣвушка, истекавшая кровью.
   -- Что ты дѣлаешь, негодяй? остановись!-- крикнулъ Миловидовъ.
   Въ отвѣтъ Егоръ захохоталъ и, крѣпко прижимая къ себѣ свою ношу, бросился съ окна въ яркое пламя, которымъ былъ охваченъ флигель.
   Раздался крикъ... пламя затемнилось густымъ клубомъ дыма.
   Миловидовъ что-то прошепталъ и въ изнеможеніи опустился на руки стоявшей подлѣ него прислуги.
   Раздуваемое огнемъ пламя съ каждой минутой охватывало въ свои объятія весь огромный домъ, и вскорѣ всѣ постройки обратились въ громадный костеръ, освѣщавшій далеко вокругъ и заставлявшій блѣднѣть поминутный блескъ молніи, и только сильные раскаты грома по временамъ заглушали трескъ рушащихся бревенъ разгорѣвшагося зданія.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru