Lib.ru/Классика: Зазулин Иван Петрович. Ценою чести

БЕЗЪ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЙ ЦЕНЗУРЫ

??!!

ОКОЛО ЖЕНЩИНЪ

РАЗСКАЗЫ ИЗЪ ЖИЗНИ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13
1891

Цѣною чести.

(Изъ польскаго возстанія).

-- Ваше благородіе, а ваше благородіе!..-- слышалось мнѣ сквозь сонъ.

Я открылъ глаза.

-- Что тебѣ?

-- Вставайте!.. генералъ прислалъ.

Я вскочилъ какъ ужаленный.

-- За мной, генералъ?.. да зачѣмъ же?

-- Я-то почемъ же знаю!

-- Ты врешь?

-- Ничего не вру, на кухнѣ еще и теперь вѣстовой стоитъ.

-- Кликни его сюда.

-- Эй, ты, вѣстовой!-- не отходя отъ моей постели, крикнулъ старикъ Прохоровъ.

Въ комнату вошелъ вѣстовой и остановился во фронтъ у притолка дверей.

-- Здравія желаю, ваше благородіе.

-- Здравствуй! Тебя генералъ прислалъ?

-- Точно такъ, ваше благородіе.

-- Самъ или черезъ кого?..

-- Тошно такъ! самъ, ваше благородіе.

-- Какъ же онъ сказалъ?

-- Потребовать немедля ко мнѣ поручика Мирскаго, ваше благородіе.

-- Хорошо, ступай!

Вѣстовой вышелъ изъ комнаты. Я быстро, съ помощью моего старика-деньщика, Прохорова, сталъ одѣваться. Минуты двѣ спустя я уже былъ готовъ, еще черезъ минуту шелъ по улицѣ къ дому генералъ-губернатора.

Въ пріемной комнатѣ, по обыкновенію, толпились военные и штатскіе въ ожиданіи пріема. Въ углу стоялъ молодой человѣкъ, подлѣ него два жандарма съ саблями на-голо.

Онъ задумчиво поглядывалъ по сторонамъ, а между тѣмъ глаза его искрились лихорадочнымъ огонькомъ.

-- Еще одна жертва безумнаго повстанія! подумалъ я, и мнѣ сдѣлалось и жутко и больно за этого юношу.

Дверь изъ кабинета отворилась; въ пріемную вышелъ дежурный адъютантъ. Оглянувъ присутствующихъ, онъ обратился ко мнѣ.

-- А, поручикъ Мирскій, вы уже здѣсь! пожалуйте къ генералу.

Я не безъ волненія, оглядываемый присутствующими, прошелъ въ кабинетъ.

За большимъ столомъ, сплошь покрытымъ бумагами, сидѣлъ Муравьевъ.

Его массивная фигура, казалось, прилипла къ креслу, и онъ былъ точно недвижимъ.

Адъютантъ, слегка коснувшись моего плеча, обвелъ меня почти вокругъ стола и поставилъ какъ разъ передъ лицомъ суроваго генерала.

Тогда Муравьевъ приподнялъ отъ стола свою голову и взглянулъ на меня своими маленькими глазами.

-- Поручикъ Мирскій, въ пятидесяти верстахъ отъ Вильно есть усадьба Лизино, принадлежащая брату и сестрѣ Добржинскимъ. Добржинскій командуетъ горстью повстанцевъ; въ лѣсу его захватить не было возможности, вы его захватите дома; онъ каждый вечеръ является домой, и вы его должны привезти сюда. Что касается сестры, то при ней оставьте караулъ, впредь до распоряженія; у нихъ есть старикъ дядя -- онъ безвреденъ, но его также арестуйте и оставьте въ деревнѣ подъ карауломъ. Поняли?

-- Точно такъ, ваше высокопревосходительство!

-- Отправьтесь въ воинскую канцелярію; тамъ распорядятся насчетъ людей. Смотрите же, постарайтесь оправдать мое довѣріе. Можете идти!

Я повернулся и вышелъ.

Больше я никого и ничего не видалъ; въ вискахъ у меня стучало, передъ глазами вертѣлись зеленые круги. Я шелъ какъ-то инстинктивно прямо по направленію домой. "Да не ослышался ли я?" -- думалось мнѣ.

-- Нѣтъ, нѣтъ, ослышаться было невозможно. Добржинскіе и Лизино. Такъ оно и есть. Какая, однако, страшная игра судьбы: разрушить семью той, которую я еще такъ недавно боготворилъ, любилъ до безумія... любилъ? развѣ только любилъ? а теперь?.. А, да что лгать передъ самимъ собой! Люблю и теперь... Обруганный, осмѣянный, выброшенный ею -- люблю, все-таки люблю!"

Я пришелъ домой.

-- Ну, что генералъ?

Я разсказалъ Прохорову приказъ генерала, думая, что и его поразитъ это ужасное совпаданіе такъ же, какъ поразило меня.

-- Это значитъ для нихъ божеское наказаніе посылается... Ишь ты, ляхи проклятые!.. Вотъ не хотѣла за васъ замужъ пойти, вотъ теперь и пущай потанцуетъ!

Разсужденіе Прохорова меня бѣсило.

Однако, что же дѣлать? Отказаться, сказаться больнымъ? Но это невозможно... Этотъ отказъ можетъ окончиться очень печально для моей служебной карьеры. Нѣтъ, выполню все съ сжатымъ сердцемъ: будь что будетъ.

Я отправилъ Прохорова въ воинскую канцелярію, а самъ прилегъ, чтобы собраться съ мыслями, сосредоточиться.

Назойливо полѣзли ко мнѣ въ голову воспоминанія прошлаго: какъ я встрѣтилъ ее, красивую, гордую, полную сознанія своей прелести, какъ познакомился, какъ наѣзжалъ въ это же самое Лизино, какъ просиживалъ съ нею длинные вечера и, наконецъ, какъ сдѣлалъ предложеніе и какъ жестоко былъ осмѣянъ я.

Ея слова еще до сихъ поръ звучатъ въ моихъ ушахъ, растравляя рану сердца: "я скорѣе отдамся прохожему нищему, чѣмъ сдѣлаюсь женой русскаго! Только наглость могла внушить вамъ мечты жениться на мнѣ, братъ, слышишь?.." И она захохотала, такъ захохотала, что этотъ хохотъ ея и теперь, спустя годъ, раздается въ моихъ ушахъ и словно давитъ, уничтожаетъ меня... И вдругъ теперь...

Да, правъ Прохоровъ; я являюсь точно наказаніемъ "за себя", за всѣхъ русскихъ, которыхъ она такъ глубоко ненавидѣла.

Я скоро собрался и, спустя часъ послѣ свиданія съ генераломъ, я уже ѣхалъ верхомъ впереди людей. Прохоровъ помѣстился въ телѣгѣ, въ которой былъ сложенъ провіантъ, были веревки, цѣпи... все, что могло понадобиться въ дорогѣ.

Къ вечеру мы подъѣхали къ лѣску, отдѣляющему усадьбу Лизино.

Завидѣвъ возокъ, я велѣлъ людямъ догнать и вернуть ѣдущихъ.

Возокъ вернули, въ немъ оказался крестьянинъ деревни Лизино.

Онъ объяснилъ, что выѣхалъ за дровами, но, завидѣвъ солдатъ, испугался и поспѣшилъ вернуться.

-- Ты знаешь, что твой панъ командуетъ повстанцами?

-- Знаю, знаю, да вѣдь что-жъ намъ? хлопы за пановъ не отвѣтчики!

-- Онъ пріѣзжаетъ, каждый день сюда, къ сестрѣ?

-- Этого не знаю!

-- Не знаешь?.. Изготовьте розогъ! крикнулъ я съ притворною строгостью.

Люди мигомъ бросились къ повозкѣ и достали розги.

-- Нѣтъ, панъ офицеръ, зачѣмъ меня наказывать? лучше я буду говорить.

-- Я самъ думаю, что это лучше... Ну, такъ отвѣчай на вопросы, какъ онъ проходитъ и гдѣ прячется?

-- Проходитъ онъ въ нашемъ зипунѣ, съ навѣсною бородой, идетъ прямо въ усадьбу, а, въ случаѣ какой нибудь непріятности, въ погребъ идетъ: прямо съ дому ходъ, погребъ далеко въ огородѣ, пройдетъ до погреба подземнымъ ходомъ, а тамъ выйдетъ изъ погреба и поминай какъ звали!

-- Спасибо за сообщеніе; если только оно справедливо, я постараюсь, чтобы ты не остался безъ награды.

-- Да ужъ чего справедливѣе, коли съ полчаса тому я встрѣтилъ пана, какъ домой шелъ, и теперь вотъ было хотѣлъ предупредить о вашей милости, а вышло совсѣмъ напротивъ.

-- Опять повторяю, ты не останешься безъ награды. Садись на нашу телѣгу: на твою сядетъ солдатикъ.

-- Зачѣмъ же?

-- Такъ оно лучше... Въ усадьбу, прямо въ усадьбу! крикнулъ я, круто поворотивъ по узкой, мало изъѣзженной дорогѣ.

За лѣскомъ показался домъ, хорошо знакомый домъ. Словно вчера я въ немъ былъ, словно вчера я съ бьющимся сердцемъ смотрѣлъ по цѣлымъ часамъ на Люцію, терпѣливо дожидаясь ея взгляда, ея улыбки, а теперь?.. и теперь билось сердце, и словно молоточками стучало въ виски... и теперь при мысли, какъ встрѣтимся, словно что-то замирало въ груди.

-- Никоновъ! кликнулъ я жандармскаго унтеръ-офицера,-- ты съ людьми отправляйся къ погребу и займи тамъ мѣсто. Кто бы ни показался -- забрать, а я отправлюсь прямо въ усадьбу.

Сдѣлавъ распоряженіе, я пришпорилъ лошадь, а за мной помчались люди, и минутъ пять спустя мы въѣхали въ ворота хорошенькой усадьбы, внося за собой клубы пыли. Я подъѣхалъ къ самому крыльцу дома и остановился.

Кругомъ была тишина: точно всѣ вымерли. Затѣмъ, минуту спустя, изъ оконъ людскихъ помѣщеній начали то выглядывать, то пугливо прятаться женскія лица. Наконецъ, на балконъ выпорхнула она въ бѣломъ пеньюарчикѣ, съ красною лентой вмѣсто кушака и съ цвѣткомъ въ волосахъ.

-- Николай Сергѣевичъ, вы ли это? и съ какою свитой, или съ какимъ конвоемъ! проговорила она не то съ удивленіемъ, не то съ насмѣшкой.-- Ну? слѣзайте же съ лошади, милости просимъ, прямо къ чаю...

-- Я... брата... бормоталъ я, конфузясь и теряясь.

-- И братъ дома... да спрыгивайте же съ лошади, что вы, точно привинчены къ сѣдлу.

Я спрыгнулъ съ лошади и передалъ поводья ближайшему изъ людей.

-- Ну, здравствуйте! весело подавая мнѣ руку проговорила она.-- И какъ это вамъ не стыдно почти годъ не казать глазъ и только теперь надуматься!

-- Я...

-- Ну да, вы имѣли неосторожность разозлиться на меня тогда, потому что не знаете нашего женскаго сердца, нашего женскаго нрава. Ну, пойдемте же, вѣдь братъ и дядя ждутъ.

Она взяла меня подъ руку и какъ-то притолкнула къ себѣ, къ своему теплому тѣлу.

-- А знаете ли вы, сколько ночей я потомъ не спала? сколько слезъ я потомъ пролила? продолжала она на ходу.-- Ну, да объ этомъ послѣ, еще успѣемъ.

Мы вошли въ столовую, въ которой за чайнымъ столомъ сидѣлъ братъ Владиславъ и дядя Люціи. При моемъ появленіи они оба встали и подошли ко мнѣ здороваться.

-- Ну, садитесь же! вотъ ваше прежнее любимое мѣсто, а мое -- подлѣ васъ, проговорила Люція, отодвигая стулъ.

Я превозмогъ себя и произнесъ, хотя не безъ волненія:

-- Къ сожалѣнію, я пріѣхалъ не въ гости: я пріѣхалъ по приказанію генералъ-губернатора арестовать Владислава Владиславовича и доставить его въ Вильно. Видитъ Богъ, что мнѣ тяжело такое порученіе, но я долженъ повиноваться, я слуга закона.

На минуту воцарилось молчаніе; для меня оно было, кажется, болѣе мучительно, чѣмъ для всѣхъ остальныхъ.

Судя по выраженію лицъ, ни для Люціи, ни для Владислава не была новостью цѣль моего пріѣзда, но ихъ только удивила рѣшимость, съ которою я объявилъ имъ правду.

-- Вотъ какъ, "арестовать!" проговорила наконецъ Люція.-- Вы пріѣхали арестовать брата женщины, которую вы... которая васъ любитъ!..

-- Люція Владиславовна, зачѣмъ эти слова? съ горькимъ упрекомъ проговорилъ я, опускаясь на стулъ и прикрывая руками лицо, на которомъ слишкомъ ясно вдругъ отразилось мое душевное волненіе.

-- Да, любитъ, любитъ и не скрываетъ этого при всей своей гордости... Или вы не вѣрите, или вы забыли, что Люція не унизится до лжи, хотя бы дѣло шло о жизни цѣлой Польши! горячо проговорила она.

Да, я, точно, не вѣрилъ этимъ словамъ, надо было быть безумцемъ, чтобы имъ вѣрить... и я хотѣлъ въ тѣ минуты обезумѣть, чтобы только повѣрить ей...

-- Дорогой Николай Сергѣевичъ, я понимаю всю неловкость положенія сестры, которая, вопреки обычаю и приличіямъ, вопреки собственному характеру, сама первая признается вамъ въ любви, но я долженъ засвидѣтельствовать передъ Богомъ и передъ вами, что она говоритъ правду, произнесъ Владиславъ.

-- Вы не вѣрите, Мирскій? съ оттѣнкомъ грусти заговорила Люція,-- и я вамъ скажу, почему васъ сбиваетъ съ толку, что мое признаніе совпадаетъ съ арестомъ брата, но видитъ Богъ, что я за брата не боюсь и своимъ признаніемъ я не хочу выкупить его у васъ.

-- Это и невозможно! прошепталъ я.

-- Я знаю... Конечно, если вы войдете въ нашу семью, вы можете просить, хлопотать о немъ, какъ о родственникѣ и какъ знать -- вина его не такъ велика!

-- О, да, конечно, я всю жизнь положу, чтобы выхлопотать Владиславу прощеніе...

-- Ну, теперь вѣрите въ мою любовь?.. Она приблизилась ко мнѣ, склонила голову и продолжала шепотомъ:-- вѣришь, что люблю... да? вѣришь? Мнѣ вдругъ пришла въ голову мысль, что вотъ-вотъ сейчасъ она расхохочется тѣмъ ужаснымъ смѣхомъ, которымъ отвѣчала на мое признаніе въ прошломъ году. Кровь прихлынула у меня къ головѣ, я вскочилъ съ мѣста и воскликнулъ:

-- Если это не ложь... доказательства, гдѣ доказательства?

-- Доказательства? переспросила она меня, также вставши со стула.

Я взглянулъ на нее робко и мнѣ показалось, что въ глазахъ ея, какъ молнія, сверкнулъ какой-то огонекъ. Затѣмъ она взяла меня за руку и, обратившись къ брату, проговорила:

-- Братъ, ты благословляешь?

Тотъ молчалъ. Я потупился и, держа одну руку въ рукѣ Люціи, другой схватился за спинку кресла, чтобы не упасть,-- такъ велико было мое волненіе.

-- Ну да, ты благословляешь... Я хочу, чтобы наша свадьба была сегодня; о, Люція съумѣетъ дать доказательства и своихъ словъ и своего чувства... Ты согласенъ?

-- Я умру отъ счастья!-- пробормоталъ я.

-- Нѣтъ, мы жить должны... Дядя, поѣзжайте въ Криницу, привезите священника сейчасъ же сюда.-- Мы формально обвѣнчаемся потомъ, сегодня же, достаточно будетъ благословенія духовнаго отца... Неправда ли?

Еслибы въ тѣ минуты я могъ соображать, мыслить, я бы понялъ, что рѣшеніе Люціи сбивало съ толку не только меня, но и Владислава и дядю. Для нихъ также рѣшеніе Люціи было и неожиданно и непонятно.

-- Поѣзжайте же, дядя, зачѣмъ вы медлите, дѣло идетъ о счастьи вашей племянницы.

Апатично, безучастно ко всему относившійся дядя всталъ изъ-за стола и вышелъ изъ комнаты.

-- Дайте сюда шампанскаго! крикнула Люція.

Владиславъ хотѣлъ было подняться съ мѣста. Люція остановила его.

-- Куда ты, Владиславъ, ты не забудь, что ты арестованъ.

-- Я дальше дома никуда и не пойду, да это и невозможно, тамъ вездѣ разставлены солдаты.

-- То-то же, теперь и мнѣ важно, чтобы ты былъ цѣлъ и чтобы изъ-за тебя не пришлось отвѣчать моему мужу.

-- О, конечно.

Въ комнату внесли шампанское.

Мы всѣ трое взяли по бакалу.

-- За нашъ будущій союзъ,-- сказала Люція.

-- За счастье всей вашей жизни,-- проговорилъ Владиславъ.

-- Только бы это не была шутка! прошепталъ я.

-- Шутка? Ахъ милый,-- она обвила меня рукой: -- ты все еще не вѣришь, но скоро, скоро я дамъ тебѣ такое доказательство правоты, котораго уже потомъ повторить будетъ нельзя. Однако, Владиславъ, распорядись объ ужинѣ, чтобы пиръ нашъ маленькій былъ на славу... Я тоже распоряжусь кой-чѣмъ, а ты можешь отдохнуть до пріѣзда священника. Мы сдѣлаемъ такъ: послѣ благословенія немножко попируемъ, а завтра утромъ составимъ планъ, какъ тебѣ хлопотать за брата, и затѣмъ вези его, а я останусь соломенной вдовой и буду ждать васъ. Вѣдь такъ, да? ну а теперь пойдемъ готовиться.-- Люція поцѣловала меня и быстро вышла изъ комнаты.

Владиславъ подошелъ ко мнѣ.

-- Поздравляю васъ, Николай Сергѣевичъ; вы знаете, я, по врожденной ненависти, избѣгаю русскихъ, но родствомъ съ вами я горжусь.

Я крѣпко пожалъ ему руку.

-- Какъ вы думаете, мое дѣло можно будетъ уладить?-- спросилъ онъ меня тихо.

-- О, конечно, генералъ радуется всѣмъ, кто является съ повинной, навѣрное проститъ васъ.

Владиславъ вышелъ. Я остался одинъ. Тотъ часъ, который я пережилъ, казался мнѣ годами жизни. Я не могъ собраться съ мыслями, я не могъ проанализировать своихъ поступковъ.

Мысль о томъ, честно ли я поступаю въ отношеніи даннаго мнѣ порученія -- каждую минуту приходила мнѣ въ голову, но тотчасъ же затѣмнялась мыслью о ней, о ея признаніи.

-- Да неужели она моя? Неужели божество, на которое я смотрѣлъ съ чувствомъ благоговѣнія и страха, теперь мое, въ моей власти?

Какъ это все случилось? почему? задавалъ я себѣ вопросы и самъ не хотѣлъ ихъ рѣшать. Какъ бы то ни было, только бы обладать ею. Обладать и умереть.

Огонекъ страсти, теплившійся во мнѣ, разросся въ громадное пламя, которое жгло меня всего, но не боль, а какая-то истома была отъ этого огня.

Въ комнату вошла Люція.

-- Ты и не думаешь отдыхать, ну такъ пойдемъ пройдемся немножко по лѣсу.

-- Съ удовольствіемъ.

Мы вышли изъ дому; совсѣмъ уже стемнѣло и изъ лѣсу выплывалъ красный, огневого цвѣта мѣсяцъ.

-- Какая славная будетъ ночь... она наша,-- говорила Люція, идя со мною подъ руку и прижимаясь ко мнѣ всѣмъ корпусомъ, словно она знала силу чаръ своего дивнаго тѣла.-- Да, еще нѣсколько часовъ, и мы -- мужъ и жена; ты смотри, жена-то у тебя будетъ старушка, вѣдь я на цѣлый годъ старше тебя! Ничего это? ничего? а? спрашивала она, прислонивъ свою щеку къ моему лицу.

Вмѣсто отвѣта я поцѣловалъ ее.

-- Знаешь, продолжала она,-- послѣ ужина мы пойдемъ къ себѣ, то есть ко мнѣ, а потомъ... Вѣдь ты спать не хочешь? Нѣтъ? И мы пойдемъ встрѣчать въ лѣсъ утреннюю зорю, далеко пойдемъ, и чтобы тамъ насъ, у трехъ березокъ, ждали лошади, сядемъ и поѣдемъ въ Криницу, а оттуда домой? Хорошо?

-- Все хорошо, что ты хочешь.

-- Такъ ты распорядись, чтобы пропустили лошадей, а я сама потомъ прикажу ихъ запречь.

Я подозвалъ унтеръ-офицера и приказалъ ему пропустить лошадей, сказавъ, что ночью я пойду гулять и вернусь въ экипажѣ.

Невдалекѣ показалась линейка. Она быстро подъѣхала къ воротамъ. Въ ней сидѣлъ дядя Люціи и одинъ изъ моихъ людей.

-- Ну что, пріѣдетъ? обратилась Люція къ дядѣ.

-- Нѣтъ, не нашелъ, его уже взяли!-- слѣзая съ линейки проговорилъ дядя.

Люція закусила губы.

Мнѣ самому это сдѣлалось до злости непріятно.

-- Какъ же быть? спросилъ я.

-- Какъ быть? Обойдемся пока такъ, просто,-- рѣшительно проговорила Люція.-- Ну, что, теперь вѣришь?

Я покрылъ поцѣлуями ея обѣ руки.

-- Ну, что же, теперь вернемся домой и начнемъ нашъ пиръ.

Мы вернулись. Я пошелъ на верхъ къ себѣ, чтобы нѣсколько поправиться. Меня встрѣтилъ Прохоръ со словами:

-- Что это тутъ, ваше благородіе, творится?

-- Развѣ не видишь,-- я женюсь.

-- Какъ же это такъ?

-- И самъ не знаю, потомъ разберемъ. Одно знаю, что она меня любитъ.

-- Ой, смотрите, какъ бы бѣды не вышло.

-- Никакой бѣды не будетъ, ты не ворчи.

-- Ну, коли не будетъ, такъ оно, конечно, чего съ ними церемониться... баба вкусная.

-----

Маленькій пиръ оживлялся болтовней всѣхъ насъ троихъ.

Больше всѣхъ говорила Люція; щеки ея, обыкновенно матовыя, бѣлыя, теперь раскраснѣлись отъ вина, глаза свѣтились, она казалась въ страшномъ возбужденіи.

-- Да, полька, и только одна полька способна ни передъ чѣмъ не останавливаться для достиженія своихъ цѣлей! Честь и жизнь готова принести она для своей побѣды, но горе тѣмъ шутамъ, которымъ придется воспользоваться этой честью!

Мнѣ показалось, что слова эти, дышавшія злобой, были обращены ко мнѣ.

Но какое мнѣ дѣло до ея словъ, до ея убѣжденій? мнѣ она нужна, мнѣ нужно это тѣло, за обладаніе которымъ я не задумался бы отдать свою жизнь!

-- Ну, пора!-- произнесла, наконецъ, Люція.-- Милый мой супругъ, мы можемъ идти, вы посидите въ будуарѣ, я за вами пришлю, и вы войдете туда, куда еще не ступала нога ни одного посторонняго мужчины.

Люція подошла къ брату и, обнявъ его, поцѣловала. Мнѣ послышались слова Владислава: "сестра, мнѣ жаль тебя!"

-- Что за вздоръ! громко произнесла она и, круто повернувшись, скрылась изъ столовой.

Я, нѣсколько пошатываясь отъ выпитаго вина, подошелъ къ Владиславу и подалъ ему руку. Онъ протянулъ свою съ явною непріязнью и затѣмъ вышелъ изъ столовой.

За столомъ сидѣлъ только идіотъ дядя, кажется, еще больше поглупѣвшій отъ вина.

Я подошелъ къ нему, обнялъ его и поцѣловалъ, онъ мнѣ что-то промычалъ въ отвѣтъ.

Я отправился въ ту дверь, въ которую ушла Люція. Пройдя двѣ комнаты, я очутился въ будуарѣ.

-- Это ты? послышался голосъ Люціи за слѣдующею дверью..

-- Я!

-- Войди!

Я вошелъ и остановился на порогѣ. Дивной статуей показалась Люція, обнаженная, стоящая близь трюмо. Тѣло ея, бѣлое какъ матовый мраморъ, казалось выточеннымъ рѣзцомъ великаго скульптора и только блиставшія глазки свидѣтельствовали, что эта статуя -- живая.

Задрожавъ отъ страсти, я кинулся къ ней, бѣшено бросился на колѣни и, въ чаду упоенія, покрывалъ тѣло ея звучными поцѣлуями.

-- Теперь ты вѣришь? шептала она.

-- Теперь вѣрю! крикнулъ я и, вскочивъ съ колѣнъ, схватилъ на руки эту живую статую и какъ перышко перенесъ по комнатѣ и опустилъ на широкую бѣлоснѣжную постель. Она захохотала тѣмъ прежнимъ злымъ, уничижающимъ смѣхомъ, но ужъ онъ меня, этотъ смѣхъ, больше не пугалъ.

-----

Съ трудомъ открылъ я глаза, хотѣлъ было приподняться, но при этомъ почувствовалась какая-то тяжесть и даже боль во всемъ тѣлѣ.

Гдѣ я? что со мной?-- промелькнули у меня въ головѣ вопросы.

Я лежалъ на широкой мягкой постели. Я былъ только въ бѣльѣ. Въ скважину между косякомъ окна и тяжелою портьерой прорывался узенькою полоской дневной свѣтъ, но комната освѣщалась китайскимъ фонаремъ, спускавшимся съ потолка. Подлѣ постели, на столѣ, стояли кувшины съ виномъ, не опорожненные бокалы и вазы съ фруктами, часть которыхъ разсыпалась по ковру.

Какъ-то неясно, точно въ туманѣ, вспомнилась мнѣ вчерашняя ночь. Я долго не спалъ (да и могъ ли я спать?), потомъ я что-то пилъ, и послѣ этого, какъ-то сразу, у меня отяжелѣла голова; покрываемый ея поцѣлуями, я забылся...

Однако, что же дѣлается теперь? Гдѣ она?

Предчувствіе чего-то недобраго придало мнѣ силъ. Я напрягъ всѣ усилія, чтобы приподняться и встать на ноги. Въ головѣ у меня былъ страшный шумъ. Я схватился за столикъ, чтобы не упасть. На столикѣ лежалъ большой листъ бумаги, наполовину исписанный; я взялъ его въ руки и съ трудомъ началъ читать.

-- "Дорогою цѣной выкупила я отъ васъ себя и брата. Я бы могла умертвить васъ и, если только этого не сдѣлала, то потому, что вы, какъ мужчина, сыгравшій такую большую роль во всей моей жизни, хотя и гадки, но въ то же время и немножко дороги. Надо быть женщиной, чтобы понять присутствіе сразу двухъ этихъ противоположныхъ чувствъ. Прощайте навсегда. Мы уѣхали, благодаря ватему вчерашнему распоряженію и благодаря вашему платью, въ которое переодѣлся мой братъ.-- Люція".

Что со мной сдѣлалось въ тѣ первыя минуты, когда я прочиталъ письмо, передать трудно. Словно огненными веревками начали обвивать меня всего и точно раскаленными кольцами сжали мою голову...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

-----

Спустя три мѣсяца я только началъ нѣсколько оправляться въ деревнѣ отца отъ страшной горячки.

Къ этому же времени пришла моя отставка по болѣзни.

Оставить комментарий Зазулин Иван Петрович (bmn@lib.ru) Год: 1890 Обновлено: 22/04/2025. 27k. Статистика. Рассказ: Проза Около женщин (1890)	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Из польского восстания).

Зазулин Иван Петрович Ценою чести

??!!

ОКОЛО ЖЕНЩИНЪ

Цѣною чести.

Зазулин Иван Петрович
Ценою чести