"Алконостъ", кн. I. Изданіе передвижного театра П. П. Гайдебурова и Н. Ф. Скарской. 1911
ВОСПОМИНАНІЯ О КОНЦѢ.
Послѣ смерти Вѣры Ѳедоровны Коммиссаржевской нѣкоторые представители Церкви запрашивали: ходила ли покойная въ церковь, была ли православной? Богъ имъ судья! Видящимъ въ театрѣ только грѣхъ, соблазнъ и "совращеніе на путь гибельный" относиться такъ простительно.
Въ моей памяти изъ многихъ моментовъ, пережитыхъ Вѣрой Ѳедоровной и видѣнныхъ мной, одинъ произвелъ на меня неизгладимо сильное впечатлѣніе, это -- ея молитва. Канунъ большого праздника. Теплятся свѣчи въ густомъ дымѣ ладона. У колонны, первой у входа, она на колѣняхъ. Подъ густой вуалью горятъ экстазомъ глаза, чувствуется, что все забыто вокругъ, открыта душа. По сравненію съ этой молитвой, чѣмъ то страннымъ звучали слова съ церковнаго амвона, произносимыя привычнымъ голосомъ, казались надуманными. Такъ могли молиться только тѣ, кто готовъ былъ во пня Бога идти на всѣ мученія, на смерть, въ чьихъ душахъ живы были еще завѣты учениковъ Христа и любовь безъ предѣла. Отошелъ, было стыдно наблюдать чужую тайну, святое.
Въ другой разъ. До отхода поѣзда полчаса. Вѣра Ѳедоровна проситъ не волноваться, ко второму звонку обѣщаетъ пріѣхать. За три минуты до отхода она возвращается и молча проходитъ въ вагонъ. Черезъ нѣсколько времени съ тихимъ свѣтомъ въ глазахъ шепчетъ: "я была тамъ, въ соборѣ, какъ торжественно-спокойно, хорошо, а впереди опять сутолока жизни".
Уже на смертномъ одрѣ, среди улучшенія въ теченіи болѣзни, жалуясь на перенесенную ужасную головную боль, Вѣра Ѳедоровна радостно вспоминаетъ, что видѣла Христа, "моего" Христа, не такого, какъ рисуютъ. Сколько благоговѣнія, любви слышалось въ ея словахъ!
Эту чистую, дѣтскую вѣру и любовь она принесла и въ свою сценическую жизнь. Вѣчный призывъ къ новому, свѣтлому, лихорадочное стремленіе осуществить то, что назрѣваетъ въ глубинахъ ея вѣчно-ищущаго духа, были результатомъ не погони за рекламой, выгодой, не результатомъ желанія "всегда играть главную роль", а коренились въ той мистической сферѣ души, гдѣ религія, Богъ. Богъ Гармоніи и Красоты. Въ подвижничествѣ, достойномъ истиннаго христіанина, исповѣдуя эту религію вѣчной Гармоніи и Красоты, Вѣра Ѳедоровна стремилась создать храмъ, звала туда, отдавая съ евангельской любовью всѣ силы своего духа на служеніе ближнему. Доказательствомъ этому вся ея жизнь. Жизнь, полная въ ея исключительной, но подъему душевной силы, дѣятельности, глубокихъ разочарованій, которыя никогда не уничтожали въ ней надежды въ близкое свѣтлое; жизнь, полная лишеній и горя въ борьбѣ, что не обозлило, не лишало энергіи, не убило ея жизнерадостности и вѣры въ человѣка.
Огромный успѣхъ, который сопровождалъ Вѣру Ѳедоровну съ первыхъ ея шаговъ на сценѣ, не кружилъ головы, въ жизни она была простой, отзывчивой къ горю и несчастью каждаго, на сценѣ относилась къ себѣ съ исключительной требовательностью. Въ сценической работѣ Вѣры Ѳедоровны, помимо обаянія артистки я художницы съ тонкимъ чутьемъ, проникавшей въ тайники души дѣйствующаго въ пьесѣ, всегда поражало полное уваженіе къ автору. Она видѣла въ пьесѣ не "благодарную" для себя только роль, а, создавая образъ, расширяла свою задачу, стремилась охватить душу всего произведенія, исполненіе согласовать съ духомъ автора. Какъ руководительницу театра, никогда не жалѣла средствъ, внимательно заботясь о постановкѣ.
Ставилась пьеса Гамсуна "У вратъ царства" съ участіемъ Вѣры Ѳедоровны въ роли Элины. Гамсунъ былъ однимъ изъ любимѣйшихъ авторовъ артистки. Она цѣнила въ немъ величайшаго художника, близкаго къ великому Пушкину. Если, по словамъ Вѣры Ѳедоровны, "въ мірѣ не существуетъ голоса, который съумѣлъ бы дать такой звукъ, какой не нарушилъ бы красоты пушкинскаго стиха", то отношеніе къ Гамсуну у ней было "изъ области близкихъ къ этому переживаній". Этимъ Вѣра Ѳедоровна объясняла нерѣшительность играть и ставить въ своемъ театрѣ Гамсуна. Отъ роли Элины долго отказывалась. "Панъ" Гамсуна произвелъ на Вѣру Ѳедоровну огромное впечатлѣніе. Разсказывая объ этомъ, она вспомнила о своемъ отцѣ, Ѳедорѣ Петровичѣ, котораго она обожала, храня свѣтлую память о немъ не только, какъ о замѣчательномъ художникѣ и человѣкѣ, но и лучшемъ своемъ другѣ. Книга съ "Паномъ" Гамсуна только что вышла. Всецѣло захваченная удивительнымъ по красотѣ, свѣжести и новизнѣ пріемовъ произведеніемъ норвежскаго писателя, Вѣра Ѳедоровна восторженно много разъ перечитывала. "Панъ" сдѣлался настольной ея книгой, былъ всегда при ней. Взяла съ собой любимую книжку и, уѣзжая за границу, гдѣ должна была встрѣтиться съ Ѳедоромъ Петровичемъ. Живя почти все послѣднее время заграницей, Ѳедоръ Петровичъ чутко прислушивался, что происходило въ Россіи. Человѣкъ огромнаго художественнаго вкуса, богато одаренный и разносторонне образованный, всегда слѣдилъ за всѣмъ новымъ, и лучшимъ подаркомъ для него являлись книги. Зная объ этомъ, Вѣра Ѳедоровна привозила все, что было интереснаго на книжномъ рынкѣ, но на этотъ разъ, показывая новинки, книжку "Пана" спрятала. Выслушать мнѣніе своего отца о любимомъ произведеніи было страшно интересно, но боязнь, что отцу не понравится, и этимъ омрачится ихъ духовное, дружеское сближеніе, смущала Вѣру Ѳедоровну. Прошла недѣля. Вѣра Ѳедоровна уѣхала на цѣлый день; возвращаясь обратно, вспомнила, что "Панъ" забытъ на столѣ. Подъѣзжаетъ къ дому, Ѳедоръ Петровичъ на террасѣ. Нѣтъ обычнаго привѣта, отецъ не вышелъ на встрѣчу, какъ дѣлалъ всегда. Вѣра Ѳедоровна поднимается на ступеньки, подходитъ, у Ѳедора Петровича въ рукахъ "Панъ". Ждетъ, что скажетъ отецъ, и видитъ укоризненный взглядъ. "И ты скрыла такую прелесть!" Сколько радости... въ оцѣнкѣ сошлись, Гамсунъ признанъ. Къ мнѣнію отца Вѣра Ѳедоровна относилась съ благоговѣйнымъ уваженіемъ; послѣ его смерти, обдумывая и рѣшаясь на какой нибудь важный шагъ, всегда задавалась вопросомъ: "что сказалъ бы мой отецъ". Часто вспоминала о прекрасныхъ минутахъ жизни съ нимъ, и нельзя было остаться равнодушнымъ къ свѣтлому образу ея отца, который рисовался въ словахъ Вѣры Ѳедоровны. Разсказывать и говорить она считала себя мало способной. Всегда скромно заявляла "говорить не умѣю", но, окрашивая свои слова чувствомъ, нервная, вѣчно горѣвшая, сразу привлекала вниманіе и захватывала.
Любовь къ автору "Пана", боязнь провалить роль, смущали скромную въ оцѣнкѣ своихъ данныхъ Вѣру Ѳедоровну въ работѣ надъ пьесой Гамсуна "У вратъ царства". Пьеса репетировалась во время гастролей въ Москвѣ. Ежедневные спектакли послѣ усиленной работы надъ новыми ролями утомляли Вѣру Ѳедоровну и мѣшали отдаться произведенію Гамсуна, какъ бы хотѣлось. Послѣ одной репетиціи Вѣра Ѳедоровна подходитъ и проситъ репетировать безъ нея. "Я не могу приходить на репетицію, ничего не принося. Стыдно за такое мое отношеніе къ Гамсуну". Проходитъ два дня. "Я кое что намѣтила" скромно заявляетъ Вѣра Ѳедоровна. Репетиція. Роль почти готова. По мертвой канвѣ режиссера вышитъ изумительный узоръ переживаній, полныхъ захватывающаго интереса, проникновенія въ психику дѣйствующаго.
При второй моей постановкѣ, -- пьесы Пшибышевскаго "Пиръ жизни" въ театрѣ Вѣры Ѳедоровны, я опять близко познакомился съ ея рѣдкимъ въ театрѣ отношеніемъ къ дѣлу. Условія работы были неблагопріятны. Пьеса "Пиръ жизни" была поставлена въ послѣдней поѣздкѣ. Утомленіе, благодаря частымъ переѣздамъ, почти ежедневнымъ спектаклямъ, тормозило подготовку. Вѣра Ѳедоровна, съ грустью мирясь съ обстоятельствами, забывая объ усталости, была полна энергіи и огнемъ своего вдохновенія заражала работающихъ. Для исполненія пьесы Пшибышевскаго, полной крика и дисгармоніи наболѣвшей души, необходимъ былъ общій захватъ произведеніемъ самихъ исполнителей. Подходить въ работѣ надъ пьесой съ предвзятыми пріемами, тѣмъ болѣе навязывать исполнителю что либо, было опасно, задача режиссера рисовалась -- быть ближайшимъ помощникомъ актера, провѣряя достигнутое, согласовать съ общей картиной. Вполнѣ соглашаясь съ планомъ работы надъ пьесой, Вѣра Ѳедоровна хотѣла сдѣлать изъ нея "опытъ будущей школы", о которой мечтала тогда. Задача захватила, и сколько увлеченія было вложено Вѣрой Ѳедоровной въ подготовку этой пьесы. Въ общей работѣ, вмѣстѣ съ ея глубочайшимъ знаніемъ души человѣческой, вмѣстѣ съ какимъ то пророческимъ даромъ ясновидѣнія, невольно поражало въ Вѣрѣ Ѳедоровнѣ неисчерпаемое богатство пріемовъ сценическаго выраженія въ переживаніяхъ дѣйствующихъ лицъ. Съ удивительной выдержкой каждому шла на помощь своимъ опытомъ, знаніемъ, вкусомъ. Неизмѣнно строгая къ себѣ, недовольная исполненіемъ своей роли въ 1-й разъ въ Одессѣ, съ каждой постановкой въ послѣдующихъ городахъ вносила новые нюансы и поправки.
Полная ласковой внимательности къ товарищамъ по сценѣ въ сценической работѣ, съ неменьшей отзывчивостью и корректностью Вѣра Ѳедоровна относилась къ нимъ и въ жизни. Въ отношеніи къ труппѣ, къ служащимъ въ ея театрѣ, никогда не видно было "предпринимательницы" или "главной актрисы", всегда мягко, внимательно шла на помощь нуждѣ. Душевная доброта къ несчастью товарищей вспыхнула послѣднимъ яркимъ огнемъ передъ трагедіей въ Средней Азіи. По пріѣздѣ въ Ташкентъ, когда почти половина труппы слегла въ постель, Вѣра Ѳедоровна съ чисто женской предупредительностью, какъ сестра милосердія, ухаживала за больными, жившими въ одной съ ней гостиницѣ. Забывая свою усталость, она просиживала ночи у постели, въ общей тревогѣ, сильная духомъ, ободряла и поддерживала. Часто больные, не зная характера своей болѣзни, изъ боязни заразить, упрашивали ее не ходить къ нимъ, но въ отвѣтъ слышалась шутка, и долгихъ усилій стоило убѣдить ее поберечь себя и заснуть. Трудно было подумать, что близокъ конецъ этой жизнерадостности, духовной бодрости, вѣры въ свѣтлое будущее, которыми была полна тогда Вѣра Ѳедоровна. Тайныя предчувствія, которыя иногда охватывали ее, отгонялись ею. Еще за день передъ тѣмъ, какъ самой лечь въ постель, Вѣра Ѳедоровна говорила о предсказаніяхъ хироманта на зарѣ ея дѣятельности, утверждала, что словамъ предсказателя нужно вѣрить, потому что все сказанное имъ сбылось. Хиромантъ предсказалъ ей успѣхъ и многое другое и, между прочимъ, что она долго-долго проживетъ. Вѣрила, что все скоро войдетъ въ колею, поѣдемъ дальше... Но страшная зараза, захваченная на пестрыхъ базарахъ Самарканда или въ вагонѣ отъ бѣглецовъ изъ Бухары, гдѣ происходила въ то время рѣзня, медленно подтачивала организмъ. 26-го Января, едва доигравъ "Бой бабочекъ", Вѣра Ѳедоровна слегла, чтобъ больше ужъ не подняться. Наканунѣ констатированная у одного изъ артистовъ оспа, черезъ день опредѣлилась и у нея.
Послѣдній пріютъ въ Ташкентѣ Вѣра Ѳедоровна нашла въ домѣ своего знакомаго, друга ея дѣтства, А. А. Фрей.) Домашняя обстановка, предупредительность хозяевъ, встрѣтившихъ, какъ родную, облегчали ужасъ одиночества вдали отъ близкихъ. Страданія больной были огромны, но съ нечеловѣческой какой то силой она молчаливо терпѣла и переносила ихъ. За все время болѣзни одинъ только разъ я слышалъ крикъ: "больно". Сколько силы духа было въ этомъ, хрупкомъ на видъ, человѣкѣ! Удивился я спокойствію, покорности, съ какой встрѣтила больная опредѣленіе своей страшной болѣзни. Узнавъ о тяжелой формѣ оспы, Вѣра Ѳедоровна надѣялась на свои силы. Диктуя телеграммы объ этомъ своимъ близкимъ, заботилась, чтобъ извѣстіе не дошло до ея матери, ей предполагала написать, какъ только наступитъ улучшеніе. Температура во время высыпанія была страшно высокая, но больная не теряла сознанія, превосходная дѣятельность сердца также давала утѣшеніе, а въ періодѣ нагноенія, когда температура была почти нормальной, являлась надежда на благопріятный исходъ. Процессъ шелъ нормально, но на 13-й день, 8-го февраля, болѣзнь осложнилась, больная начала терять сознаніе. 9-го былъ собранъ консиліумъ. У больной были еще проблески сознанія. /Видя осматривающихъ докторовъ, Вѣра Ѳедоровна шептала: "развѣ, развѣ, развѣ", потомъ громко, сознательно, сказала: "будетъ, будетъ, будетъ", но самое страшное впечатлѣніе произвели ея послѣднія слова. Врачи вышли изъ "красной" комнаты, гдѣ лежала больная, начали грустно дѣлиться своими замѣчаніями, наступила пауза, и вдругъ раздались стальныя слова Вѣры Ѳедоровны: "довольно, довольно, довольно"!) Сказанныя очистившимся голосомъ прежней Вѣры Ѳедоровны Коммиссаржевской, полныя какой то рѣшимости и примиренія съ неизбѣжнымъ, слова эти создали необычайное, жуткое настроеніе. Въ молчаніи, печально склонились головы консультантовъ, было ясно, что смерть неизбѣжна. Спасти могло только чудо. Больше сознаніе не возвращалось^ къ утру психика умерла, и безъ четверти въ два часа дня, съ послѣднимъ словомъ отходной священника, Вѣра Ѳедоровна вздохнула въ послѣдній разъ. Мученія кончились, закрылись глаза...
Въ безъисходной тьмѣ, охватившей осиротѣлую труппу у гроба, единственнымъ утѣшеніемъ была та искренняя скорбь о погибшей Вѣрѣ Ѳедоровнѣ, которая неслась въ далекую Среднюю Азію отовсюду.
Съ душевной болью была встрѣчена печальная вѣсть и въ Ташкентѣ, гдѣ Вѣра Ѳедоровна была въ первый разъ, но девять спектаклей въ немъ ясно показали, что утеряно навсегда. Отдать послѣдній долгъ пришли тысячи народа, сопровождая гробъ въ церковь и на вокзалъ. Молчаливые свидѣтели горя, сорокъ вѣнковъ ташкентскаго общества вмѣстѣ съ другими, заказанными по телеграфу и возложенными на гробъ, печально украсили траурный вагонъ, приготовленный для перевезенія тѣла почившей въ Петербургъ. Проводы въ Ташкентѣ, благоговѣніе къ памяти, которое всюду сопровождало перевезете праха Вѣры Ѳедоровны, встрѣча гроба въ Москвѣ, похороны, очевидцемъ чего я былъ, никогда не изгладятся изъ памяти! Охватываетъ чувство радости, что принадлежишь къ тому обществу, которое такъ смогло почтить память великой артистки и человѣка! Не только незамѣнимая утрата русскаго искусства наполняла скорбью сердца у гроба Вѣры Ѳедоровны, а и чувство, что ушло еще что то, близкое, нужное, родное, потеряно навсегда богатство души этого человѣка, несшее всѣмъ радость и тепло. Съ какой яркой очевидностью опредѣлились связующія "нити" прекрасной души Вѣры Ѳедоровны съ душой учащейся молодежи, которая за незабываемыми образами сценическихъ воплощеній чувствовала ея вѣчный призывъ къ новому, чутко прислушивалась и, поклоняясь красотѣ ея вѣчно-юнаго духа, считала своей. На другой же день послѣ смерти Вѣры Ѳедоровны, послѣ дезинфекціи квартиры, гдѣ стоялъ гробъ, въ удушливый смрадъ формалина уже тянулись дѣтскія руки ученицъ VI класса ташкентской гимназіи съ прощальнымъ привѣтомъ, траурнымъ вѣнкомъ. Молодежь первой кланялась и прощалась. Трогательны были эти десятки дешевыхъ вѣнковъ съ простыми надписями отъ учащихся въ гимназіяхъ. Ярко встаетъ въ памяти еще... глухая ночь въ Самарѣ, гдѣ, по требованію начальства, пришлось переносить гробъ въ новый вагонъ на запасномъ пути. Въ бѣгающемъ свѣтѣ ручныхъ фонарей зябнущія руки учительницъ молчаливо обиваютъ трауромъ вагонъ. Сколько на лицахъ тоски и печали! Какъ многогранна должна быть душа, соединившая въ общемъ энтузіазмѣ столько народа при встрѣчѣ въ Москвѣ и въ небывалыхъ похоронахъ въ Петербургѣ!
Въ лицѣ Вѣры Ѳедоровны ушла изъ русской жизни не только замѣчательная артистка, утеряна не только богатая сокровищница человѣческаго духа, а и скрылась надежда для всѣхъ, кому дороги интересы новаго искусства. Съ вѣчнымъ протестомъ противъ старыхъ, обветшалыхъ традиціи, прозрѣвая будущее въ откровеніяхъ своей чуткой души, Вѣра Ѳедоровна всегда горѣла этимъ будущимъ и упорно шла для достиженія того, что рисовало ея художественное чутье. Призывъ къ новому заставлялъ прислушиваться, самоотверженное служеніе ея тому, что грезилось, увлекало примѣромъ, достигнутое огромными усиліями поддерживало всегда надежду, что будутъ поставлены новыя вѣхи на трудномъ пути искусства. Смерть, положившая конецъ мученіямъ Вѣры Ѳедоровны, убила въ ней новый призывъ, которымъ горѣла ея душа, безжалостно оборвала практическое осуществленіе идеи, которая всецѣло ее захватила -- созданіе школы, или, какъ она выражалась, "сценическаго университета". Сдавая театръ на Офицерской и уѣзжая на годовую поѣздку по провинціи, Вѣра Ѳедоровна сначала думала основать школу при театрѣ, но эта мысль вскорѣ была оставлена. Причиной тому была невозможность устроить такой театръ, въ которомъ не было бы погони за сборомъ. Практически Вѣра Ѳедоровна дошла до мысли, что о театрѣ исканій мечтать преждевременно, на поддержку общества разсчитывать трудно, а вводить чистую сердцемъ молодежь на базаръ въ современномъ театрѣ, конечно, было грустно и жалко.
Много писалось по поводу извѣстнаго письма Вѣры Ѳедоровны, съ которымъ она обратилась къ труппѣ въ послѣдней поѣздкѣ!
Большая часть замѣтокъ касалась первой половины письма, ея разочарованія въ пройденномъ пути и рѣшенія оставить сцену. Это понятно. Уходъ со сцены знаменитой артистки въ пору полнаго разцвѣта силъ и успѣха не могъ оставить безучастнымъ общество и прессу. Каждый, не чуждый воображенія и способности нарисовать переживаніе другого, пойметъ, чего это стопло самой Вѣрѣ Ѳедоровнѣ. Отказаться... когда такъ манили, увлекали новые образы Катерины въ "Грозѣ" Островскаго, Терезиты во второй части трилогіи Гамсуна "Драма жизни", Ункрады въ пьесѣ А. Ремизова "Іуда -- принцъ Искаріотскій". Пьесы эти уже предполагались къ постановкѣ въ будущемъ театрѣ.
Твердо рѣшивъ уйти изъ театра, "надолго ли, навсегда ли", Вѣра Ѳедоровна опять была полна вѣры и энергіи. Говоря рѣшительно, что "театръ въ той формѣ, въ которой онъ существуетъ сейчасъ, пересталъ мнѣ казаться нужнымъ, и путь, которымъ я шла въ исканіяхъ новыхъ формъ, пересталъ мнѣ казаться вѣрнымъ", она видѣла "новыя возможности, неизсякаемость и достижимость истинно прекраснаго". Для театра "какой нуженъ", для новаго "пути въ исканіяхъ новыхъ формъ" необходимы новые люди. Какъ ограниченъ репертуаръ для эстетически развитаго, требовательнаго, современнаго зрителя. Какъ мало пьесъ, совмѣщающихъ литературность и художественность; цѣнныя изъ нихъ теряются въ томъ ходкомъ товарѣ, какимъ заполняютъ сцену современные драмодѣлы, въ томъ хламѣ, который имѣетъ сбытъ у боль, той публики, хламѣ, сдѣланномъ по формѣ, которая "перестаетъ казаться нужной". Смѣлые призывы къ новому разбиваются объ инертность исполнителей, привыкшихъ къ фотографированію жизни, берущихъ исходнымъ пунктомъ своего творчества только наблюденіе, въ погонѣ за типичностью забывающихъ о запросахъ духа. Доминирущая роль въ театрѣ художника-режиссера или художника-декоратора не могла заинтересовать публику, не могла вести "по пути исканія новыхъ формъ" и окончательно перемѣшала взаимоотношенія дѣятелей театра. Жизненная правда, оплотъ старой драмы, поколебалась отъ увлеченія публики кинематографомъ, цвѣтная лента живой фотографіи, быстрое развитіе дѣйствія на экранѣ, успѣшно стали конкуррировать съ ненужной бутафоріей сцены театра. Выходъ изъ этого безвременья, тупика, въ который зашелъ театръ, не будетъ найденъ, пока не явится новый актеръ, актеръ интеллекта, художественнаго такта и вкуса, чуткій къ запросамъ и трепету современной души. Не насмѣшкой и шуткой должно бы быть отношеніе къ творцамъ новой драмы, какъ Метерлинкъ, а необходимо быть болѣе тонкимъ, чтобъ, поддавшись вліянію такихъ художниковъ слова, нарисовать себѣ и передать зрителю значеніе драмы -- символа. Задуманный Вѣрой Ѳедоровной "сценическій университетъ", долженъ былъ отвѣчать потребности театра имѣть новыхъ людей. По сравненію съ театральной школой обычнаго типа, гдѣ обыкновенно опытный актеръ обучаетъ ремеслу, старается сдѣлать изъ юнаго, неопытнаго человѣка "готоваго актера", "сценическій университетъ" ставилъ другія задачи. Всегда отзывчивая къ нуждамъ молодежи, идущая на встрѣчу всѣмъ ищущимъ, беззавѣтно любящая театръ, Вѣра Ѳедоровна рѣшила принести свой опытъ, весь огонь, наконецъ, всѣ средства, чтобъ создать ту художественную атмосферу, въ которой бы могъ воспитываться и духовно рости будущій дѣятель искусства. Главная задача рисовалась не въ томъ, чтобъ выпустить "готоваго актера", вооружить его техникой, а въ томъ, чтобы воспитать въ немъ художественное чутье, способность анализа, чувство гармоніи и красоты. Предполагалась въ школѣ полная свобода и самостоятельность. Ничего предвзятаго. Не съ опредѣленными принципами извѣстнаго направленія, хотя бы и новѣйшаго, предполагалось знакомить въ школѣ, а дать матеріалъ для размышленія и свободныхъ заключеній самого учащагося. Вмѣстѣ съ "трезвымъ, опредѣленнымъ взглядомъ на вещи" должно быть дано мѣсто смѣлому призыву, съ опытомъ законченнаго художника должна идти оцѣнка неясныхъ исканій и порывовъ къ новому. Кафедра "сценическаго университета" предполагалась быть открытой для людей различныхъ направленій, для свободнаго обмѣна мыслями, грезой. Въ теоретической разработкѣ вопросовъ искусства нельзя забывать о постоянномъ, ближайшемъ, наглядномъ знакомствѣ съ произведеніями искусства, его памятниками, стариной. Не обученіе пріемамъ актерства должно лежать въ основѣ, а чувство красоты, гармоніи, любовное отношеніе къ воспитанію воображенія, воли, въ свободномъ развитіи индивидуальности каждаго. Мечта осуществить задуманное всецѣло захватила Вѣру Ѳедоровну. Сколько въ ней было подъема, свѣтлой вѣры, когда она говорила о своей мечтѣ. Съ какимъ трепетнымъ благоговѣніемъ, тихой, мягкой боязнью она рисовала свою задачу въ школѣ. Сколько чувствовалось святой любви, ласковой мягкости къ чистой душѣ молодежи, которая придетъ къ ней, въ ея школу. Съ горящими вдохновеніемъ глазами, полными какой то радости, она рисовала огромный залъ съ готическими, цвѣтными окнами, погруженный въ торжественную, таинственную тишину храма, рядомъ много-много комнатъ, полныхъ цвѣтовъ... Лѣтомъ лѣсъ, солнце, луга, и она со своими учениками... Задумывалась... И опять "сутолока" жизни.
Задача, какую ставила себѣ Вѣра Ѳедоровна, была огромна. О какомъ либо доходѣ не могло быть и рѣчи, это, конечно, было ясно и ей, но любовь къ искусству, вѣра въ назрѣвшую необходимость задуманнаго поддерживали энергію. По ея словамъ, она всегда вѣрила своему чутью, прислушивалась къ призыву въ себѣ, чутье никогда не обманывало, и она "безъ остатка" отдавалась захватившей идеѣ. Размѣниваться Вѣра Ѳедоровна не могла. Совмѣщать обязанности руководительницы и работу въ театрѣ съ занятіями въ школѣ трудно, а для такой натуры, какъ Вѣра Ѳедоровна, невозможно. Мысль открытія театра была оставлена. Горя желаніемъ придти на помощь молодому, ищущему, новому, она осталась вѣрна себѣ, "безъ остатка" приносила всю себя, отдавая славу, деньги, которыя съ такимъ трудомъ добывала, наконецъ сцену -- жизнь свою. На этомъ великомъ порывѣ любви къ молодежи, къ ея духовнымъ запросамъ и черезъ это къ "новому театру", смерть закрыла книгу "неизсякаемости и достижимости истинно прекраснаго", какую стремилась написать Вѣра Ѳедоровна. И это, въ прямомъ смыслѣ, наканунѣ практическаго осуществленія задуманнаго! Черезъ три дня послѣ того, какъ слегла Вѣра Ѳедоровна, долженъ былъ ѣхать ея уполномоченный для снятія помѣщенія школы и переговоровъ съ лекторами. О школѣ еще не было объявлено, но уже являлось много запросовъ отъ желающихъ поступить. Чутье не обмануло Вѣру Ѳедоровну. Послѣ смерти ея многіе спрашивали, не будетъ ли приведена въ исполненіе послѣдняя мечта Вѣры Ѳедоровны. Въ Ташкентѣ была собрана между учительницами даже подписка на это. Но создать то, что рисовалось Вѣрѣ Ѳедоровнѣ, могла только она сама, съ ея вдохновеніемъ, чуткостью и способностью горѣть и звать.