Изложенное ниже отнюдь не является выдумкой; в этих строках почти буквально передан эпизод, имевший место с месяц тому назад в одном специальном лечебном заведении Москвы.
Некий молодой советский писатель, полное собрание сочинений которого недавно выпущено Госиздатом, обратился за советом и с просьбой о помощи к видному столичному психиатру.
-- Мое обращение покажется вам, вероятно, странным и необычным, профессор, -- сказал он, -- но не можете ли вы посредством гипноза повысить мою способность к письму?
-- Простите, не понимаю.
-- Я писатель. Но, видите ли, пишу я как-то механически, без подъема, что ли. Мы, конечно, подобно Анатолю Франсу, отрицаем вдохновенье. Существует только уменье приводить себя в рабочее состояние. Но вот это-то, понимаете, никак мне не удается. Сколько ни сижу, сколько ни пишу -- не удается. Все дело ведь в том, как расставить слова. И вот, не расставляются, проклятые, как надо!
-- Вы давно пишете?
-- Три с половиной года.
-- И много написали?
-- Шесть томов, сорок два листа.
-- Гм... порядочно.
-- И все неудачно.
-- Неудачно?
-- Представьте.
-- И все-таки продолжаете писать?
-- Откровенно скажу как врачу: пережевываю старое!
Профессор подумал с минутку, побарабанил по столу пальцами и осторожно сказал:
-- Так, может быть, вам лучше бросить? Счесть, так сказать, эксперимент неудавшимся?
-- Но ведь я писатель.
-- Что ж, иногда приходится менять профессию. К тому же это все-таки не то, что землемер или часовой мастер. К этому надо иметь особую способность, особый психический, интеллектуальный склад.
-- Но меня печатали!
-- И много?
-- Все.
-- И неудачное тоже?
-- Тоже.
-- И жеваное?
-- И жеваное.
Профессор посмотрел в окно и в раздумье почесал переносицу.
-- Видите ли, то уменье расставлять слова, о котором вы изволили сказать, иногда называется также талантом. Насколько я понимаю, вы хотите, стало быть, чтобы я внушил вам талант?
-- Таланта не существует, профессор. Это отжившее слово.
-- Ну, все равно. Уменье... Э-э... Как вы сказали?
-- ...расставлять слова.
-- Предположим. Как же вы себе реально это представляете? Надо сказать, практическая медицина не знает таких прецедентов.
-- А как вообще лечат гипнозом? Ну, я лягу на кушетку, вы проделаете надо мной пассы, или как уж там это полагается, и станете внушать: "С этих пор ты пишешь иначе, с этих пор ты правильно расставляешь слова, с этих пор..."
-- Гм. По этой теории, под гипнозом можно обучить и строить железнодорожные мосты, например, и пломбировать зубы.
-- Ах, доктор, это же совсем другое. Здесь ведь высшая сфера психики.
Профессор встал и, заложив руки за спину, прошелся по кабинету.
-- Послушайте, -- сказал он вдруг, -- а зачем, собственно, это вам нужно? Талант, то бишь... уменье расставлять слова? Ведь, вы говорите, вас и так печатают?
-- Да, но ведь это не вечно! Откровенно скажу как врачу: я и сам считаю это недоразумением. В один прекрасный день кто-нибудь да увидит же, что и слова не так расставлены, да и все это вообще не то. Нет, уж вы не отказывайтесь, доктор. Я буду благодарным пациентом. Хе-хе... Вам будет посвящена первая же повесть, написанная после всех этих штучек...
-- Штучек?
-- Сеансов, я хотел сказать.
Профессор в упор посмотрел на него. Он не опустил честных, голубых, наивных глаз.
-- Вот что, -- после некоторой паузы сказал профессор. -- Принесите мне что-нибудь из того, что у вас напечатано. К сожалению, нет, знаете ли, времени следить за беллетристикой. То да се...
-- Я понимаю.
-- Принесите и зайдите через недельку. Я ознакомлюсь, и тогда поговорим.
И писатель прислал пятый том своих сочинений, и зашел через неделю.
-- Я прочел вашу книгу, -- сказал профессор, -- и отметил некоторые места. Например, вы пишете: "Смычка -- так звали дочь старого политкаторжанина Еремина -- блистала зубами, ослепительными, как янтарь". А янтарь желтый. Значит, она блистала желтыми зубами?
-- Ну, это поэтическая вольность.
-- Ну, не знаю. Или вот: "Дом и мебель были в стиле боярина XVII века с витыми ножками". У кого же витые ножки? У боярина, у дома или у мебели?
-- Ну, профессор, это детали.
-- Да, а вот еще: "Он постепенно вскрыл пинцетом выпершую кость". Во-первых, костей не вскрывают, а во-вторых, пинцетом вообще нечего делать. Вы спутали пинцет с ланцетом. Потом вы пишете: "У мечети заржала кобылица, голубая лазурь которой сияла на солнце". Как же это так -- голубая кобылица?
-- Мечеть, а не кобылица.
-- А сказано -- кобылица.
-- Профессор, право же, все это частности, давайте ближе к делу.
-- Извольте. Я уклоняюсь от... лечения.
-- Почему?
-- Случай слишком трудный.
-- Вы считаете науку бессильной?
-- Я считаю, что, поскольку существуют школы второй ступени, -- внушать посредством гипноза, что корова не пишется через и с точкой, нет никакой надобности.
-- Однако, доктор, я попросил бы вас выбирать выражения. У меня имя. Я сорок два листа написал.
Профессор вскочил вдруг и закричал, потрясая пятым томом сочинений клиента:
-- Дрова пошли бы пилить! Арбузы на баржах грузить! Асфальт в котлах месить! Стыдитесь! Голубая кобылица! Янтарные зубы! Подъезжая к станции и высунувшись в окно... Учиться надо! Грамматике учиться, а не гипнозы выдумывать!..
...Одеваясь в передней, писатель бормотал обиженно, долго шаркая в полутьме ногами и никак не попадая в галоши:
-- Раскричался, скажите пожалуйста! Дрова пилить! Асфальт мешать! Сам иди мешай, старая песочница! Назло тебе, дураку, еще сорок листов напишу. И напечатают! Ну пинцет, ну янтарные зубы, ну ошибся... Подумаешь, художественный театр!..