Амфитеатров Александр Валентинович
Катенька

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

  
   Амфитеатров А. В. Собрание сочинений В 10 т. Т. 3. Рассказы. Повести. Легенды
   M., НПК "Интелвак", 2001
  

КАТЕНЬКА

   Звонят. Горничная докладывает:
   -- Вас какая-то спрашивает...
   По презрительному выражению лица и тону голоса чувствую, что "какая-то" -- не из важных.
   -- Просительница на бедность?
   -- А Бог ее знает! надо полагать...
   -- Ну все равно, просите...
   "Какая-то" входит, и я сразу понимаю презрительный тон и негодующую мину горничной: предо мною -- "беспокойная ласковость взгляда и убогая краска ланит..."
   -- Простите, ради Бога, что я осмелилась... -- звучит робкий голос, тихий и глухой -- словно из-за двух стен.
   -- Чем могу служить?
   Долгое молчание. Потом опять -- подземельный шепот.
   -- А вы меня не узнали? Я так и думала, что не узнаете...
   Вглядываюсь: лицо как будто знакомое, но -- где видал, когда, как, зачем? не могу вспомнить. И не могу определить, молода ли моя странная гостья, пожилая ли она уже. Ей можно дать и двадцать лет, и сорок...
   -- Виноват, как будто встречался, но...
   -- Я -- N... помните? Вы мою мать хорошо знали, бывали у нас в Москве...
   -- Боже мой, неужели? Вы -- Катенька N"?
   -- Ну да, я та самая Катенька N., которой вы конфеты возили и Брэма с картинками подарили.
   Я знал мою гостью здоровым, балованным ребенком -- теперь передо мною стоит "какая-то".
   -- Катенька, сколько же вам лет?
   -- Двадцать третий... А что? не похоже? Старухой смотрю?
   Я смолчал. Она горько улыбалась, кусая губы; глаза ее переполнились слезами...
   -- Расскажите же, как вы жили в это время, что мы не видались?
   Она взглянула мне в лицо, -- и мне стало стыдно своего вопроса...
   -- А. В.! разве вы не видите? -- сказала она тою глубокою интонациею трагической правды, которую нельзя подделать.
   Да! уж лучше было прямо спросить: "Как дошла ты до жизни такой?"
   И я узнал, как "дошла". Увы! это такая простая, обычная история, что для пересказа ее не надо даже глаголов: можно обойтись одними существительными. Смерть отца. Паралич матери. Никаких средств. Из приличной квартиры -- в подвал. Исключение из гимназии за невзнос платы. Модная мастерская. Голод дома, издевательства и каторжный труд в мастерской.
   -- Ну а в эту пору Петрова у нашей хозяйки платье заказала... знаете, хозяйка знаменитого русского хора... небось сами в Москве сколько раз петь заставляли! Понравилась я ей... Спрашивает: "У вас голос есть?" -- "Нету". -- "Ничего, ты и без голоса денег стоишь! Ступай ко мне в хор, -- будешь стоять для декорации..." Двадцать пять рублей дала на всем готовом.
   Дальше -- все по шаблону. Девушки споили, развратили -- "до того, что стала я из всего хора самая отчаянная!.." Заливать девичью совесть вином стало потребностью. А организм оказался из слабеньких, натуришка рыхлая,-- девушка летела вниз стремглав и в какие-нибудь три года переработалась в алкоголичку-психопатку, с буйными порывами. В хоре стали на нее коситься: скандалистка. Прибила какого-то богатого биржевика за то, что тот швырнул ей в стакан с вином обмусленный окурок своей сигары, -- вовсе выгнали... Другой хор похуже, третий, четвертый, Нижегородская ярмарка, захудалый петербургский шато-кабак, купец за купцом, гость за гостем, и -- финал: страшная болезнь, после которой нет пристанища даже в хорах...
   -- Видите, видите, и вы отшатнулись! -- закричала она в истерических слезах, когда дошла до этого места своего рассказа. Я покраснел за свое малодушие, но она была права. Было время, когда, юношески рисуясь презрением к жизни, я спокойно сидел на кровати оспенного больного, но тут невольно двинул стул, чтобы положить почтительное расстояние между собою и моею посетительницею... этою Катенькою, которой я когда-то "подарил Брэма с картинками". И -- так отшатывались от нее все, отшатывались и физически, и нравственно. Она осталась одна в огромном городе -- одиноким, нищим, больным, голодным животным, на которое всякий дивился: и с чего еще жива? как ты не издохнешь? и зачем не издохнешь? А издыхать, тем не менее, -- не моги! Полтора года назад бросилась в Фонтанку -- и дежурный городовой или дворник вытащил и награду за то получил. С тех пор с простудою пошло еще хуже...
   -- Зачем же ко мне-то вы теперь пришли?
   -- Видела вас на улице... узнала... вот и пришла... пожалейте меня!
   -- Да как пожалеть? Денег вам дать? Так ведь я не капиталист, -- много ли я в средствах дать вам? Работать вы вряд ли можете... вон у вас какая одышка!
   -- Да и кто мне даст работу... такой?
   -- Так как же?
   -- Дайте мне денег на билет третьего класса уехать на родину в Б... Нет, денег не давайте, пропью... А прикажите меня отправить кому-нибудь, и, когда сяду в вагон, велите мне по третьему звонку десять рублей дать.
   -- Почему именно десять?
   -- Разве вам жаль?
   -- Не жаль, но почему десять? Не восемь, не пятнадцать, не двадцать пять, а именно десять?
   -- Потому, что я больше прожить не успею... А. В.! разве я жить еду? Умереть хочу на спокое... Легких-то ведь нету, -- ау! кончено!.. Только бы до места добраться... А то здесь -- в яму... без креста, без имени... Батюшка, пожалейте! Ведь вы меня человеком помните...
   Страшно было слышать истерические вопли этой чахоточной груди, надорванной кашлем, окровавившим какое-то жалкое подобие платка, которое бедная женщина комкала в руках своих... В это время зашел ко мне приятель, крупный петербургский юрист, человек богатый и сердобольный. Узнав в чем дело, он сразу предложил взять дело на себя. Снабженная деньгами несчастная уехала в Б. -- за крестом и могилою...
   -- Спасибо, что дали умереть спокойно, -- были последние слова ее на вокзале.
   Сейчас я получил письмо с извещением, что бедняга нашла, чего искала... Мир ее грешному праху!
   Смотрю я сейчас в темное окно на улицу, сверкающую магазинами, полную спешно снующею толпою... женские фигуры мелькают... все -- Катенькины сестры! героини "Моста вздохов", бессмертной поэмы Томаса Гуда: бессмертен порок, ею проклинаемый; бессмертен и протест против него. Быть может, и этим Катенькам кто-нибудь возил "Брэма с картинками", и были они такие же пухлые, румяные, резвые, капризные, как и та Катенька, которой лишь милость и великодушие случайного встречного позволили умереть близ родного пепелища, а не под забором.
   "Спасибо, что дали умереть спокойно..." А чтобы жить спокойно? неужели так-таки никогда и не удастся столице, огромной и богатой, устроить хоть что-нибудь, дабы глупенькие и нищие Катеньки не впадали в руки корыстной эксплуатации разврата, чтобы красивой, но честной женской нищете оставался хоть какой-нибудь выход житейский, кроме самопродажи, -- а потом -- больницы и могилы без имени и креста?
  
   1898
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru