Белов Вадим Михайлович
"Летучий Голландец"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Морской рассказ).

   "Влюбленный призрак: Фантастика Серебряного века. Том V": Salamandra P.V.V.; 2018
   

Вадим Белов

"ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ"

(Морской рассказ)

   -- Большинство пословиц -- вздор! -- говорил в кают-компании ревизор.
   Ужин уже окончили, и за столом осталось всего человек 5 "корабельных философов" да старший офицер, спустившийся с палубы позже и потому еще кончавший свою котлету.
   -- Ревизор уж, как скажет, -- так словно отрубит! -- с иронией возразил артиллерист. -- Я могу вам привести сколько угодно очень остроумных и, действительно, справедливых пословиц.
   -- Пожалуйста... мы слушаем!..
   Ревизор насмешливо глядел на своего собеседника.
   -- Ну вот, например: "Что имеем -- не храним, потерявши -- плачем" или...
   -- Позвольте... а вот, например, у штурмана жена... он ее и не хранил, а когда она с каким-то мичманом сбежала, так не только не заплакал, а, наоборот, пришел ко мне и говорит: "Пойдем-ка, Иван Иванович, выпьем на радостях -- наконец-то моя благоверная сбежала..."
   Все засмеялись.
   -- Да бросьте вы каламбурить! -- обиделся артиллерист. -- С вами серьезно говорят, а вы все паясничаете...
   -- Продолжайте, продолжайте... больше не буду.
   Артиллерист потер лоб и продолжал:
   -- Еще пример: "Чем меньше женщину мы любим -- тем больше нравимся мы ей".
   -- Это не пословица... это Пушкина, -- зашумели за столом.
   -- ...А что же, по-вашему, пословица?..
   -- Народное -- а не из поэтов...
   -- Извольте... "Кто в море не бывал -- тот и страху не видал".
   -- Вздор... вздор... -- кричали все.
   Шум поднялся невообразимый, каждому молодому моряку хотелось щегольнуть своей неустрашимостью, и все наступали на злосчастного артиллериста.
   -- Позвольте... господа... -- вмешался до сих пор молчавший старший офицер -- я с вами не согласен...
   Наконец все затихли.
   -- Я с вами совсем не согласен. Пословица "Кто в море не бывал -- тот и страху не видал" имеет глубоко правдивую подкладку... даю вам слово старого лейтенанта.
   Старший офицер помолчал, достал из кармана кителя толстую сигару и внимательно ее обрезал.
   -- Конечно, -- продолжал он через минуту, -- не вам, господа, судить о ее правдивости в наш век, когда броненосцы, пар, электричество и пироксилин убили старый морской дух лихости и сделали из моряков -- машинистов.
   Но я, господа, застал еще во флоте маленькие грациозные корветы и клиперы, одетые белыми парусами и незнакомые с угольными дымом и копотью.
   Если вам не скучно, я могу рассказать вам одну быль, которой я сам был свидетелем.
   Мы шли из Генуи в Алжир, пересекая Средиземное море в самой широкой его части. Ветер был слабый, к вечеру поставили брамсели.
   Я, господа, не поэт и вряд ли удачно опишу вам картину южной ночи; впрочем, в ту ночь, о которой я вам рассказываю, никто на "Мареве" и не думал любоваться природой: на корвете была большая неприятность.
   Перед самым спуском флага доктор прошел в каюту командира и сообщил ему, что в судовом лазарете скончался матрос Евсеев. А история с Евсеевым произошла скверная: старший офицер был свирепый, из "старых", и за какое-то упущение на парусном учении всыпал Евсееву 200 линьков.
   Вам, конечно, не приходилось видеть это оружие пытки старого флота?.. Благодарите Бога!.. А мне волей-неволей пришлось даже присутствовать несколько раз при порке этими самыми линьками... и впечатление осталось, конечно, очень тяжелое!..
   Старший офицер помолчал.
   Итак, всыпали Евсееву 200 линьков, унесли его в лазарет, выражаясь по-боцмански, "в бесчувствии" и решили, что через 2-3 дня матрос опять будет бодр и свеж!..
   Но на деле вышло не так.
   Евсеев был из слабых, случилась с ним, кажется, скоротечная чахотка или что-то в этом роде, одним словом, вечером, в день выхода из Генуи, он умер.
   Перетрусил старший офицер, испугался и командир -- словом, на корвете воцарилась какая-то напряженная, боязливая тишина.
   Наутро Евсеева одели в новую фланелевку с синим воротником, зашили в брезентный мешок и, прикрепив к ногам ядро, положили на юте ногами к морю на наклоненной доске, на высоте фальшборта.
   Словом, все приготовили к погребению. Но к вечеру начало свежеть. Постепенно убрали брамсели и спустили брам- стеньги.
   Началась качка. Вахтенный начальник спросил было разрешения убрать тело Евсеева в палубу, но командир приказал не убирать, а только прикрепить к фальшборту покрепче, и похороны назначили ранним утром.
   К 10 часам ветер еще засвежел и почти перешел в шторм.
   Почернело море, быстро спустилась ночь и в непроглядной темноте мчался по вспененным волнам наш маленький корвет.
   В 12 часов я вступил на вахту.
   Ночь была так темна, что я с трудом различал на мостике фигуры командира и старшего офицера. Последний озабоченно склонился над компасом.
   Качало сильно. Иногда у самого борта вдруг поднимался столб пены и с зловещим шумом рушился на палубу.
   Мы четверо: командир, старший офицер, вахтенный начальник и я, неотлучно стояли на мостике, вперив в даль взгляд.
   По моему расчету, было около двух часов ночи, когда после особенно сильного шквала с бака закричали:
   -- Справа по носу зеленый огонь!..
   -- Где? -- в волнения переспросил старший офицер.
   Но переспрашивать было незачем.
   В ту же минуту на правом траверсе мелькнули два огня: зеленый и красный.
   Командир крикнул рулевым:
   -- Право на борт...
   И слова замерли на его устах...
   Прямо по нашему борту несся громадный, весь белый, как бы изнутри освещенный корабль; на нем стояли все паруса, и несся он, как тень, не касаясь воды, прозрачный и страшный, мигая своими отличительными огнями, а на баке у самого форштевня стояла высокая, худая человеческая фигура, плотно закутанная в черный плащ.
   Мы онемели от ужаса...
   Я помню ясно, как громадный таинственный корабль сделал поворот и помчался через нашу корму, именно через, так как она прошла сквозь него, как сквозь туман.
   Я представляю себе сейчас полные безумного ужаса глаза командира и бледное до синевы лицо старшего офицера.
   Первым нашелся вахтенный мичман. Он подбежал к рулевым.
   -- Видели? -- крикнул он хриплым голосом.
   Рулевые, бледные, едва державшие штурмы одной рукой, без шапок, творили другой крестное знаменье, и старший вместо ответа прошептал:
   -- Господи, прости наши согрешения!
   Очевидно, это был не сон.
   Но если бы вы знали, какой безумный, нечеловеческий ужас испытал я на рассвете, сменясь с вахты и пробираясь на корму в свою каюту: тела Евсеева на доске не было!
   Говорят, его могли смыть волны, ходившие через ют... может быть... но я-то, я-то твердо верю, что это дело не волн, а того таинственного белого корабля, "Летучего голландца", повстречавшегося нам в эту бурную ночь.
   Когда наутро я взглянул в зеркало, мои виски были белы, как морская пена.
   Вот и говорите после этого, что в море нет ничего страшного и что эта старинная морская пословица -- вздор! Нет, господа!..
   Старший офицер кончил и среди воцарившейся тишины вышел из кают-компании.
   Все молчали. По лицам бродили недоверчивые улыбки, а ревизор даже попытался скаламбурить.
   Но все были подавлены...
   Когда после 12-ти ревизор вышел на вахту, броненосец шел открытым морем. Гулко стучали громадные машины, толстые трубы разбрасывали снопы золотых искр, а черные волны с ревом разбивались о стальной таран.
   А мысль ревизора все еще была занята рассказом старшего офицера, и порой казалось ему, что из темноты выплывает навстречу броненосцу громадный белый корабль с таинственной, закутанной в плащ фигурой "Летучего голландца" у форштевня.
   

Комментарии

   Впервые: Всемирная панорама. 1912. No 145.
   
   В. М. Белов (ок. 1890-1930?) -- беллетрист, журналист. В 1910-х гг. сотрудничал в Ниве, Солнце России, Синем журнале, Биржевых ведомостях и др. изданиях. Участник Первой мировой войны в чине подпоручика, награжден двумя Георгиевскими крестами, на основе фронтовых впечатлений опубликовал три книги. В 1920 г. нелегально перешел с семьей эстонскую границу, основал и редактировал в Ревеле газ. Свободное слово, занимая сменовеховские позиции. В 1922 г. был выдворен из Эстонии, в 1926 г. из Латвии за просоветскую деятельность. По некоторым сведениям, в 1930-х гг. был расстрелян в СССР как белогвардеец.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru