Успенский Николай Васильевич
В. А. Слепцов

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Н. В. Успенский

  
   Был ненастный ноябрьский вечер. Я сидел в своей комнате за письменным столом, вдруг дверь с шумом отворилась, и я увидал дробную фигуру в очках с клинообразной бородой.
   Выйдя из-за стола, я поспешил навстречу нежданному гостю, в котором узнал А.И. Левитова.
   - Я тебе не помешал? - тихо спросил он, снимая с себя верхнее платье.
   - Напротив, ты очень обрадовал меня своим посещением.
   - Кажется, ты что-то писал?
   - Начал рассказ из народного быта под названием "Змей".
   - Это какой же такой "змей", уж не "огненный" ли?
   - Видишь ли, в чем дело: некий сельский огородник вздумал по ночам делать визиты одной придурковатой девке в то время, когда она находилась в объятиях Морфея... Мужики решили, что к ней прилетает змей...
   - Понимаю, понимаю!.. Я тоже обдумываю недурную вещицу, только сперва надо у кого-нибудь заполучить авансу... А что же, - садясь на диван, умиленно проговорил Александр Иванович, - не угостишь водочкой?
   - Непременно!..
   Мы выпили по стаканчику, беседа наша оживилась.
   - Знаешь, какую новость я тебе сообщу? - торжественно возвестил мой "собрат по перу".
   - А именно?
   - На Знаменской улице в великолепнейшем доме открылась коммуна...
   - Это что такое? Я тебя не понимаю... - Коммуна происходит от слова "communis" - общий... Другими словами, открылось общежитие, благодаря почину, авторитету и энергии Слепцова... Ты не знаком с ним?
   - К сожалению, нет.
   - "О-о! Познакомься непременно!" - скажу я словами Репетилова. Но что особенно прискорбно: Василий Алексеевич после своей повести "Трудное время" не пишет ничего. Вот этаких людей-то сечь да приговаривать: "Писать, писать, писать!"...
   - Однако расскажи мне что-нибудь про эту коммуну.
   - Дело в том, что в ней живут образованные молодые люди и девушки вместе, ежемесячно взнося в общую кассу известную сумму денег, которыми заведует Слепцов... Что ж? Мысль во всех отношениях прекрасная... Ты вот, например, платишь за свою комнату двенадцать рублей и за свои же деньги подвергаешься оскорблениям со стороны невежественной квартирной хозяйки, умираешь с тоски в одиночестве среди четырех облупленных стен, не имея и сотой доли тех удобств, которыми пользуются обитатели коммуны, а там ты, сидя перед камином, можешь услаждать свой слух звуками пианино или арфы, отводить душу беседой с интеллигентными людьми, имеешь под рукой все газеты и журналы... да, наконец, прими во внимание женский персонал, который, что ни говори, немало способствует подъему духа... Давай-ка выпьем...
   - Ну, скажи, отчего бы нам с тобой не жить в таком раю?.. Для меня и для тебя совершенно безразлично, кому ни платить двенадцать рублей в месяц...
   - Нет! Нас с тобой туда не примут...
   - Это почему?
   - А вот на каком основании: сегодня у нас имеются деньжонки, а завтра и даже послезавтра - ни гроша... В коммуне же требуется аккуратный взнос... там, брат, свой устав, составленный Слепцовым... Я раз говорил ему, дескать, нельзя ли мне в качестве хоть парии как-нибудь приютиться у вас, хоть, примером будем говорить, в кухне... "Ну, нет! - сказал Василий Алексеевич. - Это немыслимо, во-первых, потому, что у нас в кухне наблюдается самый строгий, педантический порядок, а ты любишь вследствие катара чуть не через две-три минуты плевать... Во-вторых, ты любишь выпить и из кухни можешь как-нибудь ворваться в самую коммуну и бушевать... А главное, все вы, народные писатели, страдаете безденежьем, а у нас живут люди более или менее обеспеченные: тут есть и дочка графа, и сынок Тит Титыча... Нет, Левитов, ты эту кухню выбрось из головы... Я лучше буду по временам оказывать тебе пособие в форме какого-нибудь пиджака, трех рублей, стеариновых свечей и так далее". Так поедем, если хочешь? - возгласил Левитов, допивая последний стакан водки. - Об извозчике не заботься... Слепцов ему заплатит.
   Мы отправились... Я был немало изумлен, когда Левитов по приезде на Знаменскую улицу приказал извозчику остановиться у ярко освещенного подъезда громадного дома, напоминавшего своей внушительной наружностью совершенный дворец. С необычайной развязностью Александр Иванович миновал солидного швейцара с булавой и начал подниматься по лестнице, украшенной статуями греческих богов и экзотическими растениями. Следуя за своим собратом, я уж начал подозревать его в сильном кураже, когда он вдруг остановился на первой площадке и с необыкновенной силой нажал пуговку электрического звонка...
   - Вот, брат, где помещается коммуна-то, - многозначительно проговорил Левитов. - А ты думал, где-нибудь под крышей?.. Нет! Что ни говори, а Слепцов философ... он знает свое дело...
   Мы очутились в роскошной квартире с необозримой анфиладой комнат, освещенных люстрами, лампами с затейливыми абажурами и бра на стенах. Повсюду слышался веселый шумный говор, смех, споры, а где-то вдали раздавались мелодичные звуки фортепиано.
   Но вот и сам Слепцов.
   - А-а! Александр Иванович! - раздался приветливый голос. -С кем это ты?..
   - Ты незнаком с Николаем Васильевичем Успенским? - таинственно возвестил Левитов.
   - Очень, очень приятно...
   Передо мной стояла стройная фигура красивого молодого человека с черными, как смоль, волосами и бородой. Это и был даровитый и преждевременно угасший писатель Василий Алексеевич Слепцов. На нем была щегольская куртка, а на голове красовалась шапочка с золотой кисточкой.
   Слепцова окружал целый сонм красивых девушек, которым я и был представлен любезным заправителем коммуны...
   Мы уселись "чинно в ряд" и в первые минуты не знали, с чего начать разговор. Спасибо, Левитов вывел нас из затруднительного положения.
   - Что же, Василий Алексеевич, - смиренно начал он, - водочкой попотчуешь?..
   - Ах, да! - вставая с кресел, воскликнул Слепцов. - Вы, Николай Васильевич, пьете водку?
   - Потребляю...
   - А то не хотите ли, у меня есть шартрез, шато-д'икем, шато-марго, лафит...
   - Нет, начнем лучше с водки...
   - Ну, и прекрасно, и я выпью...
   - Василий Алексеевич! - вдруг воскликнула одна девушка, держа в руках какую-то увесистую книгу. - Скажите мне, что значит "спланхнология"...
   - А черт ее знает! - отвечал Слепцов. - Вот у Левитова надо спросить... Он учился в семинарии и знает древние языки...
   - Спланхнология, - задумчиво произнес Левитов, тыкая вилкой в селедку. - Это... это... я вам скажу, такая забористая наука... Николай! - обратился он ко мне. - Ведь ты учился в Медицинской академии и должен знать, что эта за штука такая?..
   - Спланхнология, - сказал я, - учение о внутренностях...
   - А патология? - спросила девушка.
   - Наука о болезнях...
   - А синдесмология?
   - Учение о связках...
   - Да ну вас совсем, Скрипицына! - гневно воскликнул Слепцов. - Уйдите, пожалуйста, отсюда... Нашли время толковать о каких-то синдесмологиях...
   Девушка покорно вышла из комнаты, в которой мы сидели.
   - Давно не был у Некрасова? - спросил у Слепцова Левитов.
   - Вчера обедал у него.
   - Ну, обо мне не заходила речь?
   - Как же! Все как быть следует... Все соболезнуют, что ты много пьешь... Вредно, брат, я тебе по душе скажу...
   - А им, этим литературным плантаторам, не вредно каждый вечер пьянствовать в клубе да объедаться? Я удивляюсь, как у них не произойдет заворота intestini recti1... (прямой кишки (лат.)).
   - Ну, да там, Александр Иванович, пьют не сивуху, а шампанское... Это большая разница...
   В это время вошла другая девушка и объявила Слепцову:
   - Василий Алексеевич! Что вы мне посоветуете читать?
   - Разумеется, начните с классиков: читайте Гомера, Ксенофонта, Фукидида, "Параллели великих мужей" Плутарха, Тацита... а после я вам скажу, что делать, только, пожалуйста, умоляю вас, оставьте нас в покое...
   Девушка не замедлила удалиться.
   - Однако, брат, ты навьючил барышню-то, как верблюда какого, своими советами... - заметил Левитов, беспомощно раскачиваясь из стороны в сторону.
   Я шепнул ему, что пора ехать. Он вдруг встрепенулся и, подавая руку Слепцову, проговорил:
   - Ну, до свиданья!
   Затем, пошептав ему что-то на ухо, Слепцов достал из кармана какую-то незаметную вещь, вручил ее Левитову, и мы отправились восвояси...
   - Ну, что, как нравится тебе слепцовская коммуна?
   - Признаюсь, Александр Иваныч, она пришлась мне не совсем по душе...
   - А-а! Вот то-то и есть... а ты говоришь, как бы нам тут основать свою резиденцию... Да черт тут не жил!.. - громко возвещал Левитов, проезжая по Невскому. - Представь себе такое безобразие: с утра до ночи Слепцов окружен барышнями, которые без всякого милосердия осаждают его вопросами, что им делать? какую стезю жизни избрать?.. А он надуется какого-нибудь шартрезу и возвещает: "Надо всем идти в народ!!!" - "Что ж там делать?" - спрашивают его поклонницы. "Отвяжитесь от меня Христа ради... Что хотите, той делайте... Можете быть учитель ницами, акушерками... мало ли дела в деревнях?" - "А вы с нами пойдете?" - "Благодарю покорно! Я пешком выходил весь Осташковский уезд, и меня мужики однажды чуть не убили до смерти..." - "За что же?" - "За то, что я во время одного крестного хода не снял шапки перед иконами"...
   Недолго процветать суждено было коммуне... Не просуществовав двух-трех месяцев, она, по распоряжению начальства, была закрыта, вследствие каких причин, мне неизвестно. Левитов уверял меня, что в этом "рае Магомета" между гуриями, которые все поголовно пылали неукротимой страстью к красивому литератору, возникли такие конфликты, которые грозили превратиться в рукопашные схватки и даже побоища... Со своей стороны я мало придаю вероятия такому сообщению.
   По слухам, Василий Алексеевич во цвете лет скончался от изнурительной болезни, которая в патологии носит название "irritatio brinalis" (pаздражение (лат.)). Она является неизбежным последствием эротических эксцессов, как гласит медицина, к которой я всегда относился скептически...
  
   Опубликовано в сборнике: Успенский Н.В. Из прошлого. М., 1889.
   Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/slepcov/uspenskiy_slepcov.html.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru